Глава Первая

«Эту историю, произведшую на меня огромное впечатление, мне поведал один человек в одном из трактиров Маракайбо[1]. Я сразу счёл её интересной и поэтому испросил разрешения её записать, на что получил согласие, и теперь имею возможность вам представить её. Не знаю, правдивая ли эта история или простой вымысел, и заслуживает ли она вообще внимания? Оставлю это решить моему дорогому читателю. История записана мною именно в том виде, в котором я её услышал, и она не претерпела никаких существенных изменений».

I

В зимнюю ночь исхудалая кляча по кличке Эстебан везла на своей спине не менее исхудалого человека, закутанного в большое количество лохмотьев, которые хоть как-то уберегали их хозяина от холода. Он был укутан таким образом, что виднелась только линия глаз. Незавидный всадник спал. Ногами, обутыми в старые прохудившиеся сапоги, он удерживался за стремена и это было единственным, что не давало наезднику упасть с бедного коня.

Таким образом эти два спутника держали дорогу через густой гористый лес по старому забытому всеми тракту. Зима была в самом разгаре. С ветвей деревьев то и дело падал снег, из-за облаков выглядывал серебристый месяц, а где-то в самой дальней части лесной чащи раздавался периодический вой волков.

От последнего прозвучавшего воя всадник проснулся и явно удивился, оказавшись в лесу. Он бурчал что-то непонятное сквозь большое количество шарфов. Медленным движением трясущейся от холода руки он стянул их вниз и глубоко выдохнул, исторгая пар изо-рта. Щеки были впалыми, а под глазами зияли синяки. Борода его было сильно растрёпанная и неухоженная, да и сам вид его оставлял желать лучшего. Стуча зубами и морща лоб, этот человек был напуган окружающей его обстановкой. Ещё никогда в жизни Хуан Роблес не испытывал таких тягостей и испытаний, которые выпали на его долю. В данный момент он был нищим, голодным, оборванным, обглоданным до костей жестокой судьбой и выплюнутым на прозябание. Более двух недель этот угрюмый испанец держал дорогу из Жироны[2], города, который сыграл роковую роль в его падении, в Сарагосу[3].

Началось всё после ухода из жизни Марио Роблеса — отца Хуана, зажиточного ростовщика Жироны, который сколотил своё состояние на том, что безбожно разорял своих должников, не чураясь абсолютно никаких способов, которые только можно было представить и которые стыдили бы истинного христианина на этом свете. Отец не особо любил своего сына, так как Хуан был незаконнорождённым ребёнком от одной из должниц Марио Роблеса, с которой у последнего была короткая, но пылкая связь. Отец считал его обычной обузой, которую однажды в рождественский сочельник он нашёл на пороге своего дома с запиской. Тогда это очень раздосадовало его, но единственным, что удержало от страшного греха Марио было то, что он, как бы это странно ни прозвучало, был в какой-то степени богобоязненным. Подобрав с холода невинное дитя, Марио приютил его и дал ему имя…Хуан.

Как это свойственно всем детям, мальчик рос. Поначалу по большей части Хуан ничем не отличался от обычной прислуги в доме ростовщика. Он занимался уборкой, помогал на кухне старой кухарке в приготовлении различных блюд для сеньоров Де Роблес, занимался стиркой вещей. Со временем он из прислужника превратился в почти полноправного члена семьи и уже мог в той или иной степени свободно перемещаться по дому. Ещё позднее, отец дал мальчику возможность пользоваться своей библиотекой. Малец частенько брал с полок книги разных писателей и философов.

Шли годы, а мальчик всё быстрее и быстрее превращался в юношу, пока однажды, уже седовласый, отец не сделал для себя очень удивительное открытие. В пятнадцатилетнем возрасте Хуан начал проявлять явный интерес к некоторым наукам, а именно: математике, географии и в большей степени к финансовому делу и законам испанской короны. Это открытие явно поразило старика, и он долгое время не мог поверить во всё, что видел собственными глазами. И тут он понял, что может попробовать извлечь из этого выгоду.

Другие двое сыновей ростовщика для своего уже зрелого возраста были совершенно инфантильными и не проявляли интереса ни к чему, кроме как к выпивке, картам и женщинам. Нередко эти два «болвана», как их называл Марио, приносили немало хлопот богачу. Часто стуком в дверь дома возвещал о своём прибытии офицер городской стражи и излагал подробности новых проделок сеньоров Де Роблес. Такие встречи со служителем закона как правило заканчивались приватным разговором в кабинете Марио, содержащим в себе в основном распитие агуардиенте, курение трубки и большое количество анекдотов. По окончании «бесед», стража порядка любезно выпроваживали из дома с несколькими реалами[4] в кармане.

Являясь человеком очень расчётливым и умным, Марио понимал, что оставить своё наследство, свои дела, своё богатство двум безмозглым идиотам будет самым бредовым решением в его жизни и поэтому он решился на эксперимент — сконцентрировать своё внимание на Хуане и на его обучении. Он видел в нём потенциал, человека, которому, быть может, мог бы передать своё дело после смерти. Несколько раз в неделю ростовщик на протяжении многих месяцев занимался образованием юноши и, на определённом этапе достигнув хорошего результата, решил отдать сына на обучение в университет в Мадриде.

Парадоксально было видеть, как эти двое прощались. На протяжении двух лет отец и сын так сблизились, что слёзы уже не могли сдерживаться, когда Хуан садился в карету. Вот дверь кареты закрылась, извозчик ударил вожжами, колеса транспорта покатились по брусчатке и дом, в котором юноша прожил ровно семнадцать лет, остался уже позади, а впереди был огромный мир.

В Мадриде Хуан познакомился с молодым человеком по имени Рикардо Вера, который сразу же стал его закадычным другом и приятелем. Рикардо был родом из Севильи и относился к одной из известнейших фамилий Испании того времени и в тот же момент одной из самых бедных. Он выделялся на фоне остальных студентов своими знаниями и навыками в области естественных наук и частенько вступал в дискуссии с преподавателями по тому или иному вопросу. Он был добрым, находчивым и весёлым юношей, но, как известно, никто не идеален, и у Рикардо был свой порок — он часто придавался своим страстям. Случалось не раз, когда во время какой-нибудь очередной дискуссии, Рикардо мог наброситься на своего оппонента-студента при возникновении серьёзного научного спора. Предметом последнего спора являлась гелиоцентрическая и противоположная ей геоцентрическая системы мира.

Рикардо был умным, но слишком «горячим» оппонентом, и поэтому в ответ на оскорбления своего очередного противника решил хорошенько отвесить ему в морду тумака. Таким был Рикардо. На ровне с его несдержанностью был ещё один порок, который он принимал за достоинство — любовь к прекрасному женскому полу. Этот молодой человек был одарён привлекательной внешностью, а также способностью к обольщению молодых девушек, которые являлись для него лишь забавой.

Должно сказать, что Рикардо оказывал очень сильное влияние на Хуана. В самом начале своего обучения в университете Хуан был дисциплинированным и прилежным студентом, однако по прошествии некоторого времени он превратился в абсолютную копию Рикардо и перенял все его пристрастия к вышеназванным порокам. В какой-то степени ученик даже превзошёл своего учителя. Он начал увлекаться крепкими напитками и даже азартными играми. Большую часть денег, которые Марио Роблес отправлял ему на личные нужды, Хуан стал проигрывать за карточным столом.

