Прорастали цветы сквозь асфальт... Глава 3

ГЛАВА 3. Полы для лейтенанта.

В общежитии Виктора ждали неприятности. Соседи по комнате, прорабы, работали обычные восемь часов. Виктор приходил со службы, когда другие уже давно спали, и уходил, когда ещё никто не проснулся и постоянно их беспокоил. Их раздражало, что он всё время сморкается, сплёвывает в консервную банку, и особенно то, что он совсем с ними не выпивает.

Одним из соседей был Мерзлов, сослуживец по институту.

Главной причиной недовольства было то, что Виктор не мыл полы, хотя среди соседей по комнате их не мыл никто, и каждый ждал, что уборкой займётся другой, то есть, как говорят, искал крайнего. Наконец пившие вместе офицеры крайнего нашли, им оказался Парицкий.

Как-то в воскресенье Парицкий вернулся из казарм раньше обычного. Дверь в комнату была заперта. Он долго возился с ключами, но тщетно, дверь не открывалась. На месте старого виднелся новый замок. Виктор разбежался, ударил плечом. Замок вылетел.

Он лёг в постель и уснул. Проснулся, когда в комнате громко гремела музыка.

Павлюк, мощный, толстый прораб, принёс откуда-то магнитофон, намазал лицо тёмным кремом и изображал мулата, танцующего ламбаду. Стол был заставлен бутылками, банками, консервами. Господа офицеры веселились.

На подоконнике лежала раскрытая книга, «Земля золотых плодов» Амаду. Замки чемоданов Виктора были взломаны. Рядом в беспорядке валялись письма, дневник, вырезки стихотворений из толстых журналов.

Прораб, никогда до этого не куривший, стряхнул пепел на Виктора.

— Спишь, московская морда! — загрохотал он голосом, зычным как труба. — Почему не на службе? Тут же он сменил тон на визгливый.

— Что тебе тебе написала мамочка? «Как питаешься, сыночек? Тепло ли одеваешься»? — Павлюк кривлялся, морщил физиономию. — «Играешь ли на пианино, ходишь ли на концерты?» — Он пыхтел, хватал руками воздух, будто бы брал фортепианные аккорды.

Виктор вскочил. Глаза его засверкали. Он понял, что письма, прочитаны, магнитофонные кассеты прослушаны, книги, купленные в Комсомольске, просмотрены.

— Пей! — другой прораб протягивал ему стакан с водкой.

Витя отбросил руку со стаканом и отошёл в сторону. В воздухе запахло грозой.

— А я вот вымыл сегодня полы! — яростно утверждал прораб. — И за тебя тоже.

— Что же, это успех, — констатировал Парицкий. — Впервые за последнее время…

— Я это сделал в последний раз! — вспыхнул Павлюк. — Теперь будешь мыть ты, падла!

Прораб внезапно нанёс удар ногой по ноге Парицкого.

— По какому праву ты меня ударил? — вскочил Виктор. — Унтер Пришибеев!

Дорогу ему преградил Мерзлов. Другой прораб осаживал Павлюка. Их развели по углам. Павлюк сыпал ругательствами и обвинениями.

— Вы, москвичи, такого высокого мнения о себе! — не мог он успокоиться. — Считаете себя очень умными, всезнайками! Только и научились, как трепать языком на радио и в газетах!

Всюду навязываете свае произнашение! Всюду«а»,«а»,«а», так что людям из других краёв слушать тошно!

— А посмотрите, что вы сделали со страной! — продолжал он. — Только Москву вы обеспечили колбасой! Со всей России к вам свозятся товары, вы не просто заелись, вы зажрались за чужой счёт! Жители соседних городов вынуждены приезжать к вам за продуктами на поездах и электричках! — Павлюк распалялся, брызгал слюной, размахивал руками. — При том, что в маленьких городах мясо, сыр, масло вообще не продаются! А что ваши люди натворили у нас! В сороковых годах пришли на Украину москвичи. Аресты проводили, раскулачивали, расстреливали, — он говорил с ненавистью, — станции оцепляли, так что люди из голодных районов выехать не могли! Столько народу погибло!

