Глава 8

Повозка была запряжена четверкой ланей, и Криджи задержался возле них. Одна, черная и лохматая, напоминала ланей из родной чащи, – но покрепче, повыше. Она взглянула на Криджи, фыркнула и ткнулась в ладонь, будто ища угощение.

– Здравствуй, – прошептал он на языке леса. – Помоги нам добраться до моря.

Хотел поздороваться с каждой, но мальчик, сидевший на козлах, потянул поводья, заставил ланей сбиться тесней.

– Нечего лезть к ним. – В темноте он был почти неразличим, но недовольство в голосе звучало ясно. – Они чужаков не любят.

Риэ хлопнул Криджи по плечу, – то ли поторапливая, то ли пытаясь ободрить, – и спросил у возницы:

– Тебе мало заплатили? – И, не дожидаясь ответа, поднялся на козлы. – Так я помогу тебе, будем по очереди править.

– Они тебя не послушаются, – хмуро ответил мальчик-возница.

Криджи еще раз взглянул на упряжку и забрался в повозку.

Внутри было тепло, пахло смолой и дымом. С потолка свисал фонарик, огонь метался и чадил, и Титэа, привстав, крутила чугунное колесико, пыталась выровнять пламя. На полу лежал ковер, сплетенный из веревок, а у стен – набитые сеном подушки. Ткань кое-где прохудилась, и наружу выглядывали высохшие травинки и соцветия. Криджи устроился рядом с Йи-Джен, нашел ее руку среди беспокойных теней и бликов.

Снаружи донесся окрик возницы, и повозка вздрогнула и поехала, сперва медленно, потом все быстрее. Тихо скрипели колеса, пол пошатывался, и в такт ему качался фонарь над головой. Полотняные стены раздувались и хлопали, ночной ветер стремился пробраться внутрь.

– Ехать долго, – сказала Титэа. – На месте будем к рассвету, не раньше. Спите.

Йи-Джен улеглась, поворочалась, кутаясь в одеяло, и затихла, а Криджи все сидел рядом, смотрел на причудливые тени. Огонь почти угас, зыбкие лучи блуждали по повозке. Озаряли то руку жрицы, сжимающую жемчужную нить, то взъерошенные волосы Йи-Джен, то сваленные в углу дорожные сумки. Сквозь скрип колес доносились другие звуки: стук копыт, голос Риэ, односложные ответы возницы.

Утром повозка доберется до моря, о котором сложено столько легенд. Отголоски их клубились вокруг Криджи, накатывали древней памятью. Плоты взлетали на волнах, дружно врезались в воду весла, шум океана заглушал крики и плач. Видения перемешивались, мелькали за закрытыми веками: вот берег покинутый и берег обретенный, вот чаща, где бродят странные звери, а вот знакомый, родной лес.

Криджи хотел пробраться сквозь водоворот памяти, дотянуться до Чету из рода Совы. Позвать ее, поблагодарить за помощь. «Мы убежали», – так он хотел сказать. Но усталость не позволила, окутала пеленой, и Криджи не заметил, как соскользнул из видений в сон.

Проснулся от того, что Йи-Джен тормошила его, повторяла:

– Вставай, вставай!

Криджи встрепенулся, готовый бежать вместе с ней или заслонить от опасности, но все было тихо. За откинутым пологом виднелось небо, – утреннее, в золотистых росчерках облаков. В воздухе сквозил незнакомый вкус, горьковатый и свежий.

Море, совсем близко.

Снаружи донесся уверенный голос Титэи:

– Дальше мы пойдем сами. К моему храму нет дороги, только тропа. А деревня рядом. Там тебя накормят, дадут отдохнуть тебе и ланям. Скажи, что довез Титэю, жрицу моря, и все будут к тебе добры.

Возница неразборчиво пробормотал что-то в ответ.

– Наверное, жалеет, что был невежлив со жрицей, – прошептала Йи-Джен, и Криджи засмеялся.

