Первая глава. Бабушка и пирожки

Когда боль немного разжала когти и отпустила сердце, Мидир смог оглядеться. Брат выбрал красивое место для дома — на склоне холма в излучине реки… Брат! Перед глазами опять стемнело.

Мэрвин, ну что тебе стоило позвать на помощь? Слишком гордый для просьбы? Слишком верный своим же заветам!

Мидир так долго вел беседы со старшим братом, так часто спорил — и так много веков его не видел. А теперь решил во что бы то ни стало достучаться до старшего. Уговорить навестить Нижний мир после многолетнего одиночества изгнанника. И что теперь?

Фиолетово-черный узел муки и смерти висел теперь над пепелищем, да хрипло каркали вороны. Даже кости двух существ прогорели в золу. Ни следа от Мэрвина и от галатки, непонятно кем ему приходившейся. Не вернуть из мира теней ушедшие души, не скользнуть за грань в Верхнем мире, лишенном магии и волшебства. Не поспорить больше о будущем и о былом. Не с кем!

Владыка Благих земель не мог знать, но чувствовал, ощущал беду кислотой во рту, тяжким грузом на сердце, стылой тревогой холодного ветра. Он торопился, спешил — и все же опоздал. Несколько часов Нижнего мира обернулись годами Верхнего, людского.

Мидир стиснул зубы, коря себя за промедление. Было трое братьев, осталось двое. Его и без того небольшая семья сократилась на треть, а он даже не мог сейчас скорбеть — не было времени, не имел права.

Он втянул тягучую влагу земли, прелую стынь болота и отдаленные запахи людей. Медлить нельзя: к бывшему дому брата спешили охотники, только не за ланью или кабаном. Странно, что не взяли собак. Эх, приветить бы как следует, только…

Только тот, слабый родной запах, что привел его сюда, схожий и не схожий с запахом Мэрвина, не оборвался. Кто-то сидел возле пепелища, долго сидел, а потом побрел к селению. Именно побрел: так устало и словно бы обреченно петлял след. Мидир поспешил туда же. Можно было бы обернуться птицей, но птица не почует родню, а на зрение полагаться не стоит.

Скоротав путь волком, он вернул себе облик ши у околицы небольшого поселения, поправил черный плащ, стирая изображение волка, воющего на луну: незачем выказывать родовые знаки! Затем проверил короткий кинжал, развязал кожаный ремешок, стягивающий заплетенную для боя косу. Выделяться он будет все равно: высокий, черноволосый, среброглазый — ши красивы, как немногие среди людей — только вопросов вызовет меньше. В облике ши Мидир чуял хуже, чем в зверином, однако родную кровь ощущал явственно. Особенно когда она пролилась!

В несколько шагов он добежал до околицы, где разошедшиеся подлетки пинали лежащего. Мидир отшвырнул драчунов в стороны, опустился на колени и приложил ладони к голове мальчишки, вливая силу и возвращая его к жизни. Светлые пушистые волосы заляпаны кровью, чистое лицо с прямым носом и правильными чертами похоже и не похоже на лицо старшего брата. Тут веки открылись — и в светло-серых глазах плеснулись поочередно волнение, неверие, а затем такое счастье, что у Мидира сжалось сердце.

— О… тец? — еле выговорил мальчишка, и узнавание тут же сменилось пониманием, яростью и болью. Глаза его закатились. Кончики острых ушей торчали из светлых прядей, испачканных кровью. Полукровка, рожденный в Верхнем мире, отвергаемый ши и преследуемый людьми, обреченный на короткую жизнь и, по большей части, на скорую смерть.

Мидир сдернул с себя плащ и обернул им ребенка, готовый поспорить за его судьбу с самим Кернунносом.

— Ублюдок! Демон! Отдай его нам! — раздались несмелые, но дерзкие голоса.

