Батарея из гуаши

Визг тормозов заполонил всю улицу. Залезая в распахнутые окна домов и, просачиваясь в ушные раковины меломанов, он подавлял музыку и другие звуки, ставя себя главным фаворитом этих мгновений. На удивление молодого водителя, тормоза сработали идеально, два колеса в его не новом автомобиле еще работали. Из-за диагонального торможения, машину постоянно кренило влево, поэтому приходилось прилагать усилия, чтобы не сбиться с намеченного курса. Водитель за неделю такой езды вполне привык к непостоянству своей «Ладушки», как ее ласково называл, но сейчас он не стал сдерживать ее порыв, и даже сам что есть мочи, крутанул руль влево. Как только женский корпус ушел с мушки капота, водитель выпустил девяносто старых кляч, одновременно выворачивая руль вправо. Зеркало, которое он поправлял каждый раз, захлопывая пассажирскую дверь, с корнями вылетело из насквозь проржавевших креплений, сбив собой дорогущий новый гаджет, и лишь слегка пошатнув уверенную в своей неуязвимости девушку. Скорее от неожиданности, нежели от полученного удара, та не смогла устоять. Она была настолько изящна, что, даже упав на асфальт, выглядела нимфой сидящей на краю скалы. Выровняв машину, водитель остановился. За два года вождения это была его первая авария. Полученная порция адреналина заставляла его голову соображать быстрее. На автомате — одной рукой — он включил правый поворотник, а другой затянул давно неработающий ручник. Скорее для морального удовлетворения и, надеясь, что его «Ладушка» не захочет отправляться без него. Выскочив из машины, он бросился к пострадавшей.

На машине, ни разу не проходившей техосмотр, невозможно было рассекать воздух и жечь резину, как того желал молодой водитель. Но это его никогда не останавливало. Нет, он не нарушал правила, но он постоянно играл в автосимуляторы, представляя себя на месте гонщика. Для этого, с виду безобидного дела, он даже кресло гоночной машины откопал где-то на свалке, не говоря уже о руле, педалях и прочих мелочей. Возможно, благодаря именно этому, ему не удалось сбить, играющую в свой новый гаджет, девушку.

— «Когда монеты ослепят взор, как ослепили всех людей, на пути появится судьба, забрав источник этих бед. Тогда поймет, зачем жила, и смысл жизни обретет, соединятся два пути в один», — повторил Он слова ведьмы. — Лучше чтоб сбил, а не ее телефон, у которого даже нет кнопок, одно стекло. Тогда бы у него забрали права, а она, перестала играть в свои погремушки, — немного подумав, с ухмылкой добавил. — Навсегда. Если ж слова ее верны, то сегодня. Посмотрим же, что это за день будет такой».

Что именно должно было случиться сегодня, Он не знал, но определенно что-то важное. Понаблюдав, Он пошел дальше, все больше углубляясь в парк.

Первый знак, предсказанный ведьмой, был в четверг, четыре недели и четыре дня назад. Как не старался, Он никак не мог забыть этот нелюбимый день. Ведь именно этот день его отец любил как третий новый год или день рождения дальнего, но близкого родственника. Тогда в искусственном пруду с полметра глубиной, чуть было не утонули двое ребят. Ради удачной фотографии они перелезли через перила маленького мостика, находившегося над тем прудом. Откинулись назад и позвали одну из девчонок, с которой гуляли. Как только девушка подошла и слегка облокотилась — перила сорвались, не выдержали крепления. Упав с метровой высоты в пруд, головы парней оказались под покрывалом воды и заблокированные решеткой, а девушка, потерявшая сознание при ударе, добавляла вес металлической конструкции. Так случилось, что в этот момент в парке практически никого не было. Он, другая девочка и два, случайно проходящих мимо, тяжелоатлета. Случись это на пять минут раньше или позже, жертв было бы не миновать.

— Забавно было бы, если эта русалка на цепях, не следила за своей фигурой, да и рядом никого не оказалось. Вот же была бы потеха! — представил себе Он, а потом, подумав немного, расстроился — А ведь не они будут оплачивать порчу казенного имущества, а Я, и все налогоплательщики. Лишь спустя два дня, листая свой блокнот-ежедневник, Он нечаянно обнаружил давно позабытую запись: «И будет воздвигнута тюрьма, там, где нет земли. И станет стражем тот, кто к этому готов. И дети к погибели своей придут, и станут мудрыми они. Когда свинец заменит воздух, и ход часов обратиться вспять — исполины в ту тюрьму придут. Спасителями их после обрекут». Пробежавшись по старой записи еще несколько раз, от неожиданности и ясности он плюхнулся в кресло, все глубже погружаясь в свои мысли. После тяжелых дум, с неким облегчением, сказал себе.

— Это что ж получается, оказывается ведьма не шарлатанка? Не соврала все-таки она? Это ж Я, получается, зря проклинал ее все это время? Ладно, половину своих проклятий Я забираю, а остальное пусть будет в качестве неустойки. Нечего честных людей в смуту вгонять. — в его давно опустевших глазах, где-то очень глубоко, за пиленой мрака и озлобленности, показывался маленький огонек — это разгоралась его надежда.

После того случая, несмотря на свою память, Он на зубок знал слова ведьмы. И выходя из дома, каждый раз повторял их. Теперь его прогулка по парку снова обрела цель. Спустя неделю и шесть дней, в пятницу, после первого знака, Он нашел второй.

— «Тот, кто не умел любить того, кого проклятьями все время осыпал, в последний миг почувствует любовь, прошедшую сквозь года. Свобода же не будет так сладка, как думалось взаперти, навсегда погаснет солнца луч, и лишь тогда обретет покой душа...»

Он довольно много времени размышлял, пытаясь понять, что же это может значить, но понял лишь тогда, когда увидел это сам.

