Совершенно верно, все это есть. Но он не помнит язык, который использовал в те времена, то есть летописи, даже если остались — мимо, от культуры почти ничего не осталось, руины… Он на правах археолога, который клинопись или чего там разгадать не может, возможно, даже не помнит, что эта клинопись — язык.
Лично мне представляется примерно такая хрень. Люди терпят бедствие, встречают в океане пустой корабль, пытаются выжить на корабле и параллельно понять, что тут случилось, почему нет людей, или все мертвы. Параллельно показываем то, что было на корабле лет дцать назад, когда всё случилось. Тут большой простор для творчества. например, по уликам видно, что Дантес застрелил Пушкина, а события многолетней давности показывают, что наоборот. Я бы еще подсунула ненадежных рассказчиков, что события прошлого показывают от лица Дантеса, а он врёт, и улики подтасовывает. Сюдыть добавить призраков на корабле, которые сильно путают карты.
Остапа несло…
Чтобы повысить ставки, нужно придумать, почему для героев важно это расследование. Не просто для интереса, а оправдать или очернить давнего родственника, или там с наследством что-то связано.
Если уж совсем пойти вразнос, можно представить призраков на корабле, которые оживают каждое полнолуние, и переживают все те же события, пытаясь разобраться, что случилось.
Избитые темы, да. В качестве примера. корабль призрак, треугольник, тыща семьсот какой-то там год. Это все уже было. И читатель скажет. это уже было. Значит, к знакомым сюжетам нужен неожиданный, но логичный поворот, а не как в 1703. Ну и подробности, что за улики, что за события.
Если растягивать на роман, будет интереснее, если люди, которые ехали на Титанике, связаны друг с другом в прошлом. Дворецкий, который ограбил своего лорда, чей-то незаконнорождённый сын, шпион какой-нибудь… Всем есть что скрывать, все собираются за ужином с фальшивыми улыбками, а сами трясутся… Ну тут и смертоубийства пойдут одно за другим…
Вот еще для прочтения Иоганн кабал детектив. В тему. Не совсем.
Конкретно про персонажей. Например, двоеженец, тайно живет на две семьи, обе семьи оказались на Титанике, он между ними лавирует, чтобы одна поо другую не узнала. Главное, не скатиться в комедию. Или служанка, которая сперла у хозяйки до хрена, вышла в люди, а тут через десять лет они встречаются на Титанике, и служанка в панике, узнает её хозяйка или нет. Или уже узнала, но не подает виду. Еще. Дама без роду без племени выдает себя за какую-нибудь знатную особу, а тут сама эта знатная особа на Титанике. а я тогда кто. А она тоже самозванка, а настоящая знатная особа давно померла. Контрабанду везут, куды ж без неё, родимой, можно мистики добавить, гроб с графой Дракулой в трюм положить…
Извиняюсь, что лезу не совсем по делу. Если считаете, что не по делу, скажите, уберу коммент, не буду засорять Титаник с айбсергом.
Потому что с идеей детектива и с любой идеей вообще можно разобраться и довести до хорошей книги. Если вспомним, что тут именно мастерская, и именно писателей. И что мы все могли бы помогать друг другу писать произведения. Составлять план произведения, основную идею, обсуждать, как лучше выстраивать роман. Спорить, где каждый аргументирует свою точку зрения, почему лучше делать так, а не по-другому. Постепенно у нас сложится понимание, как написать ту или иную вещь, почему эту идею лучше подать в форме детектива, а эту в форме хоррора, почему эту сцену лучше написать от лица такого-то персонажа, а эту от лица эдакого. Были в мастерской круги взаимопомощи, разборы по-мастерски.
Совсем не в тему, но еще были журналы и сборники, и это тоже было хорошо.
Правда, во взаимопомощи есть один существенный минус – как правило, все кончается тем, что критик говорит, — все не так, переделывайте, а автор обижается, говорит критику, что тот «не проникся текстом». Хотя текстом можно проникнуться, если он написан хорошо.
Тут, наверное, может получиться несколько новых разделов в мастерской.