Король волков поднял голову, зарычал, показывая вытянувшиеся в оскале звериные зубы, сверкнул желтизной глаз — и подлетков как ветром сдуло. Догонять и рвать за то, что подняли руку на родную кровь, Мидиру хотелось сильно. Но, как и многие свои желания, он отложил это на потом.

— Ты не он! — прохрипел пришедший в себя мальчишка, привлекая его внимание. — Почему ты не он?!

Что тут скажешь? У Мидира не было ответа.

Отбросив держащую его руку, мальчик встал самостоятельно, хоть и на дрожащих ногах; поднял упавший с плеч плащ, встряхнул, аккуратно сложил — чуть ли не по складочкам — и протянул опешившему Мидиру.

Поглядывал при этом малец зло, и это было хорошо. Как злость, так и то, что он был жив. Эту невероятную удачу, пойманную за хвост, Мидир отпускать не собирался.

Неожиданно обретенный родич поправил старенькую одежду, кое-где аккуратно зашитую, по большей части свежепорванную, опустил глаза и произнес холодновато-вежливо:

— Благодарю за помощь, ши, но я бы справился и сам. От пары синяков еще никто не умирал. А отец всегда говорил: не отвечай ударом на удар.

Мидир еле сдержался от цитирования прямо противоположных заповедей Благого Слова, которое повторяло проповеди друидов, но спорить не стал. К тому же ребенок сказал "ши", не "фейри". Он знает самоназвание его народа! Может, брат хоть немного рассказывал о Нижнем мире?

— Боюсь спрашивать, кто вы, — продолжил мальчишка, — но, видимо, должен. Только не обманывайте, пожалуйста, я распознаю. Вам же неудобно будет.

— Может, знаешь и то, что ши не врут?

— Наслышан немного, — попытался он усмехнуться, однако разбитые губы слушались плохо. — Врать не врете, только изворачиваться больно ловки.

— Я твой дядя. Мидир, владыка Благих земель Нижнего мира, король Дома Волка, — сказал Мидир и приложил кулак к груди. Для людей он носил имя Майлгуир, но...

Вряд ли мальчик осознавал, на какой риск и на какое доверие сейчас шел волчий король. Что значит для ши — представиться собственным именем. Но обманывать племянника не хотелось даже в малом. Почует фальшь, замкнется, а то и вовсе сбежит.

— Не врете, — с уважением в голосе ответил мальчишка.

— Мэрвин, твой отец, был моим старшим братом. Как зовут тебя?

— Джа-а-аред, — без особой радости протянул тот. Наверняка и вовсе бы не ответил, только оскорблять спросившего не желал.

— Так звали твоего деда.

Малец дернул плечом.

— Нет у меня родни в Нижнем! И нет никакого деда!

— Но был когда-то. Джаретт Великолепный, объединивший всех ши разных Домов. А Самхейнов на твоем веку сколько миновало?

— Немного осталось до шестнадцати.

— Немного? — Мидир не удержал ползущую вверх бровь: по всем приметам, полуволчонок был совсем мал.

— Пять зим, — вызывающе задрал тот подбородок и прищурился: — Разве это много для Нижнего мира?

Мидир сжал и разжал кулаки: нужно было спешить, а он вместо спора с древним богом и дракой с людьми дискутирует с этим мальцом!

Копыта коней вздымали пыль на дорогах: охотники спешили по душу его племянника, пока тот без ума жонглировал словами.

— Очень мало, хоть волчата взрослеют быстрее людей. Хочешь уйти в Благие земли? — произнес волчий король в слепой надежде, что Джаред согласится. Но тот вмиг показал характер.

— С чего вы взяли, что я уйду с вами? — дернул плечом мальчишка, однако тут же поправился витиевато: — То есть, простите, не вижу необходимости покидать землю моих родителей.

И ведь если «да» не скажет, не увести его в Нижний мир. Закон един на все миры: ши обладают магией, а люди — правом не дать ею воспользоваться.

