Тунгусский метеорит

Глава 2.

Этот рассказ произвел на окружающих такое впечатление, что многие сидели долгое время, молча, неподвижно и каждый думал о своем.

— Да, жалко дамочку, — произнес поручик Юрьев, он был самым молодым и неженатым мужчиной из офицеров. — Зачем она это сделала? — Некоторые офицеры, которые разбирались в жизненной ситуации, переглянулись и полковник Тимофеев, сказал напыщенно.

— Потому что изменила своему мужу и забеременела, захотела избавиться и умерла, ее бог наказал. Детей надо всех рожать, это милость бога. — Поручик выпучил свои глаза недоуменно, и не мог ничего сказать, полковник его старше и умней, как он считал.

— А, вон, оно что. — Поручик, теперь раздираемый своими сомнениями, не знал, как поправить дело, ведь он не понял и выразил свое мнение невпопад. Назаров, видя его смущение, успокоил поручика.

— Успокойтесь голубчик, Юрий Васильевич, это ничего, что она совершила проступок, в жизни и другие проступки бывают, тяжелее этого, она убила только себя и своего, не родившегося ребенка, а есть убивают жестоко и извращенно, и с убеждением, что поступают правильно. И эти проступки, гораздо хуже, чем сентиментальный роман этой женщины с другим мужчиной. — Назаров прожил жизнь и не собирался оглядываться на мнение других людей, за свою жизнь он видел много судеб, над которыми можно часами страдать и лить слезы. Когда время подошло, все решили идти спать, оставив двух солдат дежурить. Первыми вызвались дежурить Антон Щеглов и Сергей Дымов.

— Чего ты вызвался дежурить? — спросил Дымов.

— Потому что сегодня, еще не очень хочется спать, а завтра, когда мы пройдем 50 верст, то посмотришь, захочешь ли ты еще дежурить у костра.

— Ты, молодец, умеешь смотреть вперед, а мне все равно, когда дежурить, поэтому я с тобой и вызвался. — Их задачей было не только подлаживать в костер хворост, но и смотреть за лошадьми, которые паслись рядом. Лес густой и кто знает, кого он прячет, а вдруг рядом хищники бродят, хоть и лето, и живности хватало в лесу. Но гораздо легче задрать лошадь, чем гоняться за оленями или зайцами. Они каждый час с факелами в руках обходили лошадей, известно звери боятся огня. Потом они к утру должны уже чай для всех приготовить, но, а кашевар сам рано утром встанет, кашу варить.

Но, мы должны вас уведомить, о том, что Антон Щеглов, вовсе не Антон, а Антонина. Да, да, она девица, вызвалась идти служить за брата, на которого легла вся забота о семье после смерти отца. Антонина и ее брат, близнецы с самого детства с ним играла во все те игры, в которые играл он с соседскими мальчишками. Поэтому у нее и походка изменилась, была немного раскованней, чем у барышней, поэтому и была не неженкой, а если падала, то терпела, а если работала, то до пота. А потом, ей больше всех доставалась в семье, после нее еще восемь сестер, и только самый последний снова брат. Всегда должна всех обстирать и помочь матери еду приготовить, они обеднели, и брату пришлось идти в солдаты. Антон прошел комиссию, и все было уже готово, последний день, пора уходить на шесть лет в армию. Антонина видела, как мать плачет, она не знала, как она на маленькую пенсию, сможет прожить с большой семьей, какая полагалась вдове титулярного советника, одиннадцатого класса. Антонина решила пойти в армию за брата и поделилась этой идеей с матерью. Если получится подмениться, то они с братом обменяются одеждой, там уже на территории казарм, куда Антонине ничего не стоило перелезть через забор. Обдумали с матерью все нюансы, что ей потребуется там, среди мужчин. Как вести себя, и чего нельзя показывать, не при каких ситуациях.

Сшили очень тесную шерстяную майку, чтобы она могла утягивать ее небольшую девичью грудь, а на эту майку она будет надевать исподнюю рубаху, какая была положена солдату. Потом они придумали, как обезопасить барышню от протекания, в ее критические дни, сшили с Ариной Лукиничной прокладки с клеенкой, все предусмотрели, и сбрили волосы на голове. Вот она теперь среди экспедиции, и пока справляется, ничего трудного пока нет. Только мать, не прятала ту радость, которая светилась у нее в глазах, что с ней останется сын, и совсем не беспокоилась за дочь, которая в армии могла и погибнуть.

Мать и не подозревала, какие в армии бывают ситуации. В эти минуты, Антонина думала с грустью, глядя на огонь, она отгоняла мысли, что мать не любила ее. Антонина, конечно бы не вышла замуж, ей на это и не стоило рассчитывать, бесприданница, кому нужна. Ей уже двадцать, в ее годы барышни богатых родителей уже были замужем, а ей не светило. Хоть она и была красавицей, у нее были густые русые волосы отца, зеленые глаза, больше отдававшие оттенком хаки, и пушистые, пушистые ресницы, что глазам через эти дебри трудно пробиться, как сквозь лесную чащу и увидеть весь этот жестокий и греховный мир. Губы, как и у девушки, алые и ярко очерченные, верхняя губа нормальная, а нижняя полная, такая сексуальная, и всегда была треснутой посередине, потому что у нее была привычка ее покусывать. Нежная, без щетины кожа, пока этого еще никто не обнаружил, хотя у солдата Дымова через неделю вылезла щетина, и он хотел бриться, для этого он взял себе станок из дома.

