Один в доме

Вячеслав Матосов

ОДИН В ДОМЕ

1

Жора проснулся один в небольшой комнате на старой железной кровати, где на задней спинке у

его ног красовались два никелированных шара, как бы, в насмешку ему отражая слабый солнечный свет.

Этот свет августовского утра проникал в небольшое окно, в котором совсем недалеко

виднелись строящиеся высотные дома и слышался шум строительства.

Над его головой, которая сейчас раскалывалась от боли, была видна треснувшая в нескольких местах серая штукатурка.

В других местах на потолке тоже еле-еле держались куски этой штукатурки, грозя свалиться.

Проснулся он, нераздетый и привязанный руками и ногами верёвками к спинкам этой кровати, с заклеенным клейкой лентой ртом.

Он с удивлением осматривал серые стены с порванными в некоторых местах зелёными обоями.

— Почему я здесь, и один? — обратился он к себе самому.

Справа от кровати стояла старая поцарапанная в нескольких местах тумбочка, выкрашенная в

какой-то зеленовато-грязный цвет, на которой находилась пустая бутылка и два грязных гранёных стакана.

Рядом валялся на полу со сломанной одной ножкой плетёный стул, а чуть дальше лежали его небрежно брошенные плащ и рюкзак.

И начал вспоминать, что с ним случилось.

2

Он вспомнил, как снова приехал в этот город, вышел из поезда на вокзале в своём старом брезентовом плаще, который иногда помогал защититься от холода в командировках, и тут же на перроне встретил Катю.

Да, ту самую Катю, которая теперь работала продавцом и которую он должен бы давно забыть, но до сих пор не забыл.

Сойдя с поезда, он сразу направился к выходу, чтобы поехать на трамвае на завод, куда его направили в командировку. Но потом вернулся на перрон, и подошёл к ларьку, чтобы купить пирожок, и узнал её.

Она была кокетливо одета в белый фартучек и в накрахмаленный до хруста тоже белый в складочку кокошник на голове.

Она тогда была похожа то ли на солистку народного хора, то ли на десятиклассницу на выпускном вечере.

Поднося ему как покупателю нехитрый свой товар, завёрнутый в серую бумагу, она подняла голову

и в молчании задержала свою руку, глядя на него. Значит, узнала, подумал он.

Вот так они встретились и сдержанно поздоровались. В перерывах её разговоров с покупателями

продолжили формальный разговор о погоде и здоровье.

Когда пирожки закончились, она вышла с хозяйственной сумкой, закрыла ларёк на висячий

замок и предложила ему зайти к ней домой. Жоре показалось, что при этом на лице у неё промелькнула какая-то странная улыбка, которую можно бы было назвать коварной.

По дороге она, извинившись, ненадолго зашла в аптеку, и потом на автобусе они приехали на окраину города, где были видны следы неоконченного строительства.

По грязной грунтовой дороге дошли до одиноко стоявшего старого дома, уже знакомого ему.

Сгущающиеся сумерки, как будто, подгоняли их быстрее зайти в заросший травой полисадник, открыть маленькую калитку, висевшую на одной петле. Затем подняться на крыльцо из грязных досок и открыть дверь, запертую только на верёвку, которая была намотана на зелёной ручке и на большой ржавый гвоздь.

Хозяйка предложила сесть на старую кровать, за неимением другой мебели. Это он и сделал, положив рядом свой рюкзак. Затем достала из сумки перочинный ножик, две головки лука, хлеб, два стакана, и бутылку дешёвого вина "Солнцедар". Смахнув на пол пустую бутылку, всё это она аккуратно расставила на старой тумбочке.

По привычке Жора достал из кармана пачку папирос "Беломор канал" и, стуча пачкой по руке,

дождался, когда одна папироса стала медленно высовываться из пачки.

Но когда папироса оказалось у него во рту, Катя предупредила :

— Нет, не здесь. У меня обнаружили болезнь лёгких. Выйди на крыльцо.

Когда Жора возвратился, то лук был порезан, буханка хлеба — тоже и вино розлито.

