Глава 2

Перешагнув порог, я замерла. Этот дом оказался внутри еще больше, чем снаружи. Из холла поднималась широкая полукруглая лестница, огибая колонну из белого мрамора. Справа была большая и светлая гостиная с роялем и дорогой мебелью. Море света, пространства и тепла — вот как можно было бы описать эту идиллию, если бы её не нарушил возмущенный возглас Келли.

— Дорота! Сколько раз просить не трогать эту вазу. Это же двенадцатый век! — Экс-бабушка направилась к полноватой женщине, бросив нам на ходу. — Эта прислуга доведёт меня до умопомрачения.

Фантом идеального дома органично растворился в воздухе, оставив после себя излишне горькое послевкусие.

— Так кидаться на человека из-за какой-то старой вазы! — с негодованием произнесла я, обращаясь к Джереми. — Из-за старой и уродливой вазы, которая больше смахивает на детский горшок, чем на произведение искусства!

— Вот и я задаюсь вопросом о том, что делает в моей гостиной этот старый и уродливый детский горшок.

Мы дружно повернулись на голос, раздавшийся от подножия лестницы. Своей статью и ледяным взглядом серых глаз старший Купер был более похож на Снежного Короля, чем на дедушку. Не обращая внимания на нас с Джереми, Николас подошёл к своей дочери и, протянув ладонь, коснулся её лица. На его губах мелькнуло подобие улыбки.

— Рад тебя видеть, милая, — произнёс Купер, целуя дочь в лоб.

Несмотря на отстраненно-холодную внешность, его голос обладал удивительно мягким, проникновенным тембром.

— Джереми! Как Беркли? Ты будешь первым политиком из Куперов. Поздравляю! — продолжил Купер, пожимая руку внука. — Сегодня за ужином я хочу узнать о твоих дальнейших планах.

Я удивлённо взглянула на брата, едва не ляпнув о том, что информация устарела, но вовремя прикусила язык. Мама была не единственной лгуньей в моей семье, Джереми так и не рассказал, что перевёлся на факультет журналистики.

— Ариэль, — обратился ко мне Николас. Прозрачные, словно две звенящие льдинки, глаза, обведя меня быстрым взглядом сверху донизу, остановились на моём лице. Мужчина усмехнулся. — Забавно.

— Вам забавна моя манера, одеваться или волосы? — насмешливые нотки в голосе старшего Купера мне очень не понравились.

— Ариэль!

Укоризненный взгляд мамы опоздал.

— Могло быть и хуже, — Николас ответил мне с улыбкой. — Я хотел сказать, что, несмотря на очевидные признаки подросткового эпатажа, ты очень сильно похожа на Келли. Это и забавно. Ариэль, добро пожаловать домой.

Упс! Вышло как-то глупо. Но чувство неловкости исчезло так же быстро, как и появилось. Я была полна решимости не иметь со старшим поколением Куперов ничего общего…

***

Окна комнаты, отделанной в светло-зелёных тонах, где меня поселили, выходили прямо на океан. После крохотной каморки, переделанной из мансарды в Портленде, эти апартаменты показались мне вызывающей роскошью. Наблюдая, как солнце щедро разукрасило поверхность воды мазками света, я невольно вспомнила любимый фильм «Достучаться до небес» и слова Мартина: «На небе только и разговоров, что о море. Там говорят о том, как чертовски здорово наблюдать за огромным огненным шаром, как он тает в волнах…»

Келли, прервав мои лирические размышления, заглянула в комнату, чтобы напомнить о первом совместном ужине и заодно поинтересовалась, что я одену, с приторной улыбкой добавив о желании увидеть на мне что-то более подходящее для столь торжественного события.

Я пожала плечами — рванные, искусственно состаренные шорты серого цвета, чёрные кеды и тёмная мужская майка с принтом, для меня одежда, как одежда. Да и желание красоваться перед новоиспечёнными родственниками у меня отсутствовало напрочь. Плевать. Тем более мне очень нравилась эта майка. Я с гордостью вспомнила, как выиграла её в первый свой заезд у самого Чака, победителя тысячи мотогонок. Тогда я считала, что встретила друга на всю жизнь. Разве можно было предположить, что через несколько месяцев я взгляну на него по-другому?

