Часть третья(1)

Они ступали в темноте, привыкая к новым ощущениям, запахам, звукам и картинам. Темнота стала иной, она не прятала мир, словно ширма, она лишь накрывала их собой, словно заботливая матерь одеялом. Они были благодарны, впитывая свет луны каждой клеткой бледной кожи. Их глаза сияли в темноте: никакого зловещего красного блеска, просто гипертрофированный свет их собственной радужки. Он у каждого свой. Необычные глаза — одна из отличительный черт молодых вампиров. А все думали, их род вымирает. Не вымрет, пока рождаются они — нежданные и неполноценные, но всё же вампиры — плоды многочисленных загулов старшего поколения. Они уже не сравнятся в величии со своими предками, но всё равно опасны.

Этим двоим было почти по восемнадцать, ключевое слово «почти». Чтобы тебе продали пиво, можно и не являться совершеннолетним, главное просто выглядеть старше своих лет и обладать толикой харизмы, тогда ещё и в клуб пропустят. Лия и Мирослав вообще были странной парой, сошлись они как раз на почве своей странности. Обоих тянуло к тёмной стороне жизни, оба были непоняты обществом. Типичная ситуация для трудного подростка, который, не найдя себе места в жизни, ищет смысл в иных вещах: в тяжёлой музыке, нестандартной одежде, маргинальный литературе. Если он по рождению не оказывается сущностью иного мира.

Сначала они пили кровь друг друга, не имея иной возможности. Это придавало их отношениям больше страсти. Они делили между собой самое ценное — великий дар первой любви. У большинства эта любовь бывает слабой искрой, движимой гормонами, которой суждено так же быстро угаснуть, но свою любовь они считали даром свыше.

И на первую охоту они тоже вышли вместе. Первая кровь невинной жертвы пьянила и завораживала. Как приятно было осознавать, что сущность другого переходит в тебя, словно по капле ты выпиваешь чужую душу. Кем себя чувствовать в этот миг, если не богом?

Вампир не рождается прекрасным и всесильным – лишь с первой кровью он расцветает и наполняется новыми силами. Красота приходит с бледностью кожи и стройностью тела, со временем пробуждаются чары, что так долго дремали в тесном сосуде плоти.

Лия была худощавой, даже слишком. Ей была присуща подростковая угловатость и нескладность. Временами её можно было принять за красивого женственного юношу, именно на этом и строился её имидж. Свои длинные прямые волосы она красила в неестественный ярко-розовый цвет, густо подводила глаза чёрным, из-за пурпурных теней её синие глаза казались ещё больше. В целом вся раскраска на веках напоминала рисунок на крыльях экзотической бабочки. В губе и брови красовались чёрные шипы.

Мирослав, или попросту Мир, выглядел чуть скромнее. Почти четыре года он отращивал длинные чёрные волосы — достояние любого неформала, независимо от пола. Говорят, что в них скапливается вся сила и знания, ещё они служат защитой. Его худое скуластое лицо носило налёт полумёртвой красоты, что так ценилась готами. Он был на голову выше Лии и чуть шире в плечах, в целом же, оба представляли из себя два одинаково вытянутых силуэта.

В эту ночь жажда крови и запах весны снова выгнали их на улицу. Так они и шли тёмными переулками центра Москвы, ведомые одним лишь им понятным чутьём. Кровь приходилось пить всё чаще, это словно наркотик, привыкание к которому заложено в их гены с самого рождения. Вампиры рано или поздно осознают своё предназначение, обычно не позже, чем закончится пубертатный период.

Они бросили школу ещё в прошлом году, чтобы обрести долгожданную свободу, свободу от родительского режима, от глупых наставлений. Их жизнь уже всё равно не стала бы прежней, тот кто однажды ощутил власть уже не расстанется с нею никогда. В них была удивительная жажда жизни, присущая крысам и другим тварям, которых так невзлюбило общество. Они выживали назло всем, ведя бродяжническую жизнь, скитаясь по квартирами случайных знакомых, живя на деньги своих жертв, мотаясь по окрестным городам. Судьба пока что позволяла им рвать плоды с любого древа, но это пока.

Мир помнил, когда Лия впервые вскрыла канцелярским ножом горло их общей подруге. «Смотри, это совсем не страшно!» — сказала она, слизывая языком ярко-алую кровь, — «Сделай то же самое, если любишь меня. Сделай. Нам уже нечего терять». Ничто не сближает людей так, как общее преступление. Тогда он понял, что она — лидер в их маленькой компании.

Жизнь приносила не только радости но и свои пинки. Лия привыкла расплачиваться телом за то, что нельзя просто так взять. Её тело давно ей не принадлежало. С неё не убудет за десять минут любви. Мир тоже не отставал от своей подруги в этом вопросе.

***

Колорита эпохи обычно не ощущаешь, когда в ней живёшь, когда купаешься в ней, словно в море, и пьёшь через край. Кайт не мог сказать, каково на вкус будет это время и чем оно будет пахнуть несколько лет спустя. Зато он помнил другое. Как сновал по переулкам старого города, влекомый весной и духом юности. Он, как и все, чувствовал агонию старого мира, он, как и все, стремился взять от жизни всё, перед тем как страна утонет в крови алых знамён. Он просто жил, мечтал и любил. Сейчас всё осталось лишь в его воспоминаниях и мемуарах современников.

Он поднял глаза от мостовой, вот здесь около ста лет назад находился салонъ – это слово так и застыло в сознании Кайта с твёрдым знаком на конце. А теперь здесь располагался какой-то бутик. Наверное, никто из проходящих мимо и посетителей магазина даже не догадывался, какое упадочное веселье творилось в этих стенах: как летел к потолку опиумный дым, складываясь в замысловатые узоры, как рыдала скрипка и клавиши старого рояля отсчитывали дни и часы уходящей эпохи.

А перед глазами рисовался прежний мир. Кайт знал, что нельзя жить прошлым, но сейчас прошлое затягивало его в свои морфиновые объятья. Он не был под кайфом и не был даже пьян, просто кружилась голова. Он присел на край тротуара, чтобы не упасть. А в голове снова звучал расстроенный рояль и высокий, с хрипотцой голос Анны. Его Анны.

Он вспоминал, как они познакомились: она пела в этот вечер в одном из московских ресторанов, гостья из Петербурга. Кайт сидел за столиком в полумраке и глушил водку. Он почти не пьянел, только появлялась странная лёгкость. В свои семнадцать он давно привык к крепким напиткам. Водка помогала войти в искусственное состояние тоски, так необходимое для творчества.

Слова песни Кайт разбирал плохо, но он знал наверняка, что там пелось что-то о любви. Он любовался певицей. Он знал, что ей где-то за тридцать, но, несмотря на возраст и пристрастие к кокаину, она выглядела вполне молодо. Или это её особые чары — её нестареющий шарм? Алое платье, чёрное боа из страусиных перьев, густо-подведённые глаза и россыпь тёмных, словно смоль, локонов. Она не была красива, в том самом смысле, в котором Кайт видел красоту: слегка длинноваты нос, высокие скулы и тёмные глаза. Но всё это меркло на фоне её непередаваемой ауры.

Он тогда ещё подошёл к ней, предварительно подогрев свою смелость водкой. Он посвятил ей стихотворение, глупое и наивное подражание. Кайт не помнил, сознательно ли он спародировал чужие строки или же нет, но без стыда этот момент он вспоминать не мог.

Её глаза как дно бокала.

Полуулыбка, полустрасть.

А я пью до дна, а мне всё мало.

Напьюсь я в дым, чтобы упасть.

И два зрачка, чернее ночи,

Не утруждённые умом.

Ах, если бы не Ваши очи,

Я был б, наверно, в Вас влюблён.

Анна ещё тогда сказала, что, если бы это была лесть, она бы убила его на месте. Она уже так устала от хвалебных од в свою честь, она вообще от всего устала. А голубоглазому демону можно простить всё, даже неудачную шутку и откровенную нелюбовь. Он мог бы стать отличной жертвой, если бы не был хищником.

Между ними вспыхнуло то, что зовётся любовью. Это любовь равных, любовь вампиров. Эта ушедшая эпоха пахла кровью, вином и опиумом.

А когда же кончилась эпоха для него? Нет, не с эмиграцией, как казалось ему раньше. А той роковой ночью, когда погибла Анна. Кайт отомстил. Тела двоих убийц были выпотрошены и свисали из окна, опутанные собственными кишками, как гирляндами.

Кайт отмахнулся от воспоминаний, как от едкого дыма, что сдавливал горло и заставлял слезиться глаза. Он пошёл дальше всё так же бесцельно бродить по центру.

***

Лия и Мир крались по узким улочкам, не обращая внимания на колючие капли дождя. Дождь осенний и весенний сильно отличались друг от друга. Весенний напоминал утренний душ, бодрящий и пробуждающий, помогающий сбросить остатки сна. А осенний — как душ перед сном, помогающий забыться и уснуть.

Их трясло от голода, который со временем становился похож на наркотическую ломку. Становилось холодно, болели суставы, и всё тяжелее было идти. Они почти неделю не пили кровь. В это время было тяжело поймать жертву. Мимо проходили большие компании подвыпивших гуляк, но вампиры так и не решались напасть. Они не были уверены в собственных силах. Сейчас им бы подошёл кто угодно, начиная от кошки и заканчивая бомжом. В крови их вкусы были так же неприхотливы, как в еде или выпивке.

Глухая весенняя ночь и бесконечные лабиринты города, что, казалось, способны завести этих детей в глубокие дебри Мира за Гранью. А они и были его частью – мира за гранью понимания и здравого смысла. Там, где можно было пить кровь и оставаться бессмертным.

(Мир За Граню многообразен и жесток. Войдя туда один раз, ты никогда не найдёшь дорогу назад. Ты окажешься с пустыми карманами и пробитой головой. Отсюда не выходят живыми и в здравом уме, потому что человек с сохранившимся мозгом просто не в силах пересечь границы этого дикого мира. В Мире за Гранью нет законов. Этот мир неподвластен гнёту добра и света — здесь царит трэш, угар и содомия. Тебя полюбят и понесут на руках, тебя продадут за пятак. Твои глаза съедят крысы, взамен даруют тебе прозрение, теперь ты будешь смотреть на мир, как мы. Ты один из нас, в твоих жилах теперь вино вместо крови. Мы с тобой одного сорта! Мы с тобой слеплены из одной кровавой каши, мой милый маленький друг! Так что открывай портвейн и вперёд — на поиски вечной смерти...)

Мир с Лией сначала не заметили одинокую тёмную фигуру, стоящую у стены, они прошли мимо, но, повинуясь странному инстинкту, вернулись обратно. Несмелой походкой они подкрались к незнакомцу. Внезапно включившийся фонарь осветил его. Он смотрел на них с какой-то странной сочувствующей улыбкой. Невысокий, красивый, с гривой белых волос и яркими голубыми глазами.

— Привет! Что делаешь? — первой спросила Лия.

— Вас жду, — ответил он, спокойно. – Вам, наверное, холодно и негде ночевать?

Подростки активно закивали.

— Я живу здесь неподалёку, пойдёмте со мной.

Они без всяких раздумий согласились. Они давно привыкли к подобным случайным впискам к незнакомым людям. С ними вообще не могло случиться что-то страшнее, чем сама жизнь. К тому же было холодно, а до открытия метро ещё три часа.

Этих детей Кайту было откровенно жалко, жалко смотреть на то, во что превращается их род. Теперь из былой эстетики бытность вампиров плавно переходила в такое вот существование на обочине жизни. Впрочем, Шэйну такое нравилось, он скатывался в дыру по собственной воле, в этом он находил свой собственный кайф. Ему бы да жить в канаве и питаться падалью, как последнему упырю. Кайт жил иным, пытаясь придать своему бессмертию хоть какой-то смысл.

