Лидер

— Здесь словно прошлась сама смерть, — грустно произнёс Ленящийся.

Его словами действительно можно было описать состояние окружающей природы. Все растения, все животные… Абсолютно всё погибло или ещё страдало в предсмертной агонии. Все растения засохли, а животные словно сгорели заживо. По лесу, который рос вокруг дома A134, прошлось что-то, что несло за собой лишь страдания и горечь.

— Ленящийся, не мог бы ты идти помедленнее? — устало произнёс L1.

С того момента, как L1 покинул Аммельсбург вместе с Ленящимся прошло порядка двух часов. Изначально часть и представить не мог, что они направляются к старшей из всех частей — A134. Ленящийся не удосужился объяснить причину, из-за которой они отправились так далеко от города, так и не сумев отыскать Ласкала.

— Неожиданно, что именно ты просишь меня остановиться, а не наоборот, — обеспокоенно произнёс Ленящийся.

— Чем ближе мы подходим к дому моей "сестре", тем хуже я себя чувствую.

— Подобного же не должно происходить?

— Моё самочувствие должно оставаться на стандартном, то есть хорошем, уровне.

— Будем надеяться, что тебе полегчает, когда мы прибудет к А134.

— Зачем мы вообще идём к ней? — недовольно произнёс L1.

— Скорее всего, Ласкал и его похитители или похититель придут именно к A134.

— Но это же просто предположение.

— Я уверен в этом предположении.

— Хотелось бы и мне быть уверенным в этом.

L1, с трудом перебирая ногами, шёл за Ленящимся. С каждым движением окружающий мир словно превращался в разноцветную кашу.

— Что это? — неожиданно спросил L1.

— О чём ты?

— Ты не видишь эти белые цветы?

— Какие цветы? Здесь ничего нет.

Часть испуганно схватился за голову, ведь он в действительности видел поле, усеянное белыми цветами. Они красиво мерцали и были схожи с далёкими звёздами. Но это было лишь первое впечатление. Спустя мгновение цветы начали чернеть. Все они повернулись к L1 и словно всматривались в его душу.

— Что это за мерзость? — спросил голос, исходящий из цветка.

L1 обернулся, но вместо цветов увидел тысячи озлобленных людей? Нет, это были не люди. Они были чем-то большим, чем-то величественным, чем-то недостижимым. Один из этих величественных существ злобно смотрел на L1 своими голубыми, словно бесконечное небо, глазами. Его длинные чёрные волосы походили на тлеющий уголь, а кожа — на молоко.

— Почему ты так похож на тот мусор?! — гневно воскликнул юноша, схватив часть за шею.

— Твоё лицо напоминает мне о его существовании, а это будит во мне ненависть к этой грязи.

— О чём ты? — задыхаясь, спросил L1.

— Ты его сын? Нет, он был ребёнком в тот день..

— Неужели ему удалось использовать её сердце? — юноша ослабил хватку, и части удалось освободиться.

— Уйди прочь! — произнесли существа, чьи образы невозможно было разглядеть.

Тело L1 наполнилось энергией, и он испуганно побежал в противоположную сторону от существ. Особняк, который недавно виднелся, бесследно исчез, оставив после себя бесконечную пустоту, но также исчез и Ленящийся.

— L1! — кричал кто-то, но часть уже не обращал внимания.

Он продолжал бежать, пока перед ним не появилась дверь. Казалось, что за ней будет спасение от тьмы и бесконечных криков. Но как только L1 попытался её открыть, кто-то остановил его.

— Это убьёт тебя! — кричал F4.

— Нет, это спасёт меня, — ответил часть, безумно блестя глазами.

L1 открыл дверь, но за ней не было ожидаемого спасения. За ней был лишь зеленоглазый мальчик, держащий в руках сердце. Позади него стояла молодая девушка, которую L1 видел в своём сне. Она дружелюбно помахала части рукой и сказала:

— Он хочет, чтобы что-то вроде тебя продолжало жить после нашего возвращения, поэтому подойди.

