Покинутый

Хальдрик медленно приходил в сознание, часто моргая. Он лежал на дне неглубокого оврага, густо поросшего многоцветным бурьяном; жесткие шипы на толстых стеблях мерзко впивались в лицо, а правая рука будто онемела, отказываясь повиноваться. Вскоре зыбкая мгла в голове трэнларта начала проясняться, и на ее месте грянула буря недавних событий. Охваченный дурными мыслями, Хальдрик резко дернулся, намереваясь подняться. В тот же миг его левый бок, горячий и мокрый, пронзила жуткая боль. С тихим рычанием трэнларт опустился на землю и обмяк, шумно вдыхая дурманящий травяной дух. "Час от часу не легче! Стоило мне разминуться со смертью, как встретилась та за углом? Ну, как бы не так! Я должен подняться! Должен. Должен..."

Хальдрик горько вздохнул и прикрыл глаза. Он не чувчствовал правды в собственных мыслях. "Как же я попал сюда? Покончив с убийцей, я тотчас направился вглубь чащи… где, стало быть, и провалился в лесной капкан. Да-а-а… престранно же решился наш поединок! Мне доводилось встречать отважных рубак, чьи лица бледнели под натиском глевдрий, но этот… Выходит, мои навыки не стоили и части его мастерства, а ведь я всерьез гордился успехами на боевом поприще. Впрочем, сейчас убийца лежит, бездыханный, и не гордыня ли тому виной?.. — Недавняя рана напомнила о себе, заставив скривиться. — Ух, да что там такое! Надо хотя бы взглянуть".

На боку красовался неширокий, но весьма глубокий рубец, уже заросший коркой запекшейся крови. Такая рана едва ли грозила скорой смертью, однако вид собственного увечья и кровоподтеки на теле ужаснули трэнларта: никогда прежде его не ранили столь серьезно, а если подобное и случалось, помощь не заставляла себя ждать. Теперь же он остался совсем один, плененный ночной теменью и снедаемый скорбью о павших друзьях. "Как же быть? Да разве смогу я, уставший и покалеченный, отыскать путь сквозь эти дремучие гряды? Нет, Айнос, оставь даже мысли о слабости! Сдаваться нельзя, а потому и выбор невелик: или я поднимусь с земли, во что бы то ни стало, или овраг станет мне погребальной ложей, на радость убийцам".

Собрав всю волю в единый порыв, Хальдрик попытался встать снова, на сей раз двигаясь осторожнее. Приподнявшись с живота на локтях, он оперся всем телом на окрепшую правую руку, а левой потянулся к примеченному бугристому корню, пробившему свой путь сквозь рыхлый земляной склон. Крепко ухватившись за корень, трэнларт начал робко подтягиваться вверх, пока не оказался на коленях. Но хотя бережные движения и ослабили боль, потревоженная рана стала кровоточить. Тогда Хальдрик отрезал от одежды несколько длинных лоскутов и перевязал рубец как сумел. Мягкая ткань сразу окрасилась багрянцем, а удобный ранее костюм стал более напоминать лохмотья. Усмирив отток крови, Хальдрик медленно поднялся на ноги. Вскоре усердию трэнларта поддался и овраг, благо его склоны не хвастали особой крутизной. Хмуро взглянув на свое невольное лежбище, юный Айнос бездумно побрел вперед, опасаясь, как бы отчаяние не завладело его мыслями целиком.

Кто знает, сколько шагов оставил он за спиной, спотыкаясь несметное число раз, прежде чем уловил звонкий голос ручья. Никогда прежде Хальдрик не испытывал такого прилива сил, какой подарило ему мерное журчание воды. Краткие поиски достигли своего, и трэнларт припал пересохшими губами к стылому потоку. Вволю напившись, он наспех умылся, вздрагивая от жгучих касаний ледяной воды, однако рану так и оставил нетронутой. Земляничные россыпи вокруг слегка притупили голод, и обессилевший Хальдрик остался лежать подле низких ягодных кустов. Веки усталого путника клонились все ниже, грядущий сон так и манил забыться в своих мягких объятиях… Тряхнув головой, Хальдрик сумел отогнать дремоту. В поисках хоть какого-нибудь убежища, его блуждающий взгляд замер на ближайшем холме. Недолго думая, юноша решил затаиться там.

