К берегам своей мечты

Два сапога №*. Альфа — Вербовая Ольга; Бета — Я

Бывает любовь с первого взгляда. Николай Дмитриевич это знал. Но никогда прежде не думал, что она бывает до такового. Он знал о Ней многое: и где Она живёт, и о том, что Она недавно отметила своё пятидесятилетие, и что Её сын погиб во Вторую чеченскую, а также о Её любимых книгах и фильмах. По долгу службы он читал Её письма, прекрасно понимая, что они адресованы другому мужчине. Этим счастливцем был Юра Ковалёв, осуждённый за массовые беспорядки и насилие к полицейскому, а, точнее, — за то, что по митингам ходил. Кстати, довольно интеллигентный парень. Это ему Она рассказывала интересные истории, не зная, что они интересны ещё кое-кому. Да и думала ли Она про Николая Дмитриевича? Она о нём вспомнила всего один раз, когда, поздравляя Ковалёва с Новым годом, в конце приписала: «И Вас, товарищ цензор, с наступающим! Пусть Новый год принесёт Вам только хорошее».

С каким нетерпением ждал Николай Дмитриевич Её новых писем! Потом тщательно просматривал ответы Ковалёва: не написал ли он ничего такого, что могло бы ненароком обидеть женщину, относящуюся к нему как к сыну? Но нет — Ковалёв обращался с Ириной Антоновной почтительно, благодарил её за доброту и поддержку.

«Какая же ты, Ирина? — думал Николай Дмитриевич. — Как ты выглядишь?»

Воображение то и дело рисовало шикарную даму с аккуратно уложенными волосами, одетую со вкусом, под очками — лучистые глаза, которые будто заглядывают в самую душу. Частенько он пытался запечатлеть этот образ на бумаге (благо, в детстве посещал кружок рисования), но когда очередная картина была закончена, ему казалось, что его кисть не передала и десятой доли всех Её совершенств. Порой он досадовал на себя: «Эх ты, старый хрыч! Уже внук есть — а ты туда же!» Но запретить себе мечтать не мог.

Эта же дама его мечты нередко навещала его во снах. Смотрела на него то ласково, то холодно. А Николай Дмитриевич… Он жадно ловил каждый Её взгляд, наслаждаясь этим чудным мгновением. И всегда горько разочаровывался, когда жестокий будильник уносил его прочь из страны сновидений, из сказки, где он рядом с Ней.

А потом Ирина Антоновна вдруг резко ни с того ни с сего перестала Ковалёву писать. Николай Дмитриевич сначала подумал, что у Неё не было возможности или она просто-напросто забыла — жизнь Её была полна хлопот и проблем. Но вскоре он серьёзно забеспокоился. Неужели с Ней что-то случилось? Как же он будет жить без Её писем? Он ведь тогда потеряет, возможно, самую яркую и бесценную мечту… тайну. А без тайн и секретов пропадает всякий смысл, исчезает то чувство недосказанности, которое будто заряжает тебя безумной энергией.

Николай Дмитриевич, не думая ни о чём, не боясь раскрыть эту чарующую загадку, поехал к Ней. Так он узнает, что случилось, быть может, даже попросит Её продолжать писать хотя бы ради Юры Ковалёва — он нуждается в этих скромных, но таких греющих душу посланиях. Иначе никто из них никогда больше о Ней не услышит.

…Когда он ступил на ухоженный газон во дворе Её дома, сразу замер, то морщась, то едва заметно улыбаясь от неловкости. Она раньше никогда не видела Николая Дмитриевича. Что подумает?.. А вдруг засомневается в искренности его слов и прогонит?..

Он стоял на веранде. Несколько раз его рука, сжатая в кулак, тянулась к двери, но когда она уже почти касалась шершавой деревянной поверхности, то бессильно опускалась… снова и снова. Его одновременно распирало любопытство от сладостной тайны, разгадка которой была совсем рядом, тревога за Неё и страх перед Ней.

Наконец он, закрыв глаза, постучал. Раздался какой-то шум, и вскоре дверь ему открыла Она. Наверное, Николай Дмитриевич и описал бы Её, так, как видит он… Но никто бы его не понял, потому что мечта для каждого человека своя, особенная. Она преображается, меняется постоянно. В детстве тебе хочется новый велосипед, хочется, чтобы отменили школу. Однако когда ты растёшь, твои мечты постепенно становятся серьёзными, быть может, и менее интересными, но оттого не менее дорогими. Они приобретают ту самую уникальность, благодаря которой мечты такие желанные.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила Она.

— Д-да… Кхм… Я… видел ваши письма. И…

— Вы видели мои письма? Но?.. Подождите. — Она вдруг нахмурилась. — Вы… цензор?

— Да. Николай Дмитриевич Козлов.

— Ох, извините, что я вот так вас встретила!

— Ничего страшного, поверьте. Просто… я… я всего лишь хотел узнать, почему вы перестали писать письма?

— Это… Ох, понимаете, когда-то… я потеряла… сына. — В её глазах неожиданно заблестели слёзы. — Мне до сих пор очень трудно! Я пыталась найти спасение в письмах. Я писала их, думая, что Юра, мой бывший ученик, так же ждёт, надеется, что про него не забыли и что, таким образом, я помогаю ему. Вы, наверно, не знаете, но я была для него единственной опорой. Родители умерли, а братьев и сестёр нету. Однако эти письма не помогали, я только мучала себя, потому что, написав очередное письмо, тут же представляла, вспоминала своего сына! Это было невыносимо!!!

Николай Дмитриевич застыл. Он понимал. Теперь он всё понимал. Он хотел было попросить Её снова отправлять письма, но в этот же момент одёргивал себя. Она просто не могла, это бы заставило Её страдать. А Николай Дмитриевич не мог допустить того, чтобы его любимая женщина страдала. Лучше он будет приезжать к ней, поддерживая Её, свою мечту, самыми светлыми надеждами.