Глава 7

В этот раз хранитель маяка сам открыл дверь и радостно всплеснул руками, увидев на пороге Титэю. Пока поднимались по винтовой лестнице, болтал без умолку, расспрашивал про праздник и тут же, не дожидаясь ответа, сам продолжал говорить.

– О тебе уже рассказывают, вот даже так! Соседка – видишь, вон, вон дом с зеленой крышей, там живет – говорила, что ты благословила ее в святилище всех богов. Сильное, говорит, благословение, древнее!

Титэа рассеянно улыбалась, кивала. Послушно заглядывала на ходу в узкие окна, искала взглядом зеленую крышу. Но думала о море, о волнах, разбивающихся о берег. О пене, шипящей на ступенях храма, о воде, медленно высыхающей в раковинах на белом алтаре. И о флюгерах, крутящихся над крышей пустого маяка.

Но если все получится, у приморского маяка будет новый хранитель. Даже двое.

– Значит в этот раз пришла отправить письмо? – спросил хранитель, когда они добрались до круглой комнаты. Слова уже давались ему нелегко, он тяжело дышал после долгого подъема, но не думал умолкать: – Ну что же, что же, приступим!

Он вытер пот со лба и поспешил к столу, вытащил лист бумаги, чернильницу и перо. Обернулся к Титэе, взмахом руки указал на кресло.

– Письмо в главный маяк на восточном побережье. – Титэа села, расправила платье. – Но прежде я хочу спросить у вас совета, хочу узнать, стоит ли посылать это письмо.

– Ты ж писала уже, но они никого не прислали? – Хранитель нахмурился, припоминая. – Ведь так? Ну а если там решили, то что ж тут посоветовать…

– Да, никого не прислали и едва ли пришлют, – согласилась Титэа. – Но позволят ли мне самой обучить того, кто может стать хранителем? Я знаю, как ухаживать за маяком, умею принимать и отправлять послания. Мой отец, Халь Вени, всю жизнь изучал науку о ветрах. Записывал их пути, собрал множество книг. Будет ли этого достаточно?

Хранитель задумался, подпер голову рукой. Титэа ждала. Следила, как сквозняк колышет алую бахрому оконных занавесей, шелестит на столе бумагами. Новый порыв ветра забрался в широкие рукава, заставил невольно поежиться. И в этот миг хранитель, словно очнувшись, подхватил перо.

– А, мы им так напишем, что не откажут! – сказал он азартно и весело. – Я вот считаю – благодарны тебе должны быть! Где это видано, жрица заботится о маяке, меняет маховики! Сейчас, напишу так, что поймут…

Его голос превратился в невнятное бормотание, и в такт ему по бумаге заскрипело перо.

Хорошо бы в главном маяке и вправду разрешили, тогда у маленьких беглецов появился бы свой дом. Безопасное пристанище, откуда никто не посмеет их забрать, – ни родственники, ни служители Брата Ночи. Удастся ли уже сегодня получить ответ? Титэа договорилась встретиться вечером с Чету и его друзьями и надеялась принести радостную весть. Но обрадуется ли он?

«Должен, – решила Титэа. – Отведу его на крышу, к флюгерам. Пусть, как и Чету из рода Совы, послушает, о чем поют ветра».

– Вот так, готово! – Хранитель обернулся и вручил ей письмо. – Помощник мой где-то внизу, вечно его не дозваться… Сможешь сама подняться к машине, отправить послание? И подожди там, должны быстро ответить, это ж главный маяк! Только осторожней с чернилами, не испачкай платье – а то скажут, что запятнал одеяние жрицы. На тебя-то море не прогневается, а на меня может!

Титэа засмеялась и поспешила наверх.

Насколько же здешний маяк был выше, чем тот, где выросла Титэа! Не удивительно, что хранитель не захотел лишний раз подниматься по крутым ступеням. Лестница сделала пять или шесть оборотов и лишь тогда привела к распахнутой двери. Титэа переступила порог и замерла в растерянности.

Здесь была не одна, а целых три машины. Огромные, сияющие медными ручками и стальными шестеренками. И в каждой машине – несколько барабанов и сотни замерших над ними игл, издалека похожих на хищные рыбьи пасти. Отсюда можно было одновременно отослать десятки писем. Но сейчас в комнате царило молчание – лишь высоко, над крышей, перекликались с ветром флюгеры.

