Нужно ли говорить, что контроль мы прошли в считанные секунды? Не уверен, что сотрудники аэропорта вообще видели нас. Хотя билеты были куплены за человеческие деньги. Да и вообще, лететь 8 часов на чьих-то коленях, пусть даже не видимым, так себе идея и дурно попахивает извращением. А мы не такие. Два качка прошли со мной все досмотры и оставили меня одного напротив парфюмерного бутика в зоне вылета, предварительно несколько раз повторив номер гейта, как будто я был умалишенным и с первого раза бы не запомнил. А я запомнил! Даже обидно стало. Передали мне телепатически разнарядку: темные выследили меня по инженеру (слишком радостный вернулся домой после сдачи квартиры, аура переливалась как после общения с мощным светлым), сели мне на хвост и собирались окружать Верею, брать меня измором ( вот суки!), а потом деактивировать. Я не стал уточнять, что это такое, переживаний на этот вечер и так хватало. Поэтому наше руководство решило, что пора действовать. «А..., — заикнулся я, — а как же мой проект… я же еще не расчертил…все…» И тут мне открыли страшную правду — нет времени делать макет, вместо этого я лечу с артефактом в каждую страну и контролирую процесс сбора деталей. Из каждой страны в новую я лечу с обновленным артефактом, не упуская его из вида ни на секунду. «Что ж, — подумал я, — пора звонить и заказывать заупокойную службу, потому что живым из этой заварухи мне точно не выйти. Так они же начнут следить за мной, если артефакт будет у меня», — осенило меня. Качок, усмехнулся, перестал грызть спичку, выплюнул ее и сказал: «Они уже следят за тобой. И артефакт уже у тебя». Второй подмигнул мне: «Тебе нечего опасаться, парень. Игра уже началась». После чего они оба незамедлительно растворились в воздухе. Это было отлично. Просто отлично. Тоскливо засосало под ложечкой. И вуаля, вот я опять ничего не контролирую в этом масштабном проекте, где я должен контролировать все. Как все легко и быстро, блин, происходит, и вот я уже лечу в Америку в первый раз блин в жизни, и вот так. Где то в Верее грустила моя полная чашка остывшего кофе, и с горя я пошел искать другую. Обошел все кафе, выбрал самую вкусную по запаху, заказал, получил, всосался в нее. Я чувствовал себя маленьким Кевином, которого семья забыла под Рождество одного дома. Я был один в аэропорту, в моей руке было единственное «успокоительное» — чашка кофе. Я знал, что Бог надо мной, и все святые на небе смотрели на меня и я совсем не имел права унывать. Но все таки. Все таки. Все таки я не понимал, как я один смогу провернуть это все. И никого не подвести. В каждом объявлении о посадке я слышал шелест «ты сможешь, ты сможешь», уныние потихонечку отступало от меня. Надо было посмотреть правде в глаза — мне страшно было туда лететь. Но, кроме меня, этого некому было сделать. И это я понимал отлично. Возможно, это первый и последний момент во всем этом проекте, где я мог позволить чуточку жалости к себе. Боюсь, что в ближайшее время эта роскошь будет мне непозволительна. В достаточно мрачных мыслях я допил свой кофе и пошел на посадку. Оглядел всех, кто стоял со мной в очереди, никто не показался мне подозрительным. Место оказалось у окна, все, как я любил, наши постарались. Я улыбнулся. Со мной сидела ничем не примечательная молодая пара, тихонечко воркующая друг с другом. Никаких сигналов опасности. Уже в самолете мне показалось, что я был под плотным защитным колпаком. Я мысленно постучал по стенкам, раздался глухой звук. Нехилого уровня защиты, сказал бы я. Наши были на высоте. И настроение мое улучшилось. «Прорвемся», — сказал я себе и забылся коротким тревожным сном светлого агента. Во сне мне приснилась одна и та же фразы, вылетевшая из уст качка (если эти губищи, которыми можно было убивать, можно назвать устами). Эта фраза переливалась золотым и сверкала, как игрушка на елке. «Артефакт уже у тебя», — прочитал я во сне по слогам. И тут же проснулся и вскочил как ужаленный: «Фак!» Рядом какой то парень полусонно пробормотал: «Мы еще не долетели, чтобы так выражаться, прошу на территории самолета использовать исконный русский мат для выражения раздосадования». «А иди ты!», — вылетело у меня, хорошо что без того самого «исконно русского», послать то послал, но в неизвестном направлении. Плохо, очень плохо. Не сдержался. Мат оставляет черные сгустки энергии в ауре человека, из которых потом, при нужной подкормке, лихо растет рак, бесплодие, импотенция, вся онкология, спид и прочее, прочее. Понятно, кто вводит моду на мат. Впрочем, как и на татуировки. Мат — древнее средство уничтожения репродуктивной системы, молитва силам зла, кстати, официально оформленная. Причем изрядную дозу облучения можно получить, просто общаясь с матерящимися друзьями, а уж кто живет в одной квартире с ярыми матершинниками… Сочувствую. Мы всеми фибрами души старались не то что не произносить мат, а даже не находиться рядом, когда он произносится. А тут из меня чуть не вылетело. Абидна. Этак может прилететь и понижение на целый уровень. Я проверил дверь туалета, точно закрыл. Иначе бы и свет не включился, верно? Так, дверь я закрыл. Где же, блин, этот артефакт?! Я ношу на себе несколько часов артефакт, и ничего не знаю об этом. Слова качка пролетели мимо ушей. Ох, родила ты мама, тупого сына. Пора это признать. Думай, голова садовая, думай. Неужели я так ничего и не почувствовал, когда они надели его на меня? Неужели я такой толстокожий, не смог почувствовать самого сильного артефакта в Европе, находясь от него в непосредственной близости. А может, он еще и касается моей кожи! Этого вообще не может быть, чтобы я вообще, никак, ни капли не почувствовал артефакта! Не настолько же я отупел от офисной работы? Любой светлый почует его за сотни километров. Может, он выключен? Или деактивирован? Так, где может быть артефакт? Амулеты на шее проверил — нет. Посмотрел пояс — нет. Своя защита есть, ничего чужого нет. Проверил спину, руки, ноги. Вообще по нулям. Залез в кроссовки, в носки. Хрен там. Вариантов не было больше. Надул что ли меня качок? Почувствовал легкую дрожь по позвоночнику. Затылок! Запустил туда руку и обжегся. Инстинктивно отдернул руку. Выдохнул. Надо все равно исследовать, что там. Времени остается мало, его практически нет. Осторожно попытался пощупать предмет через волосы. Что-то, вроде части полукольца, сдавливало мне затылок. Я взял в руки салфетку и попытался прочувствовать. Корона. Одна сторона короны на четверть головы, на затылке, закрытая под моими волосами. Опаньки. Ехали, ехали и приехали. «Вот тебе бабушка и Юрьев день»©. Я ожидал всего, чего угодно, но только не этого. Великая Корона Всех Светлых Сил, разбросанная по звеньям по всему белу свету. На мне была надета лишь малая часть ее, остальные части мне предстояло собрать по разным странам. Пока я не получу целую корону. Хм. Дело запахло жареным. Вот уже несколько веков эту корону не могли собрать: самые лучшие и высшие светлые пытались — но увы! Каждый, кто пытался, встречал дикое сопротивление темных. Кроме того, куски артефакта должны были быть переданы Светом напрямую, и где и когда — это было неведомо самым высшим светлым. Наши рассчитали, что самое благоприятное место для получения артефакта — это Нью-Йорк, Париж и Венеция, но, разумеется, даже если не было ошибки в расчетах, мы не могли заставить небо передать эти артефакты нам, мы могли только молиться об этом. Я уловил информацию в воздухе, что пока этот кусочек короны с тобой, темные никогда не нападут ни на тебя, ни на твой отдел, ни даже на твою страну. Потому что даже кусочек короны обладал силой ядерной бомбы, и темные прекрасно знали это. Знали и поэтому так отчаянно сопротивлялись воссоединению всех частиц короны. В Центре знали, какой силищей обладает собранная корона и хотели обладать этим артефактом всецело и безраздельно. И это было их право, корона принадлежала светлым и тому, кто ее носил последним. Не будем называть имен, в небе итак собрались грозовые тучи и слышатся раскаты грома. Не трудно понять, над кем собрались тучи. Даже если в Нью-Йорке передача пройдет успешно, меня можно успеть раз 10 кокнуть до Парижа. Устроить так, чтобы корона слетела с затылка — и вуаля! И тут вся жизнь промелькнула у меня перед глазами — я понял, почему они решили надеть мне ее на затылок и прикрыть волосами. Это защита. Это тупо защита. Она как бы надета на мою голову, значит, покрывает пространство вокруг на сотни и тысячи километров, не говоря уже о том, что происходит вокруг меня в 5 метрах. Она защищает мою жизнь. Наверное, если бы качки так не надели мне ее, я был бы уже мертв. Тут непрошеная слеза скатилась у меня по щеке и я возблагодарил Бога, что жив и здравствую. Иногда это бывает важно — вовремя поблагодарить небо за все, что у тебя есть. Например, жизнь. Это всегда работает. Небо в такие моменты дает тебе что — то еще лучше, чем есть. Быть благодарным — это самый лучший путь в этой жизни. Будьте благодарными всегда, и небо возблагодарит вас. Это не сложно, просто мысленно говорить спасибо за все, поднимая глаза к нему. Мы так часто смотрим в землю, вниз, а смотреть нужно на небо — ангелы то живут там. Эй, что вы там не видели на этой грязной земле, все самое интересное веками происходит вверху. Итак, я был защищен на высоте нескольких тысяч миль, защищен и подавлен предстоящей операцией. Боюсь, что даже Шварценеггеру не удалось бы собрать все эти частицы от артефактов. Как знал, что задача будет практически невыполнимой. Я ожесточенно грыз губу. Ручку туалета начали дергать нетерпеливые пассажиры. Эй, кому там приспичило?! Я еще раз пощупал корону. Вот тебе и на. Ловко они на меня ее напялили. Наверное, пришлось вырубить, чтобы я ничего не почувствовал. Но потом?! Потоки энергии этой короны можно сравнить с атомной электростанцией — вы не сможете не понять, что находитесь в эпицентре энергии. А я вот смог. И нормально себя чувствовал, причем. Может, они как то ее временно вырубили, чтобы не привлекать ко мне внимания, пока не соберутся остальные куски? Или ко мне прицепился какой то высший темный и без зазрения совести жрал мою энергию. Так жрал, что я не почувствовал мощную энергию. Вопросов было больше чем ответов. Опять заныло под ложечкой. Почему я? Дверь опять задергали, и тут уж мне ничего не оставалось, как открыть защелку и выйти. На меня смотрели несколько округленных пар глаз проводниц. Оказывается, я пробыл в туалете 1,5 часа. Ох уж эти скачки времени, я даже не заметил, как нажал на ускорение. А может, это не я? Может, так захотела корона? Что ей стоит переместить тело, на голове которого она красуется, в пространстве и времени? Раньше короли так постоянно практиковали. Да, но без приказа? А кто я такой, чтобы ей приказывать? Я же не король. Так, временный носитель. Перевозчик, одним словом. И кто я такой перед мощью короны? Кто я такой?..