L1, не контролирующий своё тело, послушно шагал навстречу девушке. Как только он подошёл достаточно близко, девушка положила его руку на сердце, открывая давние воспоминания.

Около двадцати лет назад.

— Позор. Твоё рождение самый настоящий позор для нашего рода! Как только Симуше хватило наглости породить тебя на этот свет? — высокомерно произнёс юноша.

— Вы правы, господин, — тихо произнёс мальчик, склонив голову пред миром.

— Твоей покорности недостаточно. Ошибка, допущенная твоим отцом и матерью, может быть исправлена только твоей смертью, мусор, — ответил мир и наступил на голову мальчика, со всей силой вдавливая её в грязь.

— Да, господин.

Мир схватил ребёнка за волосы и заставил его смотреть прямо в свои пустые глаза, наполненные отвращение к любому полукровке, а особенно к тем, которые были рождены от высших миров, как, например, дом у него в руках.

— Где же твоя гордость? Где черты ойца? — раздражённо спросил мир.

— Почему твои глаза зелены, а волосы черны как у истинного мира? — продолжал он. — Ты хуже даже, чем тот дом, которого так любит мучить Леонардо.

— Брось его. Он всё равно не достоин твоего внимания, — произнёс мир, стоящий подле дерева.

— Эта ошибка порочит имя моей сестры! — воскликнул юноша, отпустив мальчика.

— Но он же не её ошибка, а её мужа. Поэтому хватит заниматься ерундой. У меня уже не хватает терпения ждать, пока ты не выговоришься перед этим мусором.

— Хорошо, — злобно произнёс мир, — но не думай, что на этом всё закончилось, проклятый мусор.

— Я понял Вас, господин, — ответил дом, не поднимая своей головы.

Как только высокомерный мир скрылся за густыми зарослями терновника, мальчик наконец оторвал свою голову от земли. Его лицо было перепачкано грязью, запястье и вообщем-то всё его худощавое тело было покрыто синяками и царапинами от ежедневных побоев.

— Ласкал! — кричал кто-то вдалеке.

— Я здесь, Отчаявшийся, — спокойно произнёс мальчик.

Высокий юноша с аспидно чёрными волосами быстро подбежал к своему другу. Отчаявшийся был на несколько лет старше Ласкала и уже привык к частым нападкам и нескончаемым насмешкам миров. Его отцом был ноянец, из-за чего юноше достался взрывной и нетерпеливый характер, который часто не позволял ему здраво оценивать ситуацию. Миры относились к нему крайне негативно. Для них дом был необузданным клочком нервов, не способным правильно использовать свои способности. Отчаявшийся не умел держать язык за зубами и постоянно искал на себя всевозможные проблемы. Нередко миры, не выдерживавшие нахального поведения дома, избивали юношу до полусмерти. Зачастую они прибегали к более жестокому обращению, чем с другими домами, поэтому всё тело Отчаявшегося было покрыто глубокими шрамами. Большинство порезов находились на лице, а точнее на левой его часть. На левый глаз дом был слеп, но, возможно, к сожалению или счастью, он совсем не помнил причины своей частичной слепоты.

— Я опять опоздал? — грустно произнёс юноша и протянул мальчику руку.

— Это только к лучшему, иначе бы ты вновь взялся в драку из-за меня, — ответил Ласкал.

— Переживай за себя, а не за меня. Всё-таки во мне течёт кровь ноянца! — гордо произнёс Отчаявшийся.

— Кровь не делает тебя бессмертным. В прошлый раз, когда ты решился помочь мне, всё закончилось плохо.

— Не преувеличивай, Ласкал.

— Значит то, что ты чуть не лишился уха — пустяк? — расстроенно спросил мальчик.

— Конечно, это пустяк, так что не нужно переживать за меня.