Мидир вздохнул. По упрямству Джаред на всю королевскую семью очень даже походил. И как Мэрвин, окатывал при несогласии излишней вежливостью и холодным высокомерием.

— Здесь тебя ждет лишь смерть. Я чую запах погони, что идет по твоим следам. Ты понял бы сам, имей хоть немного опыта. Ты — волк...

— Я не волк! — мальчишка крикнул отчаянно. — Никогда им не был и не буду!

— Но и не человек, — Мидир поднял руки в примиряющем жесте, смиряя голос и обосновывая слова фактами, как обычно поступал при разговоре с Мэрвином. — Иначе тебя не забрасывали бы камнями. Хочешь, чтобы я догнал и убил этих наглецов? По нашему закону я просто обязан это сделать.

— Нет! — прозвучал новый отчаянный крик, но не испуганный, скорее злой. — Отец правильно говорил: вы чудовища!

Старший брат умудрялся усложнять жизнь Мидиру даже в Верхнем, даже из мира теней, даже не присутствуя лично. Тратить время на разговоры было в высшей степени расточительно, острый волчий слух уже без напряжения улавливал перестук копыт.

— Что еще говорил твой отец?

— Что у меня родня в Нижнем, но доверять ей нельзя, — сказал Джаред и подозрительно нахмурился, намекая, что вот именно этому ши именно он и не доверяет.

Мидир медленно выдохнул, однако спокойствие сегодня ходило иными дорогами, чем сам владыка Нижнего мира. Мало того, что Мэрвин не поведал ему, Мидиру, о новой семье, так еще и настроил сына против старой!

— И я очень хотел бы поспорить с ним об этом. Очень хотел бы! Но уже не могу! Не могу! — рявкнул он. Джаред не думал пугаться, и Мидир мгновенно остыл сам. — Хорошо, в Нижний мы не пойдем, но отсюда нам уйти придется. Слушай меня внимательно. Сейчас здесь появятся те, кто хочет твоей смерти или плена. Скорее, — прищурился Мидир, — скорее, плена.

— Откуда вы знаете?

— Мы, хоть и схожи с людьми обликом, называемся волками не просто так. Я говорил уже: я их чую, они все ближе. Когда появятся, посмотришь на них внимательно и, может быть, узнаешь, кто приходил в дом твоего отца.

— Но… они узнают меня! — Джаред опешил, растерялся, как самый обычный ребенок. — И я не успею ничего сказать вам…

— Не узнают. — Мидир хотел потрепать ребенка по волосам, но передумал: слишком диким и неприрученным выглядел волчонок. — Мало того, вскорости ты не узнаешь ни меня, ни себя. Ничего не бойся.

— Я ничего не боюсь. Даже смерти, — произнес Джаред и поджал тонкие губы. — Может, и не стоит мне никуда идти…

Мидира передернуло.

— Не боится он! Потому что не думаешь! Смерть — финал жизни, он должен чего-то да стоить! Всегда!

Мальчишка шваркнул разбитым носом, стер кровь с виска, перекатился с пятки на носок, сложил руки за спиной — и глядел все так же равнодушно-спокойно светло-серыми, очень чистыми глазами.

— Времени у нас все меньше, как и у меня доводов, — холодно произнес Мидир. — Но подумай сам: хотел ли отец твоей смерти? Хотела ли смерти твоя мать?

— Друиды говорят, я встречусь с ними там, в ином мире. Вдруг это правда? — спросил Джаред тихо и упрямо, как может говорить ребенок, верящий в волшебные сказки.

Но Мидир ответил как взрослому.

— Я не знаю, куда попадают души людей, мальчик, но где обитают умершие ши, мне известно. Там нет ничего, кроме холода и тьмы. Твоя душа не узнает своих близких. Только живя, ты сможешь сберечь память о них. А потом все, перерождение и забытье.

Мальчишка опустил голову, словно пыль под ногами за околицей захолустного поселения была чем-то интересным, помолчал, определенно что-то решая для себя, и глянул исподлобья:

— А зачем вам знать тех, кто был у моего отца?