Так, понятно.К моей обычной «веселухе» добавятся скачки во времени. Я пробормотал стюардессам извинения и что-то вроде того, за то, что неожиданно заснул в туалете. Не нашел что лучше соврать, отговорка выглядела нелепой, но лучше так было сказать, чем совсем никак. Прошел на свое место, посмотрел в иллюминатор. Подо мной проплывали страны и континенты, а мне вдруг стало нестерпимо жалко себя — лечу на другой конец света с куском артефакта в башке на свою верную погибель и никто не проронит по мне даже слезы, в случае чего. Жалеть себя нам строго запрещали, но после всего пережитого я решил чуток ослабить поводья. Никому от этого хуже не станет, подумал я. Вызвал стюарда, попросил кофе покрепче. Ох, и не люблю я эти барские штучки — обычно сам хожу до них, до стюардесс, пешком и сам же и уношу кофе. Но не хотелось будить молодую пару: тех, кто сидел на моем ряду посерединке и рядом с проходом — не у всех же есть такое привилегированное место рядом с иллюминатором, как у меня. Надо быть добрее к людям. Стюардесса понимающе усмехнулась и притащила кофе в бумажном стаканчике. Вид у нее был заговорщицкий, наверняка они там с девчонками обсудили меня, того, кто спал на унитазе 1,5 часа. То есть, это моя версия, что спал, а что там они себе придумали в их хорошеньких причесанных головках — не знаю. Сплетни в самолете разносятся в считанные секунды, мы все одна деревня на ближайшие 8 часов, ничего не попишешь. Я выпил кофе и продолжил собирать данные со всех извилин моего мозга. Итак, что мы имеем? Кусок короны в затылке с силой атомного реактора — 1 шт. Обломки от этой короны, разбросанные по разным странам— неизвестное количество шт. Обломки, которые одинаково стерегут и светлые и темные. Потому что эта штука касается баланса сил и ей, будучи собранной, будет ничего не стоить устроить перевес сил на стороне светлых. Поэтому такое большое внимание ей уделяется. И я, как единственный игрок на этом поле, я же и защищающий ворота, я же и нападающий. Все функции в футболе сразу — все я. Не то, чтобы я сильно хотел этого. Но меня назначили, не особо то и спрашивая. Скажем прямо, меня никто не спросил. Я был самая последняя фигура среди светлых, кто был способен на это. Прямо скажем, я меньше всего подходил. Но, пути Господни неисповедимы, мне ли критиковать превратности судьбы? Тут было всего одно решение: небо сказало: «Надо», и я ответил: «Есть». Будь я святым, совсем безгрешным, как слеза ребенка, я бы мог бы еще как-то вступить в полемику с небом, но поскольку я был обычный грешный человек, я молчал в свою варежку. Не в той я ситуации был, чтобы что — то вякать против, скажем прямо. Надо, так надо. И потом, кто я такой, чтобы что-то возражать, если это нужно самому Богу? Смирение — вот основа основ. Смиряй себя, пока не обнаружишь, что ты полностью покорен волей Божьей. Но и умей различить её от сотен тысяч подделок. Потому что за всеми, кто вышел на путь Света, летит тьма, топя педаль в пол на 200 км/час, чтобы успеть погубить светлую душу. Поэтому тебе ничего не остается, как вынуть свой меч из ножен и сражаться. Кофе согрело мою душу и настроило на деловой лад. Самолет шел на посадку, Большое Яблоко ждало меня. Нью-Йорк, Нью-Йорк, город возможностей, любви и бешеного ритма жизни. Нью-Йорк может выплюнуть тебя, не прожевав, а может вознести к вершинам жизни. Все зависит от его решения. Сегодня ты бомж, завтра король, ну, и наоборот. Нью-Йорк нетерпелив, пафосен, жесток, быстр, нежен. Если вы не готовы к такому коктейлю — поберегитесь. Я был готов ко всему. В моей гостинице, в которой ничего не менялось с 90х лет, слышно было дыхание соседа за стенкой. На завтрак подавали местные гостиничные сплетни и яичницу с беконом. Я был как Эркюль Пуаро — молча собирал данные, не принимая участия в сплетнях. Сплетни обходили меня, как соус— запечённое яблоко, которое подавали на тарелке с колокольчиками. В первый же день я вышел в город и попытался «поймать волну». Очень странно. Эфир молчал. Обычно слышно сразу несколько сотен светлых, этим радио для передачи данных активно пользовались. Всегда, да, но не сегодня. Не сегодня, потому что я и сам не понимаю, что происходит. Я сел на скамейку в парке, рядом в параллельной реальности положил радио и крепко задумался. Кто и зачем мне мешал? Кто заглушил все сигналы светлых в таком огромном городе, как Нью-Йорк? Вопросов не становилось меньше. Вопросов было больше, чем я мог себе позволить. Я подставил лицо солнцу и задумался. Первый день в Нью-Йорке— и такой облом. Эх, чтобы жизнь маслом не казалась. Я даже не знаю, кому надо было совершить звонок, чтобы начались хотя бы какие-то работы по ремонту линии. Здесь вам не тут, я чувствовал свою беспомощность. Единственный, кто не отвернулся от меня, был мой Ангел — хранитель. Ему-то я и не замедлил поклониться, чтобы обсудить текущую ситуацию. И я тут же увидел, как неработающий фонтан накрывают колпаком. И тут меня мгновенно осенило. Ребята, я был под колпаком! Поэтому я не мог слышать наших сигналов. Темные постарались и сделали на мою бедную голову заглушки и накрыли колпаком, чтобы я не мог связаться с местным центром. Умно, но недальновидно. Я зашел под тень какого-то развесистого дерева, сел за скамейкой на низенькую приступку, где меня никто не мог увидеть, начал молиться. А в конце попросил корону и всех светлых сил, что стояли за ней, разрезать колпак. И она это сделала мгновенно. Колпак лопнул как вздутый пузырь из белка на яичнице. Тут же я с облегчением услышал голоса всех нью-йоркских светлых. Достаточно быстро организовал встречу в Центре, и, бодрый и довольный собой зашел в местное кафе. У меня оставалось до встречи пару часов, хотел успеть перекусить. Впился зубами в традиционные американские пончики, эти ребята, несомненно, умели их готовить. Взял самую большую кружку кофе. И, в общем-то, почти расслабился. Замаячили перед глазами белые березки, я взгрустнул о России. Вот что за баг такой у всех русских: стоит им пересечь границу Российской Федерации, как тут же им начинают мерещиться березки и неумолимо тянет к борщу? По-моему, у нас под кожу вшита навигация, в которой тут же включается программа с тоской по родине, стоит нам пересечь границу. У меня, по крайней мере, точно была, и я даже планировал уронить слезу в кофе, настолько мне стало в один момент тоскливо без Родины. Да, мы русские такие. Именно поэтому в США так популярны русские магазинчики с суперфудами из гречки и капусты. Туда можно зайти и вдохнуть запах родной еды. Можно целовать пачки с гречкой и наслаждаться запахом борща. Мы — вечные страдальцы, раскиданные по всему миру без суда и следствия. Я вонзил свои зубы в шоколадный пончик, с наслаждением, страстью и отчаянием, как вдруг корона завибрировала и обожгла мой затылок. Я охнул от неожиданности и выронил пончик из рук. Такое происходило с ней впервые. Я попытался запросить в пространстве Большого яблока, что делать. Ребята молчали, я напряженно думал, просчитывал варианты и вероятности. И в один момент стало ясно: рядом, совсем рядом находился один из ее кусочков, поэтому она так отреагировала. Корона хотела быть собранной целиком, это было понятно и ежу. Ей было нужно собраться. Она жаждала этого так же сильно, как и я, как и все светлые мира. Я внимательно осмотрел всех посетителей кафе, потом резко выскочил на улицу, потому что жжение начало слабеть. Кто-то из обладателей короны купил пончики и вышел на улицу?! А я, дебил, его упустил. Я в отчаянии посмотрел во все стороны — абсолютно непонятно, в какую сторону он ушел. Или же корона обманула меня, и просто хотела, чтобы я вышел из кафе, а этого человека и не существовало никогда? Мда. Я погрустнел. Я так никогда ее не соберу. Светлые выбрали не того человека, это очевидно. Мне просто тупо не справиться. Я лох, и зовут меня лох, я вечный лох и лошара. Эх. Я сел на какую то часть скульптуры у фонтана, мне было все равно, как я выглядел, а выглядел я, судя по всему, совсем не важно, потому что под ноги мне стали кидать деньги. Я сразу не понял, в чем дело, а потом как понял. Как понял. И мне стало стыдно. Глаза мои были опущены, я смотрел в землю и не видел ничего. Ничегошеньки. Грустил, как в последний раз. Как будто завалил экзамены в Гнесинку, ГИТИС, МХАТ, МГУ и Архитектурный сразу. И еще собеседование в Microsoft. Прилетел доллар, упал рядом с моей кроссовкой. Я подумал — ну какие дырявые карманы у людей, следить же за деньгами то надо. Потом прилетела мятая десятка. Потом мелочью не знаю сколько. И я поднял глаза. Ньюйоркцы пожалели меня. Наверное, лицо мое не подходило к Диснейленду нашей жизни, наверное, я выглядел неважно. И эти люди, как могли, как умели, поддержали меня. Я хотел крикнуть им вслед: «Не надо, заберите деньги, я не бомж!», но в моем горле застыл большой комок, который я все никак не мог проглотить, чтобы крикнуть, и люди, которые пожалели меня, очень быстро исчезали в толпе Большого Яблока. Непрошеная слеза готова была скатиться из моих глаз, я бешено понажимал на точки рядом с глазами и быстро-быстро проморгал. Всем известный способ избавиться от непрошеных слез, акупунктура или как там она называется. Еще чего. Не хватало русскому мужику в центре Нью-Йорка рыдать. Мы сделаны из стали, нам все нипочём. Собрал деньги и глазами поискал реального бомжа. От он, родимый, лежит рядом с перекрестком. Отдал все деньги тому, кто реально в них нуждался. Услышал вслед радостное: «God bless you!», порадовался. Все это вдохнуло в меня силы. Удивительно, что может сделать участие абсолютно незнакомых людей в судьбе человека, упавшего духом. Нам нельзя падать духом ни в коем случае, даже если мы стоим на краю пропасти и на нас несется тигр. Нельзя, это строжайше запрещено. Наш действующий бодрый дух — наше единственное оружие и средство защиты. Самураи могут позавидовать этому кодексу. Мы на нем стоим веками. И живы духом и телом вот уже десятки тысяч лет. Я собрался. Первая неудача ничего не означает. Первая неудача означает лишь то, что гонг прозвучал и бой считается открытым. Все, больше никаких поблажек, никаких отступлений от правил. Только я и мой Путь, и больше никого и ничего. Я быстро шел по Тайм сквер, чувствуя пересечения линий и энергетические воронки. Слишком большой темп города, слишком много порталов. И, хотя темные вот уже несколько сотен лет пытаются захватить этот город, он остается городом светлых. И именно это заставляет скрежетать зубами бесов и пытаться просунуть своих людей в правительство. Красивый город, скоростной, да, быстрый, да, местами жестокий, но к светлым мягкий, к светлым нежный, дающий шансы проявить милосердие и таким образом перенести свою душу сразу на несколько уровней вверх. Люблю этот город, и все святые любят его. God bless you, New York, береги наших! Война, конечно, здесь ощущается на всех уровнях. Того и гляди, прилетит. Темные и светлые схлестнулись тут в смертельной схватке. Нет понимания, где и когда наступит конец, есть ощущение финалочки. Но эта финалочка может растянуться на десятки веков. Никто не знает дату Апокалипсиса, мы все находимся тут в состоянии вечного ожидания. Надо быть готовым: все грехи исповеданы, все косяки замолены, вся грязь с души очищена. Воин как он есть — в любой момент можешь ринуться в бой и защищать своих близких. Суровая аскеза помогает отшлепать себя самого по щекам и спросить: «Что думал, в рай попал? Хрен тебе, тут чистилище!». Надо всегда помнить об этом, но так хочется расслабиться и сказать себе, что все хорошо. Я на своем месте, мир на своем месте, нет войны, все люди любят друг друга. Ха. Мы все тут веками находимся в зоне боевых действий, вне зависимости, объявлена война или нет. Война между добром и злом ведется на этой планете уже десятки веков. И нигде, ни на каком заборе не написано, что она вот-вот закончится. Поэтому нужно собраться и терпеть. Терпение, аскеза, молитва, смирение, вера — все это необходимо носить с собой, внутри. Иначе мы не победим. А даже такой мысли нельзя допускать. «Грех лежит у порога»©, воистину так. Идешь после молитвы — чистый, безгрешный, и вдруг твое белое пальто с ног до головы обливает грязью машина. И тут наступает момент, когда трудно сдержаться, и не обматерить водителя, но находящийся «в потоке» сразу же задумается: « Для чего это? О чем я думал в этот момент? А туда ли