Слушайте, если вы все сводите вот к такому анекдоту, то понижаете уровень разговора. Спросите себя сами и ответьте, не соврав, разве к нему сводится моя аргументация? Если да, то продолжать разговор нет смысла, если же нет, то не паясничайте.
это оно да, когда оно явление
вообще прошлый век явил миру много интересных явлений, особенно в искусстве, в том числе и в поэзии и так называемые «смысл» и «понятность» отнюдь не превалируют в этих явлениях
вот скажем Шишкин — да, типа великий художник, но были и Пикассо и Дали и Кандинский и Пиросмани и даже Малевич
Упадок искусства и паническая попытка живописи найти почву под ногами после появления и развития фотографии, разрушение формы, отрицание и декаданс. Ну, хорошо, Дали можно вычеркнуть из этого списка — но, заметьте, что его-то лучшие работы как раз предельно понятны и потому чертовски выразительны.
ОффтопикВы знаете, человеку свойственно воспринимать явление целиком, во всей его полноте и сложности, как нечто неделимое. Возьмём пример, звучит музыка. Мы-то уже знаем, что звучат там, чередуясь два голоса и аккампанемент, что первый голос ведётся скрипкой, второй флейтой, а после они меняются. Но человеку, который ни разу не сталкивался ещё с понятиями голоса, тембра, аккампанемента (в нашем обществе — ребёнку, разумеется) сложно бывает понять, что вот это цельное звучание можно разъять на части. Как с вашим дикарём — можно сыграть ему мелодию на скрипке, а после повторить на фортепьяно, и он скажет, что это разные мелодии — и будет, по-своему, прав, но только в том смысле, что отличается тембр, инструмент, тогда как мелодия, являясь понятием более абстрактным, отвлечённым, сохраняется.
Вот так и вы мне говорите, что всё будет совсем-совсем не так, если пересказать другими словами. Так вот — ошибаетесь. Что-то будет не так, но очень многое сохранится, не будучи привязано к определённому выбору слов и их порядку. Вы пишите, что за приведёнными мною строками скрываются многие смыслы — видны карточные игроки «явно не в дурака», и я согласен, но и в прозоизованном отрывке они видны ничуть не хуже, вам придётся это признать.
Что же до того, что у нас настолько разные культурные ниши, что вам внятны сумбурные стихи, мне же — нет, отвечу, что мне понятны, пусть и не во всей полноте смыслов стихи тех поэтов, которых я перечислил. То есть лучшие представители русской поэзии достаточно ясно излагали свои мысли. Мне кажется это достаточным основанием для того, чтобы смело называть сумбур сумбуром, не ссылаясь на разность восприятия и не отводя глаз. Уверен, вы и сами не понимаете тех стихов — вам что-то мерещится, что-то брезжит, где-то видны отсылки, и вам нравится это чувство неясного, неявного узнавания. Но это обманка.
ОффтопикРад нашей развёрнутой дискуссии (уже подумываю — а не перенести ли её в отдельный топик, выставив на обозрение форумчан?).
Однако, прошу вас ко мне мне прислушаться. Понимаю, что для вас мои слова, предполагающие возможность переписать стихи прозой — это покушение на святое, но смотрите, о чём я. Пусть есть строки:
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.
я отнюдь не предлагаю излагать их так: «окна зажглись» — разумеется, это примитивизация. Но перепишем так: тёмные окна похожи на пустые ладони в чёрных перчатках, а зажигаются — будто взяли в ладонь жёлтую игральную карту.
Ясно, что мы сменили стилистику, даже не буду пытаться спорить, но речь не о стиле, а о том, что вот эти два стиха внутри себя содержат очень понятную, чёткую картину происходящего (в темноте зажглись окна), и, одновременно изящное сравнение (тёмное окно с пустой ладонью, горящее — с держащей жёлтую карту). Вот это и только это я называю понятностью в стихах — да, там есть многие и многие (скорее нечаянные) отсылки, но вот что описано — картинка, сюжет, мысль — они внятны, их можно пересказать своими словами, потеряв красоту изложения, силу образа, но сохранив содержание.
А вот очень многое из того, что предлагаете вы, как образцы для подражания пересказать невозможно — там набор слов.
