Переход (Deja vu)

Ярмолич В.

Переход

(Deja vu)

Витёк мчался впереди на новеньком черно-синем мотоцикле. Я едва поспевал за ним на своем потрепанном «байке». Старая ухабистая дорога пролегла вдоль небольшой речушки, протекающей на дне узкой глубокой долины. Там, где Медвежанка (так называлась речка) прижималась к склонам долины, дорога уступами взбиралась на крутые холмы, петляла среди выветренных степными ветрами камней причудливой формы и цвета, а затем снова стремилась в низину, в прохладную тень леса. В местах, где дорога круто изгибалась вниз, приходилось сбрасывать скорость, переходить на пониженную передачу и крепко держаться за руль: разбитая, размытая дождям колея, так и норовила опрокинуть наших «железных коней» или сбросить с обрыва. Из-под колес летели мелкие камешки и пыль. Я старался держать дистанцию, чтобы на очередном  повороте не влететь в мотоцикл друга. В общем, это был экстремальный маршрут: адреналин бушевал в крови, мы не знали, что нас ждет за очередным изгибом или взгорком. Пару раз  пришлось вручную перетаскивать наши «байки» через глубокие рытвины, рассекшие дорогу.  

В самой долине тракт был получше, но здесь была другая беда: буйная растительность наступала. Судя по всему, ездили здесь очень редко, особо отчаянные, вроде нас. Еще пару лет и от дороги останется лишь пешеходная тропинка. Ветви деревьев тянулись с обеих сторон,   пытаясь отхлестать нас по лицам. Приходилось уворачиваться, извиваться, пригибаться к рулю, бросать мотоцикл из одной колеи в другую.   Тем не менее, некоторым, особенно низко свисающим ветвям, а также близко растущим кустам, удавалось дотянуться до наших рук и спин. Если бы не ветровки, защищающие тело,   быть бы нам исполосованными.

Кое-где приходилось форсировать мелкие родники и ручейки, стекающие с окрестных холмов и лощин. Перегретые двигатели мотоциклов угрожающе шипели и фыркали от воды, попавшей на них. Колеса буксовали, выбрасывали назад грязевые фонтаны. Мотоциклы, словно норовистые, не объезженные лошадки, пытались сбросить своих ездоков на землю, но мы не сдавались.

Виктор спешил, он словно боялся опоздать. На редких привалах, где мы останавливались хлебнуть воды из фляг, он торопливо доставал из кармана рюкзака старую потрепанную карту, водил по ней пальцем, сверяя маршрут, и почти всегда говорил:

 — Мы близки к цели. Осталось совсем немного…

 — Скорей бы уж. Эта жара доконает меня.

 — В лесу еще ничего, но когда выбираемся наверх — мозг закипает.

 —  Мы-то ничего, выдержим, а вот моторы перегрелись, – тонко намекал я на отдых.

 — Леха, еще немного и мы дадим им остыть.

 — Ты куда торопишься?

   Он пожал плечами.

Странный человек мой друг. В его голове постоянно рождаются всякого рода идеи, мысли, планы. Чего там только не намешано, в этой голове. Он может позвонить мне под утро, часов эдак в пять (это еще ничего, бывало и в два часа ночи!) и сказать:

 — Ты сегодня выходной? Выходной, я знаю. Давай собирайся, едем на Каменку. Там на склонах собираются парапланеристы, я узнавал…

  — Витек, ты че, — это я, сонным голосом, — какие планеристы? Куда лететь? Какая Каменка?

 — Слушай, так охота полетать, посмотреть нашу землю-матушку с высоты птичьего полета…

 — Я высоты боюсь… — бормочу я.

 — Давай-давай, просыпайся. Через час чтоб был готов, я заеду…

   И вот, премся мы, ни свет ни заря, черт знает куда. На какие-то горы, склоны. Глядим издалека – точно, летают. У Витька глаза горят, и он сам уже как будто летит. Мы к их лагерю, то да сё, мол, хотим летать, спасу нет. Полетать, нам конечно, не дали. Оказывается не так все просто. Нужно пройти теорию, потом курс наземной подготовки, потом предполетной, ну и так далее. Ну ничего, с ребятами познакомились, пообщались. Посмотрели, как они парят в «динамике» (да, умных слов тоже нахватались). В общем, отлично провели день.

   В этот раз тоже было что-то подобное: звонок, сборы, выезд. Мол, где-то там, что-то там…. Есть карта, есть точка на карте и нам край как нужно быть в этой точке (причем как можно быстрее).

   Ну что ж, едем!   Но то ли старая карта привирала, то ли мы неверно рассчитали маршрут, палящее солнце уже давно вскарабкалось в зенит (а выехали мы рано утром) и палило безумной звездой, когда я наконец сквозь кусты и высокую траву заметил чужеродную серую (среди буйства июльской зелени) площадку.

   «Похоже, это то, что мы ищем!» — со скоростью мотоцикла мелькнула мысль в моем перегретом, расхлябанном от тряски мозгу.

Виктор не обратил на поляну внимания, он летел вперед и уже скрылся за изгибом поворота. Я ударил по тормозам и три раза просигналил. Выключил зажигание, давая измученной машине отдых, и в наступившей тишине услышал рев мотоцикла Виктора, оглашающего окрестные леса.

Через пару минут он выскочил из-за поворота и подкатил ко мне, обдавая выхлопными газами. Я молча кивнул ему на странную поляну за кустами. Мы поставили мотоциклы в тени деревьев и, продравшись сквозь заросли бузины и чертополоха, вышли на большую, в половину футбольного поля, асфальтированную площадку. Асфальт от времени выгорел и покоробился. Дожди вымыли, вылизали его до стерильной чистоты. Всю площадь прорезала сетка мелких трещин и разломов покрупнее, через которые пробивалась трава и одуванчики, но все же она неплохо сохранился. А кое-где даже угадывалась разметка. Вернее, лишь намек не нее. Чуть в стороне, туда, ближе к речке, виднелись полуразрушенные строения.

 — Ну вот мы и приехали, – подытожил Виктор, обдирая репяхи с одежды, и тогда я в первый раз услышал детский смех.

***

Наташа вышла из корпуса. Поправила на груди  ярко-красный выглаженный галстук, сияющий на белой рубашке с коротким рукавом, и огляделась: перед ней веером разбегались три дороги. Прямо — выложенная камнем дорожка, вела к площадке над речкой. У края площадки росла огромная ива, в тени которой располагалась беседка – ее любимое место. Здесь можно было просто смотреть на текущую воду и ни о чем не думать.

