Неправильная сказка - 1

Неправильная сказка

Чернявый Лоренцо, прапорщик веселой компании влюбился. Опять. Это было невыносимо. Маленький итальянец орал серенады кошачьим голосом, что-то кому-то говорил, слишком много и слишком громко для измученных ушей капитана Якова Лесли. Его компания вместе с изрядной частью имперской армии стояла лагерем у стен небольшого городка на берегу Дуная. Шло лето тысяча шестьсот… капитан напрочь забыл какого года. Лили слишком холодные для лета дожди, перемежаемые лучами неяркого солнца. Французы наступали — принц Конде уничтожил непобедимых испанцев в битве у Рокруа, Маршал Тюренн теснил баварцев фон Мерса на Рейне. Имперский главнокомандующий генерал Галас, которого придворные считали военным гением, а солдаты своим несчастьем, пил в штабной палатке горькую, материл офицеров и орал на собраниях как он всех разобьет. Когда-нибудь. Как только рак на горе свистнет. Начальник кавалерии генерал фон Верт, которого главнокомандующий в открытую называл хамом и деревенщиной, а солдаты считали умницей и своей надеждой, глядя на этот бардак, внаглую перестал понимать немецкий, хоть и был чистой воды баварец. Роту Лесли от большого ума влили в смешанный англо-шотландско-ирландский полк, который собрали из островных наемников. Офицеры полка через слово сворачивали на малопонятные заморские дела, подробностей которых капитан, покинувший Шотландию еще ребенком, не знал, и которые ему были глубоко неинтересны. В ирландских ротах склепали самогонный аппарат из ружейных стволов и пытались сделать виски. Пока получалась исключительно бормотуха, но полковник О'Рейли пока не терял надежды. Трезвым его капитан еще не видел.

Какие-то молодые идиоты пытались приставать к одной из солдатских жен — беловолосой Магде. В итоге, её муж, угрюмый мушкетер роты Лесли, получил пару зарубок на прикладе, а идиотов по-быстрому зарыли у ограды кладбища, в загоне для самоубийц. По лагерю заметались подозрительно-штатского вида люди, спрашивая, не знает ли кто, куда делся молодой подающий надежды юноша… А дальше фамилия, которая наводила ужас даже на императора. Фамилия тещи князя главнокомандующего, которая пропавшему юноше доводилась дальней родственницей. Капитан пытался спрятаться от всеобщего бардака в роте, а тут Лоренцо. Вот прямо у стен капитанской палатки громко и многословно плачется Магде на жестокосердие своей избранницы. Очередной. Магда добрая, она выслушает. Хоть бы скорее взорвал что-нибудь по своей привычке, чтобы можно было с чистой совестью запрятать горе-любовника на гауптвахту. Он бы давно взорвал, да пороха в лагере почти не было.

Французы перешли Рейн. Фрейбург еще держался. Война праздновала свою двадцать шестую годовщину. На мирной конференции, торжественно открытой в Мюнстере, дипломаты уже выяснили, кто где должен сидеть, и в каком порядке входят послы в залу заседаний, и перешли к следующему очень важному вопросу — что на германской конференции делает посол Португалии, и почему их двое.

Капитан с грустью подумал, что жалование выплачено, пусть и не все, и законного повода сбежать от этого бардака куда-нибудь подальше у него нет. В сердцах плюнул, надвинул на глаза изрядно рваную шляпу и попытался заснуть. Не вышло. Вначале в палатке послышался нарастающий шум, сквозь который пробились слова

— Капитана Лесли вызывают к генералу… — чей то незнакомый, очень громкий и неприятно-уверенный голос.

Ладно, к генералу так к генералу — Лесли встал, отряхнул мундир, прихватил одной рукой шпагу, другой — видавшую виды шляпу и вышел из палатки.

На лагерной улице капитану встретилось нечто. Первыми в глаза бросились шаровары ярко-алого сукна, такие широкие, что капитан поначалу принял их за юбку и уже хотел сказать что-то веселое но потом поднял глаза повыше и желание шутить пропало сразу. Морда у генеральского порученца была усатая, бритая наголо, вся в шрамах и выглядела свирепо.

— Не думал, что генералу я известен.

— Не знаю. Но генерал Верт хочет вас видеть… — немецкий порученца был ужасен.

"Генерал фон Верт командует кавалерией. Какое ему дело до заштатной пехотной роты?" — думал Лесли, неспешно шагая за усатым порученцем. Тот пытался торопить, но Яков шагал нарочито неспешно. Лесли не бегают. Тем более к генералам. Хотя однажды ему пришлось побегать от генерала — когда капитан еще был лейтенантом и служил шведскому королю. Потом побегал за генералом — уже на имперской службе. Впрочем, это было давно. Мелкий дождь то припускал, то прекращался. Опять подкрался не хуже кроата, бросил капли воды в лицо, пробарабанил по скатам палаток.

Вот и стоянка кавалерии. Вначале в нос ударил запах — капитан поморщился, потом в глазах зарябило от пестроты мундиров и палаток — десять тысяч венгров, хорватов, сербов, польских гусар с лихо закрученными усами в блестящих доспехах, чубатых наемников из далеких стран на восток от Польши… Вся эта масса звенела шпорами, рябила в глазах многоцветьем чудных плащей и накидок, галдела и поминутно задирала друг друга. Капитан воевал и против них, и вместе с ними — и то, и другое было очень небольшим удовольствием. Вот наконец и штабная палатка. Вот и генерал — невысокий, широкоплечий, бородка клином, волосы торчат в разные стороны. Лицо уже начало расплываться, но сердитые умные глаза смотрели ясно. Лет много назад он едва не взял Париж, а его орлы клялись поймать Ришелье арканом. Его именем французы пугали детей, и некий сказочник уже сочинил сказку про трех французских поросят с фон Вертом в роли волка.

— Капитан Лесли, — и голос у генерала был грубый, хриплый.

— Да.

— Вам знакомо место под названием 'парадиз'?

"Шутить изволите", — подумал капитан.

— Слышал. В воскресной школе...

— Надеетесь попасть? Зря, не по нашей, капитан, работе. Впрочем, я не про тот, что на небе, я про тот что на речке, — дальше непроизносимое название. Посреди Шварцвальда, три дня пути отсюда. Доводилось бывать?

За эту войну капитан исходил империю вдоль и поперек, но все названия давно безнадежно перепутались в его памяти. Так что, может, бывал, может и нет. Страна делилась для него на: "разграбили когда-то" и "разграбили до нас".

— Может быть. — ответил он просто.

— Вы назначены туда гарнизоном.

"Вот это новости, — подумал капитан, — какого дьявола этот командует не своей частью через голову непосредственного начальства ?"