Ласкал неуверенно отвёл взгляд и случайно заметил, что за ними из-под яблони приглядывал черноволосый коротышка. Его звали Мучающийся, и он был единственным живым домом, в чьих жилах была кровь крайтока. Обычно такие домы не жили долго. На то были свои необычные причины. Крайтоков осталось крайне мало, и репутацию у них была такая же незначительная как и их количество. Эти люди часто рождались больными и слабыми, поэтому и не доживали до зрелости, а те, кто прошёл естественный отбор чаще всего умирали от рук миров.

Сам Мучающийся был слишком похож на крайтока, лишь его зелёные глаза выдавали в нем дома. Несмотря на то, что ему уже давно исполнилось пятнадцать лет ростом он был ниже, чем семилетний Ласкал. Миры часто смеялись над его карликовостью, но для дома эти издевательства стали настолько привычными, что он даже запомнил большинство из них наизусть, если не все.

— Что с вами опять случилось? — цокнув языком, спросил Мучающийся.

— Не можешь догадаться сам, умник? — недовольно произнёс Отчаявшийся.

— Ласкал вновь избивал тот недоумок, а ты вновь полез с ним в драку?

— Ты прав лишь наполовину, Мучающийся. Только в этот раз Отчаявшийся не успел проявить свои способности влазит в перепалку.

— Если он не набросился на этого мира, тогда почему он вновь весь в ссадинах и синяках?

— Как бы ты сказал, — Отчаявшийся прокашлялся и иронично произнёс, — " это моя плата за жизнь".

— Моя плата за жизнь — это простое хорошее поведение перед учёными, в отличии от тебя, которого насильно заставляют участвовать в боях насмерть! — недовольно произнёс Мучающийся.

— Я ещё жив, значит не нужно беспокоиться обо мне. Когда я умру, то будет уже не важно.

— Может не будем говорить о смерти, а лучше вернёмся в зону? — тихо произнёс Ласкал.

— Только не в зону! — расстроенно воскликнул Отчаявшийся. — Они же сегодня заставят нас есть жареные листья!

— Почему они кормят нас чем-то подобным? Неужели они думают, что мы способны есть всё, что только существует на планете?

— Лучше пойдём на то озеро, — весело произнёс Отчаявшийся.

— Которое ты нашёл на прошлой неделе?

— Да, я даже спрятал там удочки!

— Надеюсь, ты не украл их? — неуверенно произнёс Ласкал.

— Как ты можешь говорить нечто подобное про меня?!

— На прошлой неделе ты украл у господина Леонардо очки, а затем красовался перед нами, пока недоумок не избил тебя, чтобы вернуть очки.

— Почему ты называешь его "господин"? — злобно спросил Отчаявшийся.

— У меня язык не поворачивается язык назвать его "дядей", если ты об этом. Вы с Ласкалом большая семья для меня, чем он.

— Как по мне, он вообще не достоин упоминания, но приятно знать, что ты считаешь нас семьёй. Верно, Ласкал?

— Да, — тихо ответил мальчик.

Домов редко отпускали за пределы так называемой зоны. Зона — место, где живут большинство домов, коих осталось меньше десяти особей. Также здесь проводятся все эксперименты, исследующие природу домов. Но сегодня был особенный день.

— А почему собственно зона сегодня закрыта? — заинтересованно спросил Отчаявшийся.

— Кажется, умер один из наших, — сухо ответил Мучающийся.

— Откуда знаешь? — грубо произнёс Отчаявшийся.

— Умерший был моим соседом, спал надо мной.

— А умер-то он отчего?

— Скорее всего, очередной случай остановки сердца.

— Но если так, то это уже четвёртый за месяц, — грустно произнёс Ласкал.

— Такого ещё не было, — сказал Отчаявшийся прежде, чем они вышли на поляну, где и находилось озеро.

— Смотри как на солнце блестит водная гладь! — воскликнул Отчаявшийся и побежал к воде.

— Помедленнее, силач, иначе распугнёшь всю рыбу, — огрызнулся Мучающийся.

Отчаявшийся бы и не послушал своего друга, если бы что-то или, возможно, кто-то не приковал к себе его внимание.

