Глава 2. Никлас

I

Негромко щёлкнул магнитный замок, и дверь аэролифта распахнулась. Нилс посторонился, пропуская ломанувшегося вперёд Тейна, и лишь затем покинул капсулу подъемника. Блестящая белизна холла привычно резанула глаза.

Драхен-хаус слыл красивейшим зданием столицы. Да и всей республики, наверное. Его высоченный шпиль тянулся в небо острой иглой, прихотью владельца служа причальной мачтой для дирижаблей: цельнометаллических гигантов и небольших судёнышек — таких как их "Ласточка". LS-129, рассчитанный на два десятка пассажиров, романтик Тейн называл исключительно по имени и никак иначе. За те два года, что они ютились вдвоём в рубке управления, Нилс привык к подобным чудачествам. А некоторые и вовсе перенял незаметно для себя.

— Уже решил, чем занять выходные? — наплевав на нормы приличия, он расстегнул несколько пуговиц, оттянув колючий воротник кителя. Пальцы машинально прошлись по рваному шраму, что терялся в бороде. Сам он поскорее мечтал оказаться в своей пустой, но такой манящей берлоге на окраине Юст-Зейна. Всё-таки у длительных рейсов были недостатки.

— Сначала отвезу своего старика в госпиталь, я ему обещал. А потом — кто знает. Весеннюю ярмарку ещё не отменяли, — Тейн расплылся в улыбке довольного кота. — Ну а ты? Собираешься наведаться к старине Якобу? Или сразу того, за "мазелями" к мефрау Штукерт?

Никлас громко цокнул языком.

— Ты моих мазелей не трожь, салага. Они, между прочим, прекрасны, как вешний снег под жарким солнцем и всё такое.

Братец-пилот аж присвистнул.

— Вот это поэзией пахнуло! Прямо дышать нечем. Эй! — увернувшись от тычка в плечо, салага проскользнул меж автоматических створок, которые захлопнулись перед самым носом Нилса.

Выругавшись сквозь зубы, он толкнул стеклянную дверь, и та запоздало отошла в сторону. Ветер в знак приветствия бросил за шиворот пригоршню мокрого снега, и пилот поёжился. Дом, милый дом.

Пробежав несколько шагов по скользкой от воды площади, он догнал Тейна. Тот остановился перед массивной тумбой, заклеенной сверху донизу афишами и объявлениями. Взгляд Нилса сразу же упёрся в призывный плакат имперского цирка, что обещал незабываемое магическое шоу, и он презрительно хмыкнул. Если уж тамошние волшебники ищут пристанище в балагане, то мир и впрямь катится в бездну. Хотя от ублюдков из Эринхаста он другого и не ждал.

— Быть может, сходишь? — Тейн кивнул на листовку "Маленстада", изрядно намокшую и выцветшую. — Хотя бы раз?

Голос на сей раз звучал серьёзно. Он не терял надежды урезонить Нилса, но упрямец в очередной раз покачал головой.

— Как знаешь, дружище, — подняв воротник кителя, паренёк отвернулся, вглядываясь в серую пелену улиц.

Они с Тейном были разные. Неунывающий романтик и хлебнувший жизни циник — всё равно что два полюса, которые навряд ли сошлись бы, не будь у них "Ласточки".

Привыкать друг к другу пришлось долго, наступая на горло собственным принципам и попирая старые привычки. В основном, это касалось Нилса, потому что Тейну всё давалось легко. Он даже обижаться дольше трёх минут не умел, не говоря уж о чём-то большем. Вечная улыбка до ушей и душа нараспашку — за таким глаз да глаз, чтобы не натворил чего. Ему ведь, Нилсу, за ним расхлёбывать. Так и начал со временем относиться к младшему пилоту, как к сыну, несмотря на то, что их разделяло всего тринадцать лет.

Отеческая любовь у Нилса выражалась обычно в рукоприкладстве. По его разумению, хорошая затрещина была продуктивней сотни слов. Исключительно в воспитательных целях. А потом уже можно одобрительно хлопнуть по плечу и дать житейский совет. О тех же мазелях, к примеру, с которыми у парня последнее время не клеилось.

— Похоже, мой, — увидев приближавшийся трамвай, Тейн встрепенулся.

— Тогда бывай, салага. Забегай, если что, только не завтра.

— Договорились, — улыбнувшись, он крепко пожал руку Нилса и запрыгнул в трамвай.

Ждать на остановке пришлось недолго. Прохожих — раз, два и обчёлся. Середина рабочего дня и клятая погода мало способствовали прогулкам. Да и подошедший трамвай пятого номера оказался почти пуст.

Чтобы не вызвать чужих возмущений, Нилс пристроился в самом конце вагона. Достал из кармана папиросу и, чиркнув спичкой, задымил в приоткрытое окно. Сквозняк ерошил волосы, и капли влаги застывали на бровях. На душе было спокойно.