Он взглянул на вампирёнышей и ещё раз подумал о том, что при контактах с человеческими женщинами лучше предохраняться, чтобы не допустить такого. Он просто не хотел производить на свет новую жизнь, чтобы обрекать кого-то на страдания в этом мире, где их роду больше нет места. Такое медленное умирание радовало декадентскую натуру Кайта. Подумать только, один из немногих, практически один их последних — разве это не прекрасно? Он наслаждался медленной, но верной смертью своего мира.

Они прошли в квартиру, находящуюся под самой крышей старого дома. Здесь были высокие потолки с гипсовой лепниной, антикварная, но страдающая от времени мебель, скрипящий под ногами паркет и серые стены, с редкими пятнами сырости и плесени. Складывалось впечатление, что здесь давно никто не жил или, по крайней мере, редко бывал.

— Ты здесь живёшь? — спросили Мир и Лия, оглядываясь по сторонам. Кайт не зажигал свет, но они не обратили на это внимания.

— Иногда. Это квартира моего знакомого, он оставил мне ключи, а сам смотался на Тибет — релаксировать, — Кайт повертел в руках кольцо с ключами, с помощью которых при желании можно было не только убить, но и изрядно поглумиться над трупом. Они прошли в комнату, казавшуюся почти пустой. На полу лежал одинокий матрас, заваленный горой подушек, а в углу стоял холодильник, заляпанный чем-то красным. Сквозь окно, завешенное плотной тканью, пробивался лучик искусственного света с улицы.

Кайт наскоро настрогал бутербродов с ветчиной и достал из холодильника пиво. После вчерашнего загула с Атисом у него ещё осталось немного. А спаивать несовершеннолетних он всегда любил.

Кайт пошёл на кухню, он заходил туда редко, по причине ненадобности. Всё пространство квартиры, кроме комнаты, что он считал своей, навевало на него тоску. Он слышал, как Лия крадётся по следу, и даже ощутил, каким-то неведомым чутьём, её занесённую руку с ножом. Кайт вовремя увернулся и сжал запястье девчонки. Нож выпал из парализованных болью пальцев и зазвенел о кафель. На её лице появилось молящее выражение. Но этого было недостаточно, чтобы потушить огонь гнева в сердце вампира. «Я люблю смотреть, как умирают дети», — вспомнилась ему строчка из Маяковского. Руки Кайта сомкнулись на её горле, вжимал Лию в стену.

— Зачем? — прошипел он, демонстрируя длинные белые клыки.

— Прости меня. Мне просто хотелось есть, — ответил слабеющий голос девочки.

Кайт выпустил её горло. Убивать подрастающее поколение вампиров не входило в его планы.

— В следующий раз научись отличать своих от чужих. Это может сохранить тебе жизнь.

— Прости меня, — прошептала она, обнимая того, кого пару минут назад хотела съесть.

Кайт простил, однако говорить ей об этом не стал. Он достал из холодильника бутылку «особой» Кровавой Мэри. Ему нравилось экспериментировать с кровью и алкоголем, добавлять туда различные травы и специи для улучшения вкуса и эффекта. Вампирёнышам коктейль пришёлся по нраву. Он утолил их голод, сделал доверчивее и добрее.

Кайт мысленно сравнивал их Атисом, они же почти ровесники, только рыжик был куда мудрее и сообразительнее. Это ещё раз подчеркивало его уникальность. Кайт любил Атиса какой-то странной платонической любовью и дорожил им больше, чем дорожат друзьями или братьями.

Мир с Лией были занятны, за ними можно было наблюдать, как за зверями в зоопарке. Может быть, с ними даже можно было бы пофрилавить, но детишки были совсем не в его вкусе. Зачем спать с тем, к кому ты испытываешь жалость? Жалость у Кайта возникала редко, обычно к ней примешивалась ещё и брезгливость. Он уговаривал себя не делать для них слишком многого. «Ты всего лишь накормил их, пустил домой, а они уже смотрят на тебя, как на бога», — ехидно усмехнулся внутренний голос.

Они прижимались к нему, словно птенцы к большой сильной птице. Они говорили постоянно и одно и то же: о тяжкой участи, непонимании сверстников, проблемах с родителями и законом. Кайта это интересовало мало, в его молодости всё было покруче. Хотя это всего лишь дух времени и не более того.

Остаётся только не дать этим малолетним вампирам окончательно засрать мозг сопливыми историями, от которых уже начала плавно съезжать крыша. Кайта спасало лишь то, что он слушал в пол-уха и кивал в нужных местах — выработанная годами привычка хорошего собеседника.

Потом они уснули, растянувшись на матрасе. Кайт недовольно хмыкнул и отправился спать на тахту на кухне. Перед сном он ещё раз подумал о том, что мог бы заняться с ними сексом, но он слишком не любил слабых людей. Придётся коротать век в одиночестве, становиться год от года мрачнее и мрачнее, почти как каноничному вампиру.

Ему не хватало Шэйна, но того прежнего, которого он знал столько времени, а не того, во что он превратился, придя в клан. Одиночество ело изнутри.

***

Кайт закинулся всем сразу, всем, что только можно было найти. Этого вполне хватило бы, чтобы убить пару-тройку человек. Если бы он был сейчас в сознании, то почувствовал бы, как остановилось его сердце. Его почти мертвецкие глаза были направлены в противоположную стену. Потеряв всякий блеск, они обрели бледно-серый оттенок — цвет неба за окном.

Он знал, что ему не грозит смерть или привыкание, но упорно продолжал издеваться над собой. Сердце снова запустилось, оно останавливалось уже третий раз за ночь или, может быть, утро. Это становилось почти привычкой. Если от травки смешно, то от героина просто остаётся лежать и пускать слюни, чтобы не помнить ни кусочка мысли в этот миг. Морфий был лучше, но его не достать. Раньше вообще всё было лучше.

Вампир очнулся на пороге утра, восходящее солнце нещадно жгло усталые глаза. Раньше он лучше реагировал на свет. Оставалось только встать и пойти нетвёрдым шагом по направлению к ванной. Дерамир ждал его сегодня в особняке клана.

Хотелось блевать, просто невыносимо; в его желудке плавала гремучая смесь из водки и разномастных цветных таблеток. Где же этот грёбаный рвотный рефлекс, когда он так нужен?! Надо было прийти в себя, засунуть все семь своих эфирных тел в одно живое и материальное. Потом это же тело засунуть в одежду. Становилось мерзко от себя самого. Он радовался, что никто не видит его сейчас.

Кайту было поручено контролировать молодняк. Сам-то он понимал, что это была лишь попытка сплавить его с глаз подальше. Дерамир достаточно с ним наигрался, теперь видеть бывшего любовника каждый день не имело смысла. Если бы в Кайте ещё сохранились какие-либо чувства, кроме пустоты, он бы обиделся. Но даже на обиду не оставалось сил.

Несколько дней назад он нашёл себе новое развлечение: залезал в чужие дома — пусть врут, что вампир не может зайти без приглашения. Он осторожно крался меж спящих тел, ведомый запахом крови младенцев. Их кровь была сладка, почти так же, как кровь юных дев. Раньше Кайт был осторожнее — он убивал лишь на тёмных улицах и безлюдных пустырях. Кровь младенцев дурманила не хуже крови пятнадцатилетних девственниц, только последних было весьма трудно достать в наши дни, оттого они стали своего рода деликатесом. Гадкий-гадкий загнивающий мирок.

Час спустя, а может и больше (куда-то делось ощущение времени), он вышел на улицу, проклиная солнце и недостаточно тёмные очки. Далее проклинать пришлось автобус, идущий в посёлок, и сердобольных граждан со своим этим: «Молодой человек, вам плохо?» И откуда они только взялись? Раньше всем на всех было плевать, особенно на прислонившихся к углам бледных парней в тёмных очках. В людях снова просыпается участие и милосердие? Кажется, это не к добру. Равнодушные прохожие часто были ему на руку.

В особняке клана всё было, как всегда: шуршащие крысиные секреты по углам, переговоры и ножи в спине. Всё как всегда. А когда-то вампиры ценили своих больше всего. Теперь они лишь лезут к власти, совсем как люди или, может быть, хуже. Именно поэтому Кайт не любил коллективы, ему куда уютнее было одному.

Тем для разговора с Дерамиром имелось две: «Что от нас хотят Они?» и «Как дела?». Последний требовал чуть ли не полной отчетности о всех действия. Но Кайт научился так парить мозги подробностями своей жизни, что Дерамир начал довольствоваться ответом — «нормально». А на первый вопрос Кайт, как обычно, отвечал: «Не знаю». То ли Они действительно прекратили являться, то ли он настолько к ним привык, что просто перестал обращать внимание. Может быть, Они просто милые и безобидные кровожадные твари из иного мира.

Вампирский молодняк сегодня почему-то мало волновал главу клана. Для Кайта оставалось загадкой, почему их не спешат завербовать в «Чёрное Крыло». Может быть, они просто пушечное мясо или откуп перед стражами равновесия? Ему стало вдвойне жалко этих детей. Они обречены.

Он, как всегда, нашёл Атиса в подвале. Тот карябал что-то красным мелом на стене.

— Что, пусто? — спросил он, не оборачиваясь. Банальные приветствия им не требовались.

— Угу.

— Пусто внутри от полных стаканов. От кровавой изморози под кожей… от чёрного света в глазах.

Кайт снял очки, они слишком сильно натирали переносицу. Помнится, кто-то из случайных знакомых сказал: «Ты часто носишь очки, по тебе это видно. У тебя что-то вроде ямочек на носу». Кайт покачал головой, очки он носил крайне редко. А тех, кто думал, что разбираются в других, презирал как лжецов.

***

Он попытался вздохнуть, но рот был забит землёй. Он так и не понял, нужно ли ему дышать теперь. Кто-то настойчиво пробуждал его тело к жизни, и первые искры сознания забились в голове. Он открыл глаза и увидел небо и верхушки сосен. Лёжа на спине было трудно что-либо ещё разглядеть. Чей-то голос повелел ему встать. Перед ним стоял человек в сером костюме. «Жрать», — первая самостоятельная мысль родилась в пробудившемся мозгу. Незнакомец кинул ему кусок зловонного червивого мяса. Острые зубы впились в прогнившую плоть. Мясо было мягким и податливым; черви и разложение сделали своё дело.

— Как твоё имя? — спросил незнакомец.

— Шэйн, — прорычал он, с трудом прерывая трапезу.

— Будешь звать меня Хозяином, — он взглянул на раскуроченную грудную клетку кадавра. — Надо будет позже привести тебя в порядок.

Шэйн обернулся и увидел Ганса: тот стоял, прислонившись к сосне. Одежда и тело его были покрыты землёй. Во лбу зияла дыра, искажённое смертью и тлением лицо покрывала корка запёкшейся крови. Была ли это его собственная кровь, Шэйн не знал. Сейчас он мало что понимал и помнил из той, другой жизни. У него никогда не было души, но сейчас кто-то вернул к жизни его тело, значит, стоило быть ему благодарным.

Велор тем временем решил, что из второго кадавра ничего толком не выйдет: ранение в голову повредило его и без того слабый мозг.

***

Кайту было плохо, даже просто хуёво. Хотелось спать, но какая-то из принятых им дряней не давала уснуть. Другая, наоборот, убаюкивала, так они и боролись в его сознании, как инь и ян. Ему даже на миг представилась эта мировая битва: нечто синее сцепилось с чем-то красным в смертельной битве или, может быть, в любовном экстазе. Кайт пожалел, что не нашёл кислоты, с ней наблюдать это было бы куда интереснее.