   Слева примыкала гравиевая дорожка с деревянными скамейками по сторонам. Два ряда высоких стройных кленов тянулись вдоль аллеи. По кленам вился дикий виноград, переплетаясь от ствола к стволу, создавая подобие живой арки. Здесь хорошо было посидеть в тени, на скамейке, когда над головой палило летнее солнце, пытаясь пробиться сквозь шуршащие на ветру резные листья. Если пройтись по тенистой аллее до конца, можно выйти к плацу. Раньше это была просто большая лесная поляна, вытоптанная сотнями ног, где происходили всевозможные сборы, мероприятия… Правда после дождя поляна раскисала, превращаясь в грязевое месиво. Автобусы, что привозили новых пионеров, и те буксовали, оставляя огромные рытвины.   В прошлом году Нина Ивановна съездила в область, с кем-то там поругалась и через несколько дней прибыла техника и рабочие. Лесную поляну упрятали в асфальт. С тех пор она гордо, по-военному, стала называться плац. На плацу проходили общие сборы, связанные с праздниками, мероприятиями, а так же когда приезжал новый и уезжал старый поток – сейчас там делать было нечего.

   Вправо плавной дугой заворачивала широкая асфальтированная дорога, которая упиралась в здание столовой. В это время весь пионерский лагерь «Юность» был там – обед.

   Обед и послеобеденный сон — то редкое время, когда можно было насладиться тишиной, спокойствием и даже уделить себе немного времени: например, почитать книгу в тени на скамейке под кленами или помечтать в беседке, глядя на текущую воду, о неизведанных краях и дальних странах. Можно даже сходить скупаться на речку. Туда, чуть выше по течению, где Медвежанка (странное название для речки, на которой отродясь не водилось медведей) делала широкую петлю, образовывая большой глубокий затон.  Речка то была так, мелкотня, едва доходила ей до груди, но вот в этом затоне Наташа с трудом доставала дна, хотя ныряла хорошо. Вообще, это было запретная территория, находящаяся за пределами лагеря. Два года назад там утонула девочка. Правда не из лагеря, из соседнего села, но все равно шуму было много. Приезжала комиссия, их долго проверяли, инструктировали, читали лекции по оказанию первой медицинской помощи.

Иногда вечерами, после отбоя, они с вожатыми бегали туда поплавать, рискуя получить нагоняй от Нины Ивановны.

   Нина Ивановна — женщина суровая. Это женщина-принцип, женщина-характер, женщина-сталь! В лагере все было подчинено ей. Она не упускала каждую деталь, каждую мелочь. От нее доставалось всем: поварам, вожатым, завхозу, даже родителям, которые, по ее мнению, плохо воспитали своих чад. Благо, Нина Ивановна часто отсутствовала, посещая всевозможные совещания, собрания, планерки в области. В это время Наташа оставалась за старшую в лагере. Ей, конечно, льстила эта должность, но в то же время ответственность была слишком высока для ее неполных двадцати лет.  

   Наташа услышала посторонний звук, подняла голову вверх и увидела самолет, оставляющий белую полосу в безбрежно-синем небе. Самолет летел на восток, вместе с ним над лагерем летело лето: головокружительной синевой неба, ярким, палящим солнцем, посвистом птиц в зарослях винограда, плеском речки, хорошим настроением и молодостью, дышащей полной грудью.

 — Как хорошо! – сказала девушка вслух, не скрывая своего настроения.

   Со стороны столовой торопливо приближался Кирилл – командир отряда. В его семенящей походке Наташа сразу заметила волнение. Кирилл нес недобрую новость. Нина Ивановна отсутствовала со вчерашнего дня и вернуться должна была только к вечеру, значит, эту нехорошую новость он нес ей.

 — Наталья Анатольевна, — запричитал Кирилл еще издалека и в этот миг она, пожалуй, готова была   отрубить ему голову, как в древние времена за плохие вести. – ЧП у нас!

 — Что случилось, Кирилл?

 — Из второго отряда пропал мальчик.

 — Кто?

 — Чижов.

 — Витя?

 — Да.

 — О, господи! – Наташа всплеснула руками. — Ты чего так раскричался? Напугал меня. На построении перед обедом он был?

 — Был!

 — Точно?

 — Сам перекличку делал.

 — Ну?

 — Дальше строем пошли в столовую. Там, как обычно, суета, толкотня… я сразу не доглядел. Потом прошелся вдоль столов, смотрю, не хватает этой рыжей головы. Я давай проверять, спрашивать. Его никто не видел…

   — Вот чертеныш рыжий, небось, опять к речке убежал, айда искать! Не паникуй раньше времени, где-то поблизости лягушек ловит или корабли пускает…

***

От площадки вела едва приметная, гравиевая  дорожка, заросшая травой и затянутая буйно разросшимся диким виноградом. Виноградная лоза заплела все соседние деревья, куда смогла дотянуться. Ее побеги обвились вокруг стволов, зеленой паутиной протянулись от дерева к дереву через всю дорожку. Толстые, крученые стволы змеились по разломанным скамейкам. Мы пробирались вперед, словно в диких джунглях в поисках затерянного города инков.

(Не хватает только деревянного меча, а лучше автомата – как в детстве).

   Наконец мы вышли на относительно (если не считать травы в пояс) открытую местность, в центре которой стоял высокий металлический столб. Рядом белым кирпичом и битым стеклом на солнце сверкали руины неизвестного строения. Некогда вытянутое в длину здание, было разрушено почти до основания, уцелела лишь одна из стен, да и то — наполовину. Штукатурка осыпалась, обнажив голые кирпичи. Их стыдливо прикрывали виноградные плети, за много лет дотянувшиеся и сюда.

   Я посмотрел на Виктора, он стоял не шелохнувшись. Ноздри его раздувались — он жадно вдыхал воздух, глаза сверкали странным озорным блеском. Я никогда не видел его таким возбужденным. Ну развалины, что с того? Лет бы двадцать назад им бы цены не было: отличная площадка для множества увлекательных игр. Интересно, конечно, но в его взгляде читалось не просто любопытство, это был взгляд путешественника, нашедшего древнюю Атлантиду. Словно до нас здесь не ступала нога человека по меньшей мере пару сотен лет.

   Я перевернул ногой жестяную проржавелую пластину, валявшуюся возле руин. Выгоревшие, вымытые дождями, вылизанные ветром буквы еще сохранили свои контуры. Я сумел прочитать: ЮНОСТЬ. Ниже, меньшим шрифтом: пи… е.р.к.й   ла… р.