— Я не получал приказов. — сказал Лесли твердо.

— Я даю

— От своего полковника.

— Не упирайтесь, Лесли. Эта, — а дальше генерал высказался по адресу доставшей всех генеральской тещи, — добралась до главнокомандующего. Бедолага аж протрезвел с перепугу. Так что пропавшего, — Фон Верт был действительно хамом и выражался по адресу пропавшего юноши соответственно, — теперь будут искать всерьез. Берите… роту под мышку и сидите в этом парадизе тихо, пока все не уляжется. С вашим ирландцем я договорюсь. Тут капитан понял. Лет десять назад Магда, солдатская жена подобрала еще-не-генерала, валяющегося раненным на поле. И заштопала, хоть все думали, что не жилец. Магда штопала всю эту армию. И добрую половину шведской. И изрядную часть французской. Добрая она, на свой, своеобразный манер. Генерал добро помнил. А вот главнокомандующий, похоже, нет. Тут ввалился очередной порученец. Судя по гладкой роже, французской изящной прическе и чистому мундиру — из совсем высоких штабов. Что-то начал говорить по латыни, протянул какую то бумагу. Генерал ответил на венгерско-хорватско-польско-сербском смешанном, добавив в конце "a na latinskoy move ne rasmovlayu". Под его командованием ходили тысячи людей доброго десятка языков. На каждом из них фон Верт мог говорить на необходимом для генерала уровне — то есть "Вперед", "пошел", остальные — матерные. Капитан пришел на помощь бедолаге-порученцу. Он уехал на эту войну с московской службы и последнюю фразу генерала понял, да перевел как мог.

— Уставным языком в армии является немецкий, корнет.

Порученца как ветром сдуло.

— Быстро схватываешь, капитан. Будь ты конный, взял бы тебя к себе. Если в парадизе будут упираться, передай им от меня привет и скажи что в следующий раз на постой к ним приедет хорунжий Ржевский. *

— Не слышал о таком.

— Зато они слышали. Свободен.

"Ну, во всяком случае, мы уходим отсюда, — подумал капитан Лесли, выходя из палатки. — Может быть, в этом парадизе Лоренцо заткнется. В конце концов, он в лесу — речка, лес вокруг на три дня, найти достойную Лоренцо будет сложновато. И генерал прав, надо уходить отсюда пока не поздно". Внезапно тучи сдуло, ярко-красное закатное солнце озарило небо. Где-то над Дунаем раскинулась семицветьем радуга. Капитан скинул шляпу, огладил рукой бритый, вразрез с модами и уставом подбородок и подумал, что жизнь не так уж и плоха, как казалось ранее. Во всяком случае, теперь можно уйти отсюда. Что рота и сделала уже этой ночью. почти вся, за исключением итальянского прапорщика. Лоренцо продолжал правильную осаду своей пассии и отвлекаться не хотел, сказав, что потом догонит. Ротная колонна шла маршем по лесной дороге, за их спиной взлетали в небо огни ракет, слышался ропот и матюги, местами переходящие в панику.

— Достал-таки порох, скотина, — хмыкнул ротный мастер-сержант. Любовь итальянца к всяческим взрывам была известна всей армии. Вот и сейчас он с успехом совмещал две своих привычки, крася для своей пассии ночное небо в ярко-огненный цвет и доводя верховное командование до нервного припадка.

— Вот тебе и ушли по-тихому… Будем надеяться, что его не поймают, — ответил капитан.

Правившая обозной телегой Магда обернулась, посмотрела на взлетающие в небо огни и слегка вздохнула. Очередная вспышка выхватила из тьмы ее распущенные по плечам длинные светлые волосы.

— Ускорить шаг. — хрипло прозвучала команда.

А итальянец догнал их днем, довольный и на чужой лошади. Вихрем пролетел вдоль строя, показал всем два пальца в виде латинской буквы V — Лесли подумал, что этот жест может значить, но ничего приличного не придумал — и под всеобщий смех занял свое место у знамени. Капитан пообещал сгноить его на гауптвахте

— Слушаюсь, — ответил тот с улыбкой да ушей.

Три дня марша. рота все глубже забиралась в густые леса, дорога становилась все уже — все больше мрачнел мастер-сержант, все больше торопил роту капитан. Шли колонной — мушкетеры в широких шляпах с ружьями и сошками на плечах впереди и позади, полсотни пикинеров в начищенных шлемах в середине. Хмурый Ганс сказал зажигать фитили — дымки заклубились над головами. Шли быстро, ротные запевалы тянули охрипшими голосами печальные песни. Наконец за очередным поворотом в ярком свете закатного солнца люди увидели чернеющие башни, крутые скаты крыш — острый, пронзающий небо шпиль колокольни. Песня осеклась, люди встали.

— Тот самый парадиз похоже. — сказал мастер-сержант капитану.

Рота вышла на открытое место перед изрядно обветшавшими стенами, и капитан заметил огромный крест на колокольне и россыпь крестов и статуй поменьше на стенах

— Да это монастырь, — прапорщик Лоренцо откровенно пригорюнился. Лесли злорадно хмыкнул, подумав, что пара месяцев без приключений итальянцу будет на пользу.

Их заметили, где-то ударил колокол. Капитан разглядел шевеление на стенах, велел Лоренцо поднять ротное знамя с имперским черным орлом повыше. Рота приближалась, закатное солнце било в глаза, в его свете древние стены казались совсем черными. Ворота остались закрытыми, но калитка распахнулась, и навстречу роте кто-то вышел — капитан присмотрелся, но вначале разглядел только сутаны, капюшоны на головах. Фигура поменьше держала четки, у более высокой — солнце по прежнему било в глаза, капитану были видны только силуэты — на плече лежал устрашающего вида карабин.

— А монастырь то женский, — Магда сидела сверху, на козлах повозки, ей было видней.

— Ола-ла, — Чертов Лоренцо присвистнул, как бы распеваясь.

Капитан понял, что опять попал… И впрямь женский.

Солнце зашло за шпиль, стали видны подробности — низенькая с четками, с неприятно-высокомерным лицом — видимо, аббатиса, ее спутница была бы миловидной, если бы не сутана и не устрашающего вида ствол в руках.

"Странное сочетание", — успел подумать капитан, но его прервали.

— Кто такие, и зачем ?

— Капитан Лесли, По приказу генерала фон Верта назначены к вам на постой.

— Почему я должна пускать вашу ораву? — голос у наставницы был тоже неприятный. — Да еще по приказу этого богохульника.

— Потому что… — договорить было решительно невозможно.

