Глава 1. Крылатая смерть

Поток энергии, высвобожденной при взрыве, напоминал световую бомбу. Невредимые заложники, обливаясь слезами, вывалились через главный вход. Ослепленные вспышкой глаза все еще раздирало болью, репортер пнул труп главаря, подобрал свою камеру и сквозь слезы огляделся. Весь зал был залит и забрызган кровью, повсюду валялись расчлененные тела террористов. Посреди оркестровой ямы дымились обломки каркаса бомбы. Парень, пошатываясь, добрался до гримерной.

— Смотрю, ты очень предан своему делу, — заметила Фемис, отбрасывая в угол дымящиеся лохмотья своего некогда богатого одеяния.

— Как Вы это сделали?

Избранная глянула на свое обнаженное тело в зеркало:

— Все натуральное. Это Божий дар.

— Я о взрыве.

— Тебя не это интересует, — принялась копаться в театральных костюмах Фемис.

— Вы правы. Зачем?

— А как ты считаешь?

— Чтобы… убивать. Вам нравится убивать.

— Тебе легче жить, когда ты в этом убежден, не так ли?

— Вы хотели спасти людей?

— Я их спасла.

— Но Вы ведь хотели этого? Все считают Вас отродьем зла, бичом человечества.

— Это как раз оттого, что такие как ты преданы своему делу, — она застегнула на спине расшитый лиф и натянула затертые джинсы.

— Я сегодня видел, как чудовище, которым родители запугивают детей, спасло сотню жизней ценой десятков смертей. Так кто же Вы? Убийца или герой?

— Зависит от того, на чьей стороне ты сам.

— Не двигаться! — пара бравых полицейских заскочили в гримерную.

— Все в порядке! Я журналист, а она тут всех спасла. Она..., — репортер обернулся, а у зеркала остались лишь обгоревшие ошметки костюма.

Вертолет летел над сверкающей на солнце водой.

— Фемис — уникальное существо. Чем больше она ненавидит человечество, тем больше в него влюбляется.

— Тем больше человечество ненавидит ее, — констатировал Артур.

— Люди — странные существа. Особенно в массе своей. Их общественным сознанием довольно просто управлять. Именно сейчас, когда в моде духовное развитие, и людям можно внушить любую идею под маской религиозной. В результате героиня оказывается исчадьем ада, а Понтифик — марионеткой в руках настоящего сына тьмы.

— Ну хватит! — не выдержал Град. — Понтифик — наместник Бога на Земле. Они принесли мир в Объединенное Государство Европы. А этот понтифик — самая сильная и яркая личность, которая управляла страной, за последние полвека, я не желаю слушать эту ересь.

— Ему восемьдесят семь лет, он инвалид, не может передвигаться и с трудом разговаривает. На протяжении последних двадцати лет, а именно столько прошло с момента его избрания конклавом, его голосом и сознанием является человек, действительно сильный и яркий… к сожалению.

— Камерленго, — догадалась Эль.

— Главный враг Фемис.

— Но почему?

— Есть несколько причин. Две из них неразрывно связаны между собой: он у власти, у него нет души. Фемис уверена, что это залог гибели человечества. Она является международной преступницей как раз потому, что неоднократно… уничтожала бездушие у власти… самыми радикальными методами.

— Как душа может повлиять на управление страной?

— Думаю, никто не объяснит тебе это лучше, чем Фемис, потерпи немного.

— Почему, в таком случае, она не убивает Камерленго? — вновь подключился к разговору Артур.

— Это вторая причина, по которой он считается нашим врагом. Он тоже избран.

Мишель замерла:

— Не может быть...

— Ты — явное подтверждение тому, что возможно все. Он избранный-демон. Фемис не может убить его. Это не так просто.

— Сколько ему лет?

— Неизвестно. Думаю, они ровесники.

Ненадолго в вертолете воцарилось молчание. Молодая жена спецназовца уснула на плече мужа, Артур обреченно пялился на свой пистолет, Мишель переводила усталый взгляд с горизонта на темную рясу Петра.

— И что нас дальше ждет? — напряженно спросил Град.

— Если вы хотите остаться в живых, Мишель придется учиться быть избранной.

— Что это значит? — уточнила девушка.

— Боевые искусства, стрельба, полеты, сверхновые виды техники и оружия, политическое и религиозное устройство государств Мира. Тебе придется стать второй Фемис. Это цена жизни твоей и твоего родственника.

— А что делать ему?

— Пусть сам выбирает. Может сидеть в штабе на техническом обеспечении, можем зачислить его в одну из оперативных групп, после чего, вероятнее всего, он дорастет до резидента среди понтификаров. Советую вам застегнуть ремни, через пару минут будем снижаться.

Солнце поднялось высоко над морем, вдалеке показался скалистый остров. Снижение оказалось весьма нестандартным: лопасти попросту остановились, и вертолет, рухнув в низ, нырнул в морские воды. Обстановку, как ни странно весьма разрядил душераздирающий вопль жены спецназовца. Когда шок от полета прошел вместе с пузырями воздуха, пассажиры увидели, как резко стал падать уровень воды за окнами. Вертолет оказался в герметичном резервуаре. Как только вся вода ушла, в углу помещения открылись створки высотой чуть больше человеческого роста. Лифт опустил всю компанию в помещение, напоминающее заброшенную станцию метро: множество ящиков с непонятным содержимым, неизвестно откуда взявшиеся крысы и небольшой вагон на рельсах.

— Фемис сказала бы, что он умчит вас в сказку.

— Похоже, ты очень к ней привязан, — заметила Мишель.

— Я воспринимаю ее почти как мать. Самую ужасную на свете мать.

— Ты ее сын?!

— Нет. Понтификары уничтожили моих родителей, она взяла меня к себе.

— Прости.

— Ничего. Я их не помню.

Вагон рванул вперед, через пару минут они оказались на такой же станции, разве что без ящиков, но с высокими створчатыми воротами и двумя автоматами под потолком. Как только Петр подошел к створкам, из пола выросла узкая панель, парень набрал какой-то шифр, приложил к экрану по очереди все пальцы, потом нагнулся, позволяя аппарату просканировать глаза.

— Добро пожаловать в «Апокриф», господин Толстой.

— «Толстой»? — прищурилась Эль.

— Фемис посодействовала.

За створками открылось огромное помещение, напоминающее помесь пещеры и библиотеки. С высокого каменного потолка помимо сталактитов на длинных цепях свисали резные светильники с мягким подчеркивающем дикую красоту пещеры светом. Повсюду стояли кожаные диваны и кресла, книжные шкафы между многочисленными дверьми, низкие столики и торшеры. Кое-где размещалось несколько телевизоров, у которых сидели небольшие компании молодежи.

— Добро пожаловать в европейский штаб «Апокрифа».

Европа. Штаб общества «Апокриф».