я иду? Может, мне нужно пойти домой и переодеться, а вовсе не идти туда, куда я собирался?» И так, он не грешит и не ругает водителя. Он ищет в происшедшем длань Божию. И, несомненно, находит. Потому что даже зло в этой жизни совершается по попущению Его. Не Он делает зло, но если Он видит, что попущаемое зло принесет плоды добра, Он попускает его. И надо принимать и понимать это всегда, хотя это и трудно. Но подниматься в гору всегда сложно. Вот спускаться с нее — легко, поэтому, если ветер свистит у вас в ушах и вы несетесь задорно вниз с большой скоростью, проверьте — а не в ад ли эта дорога? Я не был самым лучшим воином на свете. Я чувствовал, что не достоин этого задания. Я точно не справлюсь, все завалю и всех подставлю. Но если они назначили ответственным меня… Значит никого лучше на эту роль больше не было…Значит, я был самым подходящим… Провидение никогда не промахивается, это мы, как правило, тормозим. Если Они так решили, если выбрали меня, значит, где-то подсознательно я знаю, как это сделать, хватить распускать нюни, значит я справлюсь! Где то нужно найти внутренние ресурсы, даже если тебе 4 годика, ты стоишь на детском утреннике, у тебя отвалились заячьи уши и ты забыл тест стихотворения. Нужно всегда находить ресурс внутри, протянув золотую ниточку молитвы в небеса, а там этого ресурса— завались! Так вы никогда не потеряете равновесия, даже если стоите на палубе в бушующем море и вокруг вас ломаются мачты. Тоненькая ниточка молитвы держит любого человека как стальной канат, она никогда не рвется и всегда спасает. Никогда не понимал энергетических вампиров, насильно отнимающих людей последние жалкие крохи энергии, когда стоит задрать голову вверх, и там этой энергии так много, что ее с лихвой хватит на всех до скончания веков. Почему надо высасывать у других последнее, обрекая их на страдания, болезни и смерть, попутно зарабатывая себе дорогу в ад, если есть много, очень много, невероятно много, чистой, светлой энергии и совсем рядом? Неужели тяжкие грехи так тянут вниз, что в какой-то момент человек не может поднять голову вверх и посмотреть на небо? Поднять глаза к Богу не может? Душе стыдно, стыдно за все злодеяния. И в какой то момент человек становится энергетическим вампиром — к Богу поднять глаза невозможно, а кушать что то надо. Самое ужасное, эти нелюди не гнушаются родными. Мать ест дочь, брат— сестру, отец— сына, дед — внука, и снова по кругу. Бесконечные семейные скандалы — это просто фабрики по поставке энергии вампирам. Просто так сложно забрать, но вот если довести… О, если довести человека, его можно попросту опустошить, как угольную шахту. Вампиры знают и умеют это. Сколько раз в аптеке бабушка вклинивалась перед вами в очередь и кричала вам: «Вас тут не стояло?». Правильный ответ: промолчать. Молчать во что бы то ни стало. Молчите до последнего. Молчите, как Мальчиш-Кибальчиш под пытками. Потому что единственная цель бабули — развести вас на скандал. Она для этого тут. Ей совсем не таблетки нужны, она пришла за свежей кровью. И она выбрала вас — видимо, в хорошем настроении вы зашли в аптеку, выглядите аппетитно. Молчите или уходите. Любое ваше слово приоткроет дырку в ауре и бабуля незамедлительно туда вставит свою коктейльную трубочку. Уйдет из аптеки помолодевшая и румяная, а вы будете как выжатый лимон. Схема проста как мир. Правда, есть исключения из правил. Некоторым людям не обязательно затевать скандал, чтобы сожрать вас. Обычно, это самые— самые близкие люди — мамы, папы, любимые. Те, с которыми у вас всегда невидимая связь. Как можно закрыться от самого близкого и любимого человека? Ведь он так любит. Ведь вы его так любите. Очень просто. Если вы поймете, что на кону ваша жизнь и ваши ноги уже не носят вас после сеансов кровопития, ваша рука автоматически наберет в гугле первый попавшийся билет куда-нибудь, а вторая рука мгновенно соберет чемодан. Потому что если ваши конечности еще шевелятся и вы не допиты до конца, инстинкт самосохранения сработает как сигнализация, как только вы поймете, что шутки закончились и сейчас это вопрос жизни и смерти. Бегите, из тех людей, что нуждаются в вашем спасении, на первом месте— вы. «Run, Lola, run»©. Лучше вывезти себя по кусочкам и собрать на берегу у моря паззл, вдохнуть соленый воздух и снова начать жить, чем сыграть в ящик. Думаете, я драматизирую? Вампиры никогда не останавливаются. Им всегда мало вашей крови. Если вы думаете, что в один прекрасный день они насытятся и отстанут от вас, вы глубоко ошибаетесь. Однажды в один прекрасный день ваша душа услышит, как забивают гвозди в ваш гроб, вот и все, вот и все. Это произойдет скорее, чем вампир откажется от вашей крови. Вампир никогда не сможет остановиться, просто потому, что внутри него сидит прожорливый бес, который может жрать других людей бесконечно. Спросите, почему же ваш близкий человек не изгонит его? А зачем? Он уже сросся с ним, и это самое страшное. Там одна кровеносная система, одни легкие. Вряд ли вы сможете разъединить их, для этого нужно желание самого человека. А где вы видели вампиров, желающих избавиться от внутренних бесов? Зачем? Ведь с ними дорога в ад намного веселее.
Если я понял, что я незаменим, и именно я — тот, назначенный, то что мне мешало сообразить, как найти остальные куски короны? Задачка была под стать Шерлоку Холмсу, а я не был даже Доктором Ватсоном. Но сомневаться в себе мне не разрешили, значит, оставалось только закатать рукава и работать. Я раскинул мозгами, как смог. Вариантов, зачем меня сюда послали, было несколько. Разделить Нью-Йорк на квадраты и прочесать его, фиксируя, где отреагирует моя корона. Хм…Их же дохренища…Это…В этот момент передо мной затормозило желтое такси со знакомыми опознавательными знаками и я хлопнул себя по лбу: я же совсем забыл про встречу в Центре! Охренеть! Ну я и лошара! Я плюхнулся на заднее сиденье, водитель был неразговорчив. Меня провезли по всем центральным улицам города, который был, несомненно, прекрасен в любое время года. Небоскребы нависали один над другим, люди бежали, бесконечно опаздывая куда— то с бумажными стаканчиками кофе наперевес. Жизнь бурлила. Такси остановилось перед обычным офисным зданием. Я поблагодарил водителя, получив молчание в ответ, захлопнул дверцу и взбежал по ступенькам. Меня никто не встречал. Это было странно. Я вошел в огромный пустой холл. Охранник на входе кивнул мне направо. Я было начал спрашивать его, но он так же нетерпеливо кивнул мне направо. Я вошел в створки лифта и какие то нехорошие предчувствия начали просыпаться во мне. Уж больно напряженно все вокруг меня молчали. Ладно, сказал я себе, глядя в зеркало лифта — двум смертям не бывать, а одной не миновать. И отдернул воротник рубашки. Лифт остановился на 21 этаже. «Быстро по лестнице будет не сбежать», — быстро подумал я. Двери раскрылись и я увидел пространство, украшенное белыми цветами, росписью, витиеватыми арками. Спустя мгновение я увидел белые столики, и понял, что это ресторан. Ко мне подошел метрдотель и с ласковой улыбкой проводил меня к одному из самых дальних столиков: «Вас ждут». За длинным столом сидело 11 мужчин и женщин, одетых в белые одежды. Я был двенадцатым. Я спросил позволения сесть, и, не дожидаясь ответа, плюхнулся на стул, стилизованный под Викторианскую эпоху. «Вам двойка», — медленно произнес мужчина с белой бородой, и в ответ на мои вскинутые брови продолжил, — «никакого запроса паролей, никакой безопасности. Вы даже не спросили у таксиста, куда он собирается вас везти. Вы не спросили у охранника, а что именно находится на 21 этаже, ни у метрдотеля, те ли люди вообще вам нужны. Провалили вы экзамен по безопасности. Я откашлялся: «Я не знал, что экзаменовался…» Женщина перебила меня: «Мы говорим вам это не затем, чтобы укорить. А затем, чтобы вы знали, что темные научились подделывать наши знаки на автомобилях, поэтому у водителя нужно всегда спрашивать пароль. Так же они частенько нападают на наших охранников, замутняя сознание и подселяясь в душу, да так, что охранник сам не понимает, что говорит или делает, поэтому их тоже нужно тщательно проверять, особенно если вы идете в такие места в первый раз». Все смотрели на меня, я был под пристальным вниманием у этих 11-ти. Я смутился. Не успел попасть на собрание светлых, как меня уже отчитали, как нашкодившего котенка. «Вот тебе, бабушка и Юрьев день»©. Светлые тоже умеют ругаться, особенно, если дело касается безопасности. Тоска подкралась к моему сердцу — опять я не соответствовал нормам. Даже среди своих, я оставался чужим. Вечное одиночество, когда ты не тут и не там. Слишком светл, чтобы быть темным, слишком не организован и хаотичен, чтобы быть действительно хорошим светлым. «Эх. Жизнь моя— жестянка, а ну ее в болото. А мне летаааать…»© «Что вы планируете делать дальше?» — из забытья меня вывел голос молоденькой светлой. «Я не знаю» — жалобно сказал я. То есть, я планировал сказать это взвешенно и мужественно, а на деле как будто хомячок пропищал о том, что у него закончился корм. «Мы отслеживаем реакции обломков артефакта на ваш, посмотрите» — девушка развернула огромный плазменный экран во всю стену, и там на разных квадратах цветовыми схемами были показаны реакции людей, которые проходили мимо меня на мою корону. Они вспыхивали красными огнями при приближении ко мне, дергались и уходили в толпу. Намеренно! Они сбегали от сигнала моей короны! Как же я блин соберу все осколки, если они, едва почувствовав мой сигнал, сбегают от меня?! Девушка, как будто услышав мои мысли, продолжала: «Мы выставим ультиматум для них: если отдадут свои куски добровольно, мы не будем их преследовать». Это не очень то утешало. На всех квадратах появилось мое видео, снятое в Нью— Йорке, как я иду, озираясь, сквозь толпу, как я выбегаю из кафе и бегу на сигнал от короны…По ходу дела, все это время я был под колпаком слежения светлых. «И темных» — добавил седой мужчина во главе стола, который все это молчал. Он достал трубку и разложил на салфетке табак, потом очень медленно стал набивать трубку. Все светлые почтительно молчали, никто даже не пытался перебить его. «Мы все обсуждаем это с таким отношением, как будто ловим какого то нашкодившего кота. Давайте не будем забывать про то, что собранный артефакт создаст уверенный перевес сил на стороне Света». Они все избегали слова «корона»! Они называли эту штуку как угодно— «артефакт», «объект», но только не так, чем она на самом деле была. Это в какой-то степени напрягло меня. Почему? Почему они не называют ее «короной»? Тогда что это? И зачем это? Нахожусь ли я вообще в безопасности? Надо сказать, агенты Света никогда не находятся в безопасности. Так вообще не бывает. 