Так случалось всегда после рейса. Когда отчёт оставался позади, а долгожданный чек грел душу, покоясь в нагрудном кармане. Уж чем славилась "Аэр-Републик", так это тем, что не задерживала выплату сотрудникам. Покидать офис конторы на двадцатом этаже административного блока Драхен-хауса было неизменно приятно.

В остальном же — приятных вещей в жизни Никласа было немного. Ограничивались они мягкой постелью, кружкой тёмного пива и крепкими бёдрами чернобровой мазели. Ну и партийными собраниями, на которые он попадал раз в месяц. Собрания эти плавно перетекали из дома культуры в ближайший кабак, где изрядно набравшиеся менэйры вовсю поливали помоями нынешнее правительство. Такие консерваторы, как Никлас, могли запросто отвести там душу.

Он стряхнул пепел в щель между замызганными стёклами.

Три вещи Нилс не переваривал в этой жизни: имперцев, лизоблюдов и глупых куриц, что рвались в высшие эшелоны власти. Если разобраться, девочки мефрау Штукерт нравились ему как раз потому, что не брались рассуждать на темы, в которых хрена лысого не смыслили. Просто делали свою работу и брали справедливую плату.

Тейн частенько укорял его, но Никлас не думал оправдываться. Он был твёрдо уверен: стоит одарить женщину властью, и мир полетит в бездонную пропасть. И никак не мог взять в толк, почему салага, дважды обведённый вокруг пальца представительницами коварного пола, продолжает надеяться на взаимное и вечное.

Звонок трамвая весело чиркнул, и вагон замер на конечной остановке.

Юст-Зейн был далеко не лучшим местом: одно— и двухэтажные дома тянулись до самого побережья, жались друг к другу, нахохлившись черепичными крышами, как тощие петухи на жёрдочке. Узкие проулки весной превращались в обширное болото, в котором прохожие могли запросто оставить ботинки. Автомобили здесь не ходили в принципе. Жителям бедных кварталов пришлось бы копить полжизни, чтобы заработать на личный транспорт. Да и мало кто стремился к этой цели.

Простые обыватели лелеяли мечты попроще. Как бы починить покосившийся забор, отправить сына в школу или того хуже — отыскать дешёвое пойло, чтобы прямо с утра заложить за воротник. Встречались, конечно, и порядочные семьи, которым просто не везло.

Проходя мимо семнадцатого дома, Нилс кивнул менэйру Фойвелю, что курил трубку, стоя на крыльце в домашних тапках. Мужик толковый, служил раньше во флоте — ещё зелёным юнцом во время войны, с которой минуло четверть века. Друзьями они не были, но перекинуться парой фраз вполне могли. До тех пор, пока в разговор не встревала его сварливая жёнушка.

Отворив калитку, Никлас поморщился. Каждый раз, глядя на видавшую лучшие времена халупу, он обещал себе починить крышу и заменить трубу. И каждый раз откладывал эту заботу на завтра. А мефрау ван Линден попросту стеснялась ему напомнить.

Сухонькая, но прыткая ещё старушка владела второй половиной дома, который унаследовала в далёких пятидесятых. Уже после смерти мужа и детей она решила передать дальние комнаты в пользование новых хозяев. Так Никлас обрёл соседство пожилой пианистки и дюжины кошек, что вечно путались под ногами.

Осторожно отогнув дощечку под крыльцом, он достал из тайника ключи. Уже предвкушая встречу с умывальником и матрасом, вытряхнул содержимое почтового ящика. Пара газет за прошлую неделю, жёлтые бумаги квитанций… Одна из них выпала из общего вороха, приземлившись в лужу талой воды. Ругнувшись, он поднял её за край. Буквы вмиг расплылись и с трудом ложились в слова, однако заголовок не оставлял сомнений.

Никлас держал в руках повестку.

II

Крыша в полицейском участке протекала давно. Должно быть, с самой зимы, и никто до сих пор не удосужился заделать щели. Пожелтевшая штукатурка крошилась на глазах, в то время как тяжёлые капли продолжали падать с потолка, разбиваясь о зелёный линолеум. Запах сырости беспардонно забивался в ноздри, и Никлас с нетерпением поглядывал на стрелки часов. Телефонный разговор затягивался.

Судя по кислой мине сидящего напротив лейтенанта, ожидание ему тоже было не в радость. На бледном скуластом лице то и дело мелькала тень раздражения. Пальцы пробегались по белёсой чёлке, что скрывала ранние залысины, и тут же принимались за шнур телефона. Молодой ещё, от силы пару месяцев на должности, вот и нервничает.

Скрестив руки на груди, Нилс терпеливо ждал. Наконец, офицер коротко ответил невидимому собеседнику и повесил трубку, склонившись над бланками.