— Атис, я когда-то думал, что сочинил тебя… просто так, от одиночества, — сказал он, глядя в потолок.

— Меня невозможно придумать, я всегда сам прихожу…

Кайт встал с кровати, его шатало, и изображение перед глазами снова стало расплываться. Он обнял Атиса, ощущая всем телом его тепло, и уткнулся в рыжие волосы лицом.

— Я… я люблю тебя… Нет, правда люблю. Хорошо, что ты есть.

— Кайт…

— Что?

— У тебя слёзы пахнут мёдом, и ещё они сладкие, — Атис провёл пальцем по щеке Кайта.

— Я плачу?

— Да…

— Поцелуй меня, пожалуйста… Мне так холодно.

В ответ была лишь тишина. Молчание было таким долгим и нелепым, что Кайту стало неловко. Хотелось, чтобы рухнул дом, разорвалась на части планета или просто кто-нибудь вошёл сюда. Но лишь тихо гудела тишина. И собственные слёзы отчаянья катились по лицу осенним дождём. Кайт отстранился и прижался к стене, ему сейчас так хотелось стать частью холодного бетона, стать просто тенью.

— Прекрати, что с тобой? — Атис нежно коснулся его руки. В этот миг сердце Кайта снова остановилось.

— Я… я… не могу поверить, что тот, кого я полюбил, меня отверг.

— Я люблю тебя… как друга. Я не могу быть с тобой. Я ни с кем быть не могу. Я просто не должен.

Атис снова обнял Кайта, зная, что вампиру будет от этого только хуже, но другого способа проявить участие не было.

— Я же думал, что ты не знаешь, что такое любовь. У вас же есть только похоть и не более того.

— Мне кажется, что я знаю.

— В тебе говорит тот яд, которым ты накачался.

— Единственный яд — это мои чувства.

— Ты перегнул палку с драмой.

— Наверное…

Глаза Кайта закрылись сами собой, тело стало словно тяжелее и повалилось на Атиса. Просто кома, которая порой настигает его вместо сна. Атису осталось лишь перетащить его на кровать и укрыть одеялом. «Пусть проспится».

***

Алиса шла по лесу. Воздух был влажный, и пахло хвоей. Сосновый лес нравился ей тем, что здесь всегда царил приятный полумрак, создавая сказочную, мистическую атмосферу. Она всегда здоровалась с лесом, как это делали поколения ведьм до неё. Если прислушаться, то можно было услышать песню деревьев — это ветер играл в верхушках сосен, это пел речей, журча меж камней, и птицы вплетали свои трели в сеть мелодии. Лес жил своей жизнью, он был словно живой организм.

Меж деревьев носились тени — это были они, духи леса. Люди звали их дриадами. Те самые лёгкие, бестелесные создания, что следят за покоем лесного царства. Алиса давно привыкла к тому, что видит то, что неподвластно другим. Или просто другие не могут смотреть ничем, кроме глаз. Люди привыкли полагаться на свои пять чувств и не более того. Ей даже было немного их жаль. С другой стороны, они не способны видеть ужасные картины, что порой открывались её взору.

Они не видели Их — творений бездны, тех, что смотрят на неё каждую ночь своими пустыми и мёртвыми глазами. Иногда Они обретали форму дивную и прекрасную, но оболочка лопалась, стоило лишь посмотреть глубже.

Здесь, в лесу Они не терзали её, это была не Их территория. Даже проблемы внешнего мира улетучивались, как дым от костра. Лес был иным измерением, другой реальностью. Жаль, что только этот лес, а другие были давно облюбованы отдыхающими и довольно быстро превратились в помойки. Духи леса не терпят неуважительного отношения, они покидают такие места, оставляя землю умирать.

Алиса не слышала шагов за спиной, она их просто почувствовала. Обернувшись, она увидела того самого вампира, что недавно пытался её убить. Он стоял, прислонившись к сосне, и смотрел на неё сквозь чёрные круглые очки.

— Привет! — сказала она, не желая дать ему права начать разговор первым.

— Привет. Я за тобой слежу с самого начала, а ты только сейчас заметила, — он весьма позерским жестом закурил сигарету в длинном янтарном мундштуке. Аромат вишни и табака смешался с запахом леса.

— Что тебе нужно от меня? — не выдержала Алиса.

Вампир приблизился к ней вплотную. Его ноздри задвигались, втягивая воздух.

— Мне просто нужна твоя кровь, — он принялся ходить возле неё кругами. — Не беспокойся, не вся. Немного крови обладающего даром поможет вернуть меня к жизни.

— Надо же, в тебе ещё есть гуманизм?

— Нет, было бы глупо убивать носителя столь ценной крови.

— А что ты сможешь дать мне взамен?

— Что хочешь, — он снял очки, глядя на неё бирюзовыми глазами.

Алисе пришла на ум самая дерзкая из всех когда-то рождавшихся у неё мыслей. Да, она знала, кто он, что это жестокий и кровожадный монстр, который с лёгкостью расправиться с ней, наплевав на запрет, если ему это вздумается. Но страсть её перевесила. Там было многое: желание прикоснуться к неизведанному, ощутить столь красивого мужчину или просто рискнуть. Она не отрицала, что это может быть приворот белобрысой бестии, но ей было уже всё равно. Ведь он не разобьёт её сердце.

— Я хочу тебя, — выпалила она.

Кайт оглядел её пристальным взглядом и глубоко затянулся сигаретой.

— Что ж, похоже, я тут даже вдвойне выигрываю, пускай тебе и не тринадцать лет, как раньше.

***

Алиса сидела на кровати, глядя на своё прокушенное запястье. Рана больше не болела, лишь немного жгло. «Интересно, можно ли стать вампиром после того, как тебя укусит вампир?»

Полчаса назад Кайт ушёл через окно. Он не причинил ей вреда. Он не был с ней груб и не был нежен. Но для неё так и осталось загадкой, была ли эта страсть искренней. Он целовал её, как она хотела, он исполнял любые прихоти, даже, казалось, с радостью. Алиса расцарапала ему спину, он сказал, что любит подобную боль. А что теперь осталось? Лишь смятые простыни, хранящие его запах, и следы зубов на запястье. И это не любовь для них обоих, просто взаимное удовольствие и взаимная выгода.

***

Кайту казалось, что Алисе удалось отыметь его так, как не имел даже мужчина: в каждое отверстие, в каждую пору, в самую душу. Он бы назвал себя шлюхой, если бы не был всегда такого мнения о собственной персоне. Он и раньше мог переспать с кем-либо ради достижения собственных целей, но никогда не чувствовал себя настолько разбито. Благо, разбитость была лишь моральной, выпитая кровь девушки придавала ему сил. Кайт, как всегда, разрывался между своими противоречиями.

Он вспоминал вновь и вновь её стройное тело, как она, оседлав его верхом, неистово стонала и извивалась, как он сжимал в ладонях её небольшие упругие груди. Он помнил нежную, покрытую лёгкими веснушками кожу, её царапины на тонких запястьях, которые он с упоением целовал.

Воспоминания вызвали в нём резкую волну возбуждения. «Жаль, что это был не Атис», — пронеслось в его голове. Да, тогда бы он выложился на полную катушку, показал бы рыжему мерзавцу всё своё мастерство. Девушки привлекали Кайта чуть меньше, чем парни. Марьяна как-то раз спросила Кайта:

— Почему ты отдаёшь предпочтение мужчинам?

— Потому что это нарциссизм. В их телах я нахожу отражение собственного, и не более того.

***

Кайт вышел на улицу с наступлением темноты, в конце апреля ночи приходилось дожидаться всё дольше. Хотелось бежать из переполненного людьми центра куда-нибудь в зелень сквера, к спасительному уединению. Он прошёлся по Лубянскому переулку и свернул на Мясницкую. Хотелось зайти на Чистые пруды, посмотреть, что сталось теперь с этим скверным местом. Это было одно из тёмных пятен Москвы, что всегда притягивало его, своей дурной славой в первую очередь. Говорили, что на перекрёстке Мясницкой и Чистопрудного бульвара часто умирают люди, просто так, без видимой причины. Смещение литосферных плит, геопатогенные разломы и прочие байки для мнительных граждан, переживающих за свои филейности. Говорили ещё, что воды этого пруда стали могилой многих, решившихся распрощаться с жизнью. А также бытовали слухи про подземный сталинский бункер и многие другие байки, что любят литься с телеэкрана.

Кайт же просто находил для себя особое удовлетворение в созерцании бликов от фонарей и окон домов на рифлёной поверхности воды. Там всегда было прохладно, даже в самые жаркие летние дни, кто-то говорил, что это просто мороз по коже. Вампиру были чужды суеверия, он, к своему счастью, был абсолютным скептиком. Верил лишь в то, что видел, а видел он многое.

Он шёл по улице, в чёрной широкополой шляпе и лёгком матерчатом плаще, расстёгнутом, чтобы не было слишком жарко. Руки Кайт по привычке держал в карманах, перебирая там мелочь, ключи, игральные кости и множество других непонятно как туда попавших вещей. В кармане совершенно случайно оказались нефритовые чётки, к которым крепился изящный крестик, заканчивалась вся эта конструкция кистью из ниток цвета ямайского флага. Кайт купил их только потому, что его позабавило это сочетания. «Церковь святой Марии и Хуана приветствует вас, грешнички! Не прикуривайте косяки от адского пламени, оно обижается». Вопреки всяким стереотипам о вампирах, Кайт совершенно нормально относился к христианской церкви, не пугался ни креста, ни святой воды. Шэйн же, проходя мимо храма, бросал пошлые шутки про форму куполов.

«Эх Шэйн… Шэйн. Есть же на свете собачий рай, значит, и есть рай для таких сук, как ты. Покойся с миром, друже».

Я прошу вас, за вечность воздайте аванс.

Где-то в мире есть бог, только он, верно, спит.

Кайт прислонился к стене, перебирая чётки. В воздухе снова витала ностальгия, только теперь это был запах пшеничной водки. С тех пор, как он переехал в центр, такие приступы стали слишком часты, ведь это был мир, где прошла его юность. Он снова видел всё сквозь пелену времени…

— Что вы делаете здесь, в этом проклятом месте, юноша? — спросил его некто с хитрым взглядом, облаченный в чёрное с ног до головы. Его лицо казалось болезненно-бледным в отсветах свечей на столе. Волосы он носил не по моде длинные, собирая их в роскошный каштановый хвост.

— Не мешайте мне морально разлагаться! — с наигранной резкостью ответил Кайт, картинно прикуривая от свечки, что запрещали делать старые приметы. Затем опрокинул в глотку ещё один стакан местной ядрёной водки и даже не поморщился.

— Должно быть, у вас какое-то горе, раз вы так пьёте безбожно? — незнакомец подсел к нему за стол, как тогда показалось Кайту, слишком близко.

— У меня горе? Ха! Да-да у меня есть одно горе — родился! Это самое скверное из моих проклятий, а всё остальное так — мелочи жизни.

Кайт плохо помнил события того вечера, было много водки и морфия, который они пускали по венам, стыдливо пряча перетянутые ремнём руки под стол. Затем он проснулся от холода, лёжа в чужой кровати, совершенно голый, накрытый лишь тонкой простынёй. Чужие зубы примерялись к его артерии, он чувствовал тёплое дыхание на своей шее. Это было бы даже приятно – позволить вчерашнему случайному знакомому выпить себя до капли, прервать цепь мучений. Клыки неглубоко вошли в кожу. Бархатный влажный язык зализывал две крохотные ранки.

— У тебя кровь на вкус как разбавленное красное вино, никогда ничего подобного не встречал, — прошептал ему на ухо ласковый голос.

