Глава 11. Прощание с Леночкой

У него тогда возникла мысль сосредоточиться на знакомствах в инете и развивать эту тему до победного конца. На чём же могла быть основана его уверенность в победе? Увы, как потенциальный кавалер, он представлял собой катастрофу. У него было мало денег, не было дачи, машины. Он жил в заваленной хламом квартире со своей мамой, которую он не мог оставить, потому что она тяжело болела и нуждалась в постоянном уходе.

Поэтому не было ничего удивительного, что ему отвечали практически исключительно приезжие. Наверное, последний раз когда ему писала девушка, зарегистрированная по московскому адресу, это была Леночка более чем полтора года назад. И теперь он видел, к чему это привело, хотя почему-то по-прежнему нисколько не жалел, а, напротив, был рад, что в своё время встретил Леночку.

Джонни очень настороженно относился к приезжим, и на то у него были веские основания. Поэтому его общение на сайте знакомств «кобра» всё больше напоминало ему игру, смысл которой состоял в том, чтобы за минимальное число сообщений узнать наверняка, что девушка не из Москвы. Причём правилами игры было запрещено задавать прямой вопрос: «ты с какого города?». С Никой из Костромы, работавшей детским психологом, игра не заладилась с самого начала. Она написала, что ей некогда писать послания, и оставила свой номер телефона. Позвонив ей, Джонни не нашёл ничего лучшего, чем рассказать о своём интересе к тому, как устроен мир. А когда Ника с некоторой долей иронии попросила его поделиться с ней последними сведениями о том, как устроен мир, Джонни сначала не сразу нашёл что ответить, а потом неожиданно сказал ей что, например, раньше считалось что в основе мироздания лежат точечные элементарные частицы. А недавно было предложено, что основу всего составляют очень маленькие струны.

Вопреки ожиданиям Джонни, реакция Ники при упоминании понятия о струнах оказалась совершенно неожиданной. Она вдруг с заметным энтузиазмом принялась рассказывать, что она слышала про струны и что ей это очень интересно. А потом добавила, что она согласна. Последнее заявление несказанно удивило Джонни ввиду того, что он пока ей ничего решительно не предлагал. Хотя он не решился задать ей прямой вопрос, из дальнейшей беседы стало ясно, что она имела в виду, что согласна с ним встретиться, чтобы он ей рассказал про струны. Такой странный интерес немало изумил его, однако через пару дней они созвонились и договорились встретиться в воскресенье в 5 часов вечера у станции метро, соседней с её станцией.

В воскресенье днём он отправил ей смс с единственным вопросом: мы встречаемся, как договорились? Получив утвердительный ответ, он отправился на Калужскую. Без нескольких минут пять он отправил ей смс: я жду тебя в торговом центре у м. Калужская. Её ответ: «уже?» немало удивил его. Он написал: мы же договорились встретиться с тобой сегодня в 5 вечера! Тогда она написала ему такое, после чего он долго не мог прийти в себя: ты ошибаешься. Я сказала в 6. Я буду минимум через 50 минут. Джонни был просто в шоке! И думал о том, что тут психопатка Леночка отдыхает и нервно курит в сторонке — даже она никогда не додумалась бы до такого! Джонни понимал, что иногда он бывает невнимательным, но не до такой же степени! Он всё ж таки пока в своём уме! Интересно, она просто задержалась и теперь хотела выйти из положения, свалив вину на него, или это такой специальный приём? — думал он. Джонни пожалел о том, что не договаривался с Никой в смс или не уточнил в текстовой форме. Но делать было нечего, он плюхнулся на лавочку в торговом центре и погрузился в свои мысли. Ближе к 6 часам он спустился к входу в торговый центр, чтобы встретить Нику. Сама процедура встречи, однако, только добавила ему негативных эмоций. Когда он подошёл к Нике, чтобы поприветствовать её, она заявила ему о том, что у неё личное пространство 50 см. И чтобы он не приближался к ней на расстояние меньше вытянутой руки. Очевидно, человеку, который понравился, такого не скажут. Тем более что он в любом случае не рвался с ней обниматься и целоваться при первой встрече. Джонни при этом ещё почему-то вспомнил, что ни Даша, ни Леночка при первой встрече не могли ему сказать такого. Они просто шли рядом, не отстраняясь от него. Так не вела себя даже Ксения, которая закончила факультет управления, и время от времени говорила о том, в каких крутых магазинах она покупает свои шмотки (что, впрочем, его как-то особо не трогало). А тут эта приезжая… Это нравилось ему всё меньше и меньше. Но дальше стало ещё «веселее». Когда Джонни предложил расположиться где-нибудь в кафе (Он уже давно знал от Леночки, что на лавочках сидят только бомжи и бабки. Хотя, наверное, сидеть с девушкой, как бы она к тебе ни относилась, на лавочке посреди торгового центра действительно было бы не самой лучшей идеей.), Ника заявила, что она надеется, что он в этот час не терял времени и выбрал хорошее место, где им посидеть. Джонни ответил, что она живёт в этих краях и знает здесь места лучше. Ника же ответила, что предоставляет выбирать мужчине. При этом Джонни цинично подумал про себя: ну да, ну да, как же этой без современной женской дури, что мужчина должен всё решать, даже не располагая информацией.