Фемис сидела в небольшой кухне и, забросив ноги на стол, а крылья разложив по полу, палочками уплетала угря. Рядом рыбу разделывал престарелый китаец в фартуке с надписью «Санитарная служба. Травим грызунов, насекомых, соседей». В телевизоре звенел голос ведущей:

— Сегодня днем открылись факты, подтверждающие причастность Крылатой смерти к террористическому акту, произошедшему в парижском драматическом театре. Напомним, сутками ранее зрители театра подверглись вооруженной атаке лиц, требующих жизнь Понтифика в обмен на жизни заложников. Двенадцать человек погибло при нападении, еще семеро ранены. Эти кадры запечатлел наш коллега из Латвии Влад Катус, — экран отобразил сцену выхода Фемис, убийства троих террористов и резню в темноте. — Наш телеканал выражает искренние соболезнования родным пострадавших, а так же латвийского журналиста Влада Катуса, погибшего при взрыве в театре. Потерян, но не забыт. Напоминаем, что Крылатая смерть объявлена в международный розыск. Если вы обладаете какой-либо информацией о месте пребывания этого существа, просим немедленно сообщить по телефону..., — китаец выключил телевизор и, молча, продолжил разбираться с рыбой.

Фемис, так же молча, вернулась к своему ужину.

— Вот ты где, — послышался сзади голос Петра. Парень прошел к холодильнику, стараясь не наступить на огромные расслабленные крылья. — Ты ни с кем ни о чем не хочешь поговорить?

Избранная поморщилась:

— Я тебе не психотерапевт. Ты взрослый мальчик — сам со своими проблемами разберешься.

— Я говорил не о себе.

Фемис еще более увлеченно принялась за угря.

— Я о той девочке, что ты вырвала из лап Падшего.

Крыло молниеносным движением поднялось вверх и, влепив оплеуху парню, прижало его к холодильнику:

— Не надо упоминать эту мразь, когда я ем.

— А когда надо?

— Несносный мальчишка. Еще месяц хочешь биться в рясе?

— Скоро я с ней срастусь. Ты должна поговорить с новенькой.

— Поговори сам. Она теперь твоя забота.

— Моя?!

— А чья?!

— Это ты избранная! Это ты последние четыре года заставляла меня ее искать!

— Ты сам просил о работе!

— Я ее выполнил!

— Считай, у тебя появилась новая!

— Нянькой?! Прекрати вести себя, как всегда!

— Как всегда?!

— Прикидываться безразличной хладнокровной стервой.

— Ой, щас кто-то огребет, — по-русски рыкнула Фемис, грохнув чашкой о стол.

— Госпожа, — встрял в ссору китаец. — Возможно, Петр кое в чем прав. Эта девочка ведь обладает душой?

— Пока да.

— И обладает силой избранной?

— Да. Это наилучший способ уничтожить Падшего, я знаю. Бог с вами, в какой она комнате?

Китаец и монах переглянулись.

— Ну-у нет! — мотнула головой избранная. — Вы издеваетесь надо мной?!

— Нет смысла врать, что в штабе нет мест, и ее придется подселить к тебе, поэтому я честно скажу, что просто подселил ее к тебе.

— Просто?! За каким...

— Она молодая избранная.

— И что?! Боится пустых помещений?! Забери ее себе — я разрешаю, мне этот детский сад не нужен.

— Фемис...

— У меня проблемы с дикцией?!

— Госпожа, — подключился к диалогу китаец. — Ваш воспитанник поступил очень мудро. Девочка лишилась всего: дома, привычной жизни… теперь у нее один путь. И на этом пути ей лучше неотступно следовать за достойным проводником. Чем ближе она будет к Вам, тем дальше от Падшего, а также всех опасностей и искушений, которые сулит ей становление ее как избранной.

Фемис помолчала, поднялась и уже на выходе обернулась:

— Если это попытка привить мне человеческие чувства, она крайне неудачна.

Когда избранная вышла, Петр уселся на ее место и забросил ноги на стол:

— Мне ли не знать, что питомцем-воспитанником тебя не проймешь. Ай! — по ноге парня ударила костяная рукоять ножа.

— Убери ноги со стола, мальчишка! Не тебе судить госпожу. Она гораздо человечней половины живущих на этой планете.

— И данный диалог это подтвердил, — потер голень Петр.

— Подлинные чувства угадываются не в словах, а в действиях. Упражнения с железом не накачают ни мозг, ни душу. Не нам осуждать ее за лютый мороз в постоянно предаваемом сердце.

Мишель прошлась по состоящему из двух просторных комнат помещению. Стены и пол были мраморными, в потолок вмонтированы мелкие светильники-звезды. При этом света больше исходило от расставленных по всем полкам свеч в стеклянных колпаках. В комнате-гостиной располагалась светлая кожаная мебель. По стене развешаны несколько экранов. В дальнем углу небольшой искусственный водоем и отполированные тропические растения. Напротив — книжный шкаф и мягкая белая шкура. Спальная зона состояла из огромной круглой кровати, отделенной воздушными занавесками, шкафа с одной стороны, парфюмерного стола и комода — с другой. На комоде, удерживаемый каменной резной подставкой красовался меч. Длинный обоюдоострый зеркальный вороной клинок, испещренная неизвестными иероглифами рукоять, казалось, это оружие было сделано не то из стали, не то из камня. Мишель поднесла к рукояти пальцы, и на мгновение ей показалось, что меч шевельнулся, но, почувствовав недовольство она, обернулась.

Фемис стояла в широком проеме, облаченная в невесомую белоснежную одежду — помесь тоги, домашнего халата и вечернего платья. Крылья расслабленным белым шлейфом лежали на полу.

— Никогда не трогай это оружие.

— Жалко?

— До него нужно дорасти.

— Ах простите, — буркнула девушка.

Фемис посмотрела на нее с прищуром:

— Непросто с тобой будет.

— Мы можем предсказывать будущее?

— Проживешь с мое — поймешь, что будущее — это лишь череда цикличных совпадений, сопровождаемая зачастую дурными опасениями и ощущением дежа-вю.

— Цикличное совпадение — это я?

— Это мы. Раз в триста лет Небо в качестве испытания посылает человечеству избранных. Не больше трех для нашего мира. Ты последняя. Если один из нас умрет, замена ему родится, только когда тебе исполнится ровно триста. Избранные не подвержены человеческим болезням, не способны на самоубийства. В тридцать три года развитие нашего организма прекращается, как и его деградация. У нас растут ногти, волосы, обновляются ткани… очень быстро обновляются, но мы не стареем и не умираем. Потребность в пище и сне крайне мала. Мы едим и спим фактически для удовольствия. Но, окунувшись с головой в жизнь избранной, ты поймешь, что и этих радостей много не бывает. К счастью, мы не теряем способности к развитию умственному и… эволюции нашего небесного дара. Сейчас ты — простейшая форма избранной. Врожденная способность к эмпатии в образе смертной, которая в несколько раз усиливается при отращивании крыльев, благодаря чему ты видишь человеческие души. Укрепление и быстрая регенерация тканей при обращении. Крылья. Пока что это весь спектр твоих талантов, но мы на этом не остановимся.

— «Мы»?! — возмутилась Мишель. — Я еще не дала своего согласия на сотрудничество с вами.

