Глава 3 - Младший брат

Граф Александр Аркадьевич Орехов без дела слонялся по комнатам большого дома в Троицком-Озерках с флейтой в руках. В Петербурге учитель, мсье Дарю, мучил его этюдами и душил прелюдиями и гаммами. Здесь, в Озерках, мальчик наконец почувствовал свободу и, бродя по бесконечным анфиладам комнат, слушая музыку окружающей природы, то и дело разражался мелодичной импровизацией безо всяких правил и границ, улыбался самовлюблённо и щурил от удовольствия свои длинные глаза с зеленцой.

— Выступает знаменитый флейтист-виртуоз граф Александр Аркадьевич Орехов! Аплодисменты! — сказал он сам себе и изящно поклонился.

Накануне, перед самым отъездом в Озерки, Саше исполнилось одиннадцать лет. Этот факт вкупе с болотного цвета глазами, непослушными волнами каштановых волос до плеч длиной, ангельским выражением лица и абсолютным слухом делало его в собственных глазах неотразимым.

Заслышав в парке соловья, Саша вышел на заднее крыльцо дома и, взяв флейту наизготовку, попытался повторить трель пернатого музыканта. Получилось, по правде сказать, не очень, но мальчик ни капельки не расстроился, а продолжал мучать инструмент в надежде получить хоть что-нибудь похожее. Отправился дальше из одной комнаты в другую, в большой бальной зале забрался на хоры и заиграл самозабвенно, так страстно, как только может играть одиннадцатилетний молодой человек, влюбляющийся напропалую с периодичностью раз в неделю и ещё ни разу не любивший по-настоящему. Богатое воображение графа Александра Аркадьевича Орехова рисовало ему эту залу полной огней и музыки — его музыки. Вот он, уже взрослый, стоит здесь же, на хорах, и его флейта издаёт божественные звуки, лучше которых не было ещё ни на земле, ни там, наверху, у ангелов. И весь оркестр, ведомый этой музыкой, как крысы — дудочкой Пёстрого Крысолова, подчиняется движению его быстрых пальцев по клапанам флейты, подхватывает его мелодию и рассыпает её на сотни тысяч хрустальных осколков. Потом ловит налету новую фразу и уносит её туда же, куда и предыдущую — к Престолу Того, Кто, по мнению некоторых средневековых богословов (это Саше рассказывал старший брат), создал мир не Словом, а песней, музыкой. А внизу, в сиянии преломлённых многочисленными зеркалами свечей, кружатся пары. И в самом центре — она, его единственная настоящая любовь, скольких бы сверстниц он ни дарил своим вниманием — его весёлая рыжеволосая сестра об руку с каким-нибудь достойным, но совершенно неважным Сашиному воображению кавалером. Она смеётся, запрокинув голову, и её волосы в пламени свечей отливают золотистыми искрами. Она ловит взглядом его, своего маленького озорного братца, и в серых глазах её — восхищение его музыкой. Она хлопает в ладоши, а потом протягивает руки — и он, сорвавшись с хоров, не падает вниз по закону всемирного тяготения, а летит, летит прямо к ней. И вот он снова маленький, и сестра подхватывает его на руки, целует в разрумянившуюся щёку и говорит:

— Мой мальчик, ты сегодня превзошёл самого себя!

Саша засмеялся от восторга и понял, что замечтался. Спустился с хоров и, спрятав флейту в карман жилета, протанцевал до другого конца залы весёлую польку. Продолжая танцевать, выпорхнул в соседнюю комнату — и застыл в растерянности от увиденного. Какой-то незнакомый долговязый субъект, согнувшись в три погибели, подсматривал в замочную скважину маменькиного кабинета! Заслышав шаги, незнакомец обернулся сначала встревоженно, но увидев, что это Саша, улыбнулся и озоровато приложил палец к губам. Граф Орехов-самый младший нахмурился: мало того, что бесцеремонно подглядывает, куда не следует, так ещё и смеет указывать ему, сыну хозяев этого дома! Мальчик подошёл поближе и тихо, но очень строго, собрав все свои запасы солидности и деловитости (впрочем, скудноватые), спросил:

— С кем имею честь, сударь?