Шэйн перебирал рукой его волосы, на тот момент ещё короткие и пепельные, с лихими завитками. На полу красовалось обильное пятно засохшей крови.

— Это откуда? — спросил Кайт удивлённо.

— Это Наташенька, которую мы вчера прихватили с собой. Славная девочка… была.

Кайт был несказанно рад в тот день, ему казалось, что он обрёл некую давно потерянную часть себя, словно нашёл брата, с которым был разлучён всю жизнь.

— Что вчера было? Я почти ничего не помню.

— Вчера ты отдался мне.

Эти слова прозвучали, как удар молнии. Кайт спал с мужчинами с четырнадцати лет, но никогда не позволял кому-либо входить в себя. А тут его лишили девственности, да ещё и так, что он не помнит.

— Хочешь, я тебе напомню, как это было? — рука Шэйна скользнула под простыню.

Кайт промолчал, тело всё сказало за него. Боли не было, лишь неприятное ощущение чужой власти. Он не любил подчиняться, а тут кто-то заставляет его стонать во весь голос, извиваться и просить ещё.

Тем не менее, Кайт решил остаться с ним. Вряд ли ему посчастливится найти другого вампира в Москве. Кайт мстил ему на словах и на деле, мстил за остатки чести. Они слишком много конфликтовали в первое время, пока взаимные оскорбления не стали частью их отношений.

Кайта буквально выдернуло из дымки воспоминаний в реальный мир, в ненавистный двадцать первый век. Он в очередной раз пожалел, что не умер вместе со своей семьей. Теперь ему уже больше сотни, две недели назад ему стукнуло сто двадцать четыре. Он никогда не отмечал собственный день рожденья.

— Эй, Киса! Сколько за ночь берёшь?! — послышался словно вернувшийся из кошмара голос.

Кайт поднял глаза, и ему захотелось вскрикнуть — перед ним стоял Шэйн. Он необычно исхудал за это время. Лицо его вместо обычной бледности обрело синеватый оттенок, под глазами залегли чёрные синяки. Радужки глаз не светились синеватым отблеском, как раньше. Некогда блестящие волосы цвета воронова крыла висели, как сухая трава или выброшенные на берег прибоем водоросли. Он был не в той одежде, в которой его закопали: сейчас он облачился в красную косуху и цилиндр.

Кайт застыл перед ним, не зная, что сказать, радоваться ли, горевать или делать ноги.

— Ты… ты…

— Я вернулся, но я не жив. Мой хозяин помог мне, — произнёс он, почти не шевеля губами. — У меня не было сердца, но мой возлюбленный отдал мне своё.

— Зачем ты пришёл ко мне?

— Я скучал по тебе, Киса. Что ты трясёшься весь? Я не буду тебя убивать. Я не хочу обрекать никого на пустоту. В конце концов, я же не братоубийца, — последние слова были явным камнем в огород Кайта. — Зачем ты убил меня.

— Ты же сам тогда всё понял?! — прошептал Кайт.

Он не знал, что ответить. Любая приходящая в голову мысль не стоила того, чтобы её озвучивать. На него накатывало чувство старой обиды. Он ненавидел Шэйна за то, во что тот превратил его жизнь, за то, что тот на протяжении ста лет цеплялся за него, словно клещ.

— Зачем ты пришёл сюда?! — Кайт почти кричал, держась за голову, которая внезапно отозвалась резкой болью.

— Я просто хочу твоей крови, чтобы жить. Знаешь, мне теперь недоступны иные радости типа еды, выпивки, секса. Дай мне своей крови.

— Ты же сказал, что не будешь меня убивать.

— Ты так же наивен, как те детишки, которых мы так любили ловить.

Кайт размахнулся и со всей силы ударил Шэйна по лицу. Голова кадавра вывернулась под неестественным углом. Послышался треск костей. Он лишь улыбнулся перекошенным ртом и повернул голову на место.

— Увы, я не чувствую боли. А ты живой, — он схватил Кайта за горло. Вампир чуть не вскрикнул от прикосновения мёртвых шершавых рук с длинными синими ногтями. Кайт вцепился ему в руку, но тот был явно сильнее.

— Я помню, ты любил, когда тебя слегка придушивали во время секса, — улыбнулся Шэйн.

Кайт изловчился и стукнул его по локтю. Хватка ослабла, кадавр не был готов к такому выпаду. Кайту удалось выскользнуть. Вампир нашарил в кармане свой неизменный скальпель. Убить Шэйна ему вряд ли удастся, но можно попробовать ослепить, тогда всё станет намного проще. Упырь сделал выпад в его сторону, стараясь ухватить за руку, но Кайт вовремя увернулся. Он не заставил себя долго ждать и попытался атаковать мёртвые пронзительные глаза, но промахнулся, и лезвие скальпеля оставило тонкий порез на щеке Шэйна. Крови не было, откуда у кадавра кровь? Кайт предпринял новую попытку: на этот раз упырь блокировал удар руками, холодный металл вошёл в белую плоть ладоней. Упырь даже не поморщился, лишь улыбнулся.

— Ты слаб и уязвим! — усмехнулся он.

Одним прыжком он сшиб Кайта с ног и прижал к земле. Их лица соприкасались. Кайт ожидал почувствовать запах трупной гнили, но вместо неё веяло какими-то травами и плесенью. Тот, кто его воскресил, постарался на совесть. Вампир распростёрся на асфальте, как пришпиленная булавкой бабочка. Сейчас, когда их тела были так близко, ему невольно вспомнились жаркие ночи, проведённые в объятьях Шэйна. Хотелось плакать, но глаза оставались сухими. Его вечный мучитель и палач улыбался, обнажая клыки.

— Киса, ты как всегда великолепен. Я бы тебя прям щас трахнул, если бы у меня стоял, — кадавр облизнул щёку Кайта. Вампиру показалось, что его сейчас стошнит от этого действа.

Кайт резко дёрнулся, высвобождая руку. Шэйн вовремя отреагировал и ударил его головой об асфальт. Мир озарился россыпью красных искр и погас. Кайт чувствовал, как теряет сознание, усилием воли он вернул себя в реальный мир. Ему чертовски не хотелось умирать. Он решил жить, просто так, рада Атиса, ради Лии с Миром, может быть даже ради Алисы. Просто жить, даже если он не нужен всем им. Шэйн, казалось, упивался страданиями Кайта, он не торопился убивать его, оттягивая удовольствие.

Кайт услышал шум мотора, где-то рядом остановилась машина.

— Эй. Только не его!

Шэйн скривился от досады и, шипя, слез с Кайта. Он подошёл к вышедшему из машины человеку. Тот что-то сказал кадавру, и он скрылся в неизвестном направлении. Незнакомец приблизился к Кайту, что по-прежнему не двигаясь валялся на асфальте.

— С тобой всё в порядке? — спросил он, помогая вампиру подняться.

— Наверное.

Их взгляды столкнулись, несколько секунд они неотрывно смотрели в глаза друг другу. Человек был красив странной и пугающей красотой. Короткие светло-русые волосы, глаза стального серого цвета, узкое лицо с резкими благородными чертами. Возраст его определить было трудно – обладающие даром всю жизнь способны поддерживать в себе молодость и красоту. Кайт без сомнения узнал его — это был тот самый герой, что трахал Дерамира не так давно. Сердце Кайта сжалось от воспоминаний. Он почувствовал, как нарастает его возбуждение, но быстро пронял, что сейчас не время.

— Почему ты меня спас? — спросил Кайт, резко переводя свои мысли в нужное русло.

— На тебе отпечаток «Чёрного Крыла», у меня были бы большие проблемы, если бы мой кадавр тебя убил.

Кайт поднял с земли свою шляпу и, отряхнув, водрузил на голову. Незнакомец дотронулся до его лица рукой в белой перчатке, стирая пятно грязи.

— Я рад, что с тобой ничего не случилось. Залезай в машину.

Кайт послушно запрыгнул внутрь чёрного «Хаммера» и растянулся на кожаном сиденье.

— Тебя куда отвести? — спросил маг, садясь за руль.

— Куда угодно, — равнодушно ответил Кайт.

— Кстати, меня зовут Велор, — представился он.

— Я просто Кайт.

— А настоящее имя?

— Думаешь, я его помню?

Они оба рассмеялись. Машина тронулась, неся их сквозь ночь.

— Ты выпить хочешь? — спросил он внезапно.

— Ты ещё спрашиваешь?! — улыбнулся Кайт. Ему хотелось развеяться, чтобы не оставаться наедине со своими мрачными мыслями. Велор спас его не только от Шэйна, но и от самого себя.

Велору нравился этот вампир. Дело было даже не во внешности, они все, как на подбор, красавцы, было в нём что-то до глубины печальное. Он почти на материальном уровне ощущал эту тоску и одиночество, в то же время в нём чувствовался характер, непримиримый и жёсткий, несмотря на внешнюю затравленность. Таких очень сложно сломать.

Они остановились возле бара в районе Китай-Города. Этой ночью здесь было не многолюдно и уютно. У обоих была привычка садиться в самый дальний угол зала, туда, где темно и тихо. Оба не любили толпу и весьма презрительно относились к большинству людей. Оба, не сговариваясь, заказали виски с колой.

Когда Велор коснулся его руки, сердце Кайта вздрогнуло. Он забыл обо всём, забыл, что сегодня чуть не погиб, ему просто хотелось, чтобы он не отпускал руку. Стало теплее. Словно они встретились не при таких неприятных обстоятельствах.

— Всё это напоминает мне такую странную сказочку. Ты появляешься, как благородный герой, и спасаешь меня из лап упыря, — произнёс Кайт, ясно понимая, что говорит глупость.

— Всё для тебя, мой прекрасный принц, — улыбнулся Велор, целуя тонкие пальцы вампира.

От его горячих губ Кайт пьянел сильнее, чем от виски.

— Зачем ты делаешь зомби? — спросил Кайт, решив сменить тему.

— Это вопрос удобства и экономии. Мне нужна бесплатная рабочая сила, мертвецы подходят на это лучше всего. Работа хорошего мага ценится высоко, а время — деньги, без кадавров, я бы ничего не успевал. Они неприхотливы, послушны и всегда исполнительны.

— Тогда почему он кинулся на меня?

— Знаешь, мальчик мой, это досадное недоразумение, я никогда не пробовал воскрешать вампиров. Судя по всему, у меня получились настоящие упыри, те, о которых рассказывают в страшных сказках. Этим тварям нужна кровь. А с этим конкретным индивидом у тебя, судя по всему, были личные счёты.

— Он был моим любовником.

От этой фразы Велора передёрнуло, он ощутил лёгкий укол ревности. Он утешил себя мыслью, что эта тварь ему в подмётки не годится. Ревность делала своё дело, ему всё больше хотелось Кайта. Между ними слишком быстро пробежала искра, наверное, всему виной резкий выброс адреналина. Он прижал к себе Кайта, думая о том, как бы не изнасиловать его прямо здесь, на этом уютном кожаном диване. Велор коснулся пальцами его губ, вампир приоткрыл рот, облизывая их языком. Мага это возбудило ещё сильнее. Их губы слились в страстном поцелуе, им было плевать, что их кто-то увидит.

Прошедшая мимо официантка грустно вздохнула. Неужели все симпатичные парни при деньгах заняты… и заняты почему-то парнями. Она в который раз прокляла свою одинокую долю и натянула фальшивую улыбку. Вечер как-то не задался. Мечты о красивом и богатом пока что оставались только мечтами. Стать, что ли, лесбиянкой?

— Как ты относишься к тому, чтобы поехать ко мне? — прошептал Велор на ухо Кайту.

Он согласился, у него у самого свербило в штанах.