— Мне на твое согласие, как бы сказать поделикатнее, плевать с высоты птичьего полета. Ты видела этих людей в холле? Большинство из них месяцы не выходили на поверхность. А знаешь, почему? Потому что связались со мной. Кому-то я спасла жизнь, кто-то помог мне — не важно. Если их обнаружат понтификары, из них будут всеми мыслимыми и немыслимыми способами пытаться вытащить правду. А когда добьются своего, удавят или сожгут, чтобы простые обыватели, не дай Боже, не подумали, что на страже идеалов новой католической церкви помимо харизматичного Камерленго стоят раскаленные иглы, выжигание глаз и огнеметы нового поколения, которые не оставляют от человека даже пепла. Если хочешь в этом убедиться, я сей же час попрошу Петра поднять вас на поверхность и даже высадить на ближайшем материке. У вас будет пара суток до того, как Понтификат обнаружит такой выгодный для него расклад.

Мишель на минуту замолчала. Фемис ее не торопила, волоча по полу расслабленные крылья, она прошла к маленькому водоему и, устроившись на полу, принялась кормить декоративных рыб.

— С чего мы начнем?

— Ты поешь и выспишься.

— А после?

— А после ты станешь главной защитницей человечества… и его главным врагом.

Спала Мишель крепко, не смотря на то, что Фемис определила ее на неудобный кожаный диван, под ухом журчала вода, а сознание мучили мелькающие образы крылатых тварей, вспышки страха, паники, душевной боли. Девушка мотнула головой. Сердце бешено колотилось, грудь свело невыносимой болью, к горлу подкатил комок, сквозь закрытые веки проступили слезы. Мишель попыталась вздохнуть, но воздух словно загустел. Избранная распахнула испуганные синие глаза и подскочила, с хрипом глотнув запах жасмина, гулявший по комнате. Фемис сидела на спинке кресла, забросив ногу на ногу, скрестив руки на груди. На кресле белым покрывалом лежала легкая ткань длинной юбки с высоким разрезом спереди, расслабленные крылья застилали небольшой участок каменного пола вокруг, ярко-голубые, почти светящиеся глаза пристально смотрели на Мишель. Девушке стало жутко, она попыталась ощутить, что чувствует Фемис, чтобы понять, зачем та здесь, но не ощутила ничего. Абсолютно. Будто пыталась почувствовать статую.

— Ты, что, вообще ничего не ощущаешь? А! — Молодая избранная скорчилась от раздирающей грудь боли, будто в нее одновременно воткнули десяток раскаленных клинков. Одиночество, обида, скорбь, гнев, тоска, потеря, безысходность, разочарование, боль предательства, чувство вины, жалость… Через мгновение судороги исчезли, будто их и не было. Свечение в глазах Фемис потускнело:

— Доброе утро. Мы ждем тебя к завтраку, — холодным тоном выдавила Крылатая смерть и, не торопясь, вышла из комнаты.

Еле оклемавшись, Мишель сползла с дивана, приняла душ, а когда вышла, растирая белокурые волосы полотенцем, на диване вместо одеяла и подушки лежала белая майка с небольшой эмблемой весовых чаш, висящих на кресте и короткие белые шорты, а также устройство, напоминающее наручные часы с широким ремнем и удлиненным дисплеем. «Оденься, надень, нажми черную кнопку», — настоятельно рекомендовала записка.

— Это ужасно, — повертелась у зеркала девушка. — Она сама одевается, как распутница, теперь и меня будет заставлять. Ладно, посмотрим, что ты за зверь, — она включила устройство. Дисплей заморгал десятком огней.

Меню сообщало место расположения девушки, широту, долготу, предлагало посмотреть схему европейского штаба «Апокрифа», а так же расположение Фемис и Петра. Ремень слегка завибрировал, сообщая о входящем вызове.

— Петр… принять..., — над запястьем выросла миниатюрная голограмма, передающая изображение монаха.

— Доброе утро, мисс Град.

— Доброе утро, мистер Толстой.

— Просто Петр.

— Просто Эль.

— Устройство на твоей руке поможет тебе не заблудиться, а также поддерживать постоянную связь со мной и Фемис. Не снимай его, что бы ни случилось. Помнишь место, где ты вчера ужинала? Я жду тебя там.

— Постой, я...

Изображение исчезло.

Мишель вошла в помещение, напоминающее парковое кафе. Лампы дневного света, скрытые за многочисленными кустами, так неординарно выглядящими на фоне сводов пещеры, ручей, текущий вдоль одной из стен и кованые столики с зелеными мраморными столешницами. На «раздаче» стояла румяная улыбчивая женщина, за столиками безмятежно располагались люди самых разных возрастов и национальностей. Завидев новенькую, «местные» попритихли и с интересом принялись разглядывать доселе неизвестный объект, сопровождая жадные взгляды нестройным шепотом:

— Кто это?

— Не знаю.

— Ее привезли с группой других спасенных.

— Доброе утро! — неуверенно, но громко поприветствовала девушка.

Стальная дверь отъехала в сторону, из-за нее показался Петр в рясе и при катане. Он слегка поклонился и протянул девушке руку:

— Доброе утро, мисс Град. Будьте любезны, следуйте за мной.

Эль захлопнула распахнутый от удивления «клювик» и скрылась за дверью, оставив за спиной недоуменные фразы вроде «Вы слышали, как с ней общался железный паладин Фемис? А ведь он ее правая рука! С него даже «здравствуйте» не всегда вытянешь!»

— Питер, ты здоров?

— Петр. Это русское имя. Да. Благодарю за беспокойство.

— А с чего это «будьте любезны»?

— Нужно, чтобы эти люди априори относились к тебе с глубоким уважением.

— Тебя тут не любят, — ощутив настрой публики, доложила Мишель.

— Я не очень общителен.

— Я заметила.

Они прошли в кухню, где пожилой китаец за приподнятой на ступень стойкой небольшим топориком рубил щупальце осьминога. Фемис сидела на краю той же стойки, палочками уплетая кальмаров. Китаец гостеприимно улыбнулся, вымыл руки и церемонно поприветствовал молодую избранную:

— Доброе утро. Меня зовут Вин Чун. Я старый друг госпожи Фемис.

— Мишель Град, рада знакомству. Можно просто Эль.

— Замечательно. Мишель, чем бы ты хотела позавтракать?

— Я...

Фемис уловила смущение девушки:

— Ты можешь отказаться от завтрака, не боясь его обидеть. Правда, в этом случае ты рискуешь рухнуть в обморок от голода и переутомления.

Мишель пристально посмотрела на избранную:

— Я буду кальмаров.

— Очень хороший выбор. Дракон?

— Рис и что-нибудь из рыбы, — ответил Петр, перелистывая книгу, написанную, судя по всему, на санскрите.

— Где Артур? — поинтересовалась Мишель.

— Занимается поисками дела по вкусу, — не сводя глаз с книги, буркнул парень. — Вы вместе пообедаете.

— Ты уже занимаешься учетом моего времени?

— Этим занимается Фемис. Я обеспечиваю соблюдение твоего расписания.

— Понятно. Секретарша.

— Нянька по принуждению, — вставила Крылатая смерть. — Я наделила его правом отшлепать тебя в случае непослушания.

— Что же будешь делать ты?

— Пока ты не научишься защищать хотя бы себя, тебя это не касается.

— Понятно. Перекладываешь прямые обязанности на других.

Фемис отставила пустую чашку:

— Ты и представления не имеешь о моих прямых обязанностях.

