4

Остаток первого дня дознаватели потратили на то, что бы вытянуть у тайлтийского владетеля и его людей все подробности нападения смуглых убийц на замок. Сам герцог отвечал охотно, стараясь вспомнить все подробности, а вот его люди, видимо стыдясь такого эпизода, отвечали неохотно. Да и знали они немного.

Как оказалось, стену нападающие не штурмовали. Они появились уже внутри замка. И активно действовать начал лишь когда один из караульных заметил неясные тени и поднял тревогу. Место их проникновения во двор найти не удалось и при свете дня, видимо, забрали веревки с собой, убегая.

До глубокой ночи, устроившись на сене возле конюшни, дознаватели обсуждали полученные сведения и саму историю, в которую вляпались благодаря барону да Гора. Коий не пожелал со всей серьезностью отнестись к письму Гетца фон Вольфсбурга. И послал, явно для проформы, всего двоих. Туда, где по словам местного владетеля, требовалось "большое копье".

В результате бурного обсуждения, которое пару раз прерывалось недовольными окриками караульного, заявляющего, что за их болтовней к стенам может подойти армия, а он ее не сможет услышать, была принята следующая версия — за нападением на герцога стоит Гильдия вольных колдунов. Никому более были недоступны работы с неживыми предметами на таком уровне, чтобы создать артефакт, подобный герцогской руке. Да и сама Гильдия являлась уж больно странной организацией: все эти их башни, которые они, невзирая на затраты, строят в столицах провинций, активное продвижение своих услуг среди знати, подчеркнутая замкнутость и аскетичность. Да и знак на плече у убийц — ромб с глазом внутри — такое для своих слуг могли измыслить только психи вроде колдунов. Хотя и не было никаких доказательств, что это все-таки они.

Закончили обсуждение дознаватели тем, что набросали план на завтрашний день, после чего, к удовольствию караульного, отправились спать. В тот самый дом, что служил фон Вольфсбургу и штабом, и казармой.

Разбудил дознавателей звук боевого рога. Он бесцеремонно ворвался в утреннюю тишину, разбив ее как удар веслом разбивает корочку льда на замерзшей реке. Вокруг сразу же забегали, к звуку рога, который делая короткие паузы продолжал гудеть, прибавилась ругань просыпающихся людей, топота сапог и ржания лошадей. Пришлось продирать глаза и пытаться понять что, к демонам, происходит!

— Проснулись! — поприветствовал их хозяин замка. Он стоял возле стола уже почти снаряженный в массивную свою броню, рядом суетился оруженосец, подтягивая то здесь, то там ремешки. Настроение, против вчерашнего, у него было явно бодрое и довольное. Мерино в очередной раз поразился несоответствию между "замком" бывшего барона и снаряжением его и его людей. Мастерской работы латы имелись не только у него, но и у многих его воинов. — Фон Угель, поганка, решил на меня напасть! Я думал буду за ним гоняться до осени, а он сам пришел! Явно с кем-то объединился, у самого-то не больше десятка всадников. Думал тихонько добраться, да нарвался на мои дозоры!

И повернувшись в сторону одного из своих людей гаркнул:

— Манфред! Сколько у нас под копьем, с учетом разъездов?

— Два десятка, ваша милость! — отрапортовал крепкий бородач, на которого крепили кирасу поверх кольчуги. — К обеду вернется десятка Гюнтера и к вечеру — десятка Альфреда.

— А этих сколько?

— Навскидку десятка три будет, ваша милость!

— Кончай "милостить" Манфред! Перед кем рисуешься? Или мне к тебе тоже "фон Йодль" обращаться?

— Есть такая штука, Гетц, правила должного поведения! Никогда не слышал?

— Что-то я не помню, что ты эту штуку использовал, когда мне в морду лез на втором бочонке пива! — хохотнул фон Вольфсбург.

— Она применяется к месту, ваша милость! Коим не является трапезная после столь обильного угощения!

Так вот зубоскаля перед боем, воины, тяжело двигаясь в доспехах, пошли к выходу. Дознаватели отправились вслед за ними. Помочь они, понятно, ничем не могли, но могли наблюдать, раз уж выезд из замка стал для них невозможен.