 — Витёк, это пионерский лагерь «Юность», — сообщил я другу. — И, судя по всему, это был главный корпус, вывеска висела над входом.

 — Ты прав, Лёха, вот и шест, на котором поднимали каждое утро флаг, – Витя прикоснулся рукой к ржавому покосившемуся столбу. – Словно это было вчера… — прошептал он едва слышно.

   И тут снова дребезжащим колокольчиком прозвенел детский смех.

 — Похоже, мы здесь не одни, — заметил я.

 — Ты о чем? – лицо друга было мечтательно-задумчивое.

 — Ты разве не слышал? Смех…

-   Ничего не слышал. Тебе, наверное, показалось…

 — Да? Второй раз уже…

 — Просто это место… — Виктор замолчал, подыскивая слова, затем глубоко вздохнул и так же протяжно выдохнул, прикрывая от наслаждения глаза. – Оно волшебное!

 — Ты в порядке? – настороженно поинтересовался я.

 — Слушай, Лёха, я был здесь.

 — В прошлом году? – не понял я.

 — Нет. Давно. Очень давно…лет двадцать пять назад.

 — Не выдумывай.

 — У тебя бывали ощущения, словно ты это уже видел, словно ты уже здесь был и даже знаешь, что должно произойти в ближайшее время?

 — Это называется дежавю. По-французски – уже виденное. Это известное явление. Его еще называют памятью о прошлых жизнях, – блеснул я эрудицией.

 — Во-во, у меня дикое ощущение, что в детстве я был в этом лагере…

 — Хорошо, давай прикинем. Тебе сейчас тридцать пять. Твои родители уехали на Север году в семидесятом, где ты и родился в 1975, так? – Витя утвердительно кивнул. – Ага, с Магадана вы вернулись в 1995 году, тебе было уже двадцать, а этот лагерь перестал существовать, наверное, году в девяностом, после развала союза. Не сходиться, это все твоя фантазия.

 — Все конечно так, — Виктор был задумчив, — но ты знаешь… я не то чтобы уверен, что был здесь, просто я отчетливо, в деталях помню один летний день, много лет назад… – Витя покрутил головой в разные стороны, словно помогая памяти прояснить детали. — Пошли, вон там… я покажу тебе, это столовая.

***

   Витька Чижов  был ее головной болью в этом потоке. Неугомонный, непоседливый. С ним постоянно возникали проблемы: то полночи рассказывает страшные истории о мертвецах и прочей нечисти, а на построении у половины отряда красные глаза от недосыпания. То под утро смоется с местными мальчишками на рыбалку, а мы потом все утро ищем его. То притащит лягушек в корпус, чтобы ночью подбросить их в кровать своим соседям по койке. А однажды умудрился принести ужа и запустить перепуганное животное в девичью комнату. Среди ночи девочки подняли такой визг – побудили всю округу. Как сумасшедшие метались в ночных рубашках по корпусу, дико вопя. Хорошо Нины Ивановна отсутствовала, иначе жестких мер не избежать. Правда, спустя несколько дней, ей все равно донесли. Здесь были свои «наушники», впрочем, как и в любом лагере. Узнать бы кто это?

 — Пошли со мной! – скомандовала Наталья, решительно направляясь к зданию столовой.

   Войдя в двери и пройдя мимо двух дежурных, с красными повязками на руках, (они никого не выпустят из столовой без разрешения) Наташа очутилась в просторном, высоком зале. Столы здесь стояли в три ряда, за каждым сидело по шесть человек. У каждого пионера с первого дня заезда в лагерь было закреплено свое место. В зале столовой стоял устойчивый гул голосов, разбавленный звяканьем ложек и вилок о тарелки и усиленный естественной акустикой строения. Наташа переводила взгляд с одного стола на другой, пока не уперлась в самый дальний стол у стены.

«Ну конечно, вот он куда смылся», – осенила ее мысль.

***

   Это здание сохранилось лучше, во всяком случае стены стояли. Правда одна половина двухскатной крыши провалилась внутрь строения, ощетинившись гнилыми досками и разломанным шифером. И Витёк не ошибся — это была столовая. Я даже немного заволновался: откуда он мог знать? Мистика, блин.

   Повсюду валялись разбросанные вилки и ложки. Битые тарелки и алюминиевые миски, перевернутые стулья и сломанные столы. На обшарпанной, растрескавшейся стене висели покосившиеся деревянные щиты. Некоторые валялись на полу, покрытые слоем пыли и обвалившейся штукатурки.   На тех, что на стене, еще можно было прочитать надписи: «хлеба к обеду в меру бери», «хлеб драгоценность, им не сори», «пионер – во всем пример!» Ну, чтобы детки кушали, а заодно набирались патриотизма.

Витя прошелся вдоль разломанных столов и разбросанных стульев. Под его кроссовками хрустели осколки стекла. Он подошел к крайнему столу у большого оконного проема без рамы. Обернулся ко мне.

 — Я помню, я здесь сидел…

 — О, господи, опять?

 — Нет, серьезно. Я сидел за этим столом, я точно помню: день был жарким, солнце палило, окна были распахнуты… Длинные занавески взметались вверх от сквозняка… Под их прикрытием вот через это открытое окно я выбрался  и убежал к речке…  

***

По извилистой тропинке, Наташа и Кирилл прошли к небольшой обзорной площадке, возвышающейся над речкой. Площадка со стороны речки была обрамлена парапетом, чтобы никто не свалился в воду. Рядом располагалась небольшая беседка с тремя скамейками. Наташа заглянула в беседку, не поленилась наклониться и посмотреть под лавочками, затем перегнулась через перила, заглядывая вниз.

 — В прошлый раз я нашла его там, возле воды. Он пускал кораблики из тетрадных листов, – пояснила она.  Внизу, кроме двух лягушек, греющихся на солнышке, никого не оказалось.

   По узким каменным ступенькам, они спустились к воде. На этом участке реки берег был обрывистым. Узкая тропинка вилась вдоль русла, то вскарабкиваясь вверх на террасу, то ныряя к самой воде.

Наташа торопливо двигалась по тропинке. Сзади, едва поспевая, пыхтел полноватый Кирилл. Они обогнули длинную затяжную излучину и Наташа увидела мальчика.

