Семеро одного не жгут

Поведаю я вам сегодня, о драгоценнейшие, историю периода alma mater, то бишь когда ещё грыз гранит науки в своём ВУЗе. И училась со мной на одном факультете некая Аудра, литовка, сущая ведьма — что с виду, что по натуре. И разбивала она пары, как пьяница — бутылки. Ненавидела ее вся женская часть курса (как минимум), и часть мужской (из тех, кого уже "завязали в узел&quot. Как увидит счастливую пару, так и несется на черных крыльях, окрутит парня и выставит его на посмешище. Но до тела не допустит никогда, поговаривали даже, что сия особа — не иначе как мужчина. Впрочем, я потом выяснил обратное, но мы забегаем вперед.
Конклав оскорбленных девиц изо всех телесных и душевных сил пытался обезвредить ведьму. Физические меры не канали, ибо она не появлялась иначе как в компании подруг, да к тому же ее родитель являлся одним из спонсоров нашего частного ВУЗа, что было чревато.
Большинством голосов они приняли решение отправить к ней нашу "притчу во языцех" — ловеласа Никиту, дабы он поставил Аудру на место и прищучил как следует. Что они и сделали. Наш непотопляемый авианосец двинулся вперед, рассекая волны. С присущим ему размахом, являя собой пример одновременно и змея-искусителя и доброго самаритянина, Никита применил к нашей антигероине весь спектр проверенных средств, подкрепив это хрестоматийно-привлекательной внешностью и факторами обстановки — он добросовестно, с пылом первых мучеников христианства, таскал Аудру по всем подобающим местам. Ему стоило поставить памятник, настолько он образцово провел штурм сей крепости. И вроде бы преуспел — она назначила ему свидание у себя. Явился наш герой во всеоружии обаяния, с цветами и бутыльком по месту назначения и увидел там… седеющую прелестницу сильно за сорок. Нет, это было не перевоплощение, это была совершенно другая женщина, которой наша злодейка наплела с три короба о "воздыхателе из соседнего дома". Надо отдать должное Никите, он стоически перенес насмешки в свой адрес и прозвище "Гурман"…
Поначалу меня этот пандемониум никак не касался. Но вот однажды явился ко мне во сне дух отца-доминиканца, да не абы кого, а самого Томаззо Торквемады. Упрекнув меня в недостаточной любви к ближнему, намекнув, что в его время ведьм и за меньшее сжигали, святой отец предложил мне, в "ненавязчивой" инквизиторской манере, лишить змею главы и восстановить спокойствие добрых чад.
Делать нечего, пришлось действовать. Но наперёд надо было продумать первую фазу — сближение. Естественно, никому ничего я не сказал — что знают двое, знает и сотня. Напролом действовать было нельзя, штурм со всех направлений был бы сразу же отбит, ибо именно его и ожидали. Тут был нужен не лихой наскок конной лавиной, а тихий "въезд на осляти". И я начал потихоньку внедряться во френдзону. Заметим, что есть две френдзоны — одна, куда ОНА ТЕБЯ помещает, бесперспективное и унылое обиталище незадачливых героев-любовников. И вторая, куда ТЫ внедряешься САМ, очень неоднозначное место, откуда ведут тысячи дорог.
Попал я, на основе некоторых общих интересов, в ее френдзону, второго типа. Долгое время, дабы усыпить ее бдительность, я не предпринимал вообще никаких действий, отчаянно игнорируя ее как женщину или вообще что-то большее, чем напарника по определенным интересам. Я стал непременной частью ее свиты. На меня всегда можно было положиться и можно было всё доверить, ответом на всё была лишь понимающе-ироничная улыбка с моей стороны. Я стал как бы её неотъемлемой частью, ближе подруг (женская конкуренция же), сообщником и в некоторой мере защитником.
Это было прекрасно, но я всё еще находился на той же ступени, пусть и стоял прочнее, чем кто-либо. Надо было потихоньку, не вызывая рефлекторного отторжения, взломать броню френдзоны. Но на чем сыграть? Большинство вариантов отпали сразу же — Аудра была к ним готова ежеминутно. Остановился я на одной из слабостей любой стервы — чувстве собственности, замешанном на крайней мнительности. Я просто и банально… стал пропадать на некоторое время из ее поля видимости. На все возникающие впоследствии вопросы я отвечал уклончиво или отшучивался, либо врал с мастерством наихудшего из актёров, чем вызвал негодующе-ревнивую реакцию с ее стороны. Но потихоньку она бы свыклась с моими исчезновениями и надо было ковать железо, пока горячо. И я применил к ней именно то оружие, какого она и ожидала, стал изображать из себя влюбленного, вернее, "проговариваться" ненароком и делать печальную мину с ней наедине. И тут, как и в первый раз, змея кусает собственный хвост — она, естественно, возомнила, что именно в неё-то я и влюблён! Sapienti sat. Я довольно долго держал её этом заблуждении, чтобы она опять привыкла к этой мысли. Легко обманывать того, кто сам обманываться рад. Чрезвычайная уверенность в себе — сильная сторона любой стервы, но сыграла она против нее. Она ПРИВЫКЛА к мысли, что о ней мечтают, это стало частью её бытия…
И вот, в один прекрасный день, когда она упивалась своим надо мной влиянием, я, ничтоже сумняшеся, сообщил ей доверительно-дружеским тоном, что её подруга Марго давно занимает мои мысли как женщина и попросил дружеского содействия(френдзона же!). Когда милая Аудра обрела дар речи, я ей пояснил, что у Марго очень своеобразная, античная красота. (Это беспроигрышный вариант — никто толком не сможет привести канонов античной красоты.) Гарнизон не ожидал подкопа, вынести такой удар по самой уязвимой части — самолюбию, лишиться сразу и уверенности в своих чарах и друга и воздыхателя и подруги и имиджа…
Можете не верить, но когда буря успокоилась и напускное хладнокровие (прерываемое взрывами гнева) отступило, я увидел перед собой просто девчонку, заигравшуюся в пластилиновых чёртиков. Меня обуяло христианское милосердие. Мы заперлись в кабинете, и я, как настоящий уже друг, узнал суть преображения. Приморский литовский городок, тот, с кем она с детского возраста зналась уехал "на заработки в Вильнюс", вернулся женатым… Типичная история. Утешил как мог. Свел с одним из своих закадычных друзей…
И когда я в тот же день засыпал, мне опять явился отец-доминиканец. Пылая изрядно накагорившейся физиономией, он одобрил мои действия и результат, сказал, что "ненавидеть надо грех, а не грешника" и что, хотя спасти душу и важно, он бы всё-таки сжёг ее "для профилактики". На сей оптимистической ноте он и развоплотился.