Иду по жизни, как по темноте –

Не чудится, не видится, не плачется,

И за моей спиной большая тень

За кем-то смотрит, от кого-то прячется

Ее не заприметить в пустоте,

А если обернешься – не найти,

И чья-то тень за этой первой тенью

Стоит – и зорко в спину ей глядит

Ты тени не увидишь, не услышишь,

Их шепот вкрадчивый шумит дождем,

И следующая тень черней и выше

За этой тенью встанет и идет.

Здесь только сумерки – а не зениты,

Не зори, не восходы, не закаты,

И тень большая дергает за нитки,

За нитки тянет – на моих руках.

Иду за ней – без страха и сомнений

Иду за ней – без цели, без идеи,

И правят нескончаемые тени

Толпою нескончаемых людей.

И стоит тени поутру рассеяться,

Меня швырнуть – на воле, в пустоте,

Как тут же – воскрешеньем, воскресением

Меня хватает следующая тень.

И я – до исступления, до истерики

Напрасно вырываюсь из кольца,

Смотрю, как тень склоняется за тенью

И этой веренице нет конца

И вечной ночи преданные-верные

Они идут – и тайны не откроют,

И тень последняя идет за первой

И предпоследующая – за второй.

И я – по сумеркам, по темноте

С большой лампадой – ветхой и не новой

Опять с дороги разгоняю тени,

Что снова собираются за мной.

Иду – оврагами и буераками,

Мой путь холодный, пасмурный, ночной…

И снова тени шепчутся во мраке

И строят козни за мой спиной

А тьма дрожит, и шепчется, и кружится,

И ходят тени – в замках и вертепах,

И я боюсь однажды обнаружить,

Что я на самом деле тоже тень.

Шальная тень, влекомая по ветру,

Живая, неразгаданная тьма,

Что так же с наступлением рассвета

Порастворится в голубой туман

Иду во тьме, и звезды надо мной

Сверкают ярко, холодно и строго,

И кто-то черный за моей спиной

Идет, нашептывает путь-дорогу.

Иду по снегу, а вокруг темно,

Одолевая буераки грозные,

И кто-то черный за моей спиной

Ведет меня, смотрящего на звезды.

В земле холодной не растет зерно

И прячется мороз по буеракам,

И кто-то черный за моей спиной

Мне говорит, как обойти овраги.

В своих скитания я одинок

И мой народ метель давно развеяла,

И кто-то черный за моей спиной

Мне говорит – левее и правее.

Не связывал я с ним судьбу свою,

Его ладонь не клал себе на плечи,

Из года в год я слышать устаю

Его медово-ласковые речи.

К нему привыкнуть должен я давно,

Но как же тяжело принять на веру,

Что кто-то черный за моей спиной

Меня ведет через века и эры.

Я зной полуденный забыл давно,

Своей души прекрасные порывы

И кто-то черный за моей спиной

Меня ведет к бездонному обрыву.

Но верю я ему – и поделом,

Глухим его словам покорно внемлю,

Ведь испокон веков так повелось,

Что в небо я смотрю, а он на землю.

Вовек он не расстанется со мной.

Подозреваю я и замечаю,

Что кто-то черный за моей спиной

Меня обманет лживыми речами.

И поглядят с туманом заодно

Истории запутанные тропы,

Как кто-то черный за моей спиной

Меня столкнет на повороте в пропасть.

Звенит лесная жуть

И поле все промокло,

Живая капля по траве стекла:

Я к дому прихожу,

Заглядываю в окна

К чудесным человеческим делам.

К дощечке под окном

Я прижимаюсь грудью

И нервно, восхищенно, как во сне

Смотрю, как перед сном

Пьют чай живые люди

И молятся в вечерней тишине.

Я к людям не иду,

Под окнами стенаю

Я у ворот, закрытых на засов –

Они меня не ждут,

Они меня не знают,

Меня, живущего во тьме лесов.

Они меня не ждут –

Зачем кому-то надо

Ждать откровения в моих очах?

Рожденного в аду,

Меня, исчадье ада

Пугливо сторонятся по ночам.

А люди будни мнут

Неясными делами

От первых ласточек и до зимы…

С рассветом я взмахну

Широкими крылами

И улечу за дальние холмы.

Где тени лесов поджидают кого-то,

От криков совы стынет алая кровь –

Плывет за огнями на дальних болотах

Картина неблизких загробных миров.

Где кто-то, не зная тревоги и страха,

Не глядя, как демонов стая кружит,

Играет шестую симфонию Баха,

Свою вспоминая надземную жизнь.

Богемные ночи, концертные залы

И туфельки легких волнующих дам,

Рождественский город с сугробами талыми

И горы, как сотканные изо льда…

Где скрипку нашел он на свой день рожденья?

Не знаю – звучит меж скитальцев в золе

Не предубежденье – а предупрежденье

Всем тем, остался на грешной земле.

Где пламя холодное мечется рыбкой

Где хохот совы и гуденье часов,

Звенит не орган – одинокая скрипка,

Одна выступая за сто голосов.

Кандинский опять не помнит, сколько у кота лап  А магический кот классный получится