Глава 3

Когда зима накинулась на город злым снегом, Евгения наконец решила переехать к младшему сыну. Она провела два последних дня в семье Измайловых, тем самым прощаясь со Стасом. Ребенку она не хотела ничего говорить, но он сам видел, что что-то не так. Слава ни на шаг не отходил от названной бабушки и засыпал ее вопросами, которые волновали его больше всего.

— А почему зимой так холодно, — потер ладошки друг об друга мальчик. Квартира слабо отапливалась, и все ходили в двух-трех слоях теплой одежды.

— Солнышко устало за лето и сейчас отдыхает, — улыбнулась Евгения. В комнате стоял приторный запах сердечных капель, которые принимала женщина. Она уже несколько часов просидела с мальчиком в комнате, зная, что Алёна находится на кухне и прекрасно всё слышит. Женю мучила совесть: она бросает Стаса на женщину, которая хотела его смерти. И кто знает, что может взбрести ей в голову.

— Бабушка Женя, а почему ты пьешь это лекарство? Ты заболела? — спросил ребенок, наблюдая, как Евгения отсчитывает капли, которые падали в мерную ложку.

— Это витаминки для взрослых, — отозвалась она. — Взрослые больше всего на свете хотят опять стать детьми, и такие капельки им немного в этом помогают. Помогают побыть молодыми еще чуть-чуть.

Алёна фыркнула, услышав этот ответ, и посоветовала сыну не доставать гостью вопросами. Станислав непонимающе посмотрел на маму: с чего вдруг она так зло отреагировала? Мальчик топтался на месте. Он явно хотел задать еще с десяток вопросов, но мать стояла в дверях и своим присутствием мешала сосредоточиться.

— Бабушка, а спечешь мне завтра пирожков? — всё же решился на один из них Стас.

— Завтра не получится, — с сожалением отозвалась женщина. — Так сложились обстоятельства, что я ненадолго должна уехать.

— Куда?

— Мне нужно проведать младшего сына, — улыбнулась, она Стасу и привычно провела рукой по его волосам.

***

Мальчик вышел из ванной, кутаясь в огромное белоснежное полотенце. За его спиной клубы пара размывали изображение в зеркале и стекали водой по плитке на стенах.

— Мам, ты где? — крикнул Стас, удивляясь полной тишине в квартире. Мальчик переступил через перевернутый горшок с цветком и, шлепая мокрыми ногами по коридору, медленно приближался к комнате.

Ковром по полу стелился плющ, и он же устилал стены. Что-то наподобие лиан свисало с потолка и обвивало мебель. Стас недоверчиво косился по сторонам, не до конца понимая, что произошло и почему растительность занимает всё доступное пространство. Мальчик подошел к двуспальной кровати — на покрывале лежал кокон из тонких сухих веток. Но Стаса больше заворожили расцветающие на нем мелкие розовые цветы, которые один за другим прямо на его глазах раскрывались и выпускали облачко пыльцы. Ребенок вдохнул приторный аромат и не почувствовал, как его ноги обвил коричневый прут. А когда в коконе он разглядел мать с перекошенным от ужаса лицом, его дернуло в сторону. И приложившись затылком об пол, Стас взмыл под потолок. Белоснежное полотенце осталось лежать на полу, а мальчик кричал, чтобы его отпустили. Но у обезумевших растений были другие планы на этот счет. Сухая ветка уже обвилась несколько раз вокруг его лодыжек, впиваясь в нежную кожу шипами. Он извивался, но вырваться не мог. Кокон образовывался уже вокруг его талии, когда ребенок заметил первую завязь розовых бутончиков. Мелкие лепесточки слегка приоткрылись, готовые выпустить свою приторно пахнущую пыльцу в воздух, как только сердце человека перестанет биться. Как только он подарит им свою жизнь. Стас потянулся и сорвал один бутончик, ухватившись за него кончиками пальцев. Он хотел всего лишь вдохнуть этот аромат последний раз, но растение издало высокий трескучий звук и выпустило мальчика из пут. Он приземлился на пол, а в метре от него в предсмертных конвульсиях извивалось растение, которое всего секунду назад претендовало на чужую жизнь. Отросток иссыхал на глазах, утончался. Плющ потрескивал и превращался в пыль, как и вся растительность в комнате. Рядом с ребенком плюхнулась с потолка одна из лиан, зацепив мальчика скользким кончиком по лицу. А Станислав все так же лежал на полу, сжимая пальцами все еще яркий и почти живой цветок, и наблюдал, как все гибнет вокруг него. Последним на составляющие рассыпался кокон на постели, являя иссохшийся и почти съеденный труп Алёны. Вся жизнь была высосана из нее. И только тогда ребенок позволил себе настоящий крик. От которого и проснулся.