— У нас тут обитель божья, а не проходной двор… — абатиссу понесло, она все говорила и говорила, ее голос все повышался, она уже почти кричала, упрекая солдат во всех смертных грехах, — большая часть ее упреков были чистой правдой, так что люди Лесли начали откровенно злиться. А тут еще и Магда, как всегда вылезла вперед, посмотреть что там — и некстати попалась на глаза.

— Это что еще с вами? — перст указующий ткнул в ее сторону. Лесли вдруг заметил, что хмурый Ганс скинул с плеча мушкет.

— Еще и девку привели… — кричала аббатиса.

Ганс взвел курок, открыл полку.

— Грехи ваши… — и тут аббатиса осеклась, трудно не осечься, когда ствол мушкета внезапно упирается в нос.

— О своих подумай, — голос Ганса прозвучал очень глухо.

На мгновенье наступила тишина. Тут Лесли рявкнул на всех, приказал Гансу убрать ствол, а абатиссе — закрыть наконец рот и открыть имперской армии ворота, а то...

— А то следующим на постой приедет хорунжий Ржевский.

Аббатиса прошептала что то про себя и махнула рукой. Открывайте ворота, мол. Солдаты, глухо ворча, двинулись внутрь.

— Да это какая то тюрьма, — пробурчал ротный мастер-сержант оглядываясь. Монастырь был перестроен из древнего замка — старые, потрескавшиеся, поросшие мхом и плесенью стены стискивали внутренний двор — один из дворов, похоже, хозяйственный. Ров и стена отгораживали его от другого, внутреннего двора, с церковью, высокой колокольней со шпилем и оставшейся от совсем старых времен древней башней донжона. Солдаты сунулись было туда, но все калитки были заперты. Наверху что-то дымилось — судя по запаху фитили. Немногие насельницы, видимые на стенах со двора, были неплохо вооружены и настроены решительно.

— Здесь, нам явно не рады… — ответил капитан, задумчиво разглядывая стены и башню донжона… — Впрочем, неудивительно. Нам, сержант нигде не рады. Только на поле боя.

— Не то слово, надеюсь, кормить будут. А то наши орлы тут все разнесут.

— Суровые дамы, — Лоренцо подошел, как всегда, неслышно. Он уже попытался построить кому то глазки, чуть не получил стволом в лоб и теперь ходил, пригорюнившись.Все трое молча смотрели на башню донжона. Вдруг Лесли увидел под самой крышей какое-то движение. Что то наверху с чуть слышным треском сломалось, хлопнула ставня, в закатном солнце сверкнули осколки стекла, — капитан машинально зажмурился.

— Смотрите, там кто-то есть… — прошептал Лоренцо чуть слышно, — Клянусь, я видел белые волосы… Клянусь, там держат кого-то. Женщина, клянусь Богом.

— Я тоже видел. — услышал Лесли голос Ганса из-за спины.

— И, похоже, не из местных, — пробурчал мастер-сержант, — а то с чего бы ей стекло разбивать?

Капитан с тоской подумал, что попал. Конечно чернявый итальянец мог и ошибиться — женщины ему мерещились в любом окне. Но вечно хмурый Ганс, лучший стрелок роты — он никогда не говорил зря и его глаза никогда не обманывали. Тут была какая-то загадка. а загадка как правило обозначала неприятности. И, вдобавок, кормежку вынесли такую, что Лесли и мастер-сержант начали считать дни до солдатского бунта.Солнце, перекрасив напоследок крыши в темно-багровый, закатилось. Капралы, матерясь, разгоняли солдат по дворовым постройкам. Капитан подумал, ничего лучше, чем "поживем — увидим", не придумал и пошел спать сам.

Казалось, этой войне было мало Германии. Шведский король не поделил с датским проливы зунда, и его армия из голодной Померании хлынула на Ютландию, даром что единоверную, и опустошила ее. Датчане отступали, уповая на бога, свой флот и имперскую помощь. Строгий приказ сорвал генерала Галласа и его армию с места и погнал на север — спасать датчан, даром, что они еретики. Молодой, но жадный до славы шведский генерал Врангель пытался прорваться к Праге, был отбит, но не терял надежды. Мирная конференция в тот день не состоялась — у входа в зал послы Франции и Испании заспорили о том, кто должен войти в залу первым. Это был очень важный вопрос, затрагивавший честь и достоинство обоих государей и обсуждался он долго, с привлечением давних прецендентов, ссылок на трактаты и латинских цитат, пока внезапно хлынувший дождь с градом не разогнал дипломатов по домам.

А днем капитана обрадовали фразой: "Госпожа настоятельница приглашает господ офицеров роты на обед".

Вот офицеров в роте не водилось. У Якова родственников не было, мастер-сержанту помощники не требовались, так что лейтенантом, писарем, профосом и каптенармусом числилось Хохкройтендорфское (см. пр. рассказ) пугало. Пугало честно исполняло многочисленные обязанности, а жалование его капитан с сержантом делили пополам. Один раз по пьяному делу даже написали на него представление к награде. Впрочем, бумага, как водится, затерялась где-то. Чернявый Лоренцо числился в роте прапорщиком, иногда работал за писаря, когда его удавалось поймать. Лейтенантом иногда работал Ганс, заменяя недостаток происхождения крестьянской сметкой и тяжелыми кулаками. Обязанности каптенармуса, то есть кладовщика Магда крепко держала в своих ручках, которые романтичный итальянец называл белоснежными, а мастер-сержант загребущими.

Пришлось радовать хорошей новостью Лоренцо. Тот убежал наводить глянец на шляпу и сапоги с улыбкой козла, которому выписали постоянный пропуск в аптекарский огород. Капитан Лесли вздохнул, побрился, умылся, посмотрел на свое отражение В тазе с водой отразились серые глаза, скуластое, расчерченное морщинами до срока лицо, бритый, вразрез с модой, подбородок. Капитан глянул еще раз и остался недоволен увиденным. Пошел накручивать роту, чтобы безобразий без него не устраивали: если что сам поучаствует. Когда солнце зацепилось за крест на колокольне, провожатая зашла за ними. Лесли показал напоследок мастер-сержанту кулак, кликнул прифрантившегося Лоренцо, и они пошли вслед за хмурой провожатой — в калитку, темными переходами, через двор, в темный куб парадной залы. Глухо стукнула дверь. Капитан вошел, снимая шляпу — дневной свет пробивался сквозь стрельчатые резрые окна в длинную узкую залу, куда их привели, играл на старинных витражах, на бокалах темного стекла, стоявших на широком, массивном — пуля не пробьет — столе резного дерева. Капитан по обычаю поклонился, Лоренцо сказал что-то многословно-приветственное.

— Добрый день господа, — а говорила не аббатиса. Та стояла у деревянного резного кресла во главе стола, руки сложены на груди. А вот сидела в кресле дама. Высокая, худая. Очень пожилая, блеск брильянтов уже не прятал морщины. Именно дама — тысяча лет благородных предков читались на лице явственно.