Общие разговоры о литературе. Например, как вы думаете, может ли быть интересен текст, где заранее ясно, чем дело кончится.
Разговоры о конкретных авторских текстах. Например, — дамы и господа, у меня есть идея написать роман про оживший пирожок, который убежал в лес, и там его съела лиса – вы не помните, в литературе такое уже было или нет? Или – вот у меня есть такая идея, как вы думаете, в каком жанре её лучше подать, и почему.
Следующий этап – помощь в построении плана книги.
Следующий этап – вычитка текстов, читаем книги друг друга, что понятно, что нет, понравилось или нет.
Да, получилось много, не относящегося к теме поста. Но это касается как раз вопроса – как гам всем помогать друг другу пройти путь от идеи, увиденной во сне, до хорошей добротной книги, которая будет нарасхват в издательствах. Наверное, нужно отдельным топиком. Пока пытаюсь прощупать почву, надо это вообще хотя бы нескольким посетителям мастерской, или всем достаточно общения в форме
и мельница Рябая Курица, и мельница Молодая Овечка…
Оффтопик
Зансе-Сханс[1] (нидерл. Zaanse Schans) — музей под открытым небом в муниципалитете Занстад в Нидерландах, недалеко от его центра, города Зандама.
На территории музея расположены ветряные мельницы и другие образцы голландского деревянного зодчества XVII—XVIII веков. В некоторых домах расположились музеи, магазины, однако большинство из них заселены. Здания, всего около 30 домов, были перевезены из разных уголков страны в конце 60-х годов XX века. В музее можно посетить мастерскую по изготовлению традиционной голландской обуви, старинную сыроварню и мельницы, которые были отреставрированы и функционируют до сих пор.
… у меня со входной дверью был негласный уговор: она должна была точно быть дома в восемь утра, когда я выходил на работу, и в шесть вечера, когда я возвращался домой, а также в выходные во второй половине дня. В остальное же время входная дверь могла гулять, где ей вздумается, заходить в кафе и магазины, совершать небольшие покупки (что было очень удобно) и даже ездить верхом. Так было до того момента, когда на моем пороге появился констебль – и когда я уже готовил фразы о том, что никто не запрещает дверям гулять, где им вздумается, страж порядка огорошил меня фразой, что…
— … вы знаете, что за последние два месяца в городе пропали не меньше сорока человек?
— Это ужасно… но при чем здесь я?
— Вы не при чем…
— Тогда почему же…
— … а вот ваша уважаемая дверь…
— А что она?
— Вы знаете, сколько человек прошли через неё?
— Хотите сказать… – я едва не задохнулся, — вошли в мой дом?
— Нет-нет, что вы, не ваш дом, а в дверь!
— Когда она… гуляла по улице?
— Совершенно верно. Вошли, и… не вышли.
— Что же… вам придется подождать до восьми утра, когда дверь вернется домой.
— Ничего страшного, я подожду.
Констебль действительно уселся на крыльцо, и я даже передал ему через окно чашечку чая. Однако, часы на башне пробили шесть, минутная стрелка перевалила через четверть седьмого, а дверь так и не появлялась.
— Может… с ней что-то случилось? – осторожно предположил я, — попала под машину… – и тут же одернул себя, ожидая гневной тирады, что вот, отпускаете свои двери куда ни попадя, а потом случается… но Констебль сказал совсем другое:
— Может… дверь поняла, что за её разоблачили?
— Разобла… что вы имеете в виду?