Он выбрался из повозки, хотел помочь Йи-Джен, но она мотнула головой, спрыгнула на землю и только тогда взяла его за руку. Риэ, стоявший в стороне, обернулся и помахал им.

Дорога заворачивала, бежала к полям, – темным, едва тронутым первыми всходами. А еще дальше, за вспаханной землей, Криджи различил зеленую дымку садов.

Но соленый ветер дул не оттуда. Он ерошил траву на гребне холма, превращал ее в рябь и волны. И такой же рябью текли прозрачные облака в высоком небе, – ветер гнал их, не давал передышки. Завороженный, Криджи пошел ему навстречу, потянул Йи-Джен за собой.

– Что ж, прощайте, – сказал возница. – Счастливой весны вам.

Его голос развеял наваждение, и Криджи остановился, окинул взглядом повозку и ланей. Они устало переступали, позвякивали сбруей. А возница, хоть и не спал всю ночь, утомленным не выглядел. «Он не старше меня», – понял Криджи и задумался: каково это, держать поводья всю ночь? Смог бы он? Или попросил бы Риэ сменить его хоть ненадолго?

– Счастливой весны, – сказала Йи-Джен.

Возница улыбнулся, примирительно, дружески. Подхватил поводья – и вдруг замер. На мгновение и Криджи застыл в растерянности, а потом проследил, на что тот смотрит. На их с Йи-Джен сомкнутые руки, на парные браслеты, тесно прижавшиеся друг к другу.

Титэа произнесла прощальное благословение, но мальчик-возница едва взглянул на нее и неразборчиво пробормотал благодарность. Он продолжал рассматривать Йи-Джен и Криджи, – так настойчиво и жадно, что стало не по себе.

– Пойдем, – прошептал Риэ. Криджи вздрогнул – вновь не успел заметить, как тот подошел. – Нам пора.

Титэа уже шагала по тропе, меж качающихся стеблей и метелок травы. Риэ подтолкнул Криджи и Йи-Джен, и они поспешили следом.

– Так вы все идете в морской храм? – крикнул возница им вслед.

– Да, – бросила Титэа через плечо и сорвала на ходу травинку.

Криджи почувствовал, как похолодели пальцы Йи-Джен.

– Он понял, кто мы. – Ее голос звучал тихо, дрожал от напряжения. Как всегда, когда она на кого-то злилась. – Он нас выдаст.

Неужели все было зря? Им не удалось затеряться ни в лесу, ни в праздничной суете чужого города, и даже здесь они не остались неузнанными. Добраться до океана совсем не сложно, очищающие кровь могут появиться в любой день, хоть завтра.

Криджи мотнул головой, отгоняя мрачные мысли. «Все будет хорошо, мы что-нибудь придумаем. Если будет нужно – построим плот и поплывем через океан, по дороге памяти. Спрячемся там, где нас никто не найдет», – так он хотел сказать. Но слова разбежались, и он просто крепче сжал руку Йи-Джен.

– Пусть выдаст – не страшно, – сказала Титэа. – Нас защитит море.

Море появилось внезапно. Только что кругом были лишь травы и небо, но тропа поднялась на вершину холма – и все изменилось.

Внизу раскинулся простор, переливающийся, серебристый. У горизонта он уходил в дымку, превращался в утреннее небо, а возле берега кипел белыми гребнями. Накатывал на светлый песок, отползал и возвращался вновь. Криджи понял, что сквозь порывы ветра и шелест стеблей уже давно доносился голос океана. Звучал биением огромного сердца.

Тропа бежала дальше – вниз, сквозь редеющие травы, а затем вдоль полосы песка. К белым стенам, поднимающимся из волн. Сперва Криджи решил, что это скалы, отполированные морем, – такими они были сияющими и неприступными.

Титэа замедлила шаг и сказала:

– Это храм моря. Там мой дом.

– Как красиво! – выдохнула Йи-Джен.