Еще минут десять в лагере царила возбужденная суета. При этом, надо заметить, возбуждение было радостным, словно у компании выпивох, которым пообещали поставить выпивку и накрыть столы с закуской. Судя по всем воины фон Вольфсбурга свое дело любили и бой, даже с несколько превышающих их числом противником, никого из них не пугал. Что, если подумать, было естественно, ведь в дружине герцога собрались матерые вояки, многие, как и их командир, в недавнем — рыцари-разбойники. Мерино на короткий миг вспомнил суету другого рода — испуганную, полную бестолковых метаний и атмосферы едва сдерживаемого страха, которая накрывала его кандотту перед боем. И поразился разнице.

Спустя десять минут, которые дознаватели простояли в сторонке, чтобы не мешать, дружина владетеля — люди и кони, закованные в тяжелую броню — была построена. Герцог с гордостью оглядел своих воинов, что-то каркнул на местном наречии, вероятнее всего "Убьем их всех!", на что риттеры ответили разрозненным, но воодушевленным воплем, после чего стали выезжать за стены замка.

Фон Вольфсбург же направил своего жеребца к дознавателям.

— Замок не покидайте. Здесь остается два десятка пехоты с мушкетами. — сообщил он, приблизившись. — Этого достаточно, если фон Угель замыслил какую-нибудь каверзу. Но — вряд ли. Однако все же будьте осторожны, на сегодня, вы мой самый ценный ресурс.

Герцог подмигнул и опустил забрало. Оно было выполнено в виде скалящейся волчьей пасти и вместе со шлемом, украшенным в задней его части куском серой, слегка облезлой уже шкуры, образовывало цельный ансамбль — волчью же голову. Конь герцога, могучий тяжеловоз черного окраса, взял с места медленно, словно блюдя достоинство своего седока и влился в компанию себе подобных, выезжающих из замка. Раздалось несколько глухих приказов и дружина, вне зависимости от численности называемая "Волчьей сотней" неспешно направилась к лесу. Из которого уже выезжали, поблескивая солнцем на доспехах, и строились в боевые порядки соседи Вольфсбурга.

— Интересно тут люди живут! — протянул Мерино с усмешкой. — Турниры каждую неделю. А ты говорил — провинция!

Бельк, ничего такого никогда не говоривший, хмыкнул и предложил:

— Пойдем на стену.

В предложении северянина был существенный резон: с крепостной стены замка, сколь бы невысокой и маловнушительной она не была, смотреть на стычку рыцарей было сподручнее. Дознаватели забрались на нее, устроились со всеми возможными удобствами и принялись наблюдать. Словно и в самом деле были зрителями на рыцарском турнире, разве что торговцев калеными орешками и пивом не хватало.

"Волчья сотня", в которой сегодня насчитывалось около двадцати всадников, скакала уже в форме построения, напоминающей клин, направленный острием на противника. Возглавлял атаку сам герцог, что вызвало у Мерино всплеск удивления и чего-то похожего на уважение, — все-таки идущих в бой во главе своих воинов представителей высшего дворянства Империи, к коему принадлежал Гетц фон Вольфсбург, ему прежде видеть не доводилось. И пусть герцог и стал оным представителем лишь несколько месяцев назад, это все равно заслуживало уважения.

Противник тоже начал движение — рыцари фон Угеля тронули лошадей легкой рысью. Их было больше на треть и избранное ими построение походило на боевой молот с суженным на ударном конце наконечником. Чуть замешкавшись в начале, этот молот постепенно набирал скорость, грозя снести клин фон Вольфсбурга. Когда же между сближающимися отрядами осталось около сотни метров, риттеры герцога слаженно опустили длинные копья и пустили коней в галоп. А затем, уже практически перед самым столкновением, буквально за три-четыре удара сердца, завыли волчьими голосами.