   Это было то самое злачное место, куда было запрещено ходить: река здесь разливалась на несколько десятков метров, образовывая озерцо. На обрывистом берегу этого водоема раскинулся огромный столетний дуб, который еще два года назад преспокойно рос себе вверх и тянулся к солнышку. Но в один ненастный день после проливных дождей, когда уровень воды в речке поднялся и бурная вода подмыла глинистый берег, дуб стал падать. Он накренился над водой, готовый вот-вот рухнуть всей своей массой в речку, но длинные толстые корни, на десятки метров ушедшие  в землю, не дали дереву пропасть в одночасье: дуб завис, накренившись над водной гладью, а его раскидистая крона теперь отражалась от водной поверхности где-то на середине водоема.

Местные мальчишки сразу облюбовали себе это место; смельчаки ныряли с семиметровой высоты в речку, выделывая всевозможные пируэты. Здесь в прошлом году утонула девочка, упав с этого злополучного дуба…

Рыжеволосый парень сидел на середине дерева, там, где начиналась  крона, еще не утратившая свою зелень, несмотря на бедственное положение. Он почти лежал на толстом стволе, пытаясь обхватить его ногами и руками. Сначала Наташа хотела его крепко отругать, но когда он обернулся, услышав приближающиеся шаги, то она увидела в его глазах страх. Девушка тут же оценила ситуацию, постаралась унять волнение и сказала:

 — Витя, ты как?

Парень еще сильнее вцепился в кору.

 — Я больше не буду, — в его голосе явно сквозили плаксивые нотки. — Я только хотел…

 — Спокойно, не оправдывайся. Все хорошо, никто тебя не ругает, главное — не делай резких движений.

 — Мне-е-е страшно,- прохныкал мальчик.

 — Ну что ты, ты же мужчина, мы поможем тебе.

Наташа ступила на наклонный ствол и под тяжестью ее тела он закачался.

 — Нет! Я боюсь! – закричал парень, впиваясь ногтями в шершавую кору.

Вожатая испуганно отпрянула.

 — Не паникуй!

Мальчик тяжело дышал, его ноги дрожали от напряжения.

 — Я боюсь!

   Девушка представила себя девятилетним мальчуганом, висящим над водой на толстом дереве, раскачивающемся под малейшим воздействием, и ей самой стало страшно. Она посмотрела на Кирилла, увидела в его глазах панику и поняла — он ей не помощник.

 — Слушай меня внимательно, — Наташа говорила спокойно и уверено, хотя в груди все клокотало, — ты должен сам помочь себе. Сейчас ты расцепишь руки…

 — Я не могу! – закричал парень.

 — Помолчи! Не перебивай меня! Дай мне минуту, хорошо? – последнюю фразу она произнесла с просьбой.

Витя закивал рыжей головой.

 — Вот и отлично. Сейчас ты отцепишь руки, осторожно встанешь на ноги, главное, не смотри вниз. Ты же отлично держишь равновесие, я видела, как ты ходил по бревну на спортивной площадке. Это почти то же самое. ТОЛЬКО НЕ СМОТРИ ВНИЗ. Витя, ты слышишь меня?

 — Да-а-а, — жалобно проблеял он.

 — Даже если что-то пойдет не так, (но я уверенна, что все будет отлично) и ты упадешь, только не паникуй, под тобой вода, тебе не будет больно. Ты умеешь плавать?

Мальчик отчаянно замотал головой.

 — Не умеешь, тебе это и не понадобиться. Я тут же брошусь в воду и вытащу тебя, ты даже испугаться не успеешь, – Наташа скинула туфли. – Ну что, ты готов?

 — Не-е-ет!

 — Так, Виктор, если ты сейчас этого не сделаешь, мне придется позвать весь лагерь. О том, что ты струсил, узнают все! Мало того, об этом происшествии узнает Нина Ивановна, а с ней шутки плохи, ты знаешь. Она вызовет твоих родителей и отправит тебя с позором домой!

 — Нет, я не хочу, – Наташа услышала в его голосе крепость.

 — И я этого не хочу. Мы сделаем все тихо и без шума. Никто, ничего не узнает. Это будет наша маленькая тайна.

 — А Кирилл?

 — Он никому не скажет, – Наташа в упор посмотрела на командира отряда: — Да, Кирилл?

 — Я никому, я могила… — пробормотал он.  

 — И вы меня не накажите?

 — Нет. Честное пионерское!

 — Хорошо, Я ВАМ ВЕРЮ.

   Витя словно преобразился. Его до этого дрожащая, испуганная спина вдруг выпрямилась. Он отпустил руки. Медленно поднялся на ноги. Наташа замерла, позабыв дышать. Она готова была в любой момент броситься на помощь. Мальчик, тем временем, медленно развернулся на стволе. Он повернулся к ней лицом, и она увидела, как он закусил нижнюю губу и сжал кулаки. От его движений ствол дерева мягко, едва заметно раскачивался.

Витя расставил руки в стороны и сделал шаг.

 — Ты молодец, все отлично, — подбодрила она. — Только не спеши и не смотри вниз, — Наташа приблизилась к основанию дерева, не ступая на него, чтобы не вызвать лишние колебания, протянула руки навстречу.

Парень сделал шаг. Дерево закачалось сильнее, словно он попал в резонанс колебаний. Еще шаг — амплитуда увеличилась.

 — Он упадет, — пробормотал за спиной Кирилл.

 — Замолчи, — не отрывая взгляда от Виктора, прошептала Наташа. – Витя, остановись, ты слышишь меня? Остановись, передохни.

Парень остановился.

— Что-то не так?

 — Все отлично. Ты просто молодец. Сейчас, еще восемь шагов, и ты будишь на земле. Просто отдышись, соберись и давай, не спеша.

 — Хорошо. Я не боюсь.

 — Вот и отлично. Я же говорила ты, настоящий ПИОНЕР. Ну, давай, – Наташа поманила его пальцами к себе.

   Витя поднял ногу, слегка закачался из стороны в сторону, но быстро обрел равновесие, помогая себе расставленными руками. Он не смотрел вниз, как сказала ему вожатая, он смотрел вперед, на нее. Она смотрела на него и они оба не заметили небольшой обломанной ветки, торчащей из ствола прямо на пути. Перенося вес тела, он запнулся за этот отросток.   По инерции дернулся вперед, потерял опору, мгновение — мальчик начал падать.

   Словно в страшном, тягучем сне Наташа видела его не испуганное, скорее удивленное лицо: как же так, я все делал правильно? Тело оторвалось от ствола и полетело спиной вниз.

***

Витя перемахнул через окно столовой и почти скрылся в зарослях бурьяна — настолько он был высокий.