Прелюдию они начали ещё в лифте, до этого в машине тихо исходили слюной, глядя друг на друга. Велор хотел наброситься на Кайта ещё в прихожей, однако нашёл в себе силы донести его до кровати. Его губы были сладкими, как вишнёвое вино, его кожа нежная, как гладкий шёлк, без единого волоска. И этот вечный незаживающий шрам на груди в форме загадочного символа.

Велор был нежен с ним, даже слишком. Он мастерски находил все эрогенные точки Кайта, он знал, как заставить его биться в конвульсиях любви под ним. Ночь разрывалась от их совместных стонов. Властвуя друг над другом, меняясь ролями, они сходили с ума в диком ритуале единения. Они занимались не сексом, а любовью, всецело растворяясь друг в друге, доводя до изнеможения ласками. Они уснули, когда солнце стояло уже высоко.

***

Кайт проснулся от тёплого поцелуя в висок. Он ещё долго не мог понять, где и с кем он находится. Кто-то смахнул волосы с его лица. Обернувшись, он увидел Велора. Да, эта ночь не была наваждением его перевозбуждённого сознания. Это действительно был он — «тот кто трахнул Дерамира», как Кайт про себя его называл. Вампир думал, что удивить его в постели трудно, однако Велору это удалось и не какими-то извращёнными штуками, а просто банальной лаской.

Сейчас он снова разжигал в Кайте этот огонь желания своими ненавязчивыми прикосновениями. Снова эти осторожные поцелуи ещё хранящие дух ночных воспоминаний, это тепло и непередаваемая грусть.

— Мой мальчик, ты такой мягкий… такой тёплый… ты такой живой, — прошептал Велор ему на ухо, входя в податливое тело.

— А что? Тебя так удивляет, что я живой? — спросил Кайт в шутку.

— Просто зомби не такие нежные, как ты!

Сейчас Кайт был готов вскрикнуть от резкого отвращения. Он просто вырвался из цепких объятий и откатился к стене стыдливо кутаясь в одеяло.

— Твою мать, как ты мог!? — прошипел он, — Как ты вообще мог прикасаться ко мне после того, как трахаешь трупы?!

— Я тебе всё объясню!

Сейчас Кайту хотелось просто проблеваться в завершении всего, подвести окончательную черту этому мерзкому безумию. Он мог понять многое. Но как можно заниматься любовью с гниющим и разлагающимся куском мяса?! Как вообще после этого можно лезть на живых? Ему стало противно, захотелось содрать с себя кожу. Гнев и омерзение переполняли всё его естество. Он оделся быстрее, чем когда-либо и выскочил на лестничную клетку в висках стучало и сердце бешено колотилось внутри, грозя вырваться из клетки рёбер.

— Постой, Кайт, не уходи! — Велор бежал следом.

— Что тебе нужно, ублюдок проклятый!? — закричал Кайт, остановившись на площадке между этажами.

— Если ты уйдёшь — я убью тебя! — маг схватил Кайта за плечи.

— Отвали от меня! Я сам тебя убью, — Кайт инстинктивно отступился назад.

Но Велор с силой толкнул его вперёд. Кайт упал, пробивая собой стекло, ломая старые рамы. Он почувствовал как осколки осыпают его серебристым градом. Он летел вниз, спиной чуя приближения асфальта. И только ветер свистел в ушах, даруя ощущение полёта. За этот краткий миг он пытался мысленно приготовиться к удару. Он не знал, что это будет ТАК. Он чувствовал, как одновременно ломаются его кости, как рвутся мышцы, как сломанные ребра проникают в мягкие ткани. Он чувствовал себя так, словно его разорвало на куски. Но нет, боль подсказывала ему, что всё на месте. Всё на месте, от того и болит. Он пожалел о том, что это не смертельно. Просто падение с девятого этажа… с кем не бывает?

Хотелось ещё немного полежать на нагретом за день асфальте, но было что-то, что не давало ему покоя. Хотелось накостылять этому ублюдку по самые помидоры. Он ещё за всё ответит! Кайт пошевелил рукой, дикой болью отозвались сломанные кости, возвращаясь в исконное положение.

Скрипнула дверь, вампир услышал звук шагов и проклял всё на свете.

— Прости меня, я не хотел! — кажется это был голос Велора, маг опустился рядом с ним на колени.

Кайт сделал над собой усилие и слегка приподнялся, наслаждаясь треском срастающегося позвоночника. Следующим делом, он вправил себе шею.

— Блять! Мало того, что ты ебёшь трупы, ты ещё и хуйнул меня в окно. Знаешь, как я, блять, тебе благодарен?! — сейчас он хотел броситься на Велора и перегрызть ему горло. Но подвела нога и он просто напросто рухнул на мага, всем телом пригвоздив к земле.

Велор обхватил его голову руками, желая приблизить к себе. Сил вырываться у Кайта не было. Хорошо, что прохожих в этот час было немного. А те, что есть решили бы, что это просто двое пьяниц валяются в грязи.

— Мальчик мой, понимаешь, у всех есть свои маленькие слабости. Я от тоски и одиночества вынужден спать время от времени с кадаврами, а ты пьёшь человеческую кровь. В нашем с тобой положении грешно судить о людях. Это Мир за Гранью, разве здесь ещё осталась какая-то мораль?

Кайт уже ничего не спрашивал, чертовски кружилась голова и глаза заволакивало туманом. Он отдал слишком много крови серому асфальту и слишком много сил потратил на быструю регенерацию. Сейчас Велор на руках отнёс его к себе, тихо скулящего от запоздалой боли и злости. Потом он долго сидел глядя в стену, потягивая кровь со спиртом, что нашлась в закромах мага. Кайт его простил, наверное, впервые в жизни он действительно простил кого-то, сумев осознать то, что сам не лучше. К тому же от Велора было куда больше хорошего. Он спас его от Шэйна, он подарил ему прекрасную ночь. Можно же за это быть благодарным? Но тоска выжимала из него последние силы. Ненависть к себе — такое частое чувство в его наборе состояний.

Кайт отключился, наверное, слишком быстро, чтобы быть просто пьяным. Организм требовал дальнейшего восстановления. Велор полночи сидел и смотрел, как лунные блики играют на многочисленных синяках, покрывающих тело вампира. Ему могло бы быть безумно жалко, если бы он вообще мог испытывать подобные чувства. Сейчас Кайт походил на покойника больше всего. Если бы он умер, то маг смог бы без труда его оживить, подчинить своей воле, на веки оставить рядом с собой. А потом смотреть, как он тлеет, медленно, но верно. Срок годности кадавров ограничен, как бы Велор ни старался его продлить, но всему есть конец. Всему.

Кайт был живым, в этом и заключалось его обаяние. Но эта его полумёртвость так привлекала Велора: бледная кожа, вечные синяки под глазами, вызванные недосыпом и наркотиками. Это сказывается даже не внешности бессмертных. В то же время он всё ещё оставался красивым.

***

Атис сидел на полу и продолжал чертить мелом на стене всё, что приходило в голову. Ему начало казаться, что красный мел недостаточно красный. Мысль сразу же вылилась в строчку: «Красный мел недостаточно КРАСНЫЙ», — последнее слово было особенно ярко выделено. А что может быть краснее? Наверное, только кровь. Он с минуту смотрел то на запястье, то на стену. Он поднёс руку ко рту и осторожно вонзил небольшие, но острые клыки в собственную плоть. На бледной коже выступило несколько алых капель. Ему это показалось недостаточным, тогда Атис взял свой трофейный серебряный кинжал и резанул по венам. Морщась от боли, он стал сцеживать кровь в чашку.

Посмотрев на испещрённую беспорядочными словами и рисунками стену, он перешёл к противоположному концу комнаты, где обои ещё хранили девственную белизну. Он беспорядочно водил кистью по своему импровизированному холсту, совсем не глядя на свою работу, заботясь лишь о том, чтобы кровь в чашке не свернулась слишком быстро. Когда горячка и азарт творчества прошли, он впервые взглянул на своё детище. На стене были изображены искажённые тела, переплетенные в страшном беспорядке. Атис узнал их по глазам — это были Они.

Казалось, что их лица злобно улыбались, радуясь тому, что им наконец удалось принять подобие материальной формы. Кровь придала им сил. Перекошенные немые рты, словно говорили ему: «Спасибо. Спасибо, наш маленький глупый брат».

Интересно, сколько людей в эту ночь покончило с собой? Сколько сошли с ума? Атис обычно не задавался такими вопросами, но сейчас они неуловимо вертелись в голове, как старая пластинка. Ему хотелось видеть всех — видеть весь мир, распростертым внизу, как картонный макет; увидеть эти дома в разрезе, увидеть обнажённые умы людей, их души, их жалкие хлипкие внутренности. Как приятно иногда мечтать о власти, нет, даже не о власти, а о всеведении. Сейчас он не задумывался о том, что его мозг просто разлетится на части, как спелая тыква, увидь он всё это в раз. Его вообще мало что заботило.

Убивать больше не хотелось. Убийства в прошлом, вместе с юношескими прыщами и старыми дисками. Вонзать нож в тело жертвы — разве это власть?! Это так, просто игра. Атис подумал о вампирах, на их счету куда больше жертв, чем у него. Но были ли они на самом деле жестоки и беспощадны? Нет, потому что у них не было выбора, они убивали, чтобы жить. Молодое поколение вполне могло бы жить без крови, как это делал сам Атис, но кровь нужна им, потому что она их наркотик. Они бы протянули на сыром мясе, на чистой глюкозе, но они не хотели предавать свои традиции. У нового поколения почти нет клыков, таких белых и длинных, как у Дерамира, они не пользуются зубами, предпочитая пить кровь, как сок из пакетика, предварительно вскрыв ножом неплотную кожуру плоти. Атис не пил кровь, он был сильнее и выше этого.

Секс являлся тоже совершенно ненужной для него вещью, он не испытывал желания и даже не помышлял об этом грязном животном процессе. Он не хотел Кайта, несмотря на то, что любил его всей душой. Его любовь была иного толка. Ему вообще казалось, что вместо памятника порокам на Болотной площади можно было поставить памятник Кайту как живому воплощению этого самого порока. Но вампир всё равно казался ему чертовски милым, особенно когда открывал свою душу или просто смотрел ласково и без всякой наигранности, которая так часто встречалась в его повадках. Он был собой, лишь когда пел. Пел он всегда с закрытыми глазами, возведя лицо к небу. Ему достался воистину прекрасный голос, так поют демоны, пробравшиеся тайком в райский сад.

***

Кайт вернулся домой ближе к вечеру, с трудом вырвавшись из цепких объятий Велора. Он его ещё найдёт, если будет нуждаться в ночи незабываемого секса. По всему телу вампира пробегала дрожь, стоило ему только вспомнить эти прикосновения и поцелуи. Сладкое тепло разливалось по венам, неужели это и есть счастье? Поднявшись к себе на последний этаж, он застал две знакомые фигуры: Мир с Лией сидели на ступеньках, находясь в каком-то забытье. Скорее всего, они были пьяны или накурены. Кайта откровенно не волновало, сколько времени им пришлось проторчать в ожидании его.

— Эй, товарищи дуры! Вы тут так сидеть и будете или уже в квартиру пройдёте? — Кайт без особого труда схватил их в охапку и затолкал в прихожую. Они не сопротивлялись, только вяло мычали. — Эй, вы в сознании вообще?

Кайт внимательно посмотрел в их глаза. Нет, он жестоко ошибся, когда счёл это опьянением. Они были голодны, чертовски голодны. В их возрасте жажда крови особенно сильна, он знал это по себе. Благо в холодильнике оставалась ещё пара бутылок кровавого коктейля.