К несчастью, холм тянулся много выше, чем того хотелось бы трэнларту, и пока он покорял каменистое взгорье, остатки сил едва не подвели его. Когда Хальдрик все же одолел подъем, пред ним выросла стена почти отвесных голых скал; по их отрогам сбегал вниз знакомый живительный родник, беря свое начало в глубинных недрах земли. Но вот правее неприступных вершин темнели очертания густых еловых порослей. Продрогший на мокрых камнях, трэнларт в изнеможении побрел к ним.

Как ни странно, за пушистыми ветвями открылась вытоптанная поляна. На самом ее краю теснилась прежалкого вида хибара, чей силуэт окутывал утренний полумрак. Слишком уставший, чтобы удивляться или думать об опасности, Хальдрик доплелся до жилища, отворил то, что должно было служить дверью, и рухнул на грубую кровать перед собой.

* * *

— Что ты забыл в моей обители, арта́лах? — сухо, но вполне громко произнес голос.

Хальдрик, с трудом разлепив глаза, повернул голову на звук. На него с интересом глазел безбородый старик, обрамленный редкими прядями бесцветных волос. Его костлявые ладони крепко сжимали навершие сучковатого посоха, а уже на них покоилась морщинистая голова. Впалые глаза внимательно следили за каждым движением непрошеного гостя.

— Здравствуй, старец, — откликнулся Хальдрик, запинаясь спросонок. — Я и не знал, что это твой дом — просто заплутал ночью в лесу, когда случайно наткнулся на эту хижину. Я вовсе не прочь оставить тебя в одиночестве, если ты того пожелаешь, вот только изможден дорогой, ранен и голоден. Не сочтешь ли за труд приютить меня ненадолго? И вот еще что… Прости мою сонливость, но почему вокруг такая темень? Разве солнце еще не взошло?

— Небесный лик уже садится, — отозвался отшельник, широко зевая. — Приютить тебя, значит? Гмм… Давай-ка, для начала, разделим ужин. За ним ты мне и расскажешь, как здесь очутился, да чтоб без утайки! Тогда и поглядим, как с тобой поступить.

Старик развернулся к шаткому пыльному столу, подтянул к себе глиняный горшок и разлил в две треснутые миски холодную похлебку. Поблагодарив хозяина, Хальдрик с жадностью принялся за еду. Но хотя трэнларт и был жутко голоден, скромный ужин едва не встал ему поперек горла: это было варево из каких-то кореньев, грибов и, к немалому его удивлению, даже кусочков мяса. Если говорить о вкусе, то похлебка являла собой нечто среднее между супом, приготовленным знатной дамой, доселе не державшей кухонного ножа, и совершенно несъедобной гадостью, отведать которую было бы в равной мере и отважно, и глупо. Но желудок вовсю распевал хвалебные песни скудной пище, и Хальдрик, насытившись, поведал хозяину хибары о ночном нападении на таверну.

— Ах, что ты говоришь! — прокряхтел старик. — Я хоть и редко выхожу к людям, но за долгие мои седые годы, одному лишь Рандару известные, о таком даже слыхивать не случалось! Горе, и впрямь страшное горе… Но здесь, дружок, тебе бытовать не к чести.

— Что? — только и сумел выдохнуть Хальдрик.

— Всего-то юноша, а уже на ухо туговат? Нечего тебе здесь делать. Лачуга моя и без того тесна, вдвоем в ней попросту не ужиться. Тебя же, поминая сказанное, до сих пор искать могут. Как видишь, гостя мне и одного многовато, так что собирайся в путь-дорогу, да поживей.

— Как… Как ты мог сказать подобное? Неужто ты не видишь, в каком я отчаянии?!

— Отвык я малость с другими возиться, уж извини мою грубость! — недовольно пробурчал отшельник. Помолчав, он продолжил уже чуть мягче. — Не подумай, будто я бессердечный какой, мне взаправду жаль тебя… Но скрывать себе во вред не стану, не суди. Если хочешь, я покажу тропу до города, которой сам изредка да топчусь.

— Я отдам все серебро, какое имеется! Могу помочь с любой работой, в какой нуждаешься, просто позволь...

— Уходи! Оставь меня в покое. От тебя мне ничего не нужно.