Антонина улыбалась сама себе и немного расслабилась, сидя у костра, потому что днем надо себя вести очень осторожно, с оглядкой. А, тут Грибов вздумал обниматься, заметил ли он, когда прикоснулся ее щеки, что она без щетины, а нежная как атлас. Антонина тоже любила петь, как и ее сестра, Прасковья, видимо, у них это семейное. Где интересно, капитан успел встретиться с ее сестрой и загореться к ней любовью. Они еще не говорили на эту тему, но она думает, что он обязательно полезет к ней с этим разговором.

Антонина погладила себя по волосам, ей было непривычно без волос, они были когда-то длинные и густые. Но, ее череп был идеальной правильной формы, и ей даже так шло, она стала намного моложе, и выглядела лет на семнадцать, и походила на озорника, потому что ее глаза всегда смотрели с какой-то смешинкой. Антонина не забывала ходить каждый час и проверять лошадей, они смотрели на нее, и в их огромных глазах отражалось пламя. Некоторые лошади тихонько ржали, как будто говорили, что все в порядке. Другие махали своими хвостами, отгоняя комаров, которые изрядно и Антонине досаждали, она веточкой их отгоняла, а Дымов, чтобы спрятаться от них, улегся спать прямо у костра.

Антонина решила в этой экспедиции ничего не бояться. Если она умрет раньше, чем ей следовало, то так и быть, за то она спасет своего брата, которого сильно любила. Потому что он был ее половинкой, и она его чувствовала, даже на расстоянии. Ей никто не мешал, сходить по нужде, теперь ей надо сторониться всех и уходить подальше в лес. Скоро светать будет, принесла из леса охапку хвороста и подкинула в костер, он вспыхнул, и искры поднялись высоко вверх. Антонина пошла к реке, умылась, сняла гимнастерку и рубаху, помыла под мышками, под грудью, потом оделась и разбудила Дымова, чтобы офицеры не увидели, что он спал на посту.

— Вставай, вставай, а то будет как Кудрину, его поручик отчитал. Но, поручика никто из тех, кто служил уже шестой год, не боялся, он был добрый и сердечный малый. Ему было только двадцать три года, на три года старше, чем Антон, тоже из бедной дворянской семьи, но все же семье удалось купить сыну, офицерский чин. Дымов поднялся, с трудом разодрал глаза.

— Слушай, я что уснул?

— Уснул, только ты некому не говори об этом, а то это нехорошо на посту спать.

— Почему ты меня не разбудил?

— Я бы разбудил, если бы что-то было ни так. Дежурство прошло нормально, лошади целы, — Антонина потянулась, и несколько раз присела. Пойду, запрягу свою Марусю, кусочек хлебушка ей дам. — Дымов пошел за ней, и остановился рядом, вывалил свои причиндалы и пустил струю. Струя громко лилась, а Тоня краснела, хорошо, что еще был серый рассвет и Сергей не видел ее алой зари на щеках.

— Сергей, иди, умойся, а то поручик сразу поймет, что ты спал.

— Ага, сейчас, — Антон подвел свою лошадь к телеге и стал запрягать. Поправил поклажу, что надо перевязал крепче, надеялся, что когда они поедут, будет дремать, лошадь сама будет идти вслед за телегой Дымова. Лес проснулся щебетаньем птиц, и стрекотом сорок. Из палатки стали выползать люди. Антонине нравился один офицер, его имя капитан Петров, она всегда за ним наблюдала исподтишка, когда никто не видел. Петров был ее идеалом мужчины, когда он снимал мундир и рубашку, шел мыться, его мышцы играли от простых действий, и в тот момент Антонина непростительно забывалась, готова была смотреть на него долго, долго, и восхищаться его мускулами и статью. Когда каша сварилась, они случайно оказались вместе у котла и одновременно протянули руки к одной миске. Антонина резко одернула руку и сказала.

— Прошу вас господин капитан. — Капитан одарил ее изумленным взглядом, она же только ему улыбнулась, обнажив ряд белоснежных зубов. Этот солдат, показался Петрову таким обаятельным, что после этой встречи, чаще стал кидать на него взгляды. Эти взгляды были дружественными, в них не было ничего предосудительного, и когда после завтрака отряд пустился в дорогу, заметил, что солдат дремал, и часто оглядывался, не видел ли кто. Когда он уснул по-настоящему, Петров спешился и привязал свою лошадь к телеге, сам сел рядом с Антоном. Капитан незаметно взял из его рук повод и стал управлять лошадью. Офицеры смотрели на это сквозь пальцы.

— Господин капитан, вы, что сегодня за кучера, — балагурил Грибов.