Он кричал до тех пор, пока в кухню не вбежала перепуганная мать. Она изменилась в лице, когда увидела, что с ребенком всё в полном порядке. А орет он опять от страшного сна. Измайлова уже порядком устала просыпаться каждое утро от дикого крика, да и Вадим уже ругаться начинает, что никакого покоя в этом доме нет.

— Чего опять орешь? — сонно потерла женщина левый глаз.

— Мамочка, ты жива, — обрадовался Стас, завидев мать.

— Опять какая-то херня приснилась, — поставила вердикт Измайлова и развернулась спиной к сыну, собираясь вернуться в постель и досмотреть свой сон.

— Нет, там было всё реально! — замотал головой ребенок, свешивая ноги с постели. — У меня до сих пор спина от падения болит! А еще смотри! — он вытащил руку из-под одеяла и, разжав ладонь, показал матери малюсенький и чуть подвявший розовый цветочек. Легкий аромат от него кинулся заполнять пространство, но сразу смешивался с другими запахами и терял свою уникальность.

— Неужто мои растения общипал? — фыркнула она, повернувшись к сыну.

— А у нас есть такое растение? — удивился ребенок.

Алёна присмотрелась к крохотному бутончику и нахмурилась. Такого растения в их доме не было. Но откуда он тогда взял этот чертов цветок? На улице зима, не из-под снега же выкопал. Да и выглядит он свежим, будто только что сорванным.

— Где ты это взял? — переспросила Измайлова.

— Во сне, мам. Но сон был не сон. И ты была мертва. Они тебя убили. Эти цветы. Они бы и меня убили, но я сорвал его. И представляешь, я смог вынести его! Наконец-то у меня это получилось.

— Выкинь эту гадость! — Алёна подбила ручонку сына. Бутон подпрыгнул на его ладони и упал на пол. Секунда. Вторая. Стас успел только моргнуть, когда цветка уже не было.

— Он растаял, — недоверчиво протянула мать.

— Я перестал к нему прикасаться, — задумчиво протянул ребенок. — Они живут тут за мой счет. Только пока я их держу. То же самое было и с бусинкой! — вскрикнул он, осененный догадкой.

— Он растаял, — продолжала смотреть на пол женщина. — Ах ты чертово отродье! — Она отскочила от постели сына. — Кто ты и что ты?! Люди такого не умеют! Я знала, что ты не человек еще, когда носила в пузе! Ты чудовище! Ты тварь! Ты.…Ты…. — Она не нашла что добавить и просто с грохотом захлопнула за собой дверь в кухню.

— Они живут, пока я держу их, — повторил ребенок, глядя на свои ладони.

***

Солнце клонилось к горизонту, но до заката еще было много времени. Стас совершенно не спешил домой. Поджав ноги, он сидел на лавочке, опустив взгляд в лужу под ней. В бликах косых солнечных лучей в ней отражалось юношеское лицо с заостренными чертами и вечно взлохмаченными русыми волосами. Мальчик уже давно вырос в юношу. И с каждым годом он все больше и больше становился похожим на своего отца, о котором мать даже не хотела вспоминать.

Годы совсем подкосили Алёну. Если несколько лет ушло на восстановление порядочной и нормальной жизни, то теперь она вновь катилась по наклонной плоскости. Вадим все чаще приводил в дом своих дружков, и они всей компанией заседали за бутылкой водки. Измайлова первое время одергивала сожителя, пытаясь его образумить, но когда попытки провалились — она присоединилась к нему. Юноша безумно скучал по Евгении. Но никаких координат у него не было. Он не исключал возможности, что женщина дала новый номер его матери. Но то, что он сохранился у Алёны — исключалось.

Станислав с болью в сердце повернулся на смех маленькой девочки, которую кружил отец. Почти все люди обратили к ним свои взгляды. Малышка запрокидывала голову назад и, прикрыв от страха и восторга глаза, оглашала округу счастливым визгом. Он никогда не знал своего отца. Мать почти не упоминала о нем, а редкие вопросы переводила на что-то другое или закатывала скандал. Единственное, что знал о нем Стас — внешность. Фотография до сих пор висела над материной кроватью. Выцветшая картинка в рамке, покрытой толстым слоем пыли. Но висела. Он бы, наверное, всё отдал, если бы мать рассказала о нём. В голове мальчишки зрел план, но для его выполнения стоило выждать момент.