Подлый этот прием был совершенно неожиданным для нападающих. Да и для дознавателей тоже. Волчий вой был настолько натуральным, что будь сейчас ночь, Мерино бы тревожно заоглядывался, ища, откуда к нему подкрадываются хищники. Верховые животные Волчьей сотни никак на этот вой не отреагировали, видимо специально были к нему приучены. А вот кони противников — нет. Их атака в результате оказалась испорчена: часть коней встала на дыбы, сбрасывая всадников; часть встали как вкопанные; и лишь немногие продолжили бег, но, напирая на упавших, тем лишь усилили сумятицу в своих рядах.

Риттеры Вольфсбурга врезались в противника мощным таранным ударом. Расширяющийся от наконечника клин вспорол разрушенные воем порядки врага, выбив тяжелыми копьями не менее половины рыцарей фон Угеля. И началась рубка. До замковых стен долетела какафония звуков: людские вопли, полные ярости и боли, визг и ржание боевых коней, лязг металла и грохот копыт.

Это было одновременно похоже на пару раз виденные Мерино рыцарские турниры, и не похоже. На войне прямого столкновения тяжелой кавалерии с себе подобными дознавателю наблюдать не приходилось — всадники, от легкой до рыцарской кавалерии, предпочитали не молотить друг друга, а топтать пехоту или обслугу орудий, налетая, как правило с фланга или тыла, и уже там резвясь посреди паникующих людей.

Здесь же, на изумрудной зелени травы, словно оживала картинка из рыцарского романа, одновременно прекрасная и ужасная. Но скорее все же прекрасная, поскольку расстояние не позволяло разглядеть деталей. Таких, например, как удар шипастого металлического шара на длинной цепи, вминающего голову всадника на уровень наплечников. Или крутящаяся в воздухе кисть в латной печатке, отрубленная взмахом меча. Или...

"Стоп!" — оборвал свое разыгравшееся воображение Мерино. — "Не видно — и прекрасно! Просто железные жуки решили потолкаться!"

Рубка с соседями, которую было бы вернее назвать резня соседей, заняла у воинов Вольфсбурга совсем немного времени. Опрокинутые в самом начале боя, в схватке они не смогли оказать достойного сопротивления. Все-таки, страшная это штука — таранный удар рыцарской конницы! После первого столкновения бой распался на отдельные схватки, где на каждого воина фон Угеля приходилось уже по два рыцаря фон Вольфсбурга. Которые быстро закончились в пользу Волчьей сотни.

Гораздо дольше победители возились перевязывая раненых: своих и, по рыцарской традиции, чужих. А также вытрясая мертвецов или оглушенных падением с лошади воинов из доспехов, которые тут же растаскивали по рукам в виде добычи. Сам герцог в этой забаве участия не принимал, сидел на своем тяжеловозе и наблюдал. Всей своей позой и даже, казалось, позой коня, излучая полное удовлетворение происходящим.

"Это странно!" — подумалось вдруг Мерино. — "Не мог же фон Вольфсбург впервые применить волчий вой? А если он это делал раньше, люди фон Угеля могли бы подготовится! Например, паклей уши животным закрыть! Выходит: либо это недавняя герцогская разработка ведения боя, либо фон Угель послал своих людей на убой?"

Повернувшись к Бельку, он поделился с ним этими мыслями. Северянин покачал головой и выдал:

— Или они понадеялись на превосходство в численности.

— Не такое уж и превосходство! — возразил Мерино, наблюдая за мародерствующими риттерами. — Всего-то на треть. К тому же люди фон Вольфсбурга лучше снаряжены! Да и атаковать даже такой замок силами одних лишь рыцарей глупо!

— Они и не собирались атаковать замок. — возразил Бельк. — Построились на опушке и ждали герцога. И тот, заметь, выехал. Наверное у них тут так заведено.

— Стенка на стенку сходиться, что ли? Единый помоги, Бельк! Не тридцать девятый же год, в конце концов! Так уже никто не воюет!

— Это Тайлти. — пожал плечами северянин. — Последний оплот рыцарства.

— Это ты сейчас пошутил, что ли?

Бельк серьезно посмотрел в глаза напарника и отрицательно покачал головой.

— С чего бы? Я вполне серьезен.

— Глупость какая-то!

Перепалку дознавателей прервал крик дозорного с башни.

