Ящик с пандорою

Ящик с пандорою

— Мир вам, добрые люди.

— И тебе мил-человек голодной смертью помереть, — шутка была уже двести лет как не новая, но мастер-сержант и не был расположен шутить.

Длинная человеческая змея тянулась куда-то по извилистой лесной дороге. Опадавшие листья сыпались золотым дождем на широкие шляпы мушкетеров, кружились, падали уставшим солдатам под сапоги. Дым фитилей относило вдаль ветром. Шла рота капитана Якова Лесли, или невеселая компания, как ее иногда называли. Один бог знал, куда она шла. Капитан — догадывался.

— За что ж вы, дядя, так неласково, — вышедший из леса навстречу роте человек было обиделся. Молодой совсем, круглолицый, в неопределенной одежде — то ли слишком рваная ряса, то ли слишком чистые лохмотья. Впрочем, встать на пути идущих людей и вот так просто их поприветствовать — по нынешним временам нужна храбрость и немалая. Или глупость, хотя вряд ли — отнимать у паренька явно нечего. Ну кроме сверкавшего в глазах любопытства. Так что ротный сержант решил любопытство поощрить. Да и марш на голодный желудок его утомил, поболтать хотелось.

— А что ж ты мил-человек нам без хлеба желаешь остаться? Мы люди военные, пикой сеем, мушкетом жнём. Война окончится — куда нам податься ?

— А, ну извините, дядя… а куда путь держите ?

'Хорошо бы самим знать', — подумал сержант устало, а вслух важно сказал — военная тайна

— Ага, — глубокомысленно сказал паренек, отбежал для верности подальше и снова спросил

— Вы из каких, дядя, будете?

— В смысле из каких?

— Католики аль лютеране? Нам в деревне пастора прятать или падре ?

— А у вас их там двое что ли ?

— Ага, дядя. Один от богемцев к нам убег, второй от шведов. Так и живут. Ругались вначале ужасно — вся деревня смеялась. Потом устали и надоело им, теперь тихие сидят, по очереди служат. Церква то одна. Так кого прятать, дядя ?

— А если бы самим знать.От имперцев отбились к шведам не пристали. Так что агностики мы сейчас… или эти, как бишь их, атеисты.

Несмотря на малограмотность, ротный мастер-сержант любил ученые слова. Ошеломленный ими парнишка на миг замер, раскрыв рот — и попался в крепкие руки. Пискнул жалобно и застыл, вытаращив испуганные глаза на схватившего его за шкирку высокого скуластого офицера.

— Деревня близко ?

— Да, дядя.

— Ну, гуляй. А прятать — обоих.

Удружил роте их светлость герцог Баварский — взял да и заключил с французами мир. Самовольно, ни императора Фердинанда, сюзерена своего, не спросил, ни с собственными солдатами не посоветовался. Бравый фон Верт, с недавних пор командир герцогской армии послал было герцога к любимой его хорватскими кавалеристами матери — и теперь сидит в тюрьме, а армия разбегается. В том числе и рота Лесли, вмиг оставшаяся без начальства, приказов и денег. Куда идти — непонятно. К имперцам накрепко приклеилась неудача, шведы от побед возгордились и перестали платить вообще. И герцог, сволочь эдакая, за целый год должен остался. Вот и шли куда глаза глядят под холодными осенними дождями. В середине колонны тащилась обозная повозка, с высокой светловолосой женщиной на козлах. С ротой ехала Магда, жена одного из солдат. Усевшись на козлах, она тихо пела на протяжном богемском наречии, временами прикладываясь к высокой фляге. Ее длинные светлые волосы разметались по плечам, тонкие губы размеренно шевелились. Чуть слышно грохотали пушки — война гремела где-то вдали, подпевая Магдиной песне. Приближался их день рождения — Магды и этой войны. Они были ровесницы.

Деревня открылась за поворотом — большая, домов на триста. По виду — богатая, среди сложенных из чего попало избушек попадались и добротные фахверковые, радующие глаз беленой глиной, и даже каменные. Над колокольней сверкал на солнце новенький крест. Деревенские вышли встречать свою армию как подобает, со всем радушием — немаленькой толпой, с шумом, криками и лесом кос, насаженных торчмя на древки. Кое-где задымились фитили, а из угловых сараев высунулись толстые круглые дула, сильно напоминающие пушечные.

— Ну чисто бастионы. По всем правилам. научились, — отметил про себя капитан.

Впрочем на тридцатом без малого году войны защищаться научились все.

Рота развернулась в линию, держа пики и стволы наизготовку. Мастер-сержант под белым флагом ушел вперед — говорить. Он и деревенские начали долгий и мелочный торг, хватаясь за головы и поминутно размахивая руками. Сержант — капитан ясно видел его невысокую, почти квадратную фигуру — говорил обстоятельно, поминутно оглаживал широкую бороду, улыбался, делал страшные глаза и то и дело показывал руками на капитана. Лесли помогал ему чем мог — крутил давно сбритые усы, хватался за шпагу и всячески делал вид злобного вояки, крайне раздраженного тем, что ему на завтрак до сих пор не подали христианского младенца.

От крайних сараев что-то вкусно блеяло, солдаты ругались и грозили устроить деревенским куркулям содом и гоморру.