— Потому что они причастны, — Мидир оскалился, не желая сдерживать злобу. — Потому что я найду их всех! Найду и убью! Я спрячу тебя в надежном месте и пройду по их следу!

И желтый блеск глаз Мидира не испугал внимательно слушавшего Джареда. Волчий король спрятал вылезшие от ярости клыки и продолжил:

— Я не трону их семьи, как поступил бы в Нижнем, потому что это не понравилось бы твоему отцу. Но каждый, кто отдал приказ, каждый, кто виновен — умрет. Что молчишь? Или ты надеешься на правосудие Манчинга? Попробуешь просить о заступничестве людей или Не-сущих-свет?

— Я пробовал! Я ходил к судье, — понурился Джаред. — Он сказал, что это разбойники и ничего нельзя сделать. Друиды… они уважали отца, но они не могут вмешаться. Все твердят о равновесии и невмешательстве. Я знаю об этом, но отца убили! Убили! Не время искать гармонию!

Мальчик вдруг показался Мидиру истинным волком. Хотя бы потому, что напомнил его самого в далеком-далеком детстве.

— Значит, на людскую справедливость надежды нет. Ты знаешь мои намерения. Твое слово, Джаред.

Мальчишка набрал воздух в тощую грудь, вскинул серые волчьи глаза и произнес после воистину королевской паузы:

— Я промолчу, дядя, владыка-как-тебя-там?..

— Можешь называть меня: Мидир, — обрадовался волчий король. — Приступим к божественному воздаянию! Отец учил тебя обращаться?

— Что? — недоуменно свел светлые брови Джаред, а Мидир вернулся к злости, ставшей теперь привычной спутницей в этом мире.

Первое обращение всегда болезненно, и не дело начинать его с чуждого образа. Тем более превращаться в зверя на глазах у стайки недорослей, подглядывающих из-за изгороди, явно не стоило, поэтому Мидир отвел Джареда подальше от смертных.

Молодой, ярко-зеленый ельник показался волчьему королю родным, по колким иглам провел рукой и Джаред, скользнув взглядом по желтым, пахучим свечкам поздних цветов. Мидир развернул мальчишку к себе, опустился на одно колено, взял в руки пыльные узкие кисти и произнес:

— Смотри мне в глаза.

Времени после ухода из Нижнего мира прошло немного: сила привычно полилась через ладони, и Мидир подтолкнул Джареда во второй облик. Очень осторожно, чтобы не остановить сердце. Образ светловолосого мальчика поплыл, затуманился, и вот уже белый волчонок рявкнул испуганно, вцепился в плечо. Ерунда, заживет. Звереныш понюхал кровь, виновато лизнул руку, совершенно успокоился и вновь поплыл чертами, подчиняясь воле мага и принимая новый облик однажды виденной Мидиром девочки. Собственный вид изменить было проще и быстрее, и через пару ударов сердца на опушке леса стояли девчонка в красном плаще и бабушка с двумя корзинками.

Очень вовремя.

Четверо охотников на добрых конях появились на лесной дороге. Рыжеволосые, как большинство галатов, крепко сбитые, в боевом доспехе, при добрых луках и мечах.

— Мальчишку не видели? Бледный такой, худой, уши ублюдочные. Не пробегал? Малышня сказала, с демоном сюда ушел!

— Да вроде там что-то мелькнуло, демон, не демон, не поручусь, — махнула рукой старушка в сторону леса. — Далече только, вы уж сделайте милость, догоняйте, коли вам так надобно! Может, и ровню себе отыщете!

Девочка рассмеялась нервно, прикрываясь ладошкой. Охотник направил коня на обоих: девочка больно дерзка, да и старушка слишком языкаста. Конь вперед не шел, фыркал, мотая головой, словно змею увидел.

