5. Шоу

Со времени объявления мне войны Тарасовым прошло уже около четырех недель, когда на внутреннем форуме прошел первый слух о реалити-шоу. Толком никто ничего не знал. Точно известно было только то, что в нашей тюрьме будут проходить съемки, но кто и когда станет участвовать, а также цель программы оставались тайной. Мне не удалось даже найти первоисточник этой информации. Ну а заключенных эта новость заразила как чума. Строили самые разные догадки и предположения, многое выдумывали, наверное, и сами. Даже мои повернутые на спорте друзья не смогли избежать ее обсуждения. Меня эта тема только смешила. Более глупого шоу, чем тюремное, я не мог даже представить. Все же Антон и от меня потребовал озвучить свое мнение.

— Ну чего ты молчишь, Витек? Вот, глядишь, скоро звездами станем. Тебе что, совсем не интересно?

Вместо меня ответил Стас:

— Ты не забывай, он и без того знаменитость, так что может сохранять к этой новости полнейшее равнодушие.

— К тому же я все равно в нем участвовать не смогу, — добавил я.

— Может вообще никакого шоу не будет, — решил внести свою лепту Серега.

К нам подошел охранник.

— Иванчук, к тебе гости.

Если честно, я мог и упереться, время прогулки еще не закончилось, но я был заинтригован. Кто же решил меня навестить? Это не адвокат — мы не договаривались о встрече, и уж наверняка не Тарасов. Кому же удалось добиться права на свидание? Разумеется, когда стартует это чертово шоу, пропускная система станет проще. Глядишь, мне и с родными разрешат увидеться, но пока? В камере меня уже ждал человек.

— Ну что, давай знакомиться, Виктор. Меня зовут Владимир Гольцев, я сотрудник информагентства СТЛ.

— Будем знакомы, думаю мне представляться не нужно. У меня свободного времени хватает, в отличие от тебя, поэтому давай к делу. Какова цель визита?

— Ответить не трудно. Нам нужно твое участие в реалити-шоу.

Я внезапно понял, что Тарасов оказал мне огромную услугу. Да, воистину ценность некоторых вещей узнаешь только со временем. Я широко и искренне улыбнулся и сказал:

— Извини, должен тебя разочаровать. Я связан контрактом с компанией «Тристар». Я дал им интервью и по условиям нашего договора больше не могу давать интервью никому, а для участия в вашем шоу общение с журналистами наверняка немаловажная вещь.

Еще один стервятник на мою голову. Что-то рано они стали кружится, впрочем, падальщики всегда хорошо слышат запах смерти. Надеюсь, что я от нее все-таки еще далек. Тарасов планировал меня использовать, но на самом деле это я от него получил то, что хотел. Ничего больше мне как будто не нужно, так что следует отказать этому визитеру. Стервятник вернул мне мою улыбку, правда в более искаженной и язвительной форме.

— Именно об этом я и хотел поговорить. Ты завел блог, сидишь в «Контакте» и на «Фейсбуке», общаешься в «Твиттере», хотя раньше этим не страдал. В чем же дело? Решил напоследок наверстать упущенное многолетнее кибер-молчание? Можешь не отвечать. Я работаю над формированием общественного мнения много лет. Пытаешься создать себе блестящий имидж? Валяй, люди падки на все блестящее. «Тристар» из кожи лезет вон, пытаясь представить тебя в черном цвете. Еще бы — у них в руках клад, который ни черта не будет стоить, если ты останешься жив. Тебя взял под крыло Меренков, и теперь ты как слепой щенок следуешь всем его советам. Думаешь, он в состоянии сделать из тебя любимца публики, когда против вас такой враг?

Я лишь фыркнул и пожал плечами. Гольцев же продолжил:

— Вижу — тебе не нравятся мои слова. Хочешь на меня броситься, как когда-то на Тарасова? Он об этом никому не говорил, ты тоже не хвастался, но я знаю. Как видишь, мне доступно многое. Можешь сделать соответствующие выводы. Это интервью с последним осужденным было настоящей находкой для «Тристар». Они дали обширную рекламу, их рейтинг резко подскочил и даже теперь, когда неизвестно, чем все закончится, они пожинают плоды этой шумихи. Когда мы узнали про интервью, наш директор собрал всех лучших работников и дал задание — нанести ответный удар, выдумать свой проект, который затмит конкурента. В итоге победила моя идея — реалити-шоу в тюрьме, в твоей тюрьме.