24/7 нас пасут темные, и если в данный момент нет, то это исключительно потому, что ты очень крутой и опытный светлый и временно смог скрыться от них. А вовсе не потому, что внезапно вдруг темные стали к нам лояльнее или пожалели нас. Идет жестокая война тьмы и света, вот уже несколько десятков веков, так что никаких уступок быть не может. «Перевес, которого мы ждем вот уже несколько десятков веков», — после продолжительной паузы продолжил седой мужчина. Никто не пытался не то что его перебить, а даже кашлянуть. Он закурил, отвернувшись к окну и наблюдая за пейзажем из небоскребов Большого яблока. Тишина, перемешанная с клубами дыма повисла в офисе светлых. Никто даже не пытался нарушить эту тишину, все благоговейно молчали. «Вот что, — наконец продолжил Седой, — вы сейчас направляетесь к себе в гостиницу и продолжаете вести обычный образ жизни, как ни в чем не бывало. Вам это не составит труда, как мы поняли, вы большой любитель кофеен. А мы продолжим отслеживать вас на мониторах». «А, — хотел я было что то сказать, но Седой прервал меня, — Мы свяжемся с вами сами». Я не понял, как мгновенно очутился в такси. Наверное, использовали портал. Порылся в памяти — никаких лифтов или ступеней в моем сознании не оказалось, финальные слова Седого и сразу такси, причем, судя по трекеру водителя, мы отъехали уже достаточно далеко. Я быстро оглянулся и посмотрел на дорогу — никто за нами не ехал. Ну и ладно. Поговорили, и ладно. Я, конечно, ни хрена не понял. Почему прямо не сказать, что у меня на башке корона?! Зачем ее обзывать артефактом? Если это, конечно, не тайное взрывчатое устройство, замурованный в украшение яд и тд и тп. Мне стало страшно. Так глупо погибнуть, товарищи. На чужбине, еще и с поддержкой светлых, и все равно не справиться. Вот в чем ужас. Предстану на страшном суде и все равно не оправдаюсь. Что я буду делать? Не страшно не сделать, страшно потом за это отвечать перед Ним. Ох, как же я устал от этого всего…Но ничего не попишешь — надо было держаться. В конце концов, что, меня зря мама в муках рожала? Что я, пальцем деланый? Мы погибаем, но не сдаемся. Каждую жизнь мы держимся до последнего. Чтобы предстать на суде чистым, без долгов. Каждый день мы приращиваем к мозаике дней, когда мы держались и выдержали. Нам бы только дотерпеть до финалочки, не соблазнившись на блеск того, чем нас обычно покупают. Я приехал в гостиницу, задернул плотные шторы. После того, как светлые внезапно меня отчитали по безопасности, я стал бдителен. Не думаю, что кто то собирался меня выслеживать под окнами отеля, вычисляя мой силуэт, но просто не хотелось опять сесть в лужу перед нашими. Я так напрягся, что спросил пароль у водителя, хотя, если честно, не знал его. Но у меня сразу же высветилась перед глазами зеленая галочка с надписью «пароль верен». Такси было проверено светлыми. Я подошел в закуток, который администратор громко назвал «мини китчен», и сделал себе кофе на старой капающей кофеварке. Включил телевизор и без всякого выражения на лице уставился на клипы. Ничего нового — опять трясли задницами и пропагандировали однополую любовь, блуд, бабки и все виды извращений. Как там перед потопом было — продолжали веселиться, жениться и пить вино? Ну-ну. Ничего не поменялось за столько веков, ничегошеньки. Как же тяжело наблюдать процесс отделения зерен от плевел. «Можно подумать, твоя душа не участвует в этом процесс» — вдруг сказал я сам себе. Можно подумать, я был в чем-то лучше других. Вовсе нет. Это была горькая правда, мне хотелось отсидеться на скамейке запасных, критикуя тех, кто в поте и в мыле носится по полю, но глубоко внутри меня было не обмануть — моя душа тоже проходила отбор и от моих действий на этой планете зависело то, буду ли я блаженствовать и радоваться перед лицом Его или вечно гореть с грешниками в аду. Всего два варианта выбора, черный или белый и никакой «серой полосы», на которую так многие надеются. Я выключил телевизор, орало блуда, порока и прочих страстей, обилие поп не выдерживала моя психика. Сгорбился, сидя на кровати, крепко стиснув кружку кофе. И вдруг на меня снизошло такое спокойствие. Корона была на мне. Снять ее я не мог. Да, я косячил. Да, я был несовершенен. Но я ехал на своем трамвайчике по рельсам, которые уже проложил мне Бог. Самое главное в моей жизни было — не сбиться с пути. Иначе произойдет катастрофа. Трамвай просто не создан для того, чтобы ехать без рельсов. Без рельсов трамвай ждет гибель, падение и разрушение. Всего то и требовалось от меня — ехать по рельсам, никуда не сворачивая. Такая малость. На меня снизошло спокойствие и теплота— я ничего не решал и ничего не мог изменить. Я не мог снять корону на моей голове, так кстати греющую мне затылок. Я не мог избежать своего жребия. Все, что мне оставалось — ехать по своему пути, по проложенным рельсам. Я явно не обладал таким могуществом, чтобы их проложить. Но и я слишком любил Бога, чтобы сойти с рельс. Хотя, понятное дело, темные только этого и желали. Так почему же я так жесток сам к себе? Зачем я мучаю себя? Если я не могу изменить того, что со мной происходит, значит, нужно успокоиться и поменять отношение к происходящему, принять это все. Я прочитал молитву, рухнул в белую мягкую кровать, как будто сотканную из облаков, и уснул счастливым сном младенца. Все мы младенцы во Христе. Самое главное — не сбиться с пути и дождаться в Свете того момента, когда он решит забрать нас.
Солнце било сквозь щель в моих плотных занавесях мне прямо в глаз. Что же за везуха то такая — как их не зашторивай, а все равно выяснится, что ты оставил щель и солнце, утром рвущееся из нее, высверливает тебе глаз, не хуже чем у Терминатора. Я распахнул шторы: «Ну, уже жги, не стесняйся!» — и посмотрел вниз. Внизу уже давно бурлил Нью Йорк. Ох уж эти жаворонки — весь мир перекроят с лицевой стороны на изнаночную, пока мы досматриваем сладкие утренние сны. Захватили мир, ранние пташки, и торжествуют, пока мы давимся утренним кофе, пытаясь хотя бы на 2 миллиметра открыть глаза. Я сварил себе кофе, выпил почти залпом, это не оказало на меня тот эффект, на который я так надеялся. Почему, даже если ты засыпаешь в одно и то же время, в одно утро ты просыпаешься бодрым и полным сил, а в другое выглядишь так, как будто тебя всю ночь били? Ответа не было, надо было принимать эту данность так, как она есть. Я бахнул еще кофе, чуток взбодрился, мой мозг понимал, что вариантов не было — или бодришься тем, что есть, или весь день ходишь как сонная черепаха. Суровая необходимость для сов — знать, где можно подзарядиться хорошим кофе, когда твоя батарейка на нуле. Я вышел на улицу, Нью-Йорк дыхнул в меня своей золотой осенью. В этой осени не было выматывающей душу тоски, в ней была легкая пауза от безумного скоростного жаркого лета. Как будто звук разом выключили и ты остался в тишине. Это сложно представить, что посреди бушующего, громкого Нью — Йорка можно было поймать эту тихую паузу, но это было действительно так. Осень давала передышку перед тяжелой зимой. Она говорила: «Ты устал, отдохни». Я доехал до Центрального парка. Взял там большой девичий латте и пошел по аллеям пинать желтые листья. Все, чего я хотел в этой жизни — брести по аллеям и пинать желтые листья, и я делал это. Еще и периодически отхлебывая вкусный кофе. Это ли не мечта всей моей жизни? Мне так хотелось, чтобы война между темными и светлыми оказалась просто сном, просто дурным сном. Мне так хотелось мира здесь и сейчас, мира, где правят светлые и где темные даже не смеют появиться на горизонте. Так дешево, за копейки продающие свою душу, жалеют ли они об этом в аду? Там, горя в вечном пламени, истекая кровью от многочисленных ран от бесов, или когда им выворачивают кишки наружу, а тело при этом сохраняет свою чувствительность, думают ли они о том выборе, который сделали здесь, на земле, и о том, что все могло пойти по-другому? Мы никогда этого не узнаем, потому что, Слава Богу, границы наших миров хорошо защищены. Но как же это страшно — из-за одного нелепого решения навсегда погибнуть. Следишь за собой, следишь, как за трехлеткой, который то тянет всякую гадость в рот, то совочком стукает по башке своего друга, то норовит выпасть из окна детского садика, то утонуть в ванной, то крикнет: «Сука!» — какой-нибудь безвинной бабуле, следишь-следишь, и все равно твое тело творит какую то гадость! А потом твоей душе за все отвечай, отдувайся! Ну, где справедливость?! Я встал посреди Централ парка, в распахнутом бежевом пальто, раскинув руки к небу и воззвал: «Господи! Доколе мне быть посреди всех твоих детей самым отстающим? Доколе мне косячить, не замечая этого, а самое страшное, и грешить, когда я знаю, что грешу? Когда же я смогу быть чистым и жить по правде Твоей?» Небо не спешило давать ответы, но я внезапно почувствовал жгучее тепло в груди и сел на скамейку. Вернее, рухнул: внезапно я почувствовал такую усталость, как будто самостоятельно вырубил пол— Сибири ( хотя с этим сейчас успешно справляются китайцы, разэдак за ногу их). Тепло разливалось по моей груди, я понял, что все еще сжимаю на автомате в левой руке стаканчик с латте, на автомате допил холодную молочную жижу. Небо молчало, но от разлившегося по груди тепла я почувствовал внезапное умиротворение. Как будто меня услышали. Как будто там, на небе, считают мои корявые шажки и в курсе всех моих злоключений. Как будто там засчитывают все мои попытки избавиться от всего дурного во мне. Как будто там ставят салатовую галочку напротив моей фамилии, как будто там болеют за меня. Как будто я совсем не одинок. Как будто Он любит меня. Он любит меня. Я заметно набрался сил, пока сидел на этой скамейке. Что-то весомое появилось в моих мыслях, я подкрепился духовно и физически. Встал, отряхнул пальто, выкинул пустой стаканчик из под кофе. Я шел по Центральному парку широко, уверенно. Как будто знал, куда и зачем иду (неа). Длинные полы моего пальто разлетались, я чувствовал себя очень странно, но какая-то неведомая сила тащила меня вперед. Все таким же размашистым шагом (я чувствовал себя, как минимум, Маяковским), я дошел до выхода из Централ парк, вышел и остановился. Что то подсказало мне, что повернуть нужно направо, и я сделал это. На повороте стояли какие-то деревья, уже украшенные для Halloween (ох, как же я не люблю этот сатанинский праздник), и несколько стилизованных под ретро зданий, так же с входами в маленькие магазинчики, украшенные тыквами и скелетами. Самое страшное и ужасное не то, что эти твари пропагандируют свой праздник, самое страшное — это то, как дети готовятся и наряжаются к нему. Темные очень умело вкладывают свои дерьмовые принципы в светлые головы наших детей, и я снимаю шляпу перед директорами тех школ, которые запретили праздновать Halloween в России. Хотя, в общем, я представляю, какое давление они испытали при принятии этого решения. Так победим! Я прошел мимо тыкв с черными глазницами (чтоб вам, големы, пусто было, недолго вам осталось тут, на земле, тусоваться), мимо скелетов и ведьм, красочно развешенных над входами и вошел в один маленький магазинчик, крыльцо которого было совсем пустым, без следа Halloween, по какому то наитию зашел, совершенно не думая и не фиксируя реальность. Очень плохо терять бдительность для агента света, но иногда работает. От открытой двери сработал красный китайский колокольчик с драконами и иероглифами. Продавцом был голубоглазый мужчина неопределенного возраста с седыми, абсолютно белыми волосами до плеч. Он не мог или не хотел говорить со мной. Продавец в магазине очень долго смотрел на меня, не произнося ни слова, а я на него. В его глазах читались снега и морозы Арктики — такими они были голубыми и пронзительными. Он махнул рукой, как будто приглашал меня пройти, и я пошел за ним по бесконечным коридорам подсобок. На каком-то из поворотов моя корона нестерпимо стала жечь затылок. Наконец, мы зашли в маленькую низенькую комнату с сейфом, и, честно говоря, я думал, что голубоглазый начнет открывать сейф. Но нет. Он еще раз взглянул на меня, сказал что то по-китайски и начал вынимать старые занавески из большой корзины для стирки, бросил ожидающий взгляд на меня, и стал помогать ему. Корзина казалась нескончаемой. Вдруг я услышал легкий шум, как от вертолетов, где-то далеко. Лицо продавца исказилось, он что-то сдавленно крикнул и начал поспешно вынимать белье из корзины еще интенсивнее, еще быстрее, передавая его мне, и, наконец, его рука достала сверток. Меня сразу отшвырнуло к стене, я не мог двигаться и говорить, все тело как будто налилось свинцом. Продавец восторженно смотрел на сверток несколько секунд, но с улицы раздались крики, что заставило его поторопиться, он развязал его и комнату наполнило неизъяснимое, прекрасное, золотое сияние. Кусочек короны взлетел на воздух, повис над моей головой и прочно сел рядом с моим осколком, соединившись с ним. Мгновенно я почувствовал прилив сил, и мощь двух Терминаторов поселилась во мне. Продавец крикнул что-то на китайском и мощно подтолкнул меня к одному из выходов, и я побежал. Я бежал так, как никогда не бегал. Учитель физкультуры гордился бы мной и поставил бы мне шестерку за этот пробег. Клянусь вам, я бы выиграл все соревнования и даже Олимпийские игры с такой скоростью. Я выскочил на какой то грязный внутренний дворик, когда услышал выстрелы. Эти суки стреляли в него. Я поднапряг внутреннее зрение: еще жив, бежит по бесконечным переходам подсобок. Он спасется, я знал это. Внезапно я услышал свист и ринулся туда, почему то не было сомнений, что это свист от наших. Я выскочил через огромные ржавые ворота из этого ловушечного внутреннего дворика и очутился на узенькой грязной китайской торговой улочке. Меня хватали за ноги, заставляя что-то купить, но я несся все так же быстро, ориентируясь на свет. Наконец, мне удалось выскочить на проспект, и я понял, что операция удалась. Кусочек короны был на мне, и я его ощущал. Навстречу неслись машины, стоял смог, вечно