Наконец сардж с деревенскими ударили по рукам — значит договорились. Рота, несмотря на похвальбу, облегченно выдохнула — добывать еду и ночлег боем, подставляя под косы драгоценную башку никому не хотелось. Мушкетерам предоставили добротные бараки на отшибе. Люди Лесли, ворча размещались по квартирам. Капитан огляделся вокруг, подивился накарябанным на стене барака, среди прочих образцов армейской словесности, латинским стихам, и пошел искать сержанта.

— Ну как переговоры ?

— Сорок талеров отступного нам, еда и пиво роте, На одну ночь. Легко отделались, — сержант улыбнулся и почесал свою знаменитую на всю армию бороду. Много лет назад какой-то генерал приказал ее сбрить. Сержант обиделся, помянул прославленного маршала Спинолу, не позволявшего себе такой произвол, и, всердцах, выкинул бритву. Потом генерал поймал шальную пулю, сержанта в армии сильно зауважали а борода так и росла, сливаясь с усами и бакенбардами в одну сплошную — до глаз — массу.

— Да, легко, — сказал капитан, непонятно кого имея в виду.

Господ офицеров деревенские все-таки к себе пустили. Осторожно и с оглядкой, выставив сторожей у крайних заборов. Ну и ещё с десяток человек сумели заговорить зубы крестьянам и просочиться в деревню. Магда просто взяла мужа под руку и прошла мимо обалдевших от такой наглости сторожей. Прапорщик Лоренцо, чернявый и обманчиво мелкий итальянец сходу подкрутил усы, по-детски доверчиво улыбнулся и припал к какому-то забору. Пара слов и чьи-то черные глаза уже весело сверкнули ему в ответ. Сержант с капитаном тоже понимающе улыбнулись и зашли в трактир. Общий зал был почти пуст, тих и спокоен. Сержант неторопливо, обстоятельно болтал о чем-то с местными, его бесконечные "сталбыть", 'да да' и "однако" плыли в душном воздухе, убаюкивая слушателей. Деревенские деды то согласно кивали, то степенно спорили, обмакивая в пиво длинные усы. Яков просто сидел, пил из огромной кружки и старался ни о чем не думать. Получалось. Окружающие косились на него с опаской — на переговорах сержант про него много чего рассказывал страшного. Врал, конечно, но какая разница? Главное, на день крыша есть. Вдруг тишина прервалась гамом с улицы. Яков, не вставая с места, прислушался — кричали не свои, значит можно никуда не торопиться. Капитан отвернулся и хлебнул из кружки ещё раз. Вставать было откровенно лень.

Крики за окном всё нарастали. Грозные вначале, потом звук удара и — тот же голос тоном ниже.

— Да это же наш барон, — улыбнулся один из деревенских.

В перебранку на улице ворвался ещё один звонкий голос — Магда крыла кого то армейской словесностью. По площадям. Деды аж заслушались, крякая одобрительно после каждого особо изысканного загиба.

— Мужики, Вам этот барон сильно нужен? — уточнил у них мастер-сержант, — а то его сейчас наша Магда убивать будет.

— Да как сказать… не заплачем.

Можно было бы, конечно, приказать сержанту выйти и навести порядок. Крикунов быстро оттащили бы на кладбище, под ограду, к самоубийцам. Не в первый раз. К чести роты сержант всегда относился очень ревниво. Тут на улице опять что-то стукнуло, потом зазвенело, раздался ещё один крик. Жалобный такой. И очень молодым голосом. Капитан вздохнул, отставил соблазнительно пенящуюся кружку, встал и вышел. Сержант только взглядом его проводил и вернулся к прерванному разговору.

В пыли деревенской улицы барахтался кто-то совсем молодой в дорогом на вид, но совершенно мокром камзоле. Другой господин, дородный и сильно постарше застыл неподвижно. Застынешь тут, когда в спину упирается итальянский стилет, в лоб смотрит мушкетное дуло, а охрана старательно отворачивается — солдаты, недобро скалясь, взяли парочку в кольцо. Магда — руки в бока, волосы вразлет кричала на обоих, но уже вполголоса, выдыхаясь.

— Отставить! — рявкнул капитан. Магда замолкла.

— Привет, кэп, — Ганс Флайберг, ее муж улыбнулся, но направленный на барона ствол не опустил.

— Убрать оружие, — капитан шагнул вперед, снял пострадавшему ведро с головы. Молодой, совсем ошалевший парнишка — мокрый насквозь, глаза потерянные — не верит, что это с ним. Яков помог пареньку подняться, потом выдал начавшему было возмущаться барону пару цитат из не к ночи будь помянутого маршала Валленштайна. Господин барон из красного стал зеленым, оглянулся да бочком убирался с глаз долой. Сынок, пошатываясь, ушел за ним. Он пытался держаться гордо, да получалось плохо — солдаты откровенно скалились. Капитан посмотрел вслед и пошел допивать пиво.

— Что Магда, опять приставать пытались? — уже под вечер компания шла назад, в солдатские бараки. Сержант, ухмыляясь, то и дело подначивал Магду, ее вечно хмурый Ганс шел рядом прикрыв под широкой шляпой длинные волосы.

— Ага, — та недовольно фыркнула, чисто как кошка, — молодой. А папаша подначивал, сволочь эдакая.

— Что же ты вечно простоволосая ходишь, как ведьма чисто...

— Как хочу так и хожу, мужу нравиться. И вообще шел бы ты сержант со своими советами ...