— Уж не нарушил ли что этот мальчик? — склонила голову старушка, привлекая внимание к себе. — Может, и награда за его поимку есть? А то бы разжиться одежками новыми да приданым для пигалицы.

— За живого-то дороже, вот и ищем второпях… — добавил второй, чуть поуже в плечах, и осекся от взгляда главного. Третий охотник молчал, словно языка лишился.

— Награда есть, да не про твою честь, старая карга! — рявкнул главный. — Ишь, вырядила девку, как дочку княжескую. Уж не ворованое ли?

— Свет не без добрых людей.

Старушечье лицо сморщилось от улыбки. Бабушка протянула корзинку с пирожками:

— Свою награду вы завсегда сыщете, а покуда угощайтесь. Путь вам предстоит неблизкий, и чем закончится, ведомо только старым богам.

— Можно? — спросил главного ближайший к корзинке всадник, самый худой и, видимо, самый голодный. — С ночи же в седле, и не ели…

— Ну что смотришь? Бери, раз дают! — недовольно ответил главный. — Отравишь — вернусь по твою душу! — сурово произнес для бабушки.

— Далече будет, — ответила та с достоинством. — Не всякий ретивый конь до нашей глуши доскачет. Лучше я к вам наведаюсь, мил человек, может, еще гостинчиков каких принесу… — девочка опять засмеялась и сразу закрыла рот ладонями, а бабка спросила: — Куда путь-то держите?

— Все тебе доложи, — фыркнул главный и тронул коня.

Полетевшая следом за охотниками любопытная гаичка проводила ускакавших вершников взглядом, чивикнула и вернулась в лес.

— Беда, Мидир. Никого я не узнал, — понурилась девочка, когда улеглась пыль, поднятая копытами коней.

— Это ничего, милочка, ничего, — ответила старушка. — Зато я их теперь знаю.

Девочка вновь захихикала и уселась на землю

— А знаешь, как они вкусно пахнут? — прищурилась старушка.

— Кто, пирожки? — сквозь смех спросила девочка.

— Наши охотнички. Знают больше, чем говорят. Придется с другими гостинцами к ним наведаться, раз уж пирожки не по нраву пришлись… «Ублюдочные уши», значит, — нарочито ласково повторила старушка и ухмыльнулась.

— Эй, Мидир, ты чего? — подскочила девочка. — Отпусти их!

— Ты права, милочка, конечно, я их отпущу. Сначала поймаю, а потом обязательно отпущу, только откуда повыше! Может, шкуру спущу для начала, — все с той же милой улыбкой сказала старушка и закончила низким голосом Мидира, меняясь обратно в образ очень сердитого ши.

— Эй! А я? А мне как отсюда вылезти? — Джаред недовольно потряс льняным платьем и притопнул красным башмачком. — Я не хочу больше быть девчонкой!

— Быть девчонкой лучше, чем трупом, — наставительно произнес Мидир и усмехнулся. — Ишь ты, не хочет он.

— Мидир!

— Джаред, — сжал Мидир плечо девочки. — Посиди тут. Дождись меня. Решишь удрать — я все равно найду тебя по следу. Хочешь тащиться в волчьей пасти до самого Манчинга?

Девочка отчаянно замотала головой:

— Дождусь я тебя, дождусь!

— Молодец, быстро схватываешь, — Мидир похлопал племянника по плечу. — Раз уж ты у нас такой умный, вот тебе подсказка: эту личину ты смог бы скинуть сам, если бы захотел.

— И надеть? — неожиданно заинтересовалась девочка.

— И надеть: это уже готовая магическая форма. Стоит вспомнить — она вернется на место. Но если творить другую, самому тебе придется продумывать слишком многое — одежду, обувь, кожу, глаза и прочее.

— И долго мне быть таким?..

— Такой, милочка, — Мидир прищурился довольно. — Кушай пирожки!

— Мидир! — в серых глазах блеснули слезы.

