Третье несчастье.

И я звонил. Звонил почти каждый день, желая вновь услышать ее тихий приятный голосок. По телефону он был не такой, как в реальной жизни, но ведь все мы понимаем, что иного варианта у меня не было. Ту печальную ситуацию мы загладили, теперь только лишь улыбаясь и даже шутя над ней. Через месяц нашего общения я понял, кто такая Олеся. Она и правда девочка, вышедшая прямиком из экрана черно-белого телевизора. Такая наивная и глупая… Словно не знает, каков на самом деле наш мир. Мне становилось жалко ее, я переживал…

И из-за этих переживаний мои оценки в университете стали хуже. Я не мог спокойно сидеть на парах, мои мысли летали где-то там, в другом городе. Там, где жила моя малютка… Да, я почему-то считал ее все еще маленькой девочкой, несмотря на то, что скоро ей исполнится семнадцать. Но ведь… Но ведь вела она себя, как ребенок. Ребенок, которого я хочу защитить. Я не знал до этого, что такое чувство светлой и невинной любви. Не верил в это… Да и сейчас не очень хочется верить. Когда я жил с родителями, мама всегда говорила мне: «Любовь приходит и уходит, уважение остается навсегда». Глядя на то, какие подлости совершал отец, я серьезно задумывался над этими словами.

Пришло время подумать над этим снова. И правда, а что есть любовь? Существует ли вообще такое чувство, или нам о нем только в сказках рассказывают? Сейчас я хотел верить в то, что «любовь до гроба» существует. Главное — верить. Остальное приложится. Но где-то в глубине души все еще отчетливо звучали слова матери… И, наконец, я задал себе вопрос: «А любит ли меня Олеся? Или же я просто друг для нее?..» Мы договорились не вспоминать то, что было между нами, но по ночам я все еще возвращался назад, ощущая в своих руках ее мягкую кожу и хрупкое тонкое тельце, заплетаясь пальцами в волосах… Когда я открывал глаза, все иллюзии исчезали. Как серый дым, которым и являлась моя Монохромная девочка.

Олеся не любила, когда я называл ее по имени. Каждый раз она неловко ворчала и говорила что-то вроде: «Не люблю свое имя» или «Не зови меня по имени!»

Однажды я спросил:

— И как же мне тебя величать?

— Монохромная девочка.

Видимо, это прозвище навсегда приклеится к ней. В моих устах это звучит как-то мягко и нежно… Думаю, все дело в моем голосе. Любое имя, которое я произношу, звучит мягко и ласково. Наверное, именно по этой причине Светка млеет каждый раз, когда я зову ее убрать, наконец, свои шмотки из моей квартиры.

Что до Светки… Она до сих пор понятия не имеет, почему я такой мрачный и молчаливый в последнее время. Она не знает, что произошло тогда… Слава Богу, дома ее тогда не было. Иначе бы моя личная жизнь стала бы местной сплетней среди ее подруг, подруг ее подруг, парней ее подруг и парней подруг ее подруг. Думаю, не стоит продолжать дальше… Все бабы — жуткие болтушки. Хотя по Олесе этого не скажешь… Даже за месяц общения с ней я не сумел до конца понять ее. Эта девушка навсегда останется для меня загадкой.

За месяцем шел месяц, приближался последний курс моего обучения в этой грязной дыре. Однокурсники стали косо на меня смотреть, моя счастливая морда их не утешала. Конечно, сессия и получение диплома на носу, а какой-то идиот сидит и строит глазки преподам во время пар. Мне двадцать пять лет, и я уже достаточно хорошо знаю Монохромную девочку, чтобы задать самый важный для меня вопрос.

И я решил сделать это именно сегодня. Мои переживания, мои крылья и мои радостные настроения заметила даже Светка, собираясь на свиданку со своими подружками.

— Ой, Олежек, что это с тобой? Неужели влюбился? — соседка смотрела на меня с подозрением. Она отбросила в сторону свой халатик и села рядом со мной.

Да, в одном нижнем белье. Я уже достаточно долго живу с ней, чтобы привыкнуть к этому.

— Влюбился, да… — выдохнул я, судорожно перебирая список контактов в телефоне. Мне нужно услышать ее голос.

Ее голос мне жизненно необходим, я понял это еще с самого своего первого звонка.

Светка сидела рядом, глядя на то, как я звоню кому-то. Она ожидала имя той, по ее словам, «счастливицы», которой досталось мое сердце.

— Алло, — прозвучал низкий незнакомый женский голос.

Нет, это явно не голос Олеси. Я оторопел, думая, что, скорее всего, ошибся номером.

— Извините… А можно Олесю? — пытаясь сохранить уверенность в голосе, произнес я.

Мои слова прозвучали детским лепетом. Впрочем, как и всегда.

— Олег, верно? У тебя и правда смешной голос, как сестра и говорила, — в трубке послышался смешок. Это сестра Монохромной девочки.

От сердца отлегло. Всего-навсего сестра… Сейчас мне нужно просто попросить Олесю к телефону и снова насладиться тихим добрым голоском своей возлюбленной.