Молодая пара о чем-то активно спорила, а маленькая четырех годовалая девочка заворожённо смотрела на лошадей. Туда, где в импровизированном стойле был один пони и две лошади: серой и темно-гнедой масти. Девочка не кричала, требуя своего, не тянула родителей за руки и платья, и даже не плакала тихонько в стороне, она только смотрела на них — на лошадей, желая, но не о чем не прося. Спустя несколько минут после крепкой ссоры, жена сдалась. Выкрикнув что-то напоследок упрямому мужу, она взяла девочку за руку и повела ее к лошадям. Когда девочка осознала, что случиться далее, ее глаза окинулись пожаром. Таким пожаром горела Москва, когда ее брал Наполеон. Подойдя к стойлу, мама посадила было дочку на пони, но девочка прощальным взглядом провела по шоколадной лошадке и, не став испытывать судьбу, подошла к пони. Мама была довольно проницательным человеком, добрым и любящим. Увидев искреннее желание дочурки, она с помощью инструкторши посадила девочку на взрослую лошадь. Как только лошадь тронулась, восторг девочки сломал всевозможные барьеры и, не сумев подавить в себе бурю эмоций, с криком, что есть мочи, рассмеялась, высвобождая целые водопады эмоций. Это было настолько неожиданно и громко, что муж оглянулся и увидел, как вздымаясь на дыбы, лошадь откидывает инструктора и жену в разные стороны. Муж был человеком действия. Как только лошадь коснулась передними копытами земли, он был уже на полпути к ним. Незамедлительно, лошадь галопом кинулась от них в сторону мужа. Очутившись на одной линии, муж даже не взглянул на девочку, он что есть мочи бежал к жене. Через пару секунд он уже был у стойла, однако, так и не удосужился взглянуть на жену. Вместо этого, молниеносным грациозным движением, не теряя скорости, он очутился на белой лошади и тут же, заставив лошадь перепрыгнуть метровое ограждение, помчался за девочкой. Прошло минут десять, не больше; горем убитая мать уняла истерику и уже пыталась спокойно, насколько позволяло состояние, объяснить стражам порядка ситуацию, но вдали, одной рукой держа перепугавшуюся, но радостную дочку, а другой вожжи, показался заботливый отец и перепуганное, но радостное дитя.

Сидя на лавке, неподалеку от случившегося, Он натужно улыбнулся. Не потому, что все хорошо закончилось, а потому, что остался только один знак, предсказанный ведьмой.

Когда долго чего-то ждешь, начинаешь сомневаться, действительно ли ты этого хочешь? Уже второй год, практически изо дня в день, Он приходил в парк и ждал это самое «что-то». Поначалу смело, даже с вызовом и трепетом, но шло время, и его пыл остывал, пока, наконец, не превратился в огромный кусок глыбы. Потом наступило безразличие и озлобленность ко всему этому. И только крохи надежды не позволяли оставить бессмысленное дело. Сейчас Старик осознавал — это последний его день в его жизни, и что ему больше не придется мучиться.

Небо уже не было таким ясным, как с утра. Сгущались тучи, как будто знали, что сегодня что-то должно произойти. В другой день Старик поспешил бы домой, не имея желания промокнуть, но сейчас он просто обязан был находиться здесь, во что бы то ни стало. Люди, как им и положено в любое воскресенье, ходили туда-сюда, но быстрее, разряжая чрезмерную насыщенность парка. Они спешили по домам, и постепенно в парке становилось не так душно, но не для Старика. Он чувствовал страх. Страх перед неизвестным.

Мысли так и лезли в его голову, не давая ни на чем другом сосредоточиться. Вся его никчемная жизнь начинала прокручиваться кадр за кадром, заставляя грустить. Посреди дороги на Старика нахлынули воспоминания из детства: первый велосипед, и как дворовые ребята зависти сломали его. Как благодаря связям родителей Он попал в престижную школу, где постоянно ощущая на себе липкие и мерзкие взгляды улыбающихся ему людей: как одноклассников, так и учителей. Тогда он не понимал, почему все смотрят на него таким взглядом, но время расставляло все по местам. Своих первых настоящих друзей — они дружили с ним, только потому, что у него были карманные деньги. Свою первую школьную любовь, и как лучший друг его же и отметелил, желая произвести впечатление на ту самую девчонку. Как Он самостоятельно, без родительской помощи, поступил в институт. Как высказал все, что думает о профессоре, и на полсеместра был выгнан с этого предмета. Как порвал только что купленную за свои собственные, честно заработанные деньги рубашку, залезая на дерево, дабы спасти бедолагу-котенка. Как повстречал ту, с которой смог прожить всю свою жизнь.

— Вот, давай, студент Иванов, рассуждать рационально. Кто ты, а кто Я? Если меня поставили обучать тебя такому научному и потрясающему предмету, как сама история… Не перебивай, когда старшие тебе, и смотри в глаза! Так вот, если Я знаю намного больше твоего, и могу тебя обучать, как же можно предполагать, что ты, студент Иванов, знаешь то, о чём не знаю Я? Ты будешь мурлыкать, когда я тебе позволю, и в глаза мне, в глаза смотри!.. Это был риторический вопрос, студент Иванов. Твоим безграмотным незнанием, ты подаешь плохой пример не только себе самому, не говоря обо всех тебя окружающих твоих товарищах.

Стоя поодаль в тени, так, чтобы ее нельзя было случайно увидеть, она с любопытством и восхищением наблюдала за ним, не замечая, что с каждой минутой все сильней и сильней влюбляется в своего будущего мужа.

— Профессор Шуршанин, вы ли это? — выйдя из тени, заговорила она. От неожиданности «профессор» чуть не упал с ветки, на которой сидел, но постарался не подавать вида.

— Ты, студент Иванов, скажи мне, кто та особа, стоящая за моей спиной? — откусывая излишки ниток и надевая рубашку, обратился он к Иванову, который в это время играл с листиком дерева.

— Я Ира, из параллельного потока, — не дав возможности коту Иванову ответить на вопрос, сказала она.