Я слушал молча. Не станет же он принуждать меня к сотрудничеству под пытками! Увидев, что я не спешу ему отвечать, он продолжил свою речь.

— Так вот, победитель нашего шоу получит досрочное освобождение, которое тебе, разумеется, не светит, но участвовать в проекте ты будешь. Именно ты тот магнит, к которому прикованы взгляды. Такой проект был бы удачен в любой другой тюрьме, но в этой он должен стать сногсшибательным, а ты для этого постараешься. Конечно, ты не будешь участвовать наравне с другими, но сможешь давать интервью, высказывать свои соображения и прогнозы на победу. Короче, твоя задача — мелькать в кадре и подогревать интерес.

— Твое шоу у меня кроме смеха ничего не вызывает. Не буду я в нем участвовать, болтаться на съемках и трепать языком, ясно? К тому же у меня контракт, по которому я не даю интервью.

— Будешь, — уверенно ответил мой гость. — Ты слишком хорошая приманка, чтобы от тебя отказываться. Лучше со мной не ссориться.

— Видал я таких умников, — проворчал я. — Тарасов то же самое пел, а теперь с сожалением вспоминает те благословенные времена, когда еще не был со мной знаком.

Гольцев иронично посмотрел на меня и сказал:

— А ты о себе высокого мнения, как я посмотрю.

— А ты о себе тоже.

— Да, — невозмутимо кивнул он. — Поверь, у меня есть для этого причины.

Да, ради такого визитера прогулку не стоило прерывать. Гольцев же пускается в подробные разъяснения своего плана. Фразы звучат коротко и безапелляционно, как приказы:

— Контракт аннулируешь. «Тристар», разумеется, подаст на тебя в суд, потребует назад деньги, а ты их, конечно, давно отдал Меренкову. Неустойку мы заплатим. Все — ты свободен, контракта нет, обязательств нет, сможешь готовиться к своей звездной роли. Такой себе философ, созерцающий свысока бешеную гонку желающих вырваться, прославиться или чего они еще там желают.

Гольцев пренебрежительно взмахнул рукой, демонстрируя полное равнодушие к устремлениям будущих участников.

— Тарасов сейчас пытается тебя очернить и у него неплохо получается, но поверь — это ничто по сравнению с тем, как ты будешь выглядеть, если два самых больших информагентства возьмутся за тебя вместе. Твой шанс на спасение — это благосклонность общественного мнения. Посмотри на меня — я создаю это мнение, я говорю людям за кого голосовать, во что верить, к чьим советам прислушиваться, что одевать, что жрать и что пить. И я смогу при желании нарисовать тебя в глазах людей человеком хорошим. Пусть оступившимся, но достойным оправдания. «Тристар», как якорь, будет тянуть тебя на дно, а мы поможем выплыть. Что скажешь?

Мне уже начинает надоедать этот человек, но в то же время я понимаю, что он во многом прав. Если его агентство также начнет промывать мозги телезрителям и интернет-пользователям, то, скорее всего, оправдания мне не видать. В судебной системе тоже ведь работают люди. Даже если они равнодушны к общественному мнению, то на них вполне могут надавить. Для меня, конечно, лучше, если давить на них будут только с одной стороны, а не «Тристар» и СТЛ вместе. Я все-таки решился показать зубы, а то этот журналист как-то уж слишком увлекся самолюбованием, описывая свое безграничное могущество.

— Ты не переоцениваешь свои силы? Можно подумать, без твоей подсказки никто и шагу ступить не может.