День подходил к своему логическому завершению, но желание у Станислава идти домой так и не появилось. Он с отвращение глянул на окно кухни на седьмом этаже. Очень скоро там включится свет. И, возможно даже, на кухне опять засядут собутыльники Алёны и Вадима.

Юноша поежился от свежего весеннего ветра. Ему нужно хорошо закончить девятый класс, а для этого стоит хоть раз в неделю готовить домашнее задание. Черный портфель лежал рядом с ним на лавочке. Парень уже прочитал заданные параграфы по физике и биологии, осталось лишь написать сочинение на заданную тему. Именно этого он так не любил. Стаса всегда уносило в сторону от границ, которых стоит придерживаться в тексте, за это ему частенько снижали оценки. Учитель хвалил Станислава, говорил, что у него нестандартный и всегда интересный подход к теме. Но раскрыть до конца ее у мальчика никогда не получалось. Он выливает на бумагу все мысли. И нескончаемым потоком они уносят его от творчества Достоевского к проблемам нынешней политики.

Измайлов тяжело вздохнул и опустил ноги в лужу. Грязь моментально поднялась, зеркальность воды помутнела. Закинув рюкзак за спину, парень медленно поплелся к подъезду. Сейчас еще слишком холодно, чтобы засиживаться допоздна. А вот будет ли он ночевать дома летом — остается вопросом без ответа.

Открывшаяся дверь выпустила в тамбур волну вони, состоящей из спирта, кислого пота и горелой пищи. Станислав поморщился, но всё-таки переступил порог квартиры. В кухне на его детской кровати развалился какой-то пьяный субъект, явно не собираясь в скором времени приходить в себя. Алёна обнимала пустую бутылку из-под водки и посапывала на полу у ванной. Вадима в квартире не оказалось. Скорее всего, ушел с еще держащимися на ногах пить дальше. Стас брезгливо посмотрел на мать, но всё-таки перетащил ее на двуспальную кровать. Покрывало на ней давно сбилось, и заправлять ее даже никто не пытался. Грязное постельное белье завозили до степени неузнаваемости цвета.

— Стас, — прохрипела она, еле шевеля пересохшими губами. — Не прикасайся ко мне, дьявольское отродье!

Юноша усмехнулся, вот этот шанс и выпал.

— И за что ты меня так ненавидишь?

— Я ненавижу тебя! Я ненавижу детей! Маленькие твари! Из-за тебя я чуть не погибла! Но ты всё равно убийца, — ее голос сошел на бульканье и, закатив глаза, она отключилась.

Но парень так просто сдаваться не собирался. Он помнил всю ту злобу и всю ту ненависть, которую выплескивала на него Измайлова. Мальчик долго не мог понять, что происходит и почему к нему так относятся. Сейчас, наконец, появился шанс узнать правду. Всю правду. Какой бы она ни была. С кухни он принес полный чайник воды. Она закипела еще утром и сейчас была не опасна. А, может он и жалел, что там не кипяток. Вода тонкой струйкой полилась на лицо Алёны. Через несколько секунд ресницы дернулись, и она открыла недовольные глаза.

— Ты?!

— Мы не договорили, — ухмыльнулся юноша. — Кого я там убил?

— Олега, — она выплюнула эти слова ему в лицо! — Он под нож лег, что бы ты жил, ублюдок! Ребенка он, видите ли, хотел, а обо мне кто подумать должен был! Что папаша, что сын — оба хороши.

Она заплетающимся языком расписывала всё то, о чём так мечтал узнать Стас. Но лучше бы не знал. Каждое слово ножевым ранением заседало в его сознании. И тогда он захотел, чтобы Алёна заткнулась. Его руки сомкнулись на ее шее. Она непонимающе посмотрела сыну в лицо и прохрипела:

— Решил добить.

Если бы она промолчала, именно это парень и сделал бы. Но Аленины слова подействовали на него отрезвляюще. Он отдернул ладони и, будто замаравшись, вытер их о брюки.

— Почему ты молчала? — он смог выдавить из себя всего три слова.

— Это убивало тебя, — ухмыльнулась она во весь рот, в котором не хватало доброй половины зубов. — Ты подыхал от незнания. Это была лучшая месть. Я мстила! Это были лучшие годы!