— Молчу, Магда, а то стукнешь. А пяток таких оболтусов — талер. Да и Гансу тренировка, навострился он с тобой — уже и белку в глаз бьет.

Сказал, ловко, как молодой, увернулся от оплеухи и как не в чем не бывало, продолжил:

— Чего сразу сопляка не прибила ?

— Да зеленый ещё, жалко...

— Папаша озлился, теперь мстить будет.

— Ну пусть попробует, — улыбнулся ее Ганс, лучший стрелок в роте.

Капитан, скинув шляпу, шел рядом, молчал, смотрел на звеняще-чистое осеннее небо… Магда, мушкетерская жена, наглая беловолосая ведьма с добрыми руками. Ротный талисман. Десять лет назад она вытащила капитана с того света. И ещё добрую половину армии. Не по чину каким-то штатским разевать на нее пасть. Даже баронам. Тем более баронам. Капитан улыбнулся и наподдал ногой по куче опавшей листвы. Золотые листья взлетели в воздух, закружились, заиграли на ветру. Пара упала на край Магдиной юбки — она улыбнулась и смахнула их прочь.

Уже совсем ночью к Якову, разбиравшему в своей палатке бумаги — счета, старые приказы — зашел сержант.

— Капитан, тут такое дело ...

— Говори, сержант. — для Якова оторваться от нудной работы было даже приятно

— Разговаривал сегодня с деревенскими, — когда надо, ротный мастер-сержант Пауль Мюллер говорил правильно, без всяких "да да" и "сталбыть", — вчера через деревню обоз проходил. Всего одна телега, но с ней целых два десятка рейтар. Что везут — не знают, но, судя по охране, должно быть что-то очень ценное. Идут на Нюренберг, по тракту, медленно. Ни одного кабака не пропускают.

Капитан мысленно представил исхоженный за годы войны край, леса, болота, паутинку дорог и тропок — да, если свернуть и пройти напрямик, лесными тропами — перехватить возможно. Вполне. Особенно если обоз в каждом кабаке будет останавливаться. Но ...

— А чей обоз ?

— А мы сами сейчас — чьи ?

Яков наклонился вперед, массивный ключ на его шее звякнул о край стола. Ключ от денежного ящика, символ капитанской власти над ротой. Вот только ящик, спасибо герцогу с его перемирием, пуст, как карман отшельника. Капитан усмехнулся и сказал "добро".

Рота ушла на рассвете, провожаемая лаем собак да облегченными взглядами. Где-то пропадавший всю ночь, Лоренцо как ни в чем не бывало шагал на своем месте у знамени. Только пару раз обернулся, помахал кому-то рукой. Чья-то рука от дальнего забора махнула платком ему в ответ. Потом рота скрылась за поворотом, итальянец отвернулся и засвистел что-то негромко, себе под нос. Если бы он ещё и в ноты попадал… но тогда его свист звучал бы совсем тоскливо.

Засаду капитан ставил серьезно, по всем правилам. Вокруг дороги поля да мелкая рощица — слишком далеко, чтобы быть укрытием. Высокая трава прятала глубокие канавы — хорошо, рейтарам будет не развернуться. Итальянца с десятком надежных парней Яков послал в канаву у дороги. Скрылся Лоренцо хорошо — даже в упор не увидишь, а с коня тем более. Сам капитан, Ганс, с неизменным мушкетом и два капральства пехоты остались на поле, как приманка.

В охране обоза шли черные рейтары — здоровые дядьки, в вороненой броне. Сильные, породистые кони, огромные, с пол-руки длинной, пистолеты и палаши. Оборванных пехотинцев, бредущих куда-то то мимо кавалерия презрительно проигнорировала с высоты своих седел. А когда оборванцы развернулись и дали залп — издалека и не точный — подивились такому нахальству развернули коней и, не удосужившись построиться, кинулись на нахалов всех массой. И увязли в канавах. Тут грянул ещё один залп — прицельно, в упор. Ганс выбил из седла командира, потом знаменосца. В ответ прозвучала пара выстрелов, всадники смешались, потеряли разбег. В спину им, от обоза открыли огонь люди Лоренцо. Ошеломленные рейтары дрогнули и начали отступать. Потом побежали.

Всё закончилось — так же внезапно, как и началось. Добычей роты стала пара повозок, огромный, окованный потемневшим железом сундук, да рейтарский лейтенант, сбитый Гансовой пулей в канаву. Совсем юный парнишка рыдал, ругался, нес какую-то чушь про честь и позор — переживал одним словом. Пока Яков пытался убедить его, что жизнь ещё не кончилась, Магда и Сардж деловито оглядывали сундук.

— Посмотрите капитан. — замки, наконец, поддались, огромная крышка с глухим стуком откинулась. Капитан подошел, наклонился, рассматривая добычу. И замер. В то, что он увидел было невозможно поверить. Огромный ящик был забит куклами — обыкновенными глиняными куклами в каких-то тряпках с нарисованными краской глазами. Их заботливо уложили в ряд, обильно пересыпали опилками и отправили за тридевять земель под конвоем. Бред. Рейтар, с их вороненой броней, честно завоеванным битвах гонором и двойной оплатой всегда берегли для решительных битв. А тут поставили охранять ящик с детскими игрушками. Да этим куклам цена — медный фюнфер.