Юноша перевёл взгляд на серьёзного мальчика, снова улыбнулся, на этот раз просто дружелюбно, без тени озорства, и ответил на чистейшем английском:

— К сожалению, я не говорю по-русски, поэтому не понял Вашего вопроса, сэр. Однако, в совершенстве владея не только английским и французским, но также логикой и азами дедукции, могу догадаться, о чём Вы спрашиваете. Позвольте представиться: сэр Эндрю Дональд Эрс, сын лорда Джорджа Энтони Эрса, к Вашим услугам! — Он протянул руку в белой перчатке.

Из всей этой английской тирады Саша понял только самое главное — имя. Приосанился, важно пожал протянутую руку и ответил тоже по-английски:

— Граф Александр Аркадьевич Орехов, младший сын хозяина этого дома.

— Что ж, очень приятно, братишка. Не смущайся, что я тебя так назвал: мы с тобой троюродные братья.

— Я уже понял, — ответил Саша сурово. — А зачем Вы подглядывали за маменькой?

Эндрю поманил троюродного братишку пальцем, и тот нехотя подошёл. Сэр Эрс, как про себя уже обозвал его Саша, потому что это выходило смешно, зашептал ему что-то на ухо, страшно волнуясь, но при этом стараясь говорить помедленнее и подбирать понятные одиннадцатилетнему не-англичанину слова. По мере того, как он говорил, Сашино лицо всё более прояснялось, добрело.

— Понял? — Спросил наконец Эндрю.

— Ещё бы не понять! — Уже совсем задорно отозвался граф Орехов-самый младший. — Флаг Вам в руки, сэр!

— Обещаешь молчать?

— Обещаю! под страхом смертной казни через лишение сладкого на месяц!

— Не слишком ли жестокую смертную казнь ты себе назначил? — Засмеялся сэр Эрс. Потом увидел в кармане Сашиного жилета флейту и спросил:

— Ты что, играешь?

— Играю, — кивнул Александр Аркадьевич важно.

— Я бы с удовольствием послушал!

— Пойдём, — согласился мальчик. — Я играю только в зале.

Смеясь про себя характеру этого зеленоглазого чуда, Эндрю покорно пошёл за ним в залу и целых полчаса смиренно слушал юного флейтиста. Отыграв всё, что умел, и получив щедрую порцию аплодисментов, Саша шепнул своему новому другу уже совсем доверительно:

— Ну, раз Вы открыли мне свой секрет, сэр, то я Вам открою свой. Вот: я хочу стать профессиональным флейтистом! Собирать залы, срывать аплодисменты. И чтобы дамы плакали от умиления.

— Что ж, прекрасная мечта, Александр.

— Прекрасная? — В зеленоватых глазах графа Орехова читалось недоверие пополам с надеждой. — Значит, Вы не считаете, как маменька, что это занятие не для графа?

Задумавшись, как ответить, Эндрю вспомнил свою младшую сестрёнку Маргарет, которой не так давно исполнилось четырнадцать. Может ли он представить себе её выступающей на подмостках? А почему, собственно, нет, если речь идёт не об актёрстве, а о музыке?

— В те времена, когда твоей маме было столько же лет, сколько сейчас тебе, такая мысль была бы полнейшим нонсенсом. Понимаешь это слово?

— Понимаю, не маленький!

— Конечно, не маленький, — охотно согласился Эндрю. — Так вот, а сейчас всё кругом меняется, и… словом, я не вижу ничего плохого в твоей мечте.

От этих слов Саша просто просиял. С пылом пожал своему новому другу руку и убежал делиться радостью тет-а-тет со своей флейтой. Эндрю посмотрел ему вслед с улыбкой, потом достал из нагрудного кармана часы с цепочкой, глянул на них, схватился за голову и заторопился в сад.