В результате она предложила ему на выбор два заведения. От одного из них Джонни сразу интуитивно почувствовал запах счёта по несколько тысяч с носа, поэтому указал Нике на другое.

Когда они уселись и заказали пиццу, Ника попросила его рассказать про струны. Как у него это и случалось обычно с женщинами, вначале Джонни немного смущённо тупил. Это усугублялось тем, что он просто не понимал, зачем ей это надо. Она не производила на него впечатления искренне интересующегося человека. Скорее, это выглядело как стремление узнать что-то такое, чем можно блеснуть в свете. Мол, я вам не какая-нибудь безграмотная «понаехавшая».

Но, какова бы ни была её мотивация в этом вопросе, человек стремился к знаниям, и Джонни постарался удовлетворить её любопытство. Насколько это вообще было возможно с человеком, не изучавшим серьёзно ни физику, ни математику. Однако к концу его рассказа о струнах пицца была ещё в самом начале, надо было о чём-то говорить, и Джонни откровенно рассказал, что его интересы в познании мира за последнее время сместились от неживой природы в сторону живого, в первую очередь познания внутреннего мира людей. Включая себя самого, потому что он сам субъект ещё тот. Джонни добавил, что хотя она за время своей работы, несомненно, видела разных детей, он уверен, что если бы она знала, какое у него было детство, это произвело бы на неё впечатление. Какое же у тебя было детство? — поинтересовалась Ника.

Джонни принялся рассказывать ей, что никогда не видел своего отца. И сколько он себя помнит, мама работала. Что в детский сад он ходил очень недолго, потому что он постоянно болел и его там сильно обижали. Его воспитанием же в основном занималась бабка, которая сначала не хотела, чтобы он родился, а потом хотела, чтобы он умер. Это очень удивило Нику, которая заметила, что «обычно бабушки души не чают в своих внуках.» Дед, правда, его любил. Насколько он вообще мог кого-то любить, то есть. Однако у деда была стенокардия, и любой конфликт на тему внука с бабкой или матерью грозил ему смертью от сердечного приступа. А дед, естественно, хотел ещё пожить. Однажды, когда бабка выгуливала трёхлетнего Джонни то ли на собачьей площадке, то ли в её окрестностях, он внезапно почувствовал, как кто-то тронул его за плечо, обернулся и… увидел морду овчарки, пристально глядящую на него. Его неописуемый испуг многократно усилился тем, что морда начала ещё и громко лаять. Впоследствии сформировавшийся у него после этого эпизода страх перед собаками усилился ввиду следующего обстоятельства: Бабка ему рассказала, что у многих собак, особенно бродячих, бесхозных, во рту содержится страшный яд, и если его покусает такая собака, он обязательно умрёт. А выжить он может, только если ему сделают 40 уколов в живот. Учитывая страх, который был у Джонни перед одним уколом в пальчик или в попу при взятии анализа или во время прививки, это наводило его на мысль о том, что, возможно, проще умереть от бешенства, чем делать эти 40 уколов. На это ему было сказано, однако, что сам процесс умирания от бешенства хуже казни на электрическом стуле. Впоследствии, уже повзрослев, Джонни осознал, насколько «удачен» был выбранный пример. К началу третьего тысячелетия выжили лишь несколько заболевших бешенством, притом каждому из них были сделаны прививки. Лишь в конце 2004 года первый раз за всю историю медицины американским врачам удалось спасти девочку, которая заболела бешенством после укуса летучей мыши, и которой не делали прививок от этой болезни ни до, ни после укуса. В свете сказанного неудивительно, что маленький Джонни начинал паниковать и рваться обойти за два квартала каждую собаку, бродячую или хозяйскую. Что было сделать очень непросто, учитывая количество собак на московских улицах.

Разумеется, собаки были далеко не единственным его страхом. Года в четыре с половиной Джонни научился читать. Первым словом, которое он прочитал, было слово «наука» на обложке журнала, который назывался «Наука или жизнь» или что-то в этом роде. С тех пор ему стало постепенно открываться познание чудес науки и техники, да и просто чудес окружающего мира. Которые, как оказывалось, имеют тенденцию иногда падать людям на головы, трагически завершая тем самым их жизненный путь. Джонни очень любил отрывные календари, от которых каждый день надо было отрывать по листочку. Он даже иногда читал, что там написано. Однажды Джонни прочитал в календаре, что некая звезда находится на расстоянии 36 световых лет от Земли. Не будучи в состоянии правильно интерпретировать эту информацию, Джонни подумал, что через 36 лет эта звезда свалится на Землю наподобие метеорита из научно-популярной программы, которую смотрел дед. Разумеется, тогда он не мог знать, что расстояние в 36 световых лет до звезды означает лишь, что электромагнитные волны, в частности свет, оттуда дойдут за 36 лет, и никакая звезда пока падать на Землю не собирается.