«Профессор» повернулся, чтобы увидеть своими четырьмя глазами студентку и снова чуть не сорвался. Он ожидал увидеть кого угодно, но только не ее. Нет, раньше они не встречались, просто до этого момента ему — обычному смертному — не приходилось лицезреть богинь. На ней был голубой сарафан в белый горошек, который, словно море, ходил волнами от легкого летнего ветерка. В светло-русые волосы солнце бережно вплетала свои лучи, заставляя их переливаться и мерцать золотым сиянием, и даже самые ослепительные звезды меркли в сравнении с ее глазами небесно голубого цвета. По крайней мере, именно так он и думал. Нет, он не упал с дерева, вместо этого он провалился во времени, теряя его счет. Он смотрел в ее глаза, понимая, что не в состоянии оторвать или перевести на что-нибудь другое взгляд. Впервые за долгое время он чувствовал себя уютно, безмятежно, спокойно. Сейчас не было никаких забот и проблем, не было прошлого, не существовало будущего, оставалось единственное мгновенье, которое он не желал упускать. Чувствуя себя глупой, Ира задала первый пришедший ей на ум вопрос:

— Вам тоже профессор Шуршанин преподает?

«Наверное, что-то со мной не в порядке, ведь он так растерялся, смотря на меня. Боже, какая же Я дура, что заговорила с ним первая! Что он скажет обо мне?» — думала Ира, с каждой другой секундой приобретая более багровый оттенок лица. Вопрос заставил «профессора» вернуться в бренный мир. С трудом оторвавшись от завораживающего взгляда, он поправил вымышленные очки и обратился к котенку:

Вот ты, студент Иванов, скажи твоей очаровательной студентке, что не положено игнорировать «Великих Деятелей Научного Дела» или, если коротко, члена «ВДНД», когда таковые имеются в наличии здесь и сейчас. И еще, студент Иванов, ты поинтересуйся у твоей студентки с красивым именем Ирина, не откажется ли она сходить со скромным, но великолепным и великим профессором Шуршанином в кафетерий неподалеку отсюда?

— У меня как раз закончились занятия, и если студент Иванов пойдет с нами, то Я согласна. — Стараясь сохранять ровный и спокойный голос, произнесла Ира. — Нарочито скидывая вымышленные очки, предусмотрительно взяв котенка в руки, он спрыгнул с дерева.

— Старый Шуршанин, увы, не смог прийти, опять обнаружилась «историческая задача» которая нуждается в тщательном исследовании, и он будет вынужден повести ближайшие пару недель в полном одиночестве и отрешенности от мира сего. Тем не менее, он настоятельно просил передать глубочайшие извинения и просьбу его не беспокоить. Так же он великодушно попросил меня составить очаровательной спутнице компанию, дабы мадемуазель не оказалась одна в этот чудесный день. Позвольте представиться, меня зовут…

Позади Старика раздался пронзительный крик, от которого Он подпрыгнул, не сгибая колен. Обернувшись, Старик увидел ребенка, который изо всех сил, пытался хоть на шаг приблизиться к заветному киоску с его сахарной ватой. Ребенок отчаянно боролся, словно пиратский адмирал со штормом, с неподвластной ему стихией под названием «Мама». Он плакал, кричал, падал и бил ногами, но сдаваться никак не хотел. В его детских глазах, Старик видел жажду к свободе и уверенность в собственных силах. Ребенок был уверен в своей правоте, и по-своему был прав, хотя бы потому, что, в отличие от взрослых, он знал, чего хочет.

— Сына, дорогой, ну хороший, почему ты упрямишься? Ведь так нельзя, зай. Мы всегда идем тебе на встречу, не в чем тебе не отказываем, что просишь — все твое! Другие дети бы на руках таких родителей носили, а ты кричишь, ножкой топаешь. Как ты не можешь понять, что рано тебе, молод ты еще. Мы с отцом много прожили, знаем как правильно, прислушайся, пойми.

— Ты еще мал для таких решений. Это все пустые эмоции, гормоны.

— Пустые эмоции?! Гормоны?! Да Я люблю ее!!! Всем сердцем люблю!

— Я и говорю: « Пустые эмоции». Жениться. Да еще на ком? На ней. Ты в курсе кто ее родители?

— Я в курсе кто у нее родители, папа, для меня это совсем не важно!

— Тебе не важно, а мне важно. Разговор, сын, закончен. И еще, чтобы в моем доме ее больше не видел.

— Вы, папа, беспокоитесь только за свою родословную! А на собственного сына вам наплевать!

— Сына, что ты говоришь, мы любим тебя всей душой и желаем только добра.

— Делай что хочешь, но моего благословения не получишь.

— Прекрасно. Значит мне не нужно больше ваше благословение, папа!

— Посмеешь на ней жениться, Я лишу тебя всех привилегий и моего наследства.

— Еще как посмею, папа!

— И блох своих забери!

Уже все были готовы слушать, но музыканты еще ходили по сцене, подбирая наиболее удобные места для игры. Некоторые слушатели в серьез подумывали, что концерт не состоится, но дирижер блеснул своей палочкой и начал прелюдию к концерту. Первым грянул гром. За тем, увеличивая темп, полетели первые капли, ударяя о гладь воды и крыши киосков. Другие скользили по листьям и исчезали в траве. Природа оживала и начинала танцевать под музыку дождя. Были и такие, которые еле слышно касались земли или те, которые жертвуя собой, разбивались об асфальт, они заполняли некогда пустой и тихий фон, они создавали атмосферу. Еще чуть-чуть и дождь запоет во весь голос.