— … дверь явно что-то замышляла, когда приглашала к себе людей…
Я так и не узнал, что замышляла дверь – то ли она уводила людей к их мечте, то ли наоборот, жадно проглатывала человеческие души. Дверь так и не вернулась домой, и мне пришлось выходить и входить через окно – до того момента, как окно однажды вечером попросило отпустить его на вечер где-нибудь до полуночи…
… ближе к вечеру я добрался до города, гадая, что ждет меня за его воротами – или меня выставят вон, или любезно откроют двери и позволят погреться у очага и переночевать в теплой постели. Однако, чем ближе я подходил к городу, тем больше убеждался, что мне не придется ни с кем ни о чем договариваться: город был пуст. Не так пуст, как бывают пусты города в отпускной сезон или поздно вечером, когда уже все расходятся по домам. Город был пуст, как бывает пуст город, из которого ушли все жители перед сезоном Странствий. Сам сезон Странствий должен был начаться еще не сейчас, до него оставалась пара дней, так что я мог поселиться в городке хотя бы до послезавтра – пока дома не завозятся и не отправятся в дальние края, куда людям нет хода. Я выбрал для себя второй дом от перекрестка, отсюда можно было увидеть маленький скверик и книжный магазин. Странствия немало утомили меня, поэтому я заснул, прежде чем моя голова коснулась подушки. Стоит ли говорить, что когда я проснулся, дом уже вышагивал по дороге, ведущей неведомо куда, и мне не оставалось ничего кроме как смотреть из окна на проплывающие мимо равнины. Никто еще не был там, в этих краях, да можно ли было там вообще находиться человеку…
… это только со стороны кажется все просто так, — запряг луну, а то и сам верхом сел – и поскакал-поплыл-полетел по небу, только ветер в ушах свистит. А вот если бы вы сами попробовали… да вас и не пустит никто, а то мало у нас народу расшибались насмерть, головы себе разбивали оземь. А все потому, что уметь надо. А кто умеет? А? То-то же…
Перво-наперво ищу, где луна поднимется этим вечером – туда прихожу заранее, туда заранее же приношу поклажу, терпеливо жду. Когда темнеет, появляется луна — и тут тоже важно не прыгать на неё с разбега, а дать луне осмотреться, обнюхаться, протянуть луне руку с кусочком серебра. А вот потом, когда луна потихоньку пойдет по небу, вот тогда можно уже взваливать на неё тюки, которые надо доставить из городка на одном краю света в городок на другом краю света.
Это еще смотреть надо, какая луна – если полная, круглая – так это значит, луна в полную силу, много чего может унести. Только тут осторожным надо быть, луна круглая, с неё и упасть можно, и потерять поклажу. А если луна надкушенная с краешку, а то и вовсе тонкий месяц – так на нем удержаться проще, только и унести он может мало, слабоват месяц для больших поклаж.
Еще важнее запомнить, когда луна начнет таять, успеет она дойти до земли, или растворится высоко-высоко – а то можно и свалиться откуда-нибудь ниоткуда где-нибудь нигде. Мне пару раз так приходилось спрыгивать с луны, в спешке сбрасывать поклажу, надеяться, что там не окажется чего-нибудь такого, хрустально-звенящего, от чего останутся одни осколки.
Больше всего мне нравятся вечера, когда месяц совсем тонюсенький, и нести на нем надо всего-ничего – в такие вечера по-настоящему отдыхаю, иногда так замечтаюсь, что уже забуду, куда ехал на месяце. Хотя тут тоже осторожным надо быть, подгадать время, когда месяц тоненький, но не настолько, чтобы не удержаться и свалиться с тончайшей изогнутой линии месяца.
Но особо я выделял вечера и ночи, когда из-за неприметного холма поднималась вторая луна, о которой никто не знал, она сама словно бы ничего о себе не знала. Силы этой луны не хватило бы даже чтобы поднять меня, и мне оставалось только идти с ней рука… не об руку, у луны нет рук. Никто не знал о наших полуночных прогулках, это была моя с ней маленькая тайна, такая же маленькая, как сама луна…
… стелим скатерти, накрываем столы в маленьком кафе под открытым небом. Ждем гостей.
Гости прибывают в половине пятого, сходят по трапу, мы встречаем их на берегу. Показываем остров и руины разрушенного святилища, в который раз повторяем легенду о том, что на этот остров якобы прибывают только мертвые, погибшие в бесконечной пучине океана. Ведем гостей к столу, прячем под перчатками истлевшие кости, под масками и париками – голые черепа.