— Ой, какая прелесть, — если Магда собиралась ошеломить Якова ещё больше, то ей это удалось. Мушкетерская жена начала перекладывать кукол в сумку — осторожно, с нежной улыбкой, подолгу разглядывая каждую.

— Она что, в детство впала? — оторопелый капитан не смог подумать ничего лучшего, — они же все одинаковые.

Сержант долго и витиевато выразился по адресу оставившего их без жалования герцога. Потом по адресу идиотов, гоняющих пустые ящики под такой охраной. Потом по всем прочим адресам, каких смог вспомнить. Капитан сплюнул и скомандовал отход. Магда осталась, пока последняя кукла не перекочевала ей в сумку. Бережно так. И улыбка плясала на ее лице самая мечтательная.

И с этого дня к роте прикипела неудача. В очередной попутной деревне люди Лесли почти напоролись на герцогову кавалерию — та, в промежутках между пьянками, усердно прочесывала поля и леса вокруг. Кого или что искали — непонятно. Передовой отряд роты был сходу обстрелян. Сержант озлился, пригрозил деревенским устроить бой с драгунами прямо на их огородах — помогло, роту провели мимо окольными тропами. Капитан щедро расплатился с проводниками. Остался почти без гроша, но оно того стоило. Уже через день очередной вислоусый дядька предупредил роту о стоящей впереди засаде. Теперь разозлился уже капитан, взял Ганса, Лоренцо и пару капральств и показал герцоговым солдатам, как засады делаются. На их же собственном примере.

Взятый в плен вражеский лейтенант показал, что ловят именно Якова Лесли и его роту. По приказу их светлости герцога. Лично. Как будто мало было ему уведённого жалования. Тут уже Лесли припомнил армейскую словесность. Пленный хлопал осовевшими глазами и повторял про себя особо звучные обороты. Полил дождь — мелкий, косой да холодный. Остывший Яков чистил одежду — пока скрадывали засаду пришлось изрядно поползать. Край видавшей виды шляпы обвис и свесился на глаза. Капитан помянул ещё раз их охамевшую светлость и крикнул сержанта.

— Обоз перепаковать, приготовиться к маршу. По дорогам больше не идем, сворачиваем в лес. Тот, что на севере.

— Уж лучше волков по лесам гонять, чем от рейтар на поле прятаться. В следующий раз нам может и не повезти. — подтвердил тот.

— Там в лесу поместье чье-то. Или замок охотничий. Отсидимся, разведаем всё, как надо, да уйдем. Больше пары недель погоня не продлиться.

Отпущенные под честное слово пленные ушли, клянясь что ноги их не будет на герцогской службе. Один даже пропуск к шведам просил. Рота свернула в лес с негостеприимной дороги. Зеленые кроны сомкнулись над головами, люди притихли, умолк в смущении ротный барабан — только рвал тишину стук сапог, да пели под небом беззаботные птицы. Потом завыли волки — один, потом два, много. Слева, потом справа — переливчатый вой бродил эхом над головами.

— Окружают, однако. — усмехнулся в усы мастер-сержант.

— Ну чисто гусары хорватские, — Ганс усмехнулся ему в ответ, скинул мушкет с плеча и начал на ходу проверять полку.

Рота шла, мелкий дождь шуршал по листьям и шляпам. Тропа петляла под ногами. Шли день, другой, солдатские сапоги скользили по мокрой земле. Ветер шептал в кронах, налетал, стряхивал с ветвей капли дождя. Протяжно, тоскливо выли волки. Солдаты ёжились, жались друг к другу, но шли. Лесом, потом берегом озера, сквозь туман и слякоть осени. Плескалась под ветром серая вода, плыли в небе свинцовые тучи. На привалах Лоренцо глушил рыбу самодельными гранатами, солдаты варили уху и шли дальше. Вокруг — золото и зелень лесных крон. Серые крутились рядом — впрочем Ганс Флайберг и его верный мушкет быстро объяснили зверям, что надо держаться от людей подальше. А на третий день лес кончился. Как-то внезапно.

— Дошли. То самое поместье, — улыбнулся в бороду сержант, оглядывая массивный, двухэтажный, сложенный из потемневших, поросших мхом камней. То-ли дом, то ли замок. Капитан окинул его взглядом: вытянутое здание в два этажа под крутой двускатной крышей, узкие окна, башенки по углам, да над дверной аркой — явно не только для красоты. "Крепкое место", — подумал он и поежился — плащ весь промок под осенним дождем. Над крышей уютно дымились печные трубы.

***

— Да. Капитан, вы меня просто поражаете. — глаза их светлости графини Амалии фон… откровенно смеялись. Невысокая, очень пожилая дама смотрела на Лесли царственно и чуть свысока, как будто не капитан ворвался к ней на ночь глядя.

— Вот только недавно подумала о вас, милый Яков, а Вы уже здесь. Спасибо что вспомнили бедную вдову, — эта бедная вдова наводила ужас на всех. На гордых германских Князей, на высокородных Венских аристократов, даже на самого императора Фердинанда. Госпожа теща имперского главнокомандующего — пусть и бывшего. В прошлом году Яков Лесли имел сомнительное счастье пообщаться с ней в одном шварцвальдском замке ( см. рассказ "Неправильная сказка&quot. Всё обошлось благополучно, а пару седых волос можно не считать.