Умудрился наш юный студент и поссориться со своим ближайшим товарищем. Дело дошло до драки во дворе университета. Всему виной была какая-то девушка, которой одновременно увлеклись оба приятеля. Всё обошлось строгим выговором со стороны преподавателей. С тех пор Рикардо и Хуан не разговаривали друг с другом и старались избегать встреч. В конце концов, Хуан стал отставать от других студентов по успеваемости, а потом практически перестал посещать занятия и ещё чаще стал проводить время в одном небольшом кабачке на одной из узких улочек Мадрида.

Одним дождливым днём Хуан как раз находился в этом самом заведении и выпивал в компании двух «прелестных» дам, которые по стечению обстоятельств являлись местными куртизанками. Уже четвёртую кружку пива опорожнял молодой студент и оживлённо болтал со своими компаньонками за одним из столов кабака. В помещении было много всякого омерзительного шумного народа, в том числе и солдат: недавно вернувшихся из-за океана конкистадоров[5]. Столы стояли так близко друг к другу, что женщина, разносившая напитки, очень часто спотыкалась и цеплялась своей юбкой за края столов, тем самым иногда разливая из кружек алкоголь. Один раз одному посетителю очень «повезло» и целый поднос, на котором было добрых пять кружек пива, упал ему на голову, когда женщина споткнулась и упала в проходе. К счастью или к несчастью, бедолага был настолько пьян, что тут же потерял сознание и с грохотом упал со своего стула. С последующим диким смехом и хохотом всех присутствующих этого несчастного «выпроводили», а если быть точнее, попросту выкинули за пределы заведения на улицу мордой в грязь. Неповоротливая халдейка[6] отделалась подзатыльником и крепким ругательством от хозяина кабака и продолжила свою работу. Вскоре все забыли об этом недавно случившемся эпизоде и предались так же, как и прежде своим занятиям. Конкистадоры рассказывали о своих опасных приключениях в Новом Свете, о боях с индейцами и горах золота, которыми были полны джунгли тех диких краёв и о многом другом. Некоторые слушали с большим восторгом истории солдат, некоторые сидели в стороне и болтали о своём, кто-то спал прямо за столом, а тем временем на небольшой сцене под музыку гитары танцевала смуглая красивая девушка, к которой сладострастно все мужчины направляли свои взоры, а бывало и руки.

В углу сидел юный ловелас Хуан и с широкою улыбкой на лице общался со своими дамами.

— Вам когда-нибудь говорили, дорогая Мария, что Вы похожи на королеву? — таким был один из комплиментов, которые Хуан отправлял в адрес девушки, сидящей слева от него и державшейся за его руку.

— Ах, что вы говорите! Оставьте, я всего лишь бедная рабыня ночи — кокетливо, с улыбкой на лице отвечала Мария.

— А Вы, — обращался уже к другой девушке студент, — прекрасная Маргарита, я говорил Вам, что вы словно ангел, спустившийся на землю с небес, который хочет научить нас, людей, истинной любви, от которой крылья за спиной появляются даже у самого бессердечного человека?

— Вы пьяны, дорогой мой, не пора ли нам уединиться? — с притворным смущением отвечала красивая черноволосая девушка, носящая имя Маргарита.

— О, свет очей моих, это лишь потому, что я опьянён вами, заворожён, одурманен. Я в жизни не встречал таких прекрасных девушек как вы. Жизнь свою бы продал дьяволу, чтобы умереть на вашей прекрасной груди!

— Ну зачем же умирать, мой дорогой? Пойдём со мной, и я покажу тебе то, ради чего стоит жить, — смеясь отвечала черноволосая чертовка.

— Это всё успеется, моя ненаглядная, да только вот погоди немного, мне принесут мою последнюю кружку пива, и я готов буду идти хоть на край света за тобой!

После этой пылкой речи Хуан начал икать, но скоро ему принесли его напиток, и он вдоволь заглушил свой кратковременный конфуз.

— Чего ты такая грустная, Мария? Неужто тебя обидел кто? Покажи мне этого безбожника и я проломлю ему череп! — прокричал уже сильно пьяный студент с соответствующим голосом.

— Никто меня не обидел, сеньор. Я лишь грущу оттого, что не любишь ты меня, а эту прохиндейку — наигранным жалостливым голосом сказала куртизанка.

— Моя Мари, что за вздор?! Иди ко мне, и я покажу тебе, как сильно я тебя люблю! — с этими словами Хуан крепко обнял Марию рукой за талию, прижал к своей груди и страстно поцеловал.

Вдруг раздался сильный смех. Похоже, что хозяин кабака в очередной раз рассказал своим гостям очередной анекдот. Воздух в помещении был полностью пропитан дымом от курительных трубок. Свет от потолочного светильника был очень тусклым и складывалось ощущение, что свет от камина в одном из углов кабака гораздо лучше освещал обстановку в помещении. Спиной к камину сидел на ссохшемся стуле сгорбленный старик в сером изодранном сюртуке и курил трубку. Его длинные седые волосы беспорядочно падали на его плечи, голова была склонена вниз, а уставшие глаза были устремлены в пол. По виду этого чудного старика хотелось сделать предположение, что его чуть не разорвали на куски уличные бешеные псы. Вокруг него собралась небольшая группа людей, которые явно слушали его с большим интересом. Что же он там такого рассказывал? Даже музыканты на своей небольшой сцене прекратили играть и с большим вниманием слушали рассказчика. Вот солдаты со своего столика посмотрели в сторону старика и притихли. Они решили тоже присоединиться к слушателям этого человека. Через некоторое время возле старика собрался весь люд, находящийся в помещении. В кабаке неожиданно наступила тишина и она нарушалась лишь потрескиванием свежих поленьев в огне камина и томным голосом старика.

Хуан, которого удивило отсутствие шума, решил узнать в чём дело и оставил своих спутниц, пошёл к толпе и стал через неё пробираться ближе к старику. Он постоянно наступал на ноги то одному, то другому человеку и ловил в свой адрес проклятия. Извиняясь за свою неуклюжесть, студент продолжал пробивать себе путь к эпицентру событий. Наконец он увидел старика, сидящего на стуле, и остановился. Старик, скорее всего, уже продолжительное время рассказывал какую-то историю или байку.

— Прошу прощения, милостивый сударь, но не изволите ли вы мне вкратце изъяснить, что здесь, собственно, происходит? — любезно спросил Хуан у своего соседа слева.

— Это…старик Мигель, он…рассказывает…одну историю, — еле ответил высокий бородатый мужчина, которого немного качало от принятого на душу алкоголя.

— Да-а-а?! — заинтересовано ответил студент, затем замолчал и продолжил смотреть в сторону старика. Потом, осознав, что он ничего так и не понял, решил обратиться к соседу справа.

— Покорнейше прошу меня извинить, но не соблаговолили ли бы вы мне сказать, о чём, собственно, рассказывает этот приятель?

— О войне в Италии. Это любимая история Мигеля, — с улыбкой сказал среднего роста человек с блестящей лысиной на голове и потрёпанными усами.

— О-о-о! Ничего себе! Италия?! Интересно будет послушать, — оживленно сказал Хуан и сосредоточил всё своё внимание, какое только у него осталось, на рассказе. Старик оживлённо рассказывал свою историю.