Вечереет, гости садятся на свой корабль, они еще не знают, что это корабль-призрак, они пожимают нам руки своими руками, с которых еще не сошла плоть, — очередной туристический лайнер тает в тумане где-то над океаном, потому что призраки не скользят по воде, а парят в воздухе сумерек…
Первого сентября приходила осень – останавливалась на пороге, ставила на крыльцо потрепанный чемодан, стучалась в дом. Мы не знали, что такое осень, но на всякий случай, а потом уже по привычке открывали дверь, приглашали к столу, наливали чашку чаю.
По вечерам приходила луна, заглядывала в окна, мы подозревали, что она пишет историю нашей жизни, но луна загадочно молчала. Мы закрывались от неё занавесками, луна заглядывала в щелочки, мы боялись, что она расскажет про нас какую-нибудь страшную тайну, даром, что никакой страшной тайны у нас не было, а вдруг…
Иногда приходил торговец, у которого не было имени – вернее, было, но он бережно прятал его в складках плаща. Однажды мне удалось разглядеть кусочек его имени, выскользнувшего из-под плаща, но оно было написано на непонятном языке и непонятными знаками. Торговец выкладывал перед нами свой нехитрый товар – жизни, тысячи жизней, мириады жизней. Мы не знали, что такое жизни, но каждый раз вежливо смотрели, перебирали все до последней — должен же был кто-то их смотреть. Чтобы не обижать торговца, мы даже покупали пару-тройку жизней, — торговец всякий раз повторял, что каждый может взять только одну, только одну – ставили на полку, вставляли в рамку, вешали над кроватью, а то и осторожно закладывали между страницами книг. Никто из нас никогда не пользовался жизнями, да и честно сказать, мы не знали, что с ними делать…
Совершенно верно, все это есть. Но он не помнит язык, который использовал в те времена, то есть летописи, даже если остались — мимо, от культуры почти ничего не осталось, руины… Он на правах археолога, который клинопись или чего там разгадать не может, возможно, даже не помнит, что эта клинопись — язык.
Да, если бы Вы рассказали свое вИдение текста, то мы бы все лучше понимали, какие лучше предлагать советы.
Лично мне представляется примерно такая хрень. Люди терпят бедствие, встречают в океане пустой корабль, пытаются выжить на корабле и параллельно понять, что тут случилось, почему нет людей, или все мертвы. Параллельно показываем то, что было на корабле лет дцать назад, когда всё случилось. Тут большой простор для творчества. например, по уликам видно, что Дантес застрелил Пушкина, а события многолетней давности показывают, что наоборот. Я бы еще подсунула ненадежных рассказчиков, что события прошлого показывают от лица Дантеса, а он врёт, и улики подтасовывает. Сюдыть добавить призраков на корабле, которые сильно путают карты.
Остапа несло…
Чтобы повысить ставки, нужно придумать, почему для героев важно это расследование. Не просто для интереса, а оправдать или очернить давнего родственника, или там с наследством что-то связано.
Если уж совсем пойти вразнос, можно представить призраков на корабле, которые оживают каждое полнолуние, и переживают все те же события, пытаясь разобраться, что случилось.
Избитые темы, да. В качестве примера. корабль призрак, треугольник, тыща семьсот какой-то там год. Это все уже было. И читатель скажет. это уже было. Значит, к знакомым сюжетам нужен неожиданный, но логичный поворот, а не как в 1703. Ну и подробности, что за улики, что за события.
Если растягивать на роман, будет интереснее, если люди, которые ехали на Титанике, связаны друг с другом в прошлом. Дворецкий, который ограбил своего лорда, чей-то незаконнорождённый сын, шпион какой-нибудь… Всем есть что скрывать, все собираются за ужином с фальшивыми улыбками, а сами трясутся… Ну тут и смертоубийства пойдут одно за другим…
Вот еще для прочтения Иоганн кабал детектив. В тему. Не совсем.
Конкретно про персонажей. Например, двоеженец, тайно живет на две семьи, обе семьи оказались на Титанике, он между ними лавирует, чтобы одна поо другую не узнала. Главное, не скатиться в комедию. Или служанка, которая сперла у хозяйки до хрена, вышла в люди, а тут через десять лет они встречаются на Титанике, и служанка в панике, узнает её хозяйка или нет. Или уже узнала, но не подает виду. Еще. Дама без роду без племени выдает себя за какую-нибудь знатную особу, а тут сама эта знатная особа на Титанике. а я тогда кто. А она тоже самозванка, а настоящая знатная особа давно померла. Контрабанду везут, куды ж без неё, родимой, можно мистики добавить, гроб с графой Дракулой в трюм положить…
Извиняюсь, что лезу не совсем по делу. Если считаете, что не по делу, скажите, уберу коммент, не буду засорять Титаник с айбсергом.
