Глава III

Путники не сразу поняли, что проспали завтрак: под неучтивое хозяйское «Засони не едят!» они вновь поднялись на второй этаж и в своей комнатушке легко перекусили, готовясь к продолжению пути. Утолив голод, Кристиан омыл и заново перевязал раненую руку девушки: кровь больше не текла, но поблёскивающая рана заживала довольно медленно. Мальчик заметил, что почти за всё время их знакомства она ни разу даже не пискнула от боли. Только покричала в силках, и то недолго. Терпеливая? Или просто?.. Кажется, она снова прочла его мысли — но разумно предпочла об этом промолчать.

— Мне порядком надоело это место, — вздохнула фея, — давай уйдём отсюда прямо сейчас!

— И то верно, — буркнул Кристиан, принявшись собирать пожитки в торбу. — Не шибко-то весёлый городок, да и люди злобные какие-то…

Через полчаса в комнате не осталось и следов гостей: кровать была застелена, стол вычищен, а пыль выметена; хозяину было бы не к чему придраться. Путники спустились в зал, где вчерашний толстый герцог, хохоча, беседовал с горожанином, словно не замечая, что руки тот держал за спиной. А стоило бы, ибо в руках этих лежал, грозно сверкая, остро заточенный кинжал. Сердце Кристиана упало — он узнал оружие из своего сновидения. Оцепенело он посмотрел на фею: по её взгляду, однако, казалось, что она видит даже больше, чем он сам. Юные постояльцы огляделись вокруг: с самым равнодушным лицом начищал чарки хозяин трактира, а за дальним столом, раскуривая трубку и попивая вино, сидел какой-то бледный, будто неживой, брюнет в чёрном плаще, чьи глаза спрятались за прядями низко свисающих волос. Кристиан сразу же догадался, кто этот чёрный господин: его кривая улыбка и ссутуленные плечи говорили больше, чем слова, коих странник не произнёс ни одного. Мальчик поймал стерегущий взгляд феи — и всё равно сделал по-своему: воскликнув «Сударь, у вас грязища на всю грудь!», ловко шмыгнул за спину хозяина кинжала, выхватил его из рук и молнией кинулся к чёрному человеку. Неудавшийся убийца с яростью подпрыгнул на месте, фея ахнула, трактирщик со скучающим видом поднял глаза, герцог растерянно осмотрелся и, глядя на происходящее округлившимися глазами, запыхтел, глотая ртом воздух, точно рыба.

Фея вскочила с места и ринулась вслед: мальчишка не мог себе представить, что эта всегда до тошноты спокойная девица способна на такие рывки. «Коварство во вред должно быть убито», — прошептал Кристиан, прижав кинжал к горлу чёрного человека и потащив его, как ни странно даже не дёрнувшегося, за двери трактира. Но едва мальчик выволок Коварство на улицу, его взгляд поймал непривычно взволнованную, с разлохмаченными волосами фею, здоровой рукой распахнувшую дубовую дверь трактира. Она кинулась к дерущимся, резким движением отведя его руку, сжимающую оружие; клинок выскочил из ладони, оставив на ней неглубокий порез, и, лязгнув, упал на каменистую кладку на земле.

— Прекрати! — воскликнула она, крепко держа запястье Кристиана, — Опомнись и погляди, что с тобой творится!

Мальчик тряхнул головой, и на миг его взгляд упал на грудь: на месте сердца залегла серая тень. Кристиан выдернул руку из железной хватки феи (а такой неженкой казалась!) и попытался стряхнуть с себя это странное наваждение.

— Взгляни на него, — услышал он тихий голос откуда-то слева, — он уже побеждён.

Кристиан оглянулся: ворота были закрыты, в дверях трактира стоял разъярённый хозяин, за его спиной стушевался герцог — а Коварства и след простыл. — Вон!!! — взревел трактирщик, грозя увесистым кулаком, — И чтобы духу вашего больше не было в моём заведении!!!

Друзья немедля скрылись за воротами трактира и теперь уходили прочь под хмурые взгляды горожан. Со стороны это смотрелось сущим побегом, что Кристиану не нравилось отчаянно. Покидая город, они не перемолвились ни одним словом, но, оказавшись в перелеске, наконец смогли вздохнуть свободно, не чувствуя за собой мерзостнуй людскую желчь. На душе у Кристиана было прегадко. — Как заживает твоя рука? — спросил он лишь ради того, чтобы не висело молчание.

— Думаю, через день-другой уже и полететь смогу, — улыбнулась фея уголками губ. — Не пугайся, Кристиан, я не улечу от тебя, — прочитав печальную мысль, закравшуюся в ум мальчика, успокоила она его.