— Что случилось, Мучающийся? — спросил Ласкал.

— Кто-то украл одну из моих удочек! — недовольно воскликнул дом.

— Я могу просто посмотреть, а вы будете рыбачить, — произнёс Ласкал. — Всё равно не найдём пропавшую удочку.

— Как раз наоборот, — гордо произнёс Мучающийся, — вон и наша пропажа.

Дом указал на молодую девушку, сидевшую на небольшом камне, которая при помощи удочки Отчаявшегося ловила в озере рыбу.

— Нет, это настоящая наглость! — воскликнул Отчаявшийся и уверенным шагом пошёл к девушке.

— А что если она — мир? — испуганно спросил Ласкал.

— Не имеет значения! Эти удочки мои, а значит ни мир, ни крайток, ни ойец, ни ноянец меня не остановит!

— Нам его не спасти, — равнодушно произнёс Мучающийся, остановив Ласкала, который по-настоящему испугался за своего друга.

— Эй, ты, — грубо воскликнул Отчаявшийся, — зачем ты украла мою удочку?

Девушка с удивлённым выражением лица повернулась к говорящему. У неё были большие и немного грустные зелёные глаза, длинные песчаные волосы. Всё в ней указывала на то, что она была миром.

— Ох, прости, я не знала, что это твоя удочка, — виновато произнесла девушка.

Она вручила Отчаявшемуся удочку и поспешно скрылась в гуще леса.

— Что? — удивлённо вымолвил Отчаявшийся.

— Мир только что извинилась и ушла? — произнёс Мучающийся.

— Она не ругалась и не обвиняла нас? — прошептал Ласкал.

Несколько минут домы простояли в ступоре. Для них, вся жизнь которых состояла из унижений и боли, было непривычным видеть мира, который вёл себя спокойно и вежливо.

— Она же не в ту сторону пошла! — неожиданно воскликнул Отчаявшийся.

— Зачем нам помогать миру, пусть даже и доброму? — грубо произнёс Мучающийся.

— Не будет уподобляться нашим предкам, — ответил Ласкала и побежал вслед за своим другом.

Мучающийся, недовольно фыркнув, сорвался с места и отправился за домами.

Несколько часов они безуспешно бродили по лесу в поисках девушки. Домы проверили каждый камешек, каждое дерево, каждый куст, но так и никого не нашли.

— Может быть это было групповая галлюцинация? — устало произнёс Отчаявшийся.

— А может быть не нужно было идти за первой встречной, которая, возможно, знает этот лес лучше нас? — злобно сказал Мучающийся.

— Вечно ты на всё жалуешься! Будто бы сам не совершаешь ошибок.

— В отличие от тебя я не совершаю их на каждом шагу.

— Вам не надоели ругаться? — грустно спросил Ласкал.

— Просто наша природа противоречит друг друг, — Мучающийся тяжело вздохнул и уже собирался уйти, как вдруг заметил кое-что необычное.

— Кажется, мы нашли то, что искали.

— Ту девушку? — спросил Отчаявшийся.

— В яблочко.

Отчаявшийся подошёл к дому и заметил, что посреди поляну спала та самая мир, которая "украла" его удочку.

— У неё жар, — произнёс Ласкал, положив свою руку ей на голову.

— Не оставим же мы её здесь?

— А почему и нет? Одним миром меньше будет, — грубо сказал Мучающийся.

— Говоришь прямо как твой дяденька.

— Не сравнимый меня с этим иродом! — воскликнул Мучающийся.

— Тогда помогай, а не оправдывайся.

Недовольный Мучающийся помог Отчаявшемуся поднять больную девушку, и они вчетвером направились в зону. Путь был долгим и только через часа компания смогла добраться домой, где их уже поджидали неприятности.

— Как всегда, от вас одни неприятности, — произнёс мужчина, стоящий подле ворот.

— Разве на этот раз мы совершили что-то плохое, господин? — злобно произнёс Мучающийся.