Они шли, и храм приближался. Стали видны скаты крыш, колонны и уходящие в воду ступени. И будто и не один большой дом, а несколько слитых воедино или выросших друг из друга. Местами в стенах темнели трещины, одна из колонн лежала разбитая. Прибой окатывал брызгами широкую лестницу, крикливые птицы сновали над волнами.

Память чету распахнулась, ошпарила ледяным дождем. Из толщи земли донесся дальний грохот, небо почернело от урагана. Силуэт совы мелькнул среди молний, бескрайняя волна взметнулась, поглощая мир.

– Криджи, – прошептала Йи-Джен, – что ты видишь?

Он сделал глубокий вдох. Утренний свет бликами ложился на морскую рябь, и небо было чистым, соленый ветер унес облака. Страшная буря в прошлом, давно миновала.

– Там, – Криджи указал на море, – была земля. Там жили лесные племена.

– Да, – кивнула Титэа. Полосатый шарф сполз ей на плечи, и ветер развевал черные пряди. – Оттуда приплыла Чету и ее родные. Море забрало их землю.

Внутри храм оказался лабиринтом комнат, лестниц и переходов. Титэа показала лишь часть: зал с огромным алтарем, широкий коридор, где над головой позвякивали нанизанные на сеть ракушки, и жилища по сторонам. Жрица шла и распахивала двери, и Криджи заглядывал в каждую. Все комнаты были светлыми, с высокими окнами, затянутыми слюдой. Над полом возвышались каменные белые лежанки, а прямо в стенах были выдолблены шкафы-ниши. Столько комнат – но лишь одна оказалась обитаемой. Там стояли корзины, висела одежда, кровать была застелена одеялами, а на столе теснилась посуда и книги.

– Дальше еще много комнат и алтарных залов, – сказала Титэа. – Но они пустуют.

Пустуют, но не заброшены. Криджи вспомнил, что Риэ также говорил про свой дом: «До меня много лет пустовал». Вспомнил и поежился – не добрались ли еще преследователи до жилища в заросшем саду? Если возница готов их выдать, с чего бы знакомым Риэ поступать иначе?

Криджи мотнул головой, прогоняя дурные мысли.

Нет, не могут все быть такими. Столько людей уже помогли ему и Йи-Джен. Красильщик в Старой Заводи сплел им браслеты и указал путь, а незнакомцы взяли на воздушный корабль. Чету из рода Совы попросила Титэю о помощи, и та тут же отправилась в путь. Риэ оставил спокойную жизнь в городе, чтобы защитить Йи-Джен, а шаман дотянулся сквозь сон и дал совет. И родич -белка – следила, оберегала, каждый шаг пути.

Криджи почувствовал, как к глазам подступают слезы, и поспешно отвернулся, вытер их, пока никто не увидел.

Но Йи-Джен заметила – не сказала ни слова, но стиснула его ладонь крепко-крепко.

– Пора начинать утреннюю службу, – проговорила Титэа. – Отдохните здесь, а потом пойдем к маяку.

– А можно посмотреть? – спросил Риэ и вскинул руку, очертил полукруг. – На службу?

– Можно, – кивнула Титэа. – Если не будете шуметь.

Она исчезла за дверью обитаемой комнаты, но вскоре вышла – в белом платье, босая, с распущенными волосами. Криджи, Йи-Джен и Риэ тихо последовали за ней в зал, устроились на каменной скамье у дальней стены. Смотрели, как Титэа ходит вдоль алтаря, наполняет соленой и пресной водой прозрачные чаши и огромные раковины, сияющие перламутром. Солнце заглянуло в восточные окна, заискрилось на хрустале и прожилках слюды. Титэа пропела молитву, а потом опустилась на пол перед алтарем и замерла. Криджи, Йи-Джен и Риэ тоже сидели молча. Следили, как солнце поднимается все выше, и слушали, как шумит море, разбиваясь о ступени храма.

– Похоже на картину у нас дома, – сказала Йи-Джен, когда они подошли к маяку.