 — Лёха, сбегай принеси фотоаппарат в рюкзаке. Я хочу это все заснять.

 — Хорошо, я сейчас. Ты давай, только не влезь никуда. Я мигом.

 — Давай-давай. Я тут, пройдусь к реке. Видишь, вон она, за теми деревьями. Ты по ходу все засними тут. Пофоткай вокруг. Места красивые…

   Я вернулся к мотоциклам. В траве стрекотали кузнечики, а на   душе было как-то неспокойно, словно предчувствие беды витало в летнем, раскаленном воздухе. Мне не нравилось это место; хотелось поскорее убраться отсюда. В груди теснилось непонятное, тревожно-тоскливое ощущение, как на кладбище. По сути это место и было кладбищем:

Кладбищем воспоминаний, несбывшихся грез.

Кладбищем радости и беззаботного детства.  

Кладбищем прошлой, давно ушедшей жизни.

Кладбищем умершего времени.

   Я сам не понимал, откуда такое настроение. Вроде все было спокойно: знойный, летний день, шелест листвы, сумасшедший стрекот кузнечиков, пение птиц, отдаленное журчание воды и детский смех…

Снова смех?!

   Стоп! Не хватало мне еще слуховых галлюцинаций! Наверное, это местная ребятня играет в развалинах в войнушку?

Как мы в детстве…

Да уж, воевали мы отчаянно! Как в кино про войну.

А в каких мы играли казаков-разбойников?!

   А зарница?! Мы дрались не на жизнь – на смерть!

   Тут я вдруг увидел двух мальчишек, лет девяти-десяти, выбегающих из-за полуразрушенного здания. У одного из них в руках был деревянный автомат, обмотанный синей изолентой, у другого — большой черный пистолет. У меня такой был в детстве, свинцовый, тяжелый, не отличить от настоящего, боевого… Все пацаны завидовали… Сейчас таких уже и не делают, одно фуфло китайское!

   Воспоминания мелькали в голове словно старая черно-белая кинохроника.

   (Я же говорил Витьку, местные мальчишки тут играют, а он – «тебе показалось»).

   Но что-то не давало мне покоя. Тот, что с пистолетом, бежал впереди, за ним гнался другой – с автоматом. Они бежали в сторону речки, мимо меня, на расстоянии пятнадцати метров. Я видел этих парней в профиль. Особенно отчетливо я видел того первого, с пистолетом. Обычный пацан: короткая стрижка, зеленые штаны, покрытые пылью и ржавчиной (наверняка от матери получит на орехи), серая футболка с надписью на спине «ЧЕМПИОН»…

   (Стоп! У меня была такая в детстве. Она мне очень нравилась… Что за дела?)

   Я запаниковал: что-то здесь было не так. Приступ тревоги родился где-то в желудке и вместе с тошнотой поднялся к горлу.

   Бегущий с автоматом закричал в спину удирающему:

 — Все, ты убит!

   Мальчишка тут же остановился как вкопанный, повернул ко мне голову, и я увидел его лицо: взмокшие, растрепанные волосы, тонкие губы, большие глаза с длинными ресницами и приплюснутый нос.

ЭТО БЫЛ Я!

   Я, тридцатилетний, смотрел на себя девятилетнего. Парень смущенно улыбнулся мне, незнакомому мужчине, заставшего их за игрой.  

НО ОН-ТО НЕ МОГ ЗНАТЬ, КАК Я БУДУ ВЫГЛЯДЕТЬ В ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ ЛЕТ, А Я ЗНАЛ, КАК Я ВЫГЛЯДЕЛ В ДЕВЯТЬ!!!

   Мой желудок скрутил спазм боли. Да такой, что я едва удержался на ногах. Согнувшись пополам, я застонал, схватившись за живот, где пульсировала адская боль, толчками отдаваясь во все тело.  

 — Лёха, ты убит! – снова закричал другой, целясь из деревянного автомата.

Пересиливая боль, судорогой скрутившую мое тело, я поднял голову: паренек схватился правой рукой с пистолетом за простреленную навылет грудь. Его лицо исказила гримаса, должно быть, означавшая нечеловеческую боль. Большой черный пистолет выпал из руки, театрально взметнувшейся к верху. Левой рукой он пытался остановить кровь, хлеставшую из огромной раны на животе. Ноги подкосились, парень рухнул на колени, а затем убитый повалился в высокую траву.

   У меня закружилась голова. Я, как и мой двойник, упал на колени, прижимая руки к животу. Мое тело сотрясали рвотные позывы. Тяжелое дыхание с хрипом вырывалось из груди. Даже с дикого похмелья мне не бывало так плохо!

Не знаю, сколько прошло времени. Возможно, всего лишь несколько секунд. В голове вращались мысли, словно их поместили в центрифугу.  

   Из прострации меня вывел крик, далекий, тревожный. Я вынырнул из прошлого, словно из омута времени. Тошнота и боль мгновенно отступили, словно ничего и не было. Я поднялся на ноги, там, где я видел мальчишек, лишь волнами ходила выгоревшая на солнце трава. Я был один. Все, что я видел, было лишь миражом, эхом моей подсознательной памяти. Воспоминания нахлынули, вот воображение и разыгралось. Просто это место такое… волшебное.

   Я вспомнил о крике и решил, что он мне тоже почудился, как и смех, но крик снова  повторился и я узнал голос друга. Не раздумывая, я ринулся напропалую через кусты и заросли винограда.

Витя стоял на огромном наклоненном дереве, держась за толстую сухую ветку, и на лице его читался страх. Высохший дуб нависал над речкой, которая в этом месте разливалась небольшим озерцом.

 — Ты чего туда полез?! – крикнул я.

 — Не знаю, — испуганно пробормотал он.

 — Ну так давай, слазь оттуда.

 — Не могу. Боюсь пошевелиться. Похоже, это дерево сейчас рухнет в воду.

 — С чего ты решил?

 — Стоит мне только шевельнуться, как оно наклоняется и скрипит. Посмотри, вода подмыла берег, корни торчат наружу…

 — Так нахрена ты туда полез? – машинально задал я по сути риторический вопрос.  Витёк не ответил. На риторические вопросы ответа не требовалось.

 — Что делать?

 — Прыгай в воду.

 — Кто знает, что там, на дне? Может коряги или камни? Какая глубина? Высота все же приличная…

 — Если ты свалишься вместе с деревом, это будет еще хуже, оно может тебя привалить.

 — Это точно. Что же делать?

