Прямиком в "Водоворот"

Длительное плавание "Величия" подходило к концу, и многие его обитатели готовились вскорости сойти на берег: кто в надежде получить заслуженный отдых и щедрую оплату трудов, а кто и надеясь сполна отплатить другим за дурные дела. Но и до тех пор забот хватало каждому. Так, пока Хальдрик и Почетные Стражи скрывали в увесистых котомках все необходимое снаряжение, попутно привыкая к чуждым для себя одеяниям, капитан Даварт также собирался к высадке, притом не по времени усердно. Столь странная спешка удивила трэнларта. Улучив минуту-другую, Хальдрик прямо спросил капитана о сборах, на что Даварт лишь кратко заметил:

— Прикажете нам на сырой земле спать да травой покрываться, как на берег сойдем? Боюсь, места там нехоженые, в таких условиях нужно быть готовым ко всему. И если у вас нет других вопросов, я прошу оставить мои дела мне, покуда вашего внимания требуют задачи действительно важные, почтенный трэнларт.

Хальдрик не нашелся чем возразить и зашагал обратно к каюте, но в мысли его закрались тихие подозрения. Юный Айнос, что не познал еще и трех Слияний Стихий, успел повидать за свою жизнь немало обмана, и умел обличать его в чужих речах. Сейчас же он колебался, ибо Даварт, если и впрямь что-то утаивал, был совершенно не из тех людей, что станут плести коварства за спиной. Сомнения липкой паутиной опутали разум трэнларта, и он чуть было не смял карты острова, пряча их в туго набитый заплечный мешок. Злой на себя и свою рассеянность, Хальдрик погнал тревоги прочь, нынче было не до них, — пришла пора ему стать простым торговцем, коих на Рандаре водилось в избытке.

* * *

Грядущий день обещал быть погожим. Залитая солнцем пристань пестрела и яркими шатрами, и скромными лавчонками, что зазывали разношерстный люд в свои тенета, — с давних пор Рандар в изобилии посещали купцы, моряки и прочие странники мира. А первые же летние деньки нередко превращали остров в растревоженный муравейник, ибо тогда в эти края совершались настоящие торговые паломничества.

Меж тем к свободному помосту причалило новое судно, с достоинством вступив в стройные ряды прочих кораблей. Неброского вида торговцы принялись спешно выгружать свой товар на сушу. Но что-то в их облике смутно настораживало, неуловимая мелочь выделяла из толпы других, сновавших неподалеку, и бдительные глаза не оставили этого без внимания...

Покончив с высадкой, Хальдрик и Почетные Стражи простились с Давартом. Пожелав капитану попутного ветра, они взвалили на себя тяжелую ношу и отправились в путь. Впрочем, чересчур утомиться путники не успели: наткнувшись на торговца вьючными животными, они приобрели двух мулов по сходной цене; ценой, однако, горячего спора — упрямство хозяина глубоко роднило его со своим товаром. Вздохнув свободнее, мнимые торговцы стали держаться главной дороги, ведущей к Авагдару.

Авагдар, сердце Рандалира, принимал в себя один людской поток за другим, и места в нем, казалось, хватит для всех. Да только манили людей не пригожие дома и ветвистые улочки, их подпоясавшие, но обширная рыночная площадь, способная впечатлить своим размахом кого угодно; здесь, в южной черте Авагдара и проходила львиная доля всех торговых сделок.

Вклинившись в вереницу галдящих купцов, компания застучала сапогами по широкой дороге, вымощенной красноватым камнем. Не успели путники дослушать историю об одной вечно теряемой перчатке (весьма и весьма занятную), как уже добрались до развилки с указателями.

Путь по правую руку выглядел на удивление узким и пролегал будто бы сквозь древнюю лесную чащу, так плотно росли деревья по обе его стороны! Но чем дальше уходила тесная дорога, тем явственнее расступались зеленые кроны, и в самом конце исхоженной тропы маячила приметная крыша таверны. Не теряя времени, Хальдрик и его спутники свернули с главной дороги, пока людской поток не успел вернуть их в свое русло.

"Водоворот" расположился близ лесной опушки, уже заметно отступившей и поредевшей, не случайно — сказывалась постоянная нужда в древесине.

— А ведь я слышал по пути, будто бы эта таверна разменяла на днях девятый десяток. По виду и не скажешь… — Задумчиво произнес Тальмир, шагая впереди колонны, где уступал лишь Хальдрику с Биндуром; в самом конце вереницы мерно стучали копытами мулы.

— Сколько-сколько, восемьдесят лет? Ну и брехня, доложу я вам! — раздался голос Унардина. — Если так оно и есть, таверна, почитай, на одном честном слове держится! Взгляни-ка, у нее вся восточная сторона морю открыта — с отрога спустишься, так вода, поди, у самых ног плескаться будет. Сгнило бы здесь все, за столько-то времени. Да и вид у таверны такой, будто не чинили ее ни разу!

Четверо стражей согласно тому заворчали, однако Тальмир возразил:

— Почему бы и нет? Сам Рандар обнаружили тремя годами ранее; стало быть, "Водоворот" могли выстроить первые из прибывших поселенцев, благо все нужное под рукой. Я, к примеру, вижу среди здешних деревьев и дуб, и ясень, — чем не хороший материал? А уж на каменном основании добротные дубовые стены и сто лет простоят, ничего им не станется от морского ветра, разве что вид потеряют. И до воды здесь, будь уверен, далече, чем может показаться.

— Ну, даже не знаю. В местах, откуда я родом, мне дубов видеть не приходилось, тут тебе виднее, — Унардин почесал в затылке. — И все одно не верится...

— Меня другое больше волнует, — обернулся Биндур. — Как их, в такой близи от леса, зверье не донимает? Те же волки, скажем, ежели здесь кто поопаснее не водится?

— Раз таверна стоит по сей день, донимают ее, по большому счету, люди, — усмехнулся Тальмир. — А вот чьими стараниями...

— Ладно, об этом мы у рандарцев спросим. И запомните хорошенько, что сейчас мы — торговцы. Не давайте и повода думать, будто это обман. Сами за языками следите, а всяким прочим дайте наговориться вдоволь. Такая уж нам выдалась работенка… до поры до времени. Вот мы и на месте.

Дорога привела путников прямиком к дверям таверны, где они задержались, снимая поклажу с мулов. Попутно стражи оглядывались по сторонам, да так ловко, что никто бы и не заподозрил их в этом. Вот, кажется, говорят себе торговцы о своих делах — хороших ли, худых, — но тут один метнул случайный взгляд за спину собеседника; там, другой, неторопливо размял шею; третий же, развязывая котомки, посматривал на дорогу из-под капюшона плаща — и Почетным Стражам ясно, что прислуга, разбираясь с шумными постояльцами, подоспеет нескоро, путь позади открыт, наблюдателей, кроме редких дозорных на главной дороге, не видно, как и любопытных глаз в окнах "Водоворота". Тем временем Хальдрик, не слишком сведущий в подобных вещах, с интересом рассматривал таверну и прикидывал в уме, во сколько им может обойтись здешняя ночевка.

Стоит отметить, что и простого взгляда на "Водоворот" хватало, дабы увидеть следы былой его красоты. Стены таверны были выкрашены в темно-синий цвет, ныне заметно поблекший и местами стертый, хотя старожилы Рандара все еще помнили их искусно расписанными. В прежние времена художник, чье имя затерялось в летах, не только украсил таверну многими оттенками Тондра, но вдобавок изобразил на восточной ее стороне всеобъемлющий Зев Моря, грозное великолепие которого ему довелось прочувствовать лично. С тех пор каждый уважающий себя мореход, что был затянут в это уютное и шумное пристанище, почитал своим долгом похвастать, сколь быстро и ловко преодолел их корабль повстречавшийся в пути коварный водоворот! Особо рьяные любители местной выпивки утверждали, что едва им удавалось уйти от нежданной напасти, как они тут же попадали в круговерть еще сильнее, и так продолжалось вплоть до самого берега! Подобные байки неизменно веселили обитателей "Водоворота", и занимали особое место в кругу прочих небылиц, кочевавших по таверне из уст в уста. Само собой, ныне живущие могли наблюдать Морской Зев лишь на стене любимого заведения, ибо буйства Тондра, редкие и ранее, незадолго до открытия Рандара прекратились вовсе.