Хальдрик понуро опустил голову, осторожно поднялся с кровати и побрел к выходу. Не сделав и пяти шагов, он вдруг замер в проеме, медленно обернулся, а затем, изменившись в лице, тихо и свирепо проговорил:

— А что, если я не уйду, старик? Что, если прогоню тебя вон, а то и вовсе убью? Уж тогда-то я смогу остаться?!

Дряхлый отшельник вдруг резко вхмахнул своим одеянием, скрывшись из вида, а в следующий миг возник прямо перед трэнлартом, внезапно возвысившись и нависнув над его головой. Глаза старика сверкали потаенным пламенем, и неземной глас, глубокий и ясный, прогремел на всю округу:

— Не смей угрожать мне, мальчишка, со мной никому не совладать! А теперь убирайся, покуда цел!

Вне себя от ужаса, Хальдрик помчался прочь, не разбирая дороги. Выбери он свой прежний путь — и смерть настигла бы его на краю обрыва; по счастью, ноги понесли его в другую сторону.

Многие десятки шагов оставил трэнларт за спиной, и лишь тогда остановился, сбросив с себя оковы наваждения. Жуткую боль от стремительного бега не сдерживал более пережитый страх, и Хальдрик невольно скривился. Рубец вновь стал кровоточить, а значит идти придется медленней обычного, и ведь неизвестно сколько!

"Что за кошмар преследуют меня?! Эратхан, налет на таверну, бой насмерть, а теперь еще и этот… старик, кем бы он ни был. Да сколько можно!" Оглядевшись, трэнларт сумел отыскать тропу, едва различимую в темноте, — как раз по ней он и бежал. "Ну, хоть в чем-то повезло, иначе корни и ветви давно бы уняли меня. Вот только куда ты ведешь, тропа, в город ли? Похоже, придется тебе довериться. Эх, снова темень, снова я ранен и одинок, но уж теперь, во всяком случае, знаю дорогу. В путь, немедля!"

Идти, а то и ковылять Хальдрику пришлось никак не меньше часа. Со временем лес расступился, открыв путнику усыпанный звездами небосвод; в тот миг далекий их свет мнился ему холодным и безжизненным. Тропа начала спускаться вниз, становясь все сложнее, петляя меж крупных валунов и кустарников, а затем повернула на юг и внезапно окончилась, уступив место нескольким исхоженным дорогам. По одной из таких Хальдрик, едва держась на ногах, и вышел к большому бревенчатому дому; в двух его окнах все еще мерцал свет. Дом стоял в уединении, и трэнларт, без лишних раздумий, постучал в дверь. Ответ не заставил себя ждать.

— Кто там еще? — раздался басовитый голос изнутри, и вскоре перед путником возникла широкоплечая фигура.

— Прошу… Помогите… — Только и сумел выдавить из себя Хальдрик. Весь мир вокруг начал терять очертания, просто устоять на месте вдруг оказалось трудом не из легких.

— Ох, и угораздило же тебя! — ответ донесся будто издалека. — Проходи скорей!

Трэнларт двинулся на голос, но, споткнувшись о порог, упал ничком, уже не в силах подняться.

* * *

Щурясь от яркого света, Хальдрик прикрыл глаза ладонью. Далеко не сразу ему удалось понять, что лежит он в чистой постели, обложенный плотными подушками, а вместо изорванного костюма одет теперь в простые штаны и рубаху. Рубец на боку оказался умело перевязан чистой тканью и болел уже значительно меньше. Вот только на смену боли пришла глубокая слабость — каждая мышца Хальдрика будто налилась свинцовой тяжестью, отказываясь повиноваться. Семижды трэнларт пытался встать с кровати, но вынужден был смириться со своим состоянием: кем бы ни был его спаситель, сейчас трэнларт пребывал в полной его власти. Зашипев от досады, юноша решил хотя бы забыться на время, однако сон не пожелал навестить его; оставалось лишь терпеливо дожидаться кого-либо из хозяев дома. Ход времени оказался томительным, и трэнларт уже начал было дремать, когда в коридоре послышались чьи-то легкие шаги.

В комнату вошла невысокая, но грациозная женщина с длинными русыми волосами, держа в руках деревянный поднос. Вид у нее был печальный и обеспокоенный, но, встретившись взглядом с Хальдриком, она улыбнулась, стерев морщинки с бледного лица.

— Здравствуй. Надеюсь, ты хорошо спал? Здесь постель довольно жесткая, но я постаралась разместить тебя поудобнее. Как ты себя чувствуешь? — участливо спросила женщина.