— Разумеется, может. Шагает-то каждый обыватель самостоятельно, но именно я, также как мои коллеги и конкуренты, направляю эти шаги. Возможности нашей корпорации велики. Мы сделаем все, чтобы наша будущая звезда не сгорела на электрическом стуле. Тебя когда-нибудь било током? Ты соображаешь, что представляет собой подобная казнь? Я ни разу не наблюдал за таким процессом, но от коллег по цеху наслушался. Хочешь, я тебе расскажу? То, что я могу поведать, ты не найдешь в энциклопедиях. Говорят, что человек не испытывает боли, но кто знает наверняка? Те, кто знают, уже не смогут рассказать, — закончил он с едкой улыбкой.

Пополнять ряды обладающих этим знанием мне не хотелось. Но и стать разменной монетой для двух мощных корпораций я тоже не желал, о чем и поведал собеседнику.

— А ты ей и не будешь, — сказал Гольцев. — Рассматривай себя, как человека огромной важности, так сказать VIP-персону, за чье внимание схлестнулись такие титаны. Гордись собой! Я понимаю, ты не рад своей славе, но если отказаться от нее не можешь, то научись извлекать из нее пользу. Преврати врага в союзника. Честно говоря, Тарасова ты ловко нагрел. Ему, кстати, грозит увольнение и это еще самая маленькая неприятность из длинного списка проблем, если тебя не казнят. Я долго смеялся, когда узнал, что ты хочешь подать апелляцию на свой приговор. Ну что, уничтожим Тарасова? Это будет справедливо, он же мечтает сжить со свету тебя. Итак, мы создаем тебе блестящий образ и делаем из тебя звезду реалити-шоу, а ты продвигаешь наш проект. Можешь посоветоваться с адвокатом, он ведь тоже заинтересован в твоей судьбе, ну а мне пора. До свидания. Да, о нашем разговоре Меренкову расскажи лучше при встрече, а не по телефону.

— Ты мне лучше скажи, по какому это праву ваша контора собирается предлагать досрочное освобождение кому бы то ни было. Что за новый законопроект?

— Все очень просто — амнистия, — ввел меня в курс дела Гольцев. — Мы же не собираемся выпускать на волю закоренелых убийц или насильников. А вот под правомерность амнистии попадают очень многие из тех, кто будет участвовать в нашем шоу, так что здесь все без обмана. Добиться преждевременного освобождения для одного из воров или, допустим, мошенников нам вполне по силам. Это не вызовет возмущения у широкой общественности. Ладно, мне пора, до скорой встречи.

На следующий день я озвучил адвокату предложение СТЛ и оно его заинтересовало.

— Знаешь, а ведь это хорошая идея. Их корпорация тоже обладает большим весом, они смогут раскрасить твой портрет самыми привлекательными красками.

— Ну, меня смущает сумма, за которую они готовы выкупить меня у «Тристара». Деньги ошеломительно большие и я не понимаю их готовности такой капитал за меня заплатить. Все это похоже на какую-то аферу, в которой роль обманутой жертвы, похоже, уготована мне.

Меренков махнул рукой, прерываю мою тираду:

— Виктор, я тебя умоляю. Это только для тебя гонорар за интервью кажется астрономическим, а боссы СТЛ на одном голосовании от заключенных и их родственников надеются заработать раза в три больше. Так что как раз с этой стороны опасаться нечего. Поверь, в этой компании работают люди, которые отлично умеют считать деньги, иначе они бы давно разорились. Бизнес-план составлен, все риски сведены до минимума, прибыль рассчитана и уже поделена. А тебе остается только присоединиться к этой команде.

— Значит, вы советуете соглашаться?

— А что же еще остается делать? Гольцев прав, если ты откажешься от их предложения, то они постараются тебя совсем утопить. Однако во всем нужно искать свои плюсы — например блог и социальные сети ты сможешь закрыть. Они наверняка захотят иметь эксклюзивные права на слова и мысли своих подопечных, поэтому высказываться вы будете только на видеозаписях передачи. Ну, возможно, еще на их сайте.

— Но ведь они не могут запретить нам общаться в социальных сетях? Это же незаконно — ограничение свободы слова и все такое.