— Мы просто проходили мимо, — наконец, Яков нашелся, что ответить. Его взгляд прыгал то на затянутые узорчатыми восточными коврами стены кабинета, то на пляшущий в камине огонь, то на стопки книг, отливающих золотом переплетов — лишь бы не встречаться взглядом с этими холодными, откровенно смеющимися над ним глазами.

— И никак не думали, что это ваши владения. — За стеной был слышен топот и бряцанье — рота обустраивалась на ночь. Капитан подумал было позвать сержанта сюда — по части непростых разговоров они с графиней стоили друг друга. Потом решил что это будет трусостью и продолжил.

—… превратности войны вынудили вас побеспокоить...

— Ничего страшного, я всегда рада гостям. Хотя, капитан, Вы меня уже не в первый раз удивляете… Вначале в Хохкройтендорфе. Ваши действия там, — несмотря на трещащий камин капитану вдруг стало зябко. Иногда он вспоминал ту ведьму, ее снежно-белые волосы и холод, сковавший его руки тогда, — были очень эффективны. Поздравляю. Но вот взятый вами артефакт...

— Зеркало ?

— Да, зеркало снежной королевы. Ватикан или аббатство Эрбле заплатили бы Вам за него золотом по весу. По вашему весу, капитан. A вы продали его в первой же лавке за сотню талеров.

И благополучно пропили. Впрочем, Ватикан и какое-то неведомое аббатство были для Лесли также недостижимы, как и луна. Так что Яков равнодушно пожал плечами:

— Зато было весело.

— Я вам поражаюсь капитан. После этого я решила посмотреть на вас поближе.

— Кто вы? — спросил наконец ошеломленный капитан. Графиня улыбнулась.

— Я? Всего лишь бедная пожилая женщина… коллекционер по натуре. Будь я лет на двадцать помоложе — были бы вы, милый Яков, в моей коллекции.

"Милый Яков" начал судорожно прикидывать, куда бы ему спрятаться.

— Теперь приходится коллекционировать куда менее приятных существ для блага империи. Впрочем это всё для Вас неинтересно. Что привело Вас эту глушь, капитан ?

Капитан хотел расспросить эту "непростую" графиню поподробнее, но понимал — бесполезно, только на очередную хитрую фразу нарвешься. Ну не с пристрастием же её допрашивать. Поэтому Яков отложил вопросы на потом и кратко рассказал их последние приключения. Дрова в камине трещали и плевались искрами, желтое пламя сверкало в глазах графини.

— Люди герцога перехватили все дороги, говорите? Странно. У бедолаги не так уж много людей осталось. Да и без вас хлопот полно — готовится мир свой праздновать, бал устраивает.

— На какие деньги интересно? Xотя понятно. На те самые, что роте не выплатили. — подумал про себя капитан.

— Хотя… Я краем уха слышала — что то у него там не заладилось. Три племянницы господина герцога были очень недовольны. Так, что мне их светлость даже жалко стало. Может это и из-за вас ?

— Но в том обозе ничего не было...

— Давайте посмотрим на это ничего, — сказала графиня, поднимаясь со своего резного кресла.

Магду они нашли на графской кухне, которую она уже успела реквизировать именем себя, любимой. И старательно объясняла графскому повару как варить кашу армейскую, обыкновенную, на сто пятьдесят очень голодных ртов. Дипломированный французский специалист краснел, бледнел и постигал новые горизонты.

Яков пришел бедолаге на помощь, попросив Магду показать ее добычу. Та оставила, измявшего свой хитро скрученный колпак, повара и пошла к себе, за мешком. Остальные пошли за ней.

Первая же вытащенная из мешка кукла вызвала у графини восхищенный вздох,

— Ай, какая прелесть !

Капитан смотрел на это все в полном недоумении. Две дамы разложили фигурки на столе и наперебой обменивались восторженными и не очень репликами. "Они что, обе в детство впали? Эпидемия?"

— Нет, красиво конечно, очень красиво. Но вот скажите мне на милость как это одевается? — втолковывала тем временем Магда графине, держа очередную куклу на руках. Чужие титулы ее не смущали абсолютно. Её вообще мало что в этом мире смущало. На оторопевшего капитана никто уже не обращал внимания, будто нет его здесь.

— Очень просто, милочка. Нужно две камеристки и много терпения.

Тут Яков понял, что удивляться дальше некуда, набрал воздуха в легкие и рявкнул:

— Кто-нибудь объяснит мне что это такое? Они же все одинаковые, куклы эти...

Обе дамы посмотрели на него сверху вниз, с сочувствием, как на дурачка деревенского.

— Куклы то одинаковые, капитан. А вот платья на них — нет. Это же последняя французская коллекция. Причем от самого знаменитого портного.

— Французская? Ничего, что у нас с ними война?

Теперь удивляться пришлось графине. Так же искренне, как капитану до того:

— И что? Когла дамы обращали внимание на пустяки? Наш мир еще не пал так низко, капитан. Война — войной, а мадам Мерло из Парижа как и раньше шлет своей подруге из Меца привет и куклу для дочки. Одну, две, три… если надо, то двести… а та — уже другой подруге, в Вену, далее, вплоть до Стокгольма и Вильны. Герцог специально платил, чтобы очередной транспорт завернули в его владения. А сейчас...

Сейчас поздравляю капитан. По вашей милости все дамы империи как минимум на год отстанут от моды.