— Здравствуй, илантис, — склонил голову трэнларт. — Благодарю тебя за заботу, о лучшем сне я не мог и мечтать! Сейчас мне гораздо лучше, и лишь усталость продолжает давить тяжким бременем. Позволь же узнать имена моих спасителей!

— А ты учтив, юноша, — заметила хозяйка и улыбнулась чуть шире. — Я — Эдра, а моего мужа, встретившего тебя вчера, зовут Гольмут. Он добрый человек, и потому не тревожься — ты сможешь гостить в нашем доме до тех пор, пока не окрепнешь как следует. Горячий бульон и хлеб тебе в этом помогут, ведь ты, наверное, голоден? Ну вот, теперь отдыхай, не буду мучить тебя расспросами. Правда, кое-что придется сказать прямо сейчас...

Лицо Эдры посуровело, а улыбка вмиг сошла с губ. Хальдрик невольно напрягся и затаил дыхание.

— Много же крови ты потерял, пока искал себе помощи, но откуда взяться такой ране? Сомневаюсь, что ты наткнулся на острый сук, да и хищных зверей в нашей округе не водится. Когда я только тебя увидела, вся твоя одежда была перепачкана кровью, но вот шею и плечи будто бы окатили красным из ведра! И потому я спрошу тебя прямо, незнакомец: ты кого-то убил?

— Не стану лгать тебе, добрая хозяйка, я убил человека, — глухо произнес Хальдрик, не отводя глаз. — Но на меня напали первым, и я… я не преступник, илантис, поверь, просто сейчас мне тяжело говорить о случившемся. Дай мне немного времени, а позже я обо всем вам поведаю.

— Так и быть, — холодно ответила Эдра. — Надеюсь, у тебя были веские причины для подобного. Отдыхай. Если что-то понадобится, можешь позвать меня, я буду в комнате напротив.

Хозяйка удалилась, и Хальдрик, подкрепившись, оказался наедине с собственными мыслями; такими, что на душе становилось пасмурно, пусть в распахнутое окно и светило полуденное солнце. Опутанный тревожными думами и легкой дремотой, трэнларт немало удивился выросшей вдруг тени на лице — то вернулся из леса хозяин дома. Как выяснилось в разговоре, Гольмут вместе с сыновьями уходил на охотничий промысел. По его собственным словам, именно охота приносила семье хороший достаток: богатые зверем угодья обнаружил еще дед Гольмута, Гимбрад, а сам Гольмут получил их в наследство от своего отца. В умелых руках охотника спорилось и столярное ремесло, но отчего-то спрос на его резное дерево завсегда был невелик. Минута за минутой, неторопливая беседа подходила к концу, увлекая за собой последние краски летнего дня. Когда же комнату озарила закатная полоса света, Гольмут отправился вниз, пожелав Хальдрику напоследок хорошенько выспаться.

Несколько следующих дней Хальдрик провел в семье охотника. Очутившись наконец в безопасности, он в полной мере ощутил, насколько же разбит, раздавлен своим положением. Его тягучие мысли отныне безустанно обращались к будущему, но прозревали лишь все новые трудности. Так, "Величие", облаченное в новые паруса, уже должно было вернуться к пристани, а Даварт — отправиться к назначенному месту. Верный слову и делу, что он предпримет, разузнав об убийствах в "Водовороте", сочтет ли Хальдрика мертвым? Доказать обратное будет непросто, ведь о скорой встрече с капитаном нечего было и думать… Кроме того, как теперь отыскать "тайного союзника"? Запросить помощи у отца? Прожить следующий месяц, в конце концов? И чем дольше Хальдрик размышлял о грядущем, тем охотнее возвращался к прежним своим надеждам, сгоревшим в пламени роковой ночи.

"Биндур, бедный мой друг, где же ошиблись мы с тобой? Почему все наши замыслы пошли прахом? Кому вообще хватило дерзости на столь явный разбой, Крылатым Клинкам?! Возможно, эти убийцы и прознали о нашем задании, но учинять погромы не в их правилах, пусть даже в собственном логове! Но кто же тогда? Кто, как не они? Нет, напрасно и думать об этом… И пусть я знал, на что иду, и не испытывал сомнений, шагать придется одному, покуда ноги не немеют..."