— Да, это Олег, — мой голос зазвучал тверже. Наверное, теперь я хоть малую малость похож на взрослого человека, — Можешь позвать к телефону свою сестру?..

Шквал, который обрушился на меня после этих слов, поразил меня наповал.

— Что? Ты соображаешь, что говоришь вообще!? Ты и сам прекрасно знаешь, что ты сделал с Олесей! Отец после того, как узнал, чуть голову с нее не снес! Он еще и тебя разыскивал пару месяцев. Слава Богу, она тебя в контактном листе переименовала! Дуралей, подумал бы об ответственности после того, как вот так надругался над девушкой! Да, она тебя простила, но я-то никогда не прощу! Какими бы словами сестра тебя не покрывала. Пидор. Чтобы больше не смел звонить на этот номер!

Звонок тут же сбросили, я даже не успел ничего сказать. После того, как звонок был завершен, я посмотрел на дисплей мобильного. Оттуда на меня смотрела красивая Лондонская улица, окутанная туманом. Черно-белая картинка напомнила мне об Олесе. Но я все равно смотрел на дисплей, словно стараясь увидеть свой телефон насквозь. И только лишь, когда Светка подала голос, я снова набрал номер.

— Что случилось-то? Тебя из универа выгнали, что ли? — изумленно спросила соседка, — Никогда не видела тебя таким подавленным.

В трубке послышались короткие гудки. Занята? Я набрал снова. В конце концов какая-то тетка сказала мне, что телефон отключен. И тогда я понял, что это финал.

Что было дальше, можно не объяснять. Дни тянулись, как сопли годовалого ребенка. Каждый час казался днем, день — неделей, неделя — месяцем. И я думал, что прожил года два, прежде чем снова прийти в себя. В голову пришла самая коварная в жизни мысль: «А что я, собственно, потерял? Крыша над головой есть, четверки в зачетку обеспечены…» И моя жизнь стала проще. Я снова плевал на все и всех, в свободное время раздавая флаеры и посылая к черту людей, суетливо проходящих мимо меня. Я снова лениво встречал утро в городе, если мне было ко второй или третьей паре. Я снова стал тем Олегом, который когда-то встретил хлипкую фигурку. И теперь она стала для меня облаком несуществующего дыма.

— Нет ее больше, — сказал я, пытаясь убедить себя в этом, — нет Монохромной девочки. Растворилась, как дым от моей последней сигареты. О, кстати о них. Надо бы в магазин…

Через месяц я предложил Светке встречаться. Такого неподдельного восторга я еще не видел никогда. На самом деле, с ней у меня было больше перспектив: она стройная, высокая, фигуристая… Ее светлые волосы были почти такими же мягкими, как и у Олеси, а характер такой веселый и активный. Как раз то, что нужно для такого похуиста, как я.

Но иногда я ощущал, что эта девушка не для меня. Ее активность частенько меня раздражала, блондинка старалась вывести меня «в свет», что злило больше, чем если бы она озаботилась моей внешностью. О последней я, кстати, совсем позабыл. Мои волосы уже почти достают плеч, так, что я завязываю их в маленький хвостик на затылке. Густая щетина на щеках и подбородке делает меня похожим на какого-то тридцатилетнего мужика с челябинских строек. Но мне было откровенно плевать, так как стараться не для кого.

Светка продолжала на меня вешаться, устраивая приятные вечера и впечатляющие ночи… И после этих ночей я, выходя в подъезд закурить, снова выпускал облако дыма. Серого, как Она… Доходило даже до того, что я пытался схватить это облако и удержать хотя бы на минутку, но не получалось. Я хватался лишь за пустой воздух, затем больно ударяясь о стенку. И это жутко злило. Но сколько бы я не бил рукой о подоконник, сколько бы не взывал о помощи, ничего не происходило. Шел день за днем, тек месяц за месяцем… Телефон молчал, а Светка действовала мне на нервы. Но все было нормально, пока я делал вид, что мне с ней интересно.

Конечно же, и нашим отношениям должен был прийти конец. И пришел он тогда, когда я получил свой чертов диплом и побрел по дороге в дом. Сейчас мне нужно собрать вещи и уезжать отсюда. Не могу больше жить в этом городе, который напоминает мне о моем детстве, юношестве, флаерах и… Монохромной девочке.

Сумки с вещами оказались жутко тяжелыми. И откуда у меня столько шмотья? В итоге половину из них я распихал по углам квартиры. Будущие постояльцы, наверное, будут рады свежим, накрахмаленным в стирке, обновкам. Ну а я пошел. Светка стояла в дверном косяке и смотрела перед собой, куда-то в пустоту. Почему-то мне казалось, что молча, просто так, я не уйду.

— Ты говорил когда-то о девушке, в которую был влюблен. Это ведь была не я, да? — меж ее пальцев была стиснутая тонкая женская сигарета.