Пара капель, видя не воспринимающего музыку Старика, щелкнули его по носу, заставляя вернуться из омута воспоминаний и оценить их старания. Найдя себя, Старик открыл свой зонт-трость и повыше поднял воротник кофты. Не рад был Он, появлению дождя, проворчав что-то по этому поводу насчет некомпетентных синоптиков и дорогих лекарств, Он продолжил движение. Сложно сказать задело ли это дождь, но он заметно сильнее начал барабанить по крышам. Кричащего ребенка давно уже не было рядом. Старик так и не узнал, удалось ли ему добиться своего или диктатура мамы смогла пресечь побеги юного революционера. Так же, с наступлением дождя, парк лишился большей части народа. В парке заметно посвежело. Оглядевшись, Старик двинулся к «живой аллеи». За 47 лет парк ничуть не изменился. Конечно, деревья выросли, дороги все заменили, даже мосты перестроили, много киосков и аттракционов в черте парка понаставили, но, в конечном счете — парк остался прежним.

— А ведь солнца сейчас действительно не видно. — сказал Старик глядя на густые кроны деревьев.

— Какой, оказывается, красивый парк в этом городе есть. Нет, и другие красивые, но этот определенно красивее остальных, ты так не считаешь? А вон смотри на ту аллею, через много-много лет солнца там не совсем не будет видно.

— Отчего не будет?

— Ну как почему? Это сейчас деревья молодые, но ведь они обязательно вырастут. Когда они вырастут, они станут такими большими, что позакрывают своими ветвями небесные своды.

— Когда это случиться, нас, наверное, уже не будет.

— Возможно. А давай будем приходить в этот парк каждые два месяца и смотреть, спряталось солнце или нет.

— Почему только раз в два месяца, можно каждые выходные. Как ты на это смотришь?

— Скажешь тоже, каждые выходные. Раз в месяц еще понятно, но раз в выходные… Эх. Ездить сюда каждые выходные, миленький, дорого, да и далеко, долго.

— А если солнце скроется, а мы не увидим этого?

— Тоже верно. Ты ведь здесь не первый раз. Знаешь куда идешь. Это заметно.

— Третий, если честно. Иди сюда. Смотри, видишь?

— Ну вижу.

— Точно видишь?

— Точно.

— А теперь найди шестое окно слева, последнего этажа, видишь?

— Да. Что в нем такого особенного, в этом шестом окне слева, последнего этажа?

— Это наше окно. Вот ключи. У нас есть своя квартира, наша собственная и ничья другая!

Аллею называли по-всякому: и старая, и главная, тенистая и центральная, но местные жители, гордо звали ее еловой. И это совсем не потому, что на ней росли одни ели, наоборот. На «Еловой аллее» не было ни одного хвойного дерева, зато лиственных парод деревьев тут было в полнейшем изобилии. Старик же, звал ее «Молодой аллеей», из-за того, что в раннем детстве, среди совершенно молодых деревьев, Он со своим отцом часто бегал здесь играя с ним. Никто не знал, но еще, Старик называл эту аллею «живой». Не от количества имеющейся в ней жизней, а от жизни в самой аллее. Как будто не жизнь кипела в аллее, а аллея кипела жизнью. Большую часть дня, она спала, или ожидала новую жертву. Стоило какому-нибудь путнику показаться поблизости, она оживала, потягивалась. Покачиваясь из стороны в сторону, сбрасывая остатки сна, затем, самыми красивыми деревьями, она привлекала и завораживала путника, заставляя его пройти через нее. Как только путник проходил добрую половину, аллея на миг замирала, и в следующее мгновение отстегивала своего сторожевого пса, натравливая на нечего не подозревающую жертву. Задевая каждую ветку, ветер мчался на путника, поднимая в воздух пыль и опавшие листья. С шумом и свистом описывал пару кругов вокруг жертвы, желая что-нибудь сорвать, скинуть или выхватить. При успешной атаке, он уносил добычу в самое начало аллеи, и путнику ничего не оставалось кроме как пройти путь заново. После такой игры, ему позволялось безбоязненно преодолеть аллею. Ветер на него больше не покушался, он вместе со своей хозяйкой ожидали следующую жертву. Иногда, аллея отдыхала и никого не трогала. Но была у аллеи своя маленькая слабость: Она никогда не спускала ветер на маленьких детей. Как только молодая мамаша проходила с коляской, аллея не дышала, дабы не разбудить малыша. А если малыш не спал, то она веточкой или замысловатым листочком заигрывала с ним, пытаясь развеселить или успокоить, если ребенок плакал. Рассказывать Ире, свою теорию, до полной убежденности, Старик не хотел, а когда теория была доказана — рассказывать было некому.

Добрых полчаса дождь набирал полную силу, но дорога на аллее по-прежнему была сухая. Зайдя на нее, Старик сложил свой зонт-трость. Скорее по привычке, нежели от своих убеждений. Ведь все-таки это лишь единственное предположение одного старого человека.

— Зачем ты закрыл зонт? Дождь еще идет.

— Уже не идет, закончился. Посмотри, совсем не капает. Вот видишь же?

— Завтра день рождения твоего папа, как ты всегда говоришь. Вы так и не разговариваете?

— Увы и ах. Он слишком гордый, не пойдет на примирение первый, а Я, как говорит маман, весь в него.

— Как на работе? Все нормально? Ничего нового?

— Да что ж может быть нового? Лекции, студенты, зачеты. Все по-старому.

— А ведь деревья подросли, ты заметил? Нет, посмотри, правда, больше стали, а ведь помнишь, какие они были, когда мы в первый раз здесь гуляли, ну ты уже тре…

— Ира, что они тебе сказали?

— …

— Ира, что они сказали?!

— Ну, там все так неопределенно и запутанно…

— Ира. Что. Они. Сказали?

— Я не могу! Я не могу иметь детей! Понятно?! Доволен?! Не могу! Совсем. Никого. Никогда…

— Ира, Ирочка, посмотри на меня, солнышко, слышишь, посмотри на меня. Все хорошо, все будет хорошо. Ира, Я с тобой.

— Прости меня, пожалуйста.

— Перестань плакать, любимая, не надо. Мы справимся. Обязательно справимся. Вот увидишь, все будет хорошо. Пожалуйста, перестань плакать.