 — Только не паникуй. Делать нечего, давай потихоньку, без резких движений двигайся к берегу. Может дерево простоит еще пару минут? Если что, сразу сигай в сторону, подальше от ствола.

 — Хорошо, попробую. Черт, не ночевать же здесь. И нафиг я сюда полез…

   Виктор глубоко вздохнул, отпустил ветку и сделал шаг. Я предполагал, что возникнут трудности, но не ожидал что так сразу: дерево качнулось, раздался оглушительный треск и ствол, отломившись у прогнившего основания, полетел в воду. Видимо дерево давно уже должно было упасть, нужен был лишь повод, толчок. Витя, похоже, тоже не ожидал такого быстрого развития событий, он не успел среагировать и рухнул в воду вместе с деревом. Водяной фонтан взметнулся вверх. Брызги воды долетели до меня, остолбеневшего на берегу.

   ***

Ей казалось — прошла целая вечность, пока она, как дура, стоит и смотрит, как падает ее подопечный. На самом деле прошло не более секунды. Вот его рыжая голова мелькнула в воде, и Наташа очнулась от ступора. Не раздумывая, бросилась воду.

Брызги застили ей глаза. Она поплыла. Через четверть минуты девушка оказалась под деревом, на том месте, куда упал мальчик. На поверхности его не было. Вдохнув воздух, она нырнула. Отчаянно шарила руками вокруг себя. Течение в речке было слабое, его не должно было отнести далеко. Вынырнув, вдохнула порцию воздуха и нырнула поглубже. Под водой открыла глаза; неясная тень мелькнула под ней. Она попыталась донырнуть до нее, но не хватило кислорода. Снова вынырнула, торопливо вдохнула и погрузилась в водную стихию, все глубже, глубже и глубже. Вот пальцы коснулись илистого дна. Несколько широких гребков руками. Локоть зацепил что-то мягкое. Она схватила то, на что наткнулась. Открыла глаза. Во взбаламученной воде ей вдруг показалось, что перед ней лицо мужчины, которого она держит за запястье, а его удивленные глаза смотрят на нее. С испуга Наташа отпрянула в сторону и едва не глотнула воды. Но через мгновение на нее смотрели широко открытые детские глаза. Рот мальчика был приоткрыт и он не двигался. В его ладони был зажат пионерский галстук: наверное, он сорвал его с шеи, когда ему нечем стало дышать. Расходуя последние запасы кислорода, она схватила его руку и рванулась к поверхности. Пальцы Виктора разжались и ярко-красная, треугольная материя воспарила в толще воды.

Прижав к себе недвижимое тело, девушка шла по пояс в воде, преодолевая сопротивление жидкости. Ноги вязли в глине. Она посмотрела на бескровное лицо мальчика, на посиневшие губы, на открытые глаза, в которых застыл упрек: ты же обещала!

 — Ну что стоишь, помоги мне! – заорала она на перепуганного Кирилла. Он бросился в воду. Помог вытащить мальчика на берег. Наташа осторожно опустила парня на траву.

   Витя не дышал.

***

На поверхности мелькнула голова Виктора. Течение перевернуло массивный ствол и то, чего я опасался, случилось: Витя оказался под ним.

   Беда!!!

   Скинув кроссовки, я бросился в воду. Берег здесь был обрывистый, сразу начиналась глубина. В несколько широких гребков оказался возле ствола, почти полностью погруженного под воду (даже сухой дуб – тяжелое дерево). Виктора нигде я не видел. Набрав побольше воздуха, я нырнул. Некоторые длинные ветки тянулись почти до самого дна, они-то и могли придавить или поранить друга. Обшарив вокруг дно, сколько хватило кислорода, я ничего не обнаружил. Выныривая, сам едва не напоролся на острые сучья, больно ударившись головой об ствол так, что в глазах потемнело. Но делать было нечего, нужно было спасать друга, и я снова нырнул. В спешке набрал мало воздуха, понял это на пол дороги ко дну. Возвращаться не сталь, боялся потерять драгоценные секунды. От нехватки воздуха и удара по голове, кружилась голова и накатывала тошнота. Стиснув зубы, я вскоре достиг дна и принялся торопливо шарить вокруг. Наконец мои пальцы на что-то наткнулись. На что-то мягкое, похожее на человеческое тело. В мутной воде, мои глаза увидели то, что я после списал на недостаток кислорода и последствия удара: передо мной был мальчик, лет девяти. Его глаза и рот были открыты, он неподвижно висел в толще воды у самого дна.

Сказать, я был удивлен, не сказать ничего! Я был ОШАРАШЕН! Как он здесь оказался? Похоже, мои глаза снова сыграли со мной шутку. Теряя сознание, я схватил то, что плавало в воде, и потащил на поверхность.

Наверху разберемся.

   Подъем был долгим, бесконечным. Перед глазами сияли разноцветные круги. В этих кругах мимо проплыл Виктор и приветливо помахал мне рукой. Я хотел удивиться, но мне было не до этого — грудь разрывало мучительное желание открыть рот и сделать глубокий вздох. Я едва держался, плотно сжав губы. Наконец через поверхность воды заиграли солнечные блики. Водная гладь расступилась, моя голова оказалась над водой и я наконец смог вздохнуть.

Сделав несколько глубоких вздохов, я обратил внимание на то, что поднял с глубины. Ну и, естественно, это был мой друг Витёк.

   "Это были глюки" — твердо сказал я себе. 

Не жалея сил, я потащил друга к берегу, стараясь чтобы лицо его оставалось над поверхностью.  С трудом выволок тело из воды на узкую кромку берега под обрывом.

   Витя не дышал.

***  

Наташа, расположив тело парня головой вниз и разорвав пуговицы на рубашке, делала резкие нажимы на грудную клетку, стараясь не поломать мальчику ребра. Два-три интенсивных нажима, глубокий вдох в его приоткрытый рот. Снова два-три толчка, как учили на уроках оказания первой помощи, глубокий вдох.

Парень не подавал признаков жизни: лицо восковое, глаза открыты, но безжизненны, губы синие как у покойника. Девушка начала терять самообладание.

 — Ну же, дыши! – закричала она и крупные соленые капли побежали по ее щекам. – Прошу тебя, дыши… — окончательно потеряв надежду, выдохнула она. По инерции сделала еще два слабых нажима на грудь (силы иссякли) и обреченно опустила руки.

