Первая встреча.

Голубое глубокое небо накрыло сонный городок нежно-голубым светлым куполом. Где-то вдали, потягиваясь, неторопливо вставало солнце. Оно, наверное, и само не знало, сколько пользы дарит своим светом, иначе бы не ползло так медленно вверх и не уползало так быстро вниз… В небесной глубине, сквозь плывущие кораблики облаков пролетали редкие птицы. Многие из них уже улетели в теплые края с зимовкой, поэтому редко встретишь кого-то, кроме голубей. Последние, кстати, уже услужливо нагадили на лобовое стекло какого-то автомобиля…

Кроны деревьев поднимались высоко вверх, словно стараясь дотянуться до тех самых облаков — кораблей, что не берут пассажиров. Даже в таком захолустном унылом городке растут деревья. Желтые, уже почти облетевшие, потерявшие всю свою красоту. Они наслаждались последним месяцем осени. Последним месяцем самой теплой осени в моей жизни…

Помимо деревьев я видел дома. Много домов… Многоэтажки, частные постройки, государственные учреждения, торговые центры. Они выстроились в рядок, все еще в состоянии дремы. Из них изредка выскакивали людишки — в основном это были студенты и те, кто шел на работу, у школьников каникулы — и спешили по своим делам. Дома же продолжали стоять на месте, их окна были закрыты, свет выключен, да он и не нужен сейчас. Все эти здания проснутся только ближе к ночи, распахнув ярко-желтые глаза и глядя на улицу с интересом и небольшим укором. Они будут провожать взглядом сладкие парочки, которые непременно заглянут в один из этих домиков, чтобы провести незабываемый вечер…

Перед домами проходит дорога. Даже две. Две широкие серые полосы, разделенные черненьким витиеватым заборчиком. Красиво выглядит, ничего и не скажешь. Въезд в город… Он всегда был и будет таким оживленным — как минимум маршрутки здесь проезжают каждые пятнадцать минут. Вереницы автомобилей ехали куда-то в одну сторону, навстречу чему-то… Новому дню? Может быть. Для кого-то долгое и вязкое «вчера» еще не закончилось. А кто-то до сих пор валяется в постели и не пожжет понять, что «сегодня» уже наступило.

А я… А что, собственно, делаю я? Я стою на одной из тех тропинок, которые темной полоской располагаются по одну сторону дороги и смотрю за окружающим миром. Смотрю за тем, как мой родной город просыпается и потягивает ручки, избавляясь от последних сновидений. А что я? Я еще с шести часов утра, как проклятый, торчу на самой тупой в моей жизни работе — раздаю флаеры. Студент, блин. И вот какой черт меня дернул закончить все одиннадцать классов, а потом поступить в брошенный всеми богами универ, что располагался в городе, от которого меня откровенно тошнит уже.

И, самое главное, кем я работаю? Раздаю флаеры прохожим. Точнее, должен был бы это делать, но мне искренне, от всей души, лень. Я просто стою около какого-то прилавка. Рядом со мной лежит стопка бумажек с изображенными на них красивыми баночками из-под шампуней, моющих средств и прочего барахла. На фоне всего этого — сам торговый, который нанял меня ради этой убогой работы.

Я взял стопку в руки и пролистал пачку флаеров. Шелест глянцевой бумаги приятно обласкал мои уши. Люблю этот шелест. У меня в руках пятьсот листочков с бессмысленной бредятиной, которую я должен раздать прохожим. Оно нужно кому-нибудь? Признаться, оно даже мне не нужно. Но… Если я не раздам эти листовки, то мне не достанется и рубля за сегодняшнюю работу. Поэтому я просто кладу все флаеры снова на прилавок и лениво предлагаю людям взять хотя бы один. Конечно же, они пролетают мимо, даже не дослушав. Какие невоспитанные и некультурные…

На миг, или на два, воцарилась тишина. Было слышно только как ветер трепет последние оставшиеся на голых ветвях листочки… Жалко их становится. Ведь сейчас ветер их сорвет и вместо красивого украшения они превратятся в кучу мусора, который сожгут в начале декабря. Я вздохнул. Выплывший изо рта клубочек дыма тут же рассеялся. Холодает… Пора бы уже потеплее одевать.

Издалека послышался странный скрип. Я вздрогнул, отвлекаясь от такой приятной тишины. Скрип был похож на крякающую уточку, но я прекрасно понимал, что таковой на выезде из города появиться банально не может. Тем не менее, глаз я не поднял, глядя куда-то под ноги и проклиная этот никчемный день. Такой же, как и все остальные. Когда же скрип приблизился максимально, я понял, скрипит ботинок. И этот ботинок так четко вписался перед моим взором, что я не смог не обратить на него внимания.