— Добрый день госпожа… — тут Лесли замялся на секунду.

— Их светлость, графиня Амалия фон..., — поспешила представить хозяйку стола аббатиса. И потом назвала фамилию, от которой все приходили в ужас. Госпожа теща князя командующего. Ее сам император боится. — Приехала в наш монастырь на богомолье.

Капитан прикинул про себя примерный маршрут отхода до шведских позиций, — слава Богу, недалеко, напомнил себе, что и сам потомок королей, и как мог четко представился.

— Капитан Лесли, мушкетерская рота на службе императора. И мой прапорщик Лоренцо

— А что с вашим лейтенантом ?

— Бедолага, к сожалению, заболел… — капитан замялся, думая, чем может заболеть огородное пугало. — И его пришлось оставить в Хохкройтендорфе, на зимних квартирах.

— Жаль… — глаза графини живо напомнили Лесли зрачки дул испанских мушкетов под Нордлингеном. — Присаживайтесь, господа.

Никто не заставил себя просить дважды.

Аббатиса прочитала молитву. Все перекрестились.

— У вас имя есть, капитан Лесли?

— Яков. Яков Лесли .

— Александр Лесли, генерал шведской армии, вам не родственник?

— Половина Шотландии — Лесли. Другая половина — Гордоны. Говорят, еще есть Кемпбеллы, но я их пока не встречал, — о делах своей горной родины капитан имел весьма смутное представление. — И все друг другу родственники. Чтобы устроить всех, Александр Лесли должен быть как минимум генералиссимусом.

— Вы католик?

— Лютеранин, — аббатиса припечатала Лесли тяжелым взглядом, но смолчала

— Почему же вы служите императору римскому? — графиня спрашивала, как допрос вела.

— Император платит, — Лесли чувствовал глухое раздражение. Приглашали, в конце концов, на обед, а не на допрос.

— А как же вера ?

— У шведов сейчас католиков не меньше, чем лютеран. У императора на службе сейчас лютеран не меньше, чем католиков… — раздражение прорвалось короткой четкой речью. — Я пять лет на этой войне и никак не могу понять, чем мои действия здесь помогли одной вере или повредили другой.

— Хорошо… — голос графини был обманчиво-мягок. — Гляжу, обед принесли таки. Служки принесли и расставили тарелки — пахло вкусно. Капитан заглянул в свою и, про себя, выругался — его людей кормили гораздо хуже. Вопрос, почему местным нужно кормить ввалившуюся без приглашения роту, ему в голову не пришла. Капитан уже пять лет на этой войне — привык.

— А вы, прапорщик, — Лоренцо поднял голову, сверкнул черными глазами, — что привело Вас на имперскую службу?

— О-ла-ла, это очень интересная история, — Яков Лесли пытался пнуть прапорщика под столом, но тщетно. За столом были еще несколько послушниц, миловидных достаточно, чтобы на прапорщика низошло вдохновение, — я был студентом в славном, богатом и прославленном городе Павии, постигал науки, наслаждался всеми благами жизни, которые молодость дает, а пустой карман отнимает, и никак не помышлял о бранных подвигах, когда в городе случилась история, сколь забавная для слушателей, столь и печальная для тех кто в ней участвовал.

Капитан, слышавший эту историю много раз, постарался наесться, пока не выгнали. История была очень интересная и поучительная, но — для окопов в самый раз, а для монастыря не годиться. Лоренцо меж тем, заметив огонек интереса в газах слушательниц, заливался как соловей, не видящий за пеньем кошку.

— Однажды в наш славный город приехал некий человек, по виду почтенный мастер, по сути чистый мошенник и прохиндей. Открыл лавку и начал предлагать доверчивым простакам некое устройство, которое, как он обещал, гарантирует верность жен и крепость уз супружества, как будто для сохранения этих уз требуется что-то кроме любви и доверия. Устройство это, больше пригодное для тюремной камеры, чем для супружеской спальни представляло собой...

— Оно, случайно, не в виде пояса было? — перебила его графиня.

— Да, массивный железный пояс с ...

— Мы в курсе о чем речь, так что без подробностей. — Итальянец намек понял.

— Можете себе представить ужас всех благородных дам славного города Павии и негодование молодых кавалеров… Аббатиса хмыкнула, капитан попытался пнуть Лоренцо еще раз с тем же успехом.

… когда об устройстве разлилась молва, и на него нашлись первые покупатели — а негодяй не брезговал распространением самых печальных слухов о дамах города для продажи своего товара. Тогда несколько молодых кавалеров из университета, движимых исключительно человеколюбием и состраданием… — аббатиса все больше мрачнела, графиня улыбалась, Лоренцо заливался соловьем, — собрались ночью и выступили на защиту прекрасных дам, дав негодяю отличную взбучку. Свой подвиг… — ночной налет тридцати на одного капитан подвигом не считал, но графиня, похоже, придерживалась другого мнения, одарив итальянца очередной благосклонной улыбкой, — они совершили, так тщательно переломав ему и кости, и мастерскую, что негодяй в тот же день убрался из города.

Тут Лоренцо прервал свой монолог глотком вина.

— Достойное дело, — сказала графиня, — И что же дальше? Негодяй подал на вас в суд?

— Нет, он в тот же день убрался из города. Пытался обосноваться в Милане, но там все были в курсе его проделок, и молодые кавалеры Милана встретили его уже в воротах. Пришлось ему перебраться в Неаполь, забросить свое устройство и заняться астрологией. В суд подали покупатели устройства: вместо того, чтобы защитить их семейную жизнь, оно наградило их шикарными развесистыми рогами.

— И поделом, — вставила графиня, — им следовало бы подать в суд на собственную глупость.

— К сожалению, глупость привлечь к суду нельзя, — Лоренцо то ли устал, то ли сообразил, где находится, так что последнюю часть своего рассказа выдал в приглаженном виде, — так что обвинили меня. Клянусь, сеньоры, совершенно напрасно и бездоказательно!

Окопная версия концовки о напрасности обвинения не говорила ничего, зато содержала как кучу технических подробностей о тонкостях работы отмычкой и напильником, так и всякой романтики, местами переходящей в голую физиологию — о порядке оплаты слесарных услуг.

— Но я решил не ждать решения суда, благо мимо города проходили полки нашего славного императора, схватил пику и последовал по стопам моего великого земляка, маршала Пикколомини на поле брани. Попал как раз под Нордлинген.

— Ну что же, прапорщик, — графиня еще раз улыбнулась, — вы совершили благое дело.

Аббатиса, судя по лицу, была явно другого мнения.

