февраль

У него были очень темные глаза. Ее подруга называла их библейскими. Темные ресницы, темные брови. Брюнеты всегда ей нравились. Когда они целовались, она часто вставала на цыпочки. Конечно, он всегда склонял к ней голову, но ей нравилось это ощущение неустойчивости и одновременно надежной уверенности его рук. Что-то неистребимо-женское в ней заставляло ее думать, что они должно быть очень красивая пара. Тонкие и звонкие. Даже через 15 лет. Смешно. Они часто целовались с открытыми глазами. Он говорил, это потому, что они наглядеться не могут друг на друга. А на самом деле, ничего на свете не было более волнующим и возбуждающим чем глаза напротив, близко-близко.

— Что с тобой?

— Я сейчас поняла кое-что.

— И что же?

— Ты идеальный мужчина для меня. Специально для меня сделан. Так же не бывает?

— Бывает. Почему ты думаешь, что нет?

— Потому что это слишком точное попадание. Погрешности обязательно должны быть.

— Ну я старался. Чтобы без погрешностей.

— Грешил без погрешностей?

— Ну не скрою, когда ты сидишь вот такая лохматая и голая на полу, мысли у меня исключительно греховные. Ну вот чего ты за рубашкой потянулась??? Брось ее…

Книги, книги, книги… Всегда вокруг нее книги. Сколько себя помнила, она все время читала. А утешение в книгах начала находить в восемь лет. Поссорившись с друзьями во дворе, лежала на кровати и плакала. В комнату вошла сестра, прошла к столу, достала учебники и деловито спросила:

— Чего ревешь?

— Онииииии… меняяяяя… дружжжиииииить… не хотят, — и громко икнула, захлебнувшись слезами.

— Нашла о чем плакать. Прибегут сами мириться. Хочешь, с тобой полежу?

Успокоившись, она рассказала сестре все-все. И про первое предательство Машки, рассказавшей мальчишкам все ее сокровенное, что можно только шепотом, на ухо, тесно прижавшись к подружке на скамейке во дворе. И про противное прозвище «Профессор кислых щей». И про то, что друзья иногда не понимают слов, которые она использует, а ведь это обычные слова, она их в мифах древней Греции вычитала. Ну и про то что, когда она прыгала с Машкой через резинки, парни им юбки задирали, чтобы посмотреть какого цвета у них трусы. Машка смеялась, а она хотела посмеяться, но не могла, потому что трусы у нее были сегодня зеленые, а девочкам наверное только белые носить надо. Вон, у Машки — белые. Но последней каплей стали насмешливые слова Вовчика, из которых она поняла, что они знают все-все, и рассказала им это лучшая подружка, самая близкая, самая любимая, Машка эта противная.

Сестра вздохнула. Она была очень умная и взрослая, ей было уже тринадцать. Встала, пошарила на своей полке, достала небольшую книгу, вложила в руки младшей и сказала:

— Читай. В любой непонятной, неприятной или страшной ситуации. Читай. Что бы ни случилось, книга не предаст. Да и забывается все быстрее. Я всегда так делаю. Мне помогает. И тебе поможет.

Все еще всхлипывая, она открыла книгу и начала читать. Это была крапивинская «Ночь большого прилива». Постепенно старый двор отодвинулся, заслонился спинами Канцлера, Братика и Валерки.

Кто-то хранит воспоминания в фотографиях, кто-то в маленьких вещицах, заботливо сложенных у дальнем углу нижнего ящика комода, а она хранила в книгах.

Когда со скрипкой не заладилось и дома был большой скандал из-за спрятанного дневника с двойками, она читала О.Генри. Мандраж и волнение выпускных экзаменов рассеивала Каттнером. Первый поцелуй с мальчиком обмыла Шарлем де Костером. А первый алкоголь пыталась разбавить «Бедными людьми» Достоевского, что, понятно, получалось плохо. Когда по глупости бросила университет, или точнее университет бросил ее, не дождавшись от нее должного рвения, читала Драйзера. Когда бросила Алешу — Булгакова. Ссоры с мужем запивала Маркесом. Долгожданный родителями диплом другого университета ознаменовался Хмелевской и ее «Все красное», видимо, под цвет диплома. Развод прошел под Ильфа и Петрова. А последующий год под все подряд, начиная с Миттчел и заканчивая Пелевиным и Мережковским.

И только сейчас книги не были нужны ей. Хотя ситуация была и непонятной, и неприятной, и страшной иногда. Но теперь она читала в основном сообщения в своем смартфоне. Ругала себя. Вульгарно. Пошло. Неизящно. Но книги ей были не нужны. Она ими объелась.