— Я истинную правду вам говорю, сеньоры! Если бы не выстрелил из своего аркебуза[7] мой товарищ в того мерзкого француза, я был бы уже давным-давно покойником и не имел бы чести рассказывать вам всё это! Одно вам скажу точно, сильно мы тогда под Черезоле дали по мордасам лягушатникам, но, к сожалению, сами отхватили немало. Из моего полка осталось чуть больше трёх десятков парней. А всё из-за этих швейцарцев! Истинно вам говорю, если бы не швейцарские наёмники, мы бы в пух и прах разорвали французов и до Парижа бы дошли, если к нам был бы милостив Господь. Все мы бились как львы в тот день! Но до сих пор у меня кровь стынет в жилах от того, что у нас в войске тоже были наёмные швейцарцы и вы бы видели, как они бросались друг на друга в рукопашном бою! Звери, а не люди! Свои же бьют своих! А всему виной проклятые деньги! Из-за них все беды, а ещё если добавить тот факт, что швейцарец очень верен своему контракту — всё! Пиши пропало! Он предпочтёт провалиться на месте, чем предать своего хозяина. Эх…тяжёлые времена были. Это ж надо подумать! Я, Мигель Эрнандес, был отправлен в далёкую Италию на войну Бог знает за что! Правда по возвращении я получил хорошее жалование, — с лёгкой улыбкой заметил он — Да и ко всему прочему немало трофеев с поля боя подобрал! Сильно ранен не был я за весь период кампании. Да чего уж там. Не жалуюсь я в общем. Тяжёлые были времена…

На этой фразе старик приостановил свой рассказ и начал потягивать свою трубку, испуская обильные клубы дыма. Он видимо задумался о чём-то, так как на какое-то время полностью замолчал. Несколько мгновений царила поразительная тишина. Все ждали, когда Мигель продолжит свою историю. Вдруг неожиданно в окне сверкнула молния и раздался гром. Дождь стал усиливаться. Старик, который доселе был в какой-то степени весёлым, резко помрачнел, почти положил свой подбородок себе на грудь, рукой погладил седую бороду и, испустив кольцо дыма изо рта, вдруг проговорил мрачным голосом:

— Но не это я вам хотел рассказать, сеньоры. То, о чём я хотел вам поведать, на мой взгляд намного страшнее, чем пушечные ядра, пики и мушкеты. Давно это гложет меня, и я бы хотел рассказать вам обо всём, что пережил тогда. Но не судите строго.

— И что же может быть страшнее, чем смерть на поле боя?! — насмешливо спросил один из солдат.

— Жизнь…после смерти — загадочно ответил старик.

Слушатели, несомненно, удивились этому ответу и некоторые между собой стали переглядываться.

— Что ты имеешь в виду? Как может быть жизнь после смерти? — спросил кто-то из толпы.

— Я вам расскажу как! Известное дело, что у солдат на поле боя есть командир. И нас судьба не обделила им. Наш капитан завоевал себе мрачную славу, скверную. Несколько лет мы сражались под его предводительством. Во время баталий подобно вихрю он врывался на поле боя и устраивал своим противникам ад на земле. В битве при Черезоле он сражался яростно и храбро, однако всем нам казалось, что он очень часто шёл на неоправданный риск и ввязывался в бой всегда там, где было истинное пекло, откуда мало кто выбирался живым. На своём черном как ночь коне он много раз пробивался сквозь ряды пикинеров. Он наскоку срубал головы и отсекал конечности. Его латы были прочнее всех прочих. Его меч был острее косы самой старухи Смерти. В его глазах пылало адское пламя безумства и ярости. С каждым новым замахом его меча в воздухе раздавался свист и когда противник падал замертво, по долу меча уже обильно стекала кровь. Шлемы французов и швейцарцев бессчётно летали в воздухе после его ударов. Никому не удалось хоть раз одолеть его в битве.

Этот искусный воин будто желал себе смерти. Кто-то из нас его боготворил, а кто-то, боялся. Я не могу объяснить словами свои ощущения, пережитые при виде этого человека. Если он и был человеком. На мой взгляд он был кровавым чудовищем. Из-за его яростных и безрассудных постоянных атак на неприятеля от нашей терции почти ничего не осталось, а на нём не было ни царапины. Многие мои товарищи, с которыми я не раз бился бок о бок, остались лежать и гнить на полях сражений, превращаясь в корм для воронов. В армии нашего капитана прозвали «жнецом Смерти» и в этом прозвище был двоякий смысл. С одной стороны, он всегда приносил победу там, где достичь её было не то чтобы маловероятно, но невозможно, тем самым нанося огромные потери врагам. И с другой стороны, эти победы давались слишком большой ценой.

Несколько раз я замечал за капитаном некоторые странности, но приписывал это к помутнению своего рассудка вследствие пережитого в бою. Но позже, как оказалось, все странности капитана больше нельзя было приписывать к моему бурному воображению, так как многие факты были слишком очевидными и не стоило больше поддаваться сомнению. Лучше б я не видел того, что увидел своими собственными глазами так чётко и ясно, как вижу сейчас всех вас, сеньоры…

— И что ты увидел, Мигель? Расскажи нам! — вновь воскликнул кто-то из толпы.

Старик опять замолчал и стал потягивать трубку. На улице уже вовсю шёл ливень и небеса раздирались постоянными разрядами молний. Ветер усилился и неистово завывал за окном. Внезапно старик встал с большим трудом со своего стула, окинул суровым сомнительным взглядом всех присутствующих, медленно развернулся, подошёл к камину и оперся рукой об него.

— Вы верите в призраков, сеньоры? — серьёзным голосом спросил старик.

После короткой паузы раздался смех. Этот смех продолжался до тех пор, пока не вспыхнула очередная молния, более мощная, чем прежние, а гром от неё был настолько сильным, что потолочный светильник закачался и тени, отбрасываемые людьми, начали метаться во все стороны, будто бы находясь в хаотичном танце. В одночасье все смолкли в страхе перед стихией и один из людей, стоявших в первом ряду, сделал небольшой шаг вперёд и обратился к рассказчику:

— Мигель, мы тебя за умного человека считали, а ты, оказывается, во всякую чушь веришь. Что за небылицы? Какие призраки? Святую инквизицию на свою голову накличешь. Мы думали, ты нам что-то интересное хотел поведать. А ты… — проговорил Фернан, не успев закончить, так как прогремел выстрел из пистолета, от которого все встрепенулись. Пуля пролетела почти у самого носа насмешливого говоруна. С минуту он стоял в абсолютном ступоре полностью остолбенев. Затем он посмотрел в сторону, из которой был произведён выстрел. Сидящий за ближайшим столом совершенно спокойный офицер аккуратно сдувал дым с дула своего пистолета.

— Заткнись ты уже, прохиндей несчастный! Дай людям послушать! А коли и дальше продолжишь свои поганые речи, то следующая пуля окажется аккурат у тебя в виске! Прости хозяин, вот держи! Прими мои извинения за ущерб, — сказал офицер, спрятав за пояс свой пистолет и кинул хозяину кабака золотую монету, — сеньор Эрнандес, будьте так добры — продолжайте свой сказ.

У Хуана глаза чуть не вылезли из орбит после увиденного. От выстрела он схватился обеими руками за голову и пригнулся, но поняв, что всё обошлось, успокоился и потом постоянно переводил взгляд с офицера на старика.