— А они и не будут этого делать. Вы сами откажетесь. Подпишете контракты, в которых будет указано, что на время участия в этой программе вы прекращаете всю внешнюю социальную активность.

— Ну и черт с ними, с социальными сетями. Я не особо расстроен. Что теперь? Звонить Гольцеву, говорить, что я согласен?

— Не спеши. Ты не совсем пешка, глядишь, еще и в ферзя превратишься. Ты не думал, что будет, если мы с тобой выиграем процесс? Что дальше? Получишь пожизненное или длительное заключение. А может в результате пересмотра тебя и вовсе оправдают?

— Я так далеко не заглядывал. Отмена казни для меня казалась недостижимой как горизонт. Вот когда я его, вопреки законам физики, все-же достигну, тогда и буду смотреть, что там дальше, а пока у меня нет сил загадывать.

Меренков задумчиво посмотрел на меня.

— Ты так спешил добиться пересмотра дела, что совсем не пробовал заглянуть в будущее. Наверняка, мне ты отдал всю сумму, полученную за интервью, и даже не подумал, на что ты будешь жить, если тебя вдруг выпустят отсюда. Ты давно не работал, к тому же имеешь судимость. Не так уж легко будет куда-нибудь устроиться.

— Я вообще об этом не думал.

— Оно и видно, — неодобрительно бросил адвокат. — Мой тебе совет — поторгуйся с СТЛ, они смогут заплатить больше, чем просто неустойку «Тристару». Деньги никогда не бывают лишними и тебе еще обязательно пригодятся.

Я все свои силы отдал на борьбу за выживание и не мог найти в себе мотивации бороться за гонорар. Меренков, наверное, увидел мою опустошенность и кивнул головой.

— Понимаю, силы на исходе, но для этого ты меня и пригласил. Если ты не против, то я возьму на себя переговоры о контракте с СТЛ, в том числе и финансовую сторону вопроса.

Я молча кивнул. В глазах адвоката загорелся огонек предвкушения.

— Я о Гольцеве наслышан — он умеет добиваться своего, используя для этого абсолютно любые средства. Думаю, мне предстоит интересная схватка. Не буду откладывать в долгий ящик, постараюсь встретиться с ним завтра же, после чего с новостями сразу к тебе. Да, в социальные сети сейчас загляни, пока это право у тебя не отобрали, пользуйся, собирай лайки. До свиданья.

Буквально на следующий день адвокат сообщил, что ему все удалось. Корпорация СТЛ согласилась не только выплатить неустойку «Тристару», но и раскошелилась на серьезный гонорар для меня. К тому же Гольцев обещал создать мне столь хороший имидж, что можно хоть в парламент баллотироваться. За это я должен был сделать все для успеха их шоу.

В заключении я всегда держался отчужденно, старался ни с кем не ссориться, но и в друзья никому не набивался. Может из-за того, что считал свое пребывание здесь кратковременным и не хотел обзаводиться привязанностями. К тому же меня раздражала местная публика — в тюрьме, вырванные из привычного жизненного цикла, многие зэки стали заядлыми интернетчиками. Это не говоря уже о тех, кто и раньше проводил там почти все свободное время. Опасные, разрисованные татуировками и шрамами преступники вели себя, как заблудившиеся в мировой паутине дети. Они сотнями выкладывали фотки в Инстаграмм, часами сидели в блогах и с энтузиазмом выращивали растения или зверей в онлайн-играх. Не раз мне приходилось слышать диалоги в стиле: «Привет, Саня, я тебя неделю не видел, где пропадал? — Да в больничке отлеживался, слушай, я спешу, у нас там рейд в танках, давай вечером на форуме побазарим».

Начальство не возражало — так было гораздо проще отследить, кто с кем спорит и о чем договаривается. Понятно, что зэки тайные дела так не решали, но все же администрация могла хотя бы поверхностно следить за настроениями толпы. Да, теперь разборки происходили все больше на форумах, правда пару раз пустяковые, казалось бы, ссоры заканчивались настоящими потасовками с переломами и поножовщиной. Это на обычном форуме люди могли быть из разных городов или даже стран. Они смело поливали друг друга грязью и угрожали страшными карами, если вычислят место нахождения оппонента. Здесь все друг друга знали в лицо и, как говорится, «за базар приходилось отвечать».