Помимо этой прекрасной и вместе с тем устрашающей картины, таверну некогда украшали резные фигуры морских обитателей. Среди них особенно выделялся массивный эратхан: подвешенный на якорных цепях, он взирал на всякого входящего пронзительным стеклянным оком; в те дни жива была память о Грозе Морей.

Теперь же от былого убранства таверны осталось одно только название: что-то было безвозвратно испорчено, другое — продано в трудные для "Водоворота" времена. Сохранились, правда, весьма красивые входные колонны, держащие на себе карниз, да видавшая виды вывеска, которую все же исправно красили.

Одним словом, таверна выглядела сносно. Угадывалось в ее облике и первозданное величие, растерянное с течением лет потомками первых поселенцев. Судьба "Водоворота" сложилась так, что ныне он принадлежал некоему Фарьяду, а до него заведением владело трое других семейств, последнее из которых и привело таверну в плачевное состояние. И хотя новый хозяин вернул ей подобающий вид, большего он сделать не сумел, да и не захотел.

* * *

"Как такое вообще может быть? — мысли Кронта роились, пока он медленно пятился назад, держа сжатые кулаки наготове. — Это же немыслимо, невозможно!"

Мовард двигался на него хоть и шатающейся, но вполне уверенной походкой, от которой так и веяло угрозой.

Этот громадный чужеземец обитал в "Водовороте" вот уже несколько дней, и казалось, будто единственным занятием в его жизни было беспрестанное пьянство. Черноволосый и вечно угрюмый, Мовард, едва переступив исхоженный сапогами порог, сразу же потребовал себе выпивки и направился к столу в дальнем углу таверны. Люди, мирно почивавшие там, были не против нового компаньона, вот только компаньон оказался против, и вскоре остался сидеть в одиночестве — прежние застольщики разумно решили с ним не связываться. Осушив первый эрфиль добротного напитка, он заказал себе следующий, затем еще один, следом прочий… К тому времени, как любой другой упал бы в беспамятстве, этот человек лишь устало встряхивал головой да ворчал себе под нос что-то бессвязное. Солнце клонилось к земле все ниже и ниже, а чужеземец так и пил без передыху, не обращая и доли внимания на окружающих; исключение составили те редкие смельчаки, что тщетно пытались разговорить молчуна. До самого вечера люди поглядывали на Моварда с опаской и старались не шуметь без надобности. Однако выяснив, что верзиле ни до кого нет дела, вернулись к прежнему своему веселью. По чьим-то заверениям, Пьянодум, как его стали называть вполголоса, всю ночь просидел за столом не сомкнув глаз.

На следующий день чужеземец увлекался выпивкой уже значительно меньше, но все еще в немыслимой для других мере. Теперь он что-то тщательно выводил на помятых бумажных листах, вынутых им из-за пазухи. Были ли это письма, а может какие рисунки — никто толком понять не сумел. Зато у посетителей таверны появилось новое развлечение: они решили делать ставки на то, сколько же еще продержится Пьянодум, прежде чем провалится в глубокий хмельной сон. Особенно охотно на это соглашались вновь прибывшие, надеясь поживиться легким выигрышем, за что и поплатились звонкой монетой, да не одной. Однако проходил час, второй, третий, а Мовард все сидел себе как ни в чем не бывало и прихлебывал пиво, да так, что многие уже плюнули на бессмысленные ставки и нашли другое занятие по душе.

Лишь с уходящим солнцем того дня громила покинул свое привычное место и тяжелыми шагами поплелся к выкупленной комнате, чем немало удивил постояльцев таверны: те уже свыклись с недвижным Пьянодумом, и считали его скорее опустевшим големом, нежели человеком, а то и вовсе частью убранства "Водоворота", навроде огромного черного шкафа (хотя будем честны, ни один шкаф не вместил бы в себя столько выпивки).

Что и говорить, если само имя чужеземца узнали совершенно случайно, когда чей-то вострый слух уловил такие его слова:

"Да чтобы я, Мовард, пресмыкался перед жалким трусом?! Не бывать этому!" — после чего здоровяк с силой ударил по столу, опрокинув пустые кувшины и заставив дрожать полные.

Слова эти, судя по всему, прозвучали громче намеренного, ибо Пьянодум впервые огляделся по сторонам, а уж затем вернулся к своей бескрайней попойке.

Вот так в "Водовороте" и появился этот необычный постоялец. Но покуда он никому не мешал, а за ночлег и питье платил исправно, Фарьяд, наравне со многими прочими, был не против его пребывания в таверне. Но пришло время, и Пьянодум проявил себя с совершенно иной стороны… То был день, когда в таверну решил наведаться Кронт, рандарь и весьма толковый бард.

* * *

— Стой! Остановись! Если то, что я сказал...

— Ах, что ты сказал? Что ты сказал, крысеныш?! — взревел Мовард и потянулся рукой к пустующему табурету. — Сейчас я тебе растолкую, что ты сказал!

Кронт всегда был человеком своенравным, и уж точно никогда не слыл трусом, как и не упускал случая доказать это всем вокруг. Но сейчас, перед лицом разъяренного чужеземца, он едва не бросился наутек, столь страшен оказался Пьянодум в гневе! Удержали его лишь остатки гордости, чудом уцелевшие от внушающей трепет картины, да стыд перед Фарьядом и гостями таверны, коим, после побега виновника, пришлось бы всеми правдами и неправдами верзилу утихомиривать. И неизвестно, чем бы все это тогда окончилось; неясно, правда, чем кончится и теперь...

Кронт успел пригнуться, и как раз вовремя — над его головой раздался чудовищный хлопок, а за ним и громкий треск. Это крепко сколоченное сиденье, брошенное Мовардом с удивительной силой и меткостью, врезалось в стену и разлетелось на куски. Барду все же крепко досталось отскочившей деревянной ножкой, и на миг его сознание затмила ослепительная вспышка боли...

* * *

— Ну здравствуй, Фарьяд! Давненько я не видал ни тебя, ни этих славных стен, и да стоят они в целости, покуда Рандар не опустится на дно морское! Хотя нет, лучше я скажу так:

Коль ненастья и сомненья отравляют сердца зной,

А тревожных мыслей ворох держит верх над головой,

Не печалься, не робей, отрешись от всех забот!

"Что же делать?" — спросишь ты. Путь держи в "Водоворот"!

Закончив небольшой стих, Кронт рассмеялся и добавил:

— Долго же мой долг не пускал меня, но вот я здесь. Как идут твои дела, старый плут?

— Скажешь тоже, "долго", — фыркнул бородатый и в меру полный хозяин таверны. — Да тебя здесь от силы недели не было, пустозвон, а старше я тебя лет на шесть, в старики он меня записывает! Но вот на добром слове спасибо, стишок у тебя вышел недурственный. Дела мои, как видишь, идут своим чередом: и хорошо, и плохо, но хорошего, благо, больше выходит. Погляди, какие кувшины давеча прикупил, их захочешь — не разобьешь, загляденье! Ну, проходи ты уже, присаживайся, тебе здесь всегда рады. А коли пришел с парой монет, так и рады будут вдвойне!

Оба приятеля рассмеялись. И тут кузнец баллад и песен приметил великана, одиноко сгорбившегося в дальнем углу таверны, после чего обрушил на Фарьяда целый шквал вопросов.

— Да я и сам бочонок икримта тому выкачу, кто мне его историю рассказать сможет, — отшутился владелец "Водоворота", — больно тип странный. Сидит себе в одиночестве, пьет, постоянно и помногу, а вроде и не пьянеет — такого я еще не видывал! К тому же...