— Одежда мужчины с кинжалом была запачкана на груди, — задумчиво протянул мальчик. — Такая же грязь была на одеждах и других горожан!

— И ты это увидел, — вздохнула фея, — понимаешь ли ты, что это на самом деле?

— Это?..

— … Тень Корня зла. Счастье, что твоему взору видна лишь она.

Мальчик отвёл глаза. — Скажи, ты его видишь, верно? — преодолевая робость, спросил он у феи.

— Да. И, увы, вижу полностью, каков он и есть.

Часа в два дня путники совершили привал; перекусив ягодами и орехами, они просто немного посидели под старой дикой липой.

— Фея, — удручённо обратился Кристиан к своей спутнице, — объясни, пожалуйста, что всё-таки случилось с Коварством?

— Всё просто, — глядя куда-то в сторону, девушка пожала плечами, — ты уничтожил его, вот и всё.

— Но ты… ты ведь не дала мне этого сделать! — Кристиан вновь едва не вспылил. — Объясни, почему! Зачем?!

— Ты сам всё понял, — всё так же спокойно произнесла фея, — а теперь подумай ещё раз. Убил бы ты этот призрак кинжалом?

Мальчишка смутился. — Нет, — наконец, произнёс он, — нет, я этого бы не смог, — его взгляд был направлен на побуревший прошлогодний лист под ногой.

— Когда ты увидел кинжал в руках горожанина… желал ли ты его заполучить? Знал ли, что именно он должен стать твоим оружием?

— Я… — начал говорить мальчишка, но тут же прервался. — Я… боялся его! — он внезапно осознал то, что прежде не мог даже помыслить. — Я страшился этой вещи — но всё же схватил её! Какое счастье, что он остался валяться в том городишке…

Фея внимательно на него посмотрела. — Твой поступок вселил смятение в душу убийцы. Коварство отступило именно в этот миг. А вот ты… — девушка помрачнела, — в какой-то момент я увидела, как у твоего сердца залегла тень зла… — мальчик приложил руку к груди и теперь опечалился, точно солнце над ними погасло. — Кристиан, ты дрался с призраком. Я не могла не прервать тебя — всё могло завершиться много, много хуже.

Кристиан мрачно уставился под ноги. — Я не смогу так просто срубить Корень зла, так ведь?

Фея едва заметно улыбнулась: — Ты просто выбрал не то оружие, друг мой. Поднимайся, Кристиан. Нам вновь пора в путь.

Мальчик поднялся с места, отряхнул одежду от крошек древесной коры, и двое странников снова отправились в дорогу.

***

Фея была права: спустя два дня пути рука-крыло её полностью зажило, и тогда бóльшую часть дороги она следовала за Кристианом в полёте. А, возвращаясь в человеческий облик, рассказывала мальчику сказки и были, и он вспоминал о далёком доме и нежной, любимой матери. Она вещала ему о дальних странах, прежде великих и сильных, а ныне развеянных в прах; говорила о таинственных, дивных людях, точно атлантах, державших свой мир на плечах. А на привалах фея-птица клевала пшеничные зёрнышки с ладони Кристиана, иногда ненароком щекоча её и вызывая этим чуть-чуть пугливый и тёплый смех.

— Нас было девять, — однажды рассказала фея, когда Кристиан решился спросить, что означает её непонятное прозвание. — Именем были мы одарены одним на всех и своим каждая. Мать наша — сама Память, отец же был Владыкой всего, что являлось на свете. Нам неведомо было время — лишь великая мудрая вечность, хранившая нашу юную красоту. Мы спускались к Земле и шептали стихи поэтам, озаряли чело мудрецам, целовали ноги танцующих и уста поющих. Мы равно любили людей и богов, землю и небеса, и мир пел счастливую славу себе самому и нам.

Родился однажды человек, что в своей мудрости едва уступал матери моей и отцу. Имя ему было Сократ, и сама Судьба предрекала ему никем невиданную прежде земную славу. Был он ироничен, но добр (Кристиан, конечно же, не признался, что и не слыхал прежде слова "ие-раа-ничен" ); словом своим он пробуждал умы и сердца, мысль свою приносил в дар, бережно вселяя в ум ближнего, и она исцеляла сердца от семян и ветвей Корня зла. Он казался мне больше чем человеком; я была очарована — и потому взяла его имя и стала его гением[1].