ОффтопикПонимаю ваш взгляд, но принять его не могу. Следует такому подходу — и что получаем? Бессвязную, путанную речь, пусть и сложно организованную по ритмической структуре, пусть пестрящую цитатами и отсылками, но в основе своей лишённую внятности. Уверен, не в последнюю очередь именно в этом и есть причина того, что стихи в нашей повседневной жизни не занимают и близко того места, которое занимали в веке серебренном или в семидесятые. Предлагаем читателю какую-то кашу, часто сдобренную матом и чернухой, и удивляемся, почему он не хочет это читать, почему не находит важным? Вот потому.
Возьмите стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Гумилёва, Маяковского, Цветаевой, Слепаковой, Кушнера — это всё понятные стихи, которые можно переписать прозой, не в рифму, и смысл их не исчезнет. Пропадёт красота (часть), но связность высказывания останется. Я не вижу причин следовать нынешнему декадансу и превращать речь в разрозненный набор слов, предоставляя читателю возможность самому из этого набора выуживать рыбу.
ОффтопикА что, забавный у нас выходит разговор. Когда я говорю вам о зыбкости, неверности ассоциативных отсылок, когда призываю шагнуть из тьмы, развеять дым, и показать ясный смысл, вы говорите мне, что только то и ценно, что зыбко, неверно, и читается, дай Бог, каждым сотым, а прочими пропускается.
Когда же я говорю вам, каким видится мне второй, неявный, скрытый, на ассоциациях построенный смысл стихотворения Щербакова, вы немедленно встаёте на защиту чистого разума и показываете мне цитаты Пушкина, говоря при этом что имеете сотню прекрасных друзей немцев (чему я верю) и что они все — прекрасные и душевные люди (верю тем более).
Разумеется, я читал Пушкина, и разумеется, никаких немцев у Пушкина нет. Что именно задумывал Щербаков я не могу сказать, не имея о том никаких сведений из первых рук (вряд ли и у вас они есть), а вот что моя трактовка имеет все права на жизнь — вот в этом я уверен. Да, есть отсылка к каменному гостю, к его мотивам и сюжет, через них решается основной вопрос, но это не значит вовсе, что всё произведение Пушкина во всех его подробностях входит в образовавшийся гипертекст.
Ничего не слышали о педантизме немцев? Никогда не сталкивались с этим стереотипом? Что ж, очень жаль — как вы там говорили? часть аудитории отсекается.
Что вы, представить себе не можете это посмертие Фридриха?
Оффтопикэммм… я не слишком следил за Цекало. Песенку помню, клип не видел, наверное.
Анна с маслом или паровозом, конечно, здорово, но к контексту стихотворения отношения не имеет, не правда ли?
Вот, кстати, про скучность и смерть от естественных причин. Видите, что всё стихотворение — это описание дикой в своей размеренности, ничем, даже праздниками, не прерываемой, монотонной ломовой работы с однообразными вечерами, когда этот заводной автомат ест овощи, вгрызаясь в мякоть. И будет так за годом год — да, будет, и именно потому «ночь, улица, фонарь, аптека». Всё движется по единственной, собственной орбите и неспособно с неё сойти. Условие окончания только одно — завод у пружины кончится, Фридрих умрёт.
Вот именно такой муж и мог быть и донны Анны — благодетельный, строгий, скупой, размеренный, невыносимо скучный, хорошо пригодный к своей службе, и вот представьте себе всю жуть, когда его каменное изваяние, его, оплаканного, схороненного, забытого, наконец, оживает и приходит на любовное свидание — это же невыносимо! Эта механистическая размеренность шагает и с такой же медленной уверенностью, с какой жил, утащит он дона Гуана в преисподнюю.
А причём тут Фридрих я говорил уже — в нашем восприятии немцев стоек такой стереотип: сухой, ровный, педантичный, математизированный, выверенный, механистический человек — вот это немец. Вскрой грудь — там не рёбра, а стальные обручи и вместо сердца мотор. Холодный, а не пламенный. А вы — за пивОм!)))))
ОффтопикРазумеется, дуэли ещё нет и быть не может — командор ещё жив, Дон Жуан ещё не встретил Анну, которой только предстоит приходить к гордому памятнику — надгробному изваянию мужа.
И, да, отсылка к такой трактовке даётся в конце одной цитатой Пушкина, но именно в конце, как ключ. А вот причём тут муж пошёл за пивом? Я не вижу вовсе никакой связи.
Не думайте только, что говоря о запретах я пытался напасть на вас, вовсе нет.
Но вот что касается правил… вы, раз вы филолог, должно быть знаете грамматику русского в более формализованном и точном изложении, чем я, который пользуется ей лишь соображаясь с собственными чувствами. Насколько вообще предусматривает она изложение в настоящем времени? И насколько подвижна она, иначе формулируя — есть ли в ней запреты? Вот чего точно нельзя?