… а у дам мужья и любовники, а у мужей полки и армии под рукой — теперь гонятся за ротой будут долго. И осенняя распутица не поможет, и приближающаяся зима. Уж сколько раз Ганс с Магдой ругался по поводу её бесшабашности — и всякий раз хватал мушкет и шел за ней, куда бы она не полезла. Разъяренные имперские дамы накрутят мужей так, что роту найдут даже если она под землю закопается… Оказывается последнюю фразу он произнес вслух. И оказывается сержант с Гансом зашли и слушают их разговор. Очень внимательно слушают.

— Боюсь, Магда, — сказал мастер-сержант в бороду, пряча глаза, — вернуть придется. Куклы эти...

И тут Яков Лесли, капитан пехотной роты увидел прежде на этой войне небывалое — Магда расстроилась. Уголки ее тонкого рта опустились, голова со вздохом упала на подставленную руку. Пальцы другой нежно погладили лежащую на столе фигурку. Муж присел рядом, обнял, зашептал на ей на ухо что то утешающее. Ему то что, он за жену со всем светом будет драться. Пока патроны не кончатся.

Капитан отвернулся, внимательно посмотрел в высокое окно, как будто мог в ночной тьме что-то увидеть...

— А где будет этот бал? — спросил он вдруг, резко.

— В Ниенбурге, это городок рядом с…, — машинально ответила графиня. Совсем недалеко. Темное стекло окна отражало грустную Магду, ее тонкое вытянутое лицо с четкими, как-будто вырезанными чертами. Иногда ее принимали за аристократку, чем она без зазрения совести пользовалась.

— А когда ?

— Через неделю.

А это — день битвы при Белой горе. День начала войны. День рождения Магды. И день выплаты жалования, кроме всего прочего. Руки капитана сжались на поясе, в голове плавала звенящая злость, но сознание было кристально-ясным. Струи дождя ударили в окно, пробарабанили по подоконнику. В паутинке стекающих капель воображение рисовало то карту местных дорог с жирной точкой герцогского города — совсем рядом же — то грустную Магду. Неправильно это. Не по чину каким то штатским наших дам обижать. Тем более герцогам. Надо наказать такую наглость. Графиня Амалия хищно улыбнулась, сержант задумчиво почесал бороду, глаза Магды сверкнули надеждой — оказывается последнюю фразу он вслух сказал.

— Магда. Куклы эти придется вернуть. Но не все. Выбери себе, что больше нравиться.

— А толку ?

— Подожди расстраиваться, дослушай сначала. Бери под начало подружек, местных… этих как бишь их камеристок, кого угодно, но чтобы на герцогском балу была самой красивой. Так чтобы глаз оторвать никто не смог. Ткань и всё прочее изымешь, рота тебе в помощь. Ганс, как думаешь, получится ?

— Обязательно.

— Вот только нас туда не приглашали ?

— А когда, сержант, нас это останавливало ?

Гансов мушкет сердито брякнул сталью о стол. Наверное тоже соглашался.

Графиня Амалия и разом повеселевшая Магда кинулись перебирать разложенные на столе куклы, обмениваясь фразами, для слишком холостого капитана отдававшими черной магией. Мужики отошли подальше, расчертили план города на стене — сержант когда то стоял там гарнизоном, а память у него была хорошая. Особенно на недополученное жалование.

Магда, тем временем, наложила руку на одну из кукол.

— Вот эта, наверное. Только надо будет немного переделать. Камеристок у меня нет.

Тут графиня удивленно подняла бровь

— Переделать? Французскую работу? Уверены, милочка?

В ответ Магда парой кратких, но весьма образных фраз выразила свое мнение французах и их некоторых нехороших привычках, запрещенных святой церковью, армейским уставом и учебником анатомии.

— Напомните мне, милочка, как нибудь избавить Вас от этого печального заблуждения. Есть у меня один знакомый, очень приятный молодой человек. Он правда сейчас по духовной части, но когда это мешало… а в раньше был мушкетер хоть куда, как раз в вашем вкусе. Надеюсь у вас муж не ревнивый ?

На эту фразу засмеялись все.

— Не знаем, ваша светлость. Дураки нашей Магде не нужны, а умные с Гансом не связываются.

— Хорошо, господа. Давайте к делу, — её глаза сверкнули лукавой улыбкой, — Я просто обязана увидеть, что у вас получиться...

***

Через три дня на мощеные, скользкие от холодного дождя улицы Ниенбурга въехал закрытый экипаж. Проехал, разбрызгивая воду из под колес на сомкнувшиеся стены домов и на жмущихся к ним случайных прохожих, да остановился у ворот герцогского дворца. Графиня Амалия решила посетить дальнего родственника. С хорошими вестями — пресловутый ящик, пропажей которого юные племянницы изводили старика вот уже неделю, нашелся. У их светлости герцога гора спала с плеч, и он поспешил обрадовать племянниц. Пропажи одной из кукол в суматохе никто не заметил. А с запяток графской кареты спрыгнули два человека — один высокий и скуластый, другой низенький, заросший до глаз бородой. Спрыгнули, огляделись — внимательные серые глаза пробежались взглядом по колоннам и лестницам дворца, по домам напротив, по нарядным герцогским лейб-гвардейцам. В суматохе их никто не заметил.