— Значит, Рейс КС-313, Ньив-Дармун — Дамберг, восемнадцатое марта? — Никлас кивнул. — Вернулись в столицу сегодня утром? — ещё одна пометка в протоколе. — Кто может подтвердить ваши слова, менэйр Йонссен?

— Второй пилот, пассажиры… Да кто угодно! Позвоните в головной офис “Аэр-Республик”, если не сделали этого до сих пор.

— Непременно, — было заметно, что лейтенант остался недоволен советом. — Полное имя второго пилота? Адрес?

— Мартейн ван Дейк. Фог-штрат, девяносто семь, квартира одиннадцать. Телефона нет.

Видать, придётся полицаям побегать. Сам факт того, что Тейн окажется втянут в это дерьмо, Нилсу не нравился. Паренёк и без того переживал за отца, а случившееся с Рине заденет его глубоко — в этом он не сомневался. Дурак ван Дейк всегда принимал чужие беды близко к сердцу.

— Знаком с пропавшей?

— Встречались пару раз, — привычным жестом огладив бороду, Нилс подобрался на колченогом стуле. — Последний около года назад.

— Ещё до того, как ваши отношения с сестрой окончательно "пустились под откос"? — не глядя на него, белобрысый лепил одну строку за другой, заставляя Нилса чувствовать себя не в своей тарелке. Он ведь едва произнёс две дюжины слов, отчасти повторив сказанное другому офицеру. Тот куда-то умыкнул спустя десять минут, прислав на замену младшего по званию.

— Именно.

— Полагаю, эта фотография была сделана задолго до тех событий?

Пожелтевшая карточка семилетней давности легла на стол перед Нилсом, и тот узнал на ней себя. И счастливо улыбавшуюся малышку Рине. Даже здесь он смотрелся рядом с ней, как балаганный медведь возле невесомой плясуньи. Июнь девяносто второго, первый месяц Йонссенов в столичной круговерти. Слишком много воды утекло с тех пор.

Поймав требовательный взгляд, офицер откинулся на спинку кресла.

— Найдена среди личных вещей пропавшей.

Ну конечно, съёмную квартирку в паре кварталов от "Маленстада" обыскали в первую очередь. Никлас с неохотой выпустил воспоминание из рук, положив фото обратно на столешницу.

— Так какие отношения связывали менэйра ван Дейка и вашу сестру?

Отношения… Если бы.

Нилс почувствовал, как пальцы непроизвольно сжимаются на подлокотнике. Всё, что копилось в душе годами и тщательно скрывалось под навесным замком, готово было вот-вот вырваться наружу, приправленное изрядной долей злости и чувством вины. Если бы он в своё время не пустил дело на самотёк, поддавшись уговорам уязвлённой гордости, то сумел бы вытащить Рине из трясины, в которую она добровольно себя загнала.

А Тейн бы ему в этом помог. Удивительно ли, при виде театральной дивы салага начинал краснеть и нести чепуху, перемежая её глупыми шутками. Так случилось и в последний день Независимости, когда Йонссены сделали провальную попытку шагнуть навстречу друг другу.

Вот уже девять месяцев он не виделся с сестрой — с того памятного дня.

— Ничего выходящего за рамки обычного знакомства, офицер. Катарине попросту вращалась в других кругах.

— И вы этого не одобряли, ведь так?

— Очевидно, так, — Нилс не мог отделаться от ощущения, что вопросы шли дважды по одному сценарию.

— Всё из-за дурного влияния или изначально были другие причины?

— Клятая богема, офицер, — Йонссен пожалел, что не может затянуться прямо здесь и сейчас. — Все они из одного теста слеплены. Толкуют о высоком, а на деле — сущий вертеп. Напиваются в дугу и дышат сизой пылью после очередного аншлага.

— Ваша сестра принимала наркотики? — взгляд лейтенанта тут же оживился.

— Вот уж не знаю. Она мне не докладывала.

Интерес потух, как зажжённая на ветру спичка. Черкнув пару строк на отдельной бумажке, белобрысый выглянул за дверь. Вручил записку посыльному и, стараясь удержать невозмутимую маску, вернулся на место. Однако Нилсу хватило и мгновения, чтобы запустить пальцы в нагрудный карман.

— Что насчёт мужчин? У вашей сестры был… постоянный поклонник?

— Хахали были, — Нилс поскрёб бороду. — Она их как перчатки меняла.

— То есть, имена назвать затрудняетесь?

— Затрудняюсь? — усмешка вышла кривой и какой-то нервной. — Ну, если у вас в протоколе так написано, то, пожалуй, что да… Затрудняюсь.

На несколько секунд в кабинете повисла тишина, если не считать тканья часов и скрипа перьевой ручки.

