Глава 2 - Недостойное графини занятие

— Здравствуйте, тётушка Софи! — Эндрю Эрс, прищёлкнув каблуками, галантно поцеловал Софье Владимировне руку.

Молодая дама, которая вполне могла бы показаться красивой, если бы не высокомерие, застывшее в каждой черте её лица, приветливо улыбнулась:

— Здравствуй, мой дорогой! Я очень рада, что ты приехал! Как поживают Джордж и Эмили?

— Спасибо, очень хорошо, как и сёстры. Велели кланяться, — юноша учтиво поклонился.

— Совсем по-русски! — Засмеялась Софья Владимировна. Смех у неё был странный: даже если она, как сейчас, радовалась совершенно искренне, он почему-то звучал ледком и вовсе не грел собеседника.

Эндрю понизил голос и, не церемонясь, спросил в самое ухо графини Ореховой:

— Откройте мне тайну, тётушка: что же это за срочное дело, ради которого Вы вызвали меня из Англии так спешно, да притом под большим секретом и меня одного?

— Садись, Эндрю, — Софья Владимировна кивнула на стоявший у камина стул. От этого жеста многочисленные бусы на её шее негромко звякнули, что явно поннравилось хозяйке. — Дело почти что государственной важности.

— Я весь внимание, — опешил от такой формулировки Эндрю. Сел на предложенный стул и в подтверждение своих слов вперил в двоюродную тётю сосредоточенный взгляд.

Софья Владимировна расправила подол бледно-салатового летнего платья, выпрямилась на стуле, сложила на коленях свои тонкие холёные руки, все в перстнях и браслетах, и медленно, с достоинством начала:

— Скажи, у твоего отца нет пока брачных планов на твою сестру Джулию?

— Насколько мне известно, пока нет.

— Ей ведь шестнадцать, верно?

— Верно. День в день ровесница Вашей Бетси.

Софья Владимировна выждала небольшую паузу, как бы не решаясь подойти к самому главному. Перевела дух и заговорила снова, ещё больше понижая голос:

— Ты знаешь, должно быть, что у моих детей много-много лет состояла гувернанткой Лидия Николаевна Журавлинская...

— Да, знаю, мне даже довелось видеть её однажды.

— Она вырастила Валю, а потом осталась в качестве гувернантки при Лизе и Саше. И это была моя ошибка. Пожалуй, одна из самых больших ошибок в моей жизни...

— Но почему? Разве Валентина она плохим человеком вырастила?

— Замечательным! А потом бессовествно влюбила его в себя! Ты представляешь, какой позор: мой чистый мальчик потерял голову от зрелой женщины на шестнадцать лет его старше, да ещё и без роду-племени! Конечно же, я сразу дала ей расчёт! Чтобы мой сын крутил амуры с гувернанткой! Это совершенно немыслимо! Но она, видно, крепко околдовала моего мальчика своими чарами, потому что с тех пор, как я её рассчитала, он не глядит ни на кого из барышень. Но мне бы очень хотелось, чтобы Валентин женился на равнородной, а если на своей, так и ещё лучше… Одним словом, я буду очень рада, если твоя сестра Джулия сумеет покорить его сердце. Приезжайте к нам все вместе на Валины именины тридцатого июля.

— Тридцатого июля… — повторил Эндрю. — Ровно через два месяца… Спасибо за приглашение, тётушка! Я понял задачу и, думаю, Джулия обрадуется такому повороту событий.

— Ещё бы ей не обрадоваться!

— А кстати, они ведь троюродные брат и сестра. Ваша церковь разрешает браки между столь близкими родственниками?

— Двоюродным нельзя. Троюродным можно, — отрезала Софья Владимировна тоном, не терпящим возражений.

Выходя от двоюродной тётки, Эндрю наткнулся на Elise, ждавшую у двери своего права войти. Улыбнулся ей и спросил с ехидцей:

— А где же мой конь, Mademoiselle?

— Рассёдлан, раскован, почищен, накормлен, в конюшне, — деловито отчиталась девушка.

Эндрю долго и как-то слишком пристально смотрел на свою собеседницу, потом, не стесняясь, шепнул ей:

— Мне нужно поговорить с Вами, Mademoiselle.

— Маменьке тоже, — кивнула Elise на дверь уже со смехом.

— Крошка Бетси сегодня нарасхват! — Воскликнул юноша. — То гувернантка, то маменька, то я...

— Да уж, — уже совсем рассмеялась Лиза, — не дают спокойно заняться делом!

— Каким же это делом занимается графская дочь солнечным летним вечером? Благотворительностью?

— В каком-то смысле да. Всю весну шли дожди, у крестьян пострадали дома и огороды. Нужно помочь им.