Пребывая в мыслях о потерянном, юный трэнларт оказался в одном шаге от омута печали, в который и погрузился бы с головой...

Но он не шагнул.

Простившись с верными стражами и друзьями, Хальдрик, дабы занять беспокойный разум, решил создать себе легенду, которую и собирался рассказать взамен правды; на ее воплощение он потратил остаток второго дня.

Следующим утром слабость отступила, и Хальдрик, под чутким надзором Эдры, размял затекшие мышцы, пройдясь по цветущим окрестностям. А когда время подошло к ужину, трэнларт примкнул к дружному семейству за столом, скорее опасаясь, нежели радуясь.

* * *

Запивая медовым пивом ломоть жареной оленины, Хальдрик не без волнения услышал вопрос, к которому так тщательно готовился:

— Ну что ж, Леодрас, — размеренно начал Гольмут, проглотив картофелину, — мы рады, что силы возвращаются к тебе, и наша помощь не проходит даром. Три дня минуло с тех пор, как я встретил тебя на пороге, грязного и изможденного. Но, стараниями Эдры, тебя теперь не узнать, будто другой человек на твое место явился! А раз так, незнакомец, не поделишься ли, кто ты такой, и что с тобой приключилось?

— В самом деле, — согласился трэнларт, — негоже оставлять хозяев без ответа. Гостеприимство вашего дома, поистине, исцеляет мысли, и я как следует вспомнил свои недавние злоключения. С чего бы начать? Мое имя вам уже известно, Леодрас. Леодрас Майст...

У Хальдрика вдруг перехватило дыхание. Комната разом потемнела, на месте стола возникло смутное очертание костровища. В ушах раздался тихий щелчок — и нутро трэнларта обдало замогильным холодом. Видение исчезло быстрее, чем юноша успел бы моргнуть.

—… Если угодно, — выдохнул Хальдрик.

Хозяева дома как будто не заметили перемены в голосе, но смотрели на трэнларта с изумлением. Еще бы: не каждый день доведется встретить одного из Нареченных Славным Именем! И хотя Хальдрик всерьез рисковал, называясь чужим Именем, он был уверен, что ни Гольмут, ни Эдра не могут знать о всех шестнадцати Нареченных, живущих ныне среди людей Стигайта.

— Быть может, вам приходилось слышать обо мне и раньше, но я могу пояснить. Майст, одно из сорока двух Имен, означает "Щедрые Руки". Мой покойный отец, Руйвир Майст, посвятил свою жизнь алхимическим изысканиям; среди прочего — над особыми водорослями, произрастающими на большой глубине. Раскрыв удивительные свойства морской травы, он обратил их на пользу, и впоследствии скопил с их помощью целое состояние. Так наше семейство зажило припеваючи, и отныне не знало нужды ни в чем. Вот только Руйвира серебро радовало меньше, чем любого из нас, и однажды он проникся пониманием, что тратить богатства на одну лишь семью — недостойная стезя, пусть те и были нажиты многолетним трудом. Забросив множество дел, он не только снарядил Одаряющий Поход, но также лично возглавил его, пригласив и меня в свое путешествие. Так мы исколесили добрую половину Алоргата, и немногих обошла стороной наша помощь. Незадолго до своей смерти Руйвир был Наречен нашим королем, Аланзором. Годом позднее и я удостоился Славного Имени, продолжив светлое начинание отца, хотя матушке и сестрам это пришлось не по нраву. И вот я, в сопровождении своих друзей-купцов, решил навестить Рандар, столько о нем водилось слухов!

Солнце клонилось к горизонту, когда наше судно благополучно достигло острова. Прибрежная таверна встретила нас радушием, и мы уже вкусили эрфиль-другой, собравшись было хорошенько отдохнуть… Как вдруг к нам ворвался человек, равно потрепанный и жизнью, и одеждами. Оборванец с заплаканными глазами взывал о помощи: гуляя с детьми по лесу, он потерял их из вида, когда те, увидав какого-то зверька, побежали вслед за ним в чащу. Безутешный отец долго метался по округе и сорвал голос, выкликая имена детей, пока не стемнело; теперь же он, отчаявшись, умолял всех великодушных отправиться с ним на поиски. Я был поражен, сколь хмуро и недоверчиво смотрели на бедолагу обитатели таверны, списав все на отвращение к человеку. Дорого же обошлась мне эта ошибка!