Вдруг из нижних помещений раздался неясный шум, затем что-то тяжелое гулко рухнуло на пол, и до ушей барда донесся отчетливый плеск. Кряхтя и ругаясь, Фарьяд поспешил вниз, прихватив с собой пару ведер. Кронт попытался было прислушаться, но раскатистый смех гуляк, сидящих неподалеку, свел на нет все его усилия. В голове барда не родилось и четырех новых строк, когда хозяин таверны вернулся на свое место; выдавали его отлучку разве что рукава рубахи, закатанные по локоть, да краткий невеселый вздох. Будто ничего и не случилось, он продолжил:

— Так, о чем то бишь я? Точно! Мало того, что не пьянеет, так еще и не спит почти: за пять дней, пожалуй, раза два в комнату отходил, да и спал ли он там вообще — неясно. М-да, м-да… Что еще? Помнится, выводил на листочках какие-то закорючки, а уж чего там на деле было никто узнать не сумел — он к себе за стол и близко людей не подпускает. Как глянет наш Пьянодум на тебя сурово, исподлобья, так сразу и язык заплетается, и ноги подкашиваются! Сам я, конечно, к нему не подходил, за другими смельчаками наблюдал, но, сдается мне, чувствовали они себя именно так. Больше о нем и сказать нечего.

— Что, и всего-то? Интересно… — Бард хитро сдвинул брови. — Прозвище-то ему подходящее дали, а имя, что же, так и не выведали?

— Дайкар, говорит, услыхал в его бормотании, мол: "Я, Мовард, трусу служить ни в жизнь не буду!", вроде того… Стало быть, Мовардом кличут черноволосого, а может звали его так раньше.

Кронт призадумался, будто бы решаясь на что-то, а затем хлопнул по прилавку и торжественно произнес:

— Что же, Фарьяд, готовь бочонок своего лучшего напитка, ибо я намерен разговорить молчаливого чужеземца и выведать все его тайны, во что бы то ни стало!

— Да ты, верно, шутишь? — ухмыльнулся хозяин таверны, но недобрая искра, мелькнувшая в глазах приятеля, заставила его посерьезнеть. — На твоем месте я бы дважды подумал, это же чистой воды безумство! Сказано ведь, пытались и до тебя многие, пустое это дело!

— Все потому, что они не знали нужных слов, а я их знаю, притом немало!

— Нет, ну вы гляньте на него! — проворчал Фарьяд. — Я тебя прошу: не суйся к нему, предчувствие у меня плохое, пускай сидит себе один, раз компании не хочет.

— Ну, дружище, не робей! Тебе же самому интересно, разве нет? Оставь увещевания другим, ибо я, как ты знаешь, слов на ветер не бросаю. Просто ответь, уговор все еще в силе?

— Ох-хо-хо, с твоим-то нравом… — Бородач вздохнул и почесал в затылке. — А знаешь что? Была не была — узнаешь его историю, так бочонок твой! Только ты уж поосторожнее с ним, ладно? Мне здесь лишние неприятности ни к чему.

* * *

Хватаясь за ушибленную голову, Кронт поспешил подняться на ноги, пока Пьянодум не успел подойти ближе. Громила двигался без промедления, расталкивая могучими руками тех, кому не посчастливилось оказаться у него на пути. Но пока он пробирался к своему обидчику, ошеломленного барда успела окружить добрая дюжина людей. То были и близкие друзья Кронта, и те, кого Мовард просто раздражал своим вечно угрюмым видом. Приблизившись к новоявленным защитникам, чужеземец застыл в нерешительности; несколько мгновений противники обменивались лишь гневными взглядами.

— Прочь с дороги! Если вы боитесь за его жалкую жизнь, то она мне не нужна, но вот за свои слова ему придется заплатить!

— Да неужто?! — резко выкрикнул один из друзей барда, на голову ниже великана. — Не пригнись Кронт вовремя, так его пришибло бы насмерть от твоего броска! Как по мне, плата чрезмерная!

— Еще бы! — подхватил другой, ростом едва ли доходивший до плеча громилы. — И за что, интересно, он должен заплатить? Сперва нам скажи, а там видно будет, как бы тебе платить не пришлось!

— Не испытывай меня, недомерок, так и до тебя руки дойдут! И чего это вы встали здесь своей тесной кучкой? Думаете, хватит силенок со мной потягаться? Ха! Прочь, я сказал! — рявкнул Пьянодум и грозно шагнул вперед.

В таверне повисла звенящая тишина, какой не бывало здесь и в самый поздний час. Каждый ее обитатель с нетерпением, а то и страхом ожидал развязки происходящего. В особенности ее ждал песнопевец, оказавшийся в кругу нежданных спасителей. Он помалкивал до поры, опасаясь распалить Моварда еще пуще, и лишь кратко поблагодарил друзей. К чести защитников, ни один из них не дрогнул перед нависшей опасностью, лишь крепче сжали они кулаки. Как знать: может, Пьянодум и не решился бы напасть на стольких людей разом, но тут Дингарт, известный задира, выпалил:

— Сомневаешься в нашей силе, здоровяк? Подойди ближе и отведай ее, да смотри, не подавись!

Как сталось, напрасно.

* * *

Кронт смело направился в восточный угол таверны. Подобравшись к столу с единственным выпивохой, он спокойно выдержал угрожающий взгляд и сел прямо напротив чужеземца.

— Привет тебе, Мовард Пьянодум, какой бы ветер не занес тебя в наши края! Как я погляжу, — бард кивнул в сторону опустевших кувшинов, — тебе нет равных в непростом искусстве пьянства. Так почему бы нам...

— По-твоему, — резко оборвал его Мовард, — я здесь случайно сижу в одиночестве, когда вокруг снует столько народу? Оставь меня в покое, а не то… Погоди-ка, как ты меня назвал?

— Именно так я и думаю. По воле случая тебе не нашлось достойного собеседника. Того, кто не станет приставать с глупыми расспросами, но разделит тяжесть дум, не дающих покоя сердцу. Разве найдешь здесь таких? О, разумеется, нет — здешний сброд только и горазд, что обидными прозвищами за глаза обзывать. Вот уж наглость с их стороны, не правда ли? — с этими словами Кронт взял ближайший кувшин и сделал несколько долгих глотков.

Ведомо ли кому, какие думы посетили Моварда в тот миг? Что бы ни таилось в его голове, размышлял он долго. Пристально воззрившись на непрошеного гостя, он отставил в сторону недопитый эрфиль. Тут уже и гости таверны стали подмечать, как за столом у нелюдимого прежде Пьянодума объявился собеседник. Кое-кто от удивления даже смолк на полуслове, но большинство, поглазев малость, вернулось к прежним своим занятиям, не придав этому особой важности. Спустя бесконечно долгую минуту, за которую лоб барда покрылся мелкой испариной, Мовард наконец отвел глаза, осушил оставленный эрфиль и медленно, с неприкрытой угрозой произнес:

— А ты, юнец, не из робкого десятка, да? Считай, тебе повезло: я уважаю смелость в людях, какой бы она ни была, потому и дал тебе возможность договорить; хоть и вещаешь ты складно, признаю. Но вздумаешь дерзить мне дальше, так я не стану на слова размениваться — одним махом прихлопну, пикнуть не успеешь! Теперь выкладывай, чего хотел, или убирайся восвояси.

Кронт ликовал, предвкушая свой скорый выигрыш. "Ага, попался! Теперь от меня не уйдешь, угрюмец. Все из тебя вытяну, пусть по крупице, но ты расскажешь мне все, что потребуется! Осталось лишь усыпить твою бдительность..."

* * *

Отшвырнув прочь последнего из заступников барда, Мовард выдохнул.

"Ух, а эти ребятки стояли крепко, непросто же было их одолеть! Заварушка-то вышла сродни той, когда… да уже и не важно. В иной раз я бы не выстоял против дюжины, но сегодня случай из ряда вон, и теперь этот трепач подавно не уйдет без ответа!"