Эндрю удивлённо поднял брови, потому что Elise говорила совершенно серьёзно. Заметил, что подол её голубого платья выпачкан в грязи и глине. Бесцеремонно взял её руку — так и есть: ладонь исцарапана, под ногтями комки земли. Его глаза ещё больше расширились, но сказать ему девушка ничего не дала:

— Прошу прощения, меня маменька заждалась. Если Вы хотите поговорить со мной, давайте встретимся сегодня в шесть часов в саду нашей усадьбы.

— Отлично! — Кивнул лорд Эрс-младший. — Договорились!

— Боже, Elise, посмотри на себя! — Схватилась за сердце Софья Владимировна, увидев дочь. Лиза нашла глазами зеркало (что было нетрудно, потому что в комнате старшей графини Ореховой зеркал было великое множество), улыбнулась отразившейся в стекле тоненькой девушке со сколотыми в свободный хвост огненно-рыжими волосами, аккуратным носиком и тонкими губами, приподняла одну бровь:

— По-моему, очень даже неплохо. Что именно Вам не нравится, маменька?

— Да как ты смеешь разговаривать с матерью таким тоном?! — Взвилась Софья Владимировна. — Это всё эта гадина виновата! Воспитала тебя строптивой!

Прекрасно поняв, что под "этой гадиной" подразумевалась Mademoiselle Lydie, Лиза невозмутимо ответила:

— Смею заметить, маменька, что пока моей гувернанткой была, как Вы изволили выразиться, "эта гадина", Ваша дочь была кроткой и послушной девочкой.

Мать-графиня закусила губу, поняв, что возразить ей нечего. И правда, Elise отбилась от рук уже после того, как Лидия Николаевна Журавлинская покинула их дом. Что скрывать, воспитательницей она и правда была прекрасной. До тех пор, пока… даже и вспоминать не хочется! Больше всего на свете Софья Владимировна Орехова мечтала выбросить из памяти тот день, когда, отправившись в дальнюю сторону их петербургского сада — она редко туда заходила, но в тот раз ей понадобились мускатные розы, чтобы украсить дом к своему тридцатипятилетию — графиня вдруг увидела своего старшего сына целующимся с этой… Лидией. А предательства Софья Владимировна не прощала никогда, тем более, в своей семье. Mademoiselle Lydie была освобождена от своих обязанностей в тот же вечер, а Валентин отправлен учиться в Кембридж, под надзор дяди Джорджа и тёти Эмили. Elise и младший брат, Саша, которому в ту пору было девять с половиной лет, в качестве демонстрации протеста стали выходить из повиновения, и даже нанятая на работу вместо Лидии Миссис Петерс не очень-то могла их унять. Лидия Николаевна Журавлинская с тех пор никак не давала о себе знать, и графиня Орехова знала наверняка, что Валентин с ней нигде не встречается. И это Софью Владимировну несказанно радовало.

— Да, а мой мальчик был невинен, — парировала графиня нападение дочери.

— Маменька, Вы знаете, как мы дружны с братом, у нас нет друг от друга никаких секретов, и хочу обнадёжить Вас: Ваш мальчик невинен по-прежнему, — Лиза стыдливо потупила глаза, как бы смутившись того, что приходится обсуждать с матерью такие темы. Этот жест, надо сказать, подействовал лучше всего: Софья Владимировна сразу переменила тему, чтобы замять возникшую неловкость. Собственно говоря, просто начала по новой:

— Так вот, посмотри на себя, Elise!

Девушка снова покорно уставилась в зеркало.

— Ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду! Подол в глине, на туфли вообще смотреть страшно!.. Ну-ка, покажи руки!

Лиза вспомнила, как Эндрю бесцеремонно рассматривал её руку, и ей почему-то стало смешно.

— Ну так и есть! Моя дочь, — Софья Владимировна сделала акцент на этих словах, — копается в земле, как простая крестьянка!

— Маменька, — начала Elise уже гораздо более кротко, — Вы же знаете, какая в этом году весна была — сплошные ливни да паводки! Знаете, сколько у крестьян работы!

— Не знаю и знать не хочу! Это их работа.

— В это, между прочим, наши крестьяне.

— Вот ещё! твоему отцу был всего год от роду, когда они перестали принадлежать семейству Ореховых и стали сами по себе!

— Временнообязанные они стали, маменька!

— Нет, это не ребёнок, а кара Божья! — Софья Владимировна подняла глаза к потолку и перекрестилась. Потом гневно посмотрела на дочь и привела решающий аргумент:

— А это платье, между прочим, из Парижа выписано!

Лиза сделала пристыжённое выражение лица и, снова потупившись, произнесла уже совсем тихо:

— Наша святая вера говорит нам, что ближнего своего нужно возлюбить как самого себя. А здешние крестьяне нам разве не ближние? Всегда рады, всегда помочь готовы.

— Заискивают! — Сверкнула серыми глазами из-под тёмных ресниц Софья Владимировна. — А ты это брось! Огородничанье — совершенно не достойное графини занятие!