— Рядовой Щеглов сегодня охранял нас, неся дежурство и, кстати, Дымов тоже, посмотри, он не спит?

— Нет, нормально, едет. — Грибов, тоже привязал свою лошадь к телеге Антона и развалился между поклажей и Антоном.

— Знаете, господин капитан первого ранга, я и не знал, что буду в отряде с братом барышни, в которую влюбился. Ее звать Прасковья, и у нее серые глаза. Всегда ли серые глаза красивые? Из того рассказа, что нам рассказал доктор Назаров, я понял, что все люди с серыми глазами симпатичны.

— Не всегда, это не признанное утверждение, я знавал людей с серыми глазами, и в них видел только холодность, и они были неприятными. — Грибов запел.

Женюсь, женюсь, какие могут быть пирушки

И буду счастлив я вполне,

Но, вы, но вы, мои вчерашние подружки

Не печальтесь обо мне. Вся жизнь моя вами как солнцем согрета

Ивета, Лизета, Жанета, ох, Жоржета.

Я говорю вам до свиданья, Я говорю вам до свиданья.

Расставания ни для нас.

Антон, услышал голос Грибова и проснулся, он ничего не понял и смотрел на Петрова широко открытыми глазами.

— Простите, господин капитан первого ранга, я задремал.

— Спи, спи, рядовой Щеглов. Пока я у штурвала. Тебя разбудил капитан Грибов своей серенадой.

— Кстати, знаете рядовой Щеглов, как мы познакомились с вашей сестрой. Она гуляла с хозяйскими детьми, это были два мальчика, восьми и семи лет. У одной дамы, вор украл сумочку, и она подняла крик. «Вор, ловите вора». Этот невоспитанный элемент, пережиток древности, когда не всех еще посадили воров на кол, бежал прямо на вашу сестру. Я стоял на другой стороне тротуара и с интересом наблюдал. Ваша сестра и секунды не думала, подставила ему подножку, а когда он, взмахнув своими ветками, падал, она вырвала сумочку и отдала подбежавшей дамочке. Тут мне пришлось вмешаться, потому что этот элемент, вынимал нож из кармана, и тут я увидел, что барышня испугалась, но она испугалась ни за себя, а за детей. Спрятала их за себя и стояла, глядя большими серыми глазами, которые мне показались самыми красивыми глазами на всем свете. Я предложил ее проводить, и тем самым узнал, что она работает гувернанткой.

— Благодарю вас, господин капитан, вы настоящий джентльмен.

— Но, передо мной и сейчас стоят ее глаза, я вынудил ее прийти на свидание и поцеловал. Это был такой поцелуй, что унес меня на облака. Вы меня не вызовите на дуэль из-за этого. Я проговорился, но я хочу жениться, и попросил ее, меня ждать.

— Я верю вам, господин капитан. Если бы я даже хотел вас вызвать на дуэль, то боюсь, только бы унизил себя, а не вас.

— Почему?

— Потому что, я ниже вас по званию, естественно, солдат не имеет права вызывать своего командира на дуэль.

— Ты славный малый, можешь не беспокоиться о своей сестре, она будет моей женой, дай бог живыми вернуться, а то мне цыганка нагадала, бог знает, что, какую-то несуразицу.

— Вы верите цыганам?

— Эта цыганка особенная, она работает в ночном клубе. Она мне симпатична тем, что поет как ангел, такие задушевные песни, что душу выворачивает наизнанку. И, я тоже, беря гитару, сразу вспоминаю ее. — Грибов опять запел, а Петров посмотрел на Щеглова и увидел, что от него полностью ушел сон, он оседлал своего коня и отдал повод солдату.

— Рули рядовой сам, коль выспался.

— Благодарю вас господин капитан первого ранга. — Петров посмотрел на Антона, в его зеленые глаза, и подмигнул с дружеской улыбкой. — Отряд ехал по 60 градусу северной широты от самого Петербурга, потому что их город стоит на этой широте, и им не надо никуда сворачивать, до самого места катастрофы, за исключением того, если на пути встанет река. Но, реку Каму они решили обойти, там совсем маленький ее хвостик петлял, петлял, и из-за него им надо было два раза рубить плот. Экспедиция поднялись на два градуса севернее Печоры и обошли ее исток, теперь им путь был открыт вплоть до Оби. Перед ними открылись Уральские горы, и только геолог Медведев мог их провести через них, потому что он их облазил вдоль и поперек. Они пришли к конусообразной горе, которая подпирала небо, около ее пика плыли облака. Гора называлась, Манарага, так сказал Медведев, и она завораживала глаз. Издалека она казалась ровной, и только вблизи, можно было увидеть все утесы и неровности, испещренные канавами и ущельями, ведь с гор Урала много рек и речушек берут свое начало. Прекрасное зрелище, Медведев решил здесь остановиться и о чем-то договаривался с князем Светловым. Он видел, что многие стояли, завернув голову вверх.

— Любуйтесь, любуйтесь, завтра будете все проклинать.

— Почему? — Спросил Дымов, стоящий около, геолога.