Мигель, которого выстрел никак не застал врасплох и от которого он даже не сдвинулся с места, продолжал курить свою трубку с тем же многозначительным выражением лица. Фернан уже покорно и смиренно стоял возле стены, понурив голову, и молчал. По взглядам людей было ясно видно, что им стало как минимум интересно, что же такого хотел сказать Мигель своими словами. Старик продолжал стоять подле камина, но вдруг он развернулся в пол-оборота и в последний раз прислонил ко рту загубник трубки. Свет от молнии в окне осветил его лицо. В этом лице была сокрыта какая-то мрачная, страшная тайна. Можно было подумать, что Мигель сам боялся того, что хотел сказать. Весь он был в напряжении. Это можно было понять по его вздрагиванию правой ноги.

Наконец его мрачный голос прервал тишину:

— Вы думаете, раз я стар, значит и глуп? Вы думаете, что то, что я хотел вам поведать, сеньоры, бред сумасшедшего? Поверьте мне, я сам бы хотел верить в то, что всё это чушь, бред сивой кобылы, игра воображения и, чёрт знает, что ещё. Много раз я видел во снах разные вещи, много раз бредил от болезней. Много раз мерещилось всякое. Да если на то пошло, то сами мне скажите — разве есть человек, у которого голова не пойдёт кругом от стольких смертей, причинённых и увиденных? Разве не задумывались вы каково быть солдатом? Понятное дело, что совести никуда не деться. Она всякий раз объявляется и напоминает нам о наших прегрешениях, а то и сжирает нас целиком, на страшные мысли наталкивает. Тот человек счастлив и несчастлив одновременно у кого совести и вовсе нет. Попомните мои слова! Берегите свои души! Иначе вас адское пламя ждать будет, в котором гореть придётся вечно и смерти станете просить во второй раз! Люди боятся того, чего не понимают. Поэтому считают, что если они в какой-то момент скажут, что чего-то в этом мире не существует, буквально в природе, то всем бедам конец, проблема решена. Однако всё равно их будет терзать сомнение. Любопытство — характерная черта каждого человека, можно даже сказать неотъемлемая. Я знаю о чём говорю, и я знаю, что тёмная сторона этого мира существует, как бы мне ни хотелось в это верить. Перед вами клянусь, сеньоры, что всё, что я вам сейчас поведаю, истинная правда! Бог не даст мне соврать! Ныне преставившиеся и живущие мои товарищи по оружию и мирскому делу присоединятся к моим словам! — старик на сих словах перекрестился и поцеловал свой крест, — Только вот, ответьте мне, сеньоры, послушаете ли вы меня и услышите ли? Или вы вновь меня наречёте лжецом и сумасшедшим?

— Будем тебя слушать, Мигель, будем! — разом грянула толпа всех собравшихся слушателей, а громче всех кричал Хуан, который от речей старика почти уж протрезвел. Он навострил уши и был готов внимательно заслушать историю, так как любил всякие байки и легенды.

— Я верю Мигелю и вам советую! Он не скажет в жизни ничего, не подумав дважды. — заступился за старика один из солдат.

Вновь воцарилась тишина и уже абсолютно все хотели услышать страшную тайну, которая, по-видимому, съедала изнутри бедного старика. Офицер придвинул свой стул и налился любопытством. Мигель приставил к своему лбу мундштук курительной трубки, закрыл глаза и заговорил:

— Как я уже и говорил вам, сеньоры, в нашем капитане было что-то странное, необъяснимое, но что именно так хладило кровь всем моим товарищам и мне самому долго оставалось неведомым. То ли ужасало то, что этот человек был огромного роста, то ли ужасала его постоянная молчаливость и загадочность, или его пронзительный жестокий взгляд, взгляд глаз будто бы кровью наполненных. Он казался всем нам безумцем. Может быть когда-то этот человек и был добрым, весёлым, заботливым и не чужды ему были иные добродетели, однако осталась от него лишь жалкая до крови тень.

Находясь во всё той же Италии в военном лагере в самом начале войны, мы с товарищами собрались у костра и беседовали о многом. Вечер был очень душевным. Кто-то из нас мечтал о хорошем будущем в мирное время, кто-то о семье вспоминал и прочее. Поминали мы и всех погибших наших товарищей в недавно прошедшей битве. Вечная им память! Были среди нас, и наши соотечественники из других полков, и тоже они принимали активное участие в беседе. Кроме одного. Его словно гложело что-то. Что-то, что омрачняло его лицо и делало его темнее тучи. Мы любезно спросили его от чего он так не весел..., и он поведал нам, что занимало его мысли.

Андрес — так звали его. Он рассказал нам, что сам родом из земель, где стоит замок нашего капитана — из Арагона. Он был командиром кавалерии и в своё время был команданте города Льейда в Каталонии. Жизнь его шла своим чередом, пока однажды ему не довелось побывать немного в путешествии по своей родной земле. Поздней ночью он набрёл на старую дорогу в гористой местности, которая неожиданно привела его прямиком к замку.

Замок был старым и оттого на его стенах и башнях виднелись большие разломы. В окнах не было света. На фоне новой луны он выглядел мрачным. И тем не менее Андрес решил попробовать испросить ночлега и постучался в обветшалые ворота. Никто не открыл их, более того, изнутри замка не исходило ни малейшего звука. Лишь редкие потоки ветра доносились до ушей странника. Он стучал снова и в этот раз сильнее, предположив, что его могли не услышать, однако оказалось, что ворота не заперты и от ударов они со скрипом приоткрылись. Собрав в себе силу воли, Андрес переступил через порог и прошёл в средних размеров зал. Ворота захлопнулись. Видимо где-то был сквозняк. Он продвинулся вперёд и обнаружил, что скорее всего в замке уже долгое время никто не живёт — об этом можно было судить по внушительному слою пыли, который покрывал мебель. Остановившись в когда-то бывшей приёмной, он увидел лестницу, которая вела на второй ярус замка.

Какое-то время побродив по комнатам замка Андрес понял, что оставаться там не имеет смысла. Спускаясь по лестнице, кавалерист почувствовал, как усилился ветер за окном замка. В один момент Андресу почудилось, что откуда-то доносится какой-то странный звук, нет, даже не звук, а мелодия. Складывалось ощущение, что кто-то где-то играл на арфе. Не придав возможной игре своего воображения большого внимания, Андрес вышел из замка. Он ещё раз окинул взглядом величественное строение, почесал голову в небольшом недоумении и, отвязав коня, продолжил свой путь дальше на восток.

Была уже очень поздняя ночь, когда кавалерист набрёл на небольшое селение. Радостный от такого везения, арагонец помчался к первому дому, в котором увидел свет. Там его приняла добрая семья крестьян. Они были вежливыми, любезными, немного диковинными, но всё же добрыми и милыми. Хозяин принёс из погреба добрую головку сыра, а жена поставила на стол кувшин с домашним вином. Они общались за столом продолжительное время. Хозяйка поинтересовалась у дворянина с улыбкой на лице, откуда он держал путь. Однако её недавно сиявшее лицо резко переменилось и в нём выражался явный ужас, когда она услышала, что Андрес был в Кастилло де Миедо. Она стала креститься и её муж вместе с ней. Гость понятное дело был удивлён такой резкой переменной в поведении хозяев и решил узнать в чём была причина. Хозяева не хотели давать никакого ответа и старались всячески намекнуть арагонцу, что ему следует покинуть их дом, а вместе с тем и само селение. Но Андрес был настойчивым человеком и решил разузнать всё, чего не договаривали его собеседники. Наконец, женщина не выдержала и решилась рассказать своему гостю в чём было дело.