— Благое, — повторила графиня еще раз, специально для нее, — жаль только, что вы проучили мошенника слишком поздно. Описания устройства добрались до Голландии, теперь их газетчики пишут, будто бы у нас тут они повсеместно.

— А вы, капитан, — переход темы застал капитана врасплох, — вы же начинали свою военную карьеру на шведской службе ?

— Да, — переходы с одной стороны на другую в то время были делом обычным.

— И что же заставило вас уйти ?

А вот на этот вопрос капитан Яков Лесли очень не хотел отвечать. Очень не хотел, но надо сказать что-то — уж очень нехорошая тишина повисла.

— Вопросы чести… — выговорил он наконец.

— Дуэль? — голос графини звучал для Лесли глухо...

— Да, — ответил он. Почти правду — тогда его враг успел обернуться и выхватить шпагу… Почти — в тот хмурый день в забытой богом деревне в Померании молодой еще лейтенант Лесли просто всадил пулю в лоб своему бывшему полковнику.

— Из-за женщины?

— Да, — опять почти правда.

— Красивой?..

А вот на этот вопрос Яков Лесли ответить не мог. Тогда, под серым Померанским небом он вмешался слишком поздно, чтобы узнать. Господин полковник успел превратить свою жертву в кровавое месиво.

— Ну, если наш капитан ввязался в дуэль, — итальянец влез непрошеным, но очень кстати, — то клянусь, эта женщина была явно красивей Венеры

"Ну, спасибо, выручил" — подумал капитан про себя. Остаток обеда прошел в молчании.

— Ну что же, господа офицеры, вам пора в роту, — сказала графиня под конец, — благодарю вас, прапорщик, за интересную историю. А вам, капитан, — ее глаза опасно сузились, — напоминаю: Император платит.

"Чаще не платит", — подумал про себя капитан, молча поклонился и ушел.

Уже в коридоре он поймал обрывок разговора, — суровая монахиня, видимо, старшая в местной охране, инструктировала подчиненных:

— Усильте посты по всей стене. Говорят, шведский полковник Мероде со своим летучим отрядом рыщет где-то неподалеку.

"Не может он нигде рыскать, — подумал капитан, — я попал ему с трех шагов в лоб. Может, родственник? Говорят, этих Мероде во Фландрии не меньше, чем Лесли в Шотландии."

Полковник Мероде остался лежать там же, где и вера, и амбиции, и юношеские мечты капитана — в сожженной деревне под серым померанским небом.

Яков Лесли пробормотал что-то про себя и пошел домой — в роту.

Мушкетерскую жену Магду никто никуда не приглашал, но это ее никогда не останавливало. Изобразила из какой-то тряпки накидку, потрепалась о чем-то женском с охранницами внутренних ворот, сделала жалобное лицо и таки проскользнула внутрь. Интерестно ей видите-ли было, что это за хорунжий Ржевский такой.

В результате, она и её муж, мушкетер Ганс, умяли на обед котелок чего-то вкусного. Остальная рота молча завидовала им и громко возмущалась монашками.

— Еще неделя на такой кормежке, — сказал Мастер-сержант печально, — и будет бунт. Да не такой, как мы устроили в Хохкройтендорфе, а обычный солдатский бунт — бессмысленный и беспощадный. Со стрельбой, поджогом всего, что горит, и конфискацией чести у всего, что движется.

— Устроим такое на глазах у графини — у шведов не укроемся. В Швеции у нее родственников не меньше, чем в империи. Впрочем… — тут капитан крепко подумал. — У нас сине-желтая тряпка найдется?

— Капитан, ты того… не горячись… — тут сержант обеспокоился не на шутку… — Мы все-таки не совсем уроды, чтобы сторону посреди лета менять. Тем более, шведы сейчас вообще не платят...

— Да ты не понял. Помнишь, нам рады только на поле боя?

— Ну… да

— Зови сюда Лоренцо. Есть план.

*****************************************************

А утром монастырь проснулся от грохота — грохота пушек. На опушке реяло сине-желтое знамя, где-то бил барабан, пороховой дым подкатывался к стенам.Лесли, сержант и вся рота собрались во дворе, смотрели, как монашки суетливо бегают. Капитан присел на какую-то тумбу, смотрел молча, слушал, как нарастала стрельба — ровные залпы от леса, беспорядочные хлопки со стен. Солдаты, смотря на метания на стенах, скалили зубы, шутили похабно. Периодически, то тут, то там сквозь смех слышались матюги и испуганные оправдания — Мастер-Сержант ходил по двору, разъясняя своим орлам вопросы дисциплины. Наконец калитка внутреннего двора распахнулась и оттуда кто-то выбежал. Быстро выбежал — капитан заметил сбитую набок косынку, руки придерживавшие полы сутаны — к ним под солдатский хохот бежала сама аббатиса...

— Почему, — бегать та явно не умела. Дыхание у нее восстановилось с трудом, — почему ваши люди стоят ?

— А что они должны делать, госпожа? — осведомился Лесли, как мог вежливо, — сейчас день и лежать им вроде не положено.

— Но нас атакуют.

— Ну, нас, — капитан подчеркнул это слово, — пока никто не атакует. А монастырю, как Вы нам дали понять наша помощь не требуется.

Солдаты как бы случайно уронили котел — тот, гремя медью по камням, подкатился прямо к ногам просительницы. Та, впрочем, быстро собралась, оправила свое одеяние и приняла прежний высокомерный вид.

— Ваш долг — защищать нас, раз уж вас сюда прислали...

— Тогда пустите нас на стены — я не могу защищать вас отсюда.

— Да. Пустить козла в огород. Выходите в поле и прогоните шведа

— И потом Вы меня похороните за кладбищем, с самоубийцами. Впрочем, хоронить нас будет некому — шведам будет некогда, а Вас ...

Аббатиса намек поняла и помрачнела. Грохот за стенами нарастал.

— Мадам. Мои люди достаточно дисциплинированы. Если их хорошо кормить — проблем не будет ...

— Знаем мы вашу дисциплину… но выбора у нас, похоже, нет.

Капитан махнул рукой — выдвигаемся, мол. Солдаты, подгоняемые капралами, весело скалясь потянулись на стены — Ганс с парой десятков человек на одну сторону от ворот, Сержант на другую. Лесли неторопливо — широкая пехотная шпага на боку, рука в потертой перчатке на эфесе — прошел через двор к надвратной башне, огляделся. Ветер пополам с гарью трепал полы короткого синего плаща, играл с пером на шляпе.За его спиной в небо над башней взвился ротный флаг с имперским орлом. Люди на стенах дали три четких залпа. Стрельба снизу начала затихать — за дымом и гарью было мало что видно, но нападавшие явно откатывались. Их провожали веселыми криками.