Станислав не стал слушать продолжение этой пьяной тирады он, вскочив на ноги и забрав рюкзак, стремглав вылетел из квартиры, забыв закрыть дверь.

Игорь открыл дверь почти сразу же. Он жил от Измайлова в двух автобусных остановках и был одним из ближайших друзей.

— Я могу у тебя сегодня остаться? — первое, что спросил Стас, когда перед ним появилась мордаха друга, который уже собирался ложиться спать.

— Еще спрашиваешь, — фыркнул тот. — Заходи.

***

— Измайлов, я очень рад, что ты соизволил написать сочинение. Но сколько раз тебе повторять, что это — не вольная тема. Тут нужно придерживаться рамок, а тебя опять куда-то в лес понесло, — возмущался Пётр Аркадьевич, листая тетрадь ученика при всем классе. Шла двадцать третья минута урока литературы, а Станислав уже был готов кому-то набить лицо.

— И в какую же я сторону ушел? — сквозь зубы процедил вопрос парень.

— Исследуя проблему Фауста, ты вышел к умозаключению, что Бога нет. Как так можно?

— Там пошагово описаны мои мысли. А если я не имею права их выразить в сочинении, какой тогда смысл давать это задание? Если вы желаете, чтобы сочинения не выходили за ваши рамки, дайте один текст всему классу. У всех будет одно и то же. У всех буду ваши мысли. Это вы считаете литературой?

— В хрестоматии написаны отзывы литературоведов, — повысил голос Пётр Аркадьевич. — Твои мысли не должны отличаться от их.

— Я не собираюсь подстраиваться под этих бородатых снобов. Их точка зрения устарела, так же, как и они. Литература не диктует правила. Одну историю можно рассматривать с нескольких точек зрения и каждый читатель вынесет для себя определенную мысль. Все люди разные, они и подстраивают под себя произведения.

— Два, — улыбнулся преподаватель и швырнул тетрадь себе на стол.

— Успокойся, — посоветовал Игорь, который сидел за одной партой с Измайловым. — Он — баран. И ты тут ничего сделать не сможешь.

— Да пошел он, — зло прошипел парень и достал из портфеля заветную черную тетрадь с серебряным узором.

— Он тебе еще и вдохновил? — заржал друг.

— Я предыдущий не дописал, — отмахнулся от него Измайлов, клацнув ручкой.

Сны продолжали мучить парня, но вынести из них он больше ничего не мог. Видимо, для этого нужно было что-то особенное. Те три сна до сих пор снились ему, но до конца не доходили. Обрывались на середине. То он столкнулся со стеной и проснулся, или услышал голос, который его вытолкнул в реальность. Или споткнулся о цветочный горшок в коридоре. Дальше его не пускали. Пока. Станислав собирался разобраться, что может служить причиной. Те три сна позволили вынести часть себя: грязь, бусина, бутон. Но что делать дальше? Измайлов обещал себе разобраться в этом, но пока писал одну из первых своих зарисовок. Недавно эту тетрадь нашла его мать. Прочитала первый абзац и долго смеялась и подкалывала сына.

— Заняться больше нечем? — хохотала она, разглядывая записи и слегка сминая углы страниц, когда переворачивала.

— Не водку же мне глушить, — Стас вырвал из ее рук свою вещь и получил затрещину.

Сейчас на уроке он вновь достал вещь, с помощью которой мог уходить от действительности. Что может быть лучше, чем создать собственную вселенную и управлять в ней жизнями и судьбами? И зачем каждый человек мечтает захватить и покорить реальный мир, если можно создать свой. Идеальный.

Станислав пробежал глазам последние строчки, чтобы оживить в памяти события, запечатленные в тетради. И заскрипела ручка по листу бумаги, описывая то, что мысленно видел парень. Он заглушил бубнеж учителя и вновь нырнул в созданный им самим мир. В мир, где без него все погибнут. Или застынут вне времени и пространства — что еще хуже.

***

Он не помнил, как именно тут оказался. Улица была до боли знакомой, но он с трудом признал, что это его улица. Это его двор. А это — дом. Стас недоверчиво крутил головой. Обшарпанные многоэтажные здания с выбитыми окнами и отвалившимися дверями. Проржавевшие машины, от которых остались только скелеты. И ни одного дерева или кустика. Ни одной травинки. Ничего. Пустота и тишина. Станислав, всё еще не веря в происходящее, брел по улице, и все яснее в нем просыпалось чувство дежа вю. Что-то не так с этим миром. Будто он его, но не его.