— Но я знаю, что такое ответственность. Ты вырвала меня из лап спецназовцев, приволокла сюда и собираешься вырастить из меня свою, прости Господи, копию...

— Ты должна быть благодарна уже за это.

— Ну нет! Записалась в покровители — иди до конца!

— Ты меня еще жизни будешь учить, девчонка?! — подскочила Фемис, но уловив изумленные взгляды воспитанника и китайца, снова приняла вид хладнокровной невозмутимой воительницы: — Хорошо. Ты сама об этом попросила, посему пощады не будет.

— Трепещу от страха.

— Правильно делаешь. Пит, поест — два часа стрельбы, потом физическая подготовка, обед, теория, холодное оружие, полеты. Вин, не перекармливай ее, иначе будет двигаться, как каракатица… а мне нужен хоть какой-то прогресс от ее текущего состояния.

— Что?! — возмутилась девушка.

— Я присоединюсь к вам позже, — дверь за Фемис закрылась.

— Она меня каракатицей назвала!

Петр без всяких эмоций перевернул страницу, китаец, молча, протянул избранной чашку с завтраком.

— Спасибо.

— На здоровье.

— В чем дело? Почему у вас такие лица? Что я сделала не так?

— Хамски нагрубила той, что на протяжении веков спасает человечество и несколько часов назад спасла персонально твою жизнь, — не сводя глаз с книги, ответил парень.

Мишель села по другую сторону стола от китайца и принялась за кальмаров:

— Поэтому, видимо, человечество ее ненавидит и пытается уничтожить.

— Человечество слепо и беспомощно, — изрек Чун. — Человек прозорлив и силен. Ты ведь не часть бесформенной бессознательной массы. Ты — настоящий человек.

— Я не человек. Я такое же неизвестное науке существо, как Фемис.

— О, нет. Ты человек. Ты обладаешь огромнейшей силой, которая небесами дается только человеку. У тебя лишь больше возможностей, чем у остальных, которые вкупе с твоей человеческой мощью способны изменить весь мир.

— И в чем же эта сила? — скептически почавкала избранная.

— Тебе так много еще придется постигнуть, дитя. Прекрасно, что у нас еще есть шанс вложить в тебя лучшее. Фемис оберегает людей от тех, кто эту великую силу потерял. А сила эта заключена в твоем сердце, и в твоей голове, — китаец дотронулся указательным пальцем до лба девушки.

На минуту в комнате воцарилась пауза, Петр вновь перевернул страницу, Мишель посмотрела на него и перевела взгляд на Чуна:

— Вы ведь не буддист.

— Справедливое замечание, — кивнул китаец.

Парень наконец оторвался от книги и с тусклым огоньком интереса посмотрел на избранную.

— А ты читаешь Махабхарату. У буддистов голова считается священным местом. До нее не стоит дотрагиваться даже в порыве чувств. Судя по речам, религия Вам, господин Чун, не чужда. Вы проповедник. В прошлом, возможно, даже монах, но, вероятнее всего, христианский. Возможно, вы исповедовали Православие, поскольку это наиболее распространенное христианское течение в Азии. Ты читаешь Махабхарату, — повернулась к Петру избранная, — но только ради общего развития. Поскольку это лишь часть священных писаний. И к тому же… Веды — религия, передававшаяся «от сердца к сердцу». Если бы тебя это интересовало как вероисповедание, ты бы сейчас рыскал по Индии в поисках мудрого гуру, а не читал кодифицированный источник ведической культуры. Я права?

Китаец с улыбкой принялся резать зелень. Петр отложил в сторону книгу:

— Веды — единственное религиозное писание, которое за несколько тысяч лет фактически не изменилось человеком. Вероятнее всего, потому что эта религия никогда не заменялась политикой.

— Почему вы читаете мне проповеди, а не Фемис? Это ведь она должна быть хранителем веры и души.

— Вовсе нет. Фемис охраняет мир от бездушия, а душу сохранять должен сам человек. Думаю, она отказывалась брать тебя на собственное попечительство, потому что...

Китаец громко прокашлялся.

— Скоро ты сама поймешь, — оборвал фразу Петр.

В комнату вошла Фемис и молча включила экран на стене.

—… Причины смерти Понтифика доподлинно пока неизвестны. По предварительным данным, он скончался от острой сердечной недостаточности. Напомним, что Патрик XVI скончался накануне святого праздника Пасхи, в связи с этим дата проведения конклава откладывается на два дня, — избранная отключила телевизор, уселась на высокий стул, плотно прижав крылья к спине.

— Что вас всех тревожит? — спросила Мишель.

— Пару лет назад… в законодательство Европы о конклаве и выборных должностях Ватикана были внесены изменения. В соответствии с ними на должность понтифика может быть избран как Великий выборщик… так и Камерленго, — холодный взгляд светло-голубых глаз Фемис сверлил пол. — Пит… боюсь, ты можешь выиграть наше пари.

— Упаси нас от этого Господь, — мотнул головой китаец. — Если к власти придет Падший, мир доживает свои последние дни...

— Мы этого не допустим. Она этого не допустит.

Мишель раскрыла рот от удивления:

— Я?!

— Ты избранная. У тебя крылья ангела. И ты обладаешь гораздо большей силой, чем я и Падший.

— Я?!

— Тебя что, заело?! Ты! Поела — марш в тир!

Девушка собралась ответить что-нибудь погромче, да понахальнее, но встретилась с холодным взглядом внимательных глаз. Фемис воззрилась на нее с некоторым удивлением. Голубое свечение в груди подопечной стало чуть ярче, пусть она и не могла ощутить эмоции Фемис, ее собственные чувства метались где-то между сожалением, робостью, просыпающимся уважением и...

— Ну нет! Не смей меня жалеть, девочка!

— Прости. Мне на секунду показалось, что у тебя есть чувства.

— Ты жива еще только потому, что ничего о них не знаешь.

— Так расскажи — посмотрим, как я это вынесу.

— Человечество тебе расскажет… Если сумеешь его спасти. Пит, кого мы можем отправить в Иерусалим?

— Я сам могу поехать.

— Ты временно нетрудоспособен. У тебя отпуск по уходу за ребенком.

Петр закатил глаза:

— Можем отправить Николо. Думаю, он будет рад.

— Он на паломника похож, как я на русалочку… На нем ряса треснет… при том, если натянуть ее только на лицо.

— Она не любит людей, которые любят ее, — разъяснил Мишель парень.

— Я им не доверяю. Так! Это вообще что за перевод?! А ты еще здесь?!

— А я няньку жду. Я не запомнила, как пройти в тир, — пожала плечами девушка.

Петр снова перевел взгляд на Фемис:

— Мое предложение отправить в Иерусалим меня остается в силе.

— А кто будет сидеть со мной?!

— Фемис посидит. Папочка только съездит до Гроба Господня, возьмет благодатный огонь и вернется.

— Пошли вон, — спокойно попросила избранная. — Оба.

— Мы не решили, кто поедет...

— Вон!

Когда дверь за «молодежью» закрылась, Фемис забросила ноги на стол и зажмурилась:

— Ты думаешь, я слишком строга с ними?