Сплюнув на пол кровью, великан мельком взглянул на себя: синяки, ссадины, челюсть едва ходит, местами порвана одежда; ох, еще и глаз заплыл, то-то видеть стало хуже! Ничего серьезного, в общем, чего не скажешь о соперниках, — вряд ли кто из них отделался столь легко, что встанет на ноги без помощи со стороны.

"Так, и куда подевался этот паденыш? А, вот же он! К выходу успел пробраться, пройдоха, да еще и меч себе раздобыл. Но что это: мне мерещится, или он взаправду хочет показать боевую стойку? Порядком же он не брался за клинок, а может и взял-то в руки впервые в жизни. Неужто надеялся испугать меня этим? Опрометчиво, очень опрометчиво. Во всяком случае, бежать он не намерен, иначе скрылся бы раньше. Что ж, тем лучше для него, ибо нет чести в трусливом бегстве от опасности — уж лучше достойно принять смерть, глядя ей прямо в лицо!"

Намереваясь довершить начатое, Мовард в несколько прыжков добрался до обидчика и замахнулся громадным кулаком.

В тот же миг двери таверны распахнулись.

* * *

— Можно подумать, тебе по нраву местное пойло, раз ты пьешь его без продыху? — как бы невзначай спросил Кронт, отхлебнув пенного напитка. — И как это ты осилил столько эрфилей разом? Таким количеством выпивки, пожалуй, половину таверны можно отправить в глубокий сон без сновидений.

— Можно подумать, — в тон ему ответил Мовард, — тебе оно по нраву даже больше, раз не чураешься пить с незнакомцами, да еще и за их плату!

Барду почудилось, будто на лице Пьянодума промелькнула скупая улыбка, но ручаться за это он бы не стал; тем более, что на последние свои слова чужеземец сделал особый упор.

— Да брось, — Кронт досадно махнул рукой и принял заискивающий вид. — Разве ты поскупишься угостить честного человека прекрасным икримтом, простив ему горстку несчастных монет? У тебя-то, я смотрю, их в достатке.

— Может быть, может быть… — Задумчиво протянул Мовард и пригубил очередной эрфиль. Осушив его одним долгим глотком, он принялся разглядывать затейливый кувшин. Повертев его в руках и так и этак, здоровяк вдруг спросил:

— Как, говоришь, местная выпивка зовется, икримт? Должен отметить, вкуснее пива мне пробовать еще не случалось. Только я никак не пойму, что же особенного в него добавили. Ты, случаем, не знаешь?

Теперь в глазах вечно угрюмого выпивохи плясали веселые огни.

— Знаю, да что мне с того, — притворно вздохнул хитрый песнопевец. — Мы с хозяином "Водоворота" старые друзья, вот он однажды мне и проболтался. Все бы ничего, да взял он с меня слово язык за зубами держать, иначе дела его могут пойти худо. Жаль, но...

— Разве нет средства, что поможет тебе на время забыть об обещании? — Мовард Пьянодум пристально посмотрел Кронту в глаза, вместе с тем подвинув к нему очередной эрфиль, до краев наполненный пенным напитком.

Здесь бард ненадолго задумался, уставившись на новую порцию икримта и будто прикидывая, стоит ли нарушать слово ради такой сомнительной выгоды. На деле же он тянул время, осторожно подбирая слова для ответа. "Конечно, придется открыть ему эту тайну, да что он с нее поимеет? Спрашивает из праздного интереса, только и всего. Вот только интерес и у меня имеется".

— Пожалуй, есть кое-что. Я готов нарушить данное мною слово ради одного — собственного любопытства. Как бард, я безмерно ценю занятные истории, способные вдохновить меня на сочинение стихов и песен не менее занятных, а потому предлагаю следующее: взамен и ты расскажешь свою тайну, какую сочтешь подходящей и равнозначной. Думается, такая плата будет справедливой.

— Ха! А ты молодец, знаешь себе цену, — Мовард почесал крепкий подбородок, заросший черной щетиной. — Только и говорить станешь первым, а уж чего твои слова будут стоить я как-нибудь решу.

"Пришел черед, пора и рискнуть!" — мелькнуло у Кронта в голове. Для пущей убедительности он осмотрелся по сторонам, подмигнул глазевшим на них с Пьянодумом людям, затем придвинулся ближе к собеседнику и заговорил, понизив голос:

— Начну с того, что икримт варят вдвое дольше, чем обычное свартово пиво, и обязательно выдерживают в дубовых бочках по меньшей мере три месяца. Что касается вкуса, то он появляется благодаря меду, белому перцу и особому растению, обнаруженному на одном из островков южнее Рандара. Зовется оно… чаужварто, кажется. Тьфу, с таким названием, не ровен час, язык сломаешь! Так вот, сам по себе этот кустарник ничем не примечателен, но именно его узкие вьющиеся листья с пряным запахом оказались хорошей находкой для Фарьяда, хозяина нашей таверны, — он-то и надумал замешать их в свое пиво, когда пробовал вывести собственный сорт. Спустя пару лет затратной и кропотливой работы ему все же улыбнулась удача: смешав воедино меру листьев чаужварто, две меры белого перца, и три — меда, Фарьяд получил чудную смесь, которую и добавил в пиво незадолго до окончания варки. Полученный напиток он назвал в честь своей покойной жены, поскольку первый же глоток пива вернул Фарьяда в теплые воспоминания о прежних счастливых днях, проведенных им вместе с любимой. Так и случилось, что "Водоворот" обзавелся превосходным питьем, известным ныне и за пределами Рандара, а мой добрый друг получил утешение, потому как любой, кто восхвалял это пиво, почитал память и о покойной Икримт.

Вот она, моя тайна. Все, о чем я знал, тебе поведал. Настал твой черед.

Мовард, однако, не спешил с ответом. По его лицу нельзя было прочесть, пришлась ли такая история ему по душе, и стоит ли она запрошенной платы. Отпив очередной глоток икримта, здоровяк кашлянул в кулак и заговорил, но уже чуть тише обычного:

— Мед и перец, значит? Ну что ж, похоже на правду. Про листья чаужварто мне ничего не известно, но я готов поверить твоим словам. За свою жизнь мне пришлось побывать в разных уголках Алоргата, однако выпивка, как назло, всюду оставалась неизменной: в одних краях она было дрянной, в других — вполне сносной, а все ж не менялась. И только на этом острове, в старой таверне, я, наконец, нашел действительно отменный напиток! Да чего уж там, здешний икримт будет получше, чем даже...

Тут, к великому огорчению Кронта, Мовард запнулся. Скрежетнув зубами и вновь почесав подбородок, Пьянодум вернул себе прежний угрюмый вид. Казалось, сейчас он прогонит барда прочь, оставив того без должной награды… Но Мовард лишь шумно вздохнул и продолжил:

— Славно же у тебя язык подвязан, бард, раз почти сумел меня разговорить. История твоя, хоть и коротка, меня впечатлила, а коли так, то и я своей поделюсь. На месте этого Фарьяда, я бы вышвырнул тебя вон за такую подлость, но ты не испугался взять слово первым, и потому я скажу даже больше, чем намеревался. А после мы с тобой разойдемся, без надежды на скорую встречу, уяснил? Так-то, вернемся к делу.

Помнится, ты спрашивал, как я могу одолеть столько выпивки разом, не охмелев в придачу? Честно говоря, это загадка и для меня самого, и придется тебе довольствоваться одними моими домыслами. — Мовард быстро взглянул на правую полу своего дубленого жилета, а следом, сам того не замечая, стиснул ладонями край стола, да так, что дерево скрипнуло. — Тебе ведь приходилось слышать о Той Самой Битве, верно? Именно Той, что отгремела на земле, зовущейся ныне Белесыми Песками? Приходилось, конечно, столько слухов ходило в первое время… Воины не возвращаются, вестей о победе или поражении все нет, люди ждут худшего… Тогда, может, и не осталось никого, кто сумел бы вспомнить и поведать о случившемся — разве могли быть победители в Бою Побежденных? Я и сам позабыл многое...