— Потому что тебе завтра придется, толкать свою телегу вверх в гору, лошадь не справится одна.

— Куда?

— В гору, конечно. Придется немного подтолкнуть, но не пугайся, совсем немного, километров сорок ни больше.

— Километров сорок? — Выдохнул из себя Дымов, — а, на какую высоту?

— Тоже не на большую, метров 500, может чуть больше, а потом будет спуск, и мы перекочуем на Западную Сибирскую равнину.

— Вы видно, здесь человек свой. Расскажите, что вы здесь нашли? — Дымов пристал к Медведеву, который оглядевшись, выбрал себе удобное местечко, чтобы отдохнуть. Раскурил не спеша трубку и посматривал, вокруг себя, как хозяин этих мест.

— Да, много протоптал я здесь тропинок, — закивал Медведев, соглашаясь с Дымовым. Где горы привечали, а где и нет. Богатые горы, наша русская сокровищница, можно с уверенностью сказать. Здесь есть железная руда и медная, есть никель и колчедан. Большие залежи угля и даже россыпи золота. Про эти горы много сказок сочинили простые люди.

— Какие? — с интересом спросил Дымов, как будто собрался их слушать.

— Про хозяйку этих гор, ее зовут хозяйка медной горы.

— А, вы хоть одну знаете?

— Знаю, конечно, если кого хозяйка встретит, а встречает она скрытно и превращается в ящерицу. Так вот, если она кого встретит и полюбит, тому не пожалеет и откроет одну из своих кладовых.

— Расскажите что-нибудь, — попросил Дымов, он хоть и был уже двадцатилетним солдатом, но в сказки верил и любил, как маленький.

— Хорошо, расскажу, был я как-то в этих местах, ходил, ходил, ничего толкового не попадалось. Я устал и задремал. Проснулся я оттого, что по мне что то, холодное пробежало. Я подумал змея, я их не очень боюсь, но все же не сильно горю желанием с ними встретиться. В горах плохо с ними встречаться, если укусит, кто тебе поможет, а бывает так, что и полчаса достаточно, чтобы человек умер. Так вот вижу я ящерку, она как разумное существо не боится меня и не убегает. Я достал свой вещмешок и достал оттуда ломоть хлеба, и покрошил крошечек. — Возьми, говорю ей, поешь, небось, голодная, что здесь кроме камня то есть? Покрошил и любуюсь ею. Говорю ей, какая ты красивая, твоя кожица переливается, словно самоцветами, вот один твой бочок, словно из уральского изумруда, а спинка из малахита, а животик, словно из хризолита, а глазки, настоящий голубой топаз. Смотрю, а около меня уже не ящерка, а краса ненаглядная стоит, в зеленом сарафане, с черной косой и голубыми глазами. Она как рассмеется и говорит.

— Что испугался? Только что сыпал комплементами, словно самоцветами, а сейчас побелел.

— Испугаться, не испугался, а такую красоту увидеть, не готов был, и речи лишиться можно.

— Не пугайся, за доброту твою, и знания, какие вижу, у тебя есть, подарю тебе один камешек, говори наугад, какой желаешь видеть?

— Турмалин вишневый.

— А, почему именно турмалин?

— Хочу подарить его своей невесте.

— Ну, что же, дари своей нареченной, только он много счастья не принесет ей. — Тут она исчезает, а я просыпаюсь, видать сильно задремал, думаю, ну и сон приснился, надо же, как на яви, а потом вижу крошки, накрошенные мною, и камень рядом лежит. — Медведев достал из кармана тряпицу и развернул ее. Ту все собрались посмотреть на вишневый камень. — Вот он. Тут пошел камень по рукам, все пересмотрели, и он снова вернулся к геологу.

— Что вы коллега хотите этим сказать? — Спросил его Петров. — Что видели саму Хозяйку Медной горы?

— Не знаю, что это был сон, или, правда, только камень точно лежал там, где полчаса его там не было.

— А в каком месте, мы будем проходить? Далеко от того места?

— Нет, не далеко, хотя хозяйка может появиться в любом месте, эти горы ее дом.

— Смотри не споткнись, золото там, будет лежать целыми булыжниками. — Посмеялся над ним Грибов.

— Сожалею, но золото ни здесь, чуть севернее села « Березовское». Но, и другими сокровищами богат наш батюшка Урал, например малахитом, топазами и изумрудом, аметистом, яшмой. Говорят, уральские резчики по малахиту отделывали комнату Екатерине II. И, чаши из малахита украшают залы императора. Потом алтарь храма Спаса на Крови, весь из малахита, красивый камень, только чтобы добиться красоты той, семь потов пролить надо. Солдаты ставили палатки, рядом текла речушка холодная, холодная и прозрачная, как слеза. Кашевар позвал несколько солдат с собой, чтобы пройти к горе, где ели и сосны окружали гору, как кружевом. Надо было собрать хворост и сучьев, чтобы разжечь костер.