— Я думаю, что Вам следует быть немного более открытой по отношению к девочке, если, конечно, вы хотите, чтобы она была открыта Вам. Она умна, чиста душой… Никто, кроме Вас, не поймет, как ей сложно и страшно принимать все, что с ней происходит. И никто, кроме нее, не поймет, что на самом деле творится в Вашей душе.

— У меня нет души — в этом вся проблема. Ты это знаешь.

— У Вас есть душа. При том настолько сильная, что ее видят даже простые смертные. Именно она защищала их на протяжении веков.

— Если бы все было так просто. Так кого мне отправить в Иерусалим?

— Отправьте Петра. А сами тем временем познакомьтесь поближе с Мишель. Эта девочка Вас приятно удивит. И еще не раз.

Фемис с прищуром глянула на китайца:

— Мне несколько сотен лет, но ты еще лет с сорока был на порядок мудрее меня.

— Мудрость — это не возрастной показатель, это склад ума и состояние души. К тому же Вы многому меня научили.

— Чему, например?

— Например, что люди достойны жить в мире, которым управляют люди, а не религиозная группировка, во главе с лживым беспощадным демоном, готовым на все ради власти.

Фемис пристально посмотрела на яркий свет в груди китайца, нажала пару кнопок на браслете-коммуникаторе:

— Пит, собирай чемоданы.

Артур ждал племянницу в одном из небольших кафе, где перекусывали обитатели европейского штаба «Апокрифа».

— Прости за опоздание, — плюхнулась на стул Мишель.

— Ничего. Как ты?

— Когда Фемис дала мне пистолет, было желание застрелиться, но тогда бы я еще больше опоздала, — попыталась пошутить девушка.

— Я разговаривал с местными. Похоже, их тут зомбируют.

— Не поняла.

— Они все если не обожают ее, то относятся с глубочайшим уважением. Все.

— Может, она не так плоха, раз все ее любят, — устало предположила девушка.

— Речь идет о Крылатой смерти — существе, которого боятся даже спецслужбы.

Мишель замерла, ощутив одновременно восторг и боязнь. Ребенок, девочка, лет пяти стояла возле витрины с мороженым, рядом шушукались два подростка. Избранная смущенно улыбнулась, и ребенок медленно направился к ней:

— Здравствуйте, меня зовут Хельга.

— Очень приятно, я Мишель.

— Вы новая Фемис, да? Ребята говорят, Вы тут, чтобы освободить нас от злого Понтифика. Но у Вас нет крыльев...

— Я просто умею их прятать.

— А Фемис не умеет?

— Не знаю.

— Вы не такая, как она. Вы, правда, избранная?

Глаза Мишель мгновенно посветлели, длинные пшеничного цвета волосы стали завиваться в белоснежные кудри. Девчонка восторженно взвизгнула и убежала обратно к витрине:

— Это она! Она поможет нам и Фемис!

Глаза девушки снова приобрели темно-синий оттенок, а волосы прямыми прядями рассыпались по плечам. Следующими подошли уже подростки:

— Это правда?

— Что именно?

— Что ты победишь демона...

— Фемис так считает, — уклончиво ответила девушка.

— А ты?

Эль замешкалась, она ощущала надежду и волнение, исходящее от подростков, а также страх и недоверие, веющие от опекуна.

— Я приложу все усилия. Если позволите, мне нужно немного подкрепится, через два с половиной часа у меня сложные тренировки. Мы обязательно поболтаем позже.

Ребята с поклонами удалились.

— Уму непостижимо, она даже детям забивает этим головы.

— Арти, — вздохнула девушка, — я сама не в восторге от всего этого. От патронажа Крылатой смерти, самого опасного преступника, когда-либо объявлявшегося в международный розыск. Мне не нравится прятаться в подземелье от того, к кому мне с детства прививали уважение и почитание, но я впервые чувствую, что оказалась в нужном месте в нужное время. Я не могу почувствовать Фемис, но всех остальных я ощущаю ясно и отчетливо: они хорошие люди, они готовы бороться за то, во что верят, и мне думается, они верят в хорошие вещи. В те же вещи, которым учил меня ты. «Только в Ковчеге каждой твари было по паре, в сердце все должно быть в одном экземпляре: одна вера, одна Родина, один возлюбленный, одна семья, один мир, который ты в силах изменить, если будешь верить, что в твоем сердце всего должно быть в одном экземпляре…».

—… одна вера, одна Родина… так говорил твой отец. Не знаю, кто и когда его научил этому, но я запомнил это на всю жизнь.

— Как и я. Если не доверяешь им, доверься мне. Я чувствую, что нужна им… как всю мою жизнь была нужна тебе.

Артур горько усмехнулся:

— Только, спасая мир, не забывай о своем старом дядьке. Ты все-таки мой единственный ребенок.

— Ой, да брось ты! Тебе еще тридцать пять! Какие твои годы! — девушка подскочила и огляделась: — Дамы! Есть тут одинокие?! Прекрасный экземпляр! Атлетичный! Умный!

— Мишель!

— Никаких вредных привычек! По утрам заваривает кофе сразу на двоих! Единственный дядя! Только в одни руки!

— Мишель Град! Сейчас же сядь!

— Идеальный отец! Огромный опыт в воспитании детей!

— И, похоже, неудачный. Сядь немедленно!

Эль послушно шлепнулась на стул:

— Да брось ты. Ты такой лапочка, когда смущаешься.

Фемис с интересом наблюдала за происходящем в кафе через экран на стене своих апартаментов. Почувствовав легкое любопытство и приятное волнение, она даже не обернулась.

— Следишь за ней? — уточнил вошедший Петр. На плече его висела потертая дорожная сумка.

— Она случайно включила звуковой передатчик, и меня кое-что заинтересовало.

— Ее дядя запланировал побег?

— Собирался. Девочка оказалась с сюрпризом, — Фемис пару раз ткнула в браслет.

«Я не могу почувствовать Фемис, но всех остальных я ощущаю ясно и отчетливо: они хорошие люди, они готовы бороться за то, во что верят, и мне думается, они верят в хорошие вещи. В те же вещи, которым учил меня ты. «Только в Ковчеге каждой твари было по паре, в сердце все должно быть в одном экземпляре: одна вера, одна Родина, один возлюбленный, одна семья, один мир, который ты в силах изменить, если будешь верить, что в твоем сердце всего должно быть в одном экземпляре…».

— Она приняла нашу сторону?

— Я чувствую, что она не уверена в своих силах, но нашим словам она верит. Не доверяет, но верит.

— Почему она не может чувствовать тебя?

— Для нее это пока опасно.

— «Пока»? — волнение Петра возросло, дышать стало сложнее, сердце забилось чаще.

— Человеческие чувства могут быть достаточно сильны, чтобы свести человека с ума, а концентрат этих чувств, знания о них и ощущения, накопившиеся за века, при умелой подаче могут убить. При том не только человека.

Парень отдышался:

— Падший это умеет?

— Нет. Наоборот — он может блокировать человеческие чувства и эмоции, заставляя людей бездумно совершать поступки, убивающие в них душу… Посему времени у нас мало.

— А ты, значит, можешь их транслировать?

— Пора возвращаться к тренировкам, — Фемис обратилась к браслету: — Град, у тебя пять минут, чтобы закончить жевание и заняться делом. Я жду тебя в своей комнате.