Потому что с идеей детектива и с любой идеей вообще можно разобраться и довести до хорошей книги. Если вспомним, что тут именно мастерская, и именно писателей. И что мы все могли бы помогать друг другу писать произведения. Составлять план произведения, основную идею, обсуждать, как лучше выстраивать роман. Спорить, где каждый аргументирует свою точку зрения, почему лучше делать так, а не по-другому. Постепенно у нас сложится понимание, как написать ту или иную вещь, почему эту идею лучше подать в форме детектива, а эту в форме хоррора, почему эту сцену лучше написать от лица такого-то персонажа, а эту от лица эдакого. Были в мастерской круги взаимопомощи, разборы по-мастерски.
Совсем не в тему, но еще были журналы и сборники, и это тоже было хорошо.Правда, во взаимопомощи есть один существенный минус – как правило, все кончается тем, что критик говорит, — все не так, переделывайте, а автор обижается, говорит критику, что тот «не проникся текстом». Хотя текстом можно проникнуться, если он написан хорошо.
Тут, наверное, может получиться несколько новых разделов в мастерской.
Общие разговоры о литературе. Например, как вы думаете, может ли быть интересен текст, где заранее ясно, чем дело кончится.
Разговоры о конкретных авторских текстах. Например, — дамы и господа, у меня есть идея написать роман про оживший пирожок, который убежал в лес, и там его съела лиса – вы не помните, в литературе такое уже было или нет? Или – вот у меня есть такая идея, как вы думаете, в каком жанре её лучше подать, и почему.
Следующий этап – помощь в построении плана книги.
Следующий этап – вычитка текстов, читаем книги друг друга, что понятно, что нет, понравилось или нет.
Да, получилось много, не относящегося к теме поста. Но это касается как раз вопроса – как гам всем помогать друг другу пройти путь от идеи, увиденной во сне, до хорошей добротной книги, которая будет нарасхват в издательствах. Наверное, нужно отдельным топиком. Пока пытаюсь прощупать почву, надо это вообще хотя бы нескольким посетителям мастерской, или всем достаточно общения в форме
1м -№1
2м – №2
3м — №3
Если считаете, что не в тему, уберу.
Спасибо, принято
Спасибо, принято
Спасибо, но тут всего четыре стихотворения, по правилам Стиходрома должен быть топ из двух мест (см текст топика)
Вроде все при всем, никого не забыли.
Попадался, велел вам кланяться.
А что это значит?
вот это турист… а пугало…
очаровательно…
Ждем шедевров!
1 место — № 2 очаровательный сюр
2 место — № 5 чудесная сказка
3 место — № 3 замечательный детектив
и мельница Рябая Курица, и мельница Молодая Овечка…
Зансе-Сханс[1] (нидерл. Zaanse Schans) — музей под открытым небом в муниципалитете Занстад в Нидерландах, недалеко от его центра, города Зандама.
На территории музея расположены ветряные мельницы и другие образцы голландского деревянного зодчества XVII—XVIII веков. В некоторых домах расположились музеи, магазины, однако большинство из них заселены. Здания, всего около 30 домов, были перевезены из разных уголков страны в конце 60-х годов XX века. В музее можно посетить мастерскую по изготовлению традиционной голландской обуви, старинную сыроварню и мельницы, которые были отреставрированы и функционируют до сих пор.