Я вскочил с места, и мои спутники последовали за мной. В спину нам что-то кричали, но мы были уже за порогом. Как мог я не заметить обмана, ведь при себе у незнакомца оказались даже факелы и огниво! Мы быстро направились в лес и разбрелись. Человек, назвавшийся Госмарем, шел впереди и направлял нас. Быть бы нам настороже, но нас было шестнадцать, все при оружии и страстном порыве, а несчастный родитель говорил вполне искренне. Вдруг мы услышали детский плач, и Госмарь побежал вперед с криком: "Дети, дети мои! Что с вами?" Лишь тогда мы остановились, почуяв, наконец, подвох...

Хальдрик осекся и ощутил тугой ком, упрямо засевший в горле. Потребовалась полная кружка пива, дабы протолкнуть его вниз, но и после этого на душе не стало спокойнее.

— Поздно, слишком поздно: троих моих спутников, стоявших впереди, убили из засады, а затем незримые тени напали и на нас. Завязалась жестокая схватка, и в темноте мне виднелось лишь мельтешение факелов, что неумолимо гасли под натиском убийц. Я схватился с одним из разбойников. Мне удалось быстро сразить его, однако и он оставил мне рану. Я хотел было бежать прочь, но оступился и упал в овраг. Очнувшись утром, я выбрался наверх, не обнаружив вокруг ни единого тела, — только следы крови на земле выдавали недавнюю бойню. Не зная обратного пути, я побрел наугад. Долгие часы блуждал я по лесной чаще, покуда ноги не привели меня к одинокому ручью. Напившись, я прилег отдохнуть, а когда проснулся, время было уже к закату. Спустившись по ручью с холма, мне пришлось поплутать еще немного, благо одна из дорог привела меня к вашему дому. Такова моя история. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я не смог рассказать обо всем сразу.

Прежде безмятежное лицо Эдры омрачилось глазами, полными сожаления, а испуганные дети притихли, перешептываясь о чем-то своем. Гольмут же, слушая историю, все больше хмурился, и с последними словами гостя строго спросил:

— Страшную и печальную историю вы нам поведали, Леодрас Майст. Одного я никак в толк не возьму, откуда в нашем лесу разбойникам взяться? Лично я по своим угодьям не один ривдан перемерил, и если бы кто обитал здесь, поблизости, от меня бы это не скрылось.

"Неужто сорвалось? — мелькнуло в голове у трэнларта. — Нет, раз не решился на правду, то хоть во лжи пойду до конца!"

— Про то вам лучше знать, — угрюмо отозвался Хальдрик, — на Рандаре я впервые. Ах да, вот еще что! Спускаясь с холма, я приметил грот в толще скалы. Внутри него плясали неяркие отсветы, будто бы костра, и...

— Ладно, этого хватит, — перебил его Гольмут. — Простите мою настойчивость, но я должен был убедиться, что вы не лжете. Я и сам однажды мимо той пещерки прохаживался: местечко укромное, неприметное, для разбойников — лучше не придумаешь. Взглянуть на нее поближе мне так и не случилось, да оно, видно, и к лучшему. Придется теперь обходить старые тропы, а ведь третьего дня в тех местах оленей выслеживал… Ну, ничего. Зато хоть ясно теперь, отчего это Рагимт на меня наговаривал!

Недолгое молчание вновь оборвал глава семейства.

— Послушай, Леодрас… Если ты вдруг не знаешь, как теперь поступить, можешь пока остаться у нас, в моем доме лишних рук не бывает. А мы за работу в долгу не останемся, даю тебе слово! Так, глядишь, через месяц-другой и подкопишь серебра на обратный путь. Что думаешь?

Трэнларт не удивился предложению охотника, его смутило другое — собственные сомнения. Обуреваемый вмиг воспрявшей гордостью и нещадным стыдом, он на какой-то миг подумал было согласиться! Да и не заманчиво ли смириться с внезапным поражением, затаиться на время, а после вернуться домой? Отец, конечно же, поймет неудачу, и тогда… Мысли-смутьяны исчезли так же стремительно, как и появились. Осталась от них, правда, жгучая горечь мимолетной трусости.