— Нельзя в этом обвинять москвичей, — неуверенно возразил Парицкий. — Компартией руководили люди из разных мест и республик… Семичастный, Подгорный, Щербиций, Кириленко, Черненко, Каганович! Как могут москвичи отвечать за политику нескольких руководителей, опирающихся на военную силу? — настаивал он.

— А на пианино ты играть умеешь, местами неплохо получается, — Павлюк смягчился. — Может быть даже, в училище или в консерваторию поступишь. Но не надейся, что это скоро произойдёт. После этой службы тебе ещё долго придётся приходить в себя! Тебя ведь не случайно так далеко заслали, — у прораба была минута откровения. — Все мы здесь оказались не случайно… И ты, и ты, и ты, — он указывал пальцем на присутствующих. — Меня, например, сюда прислали за то, что побил одного нацмена. Служил у меня один такой, маленький, плюгавенький, похожий на азиата, но почему-то очень уж гордый. Не нравилось ему, что я его погоняю. Ну, вмазал я ему раз-другой, -Павлюк показал свой мощный кулак, — так потом казалось, что он даже не гражданин СССР, в армию пошёл служить добровольно, из убеждений, а родственники его проживают на островах в Тихом океане. Сам он представитель малочисленной, редкой островной народности, племянник какого-то их царька. Приезжали послы, был скандал, разбирательства… Потом меня отослали служить сюда, в северный, понимаешь, район. Я ведь этому парню челюсть выбил, — признался он. — Потом врачи вправляли. Все мы здесь «штрафники»… — заключил прораб.

— Как же ты не любишь людей, ненавидишь их, верно? Тебе прикажут в народ стрелять, и ты будешь? — спросил Парицкий, не дослушав соседа.

— Если прикажут, буду стрелять, не задумываясь! — во взгляде Павлюка появилось ожесточение и устремлённость, как будто бы сейчас он собирался стрелять в толпу.

— А как ты мог требовать денег на овощной базе? — спросил Виктора другой сосед, Мерзлов. — Все промолчали, а он, видите ли, денег захотел!

— Они обещали нам выплатить. О-бе-ща-ли, — отвечал Парицкий. Или ты не понимаешь, что данное обещание должно выполняться? Может быть, тебя этому в детстве не учили? — обращался он к обвинителю. — Начальник отдела кадров составила на нас справки и отправила на базу. Она говорила, как хорошо мы заработаем. Говорила, что спецодежду выдадут. На нас якобы наряды закрывались. И ничего не было выполнено, ни-че-го!

— Ты люмпен-интеллигент, — сделал вывод Павлюк.

— А кто позволил вам копаться в моём чемодане, читать письма? — спросил Виктор.

— Кто нужно! — выпалил Павлюк, покраснев.

Он присел, вышиб ногой из-под кровати Парицкого консервную банку.

— Это что такое?! — вопрошал он. — Живёшь как в больнице? Вокруг белые стены, казённая кровать. Тебе сюда капельницы и ночные горшки поставить? Бинтов и ваты не хватает? А это что такое?

Павлюк взял в руки листок, лежавший на подоконнике, и прочёл написанное на нём монотонно, сухо, быстро, как читают статистические отчёты. Это был белый стих, недавно появившийся у Парицкого, его собственный:

КРИК.

Минус сорок пять градусов Цельсия. Знакомая цифра

Солдатам Хабаровского края.

Приказом командира части они направляются на разгрузку

Вагонов с углём. Ночью. Бьёт ветер. Надо.

Вперёд! Лопаты кайла, ломы. Сверху бушлаты, снизу валенки.

Приказ н а д о исполнить!

Я лейтенант. Верный помощник командира роты. Волею судьбы.