Список мельниц
«De Huisman» — мельница для производства горчицы
«De Gekroonde Poelenburg» — лесопилка
«De Kat» («Кошка»)- краскомольная мельница
«De Zoeker» — маслобойная мельница
«De Bonte Hen» («Рябая курица»)- маслобойная мельница
«Het Jonge Schaap» («Молодая овечка») — лесопилка
«De Os» — маслобойная мельница
«Het Klaverblad» («Клеверный лист») — лесопилка
«De Windhond»
«De Hadel»
… у меня со входной дверью был негласный уговор: она должна была точно быть дома в восемь утра, когда я выходил на работу, и в шесть вечера, когда я возвращался домой, а также в выходные во второй половине дня. В остальное же время входная дверь могла гулять, где ей вздумается, заходить в кафе и магазины, совершать небольшие покупки (что было очень удобно) и даже ездить верхом. Так было до того момента, когда на моем пороге появился констебль – и когда я уже готовил фразы о том, что никто не запрещает дверям гулять, где им вздумается, страж порядка огорошил меня фразой, что…
— … вы знаете, что за последние два месяца в городе пропали не меньше сорока человек?
— Это ужасно… но при чем здесь я?
— Вы не при чем…
— Тогда почему же…
— … а вот ваша уважаемая дверь…
— А что она?
— Вы знаете, сколько человек прошли через неё?
— Хотите сказать… – я едва не задохнулся, — вошли в мой дом?
— Нет-нет, что вы, не ваш дом, а в дверь!
— Когда она… гуляла по улице?
— Совершенно верно. Вошли, и… не вышли.
— Что же… вам придется подождать до восьми утра, когда дверь вернется домой.
— Ничего страшного, я подожду.
Констебль действительно уселся на крыльцо, и я даже передал ему через окно чашечку чая. Однако, часы на башне пробили шесть, минутная стрелка перевалила через четверть седьмого, а дверь так и не появлялась.
— Может… с ней что-то случилось? – осторожно предположил я, — попала под машину… – и тут же одернул себя, ожидая гневной тирады, что вот, отпускаете свои двери куда ни попадя, а потом случается… но Констебль сказал совсем другое:
— Может… дверь поняла, что за её разоблачили?
— Разобла… что вы имеете в виду?
— … дверь явно что-то замышляла, когда приглашала к себе людей…
Я так и не узнал, что замышляла дверь – то ли она уводила людей к их мечте, то ли наоборот, жадно проглатывала человеческие души. Дверь так и не вернулась домой, и мне пришлось выходить и входить через окно – до того момента, как окно однажды вечером попросило отпустить его на вечер где-нибудь до полуночи…
… ближе к вечеру я добрался до города, гадая, что ждет меня за его воротами – или меня выставят вон, или любезно откроют двери и позволят погреться у очага и переночевать в теплой постели. Однако, чем ближе я подходил к городу, тем больше убеждался, что мне не придется ни с кем ни о чем договариваться: город был пуст. Не так пуст, как бывают пусты города в отпускной сезон или поздно вечером, когда уже все расходятся по домам. Город был пуст, как бывает пуст город, из которого ушли все жители перед сезоном Странствий. Сам сезон Странствий должен был начаться еще не сейчас, до него оставалась пара дней, так что я мог поселиться в городке хотя бы до послезавтра – пока дома не завозятся и не отправятся в дальние края, куда людям нет хода. Я выбрал для себя второй дом от перекрестка, отсюда можно было увидеть маленький скверик и книжный магазин. Странствия немало утомили меня, поэтому я заснул, прежде чем моя голова коснулась подушки. Стоит ли говорить, что когда я проснулся, дом уже вышагивал по дороге, ведущей неведомо куда, и мне не оставалось ничего кроме как смотреть из окна на проплывающие мимо равнины. Никто еще не был там, в этих краях, да можно ли было там вообще находиться человеку…
… это только со стороны кажется все просто так, — запряг луну, а то и сам верхом сел – и поскакал-поплыл-полетел по небу, только ветер в ушах свистит. А вот если бы вы сами попробовали… да вас и не пустит никто, а то мало у нас народу расшибались насмерть, головы себе разбивали оземь. А все потому, что уметь надо. А кто умеет? А? То-то же…
Перво-наперво ищу, где луна поднимется этим вечером – туда прихожу заранее, туда заранее же приношу поклажу, терпеливо жду. Когда темнеет, появляется луна — и тут тоже важно не прыгать на неё с разбега, а дать луне осмотреться, обнюхаться, протянуть луне руку с кусочком серебра. А вот потом, когда луна потихоньку пойдет по небу, вот тогда можно уже взваливать на неё тюки, которые надо доставить из городка на одном краю света в городок на другом краю света.
