6. Дин. На моноатомной нити над пропастью

За то, что я сделал, можно ли себя простить? Не знаю, какие дундуки на небесах записали меня в праведники? Знал же, что время в аду идёт в сто двадцать раз медленнее, чем здесь. Но пока Сэмми, тараторя извинения за пинок в челюсть, пришивал мой палец, как было, я выторговал у совести целую неделю.

С минимальными усилиями. Проще простого было убедить себя, что эту неделю я заслужил. То, с чем не справились двести лет ада, легко одолела жадная, до маньячной дрожи, любовь к жизни: я сломался. Ставлю жжёную спичку против виллы на Гоа — отец никогда бы так не поступил. Может, какие-то гены Кэмпбеллов во мне оказались доминантны?

Так или иначе, я решил, что это станет самая мирная неделя, насколько возможно для человека с именем Винчестер. Беззаботное протирание штанов: никаких гнетущих воспоминаний, никаких Чипа и Дейла, спасающих мир. Только я и Сэмми, безмятежность и всё, что в моём личном списке стояло в графе «почаще бы да побольше».

В задумках это выглядело заманчиво, а на деле надуть самого себя — задачка из категории «хрен выполнишь». Для Сэма и Бобби я усердно тужился изображать придурка, у которого розовые очки вмонтированы в сетчатку. Но холод висящей надо мной гильотины не покидал ни на секунду. Ведь по любому — куда бы я ни тыкался — всюду одна дорога из жёлтого кирпича, ведущая вниз, в позу «зю» у ног Аластора.

Я честно осилил полные тревоги расспросы Сэмми. Осилил ночные кошмары, где мне бессовестным спойлером крутили кино о предстоящих буднях адского мясника. Сэм и Бобби тайком шептались о том, что сделают всё, чтобы я был счастлив; скрипя зубами, их будущее горе я выдержал тоже. И банально провалился на понятном желании покуролесить напоследок в «Жарких вратах».

Моё свежевосстановленное тело отключило мозги вчистую. Иначе я бы вспомнил, что посткоитальное состояние делает меня донельзя ранимым. Что и произошло — я расслабился, потерял контроль, и запрятанная под колпаком эгоизма совесть взяла верх. И накрыло меня сопливым приступом самобичевания прямо на глазах… вроде её звали Грейс. Какой же мразью надо быть, думал я, чтобы иметь шанс избавить родного отца от мук, но вместо этого, позабыв про всё на свете, упиваться горячей дыркой?

Вроде-Грейс, кажется, оказалась не в восторге, хотя её мнение тогда было последним, что заботило. Никудышный любовник — ещё не самая поганая моя характеристика. Неблагодарный сын — уже теплее. Ссыкливый слабак — в яблочко.

Контроль так и не вернулся, даже играть мажорчика перед Сэмми больше не было сил. Схему действий обрисовал ещё тот демон в оранжевом скафандре: «Дебилоид, ты что — правил не знаешь?» Правила я знал назубок. Коробка. Фото. Ведьмовские травы. Решимость. Ранним снежным утром шестого дня я угнал у Бобби пикап и направился в Суицидвилль.

Уезжал под прощальный концерт «Deep purple», преодолевая искушение крутануть руль и стечь по рекламному щиту «С нами в светлое будущее». Если бы я тогда погиб, воспарил бы в рай, и довольно качал бы ногами, сидя на радуге. Но угораздило родиться не под той звездой.

Только к вечеру я был полностью готов. Заметённое шоссе Далхарт-Блэквел вильнуло вбок, запрыгало колдобинами вместо снятого для перестилки асфальта. Дворники пикапа в последний раз смели налипающий снег, и я хлопнул дверцей на открытом перекрёстке, безлюдном, хоть «ау» кричи.

Лопата неохотно поколола замёрзший грунт, подмокшая коробка из-под плеера легла в гостеприимную минимогилку, а я уговорил себя, что будет совсем немножко больно. Чуть-чуть, как укольчик. А потом — больше никогда. Ни мне, ни отцу. Ненавижу псов.

Вместо декольтированной крали возник ботанского вида чудик в светлом плаще и с коробкой из-под пиццы под мышкой. Ну и что? Я его всего облобызать был готов, лишь бы доставил в пекло скорым экспрессом.

— Не придёт тобою призванный, Дин, — отрезал плащ. — Попытки новый контракт заключить ты оставь.

— Чего?! — обалдел я. — Стоп-стоп, ты-то что за чебурашка?

— Не ведаю, чебурашкой кого смертные зовут. Ангел я Господень, Кастиэль имя мне.