ОффтопикВы знаете, если мы не договоримся обходиться вежливей и бережней друг с другом и со вкусами друг друга, говорить мы не сможем, и будет жаль.
Это касается формы вашего ответа, что же до его содержания, то я не могу с ним согласиться. Вдумайтесь, не сильный ли ход — изобразить Каменного Гостя, ещё пока живого мужа Анны, вот таким рабочим машиноидоидом? Русского вполне рабочего, для одной только гиперболы названного Фридрихом, не ловко ли пользуется поэт стереотипом восприятия немцев (одним из, во всяком случае). Потом этот гордый камень оживёт и тяжело зашагает и утащит в пекло любовника Анны.
Айн-цвай-драй, контроль, тоннель, шлагбаум, дебаркадер.
Сзади — меркнет, уходя во мглу, секретный цех:
кузня ядерных торпед, ракет и просто ядер,
лидер отрасли, в десятке лучших — лучше всех.
Фридрих движется домой, шагать ему не грустно.
Смену сдал, помылся, снял щетину со скулы.
Айн-цвай-драй, считает он. И шаг за шагом грузно
город Фридриху навстречу движется из мглы.
Стройпромторг, автовокзал, столбы, ухабы, лужи.
Нынче цех в ударе был и много наковал.
Вот он я, бормочет Фридрих, я иду со службы.
Айн-цвай-драй, фонарь, аптека, улица, канал.
Зря ты давеча, в анкету глядя, брови хмурил.
Зря ты морщился, геноссе главный инженер.
Вот я — вахту отстоял, дежурство отдежурил.
Эйн-цвей-дрей, такой же немец я, как ты — шумер.
Ать-два-три, рождён в Твери, перевезён в Саратов.
Назван Фридрих — в честь балета «Фридрихштадтпалас».
Был завскладом комбината ядохимикатов.
Убыл, прибыл, стал завхозом цеха здесь у вас.
В праздник выпало дежурство вновь очередное.
Что ж, не горше мне оно иных очередных.
Всё одно режим работы сутки через двое.
Праздник, нет ли, двое суток выдай выходных.
Медсанчасть, «Утильсырьё», трамвай десятый номер.
Двое суток хоть земля вокруг по швам трещи.
Я могу уехать хоть в Саратов, хоть в Житомир.
Я вне доступа, майн фройнд, ищи меня свищи.
Пусть от севера до юга, чёрный как негроид,
крылья долгие простёр весенний первый шторм.
Пусть сильнее грянет он и мглою небо кроет.
Я — ложусь в стационар, готовьте хлороформ.
Фир-фюнф-зекс, оклад, надбавка, вредность, тотал-шмотал.
Город дышит сонно. Анна смотрит из окна.
Ахтунг, Анна, я иду, я смену отработал.
Дал сверх плана с примененьем стекловолокна.
Главпочтамт, универсам, пожарное подворье.
Над подворьем каланча, на каланче звонарь.
У него работа тоже сутки через двое.
Эйн-цвей-дрей, канал, аптека, улица, фонарь.
Фридрих — дома. Ест он овощи, вгрызаясь в мякоть.
Завтрак, отдых, сон. И будет так за годом год.
До тех пор, покуда кудри наклонять и плакать
Анна в трауре на камень гордый не придёт.
Стихотворение (песня), как вы и говорите, построено сплошь на цитатах, но у него есть вполне внятный самостоятельный смысл — сюжет, по крайней мере. Есть, правда, ещё одно достоинство — эти отсылки я вполне хорошо прочитываю, по крайней мере, значительную их часть.
Если излагать мои взгляды коротко, то вот они: отсылки хороши и прекрасны, когда дополняют основной смысл, если же работа существует только ради них, отсылок, то вряд ли она покажется мне удачной. У вас, конечно, первичный смысл есть, но слишком размытый.
Честно сказать, знаком с обоими стихотворениями. Ни то, ни другое не входят в число любимейших, что помню наизусть, но я их читал или слышал и не раз.
Непроворный инвалид, конечно, узнаваем. Признаться, не вспомнил его, но мог бы. А вот с окуджавовским не связал бы, даже если бы помнил его хорошо. Настроение, видно, разное… я всё же не по отдельным словам соотношу одни стихи с другими, а по цельному ощущению, которое от них остаётся. Ну, или уж что-то совсем редко встречающееся попадётся, вроде «сорока тысяч братьев»))
Напишу-ка я вам здесь, а не в основной ветке. Легко поймёте — почему.