— Как раз и совершили, Мучающийся.

— Чего? — непонимающе спросил Отчаявшийся прежде, чем один из миров схватил его за руку.

— Вам полагается наказание за ваш проступок.

— За какой же?! — спросил Ласкал.

— За нападение на мира, — ответил мужчина с довольной улыбкой на лице.

— Мы же ничего подобного не делали!

Но дальнейшие возгласы и недовольства домов были проигнорированы и их силой растащили по одиночным комнатам.

— Завтра вас троих будут ждать личные наказания, — произнёс мир и хлопнул дверью.

Ласкал привык к грубому отношению, но для него оставалось загадкой причина, из-за который его и его друзей вновь обвинили в том, что они не совершали. Но никакие слова или объяснения не помогут исправить нынешнее положение, ведь для домов все дороги оставались закрытыми. Маленькому дому ничего не оставалось, кроме как попробовать уснуть в преддверии завтрашнего ужаса.

Сон не приходил как бы Ласкал не старался, лишь под утро ребёнок, изнемождённый поисками в лесу, заснул. Но и столь короткий миг спокойствия быстро был прерван. Один из миров, служащих Энуку — миру на сестре, которого женился отец Ласкала, вылил на ещё спящего дома ведро ледяной воды.

— Поднимайся, мусор, — грубо произнёс Энуку.

— Да, господин, — покорно произнёс Ласкал.

— Для меня не имеет значения, почему ты получил наказания, поэтому оправдаться бесполезно.

— Я и подумать о чём-то столь ужасном не могу, господин.

Энуку недовольно цыкнул и жестом указал, чтобы мир и дом следовали за ним на определённом расстоянии. Безмолвный помощник часто подталкивал ребёнка, который не поспевал за быстрым темпом шагов Энуку. Вскоре они покинули огромные просторы зоны и отправились в глубь леса. Ласкал не мог и произнести и слова, ведь это только сильнее ухудшало бы его положение.

Отчаявшийся и Мучающийся считали довольно странным тот факт, что Ласкал старается хотя бы немного улучшить отношение миров к нему. Домы всегда считали общение или даже терпимость к домам настоящим позором, но отношение к Ласкалу носило ещё более ужасный характер. Все домы делились на определённые группы, зависящие от народа и мира, которые являются из родителями. Если родитель был так называемый низший мир, то есть, который не имел абсолютной никакой власти, то над домом иногда могли даже сжалиться. Но если родителем был высший мир, обладающий невероятной властью, то ситуация радикально менялась. По законам миров, любой из его или её детей мог претендовать на титул после смерти мира. В этот список, как ни странно, входили и незаконнорожденные домы. Отменить этот закон или подкорректировать было абсолютно невозможно, так сильна была вера миров в силу первых законов.

Ласкал же и был одним из подобных домов, но его положение было немного иным, чем у таких же собратьев по несчастью. Его отец родился низшим миром, но, каким-то непостижимым образом, ему удалось жениться на высшем мире. Это могла бы быть прекрасная история о любви среди разных слоёв общества, но это была банальная выгода. Симуше, так звали отца Ласкал, был не из самых честных миров, но про эту его черту характера его жена узнала уже после свадьбы, когда выяснилось, что у Симуше уже был ребёнок, рождённый от женщины из ойцев.

Конечно, Ласкал не мог претендовать ни на один из титулов, ведь не являлся её сыном. Но сам факт его существования позорил ещё не родившегося ребёнка. Сам слух, который имел бы реальные корни, что у высшего мира есть неполнородный брат-дом поверг бы всю семью в несмываемый позор.

— Мы на месте, — сухо произнёс Энуку.

Ласкал внимательно осмотрел окрестности, которые могли бы стать его последним пристанищем. Небольшой пенёк, заросший странными голубыми цветами, был ориентиром для любого дома, который пытался найти озеро.

— Сломай ему ногу. Какую именно не важно, но только одну, — громко и чётко сказал Энуку, прервав размышления Ласкала.