спешащие жители Нью-Йорка проклинали вечную спешку и незадавшийся день, а я улыбался как начищенный самовар, во все 32 зуба. Победы бывают так редко. Их надо обязательно праздновать. Обязательно. Раньше я так не делал, думая, что каждый день моей жизни будет приносить победы и триумф, но это оказалось не так. Далеко не так. И теперь я старался праздновать каждую мою удачу. В этом не было ничего такого — это придавало сил в минуты, часы и дни, когда ты оказывался на дне. В то время главное было помнить, что бывают и счастливые моменты тоже. И вот для такого и существовало празднование победы. Пусть кто то скажет что нескромно, не вовремя, рано или несвоевременно — по фиг (так кряхтят, кстати, как правило, темные). Празднуйте победу. Празднуйте. Эти моменты останутся навсегда с вами и подпитают вас в минуты сомнений. Я немного попетлял, судорожно оглядываясь — погони не было. Хотелось сожрать что-нибудь эдакое и я без тени сомнений зашел в пончиковую. А что я мог сделать — кругом были либо бургерные, либо пончики. Назаказывал себе целый поднос, и мне было не стыдно. Радостно вонзил свои зубы в розовый глазированный бок пончика и отхлебнул пол-галлона кофе. И мне стало ха-ра-шо. Я собрал первый кусок короны, он был на мне, день удался, я чувствовал себя победителем. Наконец-то. Наконец-то. Наконец. Никто не скажет, что я завалил операцию, никто мне вообще ничего и никогда больше не скажет. Я крут, я круче, чем яйца, сваренные вкрутую! Шоколадный пончик зашел еще лучше, чем розовый. Я кайфовал. Наконец-то вкус победы после стольких поражений. Я съел все, весь поднос, высосал кофе до последней капли и откинулся на спинку сиденья. Пончиковая пользовалась спросом — в основном посетителями были подростки, но были и несколько внушительного веса взрослых, эх, все таки жрут американцы нездоровую пищу, как ни крути! Мой ангел-хранитель сразу же пихнул меня вбок — осуждать было нельзя, к тому же, кто, как не я только что сожрал целый поднос этой нездоровой пищи?! Он был прав, а я, как всегда, нет. Я еле выполз из-за моего столика, (внутренне ужаснувшись, что так быстро растолстел что уже не могу выползти оттуда, куда так легко, голодный, залез) Ко мне сразу же ринулись несколько объемных детей (эта жировая болезнь залезла и на детскую территорию), и немедленно, после непродолжительной борьбы, заняли столик. Непривычно, но я сейчас мог видеть свой живот — он выдавался вперед на несколько сантиметров, забавное зрелище, учитывая, что раньше он так выпирал только после визитов к бабушке. Я вышел, перекатываясь с ноги на ногу, как мама— утка. Отлично, агент. Просто супер. Случись сейчас погоня, мне было бы точно никуда не убежать, все что я могу — упасть на спину и шевелить лапками. Ок, гугл, я обожрался, что делать дальше. Стоило мне облокотиться о какое то дерево, как ко мне тут же подбежали сочувствующие, решив что у меня инфаркт. А что, в Америке нельзя спокойно умереть? Я обожрался, дайте мне спокойно умереть, отойдите, люди добрые, ну же! Но нет, здесь даже из жизненной трагедии сделают развлекательное шоу. Я собрался и с усилием оторвал себя от дерева: надо был прекратить отсвечивать и привлекать к себе избыточное внимание, надо было как-то действовать, заниматься поиском артефактов, хотя все, что мне сейчас хотелось сделать — лечь на Бродвей и заснуть сладким сном пончикового обжоры. Совсем непонятно, как их с утра едят американские полицейские и потом весь день бегают за преступниками? Очень сладко, очень вкусно, очень хочется спать. Я кое-как взял себя в руки и пошел по аллее с желтыми кленовыми листьями. Картинка была просто из сериала, не хватало хипстерского стаканчика с кофе в руке. Что я должен был сделать? «Посветить» своим осколком короны в разных кварталах Нью-Йорка, действуя «на авось», авось кто-то да отзовется? Но с таким планом есть все шансы нарваться на темных раньше, чем владельцы артефакта выйдут на меня. Есть все шансы плотно сесть в лужу. Если я проколюсь в Нью-Йорке, путь в другие страны закрыт. Любые происшествия с темными разносятся крайне быстро, что по их сети, что по нашей. Любые столкновения «в лоб» — это события. За несколько десятков веков мы отточили наш этикет до такой степени, что научились избегать даже мелких колких фраз, чтобы нечаянно не спровоцировать конфликт. Атмосфера была накалена, и я не очень понимал, как я проверну все то, что я должен был сделать в этом городе. Попытаться не отсвечивать? Быть маленьким вертким котенком, бежать по своим делам, прячась по подворотням? Ночью все кошки серы, есть шанс проскочить. Значит, никаких скандалов и конфликтов, только цель и ничего больше, «Вижу цель и не вижу препятствия», вот и все, вот и все. Я ускорил шаг и сместился направо, поближе к деревьям, чтобы никто не дышал мне в спину, обгоняя по ходу движения. Глянул на карты в телефоне — два ближайших квартала обойду сам, а потом придется брать такси. Если, конечно, светлые не подгонят тачку. Что-то с утра от них не было ни слуху, ни духу. Ну может, тем лучше. Не то, чтобы я был отшельником, нет. Но привык воевать в одиночку — что правда, то правда. Я прибавил ходу, корона безмолвствовала. Все-таки, это все равно, что искать иголку в стоне сена, в таком то большом городе это просто нереально. О чем там думают эти наши светлые вообще? Этот седой, например? Все таки, центральный офис США. Должны же они были что— нибудь придумать. Или мне, как идиоту, месяцами мотаться по Нью-Йорку, одновременно выступая и приманкой и ловушкой, и тем, на кого ловят, и тем, кто ловит? Не слишком ли много задач для рядового светлого парня самого невысокого ранга, офигевшего от свалившейся на него ответственности? Не зря древние русичи праздновали осенью начало нового года: жил себе, не тужил, и вот, блин, настала золотая осень и я вдруг оказался везде козлом отпущения. Ведь что бы плохого ни случилось — виноват один я. Но если вдруг все получится — то только благодаря слаженной работе всех светлых штабов и отделов. А пока, отдувайся дорогой, работай, паши, ведь в графе «ответственный» виднеется твое ФИО. Я горько вздохнул. Давай, парень, ты сможешь. Кроме тебя некому «сказать этой горе «иди», ведь, по ходу дела, ты один из немногих, у кого есть вера с горчичное зерно. Ладно, ладно, не будем превозноситься — с четвертинку горчичного. Смиряйся и иди вперед, и твое дело разрешится. Так подбадривал себя я, пока брел по осенним улицам Нью-Йорка. Осень в этом году попалась понимающая, и она поддерживала меня, как могла — ни одной дождинки, ни одной. Сплошное солнце и желтые листья. Красота! Казалось, это просто декорации для «Sex and the city» или «Autumn in New York». Просто красивые декорации для кино, по которым я скачу как дикий взъерошенный воробей. Однако же мне было не до осенней романтики. Обязательства сгибали мои плечи, заставляя сутулиться. Обязательства скребли по моей душе, как черные кошки. Я был сам не свой, я не понимал, как все это провернуть, как устроить, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. И артефакты найти и в лапы к темным не загреметь. Как?! Было много вопросов и ни одного ответа. В этом светлом городе судьба играла со мной в прятки. Но я тоже был не пальцем делан. Я знал, что мне бесполезно пытаться улететь из этого города, пока я не найду третью часть короны. Просто к бабке не ходи: даже если я куплю билет на самолет, пройду все проверки и регистрацию, перед самой посадкой они развернут меня. Придумают какую-нибудь нелепость, объявят по громкой связи и я никуда, никудашеньки не полечу. Осознание этого придавало мне сил: я понимал, что буду сражаться до последней капли крови, ибо вариантов больше не было. Силы зла не дремали, они опять пасли меня. От дебилы, всегда одно и тоже, прокалывались на одной и той же фигне. Но нам это было на руку, так мы всегда безошибочно опознавали темных. Война войной, ничего личного. Война войной, а обед по расписанию, я опять захотел кушать. Душа требовала китайской кухни. Я увидел пару забегаловок с золотыми драконами на противоположной стороне улицы и ринулся туда. В кафе стоял дым и чад, любители экзотической кухни жались по столикам. Я понимал, что, скорее всего, придется долго ждать, так как все столики были заняты, но желание экзотики перевесило все доводы разума. Из — за столика еле выползла какая то модная парочка, я немедленно занял их место. «Тоже обожрались, по ходу дела», — усмехнулся я. Я жрал как не в себя в этом Нью-Йорке. Не знаю, может, это было влиянием американцев, которые тоже любили покушать. То ли это общая сейсмическая зона внимания к еде — хочешь не хочешь, попадая в нее начинаешь испытывать те же эмоции, что и тысячи окружающих тебя людей. То ли я тупо заедал мою гиперответственность и то, что проект шел «в час по чайной ложке». Было не ясно. Но каждые час — полтора я чувствовал дикий голод, сбивающий с ног. Такой, который стирал всякие воспоминания о том, что я ел час назад. Мне сложно сказать, что это было. Возможно, мой мозг так пытался защититься от окружающих его опасностей. Я заказал какую-то лапшу с морепродуктами и принялся жадно ее есть. Я ел ее, захлебываясь слюнкой, потому что она была дичайше, зараза, необычайно вкусная, пока не почувствовал всей кожей, всем своим нутром леденящий душу взгляд. «Суки, не дали доесть», — как всегда, первая промелькнувшая мысль оказывалась самой верной. На меня смотрела девушка в длинном черном плаще с ярко рыжими волосами, уложенными волнами. Но поверьте, мало кто из прохожих стал бы разглядывать яркий цвет ее волос. Всему виной был ее взгляд: холодный, ледяной, обжигающий холодом и пронизывающий насквозь. «Заколебала, дура», — подумал я. Не дала спокойно мужику дожрать. Вот жеж блин. Поставил огненный щит, потом еще один. Потом отражатель. Спокойно увидел, как вся черная энергия, направленная на меня, отскочила ей прямо в лицо. Если бы кто мог видеть, как ее энергия, отскочившая от отражателя, превращается в огонь и прожигает ей насквозь лицо, мне пришлось бы откачивать его — зрелище было не для слабонервных. Она завизжала так, что у меня выпали палочки из рук. Никто, кроме посвященных, не слышал этого пронзающего душу крика, и поверьте мне, в этом им очень повезло. Корни Мандрагоры орали слабее, чем эта темная бабенция. Прошипев мне пару проклятий, как водится, она подобрала полы плаща, уже начинающего распадаться на химические составляющие и дымить, и вылетела в окно. Ох уж эти ведьмы, никогда никакого уважения к точкам питания. «Ни пожрать, ни посрать», — шел я по бульвару, сердито бормоча под нос и с горечью вспоминая об оставленных пол-тарелки лапши в кафе. Доесть их было никак нельзя, даже после отлета темной суки в стратосферу — еда уже получила свою порцию негатива. Вот за что я так не люблю стычки с ведьмами в ресторанах — сам то ты почиститься сможешь, а вот еда уже 100% пропала. И сами не жрут, и другим не дают. Мотаются, бестелесные, злобные, голодные веками, и не едят, и не спят, и не радуются, и знают, что после Второго Пришествия светит им только ад, и ничего больше, и даже жалости не вызывают, так, темный балласт, и пытаются отожрать всякую малую толику энергии у людей, и сбить их с пути истинного, и захватить их с собой в ад, да побольше, ведь это единственная радость, которая им будет доступна прежде чем гореть вечность. Так себе развлечение, скажу я вам. Прекрасно осознающие, что обречены и что дни их сочтены, все, что они пытаются сделать — захватить как можно больше людей, чтобы сделать больно Богу и ангелам Его. Это все, на что они способны. Но если ты сопротивляешься, стараешься жить по заповедям, исповедуешься, а еще круче — причащаешься, ты становишься крепким орешком для этих тварей. Они могут кружить вокруг тебя вечно и не сделают ни-че-го. Над моей головой всегда кто-нибудь, да летал. Издалека было похоже на темную тучу, кишащую разнообразными летучими черными тварями. Наверное, они считали меня стратегическим объектом. Идиоты. Не могу сказать, что это было приятно, нет, но я знал, что это была вынужденная необходимость. Мы здесь работаем на территории врага. Обреченного, но врага. Сетовать на то, что он везде лезет со своей тьмой — смешно и бессмысленно. Мы знаем, на что идем. Поэтому жаловаться и ныть не в наших правилах. Мы, дети Света, неуклонно следуем своему Пути. И никто не сможет нас сбить с него.