Дождь играл, как только мог. Капли собирались в небольшие лужицы на дороге и задорно, выплясывая ручеек, стекли вниз. Они уходили со сцены в траву, в сточные ямы, где толпились, смешивались с другими каплями-танцорами и каплями-музыкантами. Видимо не все люди были ценителями музыки дождя. Те, кто не успел уйти до начала концерта, сейчас, переходя на бег или безвольно плетясь, спешили побыстрее добраться до сухого и тихого места, где ни капли не будет этой музыки. Но в этом парке практически не было таких мест, поэтому тем, кто не мог воспринимать музыку природы, приходилось исчезать из парка. Маленькие козырьки киосков не позволяли в полной мере укрыться. А кафетерии и аттракционы были за территорией парка, дабы сохранить маленький кусочек природы в огромном, пыльном мегаполисе.

Следующие полчаса старик наблюдал, как в парке не остается ни единого сухого места, как и на тех, кто не взял с собой зонта. Немного пройдя, Старик повернул за фонарем направо и спустился вниз по дороге из камня. При таком ливне, в парке оставалось всего одно место, о котором даже дождь не подозревал. Оно не находилось на виду, поэтому случайные прохожие не знали о нем. Именно туда Старик и держал путь. Зайдя за киоск, он пошел по еле видной тропинке. Это еще раз доказывало, что о том месте мало кто знает. Держал путь к одной лавке, которую практически поглотила природа. С одной стороны, она была довольно далеко и глубоко ото всех дорог, поэтому ее не трогали, пока не трогали. А с другой стороны, находясь на возвышении, с ее очень удобно смотреть на панораму парка. Но вся соль этой лавки заключалась в том, что одна половина всегда была сухой. Это достигалось тем, что над самой лавкой возвышалась древняя ель. Своими густыми ветками-руками она, словно заботливая мать, укрывала добрую половину лавки, да так, что самый косой и проницательный дождь был не в состоянии пробиться сквозь ее хвойный панцирь.

Повернув после шестой липы, Старик увидел то, что так надеялся не обнаружить: его лавка была занята. На ней сидел довольно странный молодой человек. Он был одет в потрепанную байку с капюшоном, голубые джинсы, которые местами покрывались краской различных палитр, а на его некогда белых кроссовках отчетливо виднелись следы оставленные временем. Но удивляло Старика совсем не это. Юноша сидел, на «скрытой» лавке, не на сухой стороне, а его капюшон не был одет. Он был до ниточки мокрым. Капли отплясывали на его голове чечетку и, стекая по щекам и носу, прятались под байкой.

— Добрый день. — Не поворачиваясь на Старика, поздоровался. — Если вы в поисках сухого местечка, то присаживайтесь, сейчас это единственное сухое место в парке. — Также, не смотря на Старика, сказал он. Мысли о том, что этот человек пьяный у него улетучились, но то, что он был безумным — с каждым словом усиливались. Не имея больше желания сражаться с дождем, Старик принял предложение. Но сложив зонт, взял его так, чтобы в любой момент дать недругу отпор, если что. Минута, с молчаливым спутником, тянулась очень медленно. Старику было некомфортно сидеть с тем, кто не ведет себя как нормальный человек. Юноша, казалось, совершенно забыл про его, как тот сел рядом, и его совсем не смущало присутствие Старика.

— А чего ж ты здесь сидишь? — Не удержавшись, полюбопытствовал Старик.

— Жду. — Отрезал юноша.

— Не меня ли? — И тут Старику показалось, что именно здесь и сейчас должно случиться то, что Он так ждал и чего боялся в последнее время. Этот вопрос юноша явно не ожидал услышать. Настолько не ожидал, что даже повернулся, чтобы посмотреть Старику в глаза. Ничего там для себя не найдя, он отвернулся.

— Нет. — Немного подождав, дополнил: — Сейчас девушка придет, Я ее жду. — Понимая, что Старику не хватит того короткого ответа, который дал ему сперва. Старик не привык верить в правдивость слов, и он начал искать подвох. Конечно, юноша мог сказать правду. Но не так часто говорят правду первому встречному. С другой стороны у него не было повода врать. Но так же он мог вообще не здороваться со Стариком. Старик выдвигал гипотезу за гипотезой, но в конечном итоге сдался и уставился вдаль. И тут гримаса Старика вытворила нечто крайне отдаленно напоминавшее улыбку. Там внизу, в сорока метрах от его лавки, прямо около памятника неизвестному поэту, стоял парень, а в руках его находилась одинокая бела роза. И как Он сразу не заметил его? Быть может, Старик не мог представить, что в насквозь промокшем парке способно находиться более двух человек одновременно. Теперь все сходилось: Девушка, тайком от соседа по лавке, назначила свиданье, но какими-то путями, юноше стало известно, и теперь, он хотел поймать за руку преступницу и преступника. А сидел и мок, дабы набраться побольше злобы и, как в омут с головой, пойти разбираться.

Хоть парень с розой и находился примерно в шестидесяти шести шагах от Старика, но, если хорошенько приглядеться, то отчетливо будут видны все движения и эмоции того. Он покорно сносил всю иронию дождя. Ему нравились шутки, но не такие. Синоптики сегодня предсказывали ясную погоду, без осадков. Парню с розой не по душе было происходящее, но он был вынужден мокнуть, чтобы дождаться желанной встречи. Вместе со стекавшей с него водой, парень терял надежду. По его виду нельзя было определить, сколько времени он уже прождал, но по его осанке и безразличию к происходящему, было видно, что в скором времени, он совсем сдастся.

Спустя пару минут, сосед по лавке ожил. На сцене что-то менялось: Парень с розой не выдержал. В последний раз посмотрел на часы и собрался уходить, как по дороге, несмотря на лужи, на тонких шпильках, в мокром летнем платье бежала девушка. От цоканья шпилек, парень с розой повернулся и, ничего не успев понять, оказался в объятьях опоздавшей. Она его обнимала, целовала в щеки, лоб, губы, снова обнимала, а он по-прежнему не понимал, что она все-таки пришла, что она все-таки здесь.