Если вы говорите (а я вам верю, что уж там), что стихотворение построено всё на множестве цитат, то, увы, я их не вижу. А, может, и хорошо, что не вижу. Достойно, стоит ли писать так, что знающий русский язык, но не знающий именно ваш контекст человек мало что поймёт? Вопрос к вам. Я думаю, что вряд ли стоит — впрочем, сам я часто грешу именно тем, что стараюсь быть предельно понятным и выпалываю возможные отсылки.
Собственно, по тексту. У вас лейтмотив очевиден и проведён очень чётко. Всё нарастая и нарастая, он мог бы дать трагедийное разрешение, но высунулся чёртик и подмигнул:
Зовут меня, и я, зовимый…
Да нет, наверно, все же званный,
Мило, не отнять. Смысл, разумеется, предельно размыт, но видно странствие — дорога без ясной цели, растерянный герой, у которого если что и было, то только в прошлом, а от будущего ему и ждать только что инвалида со шлагбаумом. Жалостливое, скорбное настроение есть, мотивы проведены, бред от дорожной качки и дорожной же вечной простуды на месте, а прочее пусть вам говорят читатели, способные насчитать хотя бы 28-29 цитат.
Вот это уже верлибр, в отличие от Пиратской, где ритм бродил как ему вздумается. Тут его просто нет))
Я не большой поклонник попыток писать прозу в столбик. Как прозаический отрывок — неплохо, имеет право на жизнь. Накал, напряжение, безусловно есть. Разрешение его в конце — пусть и трагедией — также позволяет говорить о верной композиции. «Небо целует меня в висок», «земля тянет к себе» — удачные олицетворения, к тому же читаются довольно естественно, не слишком оттягивают от себя внимание, не отвлекают от основной мысли, но обогащают текст в целом, безусловно.
Вам Том уже успел сказать, что с новорождённым стригунком вы сломали ритм (и ударение просторечное, что не гибельно, но нехорошо). Поправить бы? А вот сам по себе его образ отличен — запомнится именно он, не прочее.
Затрудняюсь сказать ещё что-то: стихотворение хорошее, ясное, довольно простое. Взрывающей силы образов в нём нет, необыкновенности, странного волшебства окуджавовских песен я не увидел, но при этом нет и явных ошибок, и язык вам послушен. Словом, пишите ещё, почитаем
Увы мне, а вам — мои извинения, но мне не нравится эта ваша работа. Она вовсе неплоха, чувство формы вам не изменяет, образный ряд на месте, русский язык вас не подводит. Стихотворение хорошее, но не нравится. Не в последнюю очередь из-за размера — слабо представляю себе, что можно было бы написать таким бойким размером детской песенки, чтобы оно мне понравилось. Но не только… вот кто лирический герой, чьими глазами мы видим ребёнка? Матери? Нет, она горько плачет. Самого ребёнка? Тоже нет — для него-то всё куда важнее, он не будет умиляться сам себе, но с трепещущим сердцем, как конквистадор вступающий на землю ацтеков, открывать новые царства. Словом, взгляд ребёнка передавал бы больше восторга и куда меньше умиления.
Значит, кто-то смотрит и на ребёнка и на мать со стороны, умиляясь обоим и мягко укоряя ребёнка за невнимательность к матери. Кто? Видимо, сама же мать, только по прошествии времени, когда всё уже разрешилось, а это уже не то состояние души, которому можно сопереживать, отдаваясь всем сердцем.
Словом, размер и точка зрения мне не по душе. Если угодно, мелодия у вас отличная, а вот оркестровать её вы не сумели, так мне кажется.
Можно вклинюсь? Совершенно не понятно мне, почему вам не нравится здесь время. Смотрите:
И чиркает спичка, и тлеет обивка,
Трещит отсыревшая плоть…
(...)
Уже разгорелись каркасные брусья,
Костёр полыхает во всю.
очевидно, что события происходят последовательно, хотя глаголы все в настоящем времени помимо «разгорелись» (кстати, по вашей логике и оно должно быть запрещено). Тогда отчего же под запретом:
Диван не жалеет: он понял, сгорая (...)
«не жалеет» — следующее по времени событие, а состояние дивана к этому моменту «понял, сгорая».