Силуэт моей соседки в дверном проеме был элегантным и грациозным. Таким, как она прямой путь в шоубиз, чего уж там. Такая красивая… Фигура Светки освещалась сзади закатывающимся солнцем, отчего ее голубые глаза, аккуратно подведенные черным карандашом, сверкали на тусклом оттененном лице.

— Да. Это была не ты, — подтвердил я и пошел к двери.

Больше реплик не последовало. Видно, Светка узнала все, что хотела. Узнала о том, что я ей врал беспросветно, о том, что мне нафиг не нужны были ее компании и клубы.

Я хотел уютной семейной жизни вместе с хрупкой юной леди. С Монохромной девочкой… Но, конечно же, меня никто не поймет. Именно поэтому я не сказал ничего — просто взял свои сумки и побрел к выходу. Ранний вечер месяца июля пах по-особенному. И если утро ноября было пропитано падалью и дождем, то июль излучал аромат свежести и будущего…

До вокзала я добрался быстро. Атмосфера многочисленных булочных и пирожочных не оставляла мне покоя. Я жутко хотел есть. До моего поезда оставалось совсем немного, и я решил зайти в один из всех этих многочисленных хлебобулочных магазинов, чтобы купить себе что-нибудь пожевать. Очередь стояла огромная, пришлось изрядно потерпеть.

Вдруг я заметил в этой очереди клубок дыма. Большой и серый, он выделялся из общей массы. Черные короткие — под мальчика — волосы, серая толстовка с утеплением, темно-серые брюки и белые босоножки. Так мило… Неужели это..?

— Монохромная девочка! — окликнул я, прикусив нижнюю губу.

Многочисленные бабушки и дедушки обратили на меня внимание. Если я не угадал, то позор мне, грешному.

Но хлипкая дымчатая фигурка обернулась, робко держа в руках пакетик с булочками. Она прижимала его к своей груди, словно пугаясь потерять. В ее глазах, таких мутных, но таких красивых, были видны испуг и счастье. Неужели она рада меня видеть? Девочка подбежала ко мне и кинулась прямиком на шею, все еще сжимая конец пакетика в хрупких ладошках.

— Ты так изменился, — в ее голосе я слышал слезы.

Голос… Он стал намного грубее и взрослее. Сколько ей уже? Восемнадцать? А все еще похожа на маленькую девочку.

— Ты тоже. Что ты сделала со своими волосами? — недовольно спросил я, взъерошив копну черных волос. Они все еще были очень мягкими.

— Подстриглась. Мне папа так сказал… Чтобы меня принимали за парня и не насиловали…

— Что за чертов бред несет твой отец? — с недоумением спросил я и обнял девушку.

Я ее не отпущу теперь. Это облачко дыма я смог ухватить.

— Я не знаю… Но теперь я знаю, что он не полезет в мою жизнь. Моя старшая сестра за ним присматривает. Она живет и работает в нашем родном городе. А меня вот отправили в Питер.

Только сейчас я заметил большой походный рюкзак на плечах Олеси.

— Это и все твои вещи? — первый вопрос, возникший у меня в голове, сам вырвался наружу. Но тут же в мою голову пришла следующая мысль, — тоже в Питер?

— Да… Я поступила в один хороший университет и теперь еду туда.

Кажется, что и не было тех длинных и вязких месяцев позади. Не было Светки, не было завистливых однокурсников… Было только «до звонка» и «после звонка». И все.

— Я тоже туда еду. И знаешь, я хотел тебе сказать, что люблю тебя.

Олеся застыла. Я не стал наблюдать за ее реакцией, так как моя очередь в булочной дала о себе знать: противная продавщица одернула меня и потребовала сделать заказ или проваливать отсюда.

Забрав свои покупки, я стал искать взглядом Монохромную девочку. Что? Она снова потерялась в толпе? Или то, что я видел, было моей иллюзией? Потерял… Я смог схватить дым, и снова он превратился в воздух, а рука, рассекая его, больно ударилась о подоконник. Сев на ближайшую скамейку, я закрыл лицо руками. Второй раз в жизни я чувствую себя так подавленно и отчаянно, пытаясь забыть все, что было… Но не выходило. Вдруг моего плеча коснулось что-то холодное.

— Держи, — передо мной стояла Олеся, протягивая симпатичный металлический медальон. Обычная бижутерия в форме орла — таких тут пруд пруди. Но подарок из ее рук был для меня особенным. Я даже не стал спрашивать, зачем это. Я просто отложил побрякушку в сумку, а сам крепко обнял ее хлипкую фигурку.

— Я тоже тебя люблю, — шмыгнув носом, сказала девушка. Она снова плакала, — люблю так сильно, что боюсь снова попасть впросак из-за своей наивности. А сестра… Прости ее, хорошо? Она уберечь меня хотела, потому и сломала симку. Прости ее… И меня тоже…

— Да все — пустяки, только не плачь, ладно? Теперь у нас с тобой есть право быть вместе.

Олеся всхлипнула еще раз и прижалась крепче. Я заметил торчащий из ее толстовки билет и выудил его.

На моем лице расцвела довольная улыбка.

— А ты знаешь, что мы с тобой соседи?