Второй акт заключался в том, что сосед по лавке рванет к счастливой паре и внесет бурю событий, но этого не произошло. Старик оторвался от сцены и устремил свой разочарованный взор на юношу. Вопреки всем ожиданиям Старика, юноша улыбался. Не просто улыбался, а был счастлив. Странное состояние «Счастье». Когда же в последний раз Старик его чувствовал? Он не мог вспомнить, и от этого испытывал жгучую зависть, которая душила его, не давая даже вздохнуть. Более того, юноша совершенно потерял интерес к паре и, накинув на голову капюшон, собрался уходить. Старик, понимая, что его оставили в дураках: не показали скандал и подразнили счастьем, не выдержал:

— Стой! Почему же ты не набьешь ему морду, он же с твоей девушкой тайком встречается?!

— Моей девушкой? Я ни его, ни ее не знаю. — Сняв капюшон, ответил Старику. Этот ответ еще пуще взбесил Старика.

— Чего ж ты тут торчал и мок?! Отчего ж ты меня сюда посадил?! Почему ты за ними наблюдал? Отчего ты такой радостный? Отвечай же ж сейчас же!!! — Не мог угомониться Старик. Теперь юноша действительно смотрел на Старика. Не формально, не из вежливости, а с интересом.

— Хорошо, Я расскажу вам. Но взамен, Я хочу получить историю. — Сказал он, изучив Старика.

— Какую историю? — Опешил Старик.

— Самую дорогую. Самую ценную. Ту, о которой никто не знает. Ибо моя история несет в себе такую же ценность.

Раскрывать душу первому встречному Старик не хотел. Но с другой стороны, у него просто не было такой возможности. Почему-то никто не желал вести беседу со Стариком, и при первой же возможности, старался покинуть его общество. А тех, кто хотел слушать Старика, давно уже не осталось. К тому же, если это был последний его день, то чего Он потеряет, рассказав все то, что так усердно пытался спрятать? А так хоть у кого-то останется память о нем. И еще был один фактор, который Старик не брал в расчет: Он хотел вспомнить, как это быть счастливым, пусть даже на словах.

— Договорились, но если же ты меня обманешь, Я тебя сам поколочу этим зонтом. Начинай.

— Нет, так не пойдет. Откуда Я узнаю, что история самая-самая, что она стоит моей истории?

— А если она не будет такой уж ценной, как ты ожидаешь?

— Придется рассказать две.

— Но если ж моя история будет «ценнее» твоей, что тогда?

— Тогда придется рассказать две мне.

— Что ж, справедливо.

— Еще бы. — При этих словах, юноша как-то странно ухмыльнулся.

— Жди. Сейчас вспомню. — Потребовал Старик.

— Я никуда не спешу. — Успокоил его юноша.

Старик старался не вспоминать свою жизнь, эту историю. Забыл и на том спасибо. И так много чего напоминало ему. А вот сейчас Он сам пытается вспомнить, где начало, а где конец, давно окончена она или до сих пор идет.

— Все началось очень давно. Тебя ж еще не было. Я встретил девушку. Ее звали Ира. — За долгое время молчания, слова то и дело норовили застрять в зубах или где еще затеряться во рту. Старик с трудом находил их, доставал и связывал в предложения. — Такого сейчас не бывает, да и ты можешь не верить, но мы влюбились с первого взгляда. — После каждой фразы, Старик делал паузу и поглядывал на юношу. Не уснул ли тот, не убежал, не смеется над ним. Но тот не торопил, и внимательно слушал Старика. — Так совпало, что мы учились на одном потоке, но никогда не сталкивались. Если же ты спросишь меня, как она выглядела, Я не смогу ее описать. Нет, Я ее не забыл, она по прежнему каждое утро будет меня. Я не могу, потому что не существует слов, способных описать ее красоту. Я был силен в истории и точных науках, а она ж, так повелось, в гуманитарных. Мы помогали друг другу сдавать экзамены, делать шпоры, по дому работу и в обществе, да и много чего делали вместе. Все ж постоянно видели нас вместе. Еще мы вместе убегали с занятий и гуляли в парке. Не этом, тот был куда менее красивым, он ж мне не нравился, а этот родной, Я здесь уже давно — Постепенно Старику становилось проще рассказывать. Он словно погружался в воспоминания и рассказывал то, что видел. — Это было самое лучшее время, беззаботное, свободное. Да тогда-то и денег у нас совсем не было, но мы выкручивались, как-то ж справлялись. А после окончания института началось. — Вспомнив, Старик тут же сменился в лице. Видно было, что эти воспоминания не являлись для него хорошими. Они давались ему с трудом, но он продолжал говорить. — Началось это, когда Я познакомил Иру со своим папа. Узнав, что она обычная крестьянка, папа ей прямо сказал, чтобы забыла меня и все что со мной связанно. Что Я с ней только на время. Когда Я буду готов, Я женюсь на другой. Я ж пытался образумить своего папа. Сразу за этим, когда стал готов, Я сделал ей предложение, и мы переехали к ее родителям. Мои ж мама и папа от меня отказались. Потом, месяцами не доедая, по старым знакомым папа, Я приобрел однокомнатную квартиру. Тогда ж у нас ничего не было кроме долгов. Мы спали на голом матраце и укрывались одеждой. Со временем, конечно, мы ж мало-помалу обставили квартиру, начали выкручиваться из долгов. Когда казалось, что все закончилось, наш кот, привыкший гулять на улице, сорвался с окна и поломал передние лапы. Мы бы его выходили, но дворовые собаки задушили его. — Старик то и дело старался подавить подкатывающий комок к горлу. — О детях же мы не думали. Считали, что нужно сначала построить для них будущее. И вот когда будущее для детей было обеспеченно, оказалось, что Ира не может иметь детей, совсем не может. Мы стали собирать деньги на операцию. Врачи ж сказали, что на западе умеют лечить этот недуг, нужно только деньги. Папа категорически отказывался идти на примирение, и давать хоть какие средства. Когда деньги ж были собраны, мы отправились на запад. Там нам доходчиво объяснили, что это не лечится. Они говорили еще пару лет, и можно будет, подождите еще. Мы с Ирой ждали и надеялись, не заводили приемных детей, хотели своих. Спустя три года умер отец, переписав все на своего брата, и не выдержав потери отца, через год умерла мать. Через десять лет случился прорыв в медицине. На наш адрес пришло письмо, в котором сообщалось о возможности операции. Но было уже поздно. Не тот возраст сказали они. На каких-то пару лет опоздали. Смирились. — Старик замолчал. Казалось что история, которая продлилась всю его жизнь, закончилась, но нет, это было лишь вступление. — А через шесть лет ушла Ира. Два года назад это было. Боже прошло целых два хода. А Я ж и сейчас ее люблю. Люблю и не знаю, что с этим делать. По сути, Я люблю труп. — При этих словах, юноша скривился, но Старика было уже не остановить. — В первый день, повстречав ее, Я влюбился, и люблю до сих пор, даже когда ее не стало. Через три месяца, Я не выдержал, пробовал наложить на себя руки. Не вышло ж. Еще раз пробовал, многое чего пробовал. Иногда казалось, будто уже в аду живу. Все лишено смысла и Я же, как она, только еще шевелюсь, ворчу, ходячий, ворчащий труп. В конечном итоге пошел к ведьме. Да, знаю, как это выглядит. Я и сам же думал, что ума лишился, а может так оно и есть, и что теперь? Какая разница уже? Не верил во всю эту ересь, но Я в отчаянном положении. Придя к ней, она сказала: «Время тебе поможет», и случай один. «Приходи в парк как положено, до тех пор, пока не увидишь три знака. Эти знаки будут предвестниками твоего рождения. В последний положенный день, когда ты третий знак увидишь, обретешь свободу, о которую так желаешь ты, но обратно никогда не вернешься». Прошлый ж знак был две недели и четыре дня назад, а последний, третий, сегодня. Я его уже видел. Сегодня мой последний день. Вот поэтому Я тебе и рассказываю все это. Какой смысл теперь молчать, в последние ж минуты жизни? Пред смертью мы все одинаковые, и богатые, и нищие, и несчастные, и счастливые. Сил больше нет, поскорее уже. Надоело терпеть.