Несмотря на это, следует отметить, что число 36 само по себе его пугало не так, как числа, следовавшие за ним в ряду натуральных чисел. Дело в том, что Джонни в детстве очень часто болел. Сам он это впоследствии связывал с тем, что у его мамы была особая программа «закаливания» его организма. Её реализация состояла в том, что каждые выходные она поднимала его рано утром и тащила за собой по электричкам в поход выходного дня. Как только они выходили из электрички, она снимала с него верхнюю одежду либо свитер, который был под верхней одеждой, дабы он «закалялся». В результате, после того как он собирал инфекцию в метро и по пригородным поездам, после таких процедур закаливания он болел бронхитом или в лучшем случае инфекциями верхних дыхательных путей, а также ОРЗ. Поскольку перечисленные заболевания, как правило, сопровождались повышением температуры, у него сформировалась своего рода «магия чисел», символизирующих показания градусника, которых он стал бояться. 37, 38, 39, 40, 41,… чем выше, тем страшнее. При этом числа много больше 40 не пугали его, т.к. он уже тогда понимал, что ни при эндогенной гипертермии, ни при лихорадке такие температуры не могут быть достигнуты, т.к. труп начнёт остывать.

Но до 36 лет также надо было дожить, а это, как представлялось маленькому Джонни, было очень непросто. Как минимум, для этого нельзя было жениться. Такой страх перед брачными узами был связан со следующими обстоятельствами. Они всей семьёй часто ездили в гости к его двоюродной бабке — родной сестре его родной бабки. Муж же двоюродной бабки развлекался тем, что читал уголовные хроники. В одной из таких хроник рассказывалось о женщине, которая, не скрываясь, желала смерти своему супругу. К которому у неё, кстати сказать, было сильное чувство… ненависти. И вдруг она словно сменила гнев на милость, и даже накормила мужа на ужин жареными грибочками с изумительно тонким нежным вкусом. Трагическая разгадка причин метаморфозы, происшедшей с его женой, открылась ему пару часов спустя. Он случайно заметил среди мусора ножки гриба с характерными юбочками, шляпки которых, очевидно, он съел за ужином. Ему недолго пришлось наводить справки, чтобы осознать, что супруга фактически подписала ему приговор. И хотя он по-прежнему не чувствовал ни малейших симптомов отравления, в течение нескольких дней его ждала мучительная смерть от печёночной недостаточности, когда омертвевшая печень перестанет обезвреживать аммиак и прочие токсичные продукты обмена веществ, которые станут разрушать его мозг и другие жизненно важные органы. И даже если его печень не откажет полностью, у него есть значительные шансы умереть от внутричерепного кровотечения, панкреатита, отстрой почечной недостаточности или остановки сердца. Муж двоюродной бабки словно смаковал возможные причины смерти мужчины, которого супруга накормила ужином из бледных поганок. А затем продолжил свой рассказ, добавив, что как только отравленный мужчина понял, какая участь его ждёт, он принял решение не умирать в одиночку и взял в руки топор. Скорее всего, самый первый удар, после которого его супруга обмякла и начала оседать на пол, по-видимому, уже был фатальным. Однако мужчина не только не успокоился, но и напротив, вошёл в раж, нанося удар за ударом, пока не изрубил «благоверную» в кровавый фарш, ну разве что с костями. Джонни тогда не мог не обратить внимание, что, по крайней мере некоторые из собравшихся за столом с интересом слушали эти рассказы и старались поддержать разговор. В частности, была рассказана история (реальная или вымышленная — маленький Джонни не был в состоянии уверенно оценить) о том, как молодая красавица на охоте завалила большого зверя. Коим оказался её весьма состоятельный и влиятельный супруг, оставивший ей значительное наследство. Последнего, впрочем, она была лишена и заточена под стражу, когда случайные путники нашли в лесу полуразложившееся тело её мужа с явными пулевыми ранениями. Муж двоюродной бабки с энтузиазмом отмечал, что как же эта дамочка должна была желать смерти своего супруга, чтобы не полениться сделать несколько контрольных выстрелов ему в голову, и где она взяла столько патронов? Когда Джонни вернулся домой, ему приснился сон о том, как он идёт по большой базарной площади, а навстречу ему — множество нарядных молодых женщин, среди которых он должен выбрать себе жену. Он испугался и бросился бежать, однако женщины не пускают его, преграждая ему путь: «куда же ты? Ты обязательно должен выбрать себе кого-нибудь!» Конечно, этот сон показался ему не таким страшным, как тот, где детский сад представлялся ему тюрьмой, а сокамерники — мальчики из его группы и воспитательницы в строгом наряде надзирателей по очереди били его металлическими лопатками. И всё же Джонни принял тогда, как ему казалось, твёрдое решение никогда в жизни не жениться.