Рано или поздно это должно было закончиться плохо. Так и случилось — в одной онлайн-игре двое заключенных не поделили найденный посох и устроили битву. Победитель получил найденный артефакт, попутно отправив проигравшего на тот свет. Но тот был не лыком шит и восстановил справедливость, зарезав обидчика уже в реальной жизни. Вот здесь терпение у начальства лопнуло и зэкам отключили интернет. Жалобы адвокатам и в СМИ ничего не дали — формулировку «в интересах следствия» не так уж легко оспорить. Две недели без привычных развлечений кого угодно сделают шелковым. Уголовники злились, матерились и, в конце концов, единогласно согласились не переносить игровые конфликты за пределы монитора. Администрация вернула доступ в сеть и поставила особого надзирателя — Сверчка. Его задачей в данном случае стало вычисление любого нарушителя этого пакта и вечное исключение его из онлайн-игр. Перед лицом такой страшной угрозы не могло быть героев и бунтовщиков.

Сверчка окружал ореол легенд. Его никто из заключенных не видел, никто не знал где его камера-одиночка. Он питался отдельно, гулял отдельно, если вообще гулял. Говорили, что он никогда не спит, но в это я, конечно, не верил. Однако против фактов не попрешь — его компьютер оставался на связи 24 часа в сутки. На свободе он почти все время проводил за монитором — игры, «Твиттер», форумы. Денег на жизнь катастрофически не хватало, поэтому он взялся за махинации с банковскими сайтами, где со временем и прокололся. Оказавшись на зоне, он не растерялся, доказал свою полезность начальству и стал системным администратором для прочих заключенных.

Здесь ему было уютно — никто не гонит на поиски работы, не запрещает есть за компьютером, не критикует образ жизни. По крайней мере, такие истории он рассказывал мне в переписке. Другие люди читали от него другие сказки, короче свою легендарность он создавал сам. Сверчок вскоре стал незаменимым. Он с энтузиазмом поддерживал локальную сеть для заключенных, следил, чтобы ни у кого не было проблем с интернетом, героически боролся со спамом и охотился за вирусами. Иногда даже консультировал IT-специалистов, которые заведовали «локалкой» всей тюрьмы. Он был также нужен и зэкам — всегда охотно взламывал игровые сайты и делился добычей со всеми желающими. Начальство на эти выходки смотрело сквозь пальцы. К тому же Сверчок и сам писал программы и выкладывал их для всеобщего пользования. Другими словами, человек нашел свое место в жизни, о чем же еще можно мечтать?

Периодически он пытался увлечь меня онлайн-играми, полагая, что раз я сижу в «одиночке», значит заняться мне больше все равно нечем. Однажды в переписке он поделился со мной радостью:

— Слушай, ты вот сидишь и скучаешь, а я скоро в своей любимой игре, «Палладия» называется, целый континент завоюю. Раньше не удавалось, зато теперь...

— А что поменялось? — спросил я.

— Я в паре долгое время играл, — было видно, что Сверчка распирает от восторга. — У меня напарник просто мастер, но из-за своей чертовой работы он не мог уделять игре столько времени, чтобы мы действительно стали лучшей коалицией в игровом мире.

— Так нашел бы другого помощника.

— Э, нет, не так оно и просто. Но теперь все будет по-другому. Короче прикинь — его к нам посадили.

Сверчок жил какими-то отстраненными критериями. Тюремное заключение не особо на нем отразилось, и похоже ему и в голову не приходило, что для кого-то это может быть серьезным стрессом.

— И что — его этот факт так же переполняет энтузиазмом, как и тебя?

— Сперва он запаниковал — пока его судили даже на связь не выходил. Я поначалу и сам слегка занервничал — в игре не появляется, в социальных сетях тоже. Мало ли что с человеком произошло? А потом все выяснилось. Сегодня утром написал мне письмо и сказал, что мы с ним теперь соседи. Кстати, он сам первый и предложил поскорее в игру вернуться.