— Ну а семья? Вы ведь родом из Вёрминсдорфа, верно? — на взгляд из-под раздражавшей чёлки Никлас ответил прямым и тяжёлым.

— Только отец, но вам это известно.

— Как часто ваша сестра виделась с отцом? Она могла, скажем… отправиться домой, чтобы навестить его? Или же с иными целями?

А вот это вряд ли. Не настолько Рине любила их старика, чтобы поступиться ради него карьерой. Какие бы неприятности на неё вдруг не навалились. Ничего кроме прозябания в родной деревушке её не ждало.

— Письма, телеграммы… Боюсь, офицер, этим всё ограничивалось. Рине никогда не была близка с отцом. Даже и не вспомню, когда она навещала его в последний раз.

Или беда в том, что Никлас Старший был слишком холоден с детьми. С годами сын научился закрывать глаза на отсутствие внимания, а вот малышка Рине так и не сумела до конца простить. Ей с детства не хватало материнской опёки и того искреннего чувства, что принято называть любовью в нормальных семьях. Йонссенов оно обошло стороной.

Должно быть, со стороны их семейка выглядела не лучшим образом, но Нилсу было плевать на чужое мнение с высокой башни. Тем более теперь, когда собственные вопросы стояли превыше прочего. Они жалили виски и отдавались тупой болью в затылке — им необходимо было прозвучать вслух, дабы не разорвать череп на осколки.

Слишком неожиданной стала повестка в полицию. Весть о пропаже Рине напомнила собой пропущенный удар под дых, от которого он не успел вовремя заслониться. И потому, поставив наконец свою подпись на бланке протокола, Никлас не спешил покидать кабинет.

— Ваша очередь, офицер. Зацепки, версии, хоть что-то, — подавшись вперёд, он облокотился о край стола. Такой взгляд появлялся всякий раз, когда Нилсу нечего было терять: либо ответы, либо красивый выход из участка в сопровождении — вот и все варианты. — Не поверю, что после трёх похожих случаев у вас ничего нет.

— Мы делаем свою работу, менэйр Йонссен. ДМБ — свою. Думаю, их следователи свяжутся с вами в ближайшее время, но обещать не могу, — решив таки проявить настойчивость, белобрысый замер у недвусмысленно распахнутой двери.

ДМБ, значит. Второй удар пришёлся точно в ухо, оглушив Нилса на минуту. Взгляд упёрся в пожелтевшую стену, и Йонссен с шумом втянул ноздрями воздух. Чем дальше, тем больше сюрпризов его поджидало. Что сумела натворить непутёвая сестрица, сроду не имевшая ничего общего с магией? В какую заварушку влезла на сей раз? И чем это грозило на самом деле — пузыри в голове лопались один за одним, причиняя боль отсутствием ответов.

— Всего доброго, менэйр Йонссен, — голос офицера вернул Нилса к реальности, с её неотъемлемым запахом сырости и минутной стрелкой на циферблате.

— Всего доброго, лейтенант де Лим, — уже покидая комнату, он вспомнил, что видел имя белобрысого на покрытой лаком дощечке. А лучше бы и не вспоминал — ни к чему это.

Миновав коридор и створки дубовых дверей, Никлас оказался на улице, вырвавшись из приземистого здания, словно из капкана. Небо после утреннего дождя посветлело, ударив по глазам непривычной синевой. Курить хотелось страшно.

Пальцы чуть подрагивали, когда он полез в карман за последней папиросой. Зацепились походя за край, едва не оторвав пуговицу, и "гильза" полетела прямиком в лужу.

— Твою мать!..

Размахнувшись, он запустил пустую пачку в мусорный бак. Костяшки чиркнули по выступу кирпичной стены. Боль отрезвила на какое-то время, и Нилс, пересилив досаду, зашагал прочь.

Мимолётная боль не шла и в сравнение с той, что разрасталась внутри — под нагрудным карманом, где покоилась взятая под шумок со стола фотокарточка.

III

Они нашли его в тот же день, стоило Нилсу по старой привычке заглянуть в "подвал" к Якобу.

Сидя за липким от потёков столом, он с отвращением разглядывал кружку. Душное облако сигаретного дыма висело в зале белёсым туманом. Из противоположного угла доносилась скрипучая мелодия электрофона. Пластинку всё время заедало, и весёлая компания напротив взрывалась недовольными возгласами. Тогда бедняжка Лита спешила с кухни, чтобы поправить головку звукоснимателя. Выглядела она в этот день лучше обычного — даже густой слой помады, напоминавший об уличных девицах, не портил милого личика.

— Что-то вы невеселы, менэйр Йонссен, — склонившись над его плечом, она протёрла столик. — Быть может, принести чего-нибудь?..

— Покрепче? — Никлас усмехнулся.