— А чем все должно закончится?

— Не знаю. Знаю, что в конечном итоге она оказалась права, а Я ж ее проклинал. И даже не извинился же. Все три знака были, как в воду глядела. И сегодня все закончится. Знаешь, а ведь поначалу, сегодня, когда третий знак случился, Я ж даже боялся, а сейчас не боюсь. Тихо, на душе так спокойно. Я готов умереть и стать свободным, как она говорила. Быть может это мой последний разговор. Пока Я сижу тут, Я жив, Я могу еще разговаривать. Как только пойду. Все же может случиться, сам понимаешь… — Выговорившись за несколько последних лет, Старик словно камень с души скинул. Ему даже показалось, что Он легче стал, и дышать, и двигаться стало гораздо легче. — Но напоследок, прежде чем Я уйду в другой мир, Я хочу услышать твою историю. Пусть же этот рассказ будет последним, что услышат мои уши. — После своего рассказа Старик успокоился, не кричал, и не плевался слюной. Еще чуть-чуть и он обретет покой. Сейчас же настала очередь юноши задуматься и сосредоточиться. Собравшись с мыслями, он начал свой рассказ:

— Я половины не прожил из того, сколько прожили вы, но даже мне понятно как вам повезло. Ни на миг не задумываясь, Я бы обменялся с вами жизнями. — Старик удивился. Но его спокойное состояние не давало удивиться больше обычного. Он продолжил слушать, не перебивая его. — У меня все гораздо проще и прозаично, но, тем не менее, моя история не уступит по своей ценности с вашей. С детского сада меня окружали мамы и их подруги, говорили о моем милом личике и прочие сюси-пуси, таскали за щеки и гладили по голове, не понимая, как с их подачей растет монстр. В школе Я был единственным, кто не приставал к девочкам и не бегал за ними. Многие мне нравились, но их внимания было слишком много для детского организма. Став подростком, Я наблюдал, как за мое внимание дерутся девушки и, по правде говоря, мне это нравилось. Я назначал по три свидания в день, а иногда в одном месте, в одно время, с интересом наблюдая созданное мной представление. Следующим моим шагом было поступление на экономический. И снова обрел привычную мне популярность. Как только девчонка мне надоедала — Я ее бросал. Как только она на что-то не соглашалась — Я ее бросал. Как только она совсем соглашалась — Я ее бросал. Как только она мне начинала нравиться больше чем положено — Я ее бросал. Не хотел серьёзных отношений, мне хотелось развлекаться, утопая в свободе и разнообразии развлечений. Одно время Я вел список, в который записывал мои похождения. Я терял и снова заводил его. Сейчас Я сбился со счета. Но если подумать, то в среднем у меня была одна девушка на две недели. И так пять лет. — Юноша задумался. — Боже мой, это около двадцати шести девушек в год или сто тридцать за пять лет… А потом, в какой-то момент Я наигрался, повзрослел. Я захотел семью. Я захотел нормальной жизни наконец-таки, Я захотел влюбиться. Испытать любовь в полном ее обличии, ту самую, от которой Я так успешно удавалось скрываться. Ту, которая пронизывает тебя до мозга костей, от которой сходишь с ума. А ведь многие из тех, кого Я бросал, признавались мне в любви. А Я не ценил этого. И когда Я позволил любви войти в меня, когда решил ее позвать, то обнаружил, что она-то не очень этого хочет. Полгода встречался с девушками, чтобы влюбиться. Даже близкого чувства не обнаруживал. Они были лучшими девушками из разных слоев общества. Были модели, были отличницы, каких только не было. Но все в пустую. Более того, теперь и они не могли меня полюбить. Прекрасно понимали они, что лучше меня никого нет, но ничего поделать с собой не могли. Значит во мне проблема, думал Я. И не прогадал. Для разнообразия, Я сходил к гадалке. Ведьмой ее все местные называют. Может та самая, ваша Ведьма. И услышал от нее подтверждение своих мыслей: Любовь от меня отвернулась. Обиделась она на меня типо. Так сказать звала, ждала, но устав, ушла. Вот она ирония: ведь она единственная кто меня отшил за эти годы. И поделом мне. Заслужил Я этого. Когда поинтересовался, как от этого избавиться, как снять и вернуть возможность любить и быть любимым, мне гадалка ответила коротко: ничего не изменить, по крайней мере, в этой жизни. Знаете, что это значит? — Обратился он к Старику — Это значит то, что в этой жизни, полюбить мне больше не удастся. Совсем. Но в отличии от вас, Я молод, и у меня все впереди, увы.