Однако вскоре ему предстояло узнать о том, что скорее всего, ему будет суждено дожить лишь до половины того срока, когда звезда упадёт на землю. А потому проблема избежать фатального бракосочетания отпадает сама собой. Однажды, собираясь на улицу, Джонни был погружён в свои глубокие раздумья о том, как звёзды падают на землю. В это время уже одетая бабушка, которая ждала, пока он оденется, накалялась в прямом и переносном смысле. Наконец, решив придать ему должный тонус, она поведала Джонни о том, что как только ему исполнится 18 лет, его заберут в армию. А там, если он не сумеет встать с кровати и одеться на улицу за 45 секунд, пока горит спичка, которую держит в руке сержант, его расстреляют. А когда Джонни робко попытался предположить, что он постарается избежать армии, как и женитьбы, бабушка заметила ему, что тогда его объявят дезертиром и расстреляют в любом случае, даже не дав ему шанса попробовать одеться, пока горит спичка. Джонни очень хотелось жить и не хотелось быть расстрелянным. Поэтому, рискуя спалить квартиру и обжигая пальцы, которые он потом старался не показывать бабушке, Джонни пытался прикинуть, сколько реально времени горит спичка, а затем тренироваться одеваться с секундной стрелкой настенных часов в роли секундомера. На этом пути, однако, его ждало огромное и очень тревожное разочарование. Маленький Джонни пришёл к неутешительному выводу, что спичка прогорает значительно быстрее 45 секунд, а потому у него практически нет шансов не быть казнённым в армии.

Кроме того, Джонни был в курсе, что с неба падают не только звёзды, находящиеся на расстоянии 36 световых лет, но и рукотворные устройства — самолёты. Он также знал, что если конкретному самолёту суждено упасть тебе на голову, то этого не обязательно ждать 36 лет. Поэтому он с тревожным замиранием сердца провожал взглядом каждый самолёт, летевший над головой, особенно если самолёт летел, как ему казалось, достаточно низко. Особое впечатление произвёл на него рассказ его бабки, которая жила в 30-е годы в посёлке Сокол, о падении на посёлок гигантского для тех времён самолёта «Максим Горький». И хотя тогда никто из жителей посёлка не погиб, только члены экипажа и пассажиры, Джонни стал ждать, что со дня на день может упасть на его голову со значительно большей высоты один из постоянно гудящих над головой реактивных самолётов.

Для кого-то лето 1980 года — это слёзы на глазах, провожающих в небо олимпийского мишку. Для кого-то — уход из жизни Владимира Высоцкого и Джо Дассена. А для маленького Джонни лето 80-го — это постоянный страх умереть, будучи уколотым отравленной иголкой в транспорте, особенно в метро или иных общественных местах. Этим на него наводили ужас как уже упомянутая двоюродная бабка, так и мальчишки, с которыми играл в песочнице. Как он осознал впоследствии, сами-то они в это не особенно верили, а лишь испытывали удовольствие, пугая этим других.

Летом 1982 года он на своём опыте узнал, как дорого может обойтись некритическое принятие чужого мнения. Доверие мнению взрослых, в первую очередь его бабки, едва не стоило ему жизни. У него стал побаливать живот, примерно так же, как, согласно рассказам родственников, болел живот у его троюродной сестры, когда у неё был аппендицит. Тайком от взрослых он перерыл подшивку журнала «Здоровье», и нашёл соответствующую статью, на основании которой у него сформировалась практически полная убеждённость в том, что у него аппендицит. Он рассказал об этом бабке. Однако бабка в ответ на это заявила, что у детей аппендицита не бывает, и перепрятала от него журнал здоровье. Когда же он стал настаивать, упоминая случай с троюродной сестрой, бабка нашлась что сказать. И заявила, что, мол, это было совсем в других краях, когда её отец работал на строительстве БАМа, а в Москве такого не может быть. Не успокоившись полностью, Джонни попытался рассказать об этом маме. Однако мама также не восприняла его версию всерьёз, списав её на его мнительность, ипохондрию и т.д. А также стремление уклониться от поездки в пионерский лагерь. И, чтобы ему там «служба мёдом не казалась», она попросила физрука этого лагеря уделить ему особое внимание.