Если бы алкоголь мог помочь, он наверняка напился бы до беспамятства. Чтобы встать на следующее утро с тяжёлой от боли головой и обнаружить, что по пьяни ему приснился дикий сон. Что никакой повестки не было в помине, как и разговора с полицаем.

— Хотя, знаешь что, — после секунды раздумий он протянул официантке мятую купюру достоинством в два дена. — Принеси-ка рюмку горючего, дорогая. Сдачу оставь.

Сверкнув белозубой улыбкой, Лита взяла деньги и, покачивая широкими бёдрами, скрылась за занавеской. Запахи, что доносились с кухни, смешивались с дымом: цыплёнок с овощами и жареный бекон, — любимое блюдо завсегдатаев. Однако Нилсу кусок не лез в горло. Отвращение было настолько острым, что, казалось, текло по жилам вместе с кровью.

От тягучих и безрадостных мыслей его отвлекли шаги, что замерли совсем рядом. Никлас сощурил правый глаз, смерив взглядом двоих господ. Те почти синхронно подняли шляпы.

— Не возражаете? — стоявший слева отодвинул стул и опустился напротив, не став дожидаться разрешения. К нему тут же присоединился второй, деловито бросив пиджак на спинку. О том, кем являлись новые посетители, не догадался бы только тупой. А тупым себя Нилс не считал, несмотря на фермерское прошлое.

Он только и успел, что пожать плечами. В это время как раз подоспела официантка с рюмкой на подносе.

— Спасибо, Лита.

— Всегда пожалуйста, менэйр Йонссен, — поймав заинтересованный взгляд Левого, девица разулыбалась.

— Эвелита, верно? Прекрасное имя, — тот подмигнул ей, не оставшись в долгу. — Принесите, Эвелита, нам с коллегой две чашки чёрного кофе. Одну без сахара. И сливки отдельно, если можно.

— Всё будет в лучшем виде, менэйры, — кокетливо хлопнула она ресницами и исчезла. Две пары глаз оказались прикованы к Нилсу.

Правый потянулся к карману и, выудив сигарету со спичками, неспешно закурил. Левый изящным жестом балаганного фокусника протянул ему корочку.

— Позвольте представиться: Рудольф Моритс, следственный отдел ДМБ, — слова прозвучали так буднично, словно старый друг решил встретиться в забегаловке, поделиться свежей сплетней. Вот только друзьями они не были и вряд ли могли стать.

— А это мой напарник...

— Дитрих ван дер Гасс, — тот, что сидел справа, стряхнул пепел в пустой стакан. Голос его звучал надтреснуто — как будто ржавым гвоздём водили по стеклу.

Информация познавательная, но Нилс мог обойтись и без этого. Клички он запоминал гораздо лучше имён. Когда-то папаша Йонссен разводил на ферме породистых кобелей. Большую часть детства Нилс провёл рядом с псинами, выучив повадки до мелочей, и прямо сейчас сидевшие перед ним ДМБ-шники напомнили ему о прежних временах.

Тот, что слева, был похож на холёного ротвейлера. Чёрные волосы старательно зачёсаны назад, дорогой костюм с иголочки и какой-то поганый парфюм, разлитый в воздухе, от которого у Нилса засвербело в носу. Может, с дамами трюк и проходил, а ему было плевать на аристократические замашки с пожарной башни. Ничего, кроме раздражения, следователь Моритс у него не вызвал.

С Ван дер Гассом дела обстояли иначе. Этот скорее был бульдогом, прошедшим через бойцовую яму. О том говорили многократно ломаный нос и белёсый шрам, пересекавший угол рта. Закатанные до локтей рукава открывали широкие запястья с вязью татуировок, которые навевали мысли о Свинцовом квартале или Мёртвой гавани. Намётанного глаза хватило, чтобы понять: внешняя расслабленность обманчива. Бульдоги преданы хозяевам до тех пор, пока те их кормят. Но стоит только гневу захлестнуть разум, как не пройдёт и секунды, а мощные челюсти уже сомкнутся на вашей глотке. Из всех зверюг эти были самыми опасными — Никлас знал не понаслышке.

— Не возражаете, если перейдём прямо к делу? — на запястье Левого блеснули золотые часы, и Нилс с трудом удержался, чтобы не присвистнуть. Вместо этого лишь сдержанно кивнул. — Лейтенант де Лим передал нам запись вашего разговора.

— И?

— И кое-что любопытное нам удалось из него вынести, — взгляд Моритса потерял дружелюбный оттенок, которым блистал первые пару минут. — Нам необходимы подробности, менэйр Йонссен. Об изначальной причине вашего разрыва с сестрой. Видите ли, вы — важный элемент этой головоломки и ценный источник информации — всё равно что кинематическая цепь для механизма, если вам будет угодно. У вас ведь инженерное образование, я прав?