Было ясно видно, что обувь раза в два больше размера ноги ее обладателя, и немного болталась на ступне. Башмаки были полу мужскими полу женскими, и я задрал голову, чтобы полюбопытствовать, какого же пола данное скрипящее чудо. Это была девушка. Уверенным решительным шагом она прошла мимо меня, даже не заметив. Ну а кто вообще замечает раздающих флаеры? Либо делают вид, что их нет, либо грубо отталкивают и идут дальше. Меня и впрямь заинтересовала прошедшая мимо девушка. Такая хрупкая и тонкая, словно весь мир на мгновение сплющили. Студентка? Нет… Вижу, что ее сумка слишком маленькая, чтобы вместить тетрадки. Оттуда торчит какой-то листочек. Интересно, что это?

Я с продолжил наблюдать за этой особью. Она подошла к дороге и остановилась, оглядываясь. Проверяет дорогу на наличие машин? Ну-ну, удачи. Собьют и не заметят. Шумахеры здесь аховские. Но девушка продолжала оборачиваться, посмотрев и вперед, и назад, и по сторонам. Не местная? Что же она забыла здесь? Черт, слишком много вопросов для меня. Вдруг она обернулась и посмотрела на меня. Ее вздрогнула, будто в ее голову пришла идея. Ну а я, как школьник, наблюдающий за девочкой, в которую влюбился, отвел взгляд, тут же заинтересовавшись, что же все-таки написано на моих чертовых листовках.

— Извините, пожалуйста! А вы не подскажете, как пройти до касс на маршрутки? — скромно спросила девушка и мило улыбнулась.

Я посмотрел на нее из полуприкрытых век и обреченно выдохнул. Но внутри все как будто поднялось вверх. Она такая милая… И когда она подошла, я смог разглядеть ее получше. Темные волосы были очень густыми и растрепанными, они выбивались из пучка волос, торчащего из затылка. Как неаккуратно… Такое ощущение, что она в булочную ходила, а не уезжала в другой город. Девушка была в очках. И, признаться честно, такие я видел впервые: огромные и круглые, в толстой пластиковой оправе. Я пригляделся. Причина толщины оправы в том, что обычный тонкий металл попросту бы не выдержал такие широченные диоптрии. Она настолько плохо видит? Сколько ей вообще лет?

Я обратил внимание на одежду. Черно-белая с серыми принтами, черный свитер, темно-серые брюки… Все это прекрасно сочеталось с бледной кожей и создавало впечатление, словно моя собеседница сошла с экрана черно-белого телевизора. Ей это неимоверно шло. На общем фоне выделялись мутные грязно-зеленые глаза. Они не сверкали, как у некоторых, не обжигали своей страстью, как в песне «Очи черные», и в общем-то были самого обыкновенного цвета. Но… То ли из-за ее «черно-белости», то ли из-за впечатлительности, я отметил про себя, что у нее очень красивые глаза. Девушка покопалась в черной сумке, выискивая что-то, и я вспомнил, что все еще не ответил на ее вопрос. Она посмотрела на дисплей своего мобильного. Ее лицо приобрело тревожный и грустный вид. Опаздывает, что ли? Куда? Срань господня, неужели она уже работает?

— Ходят тут всякие. Сначала не обращают на нас внимания, а потом «подскажите, да проведите», — огрызнулся я, сплюнув куда-то в сторону.

Да, мне нравилась эта девушка, но деньги были мне куда важнее. В голове созрел очень хороший и четкий план. Такие, как эта девушка, должны на него клюнуть.

— Простите, но мне правда очень нужно! Вы мне поможете или нет? — моя собеседница начала колебаться под напором моего отказа. Руки прижала поближе к груди, ноги свела вместе… Мне даже показалось, что она задрожала.

Мужские инстинкты брали свое — мне захотелось ее обнять, приголубить… Или еще чего… Я прикусил нижнюю губу, и, взяв себя в руки, усмехнулся:

— Ты очень милая. А потому я тебе помогу, — я не закончил фразу, решив пронаблюдать за реакцией девушки. Она была феноменальной: лицо прояснилось, глаза тут же заблестели, а губы расплылись в улыбке, — Но взамен ты должна забрать эту стопку.