Непонятное влечение. Парень поднял с земли камень, чувствуя, как тот режет руки, и со всей силой швырнул его в стену многоэтажки. Послышался треск, бетон раскрошился в том месте, где в него попал булыжник. Из зияющей дыры заструился темный туман. Будто кто-то разрушил декорацию, и теперь реальность сочилась в мир театра.

— Сон, — усмехнулся Измайлов, уже четче осознавая происходящее. Теперь у него две цели. Первая — завершить сюжет. Вторая — вынести что-то за его пределы. Что-то маленькое. Неброское. Которое можно сохранить. Он поспешно оглядел местность. На зеркале заднего вида в одном из автомобилей висела на черном шнурке небольшая деревянная иконка. На удивление, изображение сохранилось на ней в идеале, а вот само дерево потрескалось. Стас сорвал иконку и зажал в кулаке. Черный туман постепенно заполнял пространство. Может, это выход? Измайлов швырнул еще несколько булыжников в дома вдоль улицы. Словно кисель, колыхалась тьма в воздухе. Рывок, и она ринулась к гостю, залепляя глаза, нос и рот. А парень мечтал об одном. Не разжать руку. Только бы не разжать руку.

Он проснулся в своей кровати рано утром. За окном только занимался рассвет. Дышать было тяжело. Будто туман все еще сидит в его легких и не позволяет совершить полноценный вдох. Станислав, наконец пересилив себя, открыл глаза. Комната тонула в полумраке. Завешенные шторки почти не пропускали первые солнечные лучи. Стас встал, что бы распахнуть окно, но, собираясь поднять руку, передумал. В кулаке была зажата вещица из сна.

— Ее нельзя отпустить от себя, — прошептал он, разжимая ладонь. Небольшой деревянный квадрат и продетый через него черный шнурок. И ничего больше. Стас покрутил в руках бывшую иконку, но ни намека на изображение Бога не было. Ничего. Пустой потрескавшийся кусок деревяшки.

Но Измайлова волновал совершено другой вопрос. Эту вещь нужно как-то сохранить. Он аккуратно надел на шею несуществующий в реальности шнурок. Но носить на себе все время кусок деревяшки желания не было. Ему нужно было что-то придумать.

Пометавшись по кухне минут двадцать — Стас решил рискнуть. Из портфеля на стол был положен учебник по биологии. Парень открыл его на середине и вытащил из ящика стола кухонный нож. Примеряясь и делая пометки, он вырезал из одного листа небольшой прямоугольник, делая рамку. Улыбнувшись, Станислав приступил к выдалбливанию бумаги. Он считал варварством портить книги, но не видел больше выхода из положения. Измайлов отложил нож только тогда, когда его маленький тайник в середине учебника был готов. Стерев со лба пот, он выкинул бумагу и схватился за шею, нащупывая шнурок. Он был по-прежнему там. Выдохнув, парень преступил ко второй части плана. В ход пошли кухонные ножницы. Он впервые благодарил мать, что та, как всегда, силком не потащила его в парикмахерскую и не побрила под ноль. Щелкали ножницы, состригая пряди светло-русых волос. Эта квартира уже видела подобную сцену. Алёна обрезала свои локоны во время беременности точно так же. Станислав, не задумываясь, скопировал и ее позу, стоящую у окна, и этот одурманенный предвкушением взгляд в никуда. Волосы падали вниз. Он совершенно не задумывался, как будет выглядеть после этого.

Как только по его мнению было срезано все что нужно, он медленно выстлал волосами дно выемки. Он сделал тайник небольшим по площади и глубине. В гнезде из своего ДНК он уложил вещь из сна. Оставалось, надеется, что эта его часть прослужит, как якорь. И деревяшка не исчезнет. Станислав захлопнул учебник и аккуратно положил его под кровать за банками с консервацией. Мать вряд ли полезет туда, а если и полезет, то учебник ее не заинтересует.

Измайлов свободно выдохнул. Ему наконец удалось вынести вещь вновь. Не как в детстве — случайно. А вполне осознанно. Интересно, повлечет ли это какие-то последствия? Пока что это не так важно. Главное — сохранить стертую иконку.

— Религия лишь во сне, — усмехнулся парень и вновь свалился на свою кровать. Пружины заскрипели под его весом, а на полу теперь лежал маленький тайник с огромной тайной.