— Благодарю за помощь, игундис, — ответил Хальдрик, — но мы, в безрассудной спешке своей, бросили в таверне часть наших товаров и сбережений. Когда я смогу добраться до них, то не забуду вас, и сполна отплачу за оказанное радушие.

— Боюсь, все ваши вещи пропали, Леодрас, — покачала головой Эдра. — Накануне твоего появления случилось страшное — "Водоворот" был сожжен неизвестными мерзавцами. До сих пор в это не верится, ведь таверну возвели раньше самого Авагдара! Я, конечно, только слышала о ней, но всегда считала чем-то важным, чем-то первозданным для острова. Рандар без нее как будто опустел...

Печальная новость вызвала в трэнларте лишь негодование."Так значит, ночной разбой окончился поджогом? Все наше имущество, в лучшем случае, завалено обломками, в худшем — сгорело дотла или было похищено. Проклятье! Навряд ли я смог бы вернуться за вещами, но и легче от этого не становится".

— Воистину, скверное известие! И все же, достойные хозяева, я оставлю ваш гостеприимный дом — в городе, по счастью, живет один человек, что поможет мне наверняка. И чем скорее я отыщу его, тем лучше. Этим же утром мне нужно уходить. Я вновь благодарю вас, и всем сердцем надеюсь, что это не последняя наша встреча.

* * *

С первыми лучами солнца, пронзившими кроны деревьев, Хальдрик стоял на пороге. Долгую походную суму, брошенную через плечо, приятно тяжелила еда на несколько дней вперед. Гольмут и Эдра смотрели на трэнларта с легкой тревогой, а он все никак не решался ступить за дверь. К удивлению Хальдрика, хозяйка вдруг протянула ему аккуратно свернутый плащ. Не веря собственным глазам, трэнларт узнал в нем свой прежний, хотя был уверен, что после пройденных испытаний накидка останется испорченной раз и навсегда.

— Я решила почистить и подштопать твой плащ, раз ты намерен уходить, — негромко сказала Эдра. — Пришлось с ним изрядно повозиться, зато теперь он выглядит сносно и еще послужит тебе.

Хальдрик благодарно принял плащ и развернул его. И хотя тот стал несколько короче, а местами был сильно потерт, лучшей работы над ним нельзя было и представить. Вслед за хозяйкой к трэнларту шагнул Гольмут. Вместе с крепким рукопожатием он оставил в ладони Хальдрика нечто твердое.

— А этот амулет — мой подарок тебе. Первая моя работа, знаешь ли. Я вырезал его с десяток лет тому назад, и отчего-то решил не расставаться с ним ни на день. Странное дело, но за прошедшие годы мне не раз довелось убедиться, как беды да напасти сторонятся моего дома. Посуди сам: дети растут здоровыми и проворными, зверь на охоте так и норовит попасть в руки, а силы не покидают меня по сей день. Пожалуй, амулет здесь и ни при чем, но все же прими его. Ведь если моя безделушка и впрямь приносит удачу, тебе она сейчас намного нужней.

Трэнларт раскрыл ладонь и увидел деревянную фигурку птицы, к чьей спинке был приделан тонкий плетеный шнурок. В маленькой птичке легко угадывался клест. Левое его крыло прижималось к груди, а правое взметалось вверх, но причудливо оканчивалось так, что выглядело — случайно или намеренно — стесанным. Амулет был сработан просто, но с душой истинного умельца, и Хальдрику даже почудилось, будто он источает тепло изнутри. Спрятав подарок под рубаху, трэнларт поклонился хозяевам дома. Чуть помедлив, он снял с пояса кошель.

— У меня осталось при себе немного серебра. Примите хоть малую...

— Нет уж! — резко оборвал его Гольмут. — Нас нельзя назвать богачами, Леодрас, но мы ведем безбедную жизнь, и за посильную помощь спрашивать с тебя не возьмемся. Во всяком случае, не сейчас: твоя щедрость делает тебе честь, но не след бросаться тем малым, что имеешь. Я уверен, в свое время ты отдашь нам должное, а пока ступай. И пусть судьба благоволит тебе.

Простившись с добрыми людьми, Хальдрик отправился к селению близ западных врат Авагдара. Но нет, то был уже не он — Хальдрик Айнос заплутал в чаще и сгинул, ибо на смену ему пришел Леодрас Майст. Едва ли кто на Рандаре знал о нем истину и смог бы узнать в лицо...

Но были на острове и такие.