С противоположной от ворот замка стороны, от леса к не слишком надежным стенам, бежало около полусотни разномастно вооруженных людей. Видимо, они скрытно подошли лесом и ждали столкновения рыцарей, чтобы напасть на замок. При этом, совершенно очевидно, командир пехоты не предполагал, что их кавалерия уже разгромлена.

— Ну вот! — поставил точку в споре Мерино, поднимаясь на ноги и смещаясь так, что бы видеть одновременно рыцарей Волчьей сотни и идущих на штурм солдат фон Угеля. Или кого-то из его союзников. — Последний оплот рыцарства! Куда там!

Мерино мог лишь порадоваться отличной выучке герцогских солдат. Тревожный крик караульного едва успел смолкнуть, а пятеро стрелков с мушкетами уже поднялись настену и принялись раздували фитили, наводя оружие на бегущих врагов. Через двор бежали еще около десятка мушкетеров.

Подпустив противника на дистанцию уверенного выстрела, один из стрелков герцога скомандовал "Стреляй!" и поднес тлеющий фитиль к пороху на полке. Грохнул выстрел, который тут же поддержало еще четыре мушкета. Приставив оружие к стене солдаты присели и тут же принялись прочищать стволы шомполами, готовя его к новому выстрелу. При этом ни один не остался стоять, что бы посмотреть на результат залпа. Которого, к слову, они бы все равно не смогли разглядеть, пороховым дымом им закрыло обзор.

Зато с точки, с которой дознаватели наблюдали за рыцарской сшибкой, все было видно отлично. При звуках стрельбы мародерствующая кавалерия, оставив с ранеными и добычей несколько человек, вскочила в седла и помчалась к замку. Забирая на ходу левее стены, что бы выйти во фланг второй группе нападавших. Очевидно фон Вольфсбург уже понял план противника.

Нападающие, потеряв убитыми двоих, всадников пока не видели и продолжали бежать под стены крепости. На которые уже поднималась подмога с внутреннего двора. Они успели встать на позиции для стрельбы, когда нападающим оставалось пробежать еще метров пятнадцать. И начали стрелять без команды: разрозненно и не слишком эффективно.

Тяжелые мушкетные пули на такой короткой дистанции творили по настоящему страшные дела и благословение густому пороховому дыму, за то что он скрывал большую часть этих дел. И проклятие ему же, так как дым от каждого выстрела делал задачу прицелиться для следующего стрелка все менее выполнимой. В результате десяток выстрелов отправил на суд Единого всего троих.

Бегущие солдаты на секунду замерли и Мерино показалось, что они все-таки не выдержат обстрела со стен и побегут. Однако, тот, кто ими командовал, умел держать своих людей в руках. Снизу раздался полу-крик полу-команда и воины коротким рывком достигли стен.

Стены сразу же показались дознавателю очень невысокими. Ну что такое два метра с половиной метра! Он уже успел представить себе, как, подсаживая друг друга, солдаты фон Угеля переваливают через них и внутри начинается резня… С прямом столкновении мушкетеры далеко не так эффективны, как на дистанции. Он даже дернулся по направлению к защитникам, держа руку на коротком и тяжелом тесаке...

Именно в этот момент из-за плавного изгиба стен вылетели риттеры фон Вольфсбурга.

На этот раз всадники не выли по волчьи. Не кричали, распаляя свою ярость или подбадривая друг друга. Они просто врезались в пехоту на полном ходу своих могучих животных. С такой силой, что первые попавшие под удар рыцарей солдаты фон Угеля, были подброшены в воздух.

Это был даже не таран — скалка хозяйки, раскатывающая тесто. Ничего общего с предыдущей сшибкой, как и схожести с рыцарским турниром. Здесь все происходило в десятке метров от наблюдающих дознавателей. И это как раз была та война, которая Мерино была хорошо знакома.

Длинные копья, топоры, мечи, булавы, чеканы и массивные туши боевых животных, которые сами по себе оружие, смели нападающих из под стен железной метлой. И принялись увлеченно кромсать тех, кто еще остался на ногах и избежал смерти. Не выдержавшие натиска, обескураженные и перепуганные, пехотинцы стали для Волчьей сотни легкой добычей. Многие из них бросали оружие и бежали к лесу, в надежде найти спасение от всадников среди деревьев. Но пара риттеров, отколовшиеся от общей резни, внимательно следили за тем, что бы никому не удалось этого сделать.