Осознав, что насладиться уединением не получится, потому что следующий кто нарушит мой покой будет мама, которая явно пожелает продолжить начатый разговор о её якобы непреднамеренной лжи, и который обязательно перерастёт в скандал, я поспешила покинуть комнату и отправилась на поиски брата. Долго плутать по «дворцу» Куперов мне не пришлось, как оказалось Джереми поселили в гостевом домике у бассейна.

— Неплохо устроился. Когда ты уедешь, я перееду сюда, — вынесла я вердикт, плюхаясь рядом с братом на кровати. — Этот домик, то что надо. Устрою здесь зону отчуждения на следующие два года. Только я и эти милые четыре стены.

— Планируешь жить в социальной могиле? Отстой! В ней же темно, сыро, холодно и одиноко.

— Не правда! Я её сама вырыла, поэтому она уютная. И в ней не холодно! Одиноко? Может быть, но я не против. Но зато у неё есть одно преимущество — нет лжи. Почему ты до сих пор не рассказал, что перевёлся на другой факультет?

— Не было момента подходящего, — пожал плечами Джереми. — Был занят одной чокнутой сестрой, которая, несмотря на мрачное и угрюмое настроение, умеет находить весёлые приключения на свою пятую точку.

— Вот видишь для этого и нужна мне моя могила. И не прикрывайся мною! Ты врёшь маме, а теперь и Николасу…

— Ариэль, — снисходительно улыбнулся Джереми. — Тебе было три года, ты съела мой именинный торт и с перемазанной кремом мордашкой утверждала, что не делала этого. Видишь, лгут все. Даже ты. Меня убивает твоё болезненное отношение ко лжи.… с каких пор … это из-за Чака, да? Прости, — виновато выдохнул брат, увидев, как я поежилась.

Как же больно и в то же время неприятно слышать это имя.

— А знаешь, что … пойдём на пляж, — предложилДжеремитоном, не терпящим возражений.

***

С океана дул свежий бриз. Мы шли вдоль линии прибоя, загребая тонкий, как белая пыль песок и рассматривая выброшенные на берег морские звёзды и крупные ракушки. Одна за другой волны неторопливо накатывали на берег, нежно касались наших босых ног, и также степенно отступали, оставляя белоснежный шлейф.

Ещё издалека мы заметили местных ребят, которые играли в пляжный волейбол, и, судя по рёву болельщиков, зрелище было волнующее. Стоя позади толпы, я вытянула шею, пытаясь рассмотреть одного из игроков. Он играл лучше всех, выше всех прыгал и точнее всех бил по мячу. Неудивительно, что почти все девушки не сводили с него глаз. Высокий, светловолосый, голубоглазый, идеального телосложения и с грациозными движениями… И хотя он был не в моём вкусе, но не восхищаться им было просто невозможно.

— Ариэль, ты уснула? — голос Джереми вернул меня на землю. — С каких пор ты западаешь на избалованных мажоров? Кажется, так ты называешь таких парней.

— Не понимаю, о чём ты?

— Ты определённо положила глаз на местного Аполлона.

— Отвали! Он не в моём вкусе, — я толкнула локтём брата, продолжая наблюдать за игрой.

Заработав очередное очко, парень подмигнул жгучей брюнетке в ярко-оранжевом платье. Хорошенькая, стройная, с ослепительно белыми зубами, она явно привыкла быть в центре внимания. Её лицо мне было знакомо.

— Джер, — я вспомнила, где видела её. — Это же твоя рекламная красотка, на которую ты пускал слюни в машине. Давай, мачо, иди и покори загорелую барби!

— Хотел бы я посмотреть, как выглядит твой мозг, чтобы понять, как рождаются у тебя такие образы.

— У тебя просто нет чувства юмора.

Дальше, что говорил брат, я не слышала, встретившись взглядом с Аполлоном. Он, не скрываясь, рассматривал меня — тем особенным взглядом, после которого ты чувствуешь, а иногда даже твердо знаешь — это именно ОН — даже, если видишь впервые.