Это еще смотреть надо, какая луна – если полная, круглая – так это значит, луна в полную силу, много чего может унести. Только тут осторожным надо быть, луна круглая, с неё и упасть можно, и потерять поклажу. А если луна надкушенная с краешку, а то и вовсе тонкий месяц – так на нем удержаться проще, только и унести он может мало, слабоват месяц для больших поклаж.
Еще важнее запомнить, когда луна начнет таять, успеет она дойти до земли, или растворится высоко-высоко – а то можно и свалиться откуда-нибудь ниоткуда где-нибудь нигде. Мне пару раз так приходилось спрыгивать с луны, в спешке сбрасывать поклажу, надеяться, что там не окажется чего-нибудь такого, хрустально-звенящего, от чего останутся одни осколки.
Больше всего мне нравятся вечера, когда месяц совсем тонюсенький, и нести на нем надо всего-ничего – в такие вечера по-настоящему отдыхаю, иногда так замечтаюсь, что уже забуду, куда ехал на месяце. Хотя тут тоже осторожным надо быть, подгадать время, когда месяц тоненький, но не настолько, чтобы не удержаться и свалиться с тончайшей изогнутой линии месяца.
Но особо я выделял вечера и ночи, когда из-за неприметного холма поднималась вторая луна, о которой никто не знал, она сама словно бы ничего о себе не знала. Силы этой луны не хватило бы даже чтобы поднять меня, и мне оставалось только идти с ней рука… не об руку, у луны нет рук. Никто не знал о наших полуночных прогулках, это была моя с ней маленькая тайна, такая же маленькая, как сама луна…
… стелим скатерти, накрываем столы в маленьком кафе под открытым небом. Ждем гостей.
Гости прибывают в половине пятого, сходят по трапу, мы встречаем их на берегу. Показываем остров и руины разрушенного святилища, в который раз повторяем легенду о том, что на этот остров якобы прибывают только мертвые, погибшие в бесконечной пучине океана. Ведем гостей к столу, прячем под перчатками истлевшие кости, под масками и париками – голые черепа.
Вечереет, гости садятся на свой корабль, они еще не знают, что это корабль-призрак, они пожимают нам руки своими руками, с которых еще не сошла плоть, — очередной туристический лайнер тает в тумане где-то над океаном, потому что призраки не скользят по воде, а парят в воздухе сумерек…
Первого сентября приходила осень – останавливалась на пороге, ставила на крыльцо потрепанный чемодан, стучалась в дом. Мы не знали, что такое осень, но на всякий случай, а потом уже по привычке открывали дверь, приглашали к столу, наливали чашку чаю.
По вечерам приходила луна, заглядывала в окна, мы подозревали, что она пишет историю нашей жизни, но луна загадочно молчала. Мы закрывались от неё занавесками, луна заглядывала в щелочки, мы боялись, что она расскажет про нас какую-нибудь страшную тайну, даром, что никакой страшной тайны у нас не было, а вдруг…
Иногда приходил торговец, у которого не было имени – вернее, было, но он бережно прятал его в складках плаща. Однажды мне удалось разглядеть кусочек его имени, выскользнувшего из-под плаща, но оно было написано на непонятном языке и непонятными знаками. Торговец выкладывал перед нами свой нехитрый товар – жизни, тысячи жизней, мириады жизней. Мы не знали, что такое жизни, но каждый раз вежливо смотрели, перебирали все до последней — должен же был кто-то их смотреть. Чтобы не обижать торговца, мы даже покупали пару-тройку жизней, — торговец всякий раз повторял, что каждый может взять только одну, только одну – ставили на полку, вставляли в рамку, вешали над кроватью, а то и осторожно закладывали между страницами книг. Никто из нас никогда не пользовался жизнями, да и честно сказать, мы не знали, что с ними делать…