— Всего три залпа — и враг разбит, — внезапно услышал он скрипучий голос. Ровный, с легким намеком на ехидство. Госпожа графиня — вышла посмотреть. И сумела застать Якова врасплох.

— Не разбит… здесь опасно, Ваша светлость ....

— Не опаснее чем при дворе, — ответила она, не поймешь, шутит или серьезно, — шведских молодчиков я явно не заинтересую.

— Не пройдут. Мы позаботимся. Но сюда может залететь шальная пуля...

— Не думаю — опять по тону не понятно, серьезно она или издевается — не очень в этом разбираюсь, но, по-моему, они отступают.

— Похоже, что да… — ответил капитан ибо надо было что-то сказать

— Кстати, Капитан а где ваш прапорщик? Что-то я его не вижу ...

— Как только началась стрельба, я отправил его в разведку

— Милый мальчик, надеюсь, с ним ничего не случится, — сказала она напоследок, все таким же непонятным тоном, только в глазах мелькали искорки смеха. Теперь Лесли понял, почему ее все боялись...

— И не сердитесь на нашу аббатису, — добавила она вдруг, — у нее почти все здесь — беженки… наслушалась ...

Яков хорошо понимал, каких рассказов наслушалась аббатиса. Рассказов о том, что Магда именует мелочами жизни, а голландские газеты — ужасами войны. Теперь ее людям придется ходить по собственному дому мелкими группами по десять человек с оружием.

Стрельба меж тем затихла, по стенам пронеслась команда отбой. Ближе к вечеру, весело уминая принесенный монашками обед — не сравнить с той ерундой что давали накануне — Лесли весело сказал сержанту

— Вот видишь, иногда нам рады.

— Это точно, — ответил тот, облизывая ложку.

От приглашения к настоятельнице он в этот день уклонился, решив что чем меньше будет говорить с графиней тем лучше. Вместо этого обошел монастырь, прошел по старинным стенам, полюбовался, как его орлы перебираются из дырявых сараев хозяйственного двора в добротные пристройки внутреннего, зашел в церковь. Пара свечей тщетно пыталась разогнать мрак по углам, луна играла на старинных витражах — какой-то всадник, занесенный меч сверкнул в неверном свете, голова дракона отливала багровым — остальное терялось во тьме. Лесли поежился, пробормотал молитву, хоть и был лютеранин. Потом переговорил с местными — среди загнанных в монастырь войной и поневоле взявших оружие насельниц оказались на люди на редкость толковые. Заглянул в подвалы, подсчитал количество пахнувших вином бочек, ужаснулся, велел подвалы запереть, пока его орлы не унюхали, а ключ выбросить. Сунулся было в донжон, но туда не пустили — охрана графини, суровые швейцарские ребята, вооружены до зубов, из человеческих слов знают, похоже, только "не велено".

Совсем ночью прокрался Лоренцо, весь черный от сажи и лесной глины, с улыбкой до ушей. Рассказал как дела, трижды помянув всуе мадонну, посмеялся, потребовал еще пороха. На оружейную монастыря мастер-сержант успел наложить руку, так что прапорщик ушел довольный.

— Эй, — окликнул его капитан напоследок, — ты сюда ходить будешь, повязку снимай. Пристрелят ненароком.

Прапорщик смутился и быстро сорвал сине-желтую шведскую перевязь.

Во дворе, кто-то из отдельного капральства Магдиных товарок бурно объясняла благоверному на ломанном немецком "Ты туда не смотри, ты сюда смотри...". Объяснения периодически прерывались звуками ударов по чему-то твердому — наверное по голове. 'Ну, с такими помощницами наш сержант с дисциплиной справиться', — подумал капитан и посмотрел на небо — ясный свет звезд уколол глаза. Луна, уютно пристроившись над надвратной башней, заливала неверным светом старинные камни.

Где-то на Рейне имперский генерал Фон Мерс сдерживал французов Тюренна под Фрейбургом. Суровый генерал был родом из Лотарингии, подписывался по настроению то Фон Мерсом то Де Мерсье и вообще не знал француз он или немец. Не интересовался никогда. Стоять насмерть ему это не мешало. Армия Галласа упорно шла на север, на шведов. На мирной конференции дипломаты поинтересовались причинами этой войны и, с изумлением, выяснили что их, за давностью лет, никто не помнит.

На опушке леса прапорщик Лоренцо обернулся — на башне донжона мигал огонек — короткая вспышка, чуть длиннее, опять короткая. "Что бы это значило"— подумал он, зачем-то ощупал рукоятку стилета в ножнах на рукаве и поежился — ночной воздух показался ему вдруг очень холодным.

Так прошла пара дней — "шведы" периодически появлялись под стенами, орали громко, стреляли, пытались напугать. Со стен отстреливались, иногда ходили на "вылазки" — до леса, потом возвращались с героическими рассказами и трофеями — шляпами и мушкетами "побитых" врагов. "Трофеи" потом ночами оттаскивали обратно в лес, Лоренцо. Тот, то шутил, то ругался и иногда просил заменить его — но капитан твердо решил держать его с его серенадами подальше. Очередной любви капитанские уши не вынесут. Народ на добротных монастырских харчах подобрел, мастер-сержант сломал пару пик об особо крепкие головы, ободрал в кровь кулаки, но выбил дурные мысли даже из самых упорных. Местные тоже немного оттаяли, освоились и начали интенсивный обстрел глазками героических имперских вояк — по результативности такой обстрел не уступал испанской стрельбе под Нордлингеном. Во всяком случае, капитановы орлы начистили все, что могло блестеть, закрутили усы самыми неимоверными кренделями и вовсю изображали героев империи и защитников святой веры.

Мастер-сержант оглядел монастырь профессиональным взглядом, сунул нос во все углы и кладовые и резко зауважал аббатису, начал почтительно называть ее вашим преподобием в глаза а за глаза говорил, что по ней жезл генерал-цехмейстера плачет

Какой-то маленький, с вытянутым вперед нескладным лицом и длинным носом солдатик в колете не по росту даже подошел к сержанту и робко пробормотал что-то про женитьбу… Капитан вышел из-за угла как раз к концу разговора, когда тот уже летел кубарем по лестнице.

"Вначале согласие спроси", — проводил сержант незадачливого просителя, — " и до а не после как у вас обычно ". Посмотрел ему вслед, сплюнул и добавил: "а лучше вместо. Мне проблем меньше...."

Капитан обычно торчал на надвратной башне, наблюдая. К его сожалению, для любопытства его светлости госпожи графини лестница оказалась недостаточно крутой, так что она торчала рядом, изводя капитана вопросами.