Из её рассказа оказалось, что некогда проживающий в замке граф был очень жестоким человеком. У него было много слуг и очень часто за их малейшие проступки он бесчеловечно их наказывал. Для этих целей было отведено специальное помещение в подвале. Там невинные люди заковывались в кандалы и испытывали невообразимые мучения. Одной из самых излюбленных дьявольских пыток графа было поджигание ног заключённых, а также отсечение конечностей, а иногда даже и головы. Поскольку граф был человеком военным, он часто привозил из-за границы пленных и потешался над ними как только мог. Он отпускал пленников в лес и охотился на этих бедных людей, думавших, что они вновь обрели свободу.

Лишь одному человеку удалось за всё время сбежать из замка. Но это было ещё не всё. Сердце графа было налито алчностью. Все драгоценности, которые привозились им с походов, он держал в своём тайнике. Денно и нощно граф любовался своими богатствами, сходил с ума от них. Помимо всего у него было ещё одно сокровище, которое он никогда не ценил — жена, очень красивая графиня и также очень несчастная. Супруг не любил её и даже не делил ложа с ней. Единственным, что иногда утешало бедную девушку, была её арфа, на которой она играла в одной из башен замка. Мелодия, которую она исполняла, была настолько красивой, что нельзя было пройти мимо и не послушать её. Бывало, под игру на арфе графиня пела прекрасные песни, от которых слёзы наворачивались на глазах у неравнодушных людей. Ангельский голос был сравним с пением сирены, однако он не таил той опасности, которая подстерегала заворожённых моряков.

Шли годы, а граф не молодел. Как только его волосы и борода стали покрываться пепельной сединой, его обуял жуткий страх. Больше всего на свете он боялся старости и смерти. Ему не хотелось верить и мириться с тем фактом, что, отправив на тот свет бессчётное число людей он сам рано или поздно будет обречён на такой же конец. Пришло время страшного греха. Собрав все оккультные книги и свитки у различных чернокнижников практически со всех уголков страны, граф решился пойти на безумство.

Ночи напролёт он проводил в своих покоях за изучением древних текстов и символов. Он не спал, не ел — ничто не давало ему покоя. Он хотел разгадать одну из самых сложных загадок бытия и сделать невозможное — обрести бессмертие. Никто не знает, удалось ему это или нет, но известно лишь то, что через какое-то время замок полностью опустел и никто больше не видел ни графа, ни его жены, а также всех оставшихся слуг. Прошло несколько лет, но никто так и не объявился в Кастилло де Миедо.

Таков был рассказ Андреса Ромеро, — заключил Мигель.

— И откуда хозяйка, что приютила у себя сеньора Андреса, знала всё это? — поинтересовался офицер.

— Как нам сказал сеньор Ромеро, она вроде как была служанкой синьорины Беатрис — жены графа. Именно ей удалось бежать из замка.

— И это вся история? — спросил хозяин кабака.

Старик Мигель вновь закурил свою трубку и продолжил:

— Если бы… если бы вся. После этой странной истории мы все стали расспрашивать Андреса о том, не знает ли он ещё чего-нибудь. Он открыл нам некоторые слухи, которые слышал в Льейде и Сарагосе. Там говорили о том, что какой-то дворянин продал душу дьяволу и убил собственную жену. Больше никаких подробностей Андрес не знал, да и не смог бы нам сказать, так как на следующий день в бою он погиб. Но что действительно застало нас врасплох, так это то, что, по словам покойного кавалериста, наш капитан и был тем самым графом. Мы не понимали, как это было возможно. Сеньор Ромеро сказал нам, что капитан сам представился ему в начале нашей кампании в то время, когда проезжал мимо него на своём черном коне и добавил, что будет рад снова видеть его у себя в гостях в Кастилло де Миедо.

Именно слово «снова» заставило Андреса так мрачно задуматься обо всём произошедшем, ведь как он мог быть гостем в доме, в котором не было хозяина. И похоже, что он пришёл к выводу, что, возможно, в ту ночь в замке он был не один. Должно быть кто-то ещё присутствовал там. Но был ли это граф? Если он и находился в замке, то, где он был и почему его нигде не было видно? К сожалению или к счастью, Андрес не дожил до того момента, когда мы узнали ужасную правду.

После того как закончились все разговоры возле костра, мы разошлись. Я должен был заступать в караул и пришёл сменить своего товарища Алехандро на посту. Он был уже достаточно уставшим. Я похлопал по его плечу и пожелал ему спокойной ночи. Простояв где-то час, ко мне подошёл молодой офицер и сказал, что лучше бы сменить караульного у шатра капитана Моралеса. Я пришёл в напряжение после этого приказа, но не смел противиться ему и повиновался.

Сменив караульного солдата, который потом с большим удовольствием пошёл спать, я стоял возле входа в шатёр капитана. Каждую секунду в моей голове были лишь мысли о нём и о истории, которую мне поведал арагонец. Эти мысли не давали мне покоя. Но потом я решил осмотреться по сторонам. Ночь была тёмной, но тёплой. Были последние дни лета. В траве беспрестанно стрекотали сверчки, а из редкого леса, что был по левую руку от лагеря, доносился шелест древесной листвы под влиянием лёгких потоков ветра, а также иногда можно было услышать уханья сов. Стяги нашего воинства развевались от порывов ветра и выглядели величественно, всегда готовые вести за собой в бой. При виде всей этой природы и окружающей меня обстановки я успокоил свои мысли и больше не думал ни о графе, ни о чём-либо другом. Но вдруг всё моё тело вздрогнуло, и я почувствовал, как холод пробежал у меня по спине — позади меня кто-то стоял.

— Прекрасная ночь, не правда ли?

Без всякого сомнения это был капитан. Я медленно обернулся и увидел его, стоявшего слева от шатра и смотрящего на луну. Чёрт меня подери, если мне не показалось то, что я видел эту самую луну сквозь него. Высокая фигура графа была совершенно прозрачной. Меня привело это в ужас, но я продолжал стоять на своём посту и решил перестать оглядываться. Что было самым удивительным так это то, что я впервые отчётливо вблизи услышал голос капитана. До этого я слышал лишь его воинственный клич в сражениях. Это был сильный голос, властный. Я решил для вежливости ответить:

— Истинно так, капитан. Чудная ночь!

— Да. А тем временем завтра нам опять идти в наступление. Нельзя давать французам возможности на победу. Завтра мы должны разбить их. Ступайте! Отдохните перед рассветом. Вам нужны будут свежие силы.

— Но капитан, мне приказано стоять здесь на посту, — удивлённо отвечал я, всё также не смотря в сторону графа.

Внезапно я ощутил руку, тяжёлую холодную как лёд, у себя на плече и оглянулся. Прямо мне в глаза смотрел Сальвадор Моралес своими жестокими глазами и мне даже почудилось, что они горели красным огнём. В этот раз я не видел ничего сквозь графа. Казалось, он был обычным человеком из плоти и крови. Луна скрылась за облаками и подул ветер, донёсший до меня ещё с большей силой суровые слова капитана:

— Я ваш командир и вы обязаны мне подчиняться. Ступайте и отдохните перед битвой. Это приказ!