— Вы что, блять, решили, что можете на мне спокойно паразитировать?! — вспылил он, когда они немного пришли в себя. — В этом мире каждый за себя.

— Тогда почему ты нам помогаешь? — спросил Мир, поднимая голову от стола.

— Всё до банального просто. Мне нравится чувствовать себя лучше других, лучше тех, кто оставил бы вас умирать. Остальные бы так и сделали, а в худшем случае вы сами стали бы жертвами. Так что я не добрый, я даже ни капельки вам не сочувствую на самом-то деле. Чувства — это не для нас, запомните это раз и навсегда. Мы живы благодаря своему отъявленному цинизму и отсутствию морали.

Кайт сам не верил своим словам, но пусть лучше они будут считать так, чем будут слишком сильно привязываться к нему и к другим. Сейчас он испытывал чуть ли не крайнее отвращение к клану. Никто не смеет ограничивать его свободу, особенно таким наглым образом. Дерамир его ненавидел, Кайт чувствовал это. Каждое его слово, каждое прикосновение, каждый поцелуй были словно пропитаны ядом. Со стороны Кайта веяло лишь пустотой и равнодушием, он не умел ненавидеть, это чувство он берёг для какого-то далёкого главного врага, который обязательно появится у него в жизни, но когда-нибудь потом.

«Детки» начинали оживать. Кайт открыл окно, впуская прохладный апрельский воздух в кухню. Он сел на подоконник, свесив босые ноги вниз, и закурил ароматическую сигарету с вишнёвым вкусом. Он смотрел, как солнце окрашивает крыши домов в золотистый цвет. Скоро начнётся ночь, скоро он покажет им, что такое охота.

— Кайт, ведь у нас нет никого кроме тебя, — руки Лии легли ему на плечи, он невольно поёжился. Ему не нравилось, когда кто-то подходил к нему сзади, но виду не подал.

— У меня тоже никого нет, я к этому привык, и вы привыкнете. Вечность в одиночестве — таково проклятье нашего дара.

— Мы хотим быть с тобой, — прошептал Мир, легко обнимая его.

Кайт подумал о том, что если бы они хотели столкнуть его вниз, то сейчас это вышло бы лучше всего. Он ничего не ответил, зная, что судьба не дала ему выбора. Он научит их всему, что знает сам, но никогда не даст им быть сильнее себя. Они сидели так в полном молчании до наступления темноты, провожая взглядом ярко-алый шар солнца. Когда стемнело, они вышли на улицу, кутаясь в ночь, словно в плащ.

Их шаги по мощённой булыжником улице были легки и тихи. Кайту стало лень церемониться с очередной жертвой, он был голоден, но хорошо это скрывал. Он научился голодать неделями, перебиваясь чем попало. Сейчас было не до эстетства. Они выбрали улицу потемнее и стали ждать. Когда мимо прошла одинокая женщина, он просто схватил её и, зажимая рукой рот, потащил в подворотню. Несчастная, наверное, обрадовалась, решив, что её будут насиловать. Холодный металл скальпеля быстро скользнул по её горлу.

— Кушать подано — садитесь жрать, пожалуйста! — кивнул он своим спутникам.

Он видел, как горели глаза молодых вампиров при виде крови жертвы. От её тела они избавились так же быстро, просто свалив в мусорный контейнер. Какая невидаль — труп в помойке! В столице такие случаи по нескольку раз на дню. В сумке жертвы было не так уж много денег, но этого хватит для того, чтобы отпраздновать удачное завершение охоты.

Вампиры сидели на крыше и ели мороженое, запивая красным вином. Кайт засмотрелся на Лию, на то, как ярко-розовый язык скользит по поверхности эскимо. Они то и дело целовались с Миром, Кайт не отводил взгляд. Глядя на них, внутри у него начала пробуждаться радость за этих созданий, с другой же стороны, его буквально пожирала горечь. Сейчас он был один, а Велор вряд ли мог разделить с ними все эти моменты, он же был человеком. Людям чужды маленькие вампирские радости. Ну что может быть лучше, чем есть мороженное окровавленными губами? Наверное, только целовать ими кого-то. А Атис не поцеловал бы его, даже делая искусственное дыхание.

— А давайте соревноваться, кто мороженое в рот глубже засунет?! — предложила Лия.

— Ну давай, — неожиданно для себя согласился Кайт.

Лия принялась обсасывать эскимо весьма эротичными движениями губ. Мир в конкурсе не участвовал, вероятно, из-за отсутствия опыта. Кайт погрузил мороженное в рот по самую палочку, оно уже начинало неприятно холодить гортань.

— Короче, будем считать, что мне приз за технику, а тебе за артистизм, — прохрипел он, вынимая мороженое изо рта.

Все дружно захохотали, и весенний ветер унёс их смех. Кайт давно не смеялся так искренне. Они просидели здесь до самого рассвета, а когда взошло солнце, они вернусь домой, чтобы уснуть в обнимку на широком матрасе.

***

Атис пробирался сквозь пёструю толпу, в глазах мелькали обрывки картины: чьи-то сварочные очки, яркие искусственные пряди, значки, заклёпки, цепи, ботинки. Он был здесь впервые, но безошибочно нашёл это место. Над Болотом разносился бой тамтама и завывание флейты, кое-где вспыхивали яркие языки пламени от множества факелов и фаэров. Под ногами хрустели битые бутылки, в свете заходящего солнца они блестели, словно россыпь драгоценных камней. Всё это создавало ощущение какого-то дикого праздника — колдовского шабаша.

Чем дальше он шёл по аллее, тем неистовее становилась толпа. Аура безумия сгущалась. Никто из них не обращал внимания на парня с растрёпанными рыжими волосами (Атис впервые за долгое время расплёл косы), в лёгкой куртке с акриловыми потёками и в испещрённых заплатками клёшах. Даже несмотря на свою яркую внешность, он умел оставаться незаметным.

Кайта он нашёл сидящим на бортике фонтана, в самом эпицентре этого безумного взрыва. Он был в расстегнутой косухе на голое тело, на обнажённой груди красовались отметины чьих-то требовательных ногтей. Он пил дешёвое вино из пакета, алые капли стекали по подбородку, смешиваясь с подсохшей кровью на теле. К нему подбежала какая-то девка с ярко-розовыми волосами, в короткой до безобразия клетчатой юбке. Кайт обнял её, как обнимают свою собственность. Он поцеловал её как-то до ужаса мёрзко, размазывая красноватую от вина слюну по лицу. Темноволосый парень с довольно типичной для здешних обителей внешностью дёрнул Кайта за рукав, он и его наградил поцелуем.

Атис понимал, что это нечто большее, чем фри-лав, между ними была связь, они скреплены кровью. Он не стал копаться в себе, чтобы понять, что же на самом деле творится в его душе. Он просто подошёл. Кайт подхватил его на руки. Несмотря на внешнюю хрупкость, вампир был достаточно сильным. Атис всё равно стал вопить и проситься обратно на грешную землю.

— Здравствуй, мой родной, — прошептал Кайт, крепко обнимая его. Атис увидел, как ядовито запылали глаза его спутников. Ревнуют, не иначе. Но ему это нравилось. Вампир провёл рукой по его волосам, запустил пальцы в непокорные рыжие пряди.

— Я скучал по тебе, — смог выдавить Атис.

Он снова оглянулся по сторонам, вдыхая запах чужих сигарет, некачественного алкоголя и керосина фаэрщиков.

— Жуткое местечко.

— Мне оно тоже не нравится, — Кайт улыбнулся, обнажая клыки.

Атис не стал спрашивать, что же он тогда здесь делает, у Кайта всегда на всё были свои причины. Эти двое нагло обступили его с обеих сторон.

— Кайт, а кто это?! — спросили они хором, тыкая пальцами в Атиса. — Можно мы его съедим?!

Кайт лишь злобно посмотрел на своих спутников, и они отступили к фонтану.

— Поганые малолетки, — прошипел он.

— Кто они? — спросил Атис.

— Мир и Лия. Мои… подопечные.

— Раньше я считал Шэйна дебилом, теперь я беру свои слова назад.

— Этот дебил меня недавно чуть не сожрал.

— Чего?! — глаза Атиса расширились, как у совы.

Кайт вкратце пересказал ему всю историю, шёпотом, чтобы никто из проходящих мимо не слышал. Хотя вряд ли на Болоте кто-то станет обращать внимание на такие вещи, похожие на бредни наркомана. Кайт имел здесь репутацию сущности с нездоровыми сексуальными аппетитами и садистскими наклонностями. Почти обычное явление. В былые годы в его постели побывала каждая третья мало-мальски привлекательная девушка Болота, парни в большинстве предпочитали молчать о подобных приключениях. Позднее Кайт несколько угомонился и стал реже сюда забредать.

Зазвонил мобильник, Кайт принялся шарить по карманам, проклиная всё на свете. Он отвернулся, что-то шепча в трубку. Атис расслышал лишь «Давай лучше при встрече поговорим. Я приеду».

— Прости, пора бежать, — бросил он Атису.

— Постой, куда ты?!

— К любовнику, — прошептал Кайт ему почти в самое ухо.

— Давай я с тобой хоть до метро дойду.

— Ладно.

Кайт повернулся к двум малолетним упырям, что всё это время буравили взглядом его спину.

— Ребят, у меня дела, я сваливаю, — его явно умиляли их недовольные лица в этот момент. Он не стал слушать их возражения и зашагал прочь.

— А с ними ты тоже спишь?! — ехидно спросил Атис, когда они отошли подальше.

— Нет, мне не интересно. Я сплю с Велором. Ну, а что ещё делать, если мой любимый человек не может меня даже поцеловать?!

— Я всё равно тебя люблю. Правда.

— Я тебя не понимаю.

— Наверное, ты из тех, для кого любовь — это только плотское соитие!

— А что тебе мешает быть со мной, если ты меня любишь?! — вспылил Кайт.

— Я и так с тобой, если ты не замечаешь.

— Да не в этом дело! Когда любишь кого-то, то хочется быть единым с ним, хочется стать им, хочется проникнуть в его тело, слиться с ним, врасти в него. Неужели ты не понимаешь простых вещей?!

— Высоко, красиво и пафосно. Но ты сам не знаешь, что такое любовь!

Кайт остановился и схватил его за плечи. Атису показалось, что у него останутся синяки от этой хватки.

— Я тебя сейчас размажу по асфальту, если ты скажешь это ещё раз! — он придвинулся к его лицу настолько близко, что Атис почувствовал запах вина и ароматизированных сигарет. — А сейчас оставь меня в покое и не терзай меня, когда я пытаюсь жить. Я тебе не мальчик, чтобы играть со мной в кошки-мышки. Мои чувства игры не терпят. Тут либо «да», либо «нет», и ничего промежуточного.

— Кайт, — Атис взглянул в его глаза, — всё, что угодно, без телесного контакта. Понимаешь, моя мать была шлюхой. Каждую ночь она притаскивала домой своих мужиков, они трахались прямо при мне. Я наблюдал это с самого детства. Меня тошнит от одной мысли, чтобы засунуть свой хуй в кого-то! А уж если кто-то думает засунуть что-то мне в задницу, то здесь просто хочется умереть на месте.

Кайт где-то около минуты стоял и молча разглядывал свои ботинки. Атис знал, что он подбирает слова, он обязательно съязвит, иначе никак.

— Значит это не любовь, если ради неё ты не можешь побороть свои принципы и страхи.

— Вот теперь мне хочется протереть тобой асфальт! — Атис сжал кулаки, зная, что против Кайта это вряд ли поможет.

— Пошёл на хуй! — Кайт развернулся и нервной походкой зашагал по мостовой. Кто-то из знакомых попытался к нему подойти, но тот с силой оттолкнул подвернувшегося под горячую руку.