потом из герцогских конюшен пропала карета. Белая, изящная, лакированного дерева с золотым герцогским гербом на дверях. Управляющий хотел было открыть рот и вызвать стражу, но тут к нему подошел невысокий бородач, ласково улыбнулся и предложил поговорить. На третьей минуте разговора управляющий вспомнил жену и детей, на четвертой — покрылся холодным потом, на пятой — согласился, что кричать о пропаже не стоит. Карету потом видели у городских ворот. Сверкнуло на солнце золото герба, стража взяла на караул и пропажа исчезла.

А ещё через неделю грянули пушки, небо над островерхими крышами озарилось радугой и сполохами фейерверка. У парадного подъезда герцогского дворца, на витых беломраморных лестницах, прихотливо украшенных колоннами, статуями и рослыми лейб-гвардейцами охраны экипажи высаживали благородных дам и их кавалеров в блестящих мундирах. Последним подъехал белый изящный экипаж. Лакированная дверца открылась и оттуда, изящно опираясь на руку высокого горбоносого кавалера, вышла девушка в струящемся небесно-голубом, под цвет глаз платье. Девушка столь ослепительной красоты, что лейб-гвардейцы застыли на своих постах статуями. Прекрасная незнакомка царственно вскинув голову прошла, волнующе шелестя шелком, между ними. Охранники, внезапно разучившись дышать, провожали ее глазами. Метнувшихся к ним из парка серых теней они не заметили.

— Ну молодец, Магда, уж прошла, так прошла — пробурчал про себя мастер-сержант, укладывая оглушенных лейб-гвардейцев аккуратным штабелем. Огладил усы, посмотрел ещё раз Магде вслед, да пошёл — у него другие дела были.

Герцогский мажордом, увидев вошедших, торжественно стукнул своим жезлом, открыл было рот — представить новых гостей, и с изумлением понял что вошедшая дама ему абсолютно незнакома. Этого просто не могло быть. Он знал всех приглашенных в лицо и поименно, но… сталь обожгла холодом горло. "Лучше молчите" — прошептали ему на ухо. Мажордом оторопело кивнул и капитан Лесли, убрав нож, скрылся в толпе.

Магда, величественно, под шелест шелка, проплыла по огромной, освещенной сотней свечей, зале.

— А получилось хорошо, — оценила картину их светлость графиня Амалия, довольно кивнув со своего кресла. Ганса ради сегодняшнего дня с боем переодели из удобного костюма в прилично выглядевший. Можно было не стараться — всё равно на фоне своей жены угрюмый мушкетер был абсолютным невидимкой.

Под потолком, на балконе перед построившимися в ряд музыкантами оркестра появился невысокий чернявый человек и потребовал сыграть для вошедшей дамы. Впрочем, седовласый, очень пожилой дирижер не испугался, отстранил нахала в сторону, посмотрел вниз и сказал что ради такой красоты он сыграет лучшую в мире музыку. "И нечего у меня перед носом железом махать. Стыдитесь, молодой человек". Прапорщик Лоренцо устыдился, убрал четырехгранный венецианский стилет и исчез.

Дирижер пробормотал себе под нос что-то про ушедшую молодость и взмахнул палочкой. Грянула музыка. Маэстро не соврал. Это была лучшая музыка на свете. Магда, приобняв мужа за плечо, скользила по залу в танце с улыбкой на лице. Окружающие смотрели на нее — кавалеры замирали в восхищении, дамы шипели что-то друг другу, но тихо. Три герцогские племянницы окрасились в цвета своих платьев — желтое, синее и зеленое. Благообразный почтенный старик — хозяин бала, их светлость герцог Баварский не знал куда спрятаться от их укоризненных взглядов. На то, что нарядных лейб-гвардейцев на страже сменили решительные ребята в потрепанном сером никто не обратил внимания. Те, кто всё же заметили, поняли правильно и поспешили заверить графиню Амалию в своей преданности императору и вере. Графиня принимала их уверения вполне благосклонно. Капитан Лесли стоял рядом, смотря то на танцующую Магду, то на герцога и его семейку — казалось, старика сейчас хватит удар. "И где так научилась, интересно", — подумал он, оглядывая зал ещё рез.

— Я вас покину ненадолго, — проворковала ему графиня Амалия — Лоренцо, не составите мне компанию?

Итальянский прапорщик кивнул, с видом кота, мимо которого пронесли сметану, и они исчезли.

Вышколенные лакеи в завитых париках проносили по залу закуски. Кавалеры крутили усы, самые отважные подходили к Магде — знакомиться. Подходили, напарывались на ледяные глаза Ганса и отходили. Капитан скользил глазами по зале, по дамам и кавалерам, То и дело задерживаясь на Магде. Жаль, не удастся сохранить этот момент — но увы, рисовать капитан не умел, а его армейский лексикон слишком беден для такого. С усилием оторвал от нее глаза, посмотрел на залу ещё раз: рядом с герцогом, сидел незнакомый Якову юноша — какой-то герцогский родственник, наверное. Узкоплечий, ухоженный, в красивом парадном камзоле. Сидел не шевелясь, тоже глядел на Магду. Его тонкое, совсем молодое лицо иногда краснело, губы шевелились, руки то мяли салфетку, то с испугом прятались за спину. Вдруг парнишка вскочил и шагнул вперед — видимо на что то решился. Шел прямо к не замечавшей его Магде, бледный, очень прямой, нижняя губа закушена чуть ли не до крови.