Хотя в лагере были хорошие вожатые, а ребята его практически не обижали, практически со дня приезда в лагерь у Джонни было неважное общее самочувствие, и чем дальше, тем хуже. Время от времени у него также побаливал живот. Однако лагерная жизнь шла своим чередом, и по просьбе его же мамы каждый день после плановой зарядки физрук с лицом и душой сержанта заставлял его подолгу отжиматься от пола. Точнее, вначале Джонни даже не мог отжаться от пола. Поэтому физрук очень грамотно и методично заставлял его отжиматься на наклонных поверхностях, постепенно переходя к отжиманию собственного веса полностью. Справедливости ради, в те времена даже сержанты, видимо, были человечнее. Потому что когда однажды Джонни пожаловался на боль в животе, физрук сказал, что боль в животе — это может быть очень серьёзно, и отправил его в медпункт. С тех пор чуть ли не каждый день Джонни ходил в медпункт жаловаться на самочувствие и измерять температуру. Однако боль в животе вскоре прошла, а температура вроде была нормальной. И со временем его там стали считать то ли симулянтом, стремящимся избежать усиленной зарядки, то ли просто домашним мальчиком, переживающим трудности адаптации к лагерной жизни. Понимая, что, с одной стороны, судя по самочувствию, дела его плохи, а с другой — что в лагере он правды всё равно не добьётся, Джонни стал писать слёзные письма маме: «Мамочка, я не знаю, что со мной происходит, но я очень плохо себя чувствую. Мне кажется, я скоро умру. Я тебя умоляю, забери меня отсюда, пожалуйста». Однако в каждый из своих приездов в лагерь она делала вид, что ничего не знает про эти письма, оставляла ему гостинцы и уезжала без него.

По возвращении в Москву Джонни стал чувствовать себя всё хуже и хуже. Иногда болел живот, но больше всего, как ни странно, его волновало очень плохое общее самочувствие. Бабушка же, которой он жаловался, просто говорила, что он мнительный, советовала взять себя в руки и продолжала уверять, что у детей аппендицита не бывает. Наконец, в следующее за своим возвращением из лагеря воскресенье у него поднялась высокая температура, и он чувствовал себя так плохо, что ему было даже тяжело просто ходить по квартире. Тогда Джонни отчётливо понял, что если он сейчас же не уговорит маму сделать что-то по этому поводу, и сделать немедленно, то до следующих выходных он не доживёт. Наконец, ему удалось уговорить маму вызвать неотложку, врач пощупала его живот, и его увезли в морозовскую больницу с подозрением на острый аппендицит.

На следующий день его не кормили, а к ночи прооперировали. На всю жизнь он запомнил тот ужас, который охватил его, когда ему нацепили маску и велели дышать. Операционная стала вращаться перед его глазами с всё большей частотой, он только успел подумать и выдавить из себя что, наверное, умирает, но ему ответили: «это ты засыпаешь».

Однако самым сложным в плане переживаний для него оказался следующий за днём операции день. Проснувшись в тот день, Джонни почему-то сразу захотел есть. Наверное, это было неудивительно, учитывая, что его перед этим полтора дня не кормили. И только он съел целое куриное яйцо, которым кто-то из палаты с ним поделился, как другой мальчик сказал ему: «ты очень зря это сделал. Тебе целый день нельзя пить и несколько дней нельзя есть. Теперь ты умрёшь». От этих слов у Джонни на лбу выступил холодный пот, и началась самая настоящая паника. Ему сразу представилось, как остатки непереваренной пищи вывалятся из травмированного кишечника в брюшную полость и вызовут смертельный перитонит. Однако медсёстры, когда он дрожащим голосом рассказал им о том, какую ужасную вещь он сделал, отнеслись к этому довольно флегматично. Сначала одна из них принесла ему горшок, и с улыбкой понаблюдала, как он тщетно пытался вызвать рвоту, дабы срыгнуть злополучное яйцо, по всей видимости, уже успевшее уйти далеко вниз. Затем другая медсестра принесла ему чайник с показавшимся ему очень приятным на вкус тёплым кофейным напитком.

Жизнь Джонни начала меняться кардинальным образом, когда ему исполнилось 13 лет. Сначала у него были короткие периоды, не более одного-двух дней, когда по необъяснимой причине он чувствовал себя плохо. Однако потом наступил такой период, когда он лежал больше недели, а затем после небольшого перерыва снова лежал больше недели и чувствовал себя всё хуже и хуже. Врачи ставили ему тривиальные диагнозы, а более серьёзные диагнозы не подтверждались, по крайней мере, при ограниченных возможностях диагностики того времени. Вынужденный лежать практически без дела несколько недель кряду на кровати, Джонни то и дело погружал свой болезненный ум в непростые метафизические размышления. Он мучительно думал о том, что прожил к тому времени уже 13 с половиной лет — целый жизненный цикл многих животных, даже млекопитающих. И что, судя по его состоянию здоровья, возможно, и его жизнь очень скоро закончится. Однако за эти тринадцать с половиной лет своего пребывания на Земле он так толком здесь ничего не познал, не сделал ничего хорошего для людей. Фактически, жизнь его прошла впустую. Он сильно сожалел об этом, и мечтал о том, что если ему ещё будет отведено судьбой сколько-нибудь продолжительное время жизни, он постарается исправить свои ошибки. Даже несмотря на то, что ему необходимо было смириться с тем очень тяжёлым для него фактом, что он никогда уже не будет чувствовать себя хорошо. Он знал, что все дни, сколько он будет ещё ходить по земле, он, скажем, будет чувствовать свои ноги, что они его, будет чувствовать, что они соприкасаются с землёй, но в то же время будет чувствовать, что они словно не свои, хотя пока и слушаются его. И, что ещё тяжелее, он понимал, что и на уровне зрительных ощущений всю оставшуюся жизнь окружающий мир будет казаться ему каким-то не вполне реальным, и что он до конца дней своих не сумеет избавиться от этого ощущения. Самое лучшее, на что он мог рассчитывать — это на какое-то время отвлекаться от этого мучительного ощущения ограниченной реальности всего в его мире. Пока он был юным, у него были некоторые иллюзии, и он что-то пытался объяснить врачам — невропатологам. Однако те, потыкав в него иголками и убедившись, что его конечности не парализованы и нервная проводимость в них не нарушена, лишь направляли его к психиатрам. Поэтому ему не оставалось делать ничего, кроме как смириться с увещеванием мамы. Она рассказывала ему о том, какие ужасные ядохимикаты колют психически больным, и что от них умрёт.