В этот раз пошли солдаты из группы Кудрина, а Антонина пошла в сторону реки. Ей надо было сделать свои женские дела, но кусты были редкими, и ничего не получилось, если только ночью, подумала Антонина, когда все улягутся спать. Все же она прошла по берегу и разведала, где ей ночью лучше расположиться, чтобы никто не увидел. Пока она ходила по берегу, ей повстречались два зверька, выдра вынырнула из воды с рыбой в зубах, и белка, видимо прибежала воды напиться, и потом снова скрылась в ельнике. Кусты, как ни странно оказались малиной, и на некоторых даже имелась ягода. Антонина нашла куст, который больше краснел и начала его обирать. Ее испугал полковник, она подумала, что может, медведь, они ведь сладкоежки всем известные. Полковник прищурился своими синими глазищами, такими красивыми, которыми он всегда завлекал барышень, и произнес.

— Балуешься рядовой Щеглов?

— Так точно, господин полковник, балуюсь. — Полковник, улыбнулся одними глазами, и тоже пару ягодок сорвал. Потом он пристально посмотрел на Антона и произнес.

— Малиной губы накрасил, словно девица, — он подошел совсем близко, пристально посмотрел в глаза, потом похлопал по плечу и сказал. — Ну, балуй, балуй.

— Вы что-то хотели мне сказать?

— Нет, просто по малой нужде сходил, и все. Лень какая-то по телу, не знаю, чем размяться. Вода ледяная, не искупаешься. Ешь, ешь, если любишь, я не люблю малину, косточки в зубах застревают.

— А, вы господин полковник их травинкой.

— Нет, не хочу, благодарствую, ешь сам. — Когда Антон вернулся к лагерю, котел уже кипел, и там булькала жидкая каша, приправленная грибами. Семенов вручил ему два ведра и велел принести воды на чай. Рядовой Щеглов пошел снова к реке, и чтобы набрать чистой без песка воды, потому, как у гор река была еще мелкой, надо было разуться и войти по колено в реку. У истока глубина была малой, как не набирай, все равно у берега песок захватывался. За ним увязался Дымов, он всегда за ним бегал, как хвостик. Антон снял ботинки, гетры, портянки, и засучив штаны по колено, вошел в воду, и непростительно для солдата взвизгнул, как обычно делают барышни. Дымов не обратил на это внимания, но к ним шел капитан Петров и он услышал. Антон зашел в воду по колено и набрал ведро воды, вынес, отдал Дымову, и пошел со вторым ведром.

— Что вода холодная? — Спросил Петров.

— Да, господин капитан первого ранга, очень холодная. — Антон стоял перед ним с засученными штанами, и капитан невольно посмотрел на его ноги. Ноги барышни отличаются от мужских, нет волос и форма более изящная, именно такие ноги он и увидел у этого рядового Щеглова, а главное ступня не большая, не больше чем у обычной барышни.

— Польешь мне из ведра? — Щеглов кивнул головой, подворачивая пальцы на ногах, которыми Петров склонившись, как раз любовался. Капитан снял мундир, и рубашку, оголил торс перед Антоном, а сам глаз не сводил с лица солдата. Щеки солдата заалели, и взгляд метался, не знал, куда бросить его, если перед тобой стоит с голым торсом мужчина, который тебе не безразличен. Глянув еще раз на ноги, капитан склонился над ними и подставил спину.

Антон лил воду на спину капитана тонкой струйкой, и она растекалась во все стороны. Капитан попросил потереть ему спину, и Антон с большим усилием воли дотронулся до спины и стал ее растирать. Антон подгибал пальцы, потому что они ныли, а спина капитана стала красной. Петров намылил руки и мыл подмышки и грудь. Его спина и руки играли буграми в мышцах. Вода обжигала, и капитан только кряхтел, немного воды попало на кромку пояса и капли стекали под него, по тонкой полоске волос, которая там пряталась.

— Намыль мне спину? — Попросил капитан, и Антон опять несмело прикоснулся к телу мужчины. — Смелее, смелее, три, три, а теперь смой. Антонина слегка наклонила ведро, и тонкой струйкой смыла со спины мыло. Когда капитан выпрямился, их глаза ненадолго встретились, совсем ненадолго, на тысячную долю секунды, но Антону показалось, что он уловил какие-то смешинки в глазах капитана.

Рядовой Щеглов снова вошел в воду, на этот раз утерпел и только затаил дыхание, зачерпнул воду и вышел, сел на пригорок и стал закручивать портянки, потом гетры и ботинки. Все это время капитан стоял, вытирался полотенцем и смотрел, улыбаясь. Антон не дышал и старался делать все, как делают солдаты, четко, почти автоматически.

Антон часто стоял где-нибудь в сторонке и наблюдал за солдатами или офицерами, ей надо привыкать, делать все, как они. Встал, обтянул гимнастерку и пошел к костру. Петров смотрел ему в след. Что-то в этом солдате было подозрительного, он почему-то ему нравился, а так не должно было быть, как мог обычный солдат нравится офицеру. С некоторых пор капитан заметил, что он чаще стал на него смотреть, а зачем, почему, и сам не мог объяснить эту причину. Однажды, они ушли от рек далеко, когда проходили территорию между Печерой и Обью. Для питья набрали все емкости, которые у них были. В это время ничего не варили, а только ели сухой паек, в который входил мешочек сухарей, и тушенка, и пили чай.