Я веду роту вперёд, на окраину посёлка. Тайга нам в помощь!

Они идут, идут сквозь ветер и снег — казахи и украинцы, москвичи и татары.

Позади — смена на стройке, впереди — ночь.

Бери кайло, долби лёд! Это спасёт тебя!

От камер гауптвахты. От клопов тюрьмы. От насилья и лжи.

Труд, только труд! Товарищ министр приказал строить.

Внутри сопок заложить цеха. Стройбату поручено исполнить.

Кто мы здесь? Черти? Жертвы? Ангелы?

Почему? Почему — ночью? Почему — баланда? Почему — рваные валенки?

Родина? Услышь меня! Мне больно! Я гнию заживо!!! Здесь…

Пусть вечно будет Россия! Проклятье её врагам!

Будь прокляты их клевреты, доносчики, стукачи!

Война лицемерам! И ныне и присно и вовеки веков.

Да здравствует жизнь!

Амен.

31.12.198… г., пос. Э-н, Хабаровский край

— Что это? Что это за ересь? — удивлялся Павлюк. — Здесь все так служат! По морозу бегают и жрут баланду! Ты что — особенный?

— Знаешь что, — добавил он, — пошли своего командира части ко всем чертям, и поезжай в госпиталь без всяких там бумажек!

— Да что мы с ним чикаемся? Гнать его отсюда надо! — вмешался Мерзлов. — Он человек, мешающий обществу.

— Это точно, — согласился Павлюк.

Он вплотную подошёл к Виктору.

— Вот что, молодой человек! — непререкаемо провозгласил прораб. — Мы решили: ты должен съехать с комнаты. Ищи себе другую. Иди к начальнику ЖКК, в посёлок, куда хочешь. Но чтобы завтра тебя здесь не было. Иначе… Я тебя убью! — рассвирепел он, демонстрируя налитые кровью белки глаз.

Бороться против «коллектива», Парицкий, наученный горьким опытом, не решился.

Он достал чемоданы и стал собираться. В валенках, стоявших в углу комнаты, наткнулся на мусор и помои. Ревнители чистоты выбрасывали туда спитой чай, окурки, остатки рыбы, из-за чего по комнате распространялся помойный запах. Их, как заслуженный трофей, пришлось оставить воинствующим соседям.

Виктор спустился на первый этаж, к начальнику жилищной конторы. Теперь эту должность занимал Хорев. Парицкий рассказал о происшедшем.- Других комнат у меня нет! — заявил бывший приятель.

Новый хозяин общежития затаил что-то, но виду не показывал.

— Могу предложить седьмую комнату, — усмехнулся он. — Там проживает один кадровый офицер.

Парицкий направился в комнату номер семь. Постучался. Тишина. Зашёл через час, потом ещё и ещё. Наконец, после долгих стуков дверь открылась. У порога стоял босой офицер, голый, с галстуком на шее. Сильно пахнуло спиртным.

— Вы кто? — пробурчал он, пошатываясь.

— Мы от начальника ЖКК, — ответил Парицкий. — Пришли посмотреть комнату.

— Вы точно от него? А сколько вас? — сомневался офицер.

— Я один, а он со мной, чтобы перенести вещи, — кивнул Виктор на сержанта.

— А… — согласился офицер. — Проходите, смотрите, комната хорошая.

Офицера звали Павел. Он обвел вокруг рукой: стены из обожжёного дерева, полки, стол, диван. Когда-то в этом тесном уголке жила Пашина семья: жена, дочка.

Уже год, как они уехали «на материк» и теперь заместитель командира роты по политической работе, попросту «замполит», жил один. Большую часть времени он обитал в посёлке, на квартире одной вдовы и изредка появляясь в общежитии.

Именно в такой тяжёлый период и застал его Виктор.

Парицкий и сержант Сергей Демьяненко перенесли кровать, чемоданы и сумки и переезд состоялся.