Крылатая смерть сидела у пруда, белоснежные крылья казались светящимися на фоне «кремовой» такни невесомого платья:

— Садись, — огромное крыло поднялось с пола и облокотилось о стену.

— На камни? — Мишель скептически посмотрела на короткие шорты, выданные ей в качестве униформы.

— Ты когда-нибудь простужалась?

— Логично, — немного подумав, приземлилась рядом девушка. — Почему ты не убираешь крылья?

— Я не могу. Это цена продолжения войны за людские души.

— Души… За это ты сражаешься?

— За это сражаются люди. Я лишь наказываю тех, кто сдался. Господь не просто создал человека по своему образу и подобию, Он даровал человечеству самое великое и драгоценное из своих творений — часть себя — то, что люди стали называть душой.

— Как же Господь мог допустить, чтобы люди теряли души?

— Родители дают смертным жизнь, выращивают и предоставляют им шанс распоряжаться дарованной жизнью по собственному усмотрению, стараясь лишь время от времени их направлять.

— Не всегда, — грустно вздохнула Мишель.

— Это простейший пример. Главное, уловить смысл.

— Я поняла. Что дальше? Мы так и будем все занятие болтать о жизни?

— Переваривай. Через полтора часа тебе придется испытать такие физические нагрузки, которых ты не испытывала за всю свою жизнь.

— Вот тут можешь не переживать, хотя, о чем это я? Большинство человеческих чувств тебе чужды. Я занималась гимнастикой и акробатикой — я знаю, что значит тренироваться до полусмерти.

— Я в курсе. У меня нет времени на уроки теории, постепенно и они будут заменены боевыми тренировками. Посему я расскажу тебе все, что ты должна знать об избранных. Сиди и помалкивай.

— Нет.

— Что?!

— Расскажи о себе.

— Еще какие будут пожелания?!

— Ты знаешь обо мне все, а я о тебе только то, что ты существо с много-сот-летней историей и скверным характером. Это несправедливо!

Глаза Фемис сверкнули, но потока негативных чувств Мишель так и не ощутила.

— Что ты хочешь знать?

— Все. Ты жила с крыльями несколько сотен лет. Расскажи, как, и может быть, я пойму, как жить мне.

— У тебя своя судьба. Никогда ни на кого не равняйся, иначе всегда будешь на шаг позади. Пользуйся чужим опытом, а не чужой жизнью.

Соединенное королевство Великобритании

Несколько сотен лет назад

Пожилая дама в скромном вечернем туалете накинула светлую шаль на плечи белокурой девочки-подростка. Селина недовольно посмотрела на бабушку:

— Нам только дорогу перейти.

— У Сильвана сломалась машина. Я не хочу, чтобы ты заболела, после поисков такси.

— Угу. Тогда проще добраться до дома пешком.

— Не язвите, юная леди. Сейчас выйдем на Саусварк, оттуда машину поймать проще.

— Еще проще позвонить Салу, чтобы он сам приехал к нам.

— Селина, прекрати вести себя, как изнеженная эгоистичная барышня. На улице ночь-полночь. В это время неприлично звонить даже дворецкому.

Женщина с внучкой вышли из театра и, дабы сократить путь, свернули в освещаемый единственным фонарем переулок.

— Смотри, бродяга, — шепнула Селина, указывая на копающегося в мусорном контейнере мужчину. — У меня есть немного денег. Может, отдать ему?

— Почему бы и...

— Эй, Митч! Смотри, какие у нас гости! — послышалось сзади.

Девочка обернулась и замерла. К ним медленно с наглыми ухмылками двигались трое парней, двое из которых уже поигрывали ножами.

— Господи, помоги, — шевельнула губами Анжелика Честерсон и повернулась лицом к бандитам: — Что вам нужно?

Негодяи громко заржали. Копавшийся в мусоре бродяга предпочел удалиться. Селина достала из сумочки золотистый кошелек и швырнула под ноги нападающим:

— Вот. Там деньги. Забирайте и уходите.

Бандиты снова расхохотались и, подобрав кошелек, продолжили наступление:

— А ты смелая, цыпочка. Даже не пытаешься бежать. Или боишься, что бабка не угонится за тобой?

— Да как ты смеешь, смердящее животное, — рыкнула дерзкая девчонка.

— Селина, беги, — холодным тоном приказала Анжелика Честерсон.

— Да, Селина, беги! Только побрякушки оставь, глядишь, и бабка тебя догнать сможет.

— Вам нужны драгоценности? Забирайте, только не трогайте нас, — обратилась женщина.

— Ну нет, маленькая шавка меня оскорбила, теперь я просто обязан повозить ее смазливой мордой по асфальту. Куда?! — один из бандитов ухватил девочку за руку, вцепился ей в волосы и тут же получил театральной сумочкой по физиономии.

— Не трогайте ее! — рванула, было, к внучке Анжелика, но второй схватил ее и приставил нож к горлу. — Не трогайте ее! Забирайте все, только отпустите ее!

Парень отбросил девчонку в сторону, та вскрикнула, ударившись головой о мусорный контейнер. В глазах на мгновение потемнело. Этого времени хватило, чтобы негодяй снова ухватил ее за копну вьющихся волос и, бросив в лужу, пнул в живот.

— Селина!

Задыхающаяся внучка подняла помутневший взгляд на Анжелику:

— Б-бабушка...

— «Бабушка». Деточка зовет бабушку, Митч.

Митч толкнул женщину к Селине, та упала возле девочки на колени.

— Слишком большое социальное неравенство в этой стране, вам не кажется? Надо его как-то урезать что ли? — глубокомысленно изрек бандит, снова поднеся нож к горлу Анжелики, но аккуратная девичья ручка ухватила лезвие. Девчонка поднялась на колени, лицо ее было закрыто белеющими кудрями.

— Ты чего, сучка?! — парень отдернул руку, несколько капель крови упали на подол Анжелики.

Подросток подняла голову, белоснежные кудри рассыпались по плечам, на бандитов смотрели почти светящиеся ядовито-голубые глаза.

— Что за черт?! Бежим отсюда парни!

Селина, едва встав на ноги, тут же рухнула на колени и закричала. Кожа на спине вздулась, превращаясь в огромный горб. Белая блузка затрещала и разорвалась по швам, давая свободу растущим белоснежным крыльям.

Анжелика перекрестилась:

— Святые угодники… Девочка моя… ты… избрана...

Европейский штаб организации «Апокриф»

Несколько сотен лет спустя

Фемис была права: такой усталости юная избранная не ощущала даже после изнурительных тренировок по акробатике. Мишель спала настолько крепко, что не слышала звуков медленно заряжающегося дробовика, передергивания затвора и проснулась лишь от мимолетного, но сильного чувства… возмущения. В ее сторону уставилось дуло, девушка едва успела перевалиться через спинку дивана, как свинец прошил белую обивку.

— Поздравляю с днем святого воскресения Христова, — без эмоций объявила Фемис, откладывая в сторону дробовик.

— И тебя с ним же, — нервно сглотнула Эль, осторожно выглянула из-за дивана и, убедившись, что оружие далеко от наставницы, она встала в полный рост и тут же рухнула обратно.

Фемис крылом подбросила оружие, поймав его, крутнулась вокруг себя и снова выстрелила:

— Я уже говорила, что ты обязана...