— Так точно! — ответил я и зашагал в сторону своей лёжки.

— Сеньор Эрнандес!

Я резко остановился и пришёл в замешательство. Откуда ему было известно моё имя? Ведь нас в полку было около трёх тысяч. Это невозможно! Я повернулся к нему. На его лице запечатлелась какая-то странная улыбка.

— Берегите себя, сеньор Эрнандес. Нынче солдаты гибнут быстро.

В ответ я кивнул капитану головой и пошёл дальше. Потом я решил ещё раз оглянуться, но, когда сделал это, у шатра уже никого не было.

На следующий день кровь вновь полилась реками. Мы столкнулись в очередной раз с французами и нас почти смогли раздавить, однако подкрепление помогло нам восполнить ряды и предотвратило трагедию. Мы пошли в атаку на вражеские батареи. С трудом забравшись на один из редутов, мы отчаянно пытались выбить оттуда врага. Наш капитан вновь вёл нас в бой. Верхом на коне он бился с несколькими солдатами одновременно. Осколки от взорвавшегося неподалёку снаряда свалили с ног трёх французов. Трёх других капитан уложил разом, отрубив им головы. Из-за больших потерь наш враг был вынужден отступить из редута, но радоваться было рано. Другие редуты, которые были ещё за французами, стали палить по нам, и мы в спешке начали разворачивать орудия для ответного огня. В пределах редута нельзя было пройти, не споткнувшись о тела погибших. Мёртвые полностью закрывали собой землю.

Бой только начинался. После перегруппировки наш враг снова пошёл в атаку, надеясь выбить нас. Я подносил снаряды к орудиям и помогал перетаскивать раненых и убитых. Много раз стрелял из мушкета и сваливал с коней французских кавалеристов. Выстрелы захваченных нами пушек оглушали меня. Почти весь бой я слышал в своей голове звон. Капитану Моралесу видимо осточертело сидеть без дела в редуте, и он решил, вскочив на коня и подняв его на дыбы, повести часть терции в атаку. В тот самый миг, когда вороной конь стоял на задних копытах я чётко увидел, как пуля, выпущенная со стороны врага, пролетела сквозь капитана. Я был ошеломлён. Мне думалось, что мне это привиделось. Однако я сильно сомневался, так как видел всё это собственными глазами. Я уже не знал, чему верить. Попытки осмыслить то, что не поддавалось здравому смыслу, ни к чему не приводили. Если у капитана и был раньше земной путь, то он давно прервался. Он был мёртв, но в то же время и нет. Живой мертвец, так сказать будет вернее. Ежели это и было правдой, то оставался лишь один вопрос: как давно он был мёртв? Головоломка, ей Богу! Как это возможно? Не знаю. Но выходит, что призраки существуют. Как бы там ни было, а редут нам удалось отстоять и вместе с тем были захвачены ещё два. Только вот особо ничего это не дало. Нам не удалось достигнуть главной цели — нанести врагу сильный удар и обратить в бегство. Всё, чем мы довольствовались под конец дня — несколько захваченных пленных и три редута, а позади нас были горы трупов наших товарищей, среди которых был Андрес Ромеро, да упокоит Господь его душу. Многих своих приятелей я потерял за всё время войны и за этот бой вновь навсегда распрощался с двумя из них. До чего жестока судьба. Никто из нас не знает, когда придёт его час, да и к тому же мы практически не задумываемся над этим. Буквально вчера вечером мы с Эмилио и Бернардо общались у костра. А теперь я вынужден оплакивать их. Иногда мне казалось, что я стал бесчувственным человеком, так как не мог пролить слезы по моим друзьям. Настолько видимо я привык видеть смерть и разрушение, что слёзы мои давно иссохли.

Наступила ночь. Я стоял возле редута и наблюдал как наши солдаты переносили тела и складывали их в одну кучу, чтобы потом поджечь. Это было страшное зрелище. Все эти погибшие люди никогда не смогут обрести покой в своей родной земле, никогда больше не увидят их матери, отцы, жены, дети, сёстры и братья.

Поодаль от кострищ стоял граф, весь в чёрном. Ветер раздувал его чёрные перья на чёрной шляпе. Он смотрел на меня. Я вновь почувствовал, как холод пробежался по всему моему телу. Из-за тёмных облаков выглянул месяц, и я вновь ужаснулся. В его свете фигура капитана опять стала призрачной, совершенно прозрачной, как в тот раз у шатра. Мне показалось, что глаза его сверкают адскими огнями и в этих глазах графа будто бы читалось желание «убить». Я отвернулся и пошёл вглубь редута, но внезапно вскрикнул от невообразимого ужаса. Граф, который был от меня на расстоянии около ста шагов, в мгновение ока оказался прямо передо мной. Он стоял и пронзительно смотрел на меня, повторив свою фразу, произнесённую вчера возле шатра:

— Прекрасная ночь, не правда ли?

От страха я на мгновение лишился дара речи. Как это было возможно? Как можно было преодолеть такое расстояние за пару секунд? Задавая себе постоянно подобные вопросы, я уже почти был уверен, что Сальвадор Моралес — призрак. Но я всё ещё пытался привлечь на свою сторону здравый смысл и рассудок для разгадки всех странностей и необъяснимых вещей, связанных с капитаном. Я всё больше думал, что схожу с ума. Его вопрос, казавшийся мне больше риторическим, возмутил меня:

— Как вы можете так говорить! Разве вы не видите ничего?! Оглянитесь вокруг! Сколько смертей ещё нужно для того, чтобы утолить вашу жажду крови?! Да-да, именно вашу, так как из-за вас погибли все эти люди! Это вы постоянно водите нас в бессмысленные рискованные атаки, в которых погибают тысячи людей! Вы чудовище! И я не побоюсь вам этого сказать откровенно несмотря на то, что вы дворянин, а я простой солдат!

Мои слова не производили никакой реакции со стороны графа. Он стоял и сверлил меня своим прожигающим взглядом и слегка улыбался. После того, как я закончил свой выпад в его адрес, он хладнокровно произнёс:

— Сеньор Эрнандес, вы устали. Вам следует отдохнуть. Если вы не отдохнёте, то боюсь вскоре вам придётся разделить участь ваших друзей. Битв впереди ещё много и нам нужны такие храбрые бойцы, как вы. Если же захотите сказать мне что-то ещё, то будьте так любезны пожаловать ко мне в мой шатёр, милости прошу!

Сказав это, капитан почти незаметно поклонился и тут же исчез. Я остался в редуте. Оперевшись о стену и присев, я уснул. Во сне меня терзали кошмары. Один ужаснее другого. В одном из снов я видел графа, стоящего на горе горящих трупов с адскими вилами в руках. Не иначе как он явился мне в облике Сатаны. Несколько раз я просыпался в поту и осенял себя крестным знамением, и, к большому сожалению,

уже не мог заснуть вовсе.