— Капитан, — вот опять она. Смотрит вниз, на двор где как раз рыскала Магда, — а почему у Вас в роте так много женщин?

— Мало, — ответил он машинально, думая совсем о другом, — всего тридцать на сто пятьдесят орлов. Не справляются ..

— Интересно, с чем?

— Сбор трофеев, готовка, штопка всего что можно — наших шкур главным образом. Работы хватает.

— При армии вроде есть госпитали

— Боже от них упаси, — Капитан поежился, — Магда ограбит но вылечит. А там ограбят и похоронят.

— Говорят, французский маршал Тюренн запретил солдатских жен в своих войсках.

— Ха. Боюсь в таком случае, наша Магда сама запретит французского маршала. Она может. Но кто же у них тогда все хозяйство ведет? Голодный да раздетый много не навоюет...

— Не поверите, господин капитан, прапорщики… — тут капитан представил своего бравого итальянца, допущенного до склада с чем-нибудь и от души посмеялся...

— в любом случае посмотрим, что у него получится, — Тут "Шведы" как раз устроили очередной приступ — Лоренцо с ребятами налетел под стены, засвистал страшно, взорвал что-то. Орлы на стенах дали очередной залп, "трусливый враг" послушно побежал от имперских героев.

— Ваши люди отлично справляются.

— Император платит, — ответил Яков, — вот как платит, так и справляемся. Последнюю фразу Лесли благоразумно сказал не вслух.

Внизу монашки шустро тащили кого-то жалобно стонущего в госпиталь — Магда, для которой всевозможные раны были законным заработком, сунулась было, но опоздала.

"Откуда столько..." — думал капитан про себя. Конечно идиотов, способных из незаряженного ружья убиться насмерть хватало всегда и война не сильно проредила их ряды — на смену павшим вставали новые олухи. Но Лесли никогда не предполагал что их в роте столько. Пытался допросить Лоренцо — тот пылко и многословно клялся, что стреляли исключительно холостыми. Допросил одного из пострадавших — нескладный солдатик с вытянутым лицом и сильно прореженными зубами в колете не по росту делал жалобные глаза и на полном серьезе нес околесицу: "Такую грязь на стенах развели — не поверите, господин капитан на паутинке споткнулся, такая паутина там, что не захочешь, а споткнешься. Это все из-за человеческой лени, господин капитан". Глаза у него были жалобные и настолько честные, что капитан плюнул и ушел.

Магда сунулась в госпиталь, полюбовалась на окруженных заботой страждущих, хмыкнула, накинула на распущенные волосы какую то тряпку и пошла искать аббатису. Нашла, в компании мастер-сержанта. Тот тоже поддался всеобщей лихорадке, накрутил усы и как раз что-то рассказывал аббатисе из времен своей молодости.

— Вот сам художник испанский Веласкес меня нарисовал, это когда мы Бреду голландскую с генералом Спинолой знаменитым брали — сам не видел, врать не буду, но свояк рассказывал — третий ряд, вторая пика справа — ну вылитый я...

Магда оторвала его от воспоминаний о героической молодости, попросив аббатису сходить к раненным с христианским утешением, а то так страдают бедные… Та рьяно ринулась исполнять свой долг, Остальные пошли следом, полюбоваться. Чуда внезапного исцеления не получилось — ехидная Магда подперла дверь, так что "страждущие" выслушали вдохновенную проповедь по полной. Количество "раненных" резко сократилось.

Солнце закатывалось, играя золотом и медью на листьях деревьев. На опушке леса прапорщик Лоренцо, проклиная про себя холодные немецкие ночи, вжимался в корягу, пытаясь не дышать. Вот уже несколько ночей он и его люди видели в лесу какую-то тень, неслышно скользившую сквозь кустарник. Пытались искать, но тщетно — только кусты примяты, да в платок потерянный нашли. Кружевной да чем-то изящно пахнувший. Так что Лоренцо залег в засаду всерьез — теперь это стало личным делом. Вроде бы вдалеке за между стволами что-то мелькнуло. итальянец весь подобрался, готовясь вскочить — холодный ветер ударил в лицо. Очень холодный.

А посреди ночью капитана разбудили. Одной из Лоренцевых серенад, будь они неладны. Спросонок Лесли подумал было, что чертов итальянец каким то образом просочился в монастырь незамеченным, но голос был другой — глубокий и сильный. Если бы он еще в словах не путался. Пришлось вскакивать, искать впотьмах сапоги и оружие, цеплять шляпу и идти разбираться. Орали само собой под окнами здоровенного монастырского корпуса — тот самый нескладный, с вытянутым лицом солдатик. Не лень ему было сбегать тайком в лес, списать текст у Лоренцо. Пара более-менее грамотных приятелей стояла рядом, отчаянно суфлируя. К сожалению, на длинных словах их грамотность заканчивалась, певец запинался, вызывая здоровый смех из вожделенных окон.

— Что здесь происходит, — рявкнул капитан, обнаружив всю эту компанию. Мастер-сержант, вывернувший из-за угла, добавил страха. Незадачливые певцы, предчувствуя скорую расправу, попытались сделаться как можно незаметнее.

— Не наказывайте их строго, капитан, — Еще один слушатель. Графиня и, как всегда, незаметно, — вреда они не принесли, а меня позабавили...

Капитан махнул незадачливым "орлам" рукой — бегите, мол, пронесло. Те скрылись, Сержант пожал плечами, пробурчал под нос: "Извините, господин капитан, кто же знал что они такие олухи. Я же шутил ..".

— Редко можно видеть столь образцовую роту, сержант, — сказала ему графиня

— Ну, Ваша Светлость, добрым словом… — смущеннно ответил тот, потер ладонью сбитые костяшки пальцев и ушел. Та перевела глаза на капитана Лесли

— Ваш сержант проделал действительно хорошую работу. В части дисциплины.

— Ну, в молодости он ходил под началом Валленштейна и… — начал отвечать капитан.

— и тоже предпочитает шантаж погромам ?

Ну что тут можно ответить? Тем более что госпожа графиня как всегда права. И в отношении ныне покойного маршала и в отношении ныне здравствующего мастер-сержанта. Капитан оглянулся, пытаясь привести мысли в порядок. Обвел глазами двор, церковь, громаду донжна — в окошке под крышей мигал огонек, ворота, надвратную башню. Взгляд невольно остановился — что то было не так ...

— Все тут не так, — думал меж тем прапорщик Лоренцо, пробираясь при свете луны по ночному лесу. След незнакомки он опять потерял — проклятье не вовремя хрустнувшей ветке — заблудился и теперь осторожно пробирался к своим, ориентируясь на огонек донжона, — проклятая ветка, проклятый лес, проклятая холодная страна". Нога в солдатском сапоге поскользнулась на охапке лежалых листьев, прапорщик устоял, чертыхнулся по-итальянски и посмотрел вниз, под ноги. Из-под листьев показалось… нечто… Лоренцо присел, смахнул руками прикрывавшие небольшую ложбинку ветки и мусор, вгляделся — полная луна давала достаточно света.