— Как же ты собираешься с этим жить? — Поинтересовался Старик.

— Как-то так. По правде говоря, Я научился с этим жить, принял это. Ведь как ни крути, это часть меня, Я такой, какой есть. Когда Я смотрю на влюбленных, Я чувствую тоже что и они. Как будто и мне позволено любить, как будто Я снова люблю. Пусть это иллюзия, пусть это пустой мираж. Но мне этого хватает, чтобы прожить еще пару дней. В наше время настоящая любовь дороже золота, да что золота, всех этих цацек и побрякушек. Людей с каждым днем становиться больше, а любви — меньше, как будто она на всех распыляется, становится ничтожно малой. И если другим становится проще, браки по расчету, деньги, соединение знатных фамилий и тому подобное, то мне и таким, как Я, а ведь нельзя исключать этот вариант, жить становиться невозможным.

— Что же ты делаешь, когда нет рядом того, кто влюблен, как ты получаешь свою любовь? Как ты живешь тогда?

— А Я сам дарю любовь. Ту которую не имею. Почти так. На самом деле, Я дарю добро. Ведь они очень похожи между собой. И тогда те, кто принял от меня добро, дают мне любовь взамен, словно катализатор некий. Пусть маленькую, пусть совсем невидимую, но искреннюю, чистую, ту, которая идет от самого сердца. И ее невозможно никак подделать. Вот и получается: хочешь любить и быть любимым — дари всем и каждому добро.

— Он тяжело вздохнул и обратился к Старику: — Я вам всей душой завидую: Вы каждый день, каждую минуту, на протяжении всей жизни чувствовали то, чего Я лишен. Вы не просто любили, но и были любимым не день, не два, а практически всю жизнь. И даже сейчас, когда вашей любимой нет рядом, вы-по-прежнему чувствуете ее любовь. Ведь на самом деле, она не умерла, она живет в вашем сердце, вот тут. Живет пока вы живете, придавая силы на каждый новый день. И сейчас, зная, что это ваш последний день, вы по-прежнему ее любите. Как же вам повезло. Как же Я вам завидую. Я бы не раздумывая, променял всю свою никчемную жизнь, на один лишь ваш день, пусть самый тяжелый, самый трудный, но в котором есть любовь дорогого вам человека. Ведь та любовь, которую вы храните в сердце, дает вам сил гораздо больше, чем для преодоления трудностей. Вот такая у меня история.

— Закончил свой рассказ юноша.

— Как тебя звать-то, ведь больше мы с тобой не увидимся. — Поинтересовался старик.

— А разве тогда это важно?

— Нет, это уже не важно. Но Я буду помнить тебя как Юношу. Ты будешь последним, кого Я запомню в своей жизни. Спасибо тебе.

— Тогда вы останетесь в моей памяти как старик.

— Старик? А мне это нравится.

— А теперь мне пора. — Сказал Юноша и надел капюшон.

— Стой, последний вопрос, почему ты не носишь зонт, промок же совсем? — На миг остановившись, словно решая давать ли старику безвозмездный ответ, не снимая и не поворачиваясь к тому, Он сказал:

— Потому что зонт это для двоих. — И ушел.

Дождя уже давно не было, старик сидел на лавке и долго размышлял о случившемся, о своей жизни и как бы он поменял все, зная эти простые слова сказанные обычным Юношей, показавшиеся истиной для старика. А ведь ему действительно невообразимо повезло. На лице старика за очень долгое время впервые показалась улыбка. Сначала робкая, неуверенная, но настоящая, добрая. Старик почувствовал, что он счастлив, почувствовал это давно покинутое чувство. И рассмеялся. Как давно он не смеялся. Словно старинный дом, от многих лет простоя вновь затопили, и из дымохода сначала валила черная копоть, которая постепенно становилось все светлее и светлее, пока не обрела цвета дымных облаков. Все стало таким спокойным, безмятежным. Теперь это не был тот злобный старикашка, о котором все говорили за его спиной. Теперь он был добрым стариком, каким всегда мечтала видеть его Ира.

Закрывая занавес сегодняшнего дня, солнце не спеша заходило за горизонт, давая немного времени тем, кто не успел сделать все дела в этом дне. Окончательно разобравшись в себе и устав ждать собственную погибель, старик побрел домой. «Если бы был у меня еще один день, как бы Я его провел? Изменил бы Я его? Стал бы Я лучше? А в прошлом месяце было солнцестояние, как красиво тогда, наверное было… Не всегда тринадцатое число плохое. Когда оно выпадает на воскресенье — это к счастью — Размышлял старик. Подходя к дому, прямо у подъезда, стояла и целовалась та самая проститутка и развратница, как думал про нее старик когда-то. Не было и дня, когда он не выругается на нее и не отправит ее в общественный дом. И она, по возможности старалась не встречаться у него на пути.

— Добрый вечер, молодежь. — И закрывая за собой дверь подъезда добавил: — Доброй ночи.

Он не подозревал, что проживет еще двадцать семь лет. И каждый новый день будет как последний, но он будет лучше, светлее и добрее, предыдущих, а главное, он будет счастливым.