Когда Джонни немного пришёл в себя, к нему пришло неприятное осознание того факта, что у него были чудовищные пробелы, если не сказать провалы, в знаниях из школьной программы по многим дисциплинам. Было от чего взяться уже не только за ум, но и за голову!

Джонни решил действовать постепенно, и сначала сосредоточиться на тех предметах, которые вызывали у него наибольший интерес. В частности, Джонни стал активно заниматься химией, которая очень интересовала его. Однако он понимал, что из-за проблем со здоровьем не сможет заниматься этими вопросами профессионально. Да и вообще работа в этой сфере представлялась ему такой, что если у тебя нет серьёзных проблем со здоровьем, то они легко могут появиться. Джонни знал, что ему нужно усиленно заниматься математикой, однако с этим также всё было очень непросто. Мама тоже не могла ему помочь — она лишь жаловалась подругам, что у него нет «ассоциативного мышления». Ситуация начала меняться лишь в последнем классе средней школы. Джонни уже тогда интересовался компьютерной техникой, хотя доступное ему тогда в школе отечественное оборудование имело весьма ограниченные возможности. Его учитель информатики, который, к сожалению, не преподавал математику его классу, помог ему поверить в свои силы. В ответ на жалобу Джонни, что ему «не даётся математика», тот учитель сказал, что математика — не девушка, чтобы даваться или не даваться. И сумел убедить Джонни в том, что освоить математику может каждый здоровый человек, который серьёзно и последовательно займётся её изучением.

В школе Джонни приходилось сталкиваться не только с академическими трудностями. Долгие месяцы болезни приводили его во всё худшую физическую форму. Это обстоятельство делало его лакомой добычей для тех, кто развлекался, пиная физически более слабых. Особенно выделялся в этом плане некто по прозвищу Кот из параллельного класса. Хотя по воспоминаниям много лет спустя проблематично делать уверенные выводы, вероятно, Кот относился к категории людей, которым посвящена эта книга. Здоровенный Кот постоянно носил выражение какой-то метафизической скуки на лице, и пытался её развеять, хлеща Джонни и некоторых других по лицу рукавами своей одежды. Это было не столько больно физически, сколько унизительно морально.

Как рассказали впоследствии бывшие одноклассники Кота, судьба его сложилась трагически. После окончания школы, он пробовал учиться то в одном, то в другом институте, однако ему становилось скучно, и он уходил, не закончив курса. Едва ли не единственной радостью и ярким ощущением в его жизни стал то ли бензол, то ли какой-то другой органический растворитель. Это его в итоге и погубило! Однажды жарким июльским днём, не учтя, что повышенная температура воздуха усиливает испарение, он вдыхал особо концентрированные пары. Какова была концентрация паров, неизвестно, но так или иначе Кот умер от внезапной остановки сердца.

Основной урок, который извлёк Джонни из истории с Котом ещё тогда, в школе, состоял в следующем. Есть люди, которые по природе настолько жестоки в сердце своём, что их бесполезно упрашивать или умолять о пощаде. Чем больше ты это будешь делать, тем больше они будут презирать тебя и издеваться. Единственный язык, который они способны понимать, — это язык силы.

Но чтобы говорить с этими людьми на понятном им языке, нужно иметь силу. Осознавая это, даже несмотря на слабое здоровье, подросток Джонни понемногу стал пытаться тренироваться. Однако, несмотря на все свои усилия, он по-прежнему был физически слабее большинства своих одноклассников. И лишь в последнем классе школы ему удалось добиться ощутимых результатов. Хотя у него не было дома никаких снарядов кроме перекладины, он нашёл в каком-то журнале комплекс атлетической гимнастики с медицинскими резиновыми жгутами, и начал заниматься с этим подручным средством. В результате на каких-то проверочных сборах от военкомата он сдал на отлично норматив по подтягиванию. Причём, в отличие от тех, кто последние разы едва дотягивались подбородком до перекладины, у него она каждый раз была на уровне груди.