— Вечером сниму. Я вернусь быстро, и мы поспешим в столицу. Есть у меня там одна знакомая, надеюсь, не забыла за столько-то лет. Не открывай никому ни свое, ни мое имя и не говори, что ждешь волка, даже в шутку. — Мидир задумался, услышал отдаленный треск в лесу и добавил: — Скажешь, что отец-дровосек вот-вот придет.

— А… — открыла рот девочка.

— А лучше молчи! — Мидир поправил Джареду капюшон, напитывая магией красную ткань. — Накинешь на голову, и никто тебя не увидит. Только пирожки съешь, а то от пустого места будет сильно пахнуть.

— Нет, я не про это! Подожди! — племянник схватил его за руку и сразу отпустил.

— Говори же.

— Знаешь, я как от судьи вышел, к Хендрику зашел. Я до этого у него прятался, когда родителей… — девочка сердито смахнула слезу. — Отец меня к нему отвел, словно опасался чего. Хендрик меня отговаривал! Убеждал к судье не ходить!

— Кто такой этот Хендрик? — Мидиру уже не нравилось имя.

— Он был вместе с отцом… — говорил Джаред через силу. — Он помогал ему. Они дружили. Сделай так, чтобы охотники до него не добрались!

— Добро.

— А как ты его найдешь? — спохватился Джаред.

— Я найду его по твоему следу, — ответил Мидир.

— А как ты меня нашел?

Но ответа Джаред не дождался. Он и глазом моргнуть не успел, как вместо очень похожего на отца существа на него смотрел огненными глазами огромный черный волк. Зверь лизнул Джареда в щеку, с места перепрыгнул щетину ельника — и пропал. Цокотали кузнечики, яростно-бойко пели птицы, шелестела листва…

Взрослые всегда убегают от самых простых вопросов! Джаред покосился на мшистый валун в раздумьях, не запачкает ли платье, если присядет. Еще утром он был сам по себе, и никому до него не было дела. А теперь обнаружился родственник, который решил заявить на него права! Не пойдет он ни в какой Нижний! Ну, может, чуток побудет с этим… Мидиром. А то взрослые временами совсем рассеянные, этот волшебный вдобавок, еще вляпается куда от незнания. Вот, одежду на него напялил, какую не всякая княжна себе позволит. И где повстречал такую?

Джаред оглядел свое платье, сорвал ленту с длинных волос — его цвета, снежно-белого — и насупился.

Рядом опустилась ворона, глянула черным глазом, приблизилась боком, вроде бы просто так, а не за подачкой. Джаред поднял крышку корзинки, понюхал, сглотнул слюну и потянулся за пирожками. Вдруг магические — значит, поддельные? Нет, оказалось, магически вкусные. А начинка такая, как часто делала бабушка, причем специально для него, любимого внука: капуста с яйцами, щедро сдобренная маслом. Джаред проглотил первый пирожок почти не жуя, второй бросил птице. Черные вороны над сожжённым домом угнетали его, а эта ворона — нет. Птица подхватила гостинец и улетела в лес. Отец бы похвалил…

Тут странное ощущение захлестнуло Джареда: боль притаилась лишь в сердце. Он пошевелил руками и ногами, попрыгал, пощупал ребра, недоверчиво потрогал нос, щеку, висок — ничего не болело. Совсем ничего! Даже перестал тянуть локоть, плохо заживший после давнего перелома, и сколотый зуб ощущался целым. Ныть от колодезной воды не будет, это хорошо, но и свистеть не выйдет. Правда, свистеть все равно неприлично.

Джаред повздыхал о непонятном состоянии, пользуясь им как предлогом отвлечься от мыслей о доме. Затянул потуже затейливый пояс с золотыми нашивками, за который знакомые ему девчонки отдали бы полжизни, одернул верхний, расшитый серебряной тесьмой хангерок, поправил складки на нижней лейне, перевязал завязки плаща, пригладил волосы — и рассмеялся до слез от собственной, въевшейся в душу аккуратности.