Катя уже сидела на кровати и Жора сел рядом.

Его охватило такое чувство, будто всё то хорошее, что было между ними, снова выплыло на поверхность его души. Возвратилось в этот гостеприимный дом, где когда-то они были счастливы.

Как тогда, — шесть лет назад, когда он приехал сюда первый раз на завод в командировку.

Рука у Жоры сама потянулась, чтобы обнять Катю, но та молча отстранилась, твёрдо произнеся :

— Давай-ка не вспоминать то, что прошло и не вернётся никогда.

После того года, когда ты каждый раз приезжал на неделю, а потом снова уезжал, оставляя меня одну. А когда ты окончательно смылся с глаз моих, я родила маленькую Люську. Ей уже пять лет.

И ты её никогда не увидишь. Сейчас ты забыл меня, а я тебя забыла. И кончено.

Давай сейчас мы просто помянем нашу умершую любовь и только. Ну, залпом!

Ему показалось, что последняя громкая фраза её прозвучала как приказ.

Он быстро заглотнул вино, с азартом запрокинув голову назад. Когда возвратил свой стакан, то увидел, что её стакан тоже пуст и она жуёт хлеб. Ему тут же захотелось ещё и он быстро разлил оставшееся вино.

Она взяла свой стакан, подняла его в руке, и вспомнила:

— Мне же нужно лекарство выпить! Я сейчас.

Встала и пошла в другую комнату. Жора закончил с вином, не дожидаясь её.

Возвращаясь, она на ходу пила уже воду из того стакана. Поставив стакан на тумбочку,

она сквозь зубы процедила:

— Ну, вот и закончили мы бутылочку. Прощай, милый, — уже не увидимся.

Внезапно Жора почувствовал, что голова начала кружиться и как-то странно потемнело в глазах.

Он упал на кровать. Больше ничего он не вспомнил.

3

Жора попробовал было освободиться от верёвки, всячески изворачивая руки во все стороны,

но ничего не получилось. Мучительно хотелось пить. И тут пришла ещё одна беда, — нужно было

срочно освободить мочевой пузырь. И пришлось ему, к своему огромному стыду, мочиться в брюки.

Он попробовал было кричать, но ему удалось только извлечь из себя какое-то еле слышное

нечленораздельное мычание. Ещё поднатужился и мычание стало громче.

Но он быстро понял, что помощи ему не дождаться. Этот одинокий дом, очевидно, остался на снос.

Так прошло немного времени. Спасение пришло неожиданно, — в стену над его головой кто-то

громко постучал и раздался хриплый голос:

— Катьк! А Катьк! У тебя там ничего не осталось мне для заначки? Пожалей старика!

И тогда всю свою силу Жора вложил в это новое мычание и оно подействовало.

Дверь зашуршала и открылась.

На пороге стоял стоял небритый давно старик в соломенной шляпе, в старом сером пиджаке,

брюках "галифэ" и в начищенных до блеска чёрных сапогах.

В руке он держал пустую бутылку и, раскинув удивлённо руки, смотрел на Жору.

— Хо, хо! За штой-то она тебя так, друг? Чем провинился? Расскажи-ка, — прошамкал он ртом,

в котором нехватало нескольких зубов.

После паузы ещё добавил:

— А, догадываюсь. Это ты тот, из-за кого она пострадала. Я тоже был свидетелем её горя.

Все её тут жалели. А ты, значит, не пожалел. Ну, так это дело житейское.

Развязывая руки, ноги Жоре и отлепляя ленту со его рта, он приговаривал:

— А я, стало быть, — Михалыч, сосед. Она, наверное, сюда зашла вчера в последний раз, чтобы взять что-нибудь на память.

Как и я. А сегодня строители должны будут сносить наш дом.

Я услышал шум и дай, думаю, попрошу опохмелиться. Жаль, не найдём мы здесь ничего.

Ну, что ж, пошли отсюда скорей, — надо успеть до приезда строителей.