Стряхнув оцепенение, Титэа подошла к ближайшей машине. Закрепила письмо на откидном столе, принялась крутить рукоятку и перемещать иглы. Они опустились на барабан, вонзились в покрытую воском поверхность. Вал вращался легко, шестеренки бесшумно цеплялись друг за друга, и вскоре под потолком раздалась музыка.

Титэа закрыла глаза, слушая песню хрустальных бусин. Отец говорил, что легко может различить, как слова превращаются в звон, а звон становится ветром и летит к другому маяку, к флюгерам, ждущим его. Но Титэа слышала лишь мелодию, прозрачную, легкую, стихающую в вышине.

Сумеет ли Чету из рода Белки изучить голоса ветров?

Титэа мотнула головой, прогоняя сомнения. Конечно сумеет, если захочет. Ведь Чету из рода Совы говорила, что на крыше маяка ветров можно услышать все. «Прошлое и будущее, далекое и близкое».

Так и будет.

Устроившись на скамье возле машины, Титэа приготовилась ждать. Но ответный звон раздался почти сразу, барабан крутанулся, принимая послание, и застыл. Титэа вгляделась в знаки на воске и улыбнулась. Уже видела, о чем говорится в письме, но расшифровала его, как полагается, перенесла на бумагу.

«Пусть счастливым будет весенний праздник!

Маяк ветров не должен пустовать.

Главная башня разрешает Титэе, дочери Халя Вени, найти и обучить нового хранителя».

Записала эти слова – и на сердце стало легко и радостно, словно вернулось давнее, беспечальное время.

– Мы справимся, – прошептала Титэа. – Море защитит беглецов, и ветра им помогут.

Путь вниз – всегда быстрее, и по ступеням родного маяка она сбежала бы вихрем. Но в длинном платье неудобно бегать, а свежие чернила и правда могли запачкать белую ткань, – поэтому Титэа спускалась осторожно. Одной рукой придерживала подол, а в другой сжимала письмо. Когда проходила мимо узких окон, ветер шуршал бумагой, пытался вырвать и унести с собой, – но терпел поражение и сокрушенно вздыхал за спиной.

Когда Титэа вошла в круглую комнату, чернила на листе уже высохли.

Услышав, какой пришел ответ, хранитель обрадовался. Отыскал большой конверт с кружевным тиснением, спрятал в него письмо и запечатал тремя разноцветными печатями. Титэа выслушала напутствия и поздравления, поблагодарила и оставила на столе несколько жемчужин, – хоть хранитель и пытался отказаться, повторял: «Нет, нет, дочь моря, с тебя платы не возьму! Маяки – наше общее дело, как можно!»

– Это не плата, – сказала Титэа, улыбаясь. – Это благословение.

Попрощалась и вышла.

Продолжила неторопливый спуск – ступенька за ступенькой. Уже представляла, как в последний день ярмарки уедет пораньше. Заберет с собой Чету и его подругу – и, наверное, этот золотоглазый, Риэ, тоже решит отправиться с ними. Да, сперва смотрел на Титэю как на врага, не захочет отпустить беглецов одних. Ну что ж, ладно! Значит, вчетвером рано утром они покинут город, а к вечеру уже будут на берегу. Титэа приведет их к башне, отомкнет дверь, и…

Мечты разлетелись, как осенние листья.

Вкус ветра стал тяжелым, затхлым, – словно открылся вход в подпол, куда никто не заглядывал многие годы. Солнечный свет отдалился, съежился в просветах окон, а тени стали чернее и резче. Затем донеслись шаги – поднимались с подножия лестницы.

Титэа замерла на миг, но тут же опомнилась, пошла навстречу прелому сумраку.

Уже успела вообразить, кого встретит: темную перекошенную фигуру в длинном плаще с капюшоном. Но из-за поворота лестницы появился невзрачный человек в простой дорожной одежде. Вот только одет он был не по-весеннему – ни одной яркой ленты, ни одной цветной бусины, – и сам казался блеклым, как выгоревшая ткань. Лишь глаза были живыми, цепкими. Он поймал взгляд Титэи и не отпускал, пока не поравнялся с ней.

– Жрица моря, – сказал он, не то приветствую, не то насмехаясь. Он был на полголовы ниже Титэи, но смотрел будто бы свысока.

– Служитель Брата Ночи, – ответила она, не замедляя шага.

Еще три ступени – и она едва не столкнулась с другим незнакомцем. Тот тяжело дышал и пытался ослабить узел узорчатого шарфа на шее.