Итак, те же яйца, в тот же профиль. Окрыление от предыдущей победы довольно быстро исчезло, и я опять не понимал, как мне найти еще один кусочек, при этом не вызывая лишнего внимания у темных. Хотя ясно-понятно, та рыжая стерва в кафе была неслучайна. Но все таки, все таки, я надеялся, что меня еще не было заявлено в эпицентре боевых действий темных и я не значился у них на всех картах, вместе взятых. Половинка сожранной китайской лапши согрела мне сердце, мир уже не представлялся таким мрачным, а задача по сбору короны — неразрешимой. Ну, если выпало так, значит, Ему это было угодно. Если Ему угодно, то что я могу поделать? Только выполнять. Все мои стенания о том, что я недостаточно опытен, квалифицирован, ценен, высок рангом и уверен в себе — чепуха, потому что солдат Света не имеет права сомневаться, если приказ уже дан. Приказ дан, и кто я такой, чтобы его оспаривать? Буду делать все, что смогу, до самой смерти. А там уже пусть судят меня судом праведным. От себя — сделаю все, что могу, а там уже…как будет. Настроение мое улучшилось. Осеннее солнце светило прямо в глаз, из-за чего я вспомнил все детские нелепые стишки по этому поводу. Я пинал желтые листья и пытался сообразить, с какого перепугу я вообще решил, что в Нью-Йорке — два куска короны? Почему не три? Почему не один? Остальные, например, могут быть в Париже или Венеции? Откуда такая уверенность. Я шел и спрашивал себя, и в какой-то момент мне показалось, что эти вопросы задает Седой. Значит, вышли на связь. Как красиво и незаметно вплелись в мои мысли, я даже не заметил. Интересно, видели ли стычку с рыжей? «Видели», — подтвердил Седой. Я включился: они сидели в переговорной, а в моей голове устроили что-то навроде ZOOM, прямая трансляция. «Так почему же именно два артефакта», — светлая сделала ударение на «два», и все остальные напряженно вгляделись в мое лицо, как будто оно могло дать ответ? Мое лицо ничего, абсолютно ничего не излучало, я был полный ноль, я чувствовал себя как на экзамене, когда не знаешь ответа, и в твоей голове — молочное, воздушное ни-че-го, я не мог ничего им сказать. Я чувствовал интуитивно, что нужно искать еще, но где и конкретно в каком районе, и у кого может быть артефакт — этого я не мог им выдать, потому что и сам не знал и не представлял. Еще раз промониторив меня (довольно жестко кстати, ощущение, когда твои кишки выворачивают наружу, проверяя следы от темных мыслей — не из приятных), мои «экзаменаторы» отступились, пообещав информационную и энергетическую поддержку. Я усмехнулся про себя, что что-то никак не почувствовал поддержки от них, когда бежал от того мужика по узким коридорчикам и улочкам китайского квартала. Убедился, что они полностью вышли из моего мозга и уже не слышали моей горькой усмешки. Нет, все чисто, остались следить снаружи, чисто визуально. Я пошел на аллею звезд, хотел слиться с толпой, и, может быть, что-нибудь, да и почувствовать. Интуиция моя спала таким крепким сном, что я чувствовал даже храп, и это было обидно, потому что я даже не смог толком сформировать свою мысль светлым, почему же, почему мне кажется что в Нью — Йорке остался еще один кусок короны? Им нужны были факты, а не какие-то странные домыслы и допущения. И тут, как назло, я не мог им выдать ничего конкретного. Я изо всех сил старался слиться с толпой туристов, но на меня пялились все, кому не лень: аура выдавала меня с головой, и все подсознательно это чувствовали. Аура светлого полыхает над ним как флаг СССР — видно издалека, вызывает зависть неопределившихся и ненависть темных, и хрен скроешь. Да, безусловно, есть такие уровни светлых, что скрывают и маскируют ауру, натягивая образы убитых ими же темных на свою светлую ауру, так сказать, волчьи шкуры на овец, но я так не умел. Да и такого уровня у меня не было, чтобы так долго держать на себе останки убитого врага и самому не надышаться тьмой. Да и я еще, если честно, никого толком не убил. Так, ранил немного нескольких. Я был не боевой маг, я был… Я был непонятно кто. Мощно отогнав паразитарные мысли самобичевания, я надел на голову капюшон толстовки и черные очки на нос, постарался поставить все служебные ауры невидимки, которые мне выдали перед этой командировочкой наши, сработала лучше всех, как ни странно, сама старинная. «Вот умели раньше делать» — стариковская мысль пронеслась в моей голове как пуля, а что, а что, так и есть. Был страх в людях, боялись Бога и суда Его, тьма сидела в болотах и лесах, а не тусила в душах молодежи, инста*-гуру (*Экстремистская организация, запрещенная в РФ), политиков, певиц в трусах и прочих «инфлюенсеров». Теперь куда не зайди — обязательно кто-то сидит, рукой беса наглаживает. Раньше такого не было, вся чернота четко знала свое место — в болоте. И это еще надо было сильно постараться, чтобы в тебе эта тварь поселилась, прям официально душу надо было продавать. А сейчас… Тьфу на вас на всех, чтоб вам пусто было, твари темные. Когда я это произнес, вздрогнули процентов 70 окружающих (ох, Нью-Йорк, а казался ты раем), спокойнее надо тебе быть, парень, спокойнее. У них свой путь, у тебя свой. Не нужно бежать и обвинять во всех грехах людей, уверенно спускающихся в ад. Они сделали свой выбор, а ты сделал свой. Вот и держись, вот и не подавай виду. Там, в конце, станет понятно, кто прав, кто виноват. А пока отделяются зерна от плевел, главное это — следить за свой душой, за тем, чтобы не запачкалась, чтобы не наступить ни в какое «г», нужно не по сторонам смотреть, а за собой. Когда смотришь за собой, тогда и все получается. Если по сторонам — тогда косячишь, да еще и грех осуждения прибавляется к своим грехам, ведь не удержишься же, осудишь.
Я внезапно посмотрел в синее, нетипичное для осени небо и в моем мозгу неоновой надписью пронеслось «Метрополитен». Я быстро выскочил к дороге, поймал желтое такси, плюхнулся на заднее сиденье, громко объявив «Metropoliten museum”. Я был уверен в себе как никогда — неоновая надпись никогда не обманывала меня. Я не знал, что меня там ждет, но меня с безумной страстью что-то влекло туда. Лишь бы это не оказалась очередная ловушка темных. Когда мы говорим «страсть», мы произносим «темные», это очевидно. Все, чего вам внезапно захотелось, может быть ловушкой. Надо контролировать себя и отсекать внезапные мысли, если вы понимаете, что они принадлежат вовсе не вам. Никогда нельзя думать, что ваш мозг защищен со всех сторон от внешних влияний. Многочисленные шрамы от предыдущих грехов имеют соответствующие щели и дыры в ауре, при надобности любая темная тварь может туда проникнуть, если, конечно же, вы не защищены покаянием, причащением, постом, молитвой. Нужно блюсти себя, нужно следить за своим сознанием, как за неуемным трехлеткой — куда он запихивает вилку? В розетку? Куда он бросает включенный фен? В ванну? Зачем он забрался на балкон с зонтиком? Собирается прыгать? Следите за своим сознанием, следите в оба, все баги, ошибки системы, не ваши мысли, странные желание, внезапно вспыхнувшая страсть — не ваши. Не ваши, ребята. Они принадлежат врагу рода человеческого. На войне как на войне: каждый человек темный, если не доказано обратное. Каждая мысль деструктивна, если не доказано обратное. Каждое ваше внезапное желание губительно, если не доказано обратное. Следите за собой, как следят они за вами, следите лучше. Тогда вы будете твердо уверены, что с вами происходит именно то, что вы запланировали, именно то, что ведет вас к свету, а не наоборот. Всегда проверяйте, едете ли вы на эскалаторе жизни вверх, к свету, или очень весело и быстро спускаетесь в ад. Компания может быть веселой, скорость быстрой, но может случиться и так, что вы не сможете остановиться. Контролируйте окружающую реальность. Играли всю ночь в видеоигры, заснули на полчаса перед работой, все эти полчаса снились рогатые? Ну, так значит пора прекратить играть в видеоигры, у темных уже большие планы на вас. Это еще не так страшно, как если бы вы нажали при переходе на следующий уровень кнопку «да» в соглашении о продаже души, решив что это шутка. Поздравляю, вы перешли на следующий уровень, теперь ваше жилище — ад, и вас ждет скрежет зубовный. Как долго? Вечность. Контролируйте. Вы — юная девушка, девственница и очень веселая и дружная компания зовет вас на вписку, где будет много незнакомых ребят и тонна алкоголя? Вполне возможно, что там можно оставить и девственность, и душу, и жизнь. Оно вам надо? Вы единственный, кто завязал с бухлом в вашей мужской компании, но этим вечером вас зовут отметить рождение сына одного из друзей — святое дело, но там вас стопудово ждет море бухла и вы развяжетесь. Оно вам надо? Да, мы подрываемся на минах в этой жизни, да, мы грешим, отвратительно в этом жить, больно в этом каяться, но никто же нас не заставляет гулять по минному полю. На минном поле шансов подорваться на мине в миллиарды раз больше. Если вы видите минное поле, то зачем вы к нему приближаетесь? Даже Великий Царь Давид бегал от блуда. Чем вы лучше Царя Давида, почему вы, с кольцом на пальце, пялитесь на короткую юбку секретарши, почему вы так уверены, что устоите в том, в чем до вас не устояли миллиарды людей и теперь благополучно горят в вечном огне, вопя так, что на земле прекращается строительство буровых станций, потому что рабочие не могут выносить эти крики? Почему вы думаете, что ад не разверзнется под вашими ногами, откуда такая уверенность, что не согрешите? Не надо о себе быть высокого мнения, даже святые избегали греха. Нет ничего зазорного в том, чтобы отклонить деловую встречу в сауне женатому бизнесмену, прекрасно понимающему, к чему могут привести такие встречи. Ничем хорошим это не пахнет ни для вас, ни для вашей семьи, ни для вашего бизнеса. Я постарался четко отфильтровать внутри себя, что внутри меня заставило сесть в такси и гнать в «Метрополитен». Следов сомнений и неуверенности не было, я мог спокойно прочитать молитву и мысли мои не сбивались, я чувствовал себя «в потоке», ни на кого не злился, не паниковал, сохранял спокойствие, чувства мои были холодны, я сам был приведен в боевую готовность. Это не было внушенной мыслью. Я сам принял это решение. Таксист подвез почти к самому входу, я взлетел по ступенькам, как на крыльях. Купил билет, влетел в первый зал и застыл среди скульптур — куда дальше? Я поднялся еще на этаж, беспомощно побродил среди картин. Я не понимал. Хоть убей, не понимал, зачем меня сюда притащили. И что я тут смогу найти? Я еще раз постоял в полном безмолвии, уставившись в стену. Прилететь в США, приехать в знаменитый музей Метрополитен и несколько минут смотреть в стену — можем, умеем, практикуем. Я почувствовал какое-то странное тепло в районе груди и неоновая надпись опять пронеслась в моем мозгу: «Храм Дендура». Я тут же спросил у мимо проходящего экскурсовода, где это и помчался туда, сломя голову. Храм был мягко подсвечен, я смотрел на его древние колонны и никак не мог понять, что же я должен сделать? В это время молодой экскурсовод, стоящий рядом со мной, захлебываясь от восторга, рассказывал, что сама Клеопатра, желая заполучить любовь Цезаря, проходила через врата этого храма, и что любой человек, вошедший в храм через эти врата в равноденствие, получит любовь, признание, славу, богатство и все, чего только не пожелает. До дня равноденствия было еще далеко, но я четко понял, что я должен был сделать. Я должен был войти через врата. Я дождался, пока очередная беспечно— болтливая группа китайских туристов выйдет оттуда