вообще прошлый век явил миру много интересных явлений, особенно в искусстве, в том числе и в поэзии и так называемые «смысл» и «понятность» отнюдь не превалируют в этих явлениях
вот скажем Шишкин — да, типа великий художник, но были и Пикассо и Дали и Кандинский и Пиросмани и даже Малевич
Вот так и вы мне говорите, что всё будет совсем-совсем не так, если пересказать другими словами. Так вот — ошибаетесь. Что-то будет не так, но очень многое сохранится, не будучи привязано к определённому выбору слов и их порядку. Вы пишите, что за приведёнными мною строками скрываются многие смыслы — видны карточные игроки «явно не в дурака», и я согласен, но и в прозоизованном отрывке они видны ничуть не хуже, вам придётся это признать.
Что же до того, что у нас настолько разные культурные ниши, что вам внятны сумбурные стихи, мне же — нет, отвечу, что мне понятны, пусть и не во всей полноте смыслов стихи тех поэтов, которых я перечислил. То есть лучшие представители русской поэзии достаточно ясно излагали свои мысли. Мне кажется это достаточным основанием для того, чтобы смело называть сумбур сумбуром, не ссылаясь на разность восприятия и не отводя глаз. Уверен, вы и сами не понимаете тех стихов — вам что-то мерещится, что-то брезжит, где-то видны отсылки, и вам нравится это чувство неясного, неявного узнавания. Но это обманка.
Однако, прошу вас ко мне мне прислушаться. Понимаю, что для вас мои слова, предполагающие возможность переписать стихи прозой — это покушение на святое, но смотрите, о чём я. Пусть есть строки:
раздали горящие желтые карты.
Ясно, что мы сменили стилистику, даже не буду пытаться спорить, но речь не о стиле, а о том, что вот эти два стиха внутри себя содержат очень понятную, чёткую картину происходящего (в темноте зажглись окна), и, одновременно изящное сравнение (тёмное окно с пустой ладонью, горящее — с держащей жёлтую карту). Вот это и только это я называю понятностью в стихах — да, там есть многие и многие (скорее нечаянные) отсылки, но вот что описано — картинка, сюжет, мысль — они внятны, их можно пересказать своими словами, потеряв красоту изложения, силу образа, но сохранив содержание.
А вот очень многое из того, что предлагаете вы, как образцы для подражания пересказать невозможно — там набор слов.
Возьмите стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Гумилёва, Маяковского, Цветаевой, Слепаковой, Кушнера — это всё понятные стихи, которые можно переписать прозой, не в рифму, и смысл их не исчезнет. Пропадёт красота (часть), но связность высказывания останется. Я не вижу причин следовать нынешнему декадансу и превращать речь в разрозненный набор слов, предоставляя читателю возможность самому из этого набора выуживать рыбу.
Когда же я говорю вам, каким видится мне второй, неявный, скрытый, на ассоциациях построенный смысл стихотворения Щербакова, вы немедленно встаёте на защиту чистого разума и показываете мне цитаты Пушкина, говоря при этом что имеете сотню прекрасных друзей немцев (чему я верю) и что они все — прекрасные и душевные люди (верю тем более).
Разумеется, я читал Пушкина, и разумеется, никаких немцев у Пушкина нет. Что именно задумывал Щербаков я не могу сказать, не имея о том никаких сведений из первых рук (вряд ли и у вас они есть), а вот что моя трактовка имеет все права на жизнь — вот в этом я уверен. Да, есть отсылка к каменному гостю, к его мотивам и сюжет, через них решается основной вопрос, но это не значит вовсе, что всё произведение Пушкина во всех его подробностях входит в образовавшийся гипертекст.
Ничего не слышали о педантизме немцев? Никогда не сталкивались с этим стереотипом? Что ж, очень жаль — как вы там говорили? часть аудитории отсекается.
Что вы, представить себе не можете это посмертие Фридриха?
Анна с маслом или паровозом, конечно, здорово, но к контексту стихотворения отношения не имеет, не правда ли?
Вот, кстати, про скучность и смерть от естественных причин. Видите, что всё стихотворение — это описание дикой в своей размеренности, ничем, даже праздниками, не прерываемой, монотонной ломовой работы с однообразными вечерами, когда этот заводной автомат ест овощи, вгрызаясь в мякоть. И будет так за годом год — да, будет, и именно потому «ночь, улица, фонарь, аптека». Всё движется по единственной, собственной орбите и неспособно с неё сойти. Условие окончания только одно — завод у пружины кончится, Фридрих умрёт.