Атис провожал взглядом изящный силуэт, пока тот не скрылся из вида. В горле комом застыла горечь. Кайт никогда его не поймёт, даже если сумеет простить.

Кайт клял Атиса всеми известными словами. Ему хотелось просто силой завалить его и выебать, и пусть только посмеет сказать, что не понравилось. Но его останавливали остатки морали — нельзя причинять вред любимому существу, нельзя его ломать. Уж лучше так, чем миг удовольствия, после которого всё будет кончено на веки. Сейчас он просто пойдёт к тому, кто всегда готов его согреть.

Велор встретил его непродолжительным, но тёплым поцелуем. По его глазам Кайт прочёл, что тот не намерен тащить его в постель, по крайней мере сразу с порога.

— Выпить хочешь?! — спросил он.

— Нет, мне бы просто кофе, — ответил Кайт, проходя на кухню.

В квартире мага царила сдержанная роскошь. Красиво, дорого, со вкусом, но без понтов, как в особняке Дерамира. В прошлый раз Кайт не успел всё здесь рассмотреть. Вокруг царил идеальный порядок, вампир вспомнил своё собственное жилище, всё в ореоле романтического хаоса. Он просто не мог жить в чистоте, она дурно на него влияла, словно сковывала своим идеальным безмолвием.

Его внимание привлекли различные предметы, трогать которые он не решался, зная нрав магов. Тут были высушенные или забальзамированные части животных: обезьянья голова, заячьи лапки, клыки крупных хищников и даже бивень нарвала, который можно было выдать за рог единорога. Кайт увидел так же фрагменты людских тел: ожерелья из зубов, талисманы из костей, шнурочки из волос и даже перчатки из человеческой кожи. Черепов здесь было даже несколько, и все были выкрашены в разные цвета. Кайту это показалось забавным, он сам хранил до сих пор на полочке череп Мёртвой Шлюхи.

Он вернулся за стол и отпил предложенный Велором кофе.

— Ты подлил мне туда коньяка? — вампир повёл бровью.

— Нет, просто цианид, — улыбнулся Велор.

— Врёшь, я знаю вкус цианида.

Маг не стал спрашивать, откуда: наверняка биография Кайта была слишком богата и изобиловала разными сомнительными приключениями. Велору он нравился ещё и за то, что не боялся его. Люди – существа со слишком хрупкой психикой, за исключением некоторых маньяков, мало кто смог бы спокойно пить кофе на кухне, заставленной атрибутами вуду и прочими прелестями квартиры мага, которая была отражением его души. Велор был одинок, чертовски одинок. Он устал искать себе спутника жизни, учитывая, что жизнь его могла длиться куда дольше людской. Вампир мог стать для него не только любовником, но и идеальным союзником.

Кайт взял его руку и повернул ладонью к себе:

— Мне так нравятся руки людей, на них есть такие красивые узоры.

Велор вопросительно поднял на него глаза. Вместо ответа вампир показал свою ладонь. Магу никогда в голову не приходило смотреть на руки представителям их расы. На ладони Кайта напрочь отсутствовали линии и индивидуальный узор на подушечках пальцев.

— Это всё потому, что у нас нет судьбы, — голос его заметно погрустнел. — Нас просто не должно быть на этом свете. Мы – случайность. Просто недопустимая вероятность.

Кайт снова взял его руку и провёл указательным пальцем по венам на запястье. Он посмотрел в лицо магу. Велор так и не смог запомнить, какого же цвета глаза у вампира на самом деле — голубого или зелёного? Кайт молчал ещё несколько секунд, словно отшлифовывая мысли в голове, затем шёпотом выдал:

— У тебя очень хрупкие вены —

У меня очень шаткие нервы.

Эта плоть так хрупка и тленна.

Велор слегка испугался, решив, что тот хочет его крови, но Кайт лишь потянулся к его губам. В их поцелуе не было бешеной страсти, как в прошлый раз, лишь беспредельная и грустная нежность. Им обоим было грустно. Оба понимали, что являются друг для друга лишь лекарством от тоски и горечи. Они перебрались в комнату, там царила полная тишина, слышно было, как тикают старинные часы.

От каждого прикосновения Велора по телу Кайта пробегала дрожь. Они словно обменивались мыслями и чувствами. За окном шёл дождь, комната наполнялась прохладой сквозь открытую форточку. Они занимались любовью молча, словно украдкой, будто прячась от всего мира. И пусть каждый представит это себе, как хочет, в силу своей фантазии и извращённости ума.

***

В темноте зажигались огоньки глаз, блёклые искорки, похожие на отсвет фонаря в битом стекле. Они шли, едва касаясь земли, и трава под их ногами обращалась в серый прах, Они вытягивали жизненную силу из всего, к чему прикасались, постепенно обретая себя. Их тела были почти прозрачны и неосязаемы, но Они уже не были теми тенями, что раньше. Их привлёк тихий звук — это кадавр скрёб длинными ногтями по асфальту, словно подзывая к себе тушку мёртвой кошки, что распростерлась в двух метрах от него. При виде чёрных силуэтов упырь зашипел, отгоняя конкурентов. Но Им не нужен был ни ходячий труп Шэйна, ни его добыча, Они любили жизнь и молодость.

— Что вам нужно?! — голос упыря был низким и булькающим, словно его гортань наполняла жидкость, очевидно, собственный гной. Он кутался в рваный плащ, словно стыдился своего обезображенного тлением тела. Сейчас он пообедает и станет чувствовать себя лучше и выглядеть чуть свежее полусгнившего трупа.

Они промолчали, не потому что не имели языка, просто упырь был недостоин даже брани из Их уст. Они пошли дальше, распространяя за собой серый туман, который, казалось, мог поглотить даже ночь. Бывает нечто страшнее первородной тьмы. Упырь отчаянно завыл, оглашая визгливым протяжным звуком окрестности. Даже одичавшие бездомные собаки, давно мнящие себя волками, не откликнулись на этот зов.

Если бы он мог чувствовать что-то, то это была бы непроглядная жалость к себе, но все его чувства сейчас заменял только голод.

***

Алиса пробиралась сквозь бурьян, ветви хлестали по лицу, репейники цеплялись за одежду. Даже в темноте она точно знала дорогу. Её спутник, невысокий парень с волосами, перетянутыми хаэратником, то и дело спотыкался, проклиная камни под ногами.

— Куда мы идём? — спросил он в который раз.

— Дань, потерпи, сам увидишь, — она снова приложилась к фляге, где бурлил крепкий кофе вперемешку с коньяком, правда, он больше представлял из себя коньяк, слегка разбавленный кофе.

Даня тихо выматерился и последовал дальше. Они вышли из леса, и перед ними предстало панельное недостроенное здание в пять этажей.

— Вот, это называется Цитадель! — Алиса картинно возвела руки к небу.

Недострои, в отличие от заброшек, не были похожи на безжизненные тела, которые навсегда покинул дух. Цитадель продолжала жить, пусть даже умерла, так и не родившись. Она стала мирком для них — детей ночи. Им было, где жить, многие из них росли в состоятельных семьях, окружённые назойливой заботой родителей, но теперь спать на кирпичах казалось мягче, чем на самой роскошной кровати. Да, голубей лучше жрать, чем мамашины борщи. Кто-нибудь из взрослых и умных людей сказал бы, что эти дети бесятся с жиру, сбегая ночевать в заброшенный дом, желая поиграть в крутых бродяг и хозяев жизни. Это было не так, просто место было живым и словно силой притягивало их к себе, не желая отпускать. Каждую ночь Цитадель устраивала представления: всё новые и новые грани реальности, новые страшные сказочки. Стоило лишь коснуться стен — и они сами всё рассказывали.

Алиса с Даней подошли к дому, когда услышали где-то вдалеке чей-то вой: он не был похож на человеческий или собачий. Выло что-то странное, потустороннее. От этого крика не было страшно, просто становилось невыносимо грустно. Кому-то было очень больно, кто-то гнил от тоски. Но это сразу вылетело у них из головы. Ночные странники прошли внутрь, Алиса по привычке не зажигала фонарь — Цитадель этого не любит — только живой огонь. Ей пришлось предупредить своего спутника, чтобы он смотрел под ноги, в полу могут быть дыры.

Они осторожно поднялись на третий этаж, вдыхая запах пыли. Здесь стоял импровизированный стол из нескольких кирпичей и широкой доски, рядом стояли такие же скамейки. На полу в углу лежал найденный на ближайшей свалке матрас. Даже сейчас в бледном свете луны можно было различить свежие рисунки на стенах — их рисовала Алиса и её друзья: там были ангелы с разноцветными крыльями, разномастные коты и чёрные бабочки, также слова, много слов, обрывки стихов:

«Прилипнув чёрной руною на потолке светил,

Глядит и улыбается с небес звезда могил...»

Что это значит, никто не знал, но всем это казалось чертовски значимым или, по крайней мере, атмосферным.

«Это просто так познаётся вечность

Ярко-синими глазами священного безумия».

Алиса достала пачку «Беломора» и принялась забивать косяк. Эта дурь была слабой и не производила должного эффекта, но помогала пустить мысли в нужно русло. Если хочешь говорить со стенами, надо, по крайней мере, думать, что ты укурен, чтобы самому себе не казаться психом. Даню она подцепила сегодня в школьной курилке, для него так и осталось загадкой, почему самая странная девочка параллели подошла к нему. Честно говоря, это вообще была первая девочка, что решила к нему подойти с каким-то иным вопросом, кроме стреляния сигарет и мелочи. Она предложила ему пойти погулять, тот на радостях согласился. Алиса всегда любила скромных и зажатых мальчиков, потому что в их умах всегда скрывались самые неистовые идеи.

Даня от травы отказался, от выпивки тоже. Ну что ж, одной ей пить и накуриваться было не впервой.

— Хочешь, я расскажу тебе сказку? — сказала она, выпустив горький дым. — Ну, вернее, этот дом расскажет, а я просто перескажу.

Даня пожал плечами. Алисе было плевать на его реакцию.

— Так вот… жили-были брат с сестрой, и была у них приличная семья, ну такая, среднестатистическая. Брат с сестрой любили друг друга, потому что любить больше было некого, ну никого у них не было. Это был инцест в извращённой форме, они любили связывать друг друга колючей проволокой, гладить друг на друге одежду. И однажды девочка забеременела от своего брата. Их родители узнали об этом и просто ушли и оставили их насовсем. А дом сгорел, и брат с сестрой погибли в пожаре. А родители переехали на новое место, завели новых детей, а там случилось то же самое.

Где-то около минуты тишина висела в воздухе, словно муха в паутине.

— Ну, по законам жанра ты должна была сказать, что их души до сих пор здесь и они жаждут мести или хотят поиграть в инцест с каждым, кто придёт сюда, — выдал, наконец, Даня.

— Ну если ты так хочешь, то они придут сюда и запытают тебя до смерти паяльником! — развела руками Алиса.

Ей вообще всё это казалось странным, обычно Цитадель выдавала только добрые сказки, а теперь в голове был полный трэш, как в лагерных страшилках. Где-то вдалеке опять кто-то жалобно завыл, только теперь ещё печальнее и протяжнее. Алисе представилось, что там, на болотах сидит страшное, безобразное чудовище, которому просто безумно одиноко. Может быть, оно сделало что-то ужасное, а теперь за это расплачивается? Она не заметила, что выдаёт всё свои предположения вслух, и что Даня её прекрасно слышит.

— Ты как маленькая, честное слово. Нельзя же верить в то, что придумываешь сама.

— Нельзя быть таким серым быдлом, как ты, и притворяться неформалом.