и один из охранников, следящих за вратами, отвернется, и вошел. Как и следовало ожидать, меня накрыло. Древняя энергия, мирно спящая веками, проснулась и законнектилась с энергией моей короны. Я почувствовал энергетический удар такой мощи по голове, что чуть не был сбит с ног. Каким-то чудом я удержался. Я стал творить про себя краткую молитву. Я хватался ртом за воздух, я понимал, что мне необходимо было удержаться на ногах и каким-то образом взять всю ту энергию, которая мне предназначалась. Меня распирало от энергетической мощности, вошедшей в меня и в какой то момент мне показалось, что раздалось что-то вроде взрыва, и я увидел золотистый свет, разлитый вокруг меня. Когда я вышел из ворот, я ясно ощущал, что моя корона увеличилась в размерах, и к ней был приставлен новый кусок. «Неужели так легко?» — думал я, безуспешно махая рукой в попытке вызвать такси у выхода. Неужели так просто — вошел во врата, и на тебе — новый артефакт в башке. И никто из темных даже не попытался меня остановить. Как все удачно! Я все еще ощущал тот золотой свет из врат храма Дендура внутри меня. В какой-то мере, я осознал, что я вышел оттуда совершенно другим человеком. Я был абсолютно другой. Я был намного сильнее себя прежнего. Я был спокойнее. Я был увереннее. Я был просто титан. Мог ли я об этом предположить, когда я входил туда? Происходило ли это со всеми людьми, вошедшими туда? Почему темные не попытались остановить меня? Почему светлые не вышли на связь? У меня не было этих ответов. Как всегда, куча вопросов и ни одного ответа. Я стоял, голосовал, ждал такси, но я понятия не имел, куда я собрался ехать. Золотистый свет был разлит в моей бедной башке, золотистый свет наполнял меня умиротворением, золотистый свет не позволял расстраиваться, переживать и куда-то спешить. Я просто «был», я существовал и я наслаждался своей жизнью в тот момент. Все в ней происходило правильно. Я, нахлебавшийся египетской вековой силы, ощущал спокойствие и умиротворение от своей обычно никчемной жизни. Эта египетская мощь примирила меня с самим собой и своей жизнью. Египтяне, конечно, рулили в свое время. Нам предстоит разгадать еще много загадок, связанных с Египтом. Эта Шахерезада будет приоткрывать свою вуаль веками. Наконец, пришло такси. Я упал на заднее сиденье и обмяк. «На Таймс — сквер», — брякнул я таксисту и уставился в окно. Я только понимал, что я ничего не понимал. Тайм сквер жил своей жизнью. Танцовщики, бродяги, нищие, музыканты, начинающие таланты и разочаровавшиеся в этой жизни, унылые люди, наивные, беспечные, горюющие, уверенные, богатые и бедные, женщины, мужчины и неопределившиеся, представители всех рас и национальностей были собраны на этой улице. Их было так много, различий между людьми, их было так много, различных представителей всего, чего угодно, они так все друг от друга отличались, по стольким признакам, но если бы сейчас случилось Второе Пришествие, все эти люди были разделены всего лишь надвое: по правую и левую руку от Него. Все эти люди разошлись бы на темных и светлых, на тех, кто с Богом, и тех, кто не с ним. Вот и все. Так легко. Если существует всего лишь одно разделение, то тогда зачем нам все остальные? Зачем различать нас по цвету кожи, возрасту, достатку, полу, принадлежности той или иной расе или национальности, стране и городу проживания, той или иной политической партии, вере, привычкам, чаяниям, профессиям? Зачем это все, если мы все в итоге поделимся надвое? И разве не братья мне все те, кто станут со мной по правую руку от Него? И разве не сестры мне все те, кто станут со мной по правую руку от Него? Зачем мы воюем, если у нас всего одно различие? Зачем все эти религиозные, политические войны? Зачем мы набираем на свои души еще больше грехов, как будто набрано недостаточно? Посмотрите на свою кармическую корзину: да это не корзина, это тележка из супермаркета, доверху набитая вашими грехами, да посмотрите на себя, вы ее уже везете еле-еле, да так что колесики скрипят и все содержимое грозит вывалиться и загородить все входы и выходы. А вам это еще в следующей жизни отрабатывать. И на страшном суде потеть. И на мытарствах страдать. И это все, если раскаетесь и будете прощены, а не загремите в ад, как многие и многие и многие. Оно вам надо?
«Соберись, парень, — говорил я сам себе, — вот-вот и ты поймешь, к чему это все было, вот-вот и ты разберешься». Таксист лихо зарулил на Тайм сквер, высадил меня и оставил одного. У вас было такое ощущение, что в многотысячной толпе вы одни? Вокруг — бушующий океан людей, шум, крики, вой, а вы одни и ничего не слышите, и внутри вас — море. Вы одни и никто не может повлиять на вас или сделать вам больно. Толпа обтекала меня, я стоял как остров, посреди бушующего моря, не погружаясь в вайб бесконечной суеты. Нельзя сохранить свою душу, будучи бесконечным винтиком в адской машине суеты и страха. Нельзя не понимать, что эта адская машина суеты и спешки вынимает душу из людей, забирая энергию, заставляя забывать о том, зачем мы вообще появились на этой планете. Когда весь день мечешься, сложно помнить о молитве и о Том, кто видит насквозь твою душу. Посреди дневного ада суеты, необходимо поднимать глаза к небу хотя бы в краткой молитве. И не врите, что у вас нет времени на это. Святые отцы имели опыт постоянного творения краткой молитвы про себя: с таким умением им были не страшны гонения и тюрьмы, с таким умением вы преодолеете любые суетные дни бесовского безумия, с таким умением можно спастись. И разве не ради спасения души мы тут все собрались на этой планете? Ох, как же ошибаются те, что думают, что их прислали сюда исключительно, чтобы быть счастливыми. Ох, как же они открывают двери врагу рода человеческого этой уверенностью. Ведь любой соблазн может войти в раскрытые двери нетерпеливого, страстного, безумного «ожидания счастья». Ожидание счастья никак не соприкасается с делом спасения души, и не имеет с ним ничего общего. Счастье дается по милости Божьей, и человек сам не в состоянии смастерить его себе, он может только обмануться и попасть в ловушки и сети, расставленные для таких же наивных и страждущих «ловцов счастья». Иногда нужно потерпеть страдания, попускаемые Богом для людей на Земле, просто потерпеть. Если вслед за этими страданиями солнце выглянет из-за туч и вы почувствуете себя счастливым, знайте, что это от Него. И это самое прочное, настоящее и лучшее счастье на свете, которое только может быть. Ради него стоит подождать, ради него стоит потерпеть невзгоды и неприятности, ради него стоит надеяться на волю Божью в неустанной молитве. Я погрузился в свое внутреннее море, сегодня, очевидно, именно это было благословением от Него. Мне осталось понять, правильно ли я поэтапно действовал, или косячил, или зря метался, или страдал, или что вообще, что, и как я мог ускорить и собрать уже, наконец, собрать то, что было на моей голове, как это не обзови — артефактом или нет…
Я вышел из такси на Times Square, в так называемом Перекрестке Мира — центре Манхэттена и символе Нью-Йорка. Ежедневно более трёхсот тысяч людей стекаются на эту площадь на пересечении 7-й авеню и Бродвея. Я задавался вопросом, почему же эта площадь так популярна, что привлекает ежегодно более 50 миллионов человек, приезжающих сюда со всего мира? Я стоял на знаменитой красной лестнице и смотрел на бесконечные трассирующие энергетические потоки — Перекресток Мира работал, как маленькая атомная подстанция, превращая людские потоки в неиссякаемые источники энергии. Здесь можно было начать революцию, новое политическое движение, веяние в моде или музыке, здесь можно было бы прославить любую восходящую старлетку кино или театра, сделав ее поистине мировой звездой, здесь можно было бы воссоединить государства, начать войны, разрушить мир и воссоздать его из пепла, забетонировав дружбу всех наций и народов — здесь можно было все. Перекресток не являлся темным или светлым, он был Великим Никем, бесконечные людские потоки пересекали его днем и ночью, и можно с уверенностью сказать, что Перекресток Мира принадлежал никому. Не то, чтобы цвет его был серый, нет. Он был неопределенный. Не первый год темные делали попытки завоевать его, присвоив себе бешеные потоки энергии. Но как присвоить себе энергию водопада, где каждую секунду времени вода уже не та, что была раньше? Где поставить флаг и герб, где поставить печать и расписаться кривой косматой рукой с грязными, немытыми веками когтями, мол, это мое, если эти потоки энергии снесут и тебя всех темных отродий в ту же секунду? Светлые откровенно ржали над попытками завоевать этот Перекресток. Все равно, что засунуть руку в огонь и попытаться присвоить его себе — обожжет, оставив уродливые шрамы, и ничего больше. Я стоял в центре этого огня. Я стоял в центре Ничего. Из чего состоит Таймс Сквер? Километровые экраны реклам, любознательные туристы, деловые люди в своих дурацких строгих костюмчиках, огромный новогодний шар, спускающийся раз в год, чтобы вызвать небывалый ажиотаж; зазывалы, бомжи, фрики, афиши театров, белые воротнички, неоновые рекламы мюзиклов, всевозможные виды зевак, старлетки, мечтающие о сцене и мировой славе, случайно забредшие сюда нью-йоркеры и уже проклинающие все на свете — Таймс Сквер не оставит равнодушным никого. Все эти люди и не подозревают, что находятся в Центре ничего. Что вся энергия, несущаяся со всех сторон нейтральна. Но что значит «нейтральная энергия» на этой планете? Если это место не смогли завоевать темные, это означает только одно — что оно принадлежит Творцу. Именно это позволяет Нью — Йоркский офис светлых чувствовать себя так вольготно. Именно это дает Нью — Йорку статус светлого города, не смотря на все инциденты, которые были направлены именно на то, чтобы подмочить его репутацию. Именно поэтому мы имеем здесь мощный перевес наших сил. Перекресток Мира генерирует сумасшедшую энергию 24/7, семь дней в неделю, тридцать в месяц и 365 дней в году. Именно это позволяет проникать свету в самые отдаленные части Америки и смежных континентов и стран. Можно сказать, я стоял в центре огромной мельницы, из которой светлые делали муку, чтобы накормить всех страждущих. Разумеется, это был стратегический объект. Разумеется, темные спали и видели, как они уводят его у нас из-под носа. Но ничего не помогало: ни иллюминатская символика, развешенная на многочисленных световых панелях, ни реклама с глазом, пирамидами и прочей хренатенью — ничего, ничегошеньки! Перекресток Мира оставался за нами, из-за чего все темные скрежетали зубами так, что у них выпадали клыки. Воля Бога была на то, чтобы Перекресток Мира был наш, а мы, в свою очередь делали все, чтобы ни одна капля его энергии не пропала даром. Я любил это место. Всякий светлый знал о нем все досконально. Я стоял, как дурак, чуть позади памятника Отцу Даффи, и вдруг заиграла французская мелодия и зрители образовали что то вроде полукруга, где стали выступать французские мемные клоуны, они были в беретах и тельняшках. Зрители радостно хлопали в такт музыке, им нравились все эти гримасы на выбеленных лицах. Французская клоунада? В центре Нью-Йорка? Хм. Я был не так уж плох, если я задался этим вопросом, потому что ровно в следующую секунду меня кто-то мощно толкнул в плечо. Я хотел схватиться за плечо и закричать что-нибудь обидное тому, кто толкнул, но одновременно с этим я понял, что мне впихнули в руку конверт. Я прикрылся курткой и незамедлительно посмотрел, что там. Там были авиабилеты. В Париж.