Мальчик не успел вымолвить и слова как мир сломала ему левую ногу. Скорчившись от боли, Ласкал упал на траву.

— Если ты выживешь, то в следующий раз он сломает тебе обе ноги.

— Я понимаю, что вы ненавидите домов, но… Но почему?! Мы не претендуем на ваши титулы и не пытаемся никак испортить вам жизнь! — отчаянно воскликнул Ласкал.

— Потому что вы не действуете по привычному стереотипу! — яростно крикнул Энуку. — Вы ведёте себя так, словно вы не знаете, что принадлежите к народам с чёткой линией поведения! Для нас не так уж и важно, что в домах есть кровь миров! Мы смирились бы с такой ситуацией, если бы вы вели себя правильно! Ты — ойец, но в тебя нет ни высокомерия, ни ненависти к окружающим.

— Но почему же это плохо? — тихо прошептал Ласкал.

Энуку ничего не ответил и вместе с другим миром незамедлительно покинули Ласкала.

Мальчик сквозь слёзы попытался подняться, но, из-за невыносимой боли в ноге, он не мог и секунды простоять. Попытки повторялись и повторялись, но результат оставалась таким же. Спустя бесконечное времени Ласкал сдался и перестал что-либо делать, чтобы угомонить нарастающую боль.

— Что я сделал? — тихо шептал мальчик.

— Неужели домы не заслуживают спокойной и счастливой жизни?

— Неужели любые наши попытки бороться… бессмысленны?

— Неужели...

Ласкал повернулся на спину и пустым взглядом стал рассматривать небо, которое успело покрыться блестящей россыпью звёзд. Холодный ветер гулял по земле, раскачивая высокие поросли травы. Мальчик закрыл глаза и стал напевать грустную мелодию.

— Почему ты грустишь? — неожиданно спросил кто-то, скрываясь за тёмной зеленью деревьев.

— Я не могу подняться, — сухо произнёс Ласкал.

— Почему же?

— Это моё наказание за проступок.

— Лежать и наслаждаться свежим воздухом по звёздным небом — это наказание.

По какой-то причине слова незнакомца раздражали Ласкала, и он, повернув голову, старалась разглядеть говорящего.

— Если хочешь увидеть моё лицо, то подойди поближе, — игриво произнёс голос.

— Мне кажется, что ты меня совсем не слушаешь. Я же уже говорил, что не могу подняться.

— Но так и не ответил почему.

— Мне сломали ногу, — грубо произнёс Ласкал. — Теперь ты доволен?

Незнакомец, который вовсе оказался незнакомкой, покинул своё недолгое убежище. Это был та девушка— мир, которую Ласкал и его друзья спасли.

— Вам не следовало сюда приходить, госпожа.

— Почему ты заговорил столь формально? — расстроенно спросила девушка.

— Дом обязан обращаться к миру как к своему хозяину, госпожа.

— Но мне абсолютно не нравится такое обращение! Лучше злым меня по имени — Шоэми.

— Как прикажите, госпожа Шоэми, но зачем Вы пришли ко мне? Неужели господин Энуку попросил Вас следить за тем, как я переношу своё наказание?

— Энуку? Прости, но Я даже не знаю кто это.

— Тогда зачем Вы здесь?

— Чтобы помочь тебе, — ласково произнесла Шоэми и с лёгкостью подняла Ласкала над землёй.

— Становись на ногу, которая не болит, и облокотись на меня.

Недоумевающий мальчик беспрекословно выполнил просьбу мира. Помогая Ласкалу идти, Шоэми отвела его в свой дом.

На пороге стояли испуганные Отчаявшийся и Мучающийся, которые беспокойно ходили из стороны в сторону.

— Вот они! — воскликнул Отчаявшийся, чьё лицо было почти полностью забинтовано.

— Ты уверен? — спросил Мучающийся, который из-за повязки на правой стороне лица, ничего не видел.

— Что с вами случилось? — прошептал Ласкал.