"Ой, не кстати ты парень пошел приключения искать, себе на пятую точку. Точнее между глаз", — подумал Яков и незаметно подставил пареньку подножку. Тот упал, неловко, опрокинув поднос. По залу разнесся глухой звук — громадные часы начали бить полночь. Ганс подхватил смеющуюся жену на руки и понес прочь. Люди в сером один за другим исчезали в дверях. Капитан, оглянувшись, ушел последним.

— Ой, я туфлю потеряла, — смеясь, сказала мужу Магда.

— Ну и бог с ней, — ответил тот. Белая карета уносила их прочь от дворца в паутину городских переулков. Юный принц выскочил следом, но все, что увидел — пыль, поднятую колесами да белую тень скрывшуюся за поворотом. Он ещё долго смотрел ей вслед, не замечая, как течет по лицу подкравшийся дождь.

— Ну, как прошло? — спросил Яков мастер-сержанта, когда карета отъехала от дворца подальше.

— В лучшем виде, — сержант довольно похлопал рукой пузатый мешок. Пока Магда танцевала, благородные кавалеры смотрели на нее во все глаза, а капитан Лесли следил, чтобы никто до срока не прекращал этого полезного для развития эстетического вкуса занятия, сержант с парой взводов навестил казначейство. Все герцогские офицеры были на балу, так что визит прошел гладко и для роты очень плодотворно.

— В лучшем виде. Взяли точно, по счету, наше жалование наше за год, плюс штурмовая надбавка.

— Так, сержант, а что мы на герцогской службе штурмовали ?

— А казначейство? Штурм, самый настоящий, так что надбавка должна быть, по всем обычаям. Мы же не грабители какие. Хотя по уму надо было ещё за форму взять, да денег в казне больше не было.

Капитан улыбнулся. Карету тряхнуло, сердито заржали упряжные кони — приближались городские ворота. Их, по тихому, заняли ещё накануне, спасибо графине Амалии и белой карете, которую никто не рисковал обыскивать.

— Все здесь? — спросил Яков своих — солдаты роты выскакивали по одному из переулков, собирались у ворот в ожидании сигнала к отходу.

— Кроме Лоренцо и графини, все, — ответили ему из темноты,

— А вот и они, — сержант махнул рукой, указывая на выехавший из переулка экипаж. Их светлость Амалия, рядом несколько верховых. Капитан с облегчением узнал Лоренцо — тот проскакал мимо, подняв два пальца в виде буквы V. С ними был ещё один человек, чужой, но показавшийся странно знакомым. Незнакомец подъехал поближе и Яков узнал его. Невысокий, очень широкоплечий, лицо осунулось, но роскошные усы бодро торчали вверх. Генерал фон Верт. Бывший командующий герцогской армией, бывший заключенный герцогской тюрьмы. И, похоже, будущий командующий армией империи.

Генерал долго жал Якову руку, что то говорил — тот особо не слушал. Получается, пока Магда праздновала день рождения, а сержант навещал казначейство, графиня и Лоренцо навестили городскую тюрьму.

"Хоть бы предупредила", — подумал Яков и скомандовал своим отход. Люди Лесли растворились во тьме за воротами. Юный принц бегал по дворцу, искал таинственную незнакомку, приставая с расспросами ко всем подряд. От него сторонились ибо сказать было нечего.

И пошли опять марши, раскисшие под косыми осенними дождями дороги, деревни — сожженные и целые вперемежку — рота шла и шла, пока не дошла до очередного маленького, безымянного — для капитана — городка. Спасибо фон Верту и графине: зимние квартиры им отвели. В сложенном из огромных серых камней камине трактира трещал огонь, капитан с сержантом грелись у него да пили пиво — зима только начиналась, но холод уже был злой. И будет таким ещё долго. За соседним столиком, опасливо косясь на солдат, говорили двое, по одежде не поймешь, кто — то ли купцы, то ли бюргеры из небедных. Капитан невольно прислушался — говорили о делах недавних:

— А принц то юный, герцогов племянник, после того бала весь из себя переменился, всё незнакомку ту ищет, с туфелькой найденной не расстается. Всю округу для него люди герцога обыскали ничего не нашли. Тогда он сам в путь пустился, слушать никого не стал, сел на коня и поехал куда глаза глядят.

— Его что же, не предупредили? — помимо воли вырвалось у капитана.

— Простите, о чем? — не поняли те. Капитан бросил недопитую кружку и выбежал вон — искать Ганса. А то ведь принц со всей юношеской дурью свою незнакомку первый найдет. А муж ее сначала стреляет, потом разбирается. Сержант пытался его остановить, не успел и только пробормотал грустно, "эх капитан, молодой ты ещё". Отхлебнул пива, огладил знаменитую бороду и с интересом подумал, чем это баварский герцог сумел так графине Амалии насолить.

А в совсем другом придорожном трактире юный принц, изрядно обветрившийся за пару месяцев безуспешных странствий рассказывал невысокому, вежливому, и довольно пожилому французу свою историю. Тот охал, поддакивал, давал советы а, когда принц пошел спать — вытащил лист бумаги и перо и записал историю юного принца для потомства. Как есть, полную правду. Только насчет размера найденной туфельки приврал, ибо что за сказка без счастливого конца