   В этом момент парень вздрогнул, встрепенулся, словно он крепко спал, а тут его вдруг разбудили среди ночи. Захрипел. Изо рта вылилась вода. Он широко раскрыл рот и задышал громко, с присвистом.  Несколько раз моргнул и словно в первый раз взглянул на этот свет. Наташа кинулась целовать его мокрое холодное лицо:

 — Ах ты родной мой! Моя умница!– она прижала его голову к своей мокрой футболке. — Все хорошо, все будет хорошо!

   Парень недоуменно таращил глаза, не понимал, из-за чего сыр-бор и что случилось?

 — Где о-о-он? – произнес мальчик дрожащими губами.

 — Кто, кто?! – воскликнула Наташа, еще не веря в такой счастливый исход.

 — Человек… он был там.

   Девушка насторожилась, вспомнив непонятное явление, увиденное на глубине.

 — Кого ты видел?

 — Это был мужчина… он хотел пройти…

 — Что ты говоришь? Какой мужчина? Куда пройти? Тебе просто показалось, ты чуть не утонул.

   Парень устало закрыл глаза.

 — Переход… — едва прошептал он, розовеющими губами.

 — Что? Что ты говоришь?..

***

Три нажима на грудь – вдох в легкие.

Два нажима на грудь – вдох.

Три сильных толчка, от которых затрещали ребра, – снова глубокий вдох.

Два нажима… два вдоха… три вдоха… нажим…. – я сбился с темпа.

   От интенсивных движений и глубоких вдохов у меня кружилась голова. Мысли отсутствовали напрочь. В голове было пусто, как в железнодорожной цистерне, лишь эхо от вдохов.

Мозг не осознавал и не верил в то, что случилось. Я трудился так, что пот заливал глаза, а мышцы лица дергались от перенапряжения. Я увлекся и не заметил, как Витек схватил меня за руки. Его глаза были широко раскрыты, и он САМОСТОЯТЕЛЬНО дышал.

 — Слава богу! – заорал я, очумевший от радости.

   Витя закашлялся. Выгнулся дугой. Скинул меня со своей груди. Не переставая кашлять, развернулся лицом вниз, и его выпорожнило водой и остатками пищи.

 — Витя, ты как? Ты живой? Тебе плохо? – закудахтал я вокруг него.

 — Плохо… — выдавил он.

 — Ничего, ничего, это пройдет. Главное, ты цел, если не считать шишки и пары царапин на лбу.

 — Лёха…

 — Да?

 — Это был переход?

 — Какой переход? Ты что мелешь?

   (Похоже у него шок!).

 — Ты пацана видел?

 — Какого пацана? Ничего не видел… — стушевался я.

 — Мальчик, лет девяти… пионер… – Витя вырвал все, что было в желудке, но продолжал кашлять, выплевывая слюну.

 — Какой пионер, ты что говоришь? Пионеры остались в восьмидесятых…

 — А это что? – прокашлял он, разжал ладонь и из нее выпал скомканный мокрый красный снежок. Снежок упал на землю, шелковая материя тут же развернулась, и я увидел, что это самый настоящий пионерский галстук.

 — Это был переход… — сказал Виктор и замолчал тяжело дыша.

***

Время было давно за полночь, а Наташа не могла уснуть. Она лежала на кровати у открытого окна. Легкие занавески колыхались от ночной прохлады. Ночное небо с тысячью звезд и миллионами бесконечных световых лет висело над ее головой.

   Бесконечность – всего лишь восьмерка, лежащая на боку, и миллиарды миров одновременно. Как трудно это представить!

   В ее голове крутились события прошедшего дня. За стенкой спал второй отряд и Витька Чижов, который сегодня едва не лишился жизни.

   ПЕРЕХОД.

Что бы это значило?

Она вспоминала, что он рассказал ей, когда окончательно пришел в себя и оправился от потрясения.

«- У меня был мотоцикл. Классный такой. Не наш. Новенький. Я таких не видел. Сначала мы ехали по дороге. Потом остановились.

 — Мы? Ты был не один?

 — Со мной был парень. Кажется, его звали Лёха. У меня нет друзей по имени Лёха. И мы были взрослые. Совсем большие. Я не знаю, ну, как мой папа.

 — Что было дальше?

 — Мы приехали. Затем шли по кустам, было жарко, а потом я увидел наш лагерь. Вернее то, что от него осталось. Я еле узнал это место. Все вокруг заросло. Здания были разрушены. Я подумал, что случилась ядерная война, как в книге, которую я…

 — Может ты видел другое место? – перебила его Наташа.

 — Нет. Я все вокруг узнавал: и аллею, и скамейки, и нашу столовую. Я даже видел тот стол, возле окна, за которым сидел. Он сохранился…

 — Витя, Витя, как ты меня напугал. Ты понимаешь, что ты чуть не погиб? Ты не дышал минуть пять, если не больше, не удивительно, что тебе привиделось такое!

 — Простите меня. Я больше не буду. Только мне кажется, что это было не видение… Переход… Там была дверь…

 — Что за переход? Где ты взял это слово?

 — Не знаю. Оно возникло у меня в голове в тот момент, когда я падал с дерева. Чужой голос шепнул мне его на ухо. Может быть голос того мужчины, которого я видел… там, за дверью…

 — Что за дверь?

 — Там была дверь. Я шел к ней. Я знал – за ней спасение. Я думал, что если не дойду до двери, то умру. Я почти уже умер… Но вдруг она открылась и на пороге возник ОН. Он взял меня за руку и повел с собой. Я знал, что он не причинит мне вреда. А потом все провалилось, словно под землю. Я упал вниз и очнулся на берегу. Его уже не было…

 — Никого не было кроме тебя, ты понимаешь? – Наташа гнала от себя мысли о странном видении.

Парень пожал плечами:

 — Я читал книгу про машину времени, и там написано, что три времени, прошлое, настоящее и будущее, могут сойтись в одной точке и тогда…

 — Витя, хватит. У тебя слишком богатая фантазия, у меня и так голова кругом идет. Ох, ну и денек сегодня…»

     Наташа лежала, запрокинув голову вверх. Смотрела в звездное небо и думала о мирах, лежащих за пределами нашей галактики. Ведь не может не быть во всей бесконечной вселенной таких же миров, как наш? Может, такая же девушка, как я, только на другой далекой планете, похожей на нашу Землю, так же не спит глубокой ночью и смотрит на звезды, думая о такой же девушке, как она (то есть обо мне). Вот это здорово! Мы думаем друг о друге за миллионы километров друг от друга! Уму непостижимо! А может, эти миры не так далеки, как мы думаем? Может они совсем рядом? Может даже на нашей Земле, у нас под боком? Возможно, Витя сегодня побывал в одном из таких миров.