Я, вот, смотрю, ты не смог сдержаться и обмочился. Щас сбегаю, может найду чего— нибудь

из своего тряпья.

Он сбегал назад в свою половину и принёс довольно приличные брюки, которые Жора поспешил одеть вместо своих. Одел плащ и закинул на спину рюкзак.

Жора медленно выходил из дома, думая о том, что могло было бы случиться и так, что Михалыч не

пришёл бы назад в этот дом. И стали бы эти развалины дома его могилой.

Какой-то внутренний страх изнутри стал подниматься в нём. Этот страх и подтолнул его к действию.

Оставив удивлённого Михалыча позади себя, бежал Жора к автобусной остановке мелкой трусцой.

Бежать, бежать без оглядки подальше от этого дома, и от своих воспоминаний, думал он по дороге.

Вбежав в подошедший автобус, запыхавшийся Жора в страхе стоял, ухватившись обеими руками

за спинку последнего кресла. Он думал о том, как женская любовь могла превратиться в такую большую ненависть, заставившую одного человека убить другого.

Но когда он повернулся и отошёл к заднему окну автобуса, то увидел картину, которая его поразила до глубины души.

Из остановившегося следующего автобуса выскочила Катя и помчалась по той же грязной строительной дороге. Бежала она к этому старому дому, размахивая сумкой, как будто, хотела исправить то, что наделала.

Как только увидел, что она вбежала в дом, даже не заметив по дороге при этом испуганного Михалыча, Жора закричал нечеловеческим голосом водителю:

— Останови! Останови, ради Бога! Не могу больше!

Испуганный водитель остановил автобус, и не успели открыться двери, как в них уже протискивался Жора, сдирая пуговицы с плаща.

Он никогда так быстро не бегал в жизни, как тогда.

Уже подбегая к её дому, он увидел, как она выходила из него. И она в тот же момент бросилась к нему, обняла за шею, причитая:

— Ты живой, миленький ты мой! Как хорошо. Прости меня, дуру.

Она разняла свои руки с его шеи, как будто, стесняясь своего внезапного порыва, и пошла рядом,

проговаривая быстро:

— У меня тогда, когда увидела твою записку "Прости, не могу остаться с тобой", такая вскипела злоба, что поклялась я отомстить тебе любым способом, чтобы ты даже больше не жил на этом свете.

Пыталась отыскать твой адрес на заводе, куда ты приезжал в командировку, но не смогла.

Хотела так извести, чтобы не было тебя на Белом Свете, но потом опомнилась. Моя сердечная боль стала утихать.

Потом родила Люську. Моя месть отошла в сторону в заботах о ней.

А вот, когда увидела вновь тебя, то вскипела во мне пеной чёрною жажда мести. О клятве вспомнила, о мести своей вспомнила, и решилась исполнить её.

А когда вчера приехала в новую квартиру свою, то на шею мне бросилась Люська, — дочка моя. И твоя!

Всю ночь промучилась, вспоминая то, что наделала. И, как только наступил рассвет, приехала ,

чтобы тебя спасти.

Ладно, живи, как сможешь. Поедем, покажу дочку тебе.

Идя рядом, они медленно пошли к остановке автобуса.

Жора шёл и в нём пробуждался какой-то неосознанный страх перед будущим.

Его занимал вопрос о том, что могут вновь возникнуть страшные мучения от нового раздвоения его личности между двумя женщинами. И что у Кати может появиться новая жажда мести и эта её месть найдёт в конце концов свою цель.

И он смущённо обратился к ней:

— Ты знаешь что, Кать? Поезжай-ка ты одна. Нечего нам ворошить старое. Это к добру не приведёт. То, что было — не воротишь и не вернёшь.

Он наблюдал, как Катя в страхе отшатнулась от него и побежала к подошедшему автобусу.

Двери того автобуса захлопнулись, облако выхлопных газов накрыло Жору, как бы, отталкивая его от нового решения, которое могло бы быть ещё более глупым.

Облегчённо вздохнув, он почувствовал, что всё для себя сделал правильно.

Вячеслав Матосов. Торонто.2024.