Я встряхнула головой, прогоняя наваждение. Очевидно у меня солнечный удар! Игра вдруг показалась мне не такой интересной, и я потянула брата из толпы в сторону закрытой вышки спасателей.

***

Я закрыла глаза, прислушиваясь к голосу океана. В голове рождалась мелодия. Красивая, лёгкая, как всплеск волн. На мгновение захотелось стать частью этой прекрасной музыки. Коснуться её. Раствориться в ней. До дрожи в пальцах захотелось материализовать в движениях танца ноты завораживающей мелодии. Но это было всего лишь мгновение…

Наблюдая, как закат окрашивает волны в медный цвет, я почувствовала на себе внимательный взгляд брата. Ему не надо было просить у меня прощение, напомнив о Чаке …

— Ты не должен просить прощения. Это я должна попросить его у вас. Я была не права. Мама месяцами промывала мне мозги, доказывая, что Чак манипулирует мной, потихоньку влюбляя. Если бы я тогда услышала её! — я встряхнула головой, пытаясь вновь избавиться от чувства вины из-за того, что со мной произошло. События четырёхнедельной давности напомнили о себе зудом в области шрама на левом запястье, который остался после наручников.

— Ариэль, нет ничего постыдного в том, что с тобой случилось, — произнёс Джер. — Никто не идеален. Мы все ошибаемся. Твой арест и Чак — это прошлое, которое не исправить. Поэтому не зацикливайся на нём. Найди в себе силы, чтобы двигаться дальше. И ещё! Я не хочу, чтобы с тобой ОПЯТЬ что-то произошло. Ты — моя единственная сестра, и я не всегда могу быть рядом.

— Ого! Вот это речь. Впечатляет.

— Сам в шоке, — с невозмутимым видом парировал в ответ Джереми. — И не злись на мать. Прошу тебя, дай ей шанс всё объяснить.

Меня подзадорила едва заметная смешинка в его зеленовато-карих глазах. Как долго он репетировал эту речь, подбирая слова, чтобы достучаться до меня? Умный парень, я гордилась им и восхищалась талантами оратора, но всё же…

— Я сделаю вид, что услышала тебя и только потому, что ты самый занудный брат в мире.

— Эль, я не стукач! Не я рассказал матери о твоих гонках, — не обращая внимания на мои слова, продолжил Джер. — Я давно хотел тебе об этом сказать. Она узнала всё от Рифа. Бедный малый не думал, что в маме живёт две личности: плохая и хорошая Розалин. Она раскрутила его в два счёта.

— Теперь это не имеет значение. Мы здесь.

— Здесь не так плохо. И прежде, чем прятаться в социальной могиле, оглянись. Океан, пляж… Здесь есть чем заняться. Как ты относишься к волейболу? Нет? Ну, тогда ты можешь здесь найти себя в чём-то другом. Главное, чтобы это было менее агрессивным, чем мотоциклы.

— Менее агрессивным? Да, что с тобой! Наш отец был мотогонщиком! Откуда у тебя такая ненависть к мотоциклам?

— Откуда у тебя такая любовь к этим двухколёсным убийцам? Наш отец был бы жив, если …

— Стоп, стоп, стоп! Давай остановимся… Отец не смог бы жить другой жизнью. Пойми же. Это всё равно, что отобрать крылья у летчика.

— Ну, ты же живешь без танцев.

— Это другое дело.

— Я вижу, как тебя ломает. Твоё тело, твоя душа рвутся к музыке…

— Ты не понимаешь. Это другое дело!

— Всё я понимаю. Ты просто уперлась, как баран. Вот и всё.

Наши разговоры об отце, мотогонках всегда заканчивались ссорой. Порой я злилась на то, как легко справились с горем мама с Джереми. Знаю, эти мысли — эгоистичны. Им так же тяжело, как и мне. Просто … просто я завидовала им. Тому, что они смогли идти дальше.

— Как понять, что пришло время двигаться дальше? — спросила я у Джереми по дороге домой.

— Я не знаю. Думаю, что однажды ты встретишь того, кто сумеет заполнить пустоту внутри тебя. И это не будет выглядеть, как предательство или, как замена по отношению к отцу. Так должно быть. Понимаешь? И это будет означать, что ты пошла дальше. Даже не осознавая этого.