Латтерра

Все началось гораздо раньше, но она винила во всем именно этот момент. Все началось с того видения, после которого девочка начала решительно куда-то собираться.

— Мама, где мое праздничное платье?

— Зачем оно тебе? Я все равно тебе его не дам.

— Я через три дня поеду во дворец, — пояснила Латта.

Мама от удивления выронила ложку, которой мешала в кастрюле тесто на оладьи. Та немедленно утонула в густом тесте. Но женщина не обратила на это внимания, подошла к дочери и посмотрела ей в глаза.

— Ты видела?

Девочка медленно кивнула и, заметив, как у матери дрожат губы, выпалила:

— Мамочка, ты только не плачь, пожалуйста! Поверь, это лучшее решение и для меня и для вас с папой! Мне будут платить, а так как я сейчас маленькая, то мои деньги будут отдавать папе. К тому же отказаться ну никак нельзя, тогда меня заберут силой. Мамочка, ну чего ты плачешь?

Латта прижалась к матери, подняла головку, силясь рассмотреть лицо женщины. Та и сама прекрасно понимала, что лучше дочь принесет пользу его величеству своим даром, чем всю жизнь проработает в деревне. Просто не смогла сдержать слез. Отпускать единственного ребенка неизвестно куда и не узнать, если случится беда… Но в то же время она понимала, что увидь Латта в будущем что-нибудь плохое, наотрез отказалась бы уходить, еще бы и сбежала. Она такая, может сбежать.

— Все, поплакали и будет.

Мама отстранилась, вытерла слезы тыльной стороной ладони и вернулась к тесту. Всплеснула руками, наконец, заметив и поняв, куда пропала ложка. Но Латта, словно не заметившая небольшого разочарования мамы, смотрела в окно.

— Говоришь, к нам гости из самой столицы приедут?

Девочка не ответила. Ничего подобного она не говорила, хоть это и так было понятно.

— Значит, — развивала мысль мать, — Нам надо навести порядок. Во всем доме.

Латта тихонько застонала.

Через три дня, когда весь их небольшой домик сиял чистотой, приехали столичные гости. Приехали на карете, которую везли целых три лошади. Сзади лениво переставлял лапы рыжий акль с охранником в седле.

Провожать маленькую хулиганку пришло чуть ли не все село. Несмотря на неисчислимые пакости, девочку здесь любили, причем не только за дар.

Из кареты вышел старый знакомый Латты – Никкиришен. Он собирался прочесть что-то со свитка, но Латтерра махнула рукой, показывая, что ей, как и всем присутствующим известно, для чего те приехали.

— Ты готова? – спросил Никк. Та кивнула. – Ну, тогда прощайся и залезай в карету.

Латта наскоро обняла маму – просто все прощания с поцелуями, объятиями и слезами были совершены накануне, — и запрыгнула в услужливо распахнутую дверцу кареты. Уже из окошка выкрикнула:

— Мы еще увидимся, обещаю! Не забывайте меня!

И все! Заскочил в карету Никкиришен, тряхнул поводьями всадник на акле, развернул лошадей кучер, и через несколько минут пыль уже улеглась у ног селян.

А вечером стало понятно, что забыть уехавшую шкодницу будет невозможно. Та насыпала дрожжей чуть ли не во все уборные деревни.

— Как только успела – вздыхало старшее поколение.

Младшее же поколение прекрасно знало секрет – бегала девчонка быстро, никто догнать не мог. Зато мать хулиганки поняла, что означало и внезапное утреннее исчезновение дочери и полное отсутствие дрожжей в заветном горшочке.

А тем временем казенная карета мчалась в сторону столицы, подпрыгивая на ухабах сельской дороги. Собственно, больше всех страдали сидящие в карете, и совсем немножко – кучер.

— Меня тошнит, — пожаловалась Латта, провожая взглядом мелькавшие в окошке деревья.

— Потерпи немного, через пару часов остановка.

Никк ободряюще потрепал девочку по серебристой головке, но аккуратно, чтобы не разрушить «прическу» — по такому случаю ее короткие волосы заплели в две косички и нарядили в праздничное платьице с вышивкой по подолу.

— Я не могу ждать столько времени! Меня сейчас вырвет! – простонала она, делая ударение на слове «сейчас».

— Я слышал, что если поешь, меньше тошнит, — предположил эльф. – Может споем?

Жертва дорожных ухабов слабо кивнула.

— Какие песни ты знаешь?

— Почти никаких. Нам не разрешают петь до десяти лет.

— Варварство,- покачал головой мужчина. – Тогда давай я научу тебя нашим. Давай, повторяй.

И он запел немного глуховатым, но чистым тенором:

Волков мы не боимся,

Сквозь лес мы едем смело…

На этих словах девочка странно побледнела, сиреневые глаза расширились, чуть ли не в пол-лица. Усилием воли она заставила себя не разжимать губы, повернулась к двери. Стремительно раскрыла дверцу и ее все-таки вывернуло. До последней капли завтрака. Все это время эльф деликатно придерживал ее за поясок, чтобы не выпала из кареты на полной скорости.

— Кажется, все, — Она повернула к нему красное личико. Он вытер ее губы носовым платком.

— Ну и хорошо. Платье чистое?

Латта осмотрела одежку; вроде бы нигде не заляпала.

— Зато теперь мы можем петь, — радостно сообщила она. И затянула высоким звонким голоском:

Волков мы не боимся,

Сквозь лес мы едем смело!

Он подхватил:

И снег в лесу искриться,

А до волков нам нет и дела!

— Как-то неправильно, — задумчиво произнесла Латта, когда они допели песню. – Начало везде хорошее, а конец кокай-то скомканный.

— Что ты имеешь в виду?

— Лучше было бы петь «А до волков нам нету дела», чем «А до волков нам нет и дела».

Никк прищурился, и немного подумав, кивнул. Да, у девочки есть чувство ритма, она подсознательно стремится сохранить размер.

С каретой поравнялся акль. Всадник наклонился к окошку, весело поинтересовался:

— Что, песенки распеваем? Хорошо получается. А можете спеть «Мне не хватает солнца»?

Спели. Точнее пел Никк, Латта не знала слов и тихонько подпевала себе под нос. А к следующей песне присоединился и всадник на акле, который как после узнала Латта, оказался магом.

Позже к заказу песен присоединился и кучер, и если бы им встретился какой-нибудь прохожий, был бы безмерно удивлен столь странной поющей компанией. Пели и после полуторачасового обеденного привала. К вечеру до столицы добраться не удалось, заночевали в поле. Наскоро поужинали и легли спать. Латтерра – в карете, остальные постелили себе вокруг костра.

А завтра к обеду они были уже во дворце.