— О Мадонна… — пробормотал он внезапно омертвевшими губами. Рука сама собой рванулась к рукоятке стилета. В свете луны были видны черные кудряшки волос, часть когда-то миловидного лица. Все остальное лучше всего описывалось словами "кровавое месиво". Оскалившись по-волчьи, итальянец подобрался и скользнул за древесный ствол, как мог, незаметно. "О, Мадонна, как же здесь холодно".

… Что то не так, — подумал капитан, приглядываясь к воротам, — кто там может бродить, да еще ночью? Никого там не может быть — сержант сам расставлял посты.

— Извините, мне надо кое-что проверить, — сказал он торопливо и пошел, все ускоряя шаг, к воротам. Руки легли на рукояти шпаги и пистолета. Точно — какие-то фигуры возятся в тени у самых ворот. Что-то упало, раздался скрип, капитан перешел на бег.

— Эй вы, — крикнул он, — стоять..

В ответ вспышка — Лесли машинально пригнулся — и свист пули мимо.

'Тревога, — заорал Яков, выхватывая оружие, — у ворот. тревога'. Еще успел подумать про себя — хорошо, что ложась вчера, не снял колет — толстой кожи с нашитым кое-где железом. Очень неудобная штука и шею натирает, но, при удаче может сдержать пулю или клинок. При очень большой удаче.

Навстречу сверкнуло еще несколько вспышек — опять мимо. Часовые на стенах закричали, крик подхватили внизу. Вразнобой, бестолково захлопали выстрелы. Солдаты выбегали на плац, метались. Где-то за спиной Лесли услышал матюги мастер-сержанта. Впереди, под воротами, кто-то проорал отрывисто. Стрельба смолкла, навстречу капитану шагнула высокая тень — непропорционально высокая, тонкая фигура. Лунный свет сверкнул на узком клинке. Яков взвел курок и выстрелил — тень покачнулась.

— на свинец… услышал капитан странные слова, перехватил пистолет за дуло, как дубинку, и пошел вперед. Его видавший виды клинок столкнулся с рапирой незнакомца, отбросил ее в сторону. Капитан шагнул вперед и нанес широкий рубящий удар — сквозь плащ, сквозь тело. Тень опять пошатнулась.

— на сталь… опять какой-то бред. Тут прочие нападавшие бросили возиться с засовом и дружно с криками и клинками наголо кинулись на Лесли. Пару раз чувствительно попало по ребрам. Капитан пятился, удивляясь тому, что еще живой, отвечал рубящими ударами вслепую — иногда клинок напарывался на что-то мягкое, слышались истошные крики.

— Держитесь, капитан! — в драку ворвались солдаты роты. Через мгновенье капитан с удивлением обнаружил, что еще стоит, враги — лежат, а его люди закидывают засов на место. Со стен слышалась стрельба — залп, другой. Потом стихло и там. Капитан с изрядным удивлением ощупал свой колет — в паре мест на ребрах толстая кожа прорезана почти насквозь. Почти, но не совсем, иначе лежал бы он. Погон на левом плече — стальная пластина, нашитая когда-то — изрядно прогнулся. Железяка дико мешала и капитан давно собирался его спороть, но все руки не доходили, а тут вот пригодилась. Сдержала рубящий удар, а то без руки бы остался. Принесли факел. Капитал осматривал убитых — тела как тела, одежда изрядно оборвана, грабители или солдаты— и какой армии солдаты — не поймешь. Длинного среди мертвецов не было. Его рапиры тоже. "Странно. Куда же он делся, — мысли после драки текли лениво, нехотя, — похоже это был их командир".

Мастер-сержант подобрал одну из брошенных шпаг, осмотрел и громко, с весьма красноречивыми подробностями описал происхождение привычки и наклонности человека доведшего неплохой клинок до такого состояния.

— Тупой, как мозги владельца, — констатировал он, проведя пальцем по лезвию.

— Повезло, — отозвался Лесли, — лень человеческая. Если бы не она чужая шпага пробила бы и колет и капитана. А так повезло. Толстая кожа колета такие удары выдержала.

Подошел Ганс, доложил — под стены налетели какие-то всадники, постреляли, напоролись на закрытые ворота и залпы со стен, ускакали. Монастырь застали врасплох — еле отбились. Капитан еще раз осмотрел трупы — точно, длинного нет, его рапиры тоже, приказал сержанту с Гансом проверить все посты и выяснить, как нападавшие сюда пробрались, огляделся — небо на востоке уже начало светлеть — протер свой клинок, убрал в ножны и ушел к церкви. По дороге подумал, что Лоренцо из леса надо теперь отозвать и срочно, пока не отрезали.

— Было нападение? — графиня, как всегда подошла незаметно.

— Да. Кто-то пробрался, хотели открыть ворота. Еле отбились ...

— Вы храбрец, капитан. Я видела.

— Император платит, мы сражаемся...

В голове крутились странные слова длинного — "на свинец… на сталь"… что это могло значить? И вся эта драка — он ведь попал тогда. Если не пулей то клинком точно. Чертовщина. Почему то вспомнился Хохкройтендорф и ледяные глаза тамошней ведьмы. Вернулся с обхода сержант, доложил: "Мои посты все на месте. Никто внутрь не просачивался". Умение сержанта ставить посты уже тридцать лет проверяли поколения дезертиров, самовольщиков и шпионов. Везучих пока не было. Но не по воздуху же они сюда пришли. и не под землю же их главарь спрятался.

С рассветом ввалились Лоренцо и его банда — черные, все в глине с клинками наголо— в лесу у них тоже была стычка.

— Господин Капитан, взгляните, пожалуйста, — итальянец был неестественно бледен. Лесли заметил — на сложенных вместе плащах четверо солдат несли что-то.

На мирной конференции в Мюнстере дипломаты неторопливо обсуждали состав специальной комиссии по установлению причин этой войны.

На покрытых утренней росой камнях монастыря в Шварцвальде капитан Лесли внимательно смотрел на то что осталось от когда-то красивой женщины. Кровавое месиво. Яков уже видел похожее — тогда, под серым Померанским небом. Полковник Мероде, будь он неладен. "Но как… — мысли никак не хотели становиться в строй… — невозможно. Я попал ему прямо в лоб"… оказывается последнюю фразу он произнес вслух.

— Не пробил… бывает, — очень спокойно сказал вечно хмурый Ганс, проверяя полку своего мушкета.