— Какое это имеет отношение?..

— К Рине? Самое прямое. Я лишь пытаюсь объяснить, что без вас нам будет сложнее продвинуться в расследовании.

Кофейник с чашками опустился на стол, и Моритс одарил Литу очередной улыбкой, померкшей спустя мгновение.

— Если вы, уважаемые, решили, будто я утаил что-то от полиции, то сильно заблуждаетесь. Вместо того чтобы ходить по кругу, вы бы лучше применили свои магические фокусы там, где нужно, — лебезить перед кем-либо Никлас не привык, и потому совет прозвучал излишне резко, когда он подался вперёд.

— Сядь.

До сих пор молча куривший ван дер Гасс сделал пасс рукой, и Нилс почувствовал, как мышцы сковывало онемением. Так обычно случалось после сна в неудобной позе, когда любое движение причиняло боль.

— Какого?.. — вопрос захлебнулся на полуслове, когда он осознал, что воздух не проходит в лёгкие.

— Не усложняй, Ник, — щелчком отбросив окурок, Правый уставился прямо на него. — Просто смотри в глаза, и скоро всё кончится.

"Разбежался, сукин сын!"

Нилс тщетно попытался вдохнуть, разевая рот, как выброшенная на берег рыба. Как назло, соседний столик был пуст, а орава алкашей не замечала ничего дальше собственных рож. Волна отвращения вновь захлестнула с головой — на сей раз он проклинал себя за беспомощность, хуже которой для Йонссена не было ничего. Следом за ней пришли страх и недоумение: не дадут же ему помереть прямо посреди бара? Или дадут? Что для грёбаных колдунов закон, если они пользуются людьми, как вещью?

Вцепившись в край стола, он с трудом поднял голову. Тёмные, как два клятых колодца, глаза ван дер Гасса смотрели спокойно и сосредоточенно. А вот лицо начало расплываться в цветную кляксу, когда густой воздух подёрнулся рябью.

…Он стоит на пороге своей развалины в Юст-Зейне. Мелкий дождь стучит по козырьку, выбивая осеннюю симфонию по черепичной крыше. Чёрный купол зонта скрывает от него Рине: только стройные ноги в кричаще-алых туфлях замирают прямо посреди огромной лужи.

— Тебе не обязательно уходить, ты ведь знаешь.

— Я больше не могу так, Ник. Не могу… здесь, — её голос заглушает раскат грома, и Рине вздрагивает, сжимается, будто становясь ещё меньше.

На ней — голубое ситцевое платье, одетое совсем не по погоде, но Никлас молчит. Ей уже двадцать, а он мало похож на курицу-наседку. Даже ручку чемодана она сжимает решительно: потащит до остановки сама, лишь бы только не просить о помощи. Упёртая, как ослица, и гораздо больше похожая на отца, чем хотела бы.

— Я зайду завтра? Чтобы посмотреть квартиру, — он перекрикивает ветер, и тонкая фигурка замирает у дороги. Дождь становится всё сильнее и хлещет косыми струнами по голым коленям.

— Не надо, Ник. Я справлюсь! — хлопает калитка, и шум дождя становится нестерпимо громким.

***

…Никлас бьёт, не жалея силы, и мелкий ублюдок отлетает к стене. Левая сторона лица горит болью: от самого подбородка до виска, но этого мало. Рине набрасывается на него с кулаками, и ему приходится отступить, чтобы не покалечить заодно и её.

— Совсем спятил, идиот? — орёт она прямо в лицо. — Ты же мог убить его! Что тогда?!

— Значит, туда говнюку и дорога, — огрызается он, ловя тонкие запястья. — Да успокойся ты, дурная, соседи вызовут полицию.

— Пускай! Пусть заберут тебя подальше. И из квартиры моей, и из жизни! Надоел, ненавижу тебя, слышишь? — он морщится, отступая ещё на шаг назад.

— Протрезвеешь — по-другому запоёшь.

Нилс попросту не знает, куда себя деть: видеть сестру в нынешнем состоянии ему раньше не доводилось. Неудивительно, что первым желанием было отправить на тот свет поганца, который приложил к этому руку.

— Выметайся! — взвизгивает она, рывком распахивая дверь. В покрасневших глазах стоят слёзы, и Нилс как никогда остро чувствует вину.

За то, что отпустил её два года назад.

***

…Мимо с гиканьем проносится гурьба ребятишек. В соседнем сквере играет музыка — ни много ни мало гимн Республики, заслышав который все начинают шевелить губами. Тейн стоит в очереди за мороженым, а Рине, сидящая на расстоянии вытянутой руки, молчит, будто воды в рот набрала. Только покрытый лаком ноготь ковыряет деревяшку скамьи.

— Ты ему звонила?

