Служебный обман

Давным-давно трудился ваш покорный слуга в одной фирме. Крутил амуры с весьма приличной барышней. Крутить-то я крутил, да только через пару месяцев узнал, что оне — сестра гендира, который желал бы выпихнуть ее замуж за своего приятеля, и оный гендир смотрит на сей бурный роман как Ленин на буржуазию. И посетила меня благородная мысль пожертвовать ради ближнего, благо я уже и сам немного устал от этих отношений. Но как их разорвать? Прямо — и оскорблённая и расстроенная Вика добьётся моего увольнения, а такие жертвы- уже чересчур. И тогда, по наущению дежурного отца-иезуита, в голове моей грешной возник коварный план…
Влезши в шкуру Отелло (в подчёркнуто-топорном исполнении), принялся я её люто ревновать и донимать на людях. Делал вид, что читаю ее переписки исподтишка, возникал как чёртик из коробочки у двери в конце рабочего дня, конвоировал в курилку, устраивал допросы при посторонних, вопиял к небесам. Даже написал с левого телефона ей скабрезную смску и "обнаружил", с грандиозным скандалом. В общем, был на высоте — меня тотчас приняли бы на главную роль в самом мексиканском из всех мексиканских сериалов...

И тут, глядя на Вику, вижу — сейчас от меня перья полетят и продолжать в том же духе чревато. И решил, в надежде услышать три заветных слова "иди на ...", сменить образ на сопливого страдальца…
Итак, я влез в тугую шкуру отчаявшегося воздыхателя и запасся крокодильими слезами на три года вперёд. Как известно, ничто так не убивает чувства женщин, как обильные излияния и унылые признания. Я принялся звонить в три часа ночи и вздыхать как хорошее, годное привидение. Сидел на рабочем месте как "печальный демон, дух изгнания", бросая томные до тошноты взгляды на Вику. Старательно и методично плакался в жилетку всем в офисе, что у некоторых даже начался ревматизм, а две девицы аж простудились. Писал и разбрасывал письма с самыми низкопробными виршами, достойными Пьеро. В общем, распространял вокруг себя такую атмосферу уныния и отчаяния, что легион эмо пополам с готами, вооруженный чёлками, ангстом и корпспейнтами, не смог бы за мной угнаться по этой части. И вроде бы добился цели, она стала меня избегать…
Не успев толком возрадоваться и вознажраться, я с негодованием и досадой заметил изменившееся ко мне отношение в офисе. Замечаю, что женщины начинают носиться со мной как Саурон с Кольцом, а мужчины все чаще приятельски приглашают погулять и снять стресс, и все мне сочувствуют, лелеют, помогают в работе, дают житейские советы, разве что в люльку не укладывают и колыбельных не поют. Я даже получил несколько писем от особо чуйствительных мамзелей на темы от "она тебя недостойна, твое счастье за восьмым монитором" до "заваливай во вторник вечером, вылечу на раз". Это бы ещё терпимо, да тут даже шеф проникся… Коньячишкой напоил, утешил, выдал премию хз за что, обещал устроить сестре разнос и назвал отличным парнем. Ну и до кучи весь офис магнетизировал Вику ненавидящим взглядом, даже бойкотировать начали. Клянусь, я не ожидал что такой низкопробный спектакль может так зацепить аудиторию…
Но на этом мои злоключения не кончились. Вике так промыли за два дня мозги этими "страданиями юного Вертера", что наши отношения опять вернулись в исходную точку. Тут-то меня реально прохватило уныние и отчаяние…
Остановились мы на том, что я оказался в цугцванге. Разыграть, например, роль самодовольного мужлана я не мог — слишком велик был бы контраст и меня, вероятно, отправили бы в психушку.
Стыдно признаться, что я не нашёл в тот момент ничего лучше, как сказать ей что я ее недостоин. Полузадушенный объятиями, я тщетно взывал к духам святых отцов, которые меня оставили. И явилось мне, наконец, знамение — тень самого Лоренцо Риччи покрутила пальцем у виска и исчезла, со словами "Ab igne ignem". От огня — огонь, а от страстей страсти. И тогда-то я понял — надо было облачиться в броню безблагодатности и опоясаться мечом банальности. Стать милым. Нет, не так — миилымм. Стать преснее чем суши без соуса или сериал с закадровым смехом.
Начал я с перманентного покерфейса и выкорчёвывания каких-либо личностных или волевых проявлений вообще. Стал называть Вику "дорогуша" и вести себя так, будто мы женаты лет пятьсот. Начал водить её по образцово-показательным труЪ-романтическим местам и дотошно разъяснять их романтичность. Рассказывал бородатые анекдоты и ржал как лошадь Пржевальского. Мнение моё по разного рода вопросам всегда было образцом благонамеренности и степенности, иногда я добавлял моралфажества самого низкого разбора — что вяли даже претенциозные букеты с цветами, кои я таскал строго по графику, минута в минуту. Комплименты мои по степени кондовости могли бы служить взлётной площадкой для бомбардировщиков. Я подсмотрел шаг часовых перед Мавзолеем и неплохо воссоздал его на прогулках с Викой. Я заказывал самые приторные медленные танцы, рискуя заработать диабет.
И прогресс был воистину потрясающим. В качестве контрольного выстрела я, памятуя о конфликте отцов и детей, доблестно явился к ней домой и сумел понравиться ее родителям.
Это доконало её, и я с ликованием услышал что я "милый, но...". И очень вовремя, потому что меня уже стало штормить от такого поведения и я начал творить чёрт знает что — станцевал матросскую джигу в супермаркете и пытался купить поштучно кило клубники, например.
Всё хорошо, что хорошо кончается...