   Он совершил ПЕРЕХОД.

   Или не совершил? Пожалуй, если бы он его совершил, то мы бы его не нашли. Он бы ушел навсегда. Или все гораздо проще – он бы просто умер, для нас. Для всех нас. Но, возможно, он был жил, для тех, других, которые там, на той стороне, на другой планете… Может тот мужчина, которого я видела, был посланником? Может он приходил за мальчиком?

Он видел дверь. Интересно, что там, за ней…

   Эти глобальные, запутанные  мысли принесли долгожданный сон. Веки девушки начали тяжелеть, смыкаться. Купол звездного неба закачался, словно убаюкивая. Яркий метеорит прочертил ночной небосвод.

   «Нужно загадать желание… – подумала Наташа, засыпая. — Хочу, чтобы никто никогда не умирал… и я тоже… чтобы мы делали ПЕРЕХОД в другой мир… на другую планету…»

   Сон все плотнее и крепче принимал ее в свои объятия. Мысли девушки устремились в ночное небо, туда, навстречу звездам и неизведанным мирам. Миллиардами ярких осколков бесконечный космос взорвался в ее голове.

Дверь открылась.

Сон наступил.    

***

На поляне ярко горел костер. Летняя ночь повисла над нами. Мотоциклы поблескивали в свете костра чуть в стороне. Витя сидел, скрестив ноги, теребил пионерский галстук (откуда он его взял, так и осталось для меня загадкой) и о чем-то сосредоточенно думал. Я не выдержал и спросил:

 — Витёк, для чего мы сюда приехали?

 — Я не знаю. Что-то влекло меня… это очень странное место.

 — Мне можешь не рассказывать. Уж я-то сегодня странностей насмотрелся…

А что ты бормотал там про переход? Что за ерунда?

 — Когда я упал в воду, я вдруг ясно понял, что умру здесь и сейчас. Мне стало страшно. Смерть — это очень серьезная штука. И вот тогда ко мне и пришло это слово – ПЕРЕХОД. Переход – это не смерть. Это что-то другое… Я представил себе дверь…

 — Какую дверь?

 — Просто дверь, неважно какую, висящую в воздухе или стоящую на земле, или на воде – без разницы. Главное, мне нужно было пройти через нее. Хотя это было не просто. Это было очень тяжело. Я шел к этой двери или плыл – не знаю, просто чувствовал большое сопротивление. Совершить переход не так-то просто, нужно приложить все силы. И я помогал себе руками, словно раздвигал густой плотный воздух. С большим трудом мне удалось добраться к ней.

 — И ты открыл ее?

 — Да. Там я увидел того паренька. Он был с обратной стороны и тоже пытался добраться до двери. Ему тоже нужно было совершить переход, иначе он бы погиб. Но ему не удавалось. Что-то держало его, не пускало. Он был слабее меня. Я видел, как ему тяжело. Я протянул ему руку, пытаясь помочь. В какой-то момент мне удалось схватить его за пальцы.

 — И что?

 — А потом… потом все вокруг завертелось. Из темноты вынырнула девушка и потянула нас вместе наверх…

 — Ага, там была еще и девушка? – я пытался иронизировать, иначе это все затягивало слишком глубоко.

 — Честно говоря, я и сам не понял. То ли девушка, то ли это был ты… В какой-то миг я увидел твое лицо. Все смешалось… Потом я отрубился. Очнулся уже на берегу, а сверху ты сидел на мне.

 — Я спасал тебя, если ты не заметил.

 — Спасибо, Лёха.

 — Конечно, ты нахлебался воды, потерял сознание, ты не дышал. Твой мозг был на пороге смерти. Люди в таких ситуациях видят тоннель и свет в конце. Ты не видел?

Витя отрицательно покачал головой.

 — Ну да, ты видел дверь. Ну, блин, и денек сегодня…

 — Отличный день! Я словно заново родился!

Я посмотрел на друга: ну что с него взять, спасибо хоть жив остался.

Мы забрались в спальные мешки и усиленно делали вид, что спим. Хотя я слышал, как Витек ворочается, вздыхает – думает о чем-то. Я тоже заснуть не мог. Рядом гомонил костер, потрескивая дровами. Над нами раскинулось теплое летнее звездное небо. Луны не было и от этого звезды сияли еще ярче. Я тысячу лет не видел таких ярких звезд. Просто, наверное, я тысячу лет не смотрел на ночное небо: было некогда. Последний раз я видел такое огромное звездное небо еще в детстве. Тогда времени было навалом. Его просто некуда было девать. Мы могли вот так вот где-нибудь на берегу речки лежать с друзьями, смотреть на звезды часами и мечтать. Мечтать о далеких мирах, загадочных планетах, неизведанных местах. Или представить, что с нами будет через десять, двадцать, тридцать лет.

Кем станем. Чего достигнем.

   Мы росли, росли и не заметили, как выросли. Сначала прошло десять, потом двадцать лет с тех пор. Уже почти прошло и тридцать. Пройдет и сорок и, дай бог, — пятьдесят… На небо мы уже почти не смотрим, смотрим под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть. Мы боимся упасть и разбить колени. В детстве мы не боялись падать. Мы падали и снова вставали, приложив подорожник к разбитой коленке…

   Вот такие мысли крутились в моей голове и не давали заснуть. Я смотрел на звезды, звезды смотрели на меня. Мигая красной лампочкой, пролетел самолет. Его не было видно, лишь мерцающая красная звездочка, медленно двигающаяся на восток. То и дело по небу проносились метеориты, сгорая в земной атмосфере. Я хотел загадать желание, но не знал, что придумать. Не хотелось осквернять такую удивительную ночь банальной просьбой денег.

   Хотелось загадать чего-то такого глобального, для всего человечества.  Типа — мира во всем мире или чтобы не было страданий. А что причиняет страдания?

Смерть.

Вот я сегодня чуть не потерял своего лучшего друга. Он мог умереть. Навсегда. На века. На целую бесконечность. Жизнь продолжалась бы дальше, а его бы уже не было.

НИКОГДА.

   Это страшно. Тогда я решил загадать, чтобы люди не умирали. Пусть они попадают в рай или в другой мир, или снова рождаются и живут.

Пусть это будет не СМЕРТЬ.

Пусть это будет ПЕРЕХОД.

Январь 2012 года.

sevenkontinent.narod.ru

rakip@yandex.ru