Она качает головой. Уже неделя прошла с тех пор, как отца увезли в госпиталь с сердечным приступом. В Вёрминсдорфе у него не осталось никого, кроме соседской девчонки Эфы, что подрабатывала сиделкой в часы, свободные от собственных забот.

— Я лучше напишу. Как только… смогу, — слова выталкивает через силу и не успевает вовремя придумать оправдание. При Тейне она старается вести себя как ни в чём не бывало, но наедине притворяться нет смысла. Та пропасть, что росла между ними на протяжении последних лет, стала слишком глубока, чтобы пытаться её преодолеть.

— То есть никогда? — она смотрит мимо него, поджав губы. — Слушай, он всегда был сукиным сыном, этого не отнять, но без него ты бы здесь не сидела. Удар старик пережил, но в его возрасте можно и от чиха ноги протянуть…

— Хватит.

На сей раз не кричит — скорее, цедит сквозь зубы. А потом вскакивает с лавки, как только возвращается салага.

— Мне пора. Через полчаса начнётся репетиция, не хочу опаздывать.

— Эй, а как же мороженое? — Тейн взмахивает ей вслед рожком, и шоколадный конус шлёпается на асфальт. — У вас, ребят, всё нормально?

— Лучше не бывает. Мороженое оставь себе, — Нилс в свою очередь встаёт со скамьи и закуривает папиросу. Вонючий "Флор", который, сколько он себя помнил, курил Никлас Старший.

Обрывки воспоминаний проносились сплошной полосой — как лента киноплёнки, которую техник поставил на перемотку. Настолько диким казалось то, что с ним происходило, что Нилс позабыл, как дышать — даже когда Правый ослабил хватку. Наконец моргнув, он со свистом втянул воздух и откинулся на спинку стула.

По лицу ван дер Гасса ползли капли пота. На посеревшей коже отчётливо проступили шрамы. Видимо, увлекательное путешествие в прошлое далось ему нелегко. Что Никлас и отметил со слабой тенью злорадства.

— Ничего? — Моритс вскинул бровь. Его напарник мотнул головой и, ослабив галстук, поднялся из-за стола.

— Я на минуту.

— Ну и что за нахрен это было? — проводив взглядом Правого, он наконец выплеснул свой гнев. Не то чтобы это возымело действие, потому что следователь остался бесстрастен.

— Весьма любопытная техника, которой коллега овладел лучше меня, — "признался" он. — Теперь мы уверены в правоте ваших слов и можем двигаться дальше.

— Да неужели? С запасом таких вот "техник" можно было бы давно закрыть дело.

— Не всё так просто, Никлас. Вы судите как человек, не знакомый с принципами магического воздействия...

— Да дерьмо это всё.

— Что, простите?

— Дерь-мо! — по слогам выплюнул он, глядя Левому в глаза. — То, чем вы кормите меня и родню других девчонок. Сначала белобрысый салага в участке, теперь вы двое!.. Пускай я многого не понимаю в клятых фокусах, скажите мне одно слово. Всего одно. Она… может быть жива?

— Разумеется, — не задумавшись ни на миг, ответил Моритс. — Сейчас вы обвините меня в том, что я сказал бы это любому, и будете правы. Но вы кое-чем отличаетесь от прочих, Никлас. Вы не позволяете надежде затмевать здравый смысл. И да, мне жаль это произносить, но ваша сестра может быть жива, пока не найдено доказательство обратного.

В густом воздухе повисла тишина. Пластинка в электрофоне снова замолчала, и даже Лита не спешила её сменить. Видать, надоело бегать туда-сюда, и официантка попросту махнула рукой.

— Магический след, о котором все твердят, — Нилс затянулся очередной папиросой, — что это? Маньяк? Колдун-извращенец? Или всему виной Прорехи, в которые люди проваливаются, как в канализационные люки?

Уголок губ Моритса слегка дёрнулся.

— А вот это вряд ли. Обычно из прорех как раз вываливаются, — поймав озадаченный взгляд, Моритс покачал головой. — Забудьте. Единственное, что имеет значение и в чём я готов вас уверить, — это то, что мы не бездействуем. Департамент делает всё возможное в данной ситуации. И, надеюсь, при содействии полиции, мы сумеем во всём разобраться. Кто — или что — бы ни стояло за исчезновением девушек, этому будет положен конец.

Стоило отдать Левому должное, пел он складно. Но в красивую ложь с трудом верилось. Залпом опрокинув рюмку белой, Нилс поморщился. Пустой желудок отозвался тянущей болью.

— Полагаю, мне остаётся пожелать вам удачи, следователь Моритс?

— Подозреваю в ваших словах иронию, но да, удача лишней не бывает. Мы будем держать вас в курсе. Если я или Дитрих не выйдем на связь в ближайшие три дня, смело звоните по этому номеру, — он протянул жёсткую визитную карту. — Ну, или в случае, если у вас появятся новые сведения.