***

Серебристые струи сигаретного дыма тонули в ночном небе. Очередная сигарета полетела вниз ярким метеором, освещая себе путь во тьме. Соприкоснувшись с землёй, она в последний раз вспыхнула и погасла. Именно тогда огонёк её горел ярче и сильнее, словно в надежде согреть всех и каждого, чтобы избавить от ночи. Но она – всего лишь заветная последняя сигарета из пачки, та, на которую возлагают напрасные надежды и загадывают желание, предварительно перевернув, выделив из двадцати её ничем не примечательных сестёр. Вот и она, ненужная и докуренная до фильтра, нашла свой приют в куче мусора внизу. Толку-то от этой избранности?

Атис и Кайт сидели на стреле подъемного крана, что возвышался посреди пустыря как памятник долгострою.

— Кайт, ты, как кот с манией величия, всегда стремишься залезть повыше! — шутил по этому поводу Атис. Вампир ничего не отвечал, лишь загадочно улыбался.

С того дня прошло чуть больше месяца, они, разумеется, успели помириться. Но всё так и осталось в подвешенном состоянии. Их странная любовь обретала силу, но не переходила границу дружеских объятий. Кайт по-прежнему проводил ночи с Велором.

Вампир снова задумался о чём-то своём, глядя в ночь. Атис лизнул его в щёку, чтобы отвлечь.

— Ещё раз так сделаешь, столкну с крана, — прошипел вампир. Дело было не в том, что ему не понравилось, скорее действо показалось ему слишком возбуждающим. А для Атиса это могло плохо кончиться.

Вниз они спустились так же быстро, как и залезли.

— Куда дальше пойдём? — просил Атис, оглядываясь по сторонам. Было слишком поздно, чтобы ехать домой.

— Когда-то я жил тут неподалёку, и здесь был весьма забавный старый погост. Кстати, я всегда задумывался: забавное такое слово «погост», это что, от слова «погостить»? Это что, временно что ли, а дальше судный день, мёртвые восстают из могил, читают таблички на могилах, чтобы вспомнить свои имена, а потом отправляются воровать и убивать?! Это весело, даже как-то чересчур весело. Чёрт, пусть меня кремируют, чтобы я не участвовал в этом безумном зомби-флэшмобе! — от выкуренного недавно гашиша Кайта начало заносить.

— Ты не восстанешь, ты упырь! — Атис ткнул его в бок локтём.

Кайт незлобно от него отмахнулся.

— Милый, ты не хочешь побыть соучастником собственного изнасилования?! Или, может быть, жуткой смерти через четвертование канцелярским ножом? — вампир схватил его за плечи и слегка встряхнул.

— Прекрати нести чушь, укурок, ты распугал моих чёрных бабочек. Ну, ты не понимаешь, у них были крылья дивные и прекрасные, ими они щекотали мне веки, а теперь мне как-то колко без них.

— Кто из нас ещё укурок? Молчи! — Кайт безумно засмеялся.

— А почему нас торкнуло, только когда мы слезли?!

— Мы заземлились, как провода, понимаешь. Электрический разряд! Бац! И всё, мозги всмятку!

Они шли дальше по пустынной дороге мимо одноэтажных домов, что подозрительно смотрели им в спину своими подсвеченными окошками. Кайт тихо посмеивался надо всем. Особенно странным ему казалось, что он сам с собой идёт не в ногу, не попадая в такт собственных шагов. Кладбище оказалось близко, или просто время пути выпало из памяти, как ненужная и бесполезная информация. Атис осторожно присел на край поваленного надгробия, оно было безымянным, время не пощадило буквы. Теперь, когда кто-то воскреснет, он так и не вспомнит своего имени, а это всё, что от него осталось, у него же даже тела нет больше.

Кайт же нагло развалился на могильной плите, нацепив ещё себе на шею чей-то траурный венок.

— Чёрт, мне так нравятся эти траурные ленты. Пожалуй, возьму себе одну и вплету в косу, — проурчал он.

Атис промолчал, хотя очень хотелось назвать поведение вампира вандализмом. Кайту по укурке было плевать на всё — сегодня он временный заместитель директора мира. Он наматывал на палец длинную белую прядь волос, словно видел её впервые. Он потянулся к волосам Атиса, взял в рот одну из прядей и принялся жевать.

— Прекрати! — завопил Атис, вынимая у него изо рта многострадальные волосы.

— У тебя вкусные волосы, я их тоже люблю.

Кайт обнял его, уткнувшись лицом в шею.

— Я хочу тебя ласкать, я просто хочу доставить тебе удовольствие. Просто так.

— Не стоит, — смутился Атис, старясь отстраниться.

Кайт поднял голову и прошептал ему в самое ухо. От дыхания вампира по спине Атиса пробежала дрожь.

— Просто закрой глаза и не думай ни о чём, — Кайт осторожно положил его на могильную плиту.

Он осторожно коснулся языком губ Атиса, словно пробуя их на вкус. Вампир целовал его властно, но в то же время нежно, раздвигая языком зубы, проникая глубже в сладкий плен рта. Атис попытался отстраниться, но его попытки были слишком слабыми. Кайт принялся целовать его в шею.

— Мне щекотно, — простонал Атис.

— Просто научись чувствовать.

В мозг Кайта словно впивались раскалённые иглы, он понимал, что делает что-то неправильное, что-то чертовски кощунственное, перед чем даже его извращённый разум не мог устоять. Это Атис мысленно отталкивал его, вторгался в его сознание, разрывая его на куски. Потоки мыслей и образов хлынули в его мозг вместе с поцелуем, там было всё: вся боль и все воспоминания Атиса. Кажется, он даже ненадолго потерял сознание, потому что не помнил, как оказался возле ограды в скрюченном положении. Возлюбленный стоял над ним, не в силах прикоснуться.

— Теперь ты понял, почему нельзя? — спросил он дрожащими губами.

В ответ вампир только глухо застонал, пытаясь заглушить жуткие бессвязные образы в голове.

— Если бы ты был человеком, это бы тебя убило.

— Дай мне своей крови, мне нужна кровь, мне плохо, — Кайт по-прежнему держался за голову, пытаясь унять боль.

— Тебя убьёт моя кровь.

Выход они нашли довольно быстро. Кайт с трудом доковылял до будки кладбищенского сторожа и робко постучался. Когда тот, ничего не подозревая, открыл дверь, вампир схватил его за горло и впился зубами в сонную артерию. Несчастный не успел даже вскрикнуть, Кайт просто свернул ему шею. Кровь мужика средних лет была не самым лучшим напитком, зато помогла вернуть силы. Атис, как обычно, мялся в стороне, пить жалкую жижу, наполняющую тела смертных, было ниже его достоинства, всё равно что сосать за сотню немытые хуйцы возле дороги. Но Атис понимал, что Кайт, в отличие от молодняка, без крови не может.

Они двинули дальше, всё так же в полном молчании, боясь поднять друг на друга глаза. Вскоре лесные тропы привели их к странному месту. На пустыре, окружённом лесом, возвышалось недостроенное серое здание, что было хорошо различимо на фоне тёмной листвы. Кайт чувствовал странную ауру, исходящую от этого места, про себя он окрестил это тёмным добром, только вряд ли это определение могло являться точным. Нечто буквально притягивало его к этому сооружению, приглашая войти внутрь.

Крутая лестница, на которой отсутствовали некоторые ступени, отдалённый запах алкоголя, травки и голоса наверху. Атис осторожно следовал за вампиром, озираясь по сторонам более тщательно и прислушиваясь внимательнее. Поведение Кайта в этот вечер казалось ему странным. А Кайт изо всех сил старался держать себя в руках, чтобы снова не кинуться на Атиса. Прошлого потрясения ему было мало, хотелось снова ощутить его тело в своих объятьях, почувствовать невероятный вкус его губ, ему хотелось просто дышать им и раствориться в нём.

Кайт вышел на площадку третьего этажа, здесь аура становилась сильнее. Сердце забилось быстрее от ощущения страшной сказки вокруг. Рисунки на стенах смотрели на него своими немигающими чёрными глазами в ореоле лунного света с улицы. Он прикоснулся к ним рукой, чувствуя, как они тоже тянутся к нему из своего закрытого вымышленного мира. Они казались ему живыми, кто знает, виноват ли здесь гашиш или излишняя сентиментальность, накатившая на него в этот вечер?

Он свернул налево, туда, куда ему указали рисунки. За столом сидели двое и о чём-то лениво переговаривались. Кайт узнал Алису сразу же, с полувзгляда.

— Кайт? — спросила она, точно зная ответ на этот вопрос. — Как ты сюда попал?

— Все просто, по следам чёрных бабочек, — в голову снова ударила трава и алкоголь.

Рядом с Алисой сидел какой-то парень, Кайт его не сразу заметил. Слишком уж слабая энергетика по сравнению в этой девчонкой.

— Я так и знал, что она будет здесь! — Атис появился, словно из-под земли возникая за спиной у вампира. Он видел их короткую игру взглядов. В сердце гадко защемило. Это была ревность, он познал болезненно-новое чувство. Он почему-то не ревновал ко всем остальным с такой же силой. Кайт спит с ней, точно так же, как и со многими.

Кайт сделал несколько шагов в сторону Алисы.

— Офигеть, у тебя глаза в темноте горят! — воскликнул парень, что сидел рядом с ней.

— Я пью много радиоактивных отходов. В этом нет ничего особенного, — пошутил вампир.

Кайт обнял Алису за плечи, слишком показно и слишком властно. Парня это, судя по всему, смутило. Кто-то старше и сильнее пользуется расположением девушки, на которую у него были планы. Вампир лишь лукаво улыбнулся, он знал, что Алиса достойна большего, чем поцелуи этих слюнявых юношеских губ. Он присел рядом и положил ей голову на плечо.

— Я скучал по тебе, моя маленькая ведьма, — промурлыкал он ей в самое ухо.

Атис отошёл в тень и прислонился к стене, где его не в силах был разглядеть человеческий глаз. Накатывала бессильная злоба, в первую очередь злоба на самого себя. Он слышал обрывки их разговора. Красивый, с лёгкой хрипотцой голос Кайта и звонкий девичий смех Алисы. Она уже перебралась к нему на колени, скоро полезет целоваться, потом рукой под рубашку. Хотелось просто взять и уйти. Но он и виду не подаст, что обиделся, он не доставит блядскому вампиру такой радости. Она потащила его за руку к старому матрасу в углу. Всем и так ясно, что будет дальше.

Парень встал из-за стола, стремясь покинуть это скверное место. Атис вышел из тени, когда тот проходил мимо него.

— Кажись, мой любимый увёл у тебя девушку?! — на лице его воссияла злорадная улыбка, он решил отыграться, скрывая за этими подколами ноющую боль в сердце.

— Да не моя она, и не девушка давно, — парень пнул пустую бутылку.

— Да ладно. Просто девушкам не нужен твой богатый внутренний мир, им лишь бы перепихнуться с первым встречным мужиком на разъёбанном диване, — улыбка Атиса стала ещё шире и злораднее, теперь он мог потягаться с чеширским котом. — Я-то не расстраиваюсь, он же знает, что я лучше неё.

— Да пошли вы все! — крикнул он, пнув очередную бутылку ещё сильнее.

В пустых коридорах ещё долго гудели его обиженные шаги.

Даня шагал по пустынной дороге мимо покосившихся деревянных домов, проклиная всё на свете, особенно этих безумцев и глупые сказки сумасшедшей девчонки. Хотелось снова вернуться в привычный мир тёплой квартиры, любимой музыки и онлайн-игр. В предрассветном небе слышались птичьи трели, и всё бы было хорошо, если бы ему в горло не впились пожелтевшие клыки упыря. Шэйн был голоден, очень голоден…