Криджи вспомнил старый холст в резной раме, висевший в комнатке наверху. Краска на нем потрескалась и цвета потемнели, но картина завораживала. Сизые тучи наползали с края, под ними бушевало море – почти черное, – а на берегу возвышалась башня. Гроза дышала, казалось вот-вот прорвет полотно, хлынет наружу. Но в облаках сиял просвет, солнечный луч пронзал небо, золотил высокие шпили на башне.

– Раньше маяки часто рисовали, – сказала Титэа. – Считалось, что такая картина приносит удачу в дом.

Башня и правда была похожа – такая же ровная, иссеченная узкими проемами окон, увенчанная шпилями и беспокойными флюгерами. Но море не штормило, солнце стояло высоко в безоблачном небе, а вокруг маяка волнами колыхались травы.

Внутри башни витал особый запах, непривычный и манящий. Криджи зажмурился, сделал глубокий вдох. Масло и металл, бумага и чернила, пыль и камень. Но к каждому запаху примешивался соленый вкус моря и холодные голоса ветров.

– Чету! – позвала Йи-Джен сверху. Эхо подхватило ее голос, отразило от стен винтовой лестницы. – Не отставай!

Криджи поспешил наверх.

Пытался считать ступени, но сбился, так долго пришлось подниматься. За окнами мелькало то море, то зеленые холмы: лестница обвивала центральный столб, карабкалась все выше, выше. И наконец остановилась в круглой комнате. Титэа отомкнула ставни, впустила свет, – тут были настоящие окна, а не просто узкие проемы, как по дороге наверх.

– Здесь я раньше жила, – сказала Титэа.

Криджи с любопытством огляделся, обошел комнату по кругу. Она не казалась заброшенной, хранила следы человека. Кровать застелена, лоскутное покрывало небрежно накинуто поверх; на зеркале почти нет пыли, а полевые цветы в кувшине на столе едва начали увядать.

– Ты все еще живешь здесь, – сказал Риэ и протянул руку к распахнутому окну, словно хотел поймать ветер.

– Иногда, – тихо ответила Титэа. – Но мой дом в храме. Идемте, покажу вам, что выше.

Выше был еще один ярус – разгороженный синей занавесью, заставленный книгами, сундуками и комодами.

– Здесь жили мои родители, – объяснила Титэа. – Здесь все записи, все карты.

Еще несколько поворотов лестницы – и новая комната, такая тесная, что они вчетвером едва сумели уместиться.

Войдя туда, Йи-Джен восторженно вздохнула и прошептала:

– Поющая машина! Вот она какая.

Машина занимала почти всю комнату: внизу блестела медными боками, вверху превращалась в ажурную решетку, сквозь которую виднелись колеса и цепи. Риэ провел рукой по блестящему металлу и обернулся к Титэе.

– Ты одна за ней ухаживала, смазывала, чинила? Ни пылинки!

Титэа не ответила, лишь кивнула.

Криджи смотрел зачаровано, молча. Его взгляд блуждал по шестеренкам, сцепленным в единый механизм, по барабанам: один был утыкан иголками, второй – матовый, гладкий. В вышине качались хрустальные капли, солнце вспыхивало в них, радугами скользило по стенам.

Титэа тронула его за плечо и указала на узкую чугунную лестницу, почти незаметную рядом с поющей машиной.

– Поднимись на крышу, – сказала Титэа. – Послушай ветер.

Криджи вскарабкался по шершавым перекладинам и замер на самом верху. Осколки хрусталя сияли рядом, и видны были удерживающие их тонкие нити. Если отклониться, держась за лестницу одной рукой, то другой можно дотронуться до ближайшей бусины. Поймать солнечную искру, заставить остальные капли звенеть и колыхаться.

– Люк открывается на себя! – крикнула снизу Титэа. – Дергай сильнее!

Криджи ухватился за скобу над головой. Дверца отворилась неожиданно легко, и он подтянулся и выбрался на крышу.

Порыв ветра на миг унес дыхание. Криджи пошатнулся, но рука сама нашла опору, и ему удалось устоять. Он мотнул головой, отбрасывая волосы с лица, и огляделся.