—… быть готовой ко всему, — потерла шишку на голове девушка. — Откуда я знала, что моя наставница станет палить по мне в светлый праздник...

— Привет, — дуло снова уставилось на девушку.

— Ой! — она кувыркнулась вперед и, не в силах подняться, буквально закатилась в спальню Фемис. — Хватит!

В ответ лишь прозвучал еще один выстрел. Девушка огляделась — в углу напротив, на невысокой стойке среди голубого бархата лежали два огромных пистолета. Глаза Мишель посветлели, взъерошенные волосы завились в идеальные кудри, из спины, растягивая бретели сорочки, выросли крылья.

— Фемис? Ты еще там? — голос избранной стал немного грубее и приобрел «стальные» ноты. Свечения души Фемис сквозь стену не виднелось. — Ты же не могла уйти..., — она рванула в противоположный угол, проскользила за кроватью по мраморному полу, подпрыгнула, оттолкнувшись крыльями и, схватив оба пистолета, наставила их на плечи Крылатой смерти. Дробовик «смотрел» аккурат девушке в грудь.

— Первое: если хочешь защититься, направляй оружие в жизненно важные точки. Второе: если хочешь защититься, заряжай оружие.

— Почему у тебя нет свечения?

— Потому что у меня нет души.

Мишель ошеломленно уставилась на Фемис, та опустила дробовик:

— Поэтому я не могу убить Падшего. Чудовище способны уничтожить только люди.

— Но ты… такое же чудовище...

— Поэтому со временем ты сможешь убить и меня.

— Ты всю жизнь убивала бездушных, хотя сама...

— Я от своей души не отказывалась! — рявкнула Крылатая смерть. Ее крыло окутал голубой свет, Эль еле успела пригнуться, светящееся острие пробороздило стену.

Девушка неуклюже плюхнулась на пол, обращаясь в смертную, ее снова охватило чувство жалости, при том такое, что к горлу подкатил комок, а свет в ее груди будто сжался и стал ярче.

— Никогда меня не жалей — меня это оскорбляет. Моя душа стала моим оружием.

— Прости.

— Я свой крест несу заслуженно и другой доли не желаю. Отправляйся на завтрак — после нам нужно налечь на стрельбу.

Вин Чун встретил юную избранную лучезарной улыбкой:

— Доброе утро, Мишель. Поздравляю с праздником святого воскресения Христова.

— Доброе утро, господин Чун. И тебя с праздником.

— Я приготовил тебе замечательный суп.

— Э-э… спасибо, но я… Я с удовольствием попробую твой суп, — вздохнула девушка, почувствовав нагнетающуюся обиду.

— Как спалось самой темной ночью в году?

— Самой темной ночью?

— Смерть сына Божьего.

— Оу… Никогда не думала, что это связано.

— Не страшно. Ты — дитя своего поколения. Сейчас люди гоняются за далекими неизведанными истинами, не обращая внимание на очевидное и по-настоящему важное.

— Что-то мне подсказывает, что мы уже не о темноте разговариваем.

Господин Чун улыбнулся:

— Хочешь, покажу тебе то, на что мне давным-давно раскрыл глаза очень дорогой моей душе человек. Возьми с собой суп.

Прихватив с собой глубокую чашку супа, Мишель с любопытством засеменила вслед за китайцем. В столовой и большом зале-гостиной, который встречал всех прибывших в Европейский штаб «Апокрифа», немногочисленная публика приветствовала избранную улыбками и однообразной, но счастливой новостью о воскресении Христовом.

— Мы сбегаем от Фемис? — поинтересовалась девушка, когда закрылись огромные ворота и перед ней снова возникли рельсы и небольшой вагон, доставляющий к доку. Собственно, туда они направлялись.

Вин Чун усадил избранную в небольшой скоростной батискаф, который за минуту доставил обоих на поверхность. Стеклянная крышка отодвинулась, Мишель увидела бесконечное бирюзовое небо над зеркальной водной гладью, невысоко над горизонтом сверкал ласковый диск солнца. Он именно сверкал. Казалось, свет то угасает, то становится ярче, а само солнце едва не двигается в веселом, но сдержанном танце.

— Что это?

— Солнце играет, — с улыбкой ответил китаец.

— Особенности климата?

— Христос воскрес. Вот уже сорок лет в день воскресения Христова каждое утро я смотрю, как играет солнце. Оно играет так только в этот день, и в игре этой я вижу надежду. Ту же, которую я видел в глазах Фемис сорок лет назад, когда она показывала мне это сияние. Я был уверен, что она давно надежду утеряла… до этих пор.

— Надежда — чувство, присущее тем, у кого есть душа. Во что превратилась ее душа, я сегодня увидела.

— Не суди ее строго. Падший обратил все ее чувства в оружие, возможно, сам того не желая.

— «Не желая»? Я думала, он жаждет извести Фемис не меньше, чем она его.

— Все сложнее.

— Кто же он такой?

— Отражение ошибок человечества...

Мексика

Несколько сотен лет назад

Особняк Бускес находился буквально на границе двух миров. По одну сторону стены текла относительно размеренная и спокойная жизнь, полная достатка и благополучия, с другой стороны начинался район нищеты и преступности. У рожденных там фактически не было иного будущего как повторить судьбу своих бедствующих родителей, а те, кто попадал сюда с высоты другого положения в обществе, к прежнему больше не возвращались. Можно сказать, в доме Бускес вот уже тринадцать лет сливались две категории детей этих районов.

— Го-ол! — выкрикнул темноволосый подросток, загоняя потертый мяч в ворота. Парочка из «его» команды весело запрыгала. — Теодор Бускес завершает матч блестящей атакой!

На террасу вышла молодая кареглазая брюнетка:

— Теодор Бускес! Кто-то обещал мне после обеда взяться за книги!

— Иду-иду… Ладно, парни. Увидимся вечером.

— Давай, зубрила, учи свои языки. Глядишь, станешь бразильским футболистом и нас с собой заберешь, — бросил кто-то из друзей.

— Обязательно, — усмехнулся Тед, закрывая за собой входную дверь.

В доме было подозрительно тихо.

— Мам...

Вдруг чья-то ладонь плотно зажала подростку рот. Это была кухарка семьи — синьора Сахье. Она жестом приказала парню молчать и, стараясь не шуметь, вывела его в сад.

— Что случилось? — прошептал Теодор.

— Враги твоего отца у тебя в доме. Хозяйка приказала увести тебя и спрятать.

— Что?! Что с ними?!

— Я не знаю. Они остались…

Тед остановился и дернул руку на себя:

— Я не пойду без них! Мы должны им помочь!

— Прошу тебя, говори тише, ты погубишь нас обоих.

— Уходи. Я вернусь к ним.

— Умоляю тебя… эти люди — сущие звери. Они хотят только того, чтобы ты вернулся, через тебя они смогут воздействовать на господина Бускес.

— Это кто-то из оппозиционеров. Я должен помочь отцу.

— Пожалуйста, уйдем со мной, — взмолилась кухарка. — Ты ведь умный мальчик...

— Если им будет необходимо, они все равно меня разыщут. Сейчас я нужен своему отцу. Беги.