На этом Джонни прекратил рассказ о своём детстве, потому что к этому моменту они с Никой доели последние куски своей пиццы. Джонни кокетливо поинтересовался у Ники, какое впечатление на неё произвела история про его детство. Ника ответила, что «похороните меня за плинтусом» просто «отдыхает и нервно курит в сторонке». И добавила, что у неё вызывает восхищение, как, несмотря на такие тяжёлые испытания на заре жизни, он в итоге нашёл в себе силы функционировать как полноценный человек. И она не считает, что, придя сюда с ним, она напрасно потратила время. Однако, поскольку многие наши проблемы во взрослой жизни родом из детства, она бы советовала ему поработать с психологом, точнее, чтобы психолог поработал с ним. Подобный тон разговора, а также её совет относительно психолога вызвали у него резко неприятные эмоции не только сами по себе (В её суждениях не только сквозило неуважение к нему, но присутствовала реклама услуг представителей своего цеха даже там, где это абсолютно неуместно!), но и чередой нахлынувших воспоминаний. Он вспомнил о том, как в своё время одна знакомая психотерапевтиха рассказывала ему о том, как к ней обратилась женщина, у которой в автокатастрофе погиб единственный сын. С тех пор, по её словам, для несчастной женщины жизнь потеряла всякий смысл, и она находилась постоянно в состоянии жуткой депрессии. Психотерапевтиха очень гордилась тем, что после того, как она поработала с этой женщиной, всего через несколько сеансов, женщина вообще перестала вспоминать о том, что у неё были дети. У Джонни было другое видение всего этого. Он считал естественным для человека, пережившего горе, испить до дна полную чашу страдания. Это, помимо прочего, отличает человека в высоком смысле слово от психопата. Способного, например, от скуки своими руками удавить близкого человека, а затем приготовить и съесть. То же, насколько полноценной станет жизнь человека впоследствии, зависит от того, сумеет ли человек открыть для себя некий новый смысл. Каким будет этот смысл, может решить для себя только сам человек.

Замяв неинтересный ему разговор про услуги психологов, Джонни хвастливо заметил Нике, что его детство — это лишь одна из его историй. А ещё у него есть история, например, про одну совершенно необычную девушку… И он вкратце изложил Нике основные пункты этой истории. На что Ника, в свою очередь, кокетливо заявила ему, что он зря ей сказал про это тогда, когда им уже пора расходиться и что он умеет заинтриговать. Ведь она спать теперь долго не сможет, будет думать, что там было с этой девушкой! Но она очень надеется, что в следующую их встречу он ей обязательно расскажет. Но Джонни-то прекрасно знал, что следующей их встречи не будет. А мысли его снова и снова возвращались к той самой совершенно необычной девушке, про которую он знал, что никогда не расскажет Нике...

На следующей после встречи с Никой неделе имели место два момента, которые, словно яркие вспышки, заливающие всё необычным светом, заставили Джонни на короткое время иначе взглянуть на Леночку. Сначала Леночка сама неожиданно написала ему в аську: «Муся, когда я умру, ты будешь носить цветочки мне на могилку?» Сначала Джонни воспринял это как довольно примитивную манипуляцию его нежными чувствами к ней, нажатие на жалость и т.д. Ему цинично подумалось: интересно, от чего она собралась помирать? От неудачного аборта или от родов? В таком случае пусть ей цветочки носит тот, с кем она там трётся… Однако вслух, естественно, он не готов был ей это сказать, а потому уклончиво пообещал ей, что если он её переживёт и будет знать, где её могилка, то цветочки принесёт обязательно. Тем самым он тонко намекал на то очень удобное ей обстоятельство, что у них никогда не было, нет, и не будет общих знакомых. Больше ничего он ей сказать не смог, потому что неожиданно для него самого, мысли его стали течь в совершенно нежелательном направлении. Он почему-то вдруг стал думать о том, как она питается, как злоупотребляет алкоголем, какой вообще ведёт образ жизни… Это, в свою очередь, в очередной раз навело его на размышления о том, что такими темпами она скоро угробит своё здоровье, а он ничего не может сделать, чтобы этого не допустить. Или, по крайней мере, пока не придумал, что можно сделать. При этих мыслях у него прямо-таки защемило сердце — так стало ему жалко Леночку.

Другой момент состоял в том, что совсем молодой парень из западной страны писал о себе: «Я умеренный социопат. И хотя одна часть меня не хочет меняться, другая хочет. Да, мне бывает забавно наблюдать, насколько глупы бывают люди, особенно когда они столь доверчивы, что верят в сладкие слова, обильно текущие из моих уст. Да, я паразит, однако несмотря на это, есть люди, которым я хотел бы перестать делать больно. Так может, вы перестанете изображать из себя жертв и постараетесь помочь таким людям, как я?.. Я знал о том, что я социопат, ещё не достигнув 10-летнего возраста, но лишь недавно мне был поставлен официальный диагноз. Сейчас мне 18, и я лгал и отравлял жизни другим всё это время». Он словно пытался объяснить людям, что «социопаты тоже люди»: «если вы режете нас, разве у нас не идёт кровь? И если вы убиваете нас, разве мы не умираем?»

