Ледяная скрипка

"Мастерство леденит" (Малларме)

Я стою на свету, у вечернего окна, он сидит в углу, в старом кресле, утопая в темноте, я не вижу его лица. Только голос — вкрадчивый, почти бархатный.

— Всё, на что тебе потребуются годы, огромное количество сил и нервов, пустых переживаний — совершится в один миг, все вещи займут положенные места, все грехи, требующие искупления или возмездия — будут аннигилированы. Останутся только плоды в их материальном воплощении.

— Но всё это было бы слишком просто… — недоверчиво произношу я. — Иногда мне кажется, что слишком простые решения ведут человека по ложному пути.

Он молчит, не спорит, и мой голос, улетая в темноту, мгновенно гаснет.

Помолчав, он неожиданно спрашивает:

— А ты так и не научился играть на скрипке?

— Нет.

— Попробуй! Прямо сейчас. Ну же… Не бойся.

В моих руках материализуется скрипка — странная, прозрачная, будто из холодного стекла. Он протягивает мне смычок. Руки становятся лёгкими, и я извлекаю из скрипки первый звук — напевный, глубокий. Взмахиваю смычком и по тихой комнате рассыпается изумительная трель. Сама собой возникает мелодия, которая, кажется, вобрала в себя всё, что я пережил за долгие годы скитаний. Она так прекрасна, что кажется, у меня сейчас разорвётся сердце от боли и счастья.

— Непередаваемо! — он негромко хлопает в ладоши. — Это превзошло мои ожидания. А теперь представь, что подобное случится со всей твоей жизнью. За что бы ты ни взялся — результат будет немедленным, без усилий, без многих лет изнурительного труда и борьбы.

Я замираю, опуская смычок.

— Ты согласен?

Кажется, я ответил — да. Или просто кивнул головой в знак согласия.

Я этого уже не помню.

Мой дом на берегу тих, чист и светел. По его крепким, толстым стенам из ракушечника вьётся виноград, огромные окна выходят на море. На добротных дубовых стеллажах хранятся драгоценные книги, которые больше никто никогда не издаст в целом мире. На отдельной полке — полное издание моих сочинений. Это удивительно, но издано — всё, даже мои случайные, иногда — дурацкие, записки для друзей, рассыпанные и затерянные в глобальной сети.

Вот огромная коллекция миниатюрных китайских скульптур, хотэев — я собирал их всю жизнь, по одной, теряя целые коллекции и собирая заново. А теперь они выстроились на полках со статуэтками, подсвечниками и фотографиями в серебряных рамках, занимая половину стены.

В просторных комнатах слышится твой смех, голос, ты что-то говоришь, напеваешь, и шелестит шёлк твоего платья, и слышатся лёгкие, осторожные шаги. Я всегда мечтал, чтобы ты никуда не отлучалась, не исчезала. Мне казалось счастьем — быть рядом каждую минуту, всегда-всегда. По гулким коридорам дома летает детских смех и слышно, как кто-то играет в мяч. Это наши дети, внуки. Я всегда мечтал, чтобы их было много.

В кабинете, на огромном столе, лежат рукописи — многие из них были потеряны, казалось, безвозвратно, и вот надо же — нашлись, как будто возникли из воздуха и легли на поверхность стола аккуратными стопками исписанных листов.

Старинные зеркала рассыпаны по комнатам и отражают, кажется, каждый закоулок этого дома. Я подхожу к каждому из них каждый раз с замиранием сердца, надеясь на чудо. Но чуда не происходит. Из зеркала на меня глядят вещи — книги, рукописи, камин, гипсовые статуэтки, растения… Я вижу в зеркалах всё, что угодно — только не себя самого.

Я беру в руки скрипку, свою ледяную скрипку, которая когда-то решила мою судьбу. Извлекаю из неё мелодии, на звук которых слетаются мотыльки, и приходишь ты, вытирая нечаянно навернувшиеся слёзы. Я не заслуживал этого дара. Так получилось.

— Ты обманул меня? — спрашиваю я, обращаясь к своему благодетелю, когда вокруг никого нет, и никто не подумает, что я сошел с ума. Я вижу его иногда в зеркале. Меня нет — а он есть. Сидит в кресле, перебирает бумаги на моём столе в кабинете, курит, стряхивая пепел в старинную пепельницу эпохи то ли 20х, то ли 30х годов, подолгу смотрит в окно на закате, вслушиваясь в плеск морских волн и далёкие крики чаек.

— Я не виноват что такие, как ты, мечтают о несбыточном. Всё дело в том, что мы никогда никуда не возвращаемся. Мечты о прошлом — губительны, смертельны. А мечты о будущем обрекают человека на несчастья и неблагополучие в настоящем. Ты разве не знал этого?

— Да, ты ловко меня обманул… — признаю я.

— Зато у тебя есть звуки и слова. Это то, что отнять — невозможно...

Я подхожу к письменному столу, прижимая ледяную скрипку к подбородку так, будто боюсь потерять её или разучиться играть на ней, открываю одну из книг, чья закладка в виде тонкого ляссе оказывается всякий раз на одной и той же странице — и читаю то, что было написано мной, кажется, ещё век назад:

"… Здесь, конечно, рай… Бюст Вольтера, Толстой, Рембо, виноград, терраса, причал, где дышать легко, вечерами бра, свет, молчание и любовь, утром — кофе, чай, море, сладкое молоко… Здесь луна, как хлеб, и ты шепчешь — — пиши, дыши! Тишина всегда, небо чистое, как бельё, и серебряная вода, и ружье в чехле. Только смерти нет — я так и не нашел её..."