Да, тут я вспылил. Но кто на моём месте остался бы невозмутим? И так на пределе, тут ещё ангел-Йода до кучи, яйца-то у меня не хромированные. Правда, пули на его плаще даже дыр не оставляли. Я жал гашетку, пока не зачиркал вхолостую:

— Вали на свои тучки, пернач! Мне ли не знать, что там на нас давно забили?! Раз я задумал сдохнуть, то сдохну, и лучше не пробуй меня остановить!

— Вижу, гневаешься ты, — смахнул он снежинку с рукава. — Знай, Дин, запрещено исчадиям адским переговоры с тобой вести. О том условие сделки гласит, которую демон, Аластором именуемый, с душой Джона Винчестера заключил. Узнал Джон Винчестер о контракте твоём, и чтобы навек демоны оставили тебя и брата твоего, Аластору служить согласился.

Я никогда не стоил отца. Даже в тот момент — первая шкурная мысль была о том, что призрачные шавки меня всё-таки не схарчат. И только вторая…

— Господи. Нет, — шепнул я и осел в снег.

Ради меня отец стал живодёром. Снова спас мою задницу самой ужасной ценой, даже будучи в аду, спас. И ему опять было побоку, что я почувствую, когда узнаю об этом. Это я должен был оказаться на его месте.

— Здоровью своему вред наносишь ты, на сырой земле сидя, — сумничал Кастиэль.

Не было желания с ним пререкаться — порох был, да весь вышел.

— Шагай лесом. Тебе не параллельно, наживу ли я простатит?

— Темницу Люцифера Аластор и другие демоны открыть вознамерились, — затянул ангел, будто мне интересно. — На шестьдесят шесть печатей она заперта, и едва праведник, в аду заточённый, на сторону тьмы перешёл, как этим первую печать сорвал он. Грядёт битва, и в помощи твоей воинство небесное нуждается.

— Зашибись, — я вяло встал. — Ты серьёзно? А где была ваша бригада небесных соплежуев, когда из нас с отцом бифштексы шинковали? Где ты гнездовался, пока я тут неделю панихиду по себе справлял?

Райская птаха Рух обиделась:

— Уважение должен иметь ты. Занят я был — прах Джона Винчестера по территории штата Канзас собирал, — он встряхнул коробкой, что держал под мышкой, и окончательно превратил мои мысли в кисель.

— Отец… в коробке из-под чесночной пиццы?!

Мы с Сэмми сожгли его тело. Сожгли же, стопудово сожгли.

— Божьей армии помощь всех Винчестеров нужна, — ангел открыл коробку, и будто шандарахнула сверхновая слепящим взрывом.

Дорога пошла трещинами, стёкла пикапа рассыпались в конфетти, а я исполнил мегакульбит голова-ноги-асфальт. Поднялся и решил, что рубероид с моей кровли от такого трюка сдуло напрочь.

Босиком в снегу стоял на перекрёстке живой отец, целее целого, только на голом плече темнел ожог в форме чьей-то разлапистой руки. Кто-то нарыл колодец моих желаний и зарядил исполнять их одно за другим, хотя такого я и желать не догадался. Только и хватило меня на то, чтобы накинуть на него свою куртку и молча смотреть в лицо, которое я целую вечность представлял искажённым в муках.

— В безопасное место перенесу вас, — оборвал немую сцену Кастиэль.

Послышался шорох крыльев, меня будто сжало в гигантских, с авиакрейсер, ладонях, и пустынное шоссе Далхарт-Блэквел исчезло.

Мы очутились в развезённой колёсами грязи на дворе Бобби. Не успел я сбивчиво объяснить отцу, в чём дело, и принести ему из гаража уделанный мазутом комбинезон, как ангел нарисовался на дорожке, таща откуда-то за шкирку ошарашенных Бобби и Сэма.

— Дела ждут, вернусь я вскоре, — кивнул нам Кастиэль и испарился, а я только потом допёр, что даже не поблагодарил его. Ну не олень?

Так и закончилась наша адская эпопея. Одного я не мог понять, стоя на раскуроченном дворе в крепком тройном объятии — почему именно нам такое? Зачем кому-то испытывать нас, как боеголовки на полигоне, зачем окунать в унитаз раз за разом, а потом просушивать божьим феном как ни в чём не бывало? Но глотал слёзы и клялся себе, что больше никогда не стану пропесочивать Всевышнего. Разве что сам напросится.

— Дин! — вдруг заревел отец, и я знакомо скукожился в ожидании пенделя. — Это что — Импала?! Ничего тебе нельзя доверить, остолоп!