Кронт едва сдержал себя, дабы не поморщиться.

"Ох, а я и впрямь надеялся вызнать у него что-то стоящее, да, видно, оплошал — хмель ему крепко в голову ударил, и теперь прозвище Пьянодум выглядит вполне подходящим. В самом деле, это он сдуру одну из своих заварушек решил сравнить с Величайшей Битвой Рода Людского?! Или просто-напросто лжет, дабы от меня отделаться? Ну-ну, поглядим, что удастся выловить из его россказней".

—… Помню лишь искаженные яростью лица врагов, да верный меч в руке, разящий направо и налево. Кем были те люди (хм, люди ли), за что мы сражались в тот злосчастный день? Разве узнаешь теперь… Волею судьбы я пережил страшную сечу, — по рукам Моварда прошла крупная дрожь, — как вдруг на меня обрушился тяжкий морок. И кабы только на меня — все войско под началом Стигизмиза словно разом обезумело! Лучники, конница, даже лекари, спасавшие раненых, вооружились клинками и бросились в гущу битвы! Помню, как и мои глаза налились кровью, а в голове раскаленным прутом выжглась одна только мысль: "Месть!" Но не успел я сделать и шага вперед, как разум мой помутился, и я повалился навзничь, не в силах устоять на ногах. То, что случилось дальше, объяснять бессмысленно — немногим я доверил такое знание, но и те сочли меня безумцем; не поверишь и ты, будь уверен.

Когда все было кончено, я в расетрянности побрел прочь. Пока длился мой долгий путь домой (нет-нет, ты уже потерял свой дом, это был просто обратный путь!), я никак не мог запомнить дороги, будто бы двигался во сне. А достигнув первых поселений, я словно очнулся от забытья и понял вдруг, сколь сильно переменился: пройдя шагов без счета, я не чувствовал той смертельной усталости, которой следовало быть, как не чувствовал потребности в еде, питье или отдыхе. Позднее я выяснил, что мне все еще нужно и есть, и спать, но отныне лишь самую малость. Ничуть не смущаясь своих пустяковых нужд, я продолжал пить и есть в свое удовольствие… Да только где оно теперь? Где?! День ото дня спокойная жизнь постылела мне все больше, и тоска по прежним удалым гулянкам отнимала покой. Тогда я решил отправиться на поиски заветного крепкого пойла, что смогло бы хоть немного пронять меня.

Многие дороги Алоргата я избродил, побывал теперь и на Рандаре, однако поиски мои не окончены. Отдам должное здешнему икримту, он оказался лучшим в своем роде, да только… хватит с тебя. Ты хотел понять причину моей удивительной стойкости, и ты узнал все, что только мог. Пора бы нам распрощаться. Но слушай-ка, бард, ты ведь не забудешь сочинить песенку о моей истории, верно? — насмешливо бросил Пьянодум и вновь припал к эрфилю.

Неожиданно для себя самого Кронт оказался в глубоком смятении. Пока этот чужеземец нес околесицу, в его бреднях вдруг стали всплывать события, о которых поведали миру Вернувшиеся: Рункарт, Ладкарт, Гимиль и… кто-то еще.

Случилось так, что этих троих, лежавших в пыли одного заброшенного тракта и совершенно обессилевших, нашли переселенцы с юга. Доставив несчастных к мосту через бурный поток Омтоса, их передали в руки ближайшего гарнизона. Стражи границ никак не могли признать в грязных бродягах воителей из числа королевской рати, пока те, с трудом подбирая слова, не поведали им о страшной Битве. Не теряя времени, Вернувшихся снарядили в долгий путь на север, к замку Тоонгилас, столице Алоргата. Недели утомительной скачки — и вот путники, не сменив запыленных одежд, предстали у королевского трона и подверглись немилосердно долгим расспросам. Все рассказанные ими вести были бережно собраны воедино и записаны лучшими летописцами, какие только нашлись в королевстве.

Рункарт, Ладкарт и Гимиль пребывали в замке не менее месяца, когда объявился и четвертый Вернувшийся. По его собственнм словам, он пришел с окраин западных границ; из тех суровых мест, где возвышалась сторожевая крепость, неприступный Чадарун. Как ему случилось оказаться в той глуши, да еще и так далеко от поля брани он не отвечал, а людей занимали совсем иные вопросы. К всеобщему сожалению, человек этот, обладавший невнятным именем, запросто вылетавшим из головы, и столь же заурядным обликом, сумел сообщить гораздо меньше, чем любой другой Вернувшийся. Главным в его словах сочли упоминание командующего, чья непростительная глупость стала виной гибели крупного передового отряда, тогда как сам он трусливо бежал. Будучи ребенком, Кронт с упоением читал "Предания о Бое Побежденных", но даже в летописи о тех событиях говорилось лишь следующее: "Поиски предателя велись с хладнокровным упорством, достойным охотников Кистрабара, но завершились неудачей: по прошествии двух лет слуги короля так и не сумели найти следов этого человека в окрестных землях. Тогда как обманщики или попросту ретивые глупцы раз за разом приводили ко двору случайных людей, едва похожих своим обликом на преступника. Бескрайние разбирательства отнимали все больше усилий, и тогда, по велению короля Огверда, розыск был прекращен, а вместе с ним исчезла и награда за пленение".

В дополнение к описанию приводился давний указ, гласивший: "Всякий, кто посмеет явиться во дворец с самозванцем, будет отправлен в темницу до тех самых пор, пока не объявится подлинный предатель". Нетрудно догадаться, что ряды "пленителей" вскоре растворились, и если предателя действительно удалось поймать в те времена, королевское правосудие его миновало.

Все эти сведения занимали в "Преданиях" едва ли шесть страниц, и не шли ни в какое сравнение с событиями, описанными Рункартом, Ладкартом и Гимилем. Быть может, потому и помнят имена лишь троих...

Так или иначе, всех Вернувшихся с большим почетом встретили и разместили при дворце короля Огверда. В нем они прожили весь следующий год, пока каждого из них не охватило гибельное безумие. Гимиль держался дольше своих друзей-братьев, однако и он потерял рассудок, охваченный неясным страхом...

Пока бард раздумывал, лелея надежду о продолжении беседы с Мовардом, великан внезапно поперхнулся своим пивом и принялся шумно кашлять, с силой стуча кулаком по широкой груди. В тот же миг из-под полы его жилета выскользнул истертый временем бумажный лист; прошелестев под столом, он приземлился у самых ног Кронта. Песнопевец, быстро глянув вниз, неловким движением руки столкнул со стола пустой кувшин (который, к слову, остался цел и невредим), и тут же поспешил поднять его, прихватив с собой случайную находку. Дождавшись, пока Пьянодум прочистит горло, Кронт поймал на себе его взгляд: еще не враждебный, но уже лишенный и тени дружелюбия.

— Тебе, верно, икримт в голову ударил? Ничего, я готов повторить еще раз, только слушай теперь повнимательней, хорошо? Пошел. Прочь.

— Зачем так грубо, Мовард? — с легкой обидой в голосе начал бард и прикрыл лицо рукой, будто потирая уставшие глаза. — Давай пропустим с тобой еще по эрфилю, и тогда я...

Кронт умолк на полуслове, не закрыв рта. То, что он увидел на клочке бумаги, потрясло его гораздо сильнее, чем россказни Пьянодума.

* * *

Хальдрик стоял к "Водовороту" ближе Почетных Стражей, а потому отчетливо слышал, как за его дверями нарастает шум, но ничуть о том не беспокоился.

"Потасовка. Куда же в таверне без доброй драки подвыпивших приятелей? Ну да ладно. Если предположить, что в комнате смогут разместиться четверо или пятеро cтражей, за нее не станут просить больше трех миртов..."

От предстоящих трат его отвлек голос Биндура:

— Так, вот теперь мы готовы. Местечко выглядит спокойным, однако мне… — Гомон изнутри таверны добрался и до его слуха. — Да там, похоже, разбушевались не на шутку. Давай-ка я с парнями вперед пойду, нам не привыкать задир утихомиривать.