Чтобы разнообразить свой рацион в питании, Антон искал белые грибы и нанизывал их на прутик, а когда вечером разводили костер, он их поджаривал. Немногие догадались, что это съедобно, и даже вкусно, если к тому же, взять соли у поручика и посолить. После того, как Антон поджарил один прутик, и угостил им капитана Петрова, другие тоже на следующий день умнее стали. Петров принял прутик, и поблагодарил солдата.

— Нет за что, господин капитан, ешьте на здоровье. — Рядовой Щеглов стал крутить другой прутик, и запах разнесся по всему лагерю.

— Поручик Семенов, что вы готовите? — Спросил Светлов, — выйдя из своей палатки.

— Ничего, ваша светлость, это рядовой Щеглов, раньше еще догадался и нарезал белых грибов.

— Молодец, какой. — Князь посмотрел на солдата, разочаровано отвернулся и скрылся в палатке. Щеглов дожарил грибы, и подумал, есть или не есть. Это сомнение на лице Антона, уловил капитан Петров. Но, Щеглов встал и прошел в палатку.

— Разрешите ваша светлость?

— Входи, входи, чего ты хотел?

— Да ничего, вот съешьте несколько грибов, должно быть вкусно, как мясо.

— Благодарю вас рядовой Щеглов. — Светлов попробовал, и сделал удивленное лицо. — Правда, вкусно. Когда ты успел насобирать грибы, вроде не останавливались?

— Да, по дороге, один заприметил, срезал, а потом глаза сами искали, а их около дороги можно было много найти.

— Молодец Щеглов, ставлю тебе плюс в твоей наблюдательности. — Солдат вышел, и сел около друга, достал свои сухари и стал грызть.

— У тебя больше нет? — С надеждой спросил Серега.

— Нет. — Петрову стыдно стало, что солдат отдал ему, и генералу заготовленные им грибы. Прошел к своему сундучку, достал плитку шоколада, и когда вокруг не было никого, он подошел к солдату и протянул ему шоколад.

— Зачем? — Удивленно, спросил Антон.

— Ты раздал свои грибы и остался голодный.

— Нет, я наелся сухарей.

— Хорошо, не буду спорить, это дополнение к твоим сухарям.

— Спасибо, — покраснев, от смущения, ответил солдат. Петров отошел и подумал. Все же, что-то с этим солдатом, было не нормально. Нет, нет, да и посмотрит капитан на него. Не имело значения, когда это было, на привале или в пути, когда он ласково понукал свою Марусю. То, что-то бормотал про себя. Пришла весна и заявила, свои права на все вокруг. Руки широко над землей распахнула, привечая сибирских подруг. Зажгла огонь малиновый на сопках, багульник буйно в цвет пошел. На березах стройных листва из шелка, природа выложила товар на стол.

— Что ты там под нос себе бормочешь? — Спросил Дымов.

— Да, сочиняю письмо матушке.

— Глупец, откуда же ты его пошлешь?

— И, то, правда, почтамта нет поблизости.

— Что уже соскучился?

— Я обещал, каждый месяц писать.

— Вот вернемся в казарму, сразу два напишешь, или даже три.

— Да, если вернемся.

— Что ты сказал?

— Да, говорю, так и есть, забросаю матушку письмами. — И, тихо добавил, если они ей только будут нужны. Последний подозрительный инцидент с Антоном произошел, когда они остановились уже на ночевку. Солнце еще не закатилось, Медведев был в этих местах и привел всех к небольшому озеру, в нем можно было обмыться, набрать воды на кашу, напоить лошадей, и все принялись за дело. Антон выпряг свою Марусю, подвел к берегу, напиться воды и отпустил уздечку. Сергей Дымов разделся до исподнего и завел свою лошадь в воду. Сам мылся и почистил лошадь.

— Антон раздевайся, вода теплая. — Видел, желание было у друга, но тот поманил его и прошептал на ухо.

— Слушай, Дымов, с этих сухарей не могу сходить уже третьи сутки, по большой нужде. Уведешь мою Марусю со своей лошадью, когда накупаешься, а я пойду, посижу в лесу подольше, может, получиться?

— Давай, иди, уведу, конечно. — У Антона и, правда, живот скрепило, ушел, оглядываясь, чтобы за ним никто не последовал. Нашел куст, где засел, и долго там просидел, когда услышал шаги, быстро поднялся, слава богу, что получилось, и вышел из кустов. Когда поднялся, то увидел Петрова.

— А, рядовой Щеглов, и ты здесь. — Капитан без стеснения расстегнул штаны и стал мочиться. Антон смущенный отвернулся и хотел пройти мимо. Петров остановил его вопросом. — Сколько тебе лет?

— Двадцать, — ответил Антон.

— Ты учился где-нибудь?

— Только в школе.

— Почему дальше не пошел учиться?