– Счастливой весны, – пробормотал встречный и улыбнулся. И слова и улыбка показались Титэе вымученным притворством.

Она вздохнула с облегчением, когда лестница кончилась.

От входной двери донесся шум – помощник хранителя переставлял тяжелые ящики, искал в них что-то. Заметив Титэю, встрепенулся и взъерошил свои и без того лохматые волосы. А потом быстрым кивком указал наверх, словно спрашивая: «Видели, кто пришел?»

– Странные гости у вас, – сказала Титэа. Пыталась говорить легко, не выдать тревогу, но знала – не вышло.

– Да уж, тем более весной, – пробормотал помощник и вновь опасливо покосился на лестницу. – Я думал, во время праздника эти служители по своим норам сидят и не высовываются.

Титэа легко коснулась его руки, прошептала морское благословение. Затхлый сумрак отступил, громче стало чириканье птиц над крыльцом, а в воздухе почудился запах прибоя – неумолчного и далекого.

– Для чего же этот приехал? – тихо спросила Титэа. – Или тебе не сказал?

– Сказал! – Ученик хранителя с досадой махнул рукой. – И зачем я только ходил расклеивал на площади эти бумаги… Ту самую сбежавшую девчонку ищет. Вчера трое – или четверо? – приходили, рассказывали, что видели ее в городе. Мы отослали письма, и вот прилетели эти. Кто же знал, что ее ищет служитель Брата Ночи! – Ученик почти выкрикнул эти слова и тут же испуганно смолк. А потом договорил уже шепотом: – Надеюсь, не найдет, город большой. И праздник...

– Надеюсь, не найдет, – эхом повторила Титэа.

Она знала, что нужно спешить.

Солнце уже отяжелело, ползло вниз, и тени удлинились. Город устал от ярмарочной толчеи и, несмотря на светлый час, торговцы уже убирали товар, запирали лавки. То здесь, то там разгорались островки праздничного веселья: музыканты останавливались посреди улицы, начинали играть на свирелях и бить в бубны, а прохожие хватались за руки, кружились в хороводах.

Пару раз праздничная пляска подхватывала Титэю, но она успевала опомниться. Выскальзывала из круга, спешила прочь от смеющихся дудок и вторящих им людских голосов. Восторг весны не мог заглушить тревогу.

Если бы только Титэа могла сейчас же предупредить беглецов! Но они условились встретиться после захода солнца, возле заброшенного белого алтаря. Риэ не сказал, где они проведут день – должно быть, все еще не доверял, – и Титэа не знала, как отыскать их до назначенного часа. Могла лишь надеяться, что и слуга Брата Ночи их не отыщет. А сама она до заката успеет все подготовить.

Титэа шла вниз по улице, – так быстро, как только могла. Улыбалась прохожим, уворачивалась от рук, тянувших ее в танец, ловила кружащиеся в воздухе лепестки. И шептала охранную молитву, просила: пусть дыхание океана дотянется сюда, в Торг-на-Перекрестке, пусть ослепит и собьет с пути жреца Брата Ночи.

На площади торговля еще кипела, люди по-прежнему ходили между рядами, присматривались и приценивались. И товары из прибрежной деревни были на месте, – Титэа издалека увидела раковины, наполненные мерцающим жемчугом. Стоявший за прилавком деревенский староста с достоинством кивнул, когда она подошла.

– Мне нужно уехать, – сказала Титэа. – Нужно вернуться. Прошу, в последний день торгов заберите из мастерской маховик, он должен быть готов.

Пока Титэа рассказывала, как пройти к мастерской и кого там спросить, староста смотрел удивленно и печально. Наверное, вспоминал, как ярмарка не смогла развеселить Халя Вени. А может быть, ждал, что Титэа объяснит, почему так внезапно собралась в путь. Она не хотела обманывать, но и говорить правду было опасно.

– Море зовет тебя? – спросил вдруг староста и сам кивнул. – Тогда спеши. Надеюсь, не будет ни наводнения, ни урагана.

В гостевом доме царила тишина. Длинная комната, которую Титэа делила с попутчиками, была пуста. Окна смотрели на восток – небо над крышами налилось синевой, предвещало вечер. Полумрак выползал из углов, из-под кроватей и кресел, приглушал все цвета и краски. Даже яркая роспись на стенах, казалось, поблекла. Титэа огляделась, ища фонарь, но потом решила – незачем зажигать огонь. Свет в окне лишь привлечет ненужные взгляды.