Повертев картонку в руках, Никлас сунул её в карман — туда, где лежало фото. А затем, проследив за взглядом Левого, повернулся к барной стойке. Там вышедший из уборной ван дер Гасс, судя по всему, встретил старого знакомого.

Малый выглядел не лучшим образом. Даже для местной публики. Одетый в потёртые штаны и кожаную куртку с нашивками, он как-то странно клонился вперёд, будто стремясь укрыться за длинными патлами. Но даже в неверном свете ламп было видно: лицо изуродовано жутким ожогом. Вся правая сторона от шеи до лба напоминала сплошное месиво плоти, стянутое кое-как в незаживающем шраме. Даже губы шевелились с трудом — это стало понятно, когда уродец заговорил, нехотя отвечая на вопрос Правого.

— Юзеф ван де Меер, — Дитрих усмехнулся. Создавалось впечатление, что внезапной встрече он не слишком рад. — Уже-Не-Красавчик Юп. Кто тебя так?

— Шлюха малолетняя, — слова вырывались из горла со свистом. Точно так же он втягивал воздух, делая большие паузы. — Ты бы, шеф, глядел в оба: шляются по улицам самоучки, а ведь по вашему уставу не положено.

Нилс заметил, как обратился в слух Моритс. Лениво потягивая остывший кофе, он будто позабыл о существовании Йонссена и целиком переключился на разговор, стремясь расслышать каждый звук.

— Несовершеннолетняя одарённая, хочешь сказать? — ван дер Гасс хмыкнул и почти не глядя рассчитался с Литой.

— Ну а я о чём толкую! Бестия неуправляемая! Вы бы меры-то приняли, пока она кого-нибудь не пришила в подворотне.

— Сочиняй больше, — впервые надтреснутый голос Правого прозвучал почти весело. — И не забывай о том, что за малолетних идёт нехилая статья.

— Опять решёткой пугаете, да?

— Твои проделки не по моей части, Юп. Но, ты ведь знаешь, я могу шепнуть кому надо.

— Да вы чего, шеф? Я ж ниже воды, тише травы! С тех самых пор, как вышел — вообще ни-ни, — он затряс головой так убедительно, что немытые патлы разметались по плечам, и шрамы стали ещё заметнее.

— Наоборот.

— Чего?

— Да неважно. Передай знакомым с Мёртвой гавани, чтоб проблем не создавали, — слегка понизив голос, ДМБ-шник взглянул исподлобья. — Справишься?

— Ага, — уродец кивнул напоследок и вернулся к барной стойке.

Моритс, поймав взгляд напарника, скомкано попрощался и направился к выходу. Нилс проводил следователей долгим взглядом: на место отвращения пришла какая-то сосущая пустота, которую нечем было заполнить. От очередной рюмки пришлось отказаться, дабы добраться до дома на своих двоих.

Покинув питейную в половине десятого, он даже успел на предпоследний трамвай, уютно мигавший тусклыми лампами. Устроившись на заднем сидении, Никлас провалился в липкую дрёму — до самой конечной, когда назойливый звонок заставил нехотя открыть глаза.

Дорога до дома впотьмах стала настоящим испытанием. Должно быть, он собрал по пути все крепкие словечки, от которых краснеют приличные мазели, пока злой и грязный добрался до калитки. И только тут заметил, что на его половине дома горел свет. Старушке ван Линден, что ли, не спалось? Небось, потеряла одну из своих полосатых любимиц. Или ту, рыжую, самую наглую из всех мурчащих тварей, которая будила Нилса по утрам. Вот уж от кого он бы с радостью избавился.

Ключа под крыльцом не оказалось — только зря руки испачкал. Входная дверь поддалась от лёгкого толчка, и Йонссен почувствовал, как трезвеет. Остатки сонной усталости сняло, как рукой, когда на полу в коридоре он увидел чужие следы. Дверь в спальню была притворена, и узкая полоса света тянулась от порога. По ту сторону не раздавалось ни звука.

Стараясь ступать как можно тише, он подхватил стоявшую в углу кочергу и поудобнее сжал её в ладони. Сердце бухало в груди нечасто, но тяжело, с силой ударяя по рёбрам. Ещё пара медленных шагов, и дверь в комнату распахнулась, врезав ручкой по стене. Большие испуганные глаза тут же вскинулись, и Никлас замер на пороге, опустив своё импровизированное оружие.

Видимо, лимит ругательств на сегодня был исчерпан до дна. Он лишь молча обвёл взглядом комнату. Весь пол был усыпан старыми бумагами: письма, газеты, открытки — целый ящик комода оказался вытряхнут и перевёрнут вверх дном. А посреди бедлама на полу, поджав под себя ноги, сидела рыжая девица.