— А он знал, что ты в тюрьме сидишь? — интересуюсь я.

— Да я этого и не скрывал. Ну ничего — оботрется, поймет, что здесь к чему и мы с ним теперь такое замутим… Я тебе точно говорю — все расы Палладии склонят перед нами головы.

— Что, настолько увлекательная игра?

— Ты себе даже не представляешь! Огромные армии, которые ты посылаешь в бой, политические интриги, альянсы, захват новых земель. Ай, да что там говорить — всего и не перечислить. Вообще мне повезло в свое время с ним союз заключить — его во вселенной Палладии очень уважают, с таким союзником можно ничего не бояться. Он столько сил положил, чтобы своего статуса добиться, все свободное время в игре проводил.

— А за пределами игрового мира он кем, вообще, работал? Чем занимался?

— Ну кем он там был, — я мысленно представил, как Сверчок пренебрежительно кривится. — Каким-то мелким менеджером работал, а теперь и вовсе за решетку загремел.

— Понятно. А в игре он кто?

— Император.

Такой емкий ответ как будто приглашал почувствовать разницу между привлекательностью виртуальной жизни и скудностью реальности. Кому же захочется быть каким-то несчастным менеджером, если есть возможность повелевать империей, принимать судьбоносные решения, купаться в лучах славы и управлять армиями верных вассалов. Это куда интереснее, чем решать ежедневные, бытовые проблемы и гораздо проще, чем добиваться действительно амбициозных целей в настоящей жизни. Сверчок не дал мне времени долго предаваться подобным размышлениям.

— Ну что, не надумал к нам присоединиться? Мы бы тебе поначалу какое-нибудь графство выделили, войсками бы помогли, по знакомству, так сказать. А со временем и ты смог бы чего-нибудь стоящего в этой жизни добиться.

— Спасибо, я еще подумаю.

Я обедаю и выхожу на прогулку, людей во дворе на удивление мало, из моих друзей нет никого. Делать нечего — подхожу к еще одному знакомому, с которым иногда перебрасывался парой слов на прогулках, здороваюсь, сажусь рядом. Его зовут Андрей, сидеть ему еще около трех лет и сейчас он явно чем-то взволнован.

— Что происходит, ты чего такой дерганый и где вообще все?

— Ты слыхал, наверное, про шоу и все такое. Сегодня будет проходить кастинг среди заключенных, есть реальный шанс туда встрять.

Понятно, вся толпа рванулась на освоение новой территории. Интересно, по каким критериям у них там отбор? А у меня, выходит, что-то типа специального приглашения на этот театр абсурда и я избавлен от необходимости давиться в очередях. Я ловлю себя на мысли, что чувствовать себя избранным приятно даже в такой ситуации. Мне становится смешно.

— Ну а ты решил демонстративно в этой гонке не участвовать? — спрашиваю я.

— Да нет, что ты. Просто сейчас отбор во втором корпусе, а у нас будет чуть позже.

Мы сидим молча минут пять — он крутится, как на сковородке, ломает пальцы, постукивает по колену, встает, садится, роняет сигареты. Мыслями он очень далеко от меня. Неожиданно его прорывает:

— Слушай это такой шанс, ты не представляешь. Если я попаду в этот проект, то смогу раньше отсюда выйти. Мне еще черт знает сколько здесь торчать, а так раз-два и я на свободе. Когда меня посадили, я думал, что срок — это бесконечно, но вот два года прошло, три осталось. Я не погиб, не сошел с ума, не стал наркоманом, даже клаустрофобию не схлопотал, но и жизнью это назвать нельзя. Сидеть еще так долго, что останется от меня через три года? А если повезет, если я выиграю, то через четыре-пять месяцев меня здесь давно не будет.