Все было кончено буквально за пару минут. Разгоряченные боем кони еще яростно хрипели, отдельные всадники еще рубили уже опустивших руки и оружие пехотинцев, когда над всем этим взлетел хриплый голос Гетца фон Вольфсбурга.

— Стоять!

И стали слышны стоны и крики раненых и умирающих, вопли "Мы сдаемся!" живых. Риттеры чуть тронули коней и разъехались в стороны, окружая от силы десяток людей, оставшихся на ногах.

— Живых связать, раненых перевязать, умирающих добить! — отдал приказ герцог. Развернув коня поехал к воротам. Рыцари же остались живым караулом, направив на пленников острия клинков и копий. Со стен стали спускаться герцогские мушкетеры, чтобы выполнить приказ своего господина.

— Вот так мы тут и живем! — каркнул фон Вольфсбур, спустившись на землю с коня. Ручейки пота на его лице создавали узоры на полотне грязи и свежей крови. В крови и грязи были латы тайлтийского владетеля от воротника горжета до забранных в железо ног.

Спустя пару минут во двор въехали и стали спешиваться его рыцари. И, с видом совершенно обыденным, принялись стаскивать друг с друга доспехи. Ни дать ни взять — уставшие, вернувшиеся с покоса мужики. Они шутили, смеялись, демонстрировали друг другу свои трофеи и вмятины на доспехах. Кто-то уже жадно жевал кусок хлеба, кто-то пил пиво из кувшина, а один всадник, едва дождавшись, пока ему помогут снять часть доспехов, поливал внутреннюю часть стены мочой. Все они вели себя так, словно бы только что не отправили на суд Единого несколько десятков людей.

А вот герцогская пехота (ясное дело, куда ей до элиты фон Вольфсбурга!) сновала туда-сюда с деловым видом: солдаты таскали раненых и убитых, избавляли убитых врагов от ненужных им уже вещей, пятеро с телегой отправились на место битвы кавалерии за ранеными и рыцарскими трофеями. И несла караулы, разумеется.

— Надо поговорить. — сообщил Гетц фон Вольфсбург дознавателям. — Я тут пока суть да дело, думал… Дайте мне умыться и подходите к погребу.

Сказав это, герцог, пошел к дому-штабу-казарме.

— Подумал он! — присвистнул Мерино, неспеша шагая к погребу. — Когда это?

У входа в погреб, как и вчера, стоял караульный, глянувший на приближающихся дознавателей недобро. Те ответили ему взглядами невинными и расположились метрах в десяти от утопленного в землю сруба, усевшись прямо на траву.

— План тот же, как считаешь? — спросил Мерино у напарника негромким голосом. — Ты здесь, я в Веале?

— Послушаем герцога, — мотнул головой Бельк. — Если ничего нового, то да. План тот же.

— О чем он там мог подумать? Последний час он только скакал и рубил! Когда там думать?

Ответить Бельк не успел.

— Гетц сильный! — раздался за спинами дознавателей высокий, на границе с писклявым, голос. — И смелый!

Мужчины обернулись.

Крупный и высокий молодой мужчина в добротной, но простой одежде: штаны, да рубаха навыпуск. Довольно грязной. Лицо его, с пушком на щеках, которое никогда не знало бритвы и тоже изрядно измазанное грязью, было по детски простым и открытым. И совершенным дружелюбием светились чистые голубые глаза. Которого просто не могло быть у селянина в его возрасте — лет двадцати на вид. Довершала образ густая копна светлых, выгоревших на солнце волос, стриженных под горшок, из которой торчали соломки и веточки.

— Здрасти! — сказал мужчина. И с дивной непосредственностью уселся рядом с Мерино. Тот краем мысли отметил, что на ногах у незнакомца хорошие новые сапоги. Правда грязные, как и он сам.