Я носился по номеру как угорелый — у крыльца моего неважного отелишки меня ждало такси в аэропорт. Ох, за что я «люблю» наших, так это за внезапность. Никто никогда не подготовит тебя, никто не расскажет тебя план действий, все подается на кончике ножа: еще час назад я был уверен, что я останусь в Нью-Йорке надолго, пока не соберу все артефакты, и вот на тебе, стоило увидеть французских мемов, и вот я уже несусь в отель, чтобы собрать мои несчастные шмотки в моем дешевом отеле, а оттуда — в аэропорт, а оттуда — в Париж! Ох, если бы я был юной инстаграммщицей *(*Экстремистская организация, запрещенная в РФ), как бы внутренне я пищал от радости, но я был солдат и я знал, что в Париже мне предстоит война. Война не на жизнь, а на смерть. Корона была неоспоримым преимуществом светлых над темными, артефактом, который, как они надеялись, мы не сможем собрать никогда. В самом своем страшном сне они не могли представить, что мы сумеем соединить все эти части. Наконец, я запихнул все в рюкзак, окинул взглядом номер, эх, я бы тут еще пожил, но я не дал чувству внезапно нахлынувшей грусти задушить меня, выключил свет, выскочил на лестницу. Оплату за последние оплаченные дни мне, конечно же, не вернули, а чего я хотел в стране победившего доллара? Денег у меня было не то чтобы много, и я, было, расстроился, что мне придется их добывать. Но когда я в такси открыл конверт, я обнаружил там пачку евро. Примерно недели на три хорошей жизни в Париже, и полтора месяца — плохой. О втором варианте мне думать не хотелось, меня могли поселить в самый отстойный бомжатный отель для воспитания и отрезвления от гордыни, которую, к своему стыду, я так и не изжил. Все, что я мог бы сделать в этом случае — это смириться. Потому что гордыня побеждается смирением. Если вас не преследуют скорби, беды и неприятности, значит, не так уж небо и любит вас. На второгодников на задней парте никто не обращает внимания, все учителя забили на них, стараются не замечать, опустили руки, не дают никаких заданий, ни на что не надеются, разочаровались в них и не вызывают к доске. В то же время любое неверное слово, сказанное отличником воспринимается как катастрофа. За его выступлением у доски со спертым дыханием следит весь класс и учитель в придачу, мечтая уловить хотя бы тень ошибки, чтобы поставить на место этого гордеца. Сказать ему, что он ничем не лучше всех остальных, и нечего быть таким умным и высовываться. Терпите. Небо любит вас, раз вас распинают за малейшую ошибку. Радуйтесь. Ибо вас хотят спасти. Любая боль, поношение, избиение, осуждение или порицание в бесконечность раз легче, чем то, что людям приходится переносить в аду. Радуйтесь, ибо за вашими ошибками следят и темные и светлые. Значит, вы своей праведностью успели досадить первым. Значит, своими грехами вы сильно огорчаете вторых. Лучше быть отличником под слежкой темных и светлых сил и с немедленными пенделями за самую малость, промелькнувшую дурацкую мысль, самую тень греха, чем двоечником — грешником, уверенно и весело спускающимся в ад. Не могу сказать, чтобы я был достаточно хорош или безгрешен, но даже за дурные мысли мне от судьбы прилетало будь здоров. Что уж говорить про слова. Стоило мне усмехнуться ( не посмеяться!!! Просто усмехнуться!!! чуть-чуть! чуток!) от того, что какой-нибудь клерк при мне проливал кофе на белую рубашку, как тут же я проливал кофе на свою. Хотя ничего не предвещало, и вообще, я крепко обычно держу свою кружку и никогда. никогда. никогда не проливаю на себя кофе. Мирозданию было по фиг. Мироздание работает по графику: «Согрешил — расплатись». «Утром деньги, вечером стулья. Вечером деньги, утром стулья»©. График жесткий, не советую сомневаться в моих словах и испытывать это на себе. Ноу, ноу, ноу. Наконец, я приехал в международный аэропорт Кеннеди и даже успешно прошел контроль. Такое ощущение, что пограничники и проверяющие меня попросту не видели, двигались как сонные мухи, как под гипнозом или внушением. Наши поработали. Хм, странно. Неужели в Париже меня ждала засада? По прилету тоже, наверное, будет так же. Наши ребята обеспечивали безопасность, я распрямил плечи и впрямь стал чувствовать себя агентом КГБ. Хотя странно, могли бы открыть портал и не мучиться. Почему решили прибегнуть к полумерам? Значит, ситуация сложнее уровня «А», но не доходит до уровня «Б». Что то среднее между. Типа, опасненько, но не настолько, чтобы «свистать всех наверх» и вызывать подкрепление. Так, киданём ему охрану в аэропорту, посмотрим, че там, как там. Ну норм. Смирение — наше все. Выдержать бы еще клоповник, в который меня поселят. Возможно, еще и с тараканами. Я знаю наших — они любят прикалываться. Эх. Не то, чтобы я брезглив, но, наверное, есть маленько, раз высшие меня за это троллят этими дурацкими отелями. Знали бы вы, где я жил по всему миру, где я не жил. Но что делать, задание то выполнять надо. Я солдат, солдаты не жалуются на привале, расстилают шинель и все. Им некогда жаловаться, они знают, что чуть рассвет — и снова в бой. Эх. Нельзя нам роптать на судьбу, а тем паче на небо. Не для этого мы сделаны. Знать бы еще, что я должен сделать в Париже. Вот это меня совсем угнетало. Ни одной мысли, ничегошеньки, что я должен сделать, куда бежать, с кем договариваться, у кого брать эти артефакты — об одной мысли об этом моя бедная голова кружилась. Не может же быть, чтобы они запихнули это снова в музей? Слишком много совпадений, так просто ничего не бывает. Я не был идиотом, я хотел понять полностью этот кроссворд. Мда, задачка была не из легких, учитывая то, что я совсем не знал город. В этот же момент, не успел я пожаловаться, неоновая карта Парижа появилась перед моими глазами и вошла в мой мозг. Наши ребята действовали ультра— быстро. Объявили посадку на мой рейс и я облегченно поставил дорогие духи обратно на полку дьюти фри — намозолил я глаза тут всем продавщицам, пока, задумавшись, полчаса вертел ее в руке. Надо избавляться от привычки погружаться в наши дела на виду у простых людей — это вызывает слишком много подозрения и вопросов. Самолет взлетал, я смотрел в черную синь иллюминатора — ночь вступала в свои права. А я так ничего и не понял про Париж. Я так ничего и не по…. Я так ничего…Я…Я не понял, как меня вырубило так, что я даже не успел прочитать молитвы перед сном— это плохой, очень плохой знак для светлых, никогда так не делайте, но оттого, что я был в потоке, и очень переживал за исход общего дела, я так и не почувствовал, что меня кто то сожрал. В общем-то, как ни странно, не сожрали. Проснулся я ровно в тот момент, когда шасси американского самолета мягко коснулись французской земли, я бы сказал, что это был непринужденный акт любви, как поцелуй, нежное прикосновение, все из рода «Voulez-vous coucher avec moi?», ведь это так естественно в Париже? Несомненно, так же, как Нью — Йорк борется со сребролюбием и жаждой наживы, этот город борется с блудом. У каждого города есть свой главный грех, ну, или парочка таких, неплохо бы людям знать о них, прежде чем принимать решение о переезде на ПМЖ. Хотя, в принципе, любой грех может вас догнать где угодно, было бы у темных это желание. А к отличникам они всегда неровно дышат, ведь двоечники уже находятся в их власти и бодро маршируют в ад. Я попал в отель три звезды на окраине города, этажей двадцать, не меньше, номер маленький, с нарисованными полками и закрытыми окнами. К нему нужно было попадать через рынок, на котором в первый же день я увидел Смотрителей. Это ребята, которые маршируют из века в век, одни и те же, собственно, души. Воплощаются и перевоплощаются в одних и тех же. Относятся к светлым, но смотрят исключительно за исполнением Закона. То есть, если вы будете тонуть в рамках Указаний Закона, они вас не спасут. Внимательно посмотрят, как вы тонете, и поставят галочку напротив вашей фамилии. Новообращенные светлые их не любили, старожилы относились с пониманием. Смотрители были одинаково строги к светлым и темным и всегда предостерегали и тех и других от превышений по Закону. Они не воюют, они следят. То есть, их задача наблюдать и докладывать кому нужно. Мой чемоданчик звонко подпрыгивал на мусоре рынка, когда я увидел одного из них. Тот понимающе усмехнулся. Должно быть, они уже обсудили, как небо издевается надо мной, когда я постоянно селюсь в дрянных отелях. Я пожал плечами и сгорбился — всегда стыдно за мелкие косяки и недостатки, плохими отелями уже не первый год убирали мою брезгливость, а она никак не хотела уходить. Отель на самом деле был не плохой. Не высший класс, разумеется, но я же не темный, чтобы кайфовать от шикарных апартаментов. Они продали за это свои души, вот почему они так придирчивы к персоналу и так визгливы, когда их что-то не устраивает в своих пятизвездочных отелях: наверное, начинает доходить, что к чему, что сделка оказалась несправедливой — продать душу ради этого дерьмового пятизвездочного барахла было крайне опрометчиво. Я же моей души не продавал, был свободен, на моей шее не болталась цепь от беса — надсмотрщика, надо мной только летал мой ангел — хранитель, изредка смешно щекоча мои уши своими белыми крыльями. Ох, у этих ангелов свои приколы. Я разложил свои шмоточки по ящикам (нашел один ненарисованный шкаф), понюхал зачем то маленькие бесплатные отельные бутылёчки с шампунем и гелем для душа. Вкусно пахнет, надо будет увезти. Нет, я не был этим сумасшедшим постояльцем — клептоманом, что увозит отельные халаты и полотенца, но вот от шампуней и прочей дребедени я был не в силах отказаться. Это было выше моих сил — советские привычки, впитанные с молоком матери — если тебе дают что-то бесплатное, надо брать. Это было в крови у моего народа, а я ничем не отличался от обычных людей, во мне текла та же кровь, тело мое состояло из мяса и костей, я не был ничем лучше. Вот только я помнил, что по финалочке придется дать ответ за все, и это знание вызывало во мне мороз по коже даже в юном возрасте, а что будет к концу жизни…Все таки, «не может человек спасти сам себя, но Богу все возможно». Я надеялся на милость Его, а больше мне не на что было надеяться.
![[А] Беглые желания / Сладостно-слэшное няшество 18+ / Аой Мегуми 葵恵](https://writercenter.ru/uploads/projects/covers/00/36/31/2013/11/27/sladostno-sleshnoe-njashestvo_48.jpg "[А] Беглые желания / Сладостно-слэшное няшество 18+ / Аой Мегуми 葵恵")
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.