Я молчу. Через пять месяцев меня и самого здесь уже может не быть, правда, совсем по другой причине и мысли об этом не добавляют разговорчивости. Обсуждать шоу мне не хочется, а говорить о чем-то другом Андрей видно просто не в состоянии. Он меня, наверняка, даже не услышит. Вскоре он уходит в свою камеру, сказал, что будет готовиться к кастингу, а я, побродив по дворику, возвращаюсь в свою. К шести часам ко мне приходит адвокат, от него просто веет оптимизмом. Он кладет на стол флешку и садится.

— Здравствуй, Виктор. Как я и предполагал, доступ к социальным сетям для вас скоро будет ограничен. СТЛ почти подготовил образцы контрактов для участников и это одно из главных условий. У меня для тебя здесь целый ворох инструкций...

— От СТЛ? — спрашиваю я.

— Нет, нам с тобой нужно о своей выгоде помнить. Требования СТЛ они тебе сами изложат, а здесь общие рекомендации для людей, которые хотят понравиться окружающим, точнее — широким слоям населения.

— Очень интересно, а почему ко мне раньше не попал этот чудо-рецепт?

— Необходимости не было. Раньше все, что появлялось под твоим авторством, писал Дима, а теперь ты должен покорить толпу сам. Нужно знать, о чем говорить, о чем промолчать, на чем заострить внимание. Рядом с тобой больше не будет советчиков, которые напишут монолог, исправят осанку или произношение.

— Как, а режиссеры и операторы шоу?

— У них свои цели, а у тебя свои. Им нужно, чтобы передача вышла интересной, захватывающей, чтобы ее обсуждали все от мала до велика. Твоя же задача — завоевать сердца миллионов, вызвать у людей симпатию. Ты же не думаешь, что режиссеры шоу только о твоем спасении и думают? Им там нужны будут и герои и антигерои, тебе же нужно любой ценой попасть в первую категорию. Социологи и психологи немало потрудились, выясняя какими качествами, чертами характера и взглядами должен обладать человек, который хочет понравиться публике. Я думал отправить инструкции по почте, но потом решил, что лучше принести их лично. Как говорится, все новое — это хорошо забытое старое. Профессия почтальона опять актуальна.

Его энтузиазм оказался заразителен. Я беру флешку и собираюсь вставить в разъем, но Меренков меня останавливает:

— Сядь, у тебя будет много времени, когда я уйду. У меня есть хорошие новости, я даже сам не ожидал, что это нам удастся. СТЛ добьются для тебя права на встречу с родителями.

Я вскакиваю с кровати, как ужаленный, и засыпаю его вопросами:

— Когда? Где? Как им удалось договориться? — и внезапно меня прожгла догадка. Я вспомнил, что мне обещали свидание перед казнью. Ноги подкосились и я сел обратно.

Адвокат удивленно смотрит на мое мгновенно помертвевшее лицо:

— Ты рад? Или не рад? Успокойся, на вопрос «Где?» ответить не трудно, ваша встреча состоится здесь, в тюрьме. Ты же не думал, что ради этого тебя выпустят на волю? Насчет даты я еще ничего не знаю, но будь терпелив, в конце концов, разрешенной встречи дождаться можно.

— Вы знаете, что начальник тюрьмы обещал, что я увижу родных перед исполнением приговора? Как мне расценивать вашу новость?

Адвокат качает головой:

— Нет, о казни и речи быть не может, просто возможности СТЛ велики и они смогли добиться разрешения. Если бы тебя готовились казнить, я бы быстро об этом узнал.

Я смотрю на адвоката. Как быстро он сообщит мне, если такая информация к нему действительно поступит? Интересно, сколько он сам заработает от СТЛ по условиям нового контракта, который скоро будет готов.

— Неужели ты не поверил словам Гольцева? — спрашивает Меренков. — Ему действительно не выгодно позволять казнить главную звезду, так что на время участия в шоу ты можешь ни о чем не беспокоиться.

— Да, если они не планируют приурочить мою смерть к завершению шоу. Этакое эффектное окончание мероприятия — прямая трансляция казни с платными входными билетами и правом фотографироваться с осужденным до и после казни. Как следствие — заоблачные рейтинги и публика, настойчиво требующая продолжения. Второй сезон, новые герои, надежды, переживания и все такое прочее.