Дознаватели вежливо кивнули в ответ, поскольку вбитые в них предписания говорили блюсти дружелюбие и вежливость с представителем любого сословия. Даже такого невысокого, как конюх или чернорабочий с замкового подворья. Но насторожились.

— Меня Хансом зовут. — представился он. — Хансом Троттелем.

После названного имени и прозвища, поскольку Троттель не могло быть фамилией, для Мерино многое в облике и поведении мужчины стало более понятным. Местный дурачок, причем дурачок безобидный и полезный. Был бы опасным — назвали бы Штизилем.

— Я Мерино, а его зовут Бельк. — сказал дознаватель по возможности дружелюбно и замолчал. Как вести себя со скорбными умом он не очень понимал.

— Вы друзья Гетца? — спросил Ханс. И не ожидая ответа продолжил: Видели как он рубится с врагами? Он так рубится! Прям герой! Мечом так — вжих! Его никто не победит!

И закончил полной гордости фразой, которая окончательно ввела Мерино в ступор.

— Гетц мой брат!

Дознаватели переглянулись. Глянули на герцога, который сейчас, оставшись в одних лишь штанах и сапогах, фыркал и разбрызгивал воду, сноровисто умываясь одной рукой. И, видимо, рассказывал что-то смешное — воин, поливавший своего командира из ведра, периодически хохотал. Глянули на Ханса, жующего травинку с безмятежным видом. В них и вправду было семейное сходство, как могут быть похожи принадлежащие к одному помету злобный, порченный шрамами кобель и ласковый любимец семьи, живущий в доме.

— Хм. — многозначительно сказал Бельк.

Нет, так-то было понятно, почему фон Вольфсбург ничего не говорил о своем брате, — как правило люди, а особенно знатные, стыдятся такого родства. И при малейшей возможности дистанцируются от него. Однако почему герцогский брат одет как конюх, выглядит как конюх и называется Троттелем, а не Вольфсбургом?

— Ты здесь живешь? — наконец смог выговорить Мерино. Бельк утратив интерес к брату герцога вернулся к наблюдению за округой. Предоставив разговаривать своему напарнику.

— Ага. С коняками вожусь! — жизнерадостно откликнулся Ханс. — Коняки меня любят, даже Шварц Гетца! Его все боятся, а я не боюсь! Шварц хороший, ласковый!

Мерино кивнул, подумав про себя, что назвать здоровенную черную зверюгу — боевого жеребца фон Вольфсбурга, хорошим и ласковым, мог только чистый душой и помыслами дурачок, который зла не ведает и не творит. А животные такие вещи чувствуют.

— Гетц мне тоже меч сделал! — похвастался знатный конюх. — Деревянный, чтоб я не поранился. Буду им тренироваться и он мне потом настоящий даст! И я ему потом буду помогать с врагами биться!

Дознаватель кинул тоскливый взгляд на Белька, который с присущим ему безразличием просто самоустранился из общения с герцогским братом, перевел глаза на самого герцога, заканчивающего с мытьем. Еле слышно вздохнул.

Он не умел себя вести с детьми. И со скорбными разумом тоже не умел. Как вообще строить разговор со здоровенным, крупнее тебя, мужиком, лицо которого больше подходит семилетнему ребенку? Похвалить за желание научиться владеть мечом? Поговорить о коняках? Или просто игнорировать? И вроде тот не был так уж навязчив, болтает и болтает, можно же просто не вслушиваться, порой кивать и улыбаться. Так вроде бы делают при общении с ребенком?

Но присутствие Ханса не просто смущало Мерино. Имея склонность к анализу всего, в том числе и своего собственного состояния, он пришел к выводу, что дурачок заставляет его чувствовать себя виноватым. Что он — нормальный, а этому увальню — не повезло. Как он таким стал? Родился с таким дефектом или приобрел его позже, получив по голове лошадиным копытом? Или переболев в детстве какой-нибудь болезнью? Никто ведь от такого не застрахован. Как судьба кости кинула, так и случилось. А значит ты сам, такой умный, удачливый и сильный, не по своим заслугам, а просто по прихоти неведомых тебе сил. И ты, а не этот здоровяк, мог бы сейчас сидеть на траве с безмятежным видом и балаболить про коняшек, солнышко и тучки на небе. Неприятные такие мысли...