— Как скажешь, — отозвался трэнларт. — Только, в случае чего, действуй осмотрительно, лишнее внимание нам ни к чему. Я буду держаться позади.

Биндур отворил двери.

Он был готов к небольшой потасовке, про себя надеясь остудить особо горячие головы. Но чего он никак не ожидал увидеть, так это черноволосого великана, с оплывшим глазом и перекошенным лицом, мчавшегося прямо на них. Командир Почетных Стражей мгновенно собрался и бросился громиле наперерез, оттолкнув по пути какого-то паренька с мечом.

Каждый, кто стал свидетелем этой схватки, запомнил ее до конца своих дней. И хотя противник был выше и шире в плечах, Биндур отличался быстрыми, отточенными в усердных тренировках движениями; исход поединка мог стоить жизни каждому из бойцов. Вот только черноволосый, приняв на себя с десяток мощных ударов, один из которых пришелся ему прямиком в челюсть, и бровью не повел, лишь распалился пуще прежнего, тогда как Биндур, пропустив всего два, с удивлением осознал, что следующий такой кулак вполне может свалить его с ног. Конечно, где-то позади стояли наготове два десятка верных ему людей, но с таким невиданным соперником он хотел справиться в одиночку.

Малость покружив возле великана и едва избежав череды хитроумных выпадов, Биндур решился на отчаянный шаг: рванувшись вперед, он сцепился с громилой руками, и теперь каждый из них намеревался повалить на пол другого, окончив тем самым поединок; какое-то время они стояли почти без движения, поглощенные неистовой борьбой. Но когда левая рука Биндура стала дрожать под тягостным напором неприятеля, он сумел изловчиться, ударив черноволосого коленом в бок. От неожиданности громила чуть ослабил хватку, но и этого оказалось достаточно — Биндур молнией метнулся к нему за спину, и одним мощным прыжком замкнул на шее удушающий захват.

Разъяренный соперник попятился назад, намереваясь придавить Биндура к стене и сбросить с себя, однако тот, подтянувшись, усилил хватку и уперся коленями в широкую спину. Здоровяк захрипел и остановился, силясь удержаться на ногах. Он попробовал было поддеть руку, что крепко сдавила мощную шею, но, потерпев неудачу, решил одним рывком стряхнуть наглеца со спины. К тому времени силы покинули Моварда, и когда он схватил Биндура за ворот одежды, то лишь едва ощутимо дернул его. Ослабевшая рука великана соскользнула вниз и повисла плетью. Лицо Пьянодума как-то странно побледнело, глаза потускнели и стали закатываться, но он упорно продолжал стоять на ногах; тогда командир стражей ослабил захват и качнулся вперед. Громадный человек упал на колени, а после завалился всем телом на прочный дощатый пол. Схватка была окончена.

Перво-наперво Биндур, невероятным усилием перевернув тело, ощупал горло побежденного. Кивнув своим мыслям и утерев пот с лица, он спросил запыхавшимся голосом:

— Ну, и кто в ответе за это представление?!

Хриплые слова звучно разнеслись в тишине таверны, нарушаемой лишь мерным треском очага, и были услышаны каждым. Самые смелые и любопытные из постояльцев "Водоворота", едва заслышав шум и крики внизу, поспешили узнать причину, а под конец потасовки подоспели и все прочие. Оцепеневшие от зрелища люди наконец-то пришли в себя и загалдели даже громче обычного. Пока одни хлопали победителю и приглашали его к себе за стол, другие требовали выдворить побежденного из таверны, и передать нарушителя дозорным стражникам; третьи же, поглазев немного, отправились из таверны по своим делам.

Под скромные выкрики недовольных, что быстро затерялись в общем гвалте, нежданный спаситель со своими спутниками перетащил Моварда за прилавок Фарьяда, где великан едва уместился. Кронт, наблюдавший за схваткой сидя на полу, поспешно встал на ноги и подошел к ним.

— Прими мою благодарность, незнакомый воин. Не подоспей ты столь вовремя, туго бы мне пришлось...

— Боюсь, ты и представить не сможешь, насколько туго, — кивнул ему незнакомец, поправляя рукава измятой блузы. — Не сочти за грубость, однако против него шансов у тебя не было, пусть даже и с мечом. И, между прочим, никакой я не воин, просто мне уже приходилось драться раньше — разбойники, будь они неладны, до любого товара охочи, пускай даже небогатого. Видишь шрам на подбородке? Он-то и научил меня, как важно бывает порой постоять за себя.

Купец умолк, осторожно прощупывая левый бок, из-за чего вскоре поморщился.

— У-ух, хорошо же мне досталось. И на кого, интересно знать, он так ополчился — на тебя, выходит? А этих бедолаг тоже он по таверне разметал? Чем же вы ему не угодили?

— Да я, признаться, не знаю, с чего и начать… — Замялся бард.

— Ты мне тут не юли, — проворчал заезжий торговец, — я не для того кулаки в кровь разбил, чтобы недомолвки твои выслушивать. Отвечай, прямо и по делу.

— Юлить я не собирался, поверьте. Этот великан, которого вы так славно отделали, прибыл к нам дней пять тому назад и вел себя вполне мирно, разве что держался особливо среди прочих. Из всех отягощенных любопытством, я стал первым, кому удалось разговорить его, и мы, скажем так, обменялись историями. То, что мне удалось узнать...

— Тьфу, чтоб тебя! — воскликнул незнакомец. — Мне нет дела до того, кто он, откуда и что тебе рассказал. Мне просто нужно знать, сколько твоей вины в моих синяках и порванном костюме! В последний раз спрашиваю, чем ты его разъярил?

* * *

Кронт с трудом верил собственным глазам. Прямо сейчас в его руках лежал портрет злополучного военачальника, канувшего в небытие без должного воздаяния; точно таким он изображался и среди страниц летописи. Как догадался бард, случайная находка оказалась старинным розыскным листом. Вот только нижняя его часть, с указанием имени и возможной награды, была грубо сорвана.

"Откуда у него эта вещица? И, что важнее, зачем он вообще хранит ее при себе? Неужто до сих пор ищет преступника? Престранно, а все же… все же, вдруг Мовард — потомок того самого предателя? И если вглядеться в лицо получше..."

Песнопевец поднял взгляд...

И ужаснулся.

Пусть у человека напротив и были различия с портретом, сомнений быть не могло: перед ним восседал вовсе не потомок, а сам предатель лично, спокойно распивая икримт здесь, на Рандаре. Уж в чем в чем, а в людских лицах Кронт разбирался прекрасно, и малая маскировка не могла его обмануть. В один миг пьяные россказни Моварда приобрели совершенно иной смысл...

От внезапного открытия у барда пересохло во рту, а сердце его стократно ускорило свой ритм. Кронт хотел было закричать, но не смог даже вздохнуть как следует, да и кто бы поверил? А Мовард меж тем не сводил глаз с наглеца, которого давно уж отправил восвояси, и все больше гневался.

— Решил напоследок позлить меня, стихоплет? Выходит пока неплохо, да вот последствиям ты не обрадуешься, пеняй на себя! Эй, да что с тобой такое?

— Ты… — Только и сумел выдохнуть Кронт; поборов тугой ком в горле, он продолжил уже громче, не скрывая ярости и презрения. — Ты… Из-за тебя погибли сотни, если не тысячи людей, а ты сидишь здесь, до сих пор живой, и пируешь в свое удовольствие, когда достоин лишь гнить заживо в сырой темнице, негодяй!

— Что? Что ты несешь?! — злобно рявкнул Пьянодум. Внезапно глаза его сделались дикими, и он, пошарив рукой за пазухой, побагровел. — Умолкни. Умолкни сейчас же, иначе тебе несдобровать!

Но бард, мигом отпрянув от стола, и не думал прекращать свою гневную тираду:

— Умолкнуть? Я так не думаю. И не пытайся мне угрожать — сегодня в таверне полно народу, и далеко не всем здесь твое присутствие по нраву. Только представь, в какой они будут ярости, когда узнают истину! А пока скажи мне, Мовард Предатель, каково это: жить с кровью многих людей на руках лишь потому, что сам ты — трус и глупец?!