В последующем бою мы бились в одной деревушке. В составе своего отряда я выбивал из домов французов. То, что со мной случилось в тот день, навсегда останется в моей памяти. В одном из домов мы подстрелили француза. Он лежал посередине комнаты, и я уже собирался добить его, но в тот момент, когда я уже прицелился, из погреба, возле которого был раненый француз, высунула свою голову молодая итальянская девушка. Я выстрелил…горе мне окаянному! Я выстрелил! Пуля попала прямо ей в голову, и она свалилась обратно в погреб. Мой товарищ, забежавший в дом, выстрелом в грудь убил француза и сказал мне, чтобы я лучше стрелял, иначе меня убьют. Я стоял на месте окаменев. Я больше не чувствовал связь с этим миром. Передо мной было лишь лицо той испуганной девушки перед тем, как я её застрелил. Глаза мои наполнились слезами. Я отшвырнул мушкет в сторону и упал на колени в агонии. Я убил невинное дитя! Я! На моих руках была кровь невинного человека. Если бы не я, этого всего могло бы не быть. Если бы я не вошёл в этот дом, она была бы жива. Я на четвереньках дополз до погреба и ещё раз увидел это лицо. В нём уже не было страха. Покой застыл на этом красивом белом лице. Она выглядела так будто вовсе не умерла, а всего лишь уснула. Ох, если б это было так! Образовавшаяся лужа крови возле головы говорила об обратном. Я рыдал как младенец. Нет мне прощения! Я решил, что единственным правильным моим решением будет достойно похоронить её. Спустившись в подвал и взяв на руки бездыханное тело девушки, я вынес её из дома и пошёл в сторону лагеря. Я больше не осознавал себя. Печаль, душевная боль — они до сих пор терзают меня. Я слышал, как пули свистели вокруг меня. Как кричали раненые солдаты и как плачет девушка у меня на руках. Я потерял рассудок от причинённого мною зла. Я до сих пор вижу её, вижу свои окровавленные руки. В чём была повинна эта девушка? За что Господь забрал её?

Хуан с сочувствием смотрел на бедного плачущего старика, убиваемого совестью. Сердце его сжалось, и он чувствовал, что вот-вот готов заплакать вместе с ним. У Мигеля тряслись руки, и он больше не мог ничего говорить. Он с трудом дошёл до своего стула и уселся на него, закрыв лицо руками.

— Помилуйте! Я не могу больше об этом говорить! Оставьте меня!!! — кричал он.

Офицер подошёл к нему и, положив руку на плечо старика, попытался успокоить его:

— Вашей вины тут нет, дорогой мой друг. Это была случайность. Не корите себя за это. Бог милостив, и он поймёт вас и простит.

— Простит?! Простит меня?! Когда я явлюсь на суд его, и он увидит мои окровавленные руки, а вместе с тем посмотрит на весь мой путь земной, он не простит меня! Скольких я убил мужей, скольких детишек осиротил! Мне нет прощения! Господь посмотрит на меня и скажет, что в его садах мне места нет и тогда разверзнется под моими ногами гиена огненная, пожрёт меня адова пучина! Меня ждут невыносимые муки!

— Вы не виноваты! Таков удел солдата. Вы сражались за свою великую страну и все ваши грехи будут отпущены! — продолжал говорить офицер.

— За великую страну? Ради чего? Ради обогащения короля и его вассалов? Что дала война в Италии простому люду? Ничего! Лишь страдания и вечные огни лампад.

— Успокойтесь! Всё будет хорошо, — упорно продолжал офицер.

— Вы меня не слышите! Оставьте меня, оставьте! — крикнул старик, резко встал со своего стула и побежал в сторону двери. Он открыл её и выбежал на улицу, где вовсю шёл дождь.

Разразилась яркая вспышка молнии и вместе с ней большая беда. Всадник, скакавший по улице на огромной скорости, сбил Мигеля с ног, и он упал в грязь. На помощь старику выбежали все, кто только мог. Он ещё подавал признаки жизни, но в любой момент мог испустить последний вздох. Офицер звал на помощь. Хуан, выбежавший из кабака одним из самых первых, подложил под голову умирающему свою руку и смотрел в его чуть приоткрытые глаза. Ему хотелось сделать хоть что-то в помощь старику. На сморщенном лице была кровь. Обильные капли дождя смывали её, но она вновь появлялась. Голова была рассечена. Рана оказалась смертельной. Хриплым голосом Мигель отрывисто проговорил:

— Я…грешник…и это…моё наказание… — это были его последние слова. Слеза проскользила по его щеке и слилась с дождевыми каплями, стекавшими по лицу. В своей руке он сжимал деревянный крестик. Под действием ещё не пропавшего опьянения расчувствовавшийся Хуан приподнял голову и посмотрел в другой конец улицы. Там на коне, в тёмном одеянии, сидел всадник. Он смотрел в сторону Хуана и трагедии возле него. В свете вспыхнувшей молнии всадник исчез, как ни в чём не бывало.

Вокруг погибшего собралась большая толпа горожан. Его подняли из грязи и куда-то понесли. Хуан остался стоять на улице. Под дождём он совсем промок. Чуть позже он посмотрел на кабачную вывеску и, немного подумав, вошёл обратно внутрь. Он уселся за стол, за которым всё так же сидели его барышни. Вид его был мрачнее туч, которыми было плотно опоясано небо. Он промок до нитки под дождём и пытался согреться. У проходящей халдейки он заказал стакан пива.

— Чего ты такой грустный, милый? Улыбнись! Улыбка тебе к лицу, а эта гримаса делает тебя таким некрасивым, — игристым голосом проговорила Маргарита.

— Заткнись! — крикнул озлобленно Хуан.

— Ах так?! Грубиян! Пошли отсюда, Мария! Весь день потратили на этого пустозвона!

Девушки встали со своих мест и ушли восвояси. Студенту принесли его кружку пива, и он стал запивать своё плохое настроение и потрясение. Внезапная трагическая гибель Мигеля сильно ошеломила Хуана, ведь старик умер прямо у него на руках. Молодой студент, никогда не видевший смерти, встретился с ней лицом к лицу. Это событие навсегда оставило неизгладимый след в его душе. Прожив долгие годы в тихой и спокойной Жироне, Хуан, конечно, иногда слышал о смерти кого-нибудь из клиентов отца или его знакомых. Но в Жироне если кто и умирал, то умирал он либо у себя в постели от старости, либо от сердечного приступа, либо от какой-нибудь болезни. Но никогда молодой Хуан не мог себе и даже в самых смелых мыслях вообразить такую жестокую Смерть, которая беспощадно в одночасье накрыла своей чёрной мантией несчастного старика. Никогда не мог он и подумать о том, что человек, совершив убийство, пусть и непреднамеренное, может так легко и спокойно к этому отнестись. Всадник явно был знатных кровей. Ему не было дела до простого люда. Он, наверное, так же, как и призрак из страшной истории Мигеля, мучил своих слуг в подвалах и застенках, потешался над ними. Сволочь! Обыкновенная сволочь и свинья! В сердце Хуана пробудилась злоба.

Одновременно с этим у Хуана появилась некая злость и неудовлетворённость из-за незаконченной истории о привидении. Откуда оно взялось и что было дальше? К сожалению, поведать об этом больше никто не мог. Нервы студента пошатнулись. Голову будто сдавило.

В кабаке уже не было так шумно как прежде, но и не было той поразительной тишины, во время которой, старик Мигель рассказывал свою страшилку. Вроде всё это было буквально недавно, но прошло как будто бы несколько лет. Хоть знакомство со старым военным и было очень кратким, точнее, это вряд ли можно назвать знакомством, так как Хуан был всего лишь простым зрителем и слушателем, он очень понравился студенту, его способность рассказывать завлекающие истории, его убедительный взгляд. Несмотря на то, что они не знали друг друга так, как могут знать друг друга лучшие друзья и несмотря на то, что они были чужими людьми, ему было очень жаль бедного старика, жизнь которого так резко оборвалась. Даже сейчас, сидя за столом, он до конца не осознавал, что Мигель был мёртв. Произошедшее несчастье заставило сильно задуматься студента о смысле жизни и смерти, о времени, которое отпущено каждому на земле.