Два крепких молодца с автоматами стояли возле сидящей на кухонных стульях четы Бускес. У отца семейства уже была подбита губа и разорвана грязная рубаха. Напротив, на обеденном столе сидел «парламентер», красноречиво поигрывая кухонным ножом:

— Пойми меня правильно, Мигель, лично против тебя и твоей семьи я ничего не имею… но хозяин сказал убедить тебя распустить твою партию, вот мне и приходится изыскивать способы...

— А народ вы в необходимости вашей программы будете убеждать такими же способами? — превозмогая боль, спросил Бускес.

— Народ… существо бессознательное. Есть много способов его убедить. С тобой гораздо сложнее… но не безвыходно, — он подошел к женщине. — У тебя очень красивая жена, Мигель. Жаль будет портить такое личико. — Бандит поднес лезвие к ее щеке, и тут же по голове его ударил потертый мяч, а следом за ним увесистая настольная лампа.

Конвоиры даже не успели опомниться, как тринадцатилетний мальчишка, вытащив из-за пояса складной нож, полоснул им по руке одного из дуболомов. Второй, среагировав достаточно быстро, ударил Теодора прикладом, тот, задев стол, с рассеченной головой повалился на кафель.

— Тед! — крикнула женщина и тут же упала без сознания от мощного удара.

Мигель бросился к ней. Сквозь помутневшее зрение Теодор увидел, как из носа матери стекла струйка крови, а отца отволокли в сторону и принялись пинать.

— Хватит! — срывающимся голосом крикнул парень.

— Что?! Что ты сказал?! — «парламентер» ухватился за кудрявые черные волосы и поднял его голову, Тед распахнул глаза, и бандит отпрянул.

В кудрях мальчика проявилась седина, глаза стали грязно-желтыми, а на спине стремительно рос горб.

— Что за чертовщина?!

Парень поднялся на ноги и от пронзающей все тело боли закричал, что было мочи. Грязная футболка разорвалась, из-за спины парня распахнулись белоснежные крылья. Бандиты с молитвенными возгласами рванули прочь из дома.

Теодор опустил желтые глаза на испуганных родителей. Теперь он видел их иначе: в их груди пульсировал яркий голубой свет. Казалось, этот свет ослепил его, и парень потерял сознание.

Объединенное государство Европы

Несколько сотен лет спустя

Европейский штаб «Апокрифа»

— Оружие, которое ты выберешь, будет определять характер твой как воина. Ты должна уметь обращаться с любым оружием, но со временем останется лишь одно, с которым ты будешь единым целым… И это будет значить, что оружие выбрало тебя, — заключил китаец.

Мишель стояла посреди оружейного зала, некой помеси арсенала и музея, в открытом костюмчике с эмблемой «Апокрифа» и с недоумением разглядывала богатую коллекцию холодного оружия:

— Я не совсем поняла твою мысль, но из уважения соглашусь. А зачем нам холодное оружие? Пуля понадежнее будет...

— Когда речь идет о человеке — да. Пулей избранного не сразить наповал, тем более, Падшего.

— Почему же тогда его люди стреляли в меня?

— Твоя смертная сторона так же уязвима для свинца, как и простой смертный.

— А Падшего?

— У него есть преимущество.

— Что за преимущество?

— Сзади!

Мишель отскочила в сторону и выгнулась, уходя от атаки голубого свечения. Огромное крыло снова приобрело свой белоснежный цвет и вернулось за спину. Фемис стояла посреди зала в легком костюме, который, начиная от поясницы, шлейфом разрезанной юбки едва доходил до пола. Избранная, молча, кивнула китайцу, тело ее при этом покрылось голубым свечением. Тот взял с одного из стеллажей меч и попытался отсечь Фемис голову. Лезвие лишь с глухим стуком отскочило. Чун ткнул клинком ей в живот, но сталь скользнула в сторону.

Мишель изумленно наблюдала за попытками китайца хотя бы оцарапать Крылатую смерть.

— Выбери оружие, — приказала избранная.

Девушка в замешательстве оглядела зал, взгляд ее остановился на внушительных размеров стальном кейсе, Эль шагнула к нему, тот еле заметно двинулся в ее сторону.

— Другое оружие, — прозвенел напряженный голос.

Подопечную этот голос будто вывел из транса. Взгляд зацепился за самурайский меч — тати, девушка взяла обеими руками белую рукоять и слегка смущенно посмотрела на наставницу, которую все еще окутывал голубой свет. «Учители» переглянулись:

— Падший тоже любит подобные мечи.

Фемис протянула девушке раскрытую ладонь:

— Режь.

— Что?!

— Ладонь. Режь.

Мишель буквально прикоснулась лезвием к светящейся руке избранной, по зеркальной стали прокатилась капля крови.

— О, Боже! Прости! — девушка отшвырнула оружие, ухватилась за руку Фемис и застыла — свечение излучало тепло, которое тут же проникало до самого сердца, на душе становилось спокойно и легко. Голубой свет потух, как и все эмоции Мишель, исключая лишь удивление:

— Что это?

— Это чувствуют смертные без души… за несколько мгновений до смерти от моей руки.

Девушка отдышалась и подняла синие глаза на Крылатую смерть:

— Почему я могу причинить тебе боль?

— Потому что в тебе живет и избранный, и человек. Никто в этом мире не может ранить больнее, чем человек, но об этом позже. Убить избранного, как бы силен он ни был, может только избранный и только когда у него есть душа. Понять все это сложно, но необходимо.

— Так значит… ты спасла меня исключительно, чтобы я убила Камерленго?!

— Не только...

— Я знала, что ничего просто так не бывает.

— Не бывает. Но, желай я только лишь его смерти, у меня бы хватило терпения еще на три сотни лет.

Мишель попятилась к стене:

— Да с чего ты вообще взяла, что твоя сторона — правильная?! Тебя ненавидит весь мир!

— Ты здесь не для того, чтобы оценивать мои действия.

— А для чего?!

— Для того чтобы остановить террор под маской богобоязненности.

— Это ты решила?!

— Ты. Спустя несколько часов, после того как вздумаешь сбежать отсюда, ты примешь это решение.

— Как можно сбежать с подводного города?!

— Вин Чун покажет тебе выход. Постарайся не взлетать сразу после поднятия на поверхность, иначе понтификары засекут весь штаб. Советую тебе не брать с собой родственника. Жаль, если погибнет еще и он, — бросила через плечо Фемис, выходя из зала.

На несколько секунд зал сковала тишина. Китаец со вздохом подошел к небольшой панели с кнопками и, набрав какую-то комбинацию, опустил тяжелые двери, перекрыв выход из зала, в одной из стен при этом открылся узкий проход в темный тоннель.

— Ты выйдешь на маленький остров, находящийся неподалеку от Греции. Наручный передатчик покажет тебе карту. Уходи.

— Вот так просто?

Китаец отступил назад и жестом предложил девушке войти в тоннель. Жестокий и опасный план, но он необходим, чтобы окончательно развеять все сомнения. Мишель двинулась вперед.

— Страх разлагает душу, — послышалось сзади. Дверь рухнула на выход из тоннеля. Мишель осталась в непроглядной темноте и двинулась вперед, ощупывая пустоту перед собой.