Ханс же подобными размышлениями голову не обременял, да и в собеседнике нуждался постольку поскольку. По своему счастливый человек — всего-то и забот — научиться мечом махать, чтобы брату помогать. Сидел себе, ноги широко раскинув, сильными руками отведенными назад, удерживая равновесие. С улыбкой подставляя лицо солнцу и рассказывал увлеченно то о гнедой, то о каурой лошадке из конюшен герцога.

Герцог, уже прицепивший протез, и натянувший чистую рубаху, подошел к дознавателям, которые при его приближении поднялись на ноги. С укоризной глянул на брата.

— Ханс! Не докучай людям!

Голос его был одновременно строгим и заботливым.

— Я ничего не докучаю! — пискнул виновато дурачок и поднялся.

— Ну ступай тогда к лошадкам. Там Шварца надо обиходить. Поможешь мне?

Ханс просияв, кивнул. Шагнул к фон Вольфсбургу, оказавшись одного с ним роста, и обнял его, чем вверг герцога в смущение.

— Ну иди, иди… — похлопав брата по широкой спине сказал он.

Дождался, пока дурачок убежит в конюшню, скрывая смятение, вынуждающее его оправдываться перед чужими людьми, пояснил:

— Он с рождения такой… Два десятка лет, а дите дитем… Не бросишь же… Брат...

Мерино, чтобы сгладить эту возникшую неловкость, решительно сменил тему.

— О чем вы хотели поговорить с нами, господин герцог?

Лицо фон Вольфсбурга быстро сменило выражение на сосредоточенное. Которое, надо сказать, подходило ему больше.

— Кхм. Да. Мерино, я могу к вам обращаться к вам по имени?

— Конечно, господин герцог.

— Можете звать меня Гетц. Мы с вами вне сословной табели, оба служим императору, пусть и по разному. Так что ущерба это никому не нанесет. А общение упростит.

— Как скажете… Гетц.

— Отлично! Так вот, о чем я хотел поговорить… Это нападение. Вам со стороны ничего не показалось странным?

Мерино сделал вид, что задумался, хотя ответ у него уже был готов задолго до заданного вопроса. Но говорить вместо человека, который собирается поделиться своими мыслями — дурной тон для дознавателя.

— Мне сложно судить, госпо… Гетц. Я ведь тут человек чужой. Обычаев и традиций ваших не знаю...

— Тогда я вам скажу, что мне показалось странным! Это вот нападение! — герцог рубанул воздух протезом. — С каких демонов фон Угель решил на меня напасть? Я его прекрасно знаю — нерешительный тюфяк, который будет юлить и торговаться, но воевать — только в крайнем случае! Он сидит в своем замке, котрый взять штурмом без пушек не так просто как мой, плетет свои козни, натравливает на меня баронов поглупее, но сам не лезет! Его отряды, если видят мои, избегают столкновения всеми силами! И вот зачем ему, даже собрав столько людей, нападать на меня? Что изменилось?

Рассуждал фон Вольфсбург весьма здраво, как впрочем и всегда. Император явно не сглупил, поставив его над этой провинцией.

— Вы же к чему-то меня подводите, Гетц? — спросил он.

Герцог хмыкнул.

— Так и есть, подвожу. Там, на поле, — взмах левой рукой за стены, — я успел побеседовать с одним из дружинников фон Угеля. Весьма коротко, не до долгих разговоров было. Парень был при смерти, так что врать бы не стал. Так вот, он сказал, что своего барона они не видели уже пару трид. А приказы отдает его помощник, появившийся в его свите совсем недавно. Не старый, но! С седой бородой? Тоже самое говорят и пехотинцы, которых допросил Манфред.

— Вы считаете… — начал Мерино, уже догадавшийся о ком идет речь.

— По описанию он очень похож на того, кто принес мне в подарок волшебную руку. — подтвердил Гетц. — И похоже, что замком и воинами фон Угеля, я полагаю покойного, распоряжается именно он.