— Ты мрачно настроен, смотри в будущее с оптимизмом. Согласись, поводов для этого у тебя заметно больше, чем три месяца назад. А язвительность свою лучше не показывай, помни — ты должен нравиться людям.

Он встает и начинает ходить по комнате, наверное, хочет сообщить мне что-то не очень приятное.

— Так, с хорошими новостями разобрались, перейдем к другим, которые тебя, возможно, не очень сильно обрадуют. Твоя встреча с родными будет снята на видео.

Я сижу просто ошеломленный. Догадаться о причинах такого решения не трудно:

— Они хотят включить эту съемку в свою передачу?

— Да, конечно.

Я, ничего не говоря, смотрю в пол. Воистину, не о такой встрече я мечтал. Меренков разрывает завесу тягостной тишины:

— Виктор, не молчи. Нам с тобой выбирать не приходится, ты уже должен был привыкнуть к атмосфере постоянной слежки — вон у вас сколько видеокамер по всей зоне.

— Да, но они же не транслируют свои записи по телевизору. А мои слезы должна увидеть вся страна?

— Да, Виктор и не одна. Подумай, ведь за все нужно платить. Ты ведь хочешь увидеть родных? СТЛ хочет представить зрителям этот эпизод, как попытку телеканала скрасить твое заточение, уменьшить тоску и боль. Во время записи тебе, конечно, придется сказать несколько слов благодарности организаторам за гуманность, за способность сопереживать, за то, что сумели разбить стену твоего одиночества… — адвокат сделал неопределенный жест, стараясь подобрать правильные слов, потом махнул рукой и заключил. — Короче, необходимый текст они предоставят.

— У меня сильное желание отказаться исключительно из вредности.

— Нельзя. Сценаристы решили, что такой эпизод необходим. Это для них просто находка — и популярность шоу мгновенно подскочит и вся корпорация в глазах зрителя выиграет. Да, тебе неприятно, но я тебе в который раз повторяю — умей видеть выгоду. С родителями ты встретишься, а ведь раньше и мечтать об этом не смел.

Он прав. Я ждал встречи с ними со смешанными чувствами — с одной стороны, сильно тосковал, но с другой, свидание должно было стать прелюдией к казни. Теперь же появился шанс увидеться с близкими людьми и не платить за это жизнью, по крайней мере, пока. Адвокат продолжил свой монолог:

— К тому же, это видео также плюс и к твоему имиджу. Зрители увидят не убийцу, а сына, человека, который любит и переживает, а слез в такой ситуации стыдится нечего.

— Про слезы я образно сказал.

— Ну и зря. Стоит посоветоваться с имиджмейкерами шоу, нам нужно, чтобы все выглядело как можно более естественно.

— Кому это вам? Вам и Гольцеву?

— Нет, Виктор. Нам — это мне и тебе. Похоже, твое отношение ко мне меняется не в лучшую сторону. Не кипятись, ты в первую очередь мой клиент и я защищаю твои интересы. Сейчас нам нужно идти на поводу у СТЛ, но мы добиваемся своей цели. Ты же использовал «Тристар», теперь мы возьмем свое и от их конкурентов. Да, я понимаю, нервы ни к черту, но нужно держаться и я тебе в этом помогу.

Он умолкает и смотрит на меня. Он прав, без его поддержки я бы давно, наверное, скатился в бездну отчаяния. Странно, мне легче жилось, когда я знал, что приговорен. Теперь, когда загорелся огонек надежды, когда каждый день мог принести какие-то изменения и нервы действительно были натянуты как струны, единственным бастионом спокойствия и стабильности оставался мой адвокат. Он находил в себе силы как решать мои проблемы, так и успокаивать мои нервные срывы.

— Простите, Ярослав Витальевич. Новости меня просто шокировали.

— Да ничего, я все понимаю. Сегодня можешь отдыхать. Родителям пока о возможной встрече ничего не сообщай — кто их разберет, этих продюсеров, вдруг передумают.