Я протянул ей флаеры. Девушка пораженно и как-то растерянно стала разглядывать кучку глянцевой бумаги, осматривая ее под разными углами и наклоняя голову и так, и эдак. Мне показалось, что она делает все для того, чтобы я ее получше рассмотрел. Но такого не может быть. Эта незнакомка слишком скромная и нелюдимая. Я вдруг понял, чем она зацепила меня: ее обыденность выделяется на фоне повседневной яркой жизни. Ведь многим надоела «серая масса» и всякое такое. Поэтому мир разукрасился в яркие оттенки. Я выбрал черный. А эта девушка, видимо, решила ничего не менять. Так вот, вернемся к моей таинственной незнакомке. Ее тоненькая и стройная шейка так и напрашивалась на то, чтобы пройтись по ней требовательными губами. И я не знаю, что двигало моими мыслями в тот момент. Думаю, несложно догадаться, что после этих мыслей мне бы потребовался ближайший туалет.

Достаточно изучив предоставленный материал, девушка посмотрела на меня и с решительным видом кивнула головой:

— Хорошо, я возьму эту стопку. Надеюсь, она поместится в моей сумке…

Она взяла флаеры в обе руки и стала смотреть на свою сумку. Ее кисти рук были такими тонкими и длинными… Мне, почему-то, это безумно нравилось. И эти чувства порождали во мне ненависть к самому себе. С каких это пор я стал таким похотливым зверем? Но, тем не менее, я выпалил:

— А сколько тебе лет вообще? И что забыла в нашем захолустье?

— Во-первых, неприлично спрашивать у девушки, сколько ей лет, а во-вторых, вы еще захолустье не видели. Это — приличный и красивый город.

Я оторопел. Впервые слышу, чтобы о моей дыре так хорошо отзывались.

— Выглядишь ты лет на двадцать, — слова сами слетали с губ.

На самом деле, выглядела она младше. Просто я хотел, чтобы ей действительно было двадцать.

— Мне пятнадцать. И я уже засунула вашу чертову рекламу в свою сумку. Вы не могли бы исполнить часть своего обещания и провести меня к кассам?

Я поразился тому, как изменился тон ее голоса. Наверное, это ее защитная реакция… Я даже предполагаю, что она раскусила мои намерения. И именно поэтому я молча пошел рядом с ней, украдкой все еще рассматривая ее. Щек почти нет, зато есть красивые скулы. Походка скромная, мне показалось, что она даже немного шатается при ходьбе. Брови сдвинуты к переносице, глаза сосредоточенно смотрят вперед. Интересно, она заметила то, что я на нее смотрю? Надеюсь, нет. Ей пятнадцать… Все надежды о случайном удачном знакомстве можно послать куда подальше, иначе я буду педофилом. Но она такая милая…

Я подумал о том, что чем скорее мы дойдем до касс, тем быстрее я избавлюсь от этого дурацкого чувства взять ее под свое крыло. Но до вокзала еще как до Китая. И я вдруг подумал: а о чем сейчас размышляет моя спутница?

— Ты похожа на Монохромную девочку, — протянул я, когда мы уже почти дошли до рынка — следом за ним шел вокзал вместе с кассами.

— Почему? — робко спросила она и чуть замедлила шаг. Снова подобрела?

— Ну, вся такая черно-белая, одеваешься в невзрачную одежду… Это очень сильно выделяет тебя, — я снова отвел взгляд, чтобы не видеть ее удивленного и растерянного лица.

— Мне еще никто такого не говорил, — судя по голосу, девушке было приятно. Почему-то я почувствовал себя триумфатором, — Но я, наоборот, стараюсь не выделяться из толпы… И вроде бы у меня это получалось. Но ты сказал, что…

— Люди, они странные, — я улыбнулся. Впервые в жизни я так искренне улыбнулся… Наверное, это задело девушку, и она замолкла. Я продолжил, — Они говорят, что быть «серой массой» — быть отбросом общества. И все стали следовать этому, превратившись в «разноцветную массу», которая, как известно, дает черный цвет.

— Вообще, грязно-коричневый, — поправила меня собеседница и посмотрела прямо в глаза.

Ее взгляд сочился искренностью и добротой. Но видел я в них нечто грустное. Словно она несчастна, и кто-то должен ей помочь.

— Зачем приезжала-то? — спросил я и кинул взгляд на пухлую сумку. В ней сейчас лежал мой заработок.

Не думал, что какая-то случайная прохожая поможет мне заработать пятихатку. Вот бы так почаще.

— К сестре… И документы сдать кое-какие, — девушка улыбнулась и пошла к кассе, — До скорого! — говорила она на бегу.

— Зовут-то тебя как!? — моя крик перебил даже гудок автомобильного сигнала позади.

Девушка остановилась.

— Зови меня Монохромной девочкой! — и Монохромная девочка убежала прочь…

Меня зовут Олег, мне двадцать два года, и я влюбился в несовершеннолетнего подростка, которого, наверное, никогда больше не увижу. Какой же я идиот.