— Отец умер, надо было идти работать.

— И, где же ты работал?

— Клерком на Путиловском заводе.

— Когда вернемся, хочешь, я тебя к себе возьму?

— Куда?

— На корабль.

— Нет, господин капитан, меня морская болезнь изведет.

— Что укачивает?

— Так точно. — Капитан ударил его слегка по плечу, и рассмеялся. — А, на вид ты не кажешься таким неженкой. Петров его обнял за плечи, и продолжил. — Ты знаешь, что такое море? — Он глубоко вздохнул и романтично закрыл глаза, втянув воздух. — Море так пахнет, — сказал капитан, — ни одна барышня мне не заменит запах моря. — Антон стоял и смотрел снизу вверх на красивое, мужественное лицо капитана. Капитан открыл глаза, и они встретились взглядом. Какая-то искра между ними пробежала, и в глазах Антона он уловил, если не любовь к морю, про которое он рассказывал то, по крайней мере, интерес. Иначе он не смог бы объяснить взгляд этого рядового, полный какой-то необыкновенной, томной романтики. Его глаза блестели, если бы он понимал море, то Петров бы сказал, что это была ностальгия, по морю. Капитан сжал его плечо, и они пошли дальше, вышли из леса, и пошли каждый по своим делам. Капитана беспокоила какая-то тревога, сам не знал, что с ним делалось. Вроде должно было быть все нормально, до места еще далеко, но какая-то внутренняя тревога рвала сердце и оно, то громко стучало, то наоборот почти останавливалось, и его еле было слышно. Капитан, оглядевшись, посмотрел на каждого члена экспедиции, и нашел того, кто волновал и беспокоил его. Петров дождался, пока ночью все заняли свои палатки, дежурные двое остались у костра, он проследил за Антоном, который пошел, зачерпнул воды и опять, и повесил на треногу греться. Когда вода согрелась, он взял ведро и пошел к озеру.

— Ты куда? Спросил его дежурный солдат.

— Пойду немного разведу холодной водой да обмоюсь. — Была ночь, и не было ничего видно. Костер издали только бросал всполохи. Антонина разделась, аккуратно положив свои вещи, и присела в кустах подмыться, когда она это все проделала, то услышала шорох, вздрогнула, и испуганно обернулась, когда перед ней кто-то встал. Этот кто-то, ее прижал к своей груди, а рука опустилась вниз, нащупал ее интимное место и замер.

— Ты девица? — Прохрипел он. Антонина узнала голос Петрова, она молчала, пока он ее не сжал в своих руках, и не поцеловал. Антонина с силой его оттолкнула и стала быстро одеваться. Но, он все же ее опередил и снова набросился на нее и обнял. — Так вот почему меня к тебе так тянуло, — произнес капитан, — инстинкт самца, почувствовал самку. — Капитан здесь же ее завалил и, придавив своим сильным телом, овладел ею. Антонина молчала, вырывалась, но вырваться не могла, силы были не равны. Не могла кричать естественно, капитан целовал ее и был ей благодарен за ее молчание. Антонина оказалась девственной, и Петров ее целовал за это, что она подарила ему себя, целовал везде, шею, лицо, а когда его руки пролезли под майку, то нащупали небольшую, но очень нежную грудь, сжал ее в своей ладони, и зарылся носом в ее шею, вдыхая ее запах. — Оказывается, я сегодня был не прав. Ты пахнешь лесом и это здорово, совсем не хуже моря. Капитан растягивал удовольствие, не давал быстро завершиться эрекции, но будучи голодным в этом плане, получилось быстро само собой. Понимал, что не должен был здесь долго находиться, когда экстаз подкатил, и ему захотелось выкрикнуть в небо, он заглушил себя поцелуем. Потом поднялся, заправился и ушел кругом, чтобы его не увидели, сидящие дежурные, у костра.

Вскоре и Антонина пришла в свою палатку. Ее колотило от произошедшего инцидента у озера, и она не знала, что завтрашний день ей сулил. То ли расплата, то ли позор. Ждала приговора, так и не закрыв глаз. У нее до сих пор тряслись руки, и она не могла их успокоить. Когда все поднялись, стала помогать слаживать палатку, и иногда видела, как на нее смотрел издали Петров, смотрел на нее, то пытливо, то с усмешкой, то с такой пугающей похотью в глазах, что у нее колотилось сердце, и готово было выскочить из груди, она опускала глаза и отворачивалась. Сложили палатку, Дымов помог ее загрузить на телегу. Антон пошел за своей лошадью Марусей, Дымов потянулся за ней, тоже свою лошадь поймал и вел за узду. Они впрягали своих лошадей, когда Петров подошел и сказал.

— Уложите поклажу так, чтобы место оставалось в телеге. Сильно голова болит, не мог спать всю ночь, немного вздремну. — Его глаза прощупывали Антонину всю, с ног до макушки, сверля ее спину, она старалась на него не смотреть и не разговаривать.