Хуан быстро осушил свой стакан, ещё немного посидел за столом и решил уйти из этого места. Выйдя на улицу, он с минуту постоял и повернул налево. Дождь прекратился.

Всю ночь наш герой бродил по улицам, выходил на площади, ходил вокруг церквей, видел много бездомных людей, которые просили у каждого прохожего милостыню. Он остановился возле одной бедной женщины с грудным ребёнком на руках. Лицо её было в грязи и слезах, а одежда была оборванной и уже почти непригодной для ношения. Сердце обливалось кровью и печалью при виде этого зрелища. Хуан протянул ей в руку несколько монет. В свой адрес он услышал столько благодарностей, сколько не слышал за всю жизнь.

— От всей души благодарю Вас, сеньор! Буду много молиться за Вас и Ваших близких! Здоровья крепкого пусть ниспошлёт Вам Господь! Всю жизнь буду помнить Ваш добрый поступок! Скажите мне, как Вас зовут, чтобы я могла в молитвах к Господу назвать имя своего спасителя.

— Хуан…Хуан моё имя. Бог в помощь вам! — тихим голосом сказал студент и, медленно повернувшись, пошёл дальше по улице.

Женщина смотрела ему вслед и шептала:

— Да хранит тебя Бог, Хуан.

Мотаясь по улице, студент не заметил, как наступило утро, и он очутился возле здания своего университета. Стоя возле входа в него, он обдумывал всё недавно произошедшее. Ему казалось, что его голова вот-вот разлетится на мелкие кусочки от постоянных потоков мыслей. Скрытно от всех глаз в мозгу Хуана шла борьба между принятием своей нынешней жизни, продолжением кутежа и возвращением в правильное русло. Однако молодой студент похоже уже знал, какое решение стоит принять, решение, которое является единственно правильным. Смерть бедного старика Мигеля, нищие оборванные люди на улицах и распоясанный люд в кабаке, в общем, вся чернь, которую он видел во время своих попоек и забав теперь, неожиданно для него самого, предстала перед ним в новом свете. Он понял, что если продолжит идти по этому пути, то в будущем для него всё это ничем хорошим не закончится. В конце концов он точно также, как и все эти прокажённые люди, забьётся где-нибудь в углу и станет просить милостыню, а что хуже этого, попросту сгинет в грязи, голоде и холоде. А отец? Как он посмотрит на всё это? Он же так искренно с надеждою в глазах смотрел на него, когда он садился в карету. Что будет с ним, узнай он, что сын предал его, предал все его старания? Неужто в Хуане не осталось и капли совести, благодарности и понимания? Отец столько раз отправлял ему деньги для личных нужд, а он просто просаживал их в кабаке да за карточным столом без каких-либо колебаний, зная, что через какое-то время отец вновь пришлёт очередную сумму.

Нет! Пора было возвращаться из сумрака на свет. Хуан принял окончательное решение. Возвращение к нормальной жизни — вот что являлось спасением! Сделав шаг назад, Хуан постепенно развернулся и пошёл в сторону своей съёмной комнаты. Вернувшись к себе домой, он тяжело вздохнул, а потом стал переодеваться в чистую одежду, бриться — приводить себя в полный порядок. Наконец он сбросил с себя, словно змея, старую кожу, пропитанную грязью и похотью, и стал выглядеть как настоящий человек, абсолютно чистый и интеллигентный. Он посмотрел в сторону своего небольшого столика, на котором лежала его кожаная сумка и стопка листов для записей университетских занятий и, взяв их со стола, направился в сторону двери. На выходе Хуан ещё раз окинул взглядом свою комнату, прокашлялся и, закрыв за собой дверь на ключ, пошёл в сторону университета.

Все университетские товарищи Хуана были потрясены его неожиданным появлением. Они подшучивали над ним, хлопали по плечу и, по большей части, радовались его возвращению. От своего приятеля Мануэля Хуан узнал самое интересное, что произошло в университете за его почти двухмесячное отсутствие. В своём диалоге с Мануэлем во время занятия профессора Делафуэнте Хуан спросил:

— И что же ещё я пропустил?

— Неподалёку от площади *** есть общественная баня, помнишь? Мы ходили туда однажды.

— Да, помню. Тот ещё гадюшник!

— Так вот: наш общий знакомый, идиот Филипп, умудрился там пристать к женщине. Насколько я смог понять по разговорам, ей понравились приставания этого болвана, однако оказалось, что эта женщина из какого-то знатного рода! Короче говоря, её мужа удар хватил, и он помер от срама. Вот умора! А за женщиной той, говорят, сама инквизиция приходила. Филипп еле откупился от них. Говорил, что инквизитор был настоящий хряк, у которого щеки на плечах болтаются! Но это ещё не всё, дружище. Видел бы ты, как расцвела бесподобная Каталина Серрано. Боже милостивый! Ты ведь помнишь её? До чего хороша красавица. Да что я тебе рассказываю! Самое-то интересное другое! Помнишь анатомический театр?

— Такое никогда не забудешь! Меня до сих пор выворачивает наизнанку, как вспомню.

— Так вот слушай. Известное дело, что для анатомического театра нужны новые тела для практики. В общем и целом, профессор Креспо для очередной ночной вылазки на одно из кладбищ взял с собой в помощники Рубена Фариаса. Так что ты думаешь? Тамошним монахам уже настолько осточертело страдать от учёных проделок, что они взялись за оружие. Вот тебе крест! Один монах-сторож, когда увидел, что двое неизвестных тащат очередное выкопанное тело в повозку, взялся за свой арбалет и выстрелил! Ей Богу, выстрелил! И что ты думаешь? Стрела попала точно в задницу Рубена! — Мануэль не мог сдержаться и рассмеялся в унисон с Хуаном. — Я почему-то иного не ожидал. На занятиях он до сих пор не сидит на полу, а лежит на нём. Один раз мы даже над ним подшутили и положили ему в руку цветок. Видел бы ты его рожу, когда он разозлился и попытался встать!

— Да-а, дружище. Весело же вы тут живёте!

— Ещё бы! Давай поскорее вливайся обратно в прекрасный мир знаний!

Хуан сидел на полу и улыбался:

— Обязательно.

[1] Маракайбо — город на северо-западе Венесуэлы, столица штата Сулия.

[2] Жиро́на — город на северо-востоке Испании, в автономном сообществе Каталония, центр одноимённой провинции Жирона и каталонской комарки Жиронес.

[3] Сараго́са — город на северо-востоке Испании, столица автономного региона Арагон, провинции Сарагоса и одноимённого округа.

[4] Реа́л — денежная единица Испанской империи с середины XIV века до второй половины XIX века.

[5] Конкистадо́ры — в период конца XV-XVI веков испанские или португальские завоеватели территорий Нового Света в эпоху колонизации Америки, участники конкисты — завоевания Америки.

[6] Халдей, халдейка — официант, официантка.

[7] Аркебуз — гладкоствольное, дульнозарядное ружьё с фитильным замком, один из первых образцов ручного огнестрельного оружия.