Крыша была неровной, вздымалась и опадала волнами. Среди шпилей, словно вехи, стояли поручни – если идти от одного к другому, по спирали доберешься до центра. Сами шпили были разными: одни тонкие, едва по плечо Криджи, другие высокие, – наверное, и самый рослый человек не дотянулся бы до верхушки. Ветер дул с востока, ровный и сильный, но флюгеры вращались в разные стороны: то вдруг замирали, то принимались крутиться навстречу друг другу. Словно беседовали с небом и между собой. Дребезжание и металлический звон нарастали, стихали и вновь набирали силу. Возле четырех шпилей – по сторонам света – Криджи заметил маховики. Они не вращались, лишь покачивались на своих осях.

«Наверное, когда приходит послание, все флюгеры начинают крутиться в одну сторону, – решил Криджи. Образы в глубине памяти чету всколыхнулись, подтверждая догадку. – Тогда начинает вращаться один из маховиков, и машина внизу оживает. Неужели я и правда научусь управляться с ней?»

Перебираясь от поручня к поручню, Криджи дошел до середины крыши. Она выгибалась золотистой чашей, манила сесть, отдохнуть, глядя на небо. Криджи не стал противиться, опустился на холодный металл – и окунулся в тишину.

Звуки не исчезли, он по-прежнему слышал шум ветра и стрекот флюгеров. Слышал разговор Титэи с Риэ. Легкие шаги Йи-Джен. Шум моря, шелест волн на песке. Чириканье птиц и шепот трав. Слышал все – но сам оставался среди безмолвия, в озере покоя.

– Волшебное место, – сказал Криджи. Слова беззвучным выдохом растаяли в воздухе, но эхом донеслись другие голоса:

«Волшебное место. Особое место. Все ветра, все порывы. Прошлое и будущее – все здесь. Запоминай и слушай».

Криджи закрыл глаза. Вслушался и различил новые звуки: песни ветров, мчащихся со всех концов света. Вихри мягко касались друг друга, переплетались – и внезапно сталкивались, взрывались бурей. Сшибали облака, озаряли горизонт вспышками молний, со струями ливня падали к земле. И вновь успокаивались, теплом льнули к коже.

И среди них был один, пропитанный запахами костров, хвои, дубленой кожи. Пахнущий родным жилищем, наполненный его голосами. Они звучали все ближе, а следом выплывали лица. Вот отец, смеющийся, указывающий вдаль. Вот старшая Ро с копьем в руке. Вот Аэш, нараспев пересказывающая легенду. Вот Стрекоза, тормошащая тряпичную куклу. А вот мама.

Темноглазая, в ожерелье из сушеных ягод, она тихо объясняла что-то и улыбалась ласково, чуть печально. Криджи хотел позвать ее, но не сумел. Лишь вглядывался и отчаянно пытался запомнить ее черты, чтобы больше никогда, никогда не забыть.

А потом ветра смешались, обдали морской солью, и Криджи увидел Чету из рода Совы. В ее косах змеились праздничные ленты, блестели бусины, а над головой шелестела солнечная листва.

– Ты добрался, – сказала Чету из рода Совы. – Ты в безопасности.

Криджи кивнул, все еще не в силах говорить, и лишь сжал свой амулет – орех из черного дерева.

– Здесь можно услышать все. – Повторяя его жест, Чету из рода Совы, коснулась своего амулета. – Здесь дальние страны становятся близкими, и видно прошлое и будущее. Поднимайся сюда, слушай ветра, запоминай. Так ты поможешь роду Белки и всем другим родам.

– Если я останусь жить здесь, – прошептал Криджи, – то останусь и в племени?

– Да, – сказала Чету.

Видение распалось на звон флюгеров и голоса ветров. Вокруг снова были шпили и поручни, а над головой – бескрайнее небо.

Громыхнула дверца люка, а следом донесся приглушенный ветром оклик.

Криджи улыбнулся и поднялся на ноги.

– Йи-Джен! – позвал он и пошел ей навстречу.