— Слушаемся господин капитан, — отрапортовал Дымов, а Щеглов промолчал, надеясь, что он ляжет в телегу к Дымову. После завтрака поехали в путь. Дымов и правду поверил, что телегу придется тащить в горы, но Медведев только улыбался ему. Геолог знал дорогу, где предгорья были прорезаны сквозными долинами.

— Так ты кто, Антонина выходит? — Спросил Петров, лежа в телеге, и не видел, что Антонина закусила по привычке губу и молчала. Капитан повернулся на бок, и просунул руку ей между ног. Антонина резко отстранилась, и широко раскрыв глаза, посмотрела на него, готова была сопротивляться. Петров покачал головой.

— Не надо возни, никто не увидит, если будешь сидеть тихо. — Капитан потрогал треугольник и прочертил пальцем воображаемый разрез и сказал. — Какая ты сладкая, я вчера действительно не мог заснуть, ты меня только раздразнила, я хочу тебя еще, до безумия, просто не могу сдерживать себя, сжал ее ягодицу. Его большой палец, был в том месте, где прореха застегивалась на пуговицы. Гладил им это интимное место и смотрел на ее профиль. — Какие у тебя длинные ресницы, и какая притягательная, сексуальная нижняя губа. Ты не хочешь мне рассказать, как так получилось, что ты оказалась в армии? — Антонина посмотрела на него, обреченным взглядом, и спросила.

— Зачем?

— Чтобы понять, почему такая красивая барышня пошла в армию? — Ее рассказ растянулся надолго, а когда она рассказала, то почувствовала, как он подался всем корпусом к ней и наклонил ее на спину. Стал целовать жадно и неистово. Таких поцелуев она явно не испытывала в своей еще молодой и неопытной жизни. Их телега ехала последней и они умышленно отстали. Петров целовал ее с сумасшедшей страстью и с каждой минутой распалялся, все больше и больше. Заглядывал Антонине в глаза и видел зеленое море. Ведь всегда так было, что было запретным, всегда больше манило. Петров еле сдержал себя, чтобы не заняться ею, прямо в телеге. — Сегодня, вечером, когда я пойду в лес, иди за мной, — сказал он и слез с телеги, оседлал свою лошадь, и ускакал вперед, где ехали все всадники.

Но, Антонина решила больше не попадаться ему на дороге, и всегда ходить с Дымовым, везде, кроме, как по нужде. Ехали шесть часов, потом сделали привал, лошади устали. Светлов распорядился разбивать лагерь. Семенов позвал Щеглова чистить картошку. Сегодня будет картошка с тушенкой, картошка много места занимала в телегах, и князь решил ее в первую очередь съесть. Чистил ни один Щеглов, еще трое солдат сидели. Антонина задумалась, о том, что произошло, и что дальше будет. Чистила картошку чисто механически, и не на кого не смотрела, думала про себя и совсем не замечала, что на нее смотрят те, кто с ней сидел рядом. Антонина сидела на березовой чурке, а Злобин и Воробьев сидели просто на траве, но когда они стали удивляться, она отогнала свои мысли и уставилась на них.

— Что? — Ее взгляд, непонимающе, смотрел на них.

— У тебя здорово получается, мы двое полведра, а ты один уже почти ведро начистил. — Подошел Семенов и посмотрел работу.

— Молодец Щеглов, и много и тонкая шелуха, а вы полкартошки срезаете и будете есть шелуху, вот заставлю перечищать, будете знать. — К шумевшему кашевару, подошел полковник.

— Что тут у вас? — Грозно спросил он.

— Все в порядке, господин полковник, вот ругаю, что толстую кожуру срезают. — И, Петров не упустил момента, подошел и посмотрел, как Щеглов чистил картошку, даже, как нож держал, он таинственно ей улыбнулся. Антонина посмотрела на него исподлобья и снова опустила глаза. Пока не начистила, потом пошли мыть в реку, и снова ее послали за водой.

— Ну, почему только я, вода холодная, неужели из тридцати солдат только я должен разуваться и разуваться. — Возмутился Антон, всегда был такой исполнительный, что Семенов и правда часто гонял его, а тут он смотрел на него, и у него бровь к верху полезла, что новобранец повысил голос.

— Ты с кем так разговариваешь? А, ну бери ведра и бегом за водой. — Тут подошел Петров и сказал.

— Вы поручик не правы, сказал Петров, вода и правда холодная, простынет, нам же придется из-за него терпеть какие-нибудь неудобства. Его назад в казарму не пошлешь, и придется лечить здесь, народными средствами. Чередуйте, чередуйте, людей.

— Слушаюсь, господин капитан первого ранга. — Поручик повернулся к Щеглову и крикнул. — Отставить Щеглов, Дымов принеси воду на картошку и на чай так же не забудь. — Антонина посмотрела на улыбающегося Петрова, и снова отвернулась. Теперь он стал ее ангелом хранителем, преследовал везде, ходил за ней как пастух, и если удавалось, где-нибудь зажать между сосен, всегда страстно целовал, с того момента, когда он ею овладел уже прошло полмесяца. Петров жаждал ее, уже на следующий день снова с ней уединится, но никак не получалось, она его избегала.