* * *

— Значит, ты назвал его трусом и глупцом, а после он рассвирепел? — торговец столь крепкого сложения, каким приезжие купцы редко могли похвастать, покачал головой. — М-да… Сам-то хоть представляешь глупость своего поступка? Что за безрассудство, смеяться над этаким могучим дубом! Ведь он убил бы тебя, причем без раздумий и сожалений. Такого конца ты себе хочешь?

Бард потупил взгляд и промолчал.

— То-то и оно. Ну что ж, если у тебя и были причины словами бросаться, меня они...

— Причины?! О, их предостаточно, позвольте лишь поведать о них! — Кронт пробежал взглядом по шумному люду вокруг. — Но хорошо бы найти место потише, пока пытливейшие из гуляк еще не обступили нас.

— Нет, — отрезал незнакомец. — Я услышал достаточно, и догадаться о прочем труда не составит. Множество драк мне приходилось видеть, некоторые — прекращать, да только все они начинались одинаково, тут тебе меня не удивить. Прими-ка лучше совет напоследок: постарайся впредь не совершать подобных выходок, добро? Пусть на сей раз тебе повезло, но вот в следующий могут и к могиле свезти, знаешь ли. Теперь же, с твоего позволения, мы...

— Погоди! — прервал торговца один из его спутников, выступив вперед. К своему удивлению, песнопевец отметил у него волосы небывалого цвета и благородные черты лица, присущие скорее вельможе, нежели простому купцу. — Сейчас у нас и правда нет времени на разговоры, но к вечеру оно могло бы появиться. Тебе действительно есть что сказать?

— Определенно! — живо откликнулся Кронт, заметив, наконец, интерес в глазах собеседника.

— Признаться, имел я дела на сегодняшний вечер, но их отложу, столь важна наша встреча. Ибо драка не стоит и части вестей, добытых от труса до мозга костей! — нараспев закончил бард.

— Вот теперь мне и впрямь любопытно! — усмехнулся обладатель сумрачных волос. — Будь уверен, у меня найдется время для встречи с тобой. Но как твое имя?

— На Рандаре я известен под разными именами, но настоящее среди них одно, Кронт. Я — слагатель стихов и песен, известнейший бард в округе. А коли сомневаетесь в правдивости моих слов, так спросите об этом Фарьяда или любого другого здесь. Верно я говорю, дружище?

— Да верно, верно, — кряхтя отозвался подоспевший хозяин таверны; наряду с постояльцами, он приводил в чувство смельчаков, что попались Моварду под горячую руку. — Ты, чем языком чесать, помог бы лучше заступникам — они ведь за тебя, балда, жизнями своими рискнули!

— О, на сей счет не волнуйся! Я еще сполна отплачу им за дружбу и мужество, бочонка-то на всех хватит… — Кронт хитро подмигнул Фарьяду и вновь повернулся к торговцам. — Но мой друг прав. По большому счету, потасовка случилась моими стараниями, и пора бы помочь в наведении порядка. Буду ждать вас с наступлением темноты здесь, в зале. До встречи!

— До вечера! — отозвался Хальдрик, и бард поспешил к пострадавшим, обреченный на растерзание бесчисленными вопросами.

— Добрые господа, — неуверенно начал хозяин "Водоворота", обращаясь к компании в целом, но все больше поглядывая на Биндура, — большое вам спасибо за избавление, да только что мне теперь с этим чужеземцем делать? Вы ведь, надеюсь, его не прикончили?

— Нет, по счастью, но схватка с ним меня не на шутку встревожила. Подумать только: здоровяк до того долго боролся с удушьем, будто ему вовсе дышать не нужно! Во всяком случае, очнется он теперь не скоро, времени поразмыслить нам хватит. Лично я предлагаю связать его хорошенько, для начала, и унести туда, где мешать никому не будет. Найдется у тебя моток крепкой веревки? Местечко в кладовой?

— Веревка-то найдется, а вот свободный угол придется поискать.

— Ну и отлично! Пускай там посидит, а после… — Биндур сдвинул брови. — После видно будет. Он, может, и сам чего рассказать захочет, как очнется. Пока обойдемся без дозорных, у тех разговор завсегда короткий.

— Тем более, — поддержал друга Хальдрик, — твой приятель обещался сообщить нам нечто важное. И вот когда выслушаем обе стороны, рассудим все честь по чести.

— О большем я и просить не мог! — просиял Фарьяд.

Биндур и пятеро его людей перенесли Моварда в кладовую. Пока они возились с веревкой, затягивая на обмякшем теле хитроумные узлы, хозяин таверны в спешке освобождал угол от треснувших бочек, сломанных стульев и прочего хлама. Водрузив здоровяка на очищенное место, Почетные Стражи поднялись наверх, а Фарьяд задержался, наставляя удивленную прислугу:

— Будьте тут повнимательнее. Связали его, конечно, крепко, а вот сдюжит ли веревка — пока неясно. Как только начнет шевелиться, ты, Нагда, скорее беги за мной, а Гиркис пускай останется, ясно? Вы уж не подведите, с нас и одного погрома хватит.

Вернувшись к прилавку, Фарьяд торжественно произнес:

— Пусть не иссякнут ваши кошельки, а ветер всегда будет вам попутным, славные торговцы! — счастливый владелец таверны смахнул пот с лица. — Но хватит с вас моих забот. Вы, верно, хотели разместиться в "Водовороте"? У меня как раз свободны шесть смежных комнат, предназначенных для таких больших компаний. Комнаты добротные, я их сдаю по четыре мирта за каждую, но с вас, господа, нипочем не возьму больше дюжины за все сразу. По рукам?

— Вполне. — Трэнларт рассыпал на стойке пригоршню сверкающих монет; чуть помедлив, он добавил к ним еще одну. — А за мирт сверху нам понадобится другая комната, ярусом выше и небольшая.

— Странно, конечно, но дело ваше, найдем и такую.

На том и условились. Оставив пожитки в "Водовороте", Хальдрик и Биндур направились по главной дороге к стенам Авагдара. Там, в палатах монетодержцев, им предстояло заполучить указ, благодаря которому Почетные Стражи могли бы свободно торговать на площади. И хотя поручительство от самого Хидрота Айноса имело серьезный вес по всему Алоргату, разрешение друзьям выдали далеко не сразу. Потому обратно они, изрядно раздосадованные, возвращались уже в сумерках. Очутившись в таверне, барда они там не обнаружили, а Фарьяд только руками разводил на вопросы.

— И самому интересно, куда он запропал. Помог, значит, порядок навести, а затем прибился к одним гулякам. Уж не знаю, чего он им там наплел, но гомон за столами стоял жуткий, и от всеобщего хохота — вот не вру! — стены ходуном ходили. Был он, в общем, душой компании, но вот ближе к вечеру стал сам не свой. Сидел себе, значит, спокойно у камина, а тут вдруг за голову схватился, побродил туда-сюда с безумным видом, а потом и вовсе наружу выбежал, даже накидку свою позабыл! Свечи уж на порядок короче стали, а его все нет.

— Стало быть, дела у него оказались важнее, чем он думал, — трэнларт снисходительно улыбнулся. — Но если Кронт все же надумает объявится, передай ему, хозяин, что интереса я не потерял.

Предводитель стражей, заслышав об исчезновении барда, безрадостно хмыкнул и покачал головой. Следуя за Хальдриком, он прошел к лестнице на второй ярус, возле которой оба и замерли.

— Судя по всему, ты не откажешься от своей идеи. Но разве такой риск оправдан? — негромко спросил Биндур.

— Думаешь, я могу сейчас дать ответ? — вздохнул Хальдрик. — Только время покажет, много ли пользы станется с моей выдумки. Согласен, это и впрямь довольно опасно, зато отведет от нас лишние подозрения. Да и комната наверху подходит как нельзя лучше… Нет, Биндур, я все же рискну. Доброй ночи вам всем.