Вот именно такой муж и мог быть и донны Анны — благодетельный, строгий, скупой, размеренный, невыносимо скучный, хорошо пригодный к своей службе, и вот представьте себе всю жуть, когда его каменное изваяние, его, оплаканного, схороненного, забытого, наконец, оживает и приходит на любовное свидание — это же невыносимо! Эта механистическая размеренность шагает и с такой же медленной уверенностью, с какой жил, утащит он дона Гуана в преисподнюю.
А причём тут Фридрих я говорил уже — в нашем восприятии немцев стоек такой стереотип: сухой, ровный, педантичный, математизированный, выверенный, механистический человек — вот это немец. Вскрой грудь — там не рёбра, а стальные обручи и вместо сердца мотор. Холодный, а не пламенный. А вы — за пивОм!)))))
И, да, отсылка к такой трактовке даётся в конце одной цитатой Пушкина, но именно в конце, как ключ. А вот причём тут муж пошёл за пивом? Я не вижу вовсе никакой связи.
Это касается формы вашего ответа, что же до его содержания, то я не могу с ним согласиться. Вдумайтесь, не сильный ли ход — изобразить Каменного Гостя, ещё пока живого мужа Анны, вот таким рабочим машиноидоидом? Русского вполне рабочего, для одной только гиперболы названного Фридрихом, не ловко ли пользуется поэт стереотипом восприятия немцев (одним из, во всяком случае). Потом этот гордый камень оживёт и тяжело зашагает и утащит в пекло любовника Анны.
Айн-цвай-драй, контроль, тоннель, шлагбаум, дебаркадер.
Сзади — меркнет, уходя во мглу, секретный цех:
кузня ядерных торпед, ракет и просто ядер,
лидер отрасли, в десятке лучших — лучше всех.
Фридрих движется домой, шагать ему не грустно.
Смену сдал, помылся, снял щетину со скулы.
Айн-цвай-драй, считает он. И шаг за шагом грузно
город Фридриху навстречу движется из мглы.
Стройпромторг, автовокзал, столбы, ухабы, лужи.
Нынче цех в ударе был и много наковал.
Вот он я, бормочет Фридрих, я иду со службы.
Айн-цвай-драй, фонарь, аптека, улица, канал.
Зря ты давеча, в анкету глядя, брови хмурил.
Зря ты морщился, геноссе главный инженер.
Вот я — вахту отстоял, дежурство отдежурил.
Эйн-цвей-дрей, такой же немец я, как ты — шумер.
Ать-два-три, рождён в Твери, перевезён в Саратов.
Назван Фридрих — в честь балета «Фридрихштадтпалас».
Был завскладом комбината ядохимикатов.
Убыл, прибыл, стал завхозом цеха здесь у вас.
В праздник выпало дежурство вновь очередное.
Что ж, не горше мне оно иных очередных.
Всё одно режим работы сутки через двое.
Праздник, нет ли, двое суток выдай выходных.
Медсанчасть, «Утильсырьё», трамвай десятый номер.
Двое суток хоть земля вокруг по швам трещи.
Я могу уехать хоть в Саратов, хоть в Житомир.
Я вне доступа, майн фройнд, ищи меня свищи.
Пусть от севера до юга, чёрный как негроид,
крылья долгие простёр весенний первый шторм.
Пусть сильнее грянет он и мглою небо кроет.
Я — ложусь в стационар, готовьте хлороформ.
Фир-фюнф-зекс, оклад, надбавка, вредность, тотал-шмотал.
Город дышит сонно. Анна смотрит из окна.
Ахтунг, Анна, я иду, я смену отработал.
Дал сверх плана с примененьем стекловолокна.
Главпочтамт, универсам, пожарное подворье.
Над подворьем каланча, на каланче звонарь.
У него работа тоже сутки через двое.
Эйн-цвей-дрей, канал, аптека, улица, фонарь.
Фридрих — дома. Ест он овощи, вгрызаясь в мякоть.
Завтрак, отдых, сон. И будет так за годом год.
До тех пор, покуда кудри наклонять и плакать
Анна в трауре на камень гордый не придёт.
Стихотворение (песня), как вы и говорите, построено сплошь на цитатах, но у него есть вполне внятный самостоятельный смысл — сюжет, по крайней мере. Есть, правда, ещё одно достоинство — эти отсылки я вполне хорошо прочитываю, по крайней мере, значительную их часть.
Если излагать мои взгляды коротко, то вот они: отсылки хороши и прекрасны, когда дополняют основной смысл, если же работа существует только ради них, отсылок, то вряд ли она покажется мне удачной. У вас, конечно, первичный смысл есть, но слишком размытый.
Да нет, наверно, все же званный,