Нужно было стать незаметной. Титэа вытащила из шкафа дорожный мешок, вытряхнула из него простую одежду: широкие штаны длиной чуть ниже коленей, рубашку с бахромой и холщовую куртку. Все изношенное, кое-где заштопанное и зашитое, – та одежда, в которой Титэа лазила по крыше маяка и бродила в холмах над морем.

Переодевшись, она спрятала платье в мешок, и только тут спохватилась – поняла, что волосы выдают ее. Черные пряди переплетены жемчугом, их и за час не распутать, а времени нет. И одежда такая старая, выцветшая, ни одной праздничной ленты – прямо как у слуги Брата Ночи.

От этой мысли Титэю передернуло. Она спешно огляделась и увидела полосатый шарф, позабытый кем-то на кресле. «В деревне верну», – решила Титэа и обмотала голову шарфом. Непокорные локоны выбивались, змеились по шее, но были уже не так заметны.

Титэа подхватила мешок и вышла из дома.

Теперь – к стойлам. Идти было недалеко, но хозяина пришлось поискать. А когда он вышел, то долго не уступал просьбам Титэи. «Да кого я пошлю с тобой? – повторял он. – Кто захочет ехать в праздник?» Лани фыркали и переступали за оградой, словно соглашаясь с хозяином.

Над крышами расцвела алая полоса заката, и город все громче смеялся и пел. Титэа уже успела отчаяться, а потом решила, что не так уж страшен путь пешком, – и тут хозяин ланей, наконец, согласился и принял плату.

Титэа попрощалась, дошла до поворота, а там уже сорвалась на бег. Ей не пришлось озираться и вспоминать дорогу: хоть люди и позабыли старый алтарь, он остался сердцем города. Титэа чувствовала его в путанице улиц, слышала тихий голос родника и бежала на этот зов.

Когда она добралась до заросшего сада, звезды уже озарили потемневшее небо, сияли сквозь листву. В траве стрекотали сверчки, а возле стволов кружились первые светляки – маленькие и тусклые. Скоро, не позднее следующего прилива, они вырастут, станут яркими, будут виться в лесу и среди луговых трав. Можно будет лечь на склоне холма, смотреть в ночное небо, усыпанное гроздьями далеких светил. Краем глаза следить, как мерцают среди стеблей и цветов живые звезды, и слушать, слушать голос моря.

Но сперва нужно добраться до побережья.

Титэа вышла на поляну и остановилась возле алтаря. В звездном свете он казался призрачным, невесомым. Тихо журчала вода, тени дрожали и сплетались.

В первый миг – как и тогда, на площади, – Титэа не увидела беглецов, но почувствовала, что они рядом. А потом вгляделась, и воздух будто стал прозрачнее. Сумрак расступился, показал три фигуры.

Они были совсем рядом, в нескольких шагах. Чету мотнул головой, – тяжелый капюшон упал ему на плечи, а звездный свет выхватил улыбку. Йи-Джен держала Чету за руку, смотрела встревоженно. А Риэ прислонился к алтарю, вскинул руку, словно протягивая что-то, и сказал:

– Думали, уже не придешь.

Его глаза мерцали золотом. И также лучились и глаза Йи-Джен, но другим, фиолетовым светом. Да, одна кровь, один народ, – хоть на первый взгляд и не похожи.

– У меня хорошие и плохие вести, – проговорила Титэа и стала рассказывать.

Услышав про маяк ветров, который может стать им домом, Чету и Йи-Джен переглянулись и кивнули, одновременно. Слушали, не перебивая, и, лишь когда Титэа рассказала, как встретила в башне служителя Брата Ночи, Йи-Джен потребовала описать второго человека. Задавала вопросы про одежду, про цвет волос и походку, а потом сказала:

– Это дедушкин помощник, точно он.

Чету притянул ее к себе ближе, прошептал что-то еле слышно.

Риэ стукнул кулаком по алтарю и взглянул на Титэю.

– Тогда нам нужно уходить, сегодня же. – Голос его звучал зло и твердо. – И не вздумай отговаривать, я тоже пойду.

– Повозка уже ждет нас на восточной дороге, – сказала Титэа. – Нам лучше поторопиться.

И, наклонившись в роднику, набрала горсть ледяной воды и прошептала молитву.