Биндур молча кивнул и направился дальше, следуя по узкому коридору. Спустя долгие дни ожиданий он наконец-то ступил на родную стезю, и отныне знал наверняка — Клинкам более не скрыться от возмездия! Самая мысль об этом согревала душу и придавала сил. Разумеется, придется изрядно повозиться, прежде чем логово убийц будет найдено, но Биндура не пугала рутина предстоящих дней: давненько ему не случалось участвовать в столь серьезных делах, а на пути к отмщению претерпеть можно многое.

Хальдрика, взбиравшегося по ступеням, одолевали мысли иного рода — для него это задание стало долгом перед отцом и всем королевством в придачу. Достойный сын достойного лорда, он не мог допустить провала, ибо ему предстояло наследовать неспокойные восточные земли.

Тот день, когда пять разрозненных владений на востоке сплотились под единым стягом, запомнился многим. То был триумф Хидрота — человека прозорливого ума и неукротимой воли, что сломил горделивое упрямство пяти семейств. Его назначили лордом воссоединенных земель и Нарекли Айносом, "Непреклонным".

Вспомнив об отце, юный трэналрт припомнил и последние его слова перед разлукой: "Сознаешь ли ты, Хальдрик, всю трудность предстоящего пути? Да, теперь нам известно, что Крылатые Клинки выбрали Рандар своим прибежищем, но и только. Все прочее тебе придется выяснить самому. Почетные Стражи приняли свои клятвы и ожидают тебя, готовые к отплытию. Они станут надежной защитой и опорой, покуда с поисками, так или иначе, не будет покончено. Нет нужды скрывать, сколь велики мои сомнения: я возлагаю труднейшее бремя на родную кровь, когда королевские известники готовы отдать жизнь за один только намек на верный след. Но пришла пора вновь проявить себя, и что важнее — ты сам жаждешь этого. Не стану желать тебе удачи, с легкостью приходящей и убывающей, но пожелаю терпения и сил, ибо они — вернейшие союзники в трудный час. Таково мое напутствие, сын мой. Прощай!"

Комнатушка оказалась ровно такой, чтобы в ней свободно разместился один человек. Кровать, письменный стол, кресло да небольшой шкаф в углу — вот и все ее убранство; довершало картину просторное окно над столом, странно большое для столь малого помещения. Пребывая в смутном ожидании, Хальдрик распахнул ставни, зажег несколько свечей и, уж в который раз, склонился над картой Рандалира, изученной вдоль и поперек. Время тянулось медленно, все больше звезд вспыхивало в ночной синеве, а Кронт так и не показался в таверне. Остатки терпения, уцелевшие после долгих препираний в Авагдаре, покинули трэнларта окончательно и уступили место сну.

* * *

Хальдрик протер сонные глаза. С минуту назад он услышал чей-то вскрик, однако не был уверен, что тот не привиделся ему во сне. Поборов усталость, Хальдрик приподнялся на локтях и навострил слух. За окном тихо щебетали ночные птицы, издали доносился шум прибоя… Как вдруг таверну заполонил топот множества сапог, сопровождаемый лязгом стали и громким шепотом. Трэнларт мигом вскочил с постели, схватил свои верные глевдрии и застыл у двери. Помедлив мгновение, он слегка отворил ее и прильнул глазом к образовавшейся щели. От увиденной картины сердце его рухнуло.

В "Водоворот" хлынула толпа вооруженных людей, и темный этот поток лишь прибывал. Четверо из них уже вломились в верхние комнаты с кинжалами наголо. Остальные налетчики, судя по грозным воззваниям, встретили ожесточенное сопротивление Почетных Стражей. Трэнларт отступил от двери, судорожно вздохнул несколько раз, собираясь с силами, шагнул вперед… и замер.

"Если я выйду к ним сейчас, то погибну зазря!"

Будто подтверждая его мысли, снизу донесся чей-то крик боли, за которым громыхнул яростный рев Биндура. Стиснув зубы до слез, Хальдрик щелкнул дверным замком. Наскоро одевшись и прихватив походную суму, он выбрался наружу через окно, едва устояв на покатой крыше. До земли было далеко, но выбирать не приходилось. Разжав пальцы, он заскользил вниз, пока не уперся ногами в хлипкий водосток, а затем прыгнул. Благо почва оказалась мягкой, и Хальдрик, отделавшись легкими ушибами, опрометью бросился к единственной своей надежде — лесной опушке.

* * *

— Смотри-ка, один все же сумел выбраться. Бедолага, он еще надеется спастись, — шепнула тень за деревом, потянувшись рукой к бедру.

— И верно, в ловкости ему не откажешь! А я было подумал, что мы напрасно выжидаем здесь, — последовал ответ чуть правее.

В кромешной темени шелестнула тетива, и легкий скрип вторил ей.

— Погоди! Разве мы не должны убедиться лично? Так будет...

— Оставь. Сегодня на кону слишком многое. Мы не можем покинуть свое место, кроме этого будут пытаться и другие. Знаешь, что нам грозит, если кого упустим?

— Не хуже твоего, да только мы здесь не одни. Стрела в спину — смерть горькая и постыдная, а их участь и без того незавидна. Не сомневайся, я исполню свой долг, лишь загляну ему в глаза напоследок.

— Любому другому я приказал бы остаться, — промолвила тень, опустив лук. — Но ты из числа немногих, кому доверили хранить Лик Кавиады. Поступай как знаешь.

Человек кивнул, сбросил плащ, а затем быстро и бесшумно последовал за беглецом.

* * *

Хальдрик домчался до густого подлеска и наконец остановился. В тщетных усилиях перевести дыхание, он прислонился спиной к раскидистому буку, держа оружие наготове. Сердце его отбивало бешеный ритм, но оно едва не замерло, когда прямо над головой трэнларта раздался леденящий душу шепот:

— Далеко ли собрался?

Хальдрик резко отпрянул от ствола и обернулся. Едва привыкшие к темноте глаза успели заметить, как чей-то силуэт метнулся влево, оказавшись по ту сторону дерева.

— Я оставлю выбор за тобой: мы могли бы пробежаться еще немного, или ты готов принять свою смерть прямо здесь? — с толикой насмешки спросил приглушенный голос.

Трэнларт вмиг преисполнился ярости, и вскипевшая кровь наполнила руки силой. "Рано радуешься, мерзавец! Быть может, я в окружении, и не уйти мне из леса живым, да только тебя я заберу с собой!"

Крепче стиснув короткие древки, Хальдрик, нарочито громко дыша, быстрым рывком обогнул широкий ствол и рубанул глевдриями наугад. Листовидные лезвия глубоко впились в древесную кору, едва не пронзив плечо убийцы. Но тот, если и был удивлен внезапной атакой, ничуть не смутился, тогда как сам ответил молниеносно: извернувшись, преследователь с силой пнул Хальдрика в живот, отчего трэнларт невольно согнулся. Проскользнув своей жертве за спину, убийца отступил на десяток шагов.

— Значит, ты не из тех, кто бежит от битвы? Ну что ж, храбрец, сразимся! Вижу, ты достоин уважения и смерти в честном бою. А, быть может, даже спасения? Поднимайся, и мы вместе это выясним.

Превозмогая боль, Хальдрик выпрямился во весь рост и приготовился к схватке. Издевка противника становилась все более очевидной: уже дважды он сохранил трэнларту жизнь, когда мог бы с легкостью отнять ее. Но если убийца и впрямь намеревался устроить поединок, Хальдрику это было только на руку; что бы он ни задумал, длина глевдрий позволит держать врага на расстоянии. Убийца меж тем стоял в ожидании, спрятав руки за спину и слегка наклонившись вперед. Волей-неволей трэнларту пришлось нападать первым.

Смерть этого человека навсегда отпечаталась в памяти Хальдрика: то был не первый, кто пал от его руки, но первый из тех, чья гибель стала неминуемой.