Короток человеческий век, короток и печален. Народ невзлюбил моего Сократа; Корень зла всё-таки нашёл путь в сердца. Прокляли его люди, подвергли несправедливому, неправедному суду. Коварство не коснулось его сердца — он не бежал, но сам предал себя смерти, обретя свободу от лжи. Зря твоя матушка звала меня Мудростью — я только лишь тень мудрости его. Прошли века — и пал мой всевеликий отец, а на смену ему пришёл новый Владыка, чью мудрость теперь зовут милосердием. Где-то, быть может, скитаются ныне восемь моих сестёр и так же, как прежде, шепчут стихи поэтам, осеняют чело мудрецам, целуют ноги танцующих и уста поющих. А я своё новое место обрела подле тебя, Кристиан, в твоём большом пути к самому Сердцу Земли.

В лесах прошли у путников последние недели лета и тёплая ранняя осень. Иногда они зажигали костёр и оставались на ночь прямо среди укрытых от любопытных глаз лесных чащ, а порой останавливались в скромных придорожных трактирах. Незамеченными им удалось перейти границу родной страны: леса сменились степями, и осень оказалась холодной и сухой, точно зёрна ковыля; привалы приходилось делать чаще — но ещё тяжелее стало с первым снегом. Жёсткая мелкая крупа сыпалась на путников с неба; всё чаще Кристиан нёс мёрзнущую птицу на руках, запуская зябкие пальцы под крылья, в тёплое оперение. Охота в степи оказалась куда труднее, нежели в ставших добрыми друзьями лесах: редко пробегал зверёк вроде мышки или суслика, и далеко не каждый день мальчика ждала удача. Даже случалось неделями питаться одной лишь пресной пшённой кашей — порой даже она казалась вкуснее любых сладостей. Бывало, фее становилось невмочь принимать человеческий облик, и тогда она спала по много часов на груди у Кристиана, по ночам часто вздрагивающего и проверяющего, бьётся ли ещё сердце его птицы, и, лишь уверившись, что та жива, вновь позволяющего себе заснуть.

Лишь к зиме перешли они степь и вышли к неизвестному бескрайнему озеру. Кристиану первое время казалось, что это и есть то самое Зачарованное озеро, что заточило принцессу, и он несколько дней пробегал по берегу в поисках сердца Земли, пока фея, наконец, не остановила его.

— Ты ошибся, друг мой, — промолвила она, удерживая мальчика за ворот. — До Зачарованного озера ещё мили пути! Пойдём, Кристиан, нам не стоит терять время.

Пару недель путники шли по крепкому озёрному льду, пока, наконец, не вышли к отяжелевшей реке, по течению которой ползли бесчисленные ледяные глыбы. Река вывела их в большой город: друзья даже позволили себе остановиться на несколько дней в тёплом трактире. Город этот принёс им удачу: его оконечность уходила в море, и друзья нашли прекрасный порт, где сели на корабль и отправились на остаток зимы в путешествие по незамерзающему морю, тёмному от холода. Фея-Сократик точно знала, куда им сперва нужно прибыть, чтобы достичь сердца Земли, и, к удаче наших героев, нашлось судно, способное скорее приблизить их к цели. Восемь недель морского пути к началу марта привели путников к ветреной бухте, окружённой скалами. Дня два ещё герои следовали пешком по оттаивающему берегу, иногда проваливаясь ногами в становящийся рыхлым влажный песок, пока на одной из самых крутых скал не увидели руины тяжеловесного замка-крепости на фоне ветреного, пасмурного неба.

Кристиану не стоило объяснять, чей это замок: он понял это сразу — и в сердце его закрался призрачный холодок страха. Два или три часа он поднимался на скалу под взглядом птицы, парившей над ним; ноги его скользили на корке льда, а ладони покрывались тонкими красноватыми трещинками. Когда мальчик наконец добрался до вершины, то долго ещё ёжился и подрагивал на пусть и слабом, но всё ещё ощутимом мартовском морозе. Он искал взглядом фею-птицу, но она, видимо, была высоко в небе. Мальчик не мог решиться войти в чертог — больно мрачным он казался. Двери, похоже, были много лет назад выбиты — они покойно валялись на земле, обнажив пасть строения; скала поросла мелкой травой, что, как ни странно, была зелена, как в начале осени. Кристиан похолодел — он узнал обрыв из своего сна. Он решился бежать, бежать без оглядки с этой проклятой бухты — но остановила его первый шаг рука, мягкая, словно белоснежное крыло… — Ступай, Кристиан, — услышал мальчик то ли сокровенный голос, то ли шёпот ветра, — никто тебя не тронет. Колдун, загубивший семью короля, уже сотни лет мёртв.

С мольбой во взоре Кристиан обернулся; он увидел, как птица, взмахивая белыми крылами, улетает за облака, от него, оставляя мальчика наедине с колдовскими руинами.