Читая это, Джонни почему-то вдруг подумал что Леночка, даже если она этого не осознаёт, по сути, такой же изгой в этом обществе нормальных людей, которое отталкивает всех, кто на них не похож. Поэтому им, двум изгоям, нужно держаться вместе, несмотря ни на что. Таков был его настрой, когда однажды воскресным утром Леночка напомнила ему о его намерении купить ей платьице на корпоративную вечеринку.

Однако с самого начала их встречи в тот день Леночка повела себя безобразно. Ещё по дороге в ТЦ, где они должны были покупать ей платьице, она завела с ним разговор о том, какой он хочет себе подарок на Новый год. Прекрасно зная, что ей не нравится его шапка и что нужно выбрать что-нибудь недорогое, Джонни сказал, что ему нужна шапка. Мол, тебе же эта не нравится. На это Леночка отвечала, что без проблем, Муся, будет тебе шапочка. Только мне нужна денежка, чтобы купить тебе подарок. Когда Джонни поинтересовался, сколько нужно денег, Леночка ответила: три тысячи. Сумма ему, мягко говоря, не очень понравилась, и он начал смущённо мямлить о том, почему так дорого, ведь он вот эту шапку, которую он сейчас мнёт в руках, купил за 160 рублей. Леночка, однако, в очередной раз крайне неодобрительно отозвалась об этой шапке и добавила что три тысячи — это ещё не много за хорошую шапку. После чего, словно в доказательство своих слов, в подземном переходе она ткнула его новом в норковую шапку, которая там продавалась за девять тысяч девятьсот девяносто рублей.

Пока Джонни тупил на тему, что его снова развели, и как теперь объяснить Леночке, что три тысячи — это слишком за шапку для него, учитывая что она и так это знает, а просто хотела его развести… она развела его ещё раз. И сделала она это очень просто, попросив ещё до того, как они вошли в ТЦ, деньги на платьице. Он спросил: сколько оно стоит? Она ответила: пять тысяч. Когда он попытался ей сказать, что дороговато, она начала капризничать в довольно грубой форме, в очередной раз пыталась его заставить повторять за ней, что жлобство и жмотство это плохо, и он замолк. А как и насколько его развели, Джонни понял, когда узнал, что купленное Леночкой платьице стоит всего две тыщи с небольшим. Остальное же, очевидно, она положит себе в карман на разные мелкие расходы. Самое обидное состояло даже не в том, что ему было жалко для неё этих денег, а в том, что складывалось впечатление, что она стреляет их не потому, что ей действительно необходимо, а просто с тем, чтобы развести его на некую сумму и потом её освоить.

Всю дорогу домой он думал о том, как унизительно позволять такое отношение к себе. Вечером Джонни написал Леночке смс, в которой изложил свою позицию. Смысл её ответа был таков: возьми себя в руки. Такой ответ, однако, разозлил его ещё больше. Получалось, что просто воспринимала его так, словно он ей истерику устроил. Немного взяв себя в руки, насколько он мог это сделать, Джонни понял, что ситуация ясна, и ему необходимо принять окончательное решение. Поскольку он чувствовал, что Леночка уверена в его моральной слабости и неспособности прекратить в одностороннем порядке контакты с ней, Джонни старался выбирать как можно более неприятные формулировки, с тем, чтобы уже закончить с ней раз и навсегда. В итоге он написал примерно следующее: «Мне очень жаль, что природа обделила тебя способностью уважать и любить другого человека, наделив вместо этого талантом обманывать и использовать тех немногих людей, которые относятся к тебе по-человечески. Но я тебе не лох и не жертва, поэтому не собираюсь больше принимать в этом никакого участия. Поскольку мы с тобой больше никогда не увидимся, не надо покупать мне подарок, просто оставь себе деньги, раз они тебе так нужны, что ты ради этого каждый раз придумываешь новую, изощрённую ложь. Всего хорошего». Естественно, никакого ответа на это он уже не ждал. И только на следующий день днём неожиданно его счёт мобильного телефона пополнился на две тысячи рублей. После чего пришла смс с хорошо знакомого номера: «Всё, что у меня осталось от твоих денег, я положила тебе на телефон. Вот теперь действительно, всего хорошего».

Будучи невротиком, умеющим приписать любой ситуации как можно более негативную интерпретацию, Джонни посмотрел на этот жест как на прощальный и весьма эффектный плевок ему в морду. В самом деле, для Леночки, которая, вероятно, помимо него разводила на деньги ещё целую армию добрых и доверчивых людей, плюс минус две тысячи ничего особо не значили. Для него же эти деньги, которые пришли даже не ему лично, а фактически его оператору мобильной связи, были лишь ещё одним болезненным напоминанием о том, что ему и позвонить-то некому. Так была окончательно закрыта эта тяжёлая и противоречивая страница его жизни.