— Сейчас это не так уж важно, — произнёс Отчаявшийся, проводив Шоэми и Ласкала в особняк.

Мир быстро скрылась за одной из дверей, оставив домов в одиночестве.

— Может, всё же ответите на мой вопрос?

Отчаявшийся и Мучающийся судорожно переглянулись, а затем они одновременно произнесли:

— Позже.

Уставший дом не решился вновь повторять свой вопрос, а лишь тихо сидел, пока пришедшая Шоэми и два других дома пытались наложить ему гипс.

Из-за травмы Ласкала, домы, с согласия Шоэми, решили остаться в особняке мира, пока все они не придут в норму или хотя бы в то состояние, в котором каждый сможет двигаться постоянно. Мир была крайне рада тому, что теперь ей не придётся жить в одиночестве в столь огромном и пустом доме. Домов же такой расклад дел не особо устраивал, а, в особенности, Мучающегося.

Но и всей его злости на своего прародителя на хватило на то, чтобы возненавидеть Шоэми. Она многим отличалась от тех миров, к которым уже успели привыкнуть домы. Девушка была добрее и даже не мыслила о том, чтобы причинить домам вред или как-то поиздеваться. Скорее, она относилась к ним как к свои давно потерянным детям. Не привыкшие к заботе домы сначала относились к Шоэми с осторожностью, но, примерно через две недели, приняли её как своего друга. Быстрее всех ослабил свою защиту Отчаявшийся, чья мать было миром. До того, как попасть в зону, он жил вместе со своими родителями, которые, несмотря на различия между своими народами, действительно любили друг друга.

Вторым проникся симпатией к девушке Ласкал. Его положение как среди миров, так и среди домов было весьма удручающим. Никто, кроме Отчаявшегося и Мучающегося, не относился к нему с пониманием или хотя бы нейтрально, поэтому доброта девушки быстро взымела эффект. Последним сдался Мучающийся. Почти весь месяц, который они провели, у Шоэми он пытался найти какой-нибудь подвох в её действиях, но затем смирился с тем, что был неправ и начал вести себя абсолютно спокойно.

В один из дождливых дней, когда домы и Шоэми собирались подле камина, Мучающийся завёл разговор на довольно болезненную для всех тему.

— Шоэми, как ты относишься к таким… Как мы?

— Так же как и ко всем остальным — хорошо, — радостно произнесла Шоэми.

— Ты не считаешь наш грязью миров? — удивлённо спросил Отчаявшийся, подключившись к разговору.

— Нет, не вижу причин так считать, ведь почти такие же как миры.

— Но мы действует по определённому стереотипу, поэтому мы отвратительны— грустно произнёс Ласкал.

— Кто сказал тебе такое, мой мальчик? — взволнованно спросила Шоэми.

— Господин Энуку...

— Его слова не несут в себе никакого смысла, так что не относись к его словам серьёзно, Ласкал, — сказал Мучающийся, завернувшись в пушистое одеяло.

— Этот твой Энуку даже хуже, чем Леонардо, — резко ответил Отчаявшийся.

— Не упоминай его при мне, — обиженно сказал Мучающийся.

— Почему? — неожиданно спросила Шоэми.

— Он, — Мучающийся не успел договорить.

— Леонардо — его дядя.

— Это из-за него у тебя появился шрам? — спросил Ласкал.

— Всё хватит. Я буду спать, — проворчал Мучающийся.

Закрыв глаза, дом попытался заснуть, но буквально в тот же момент раздался стук в дверь.

— Вам лучше спрятаться, — произнесла Шоэми, поднявшись с кресла.

Домы послушались её просьбы и втроём спрятались в соседней комнате. Как только дети спрятались, Шоэми поспешно открыла дверь.

— Добрый вечер, Шоэми, — произнёс пришедший с голубыми глазами, длинными чёрными волосами.

— Добрый вечер, Энуку, — недовольно сказала Шоэми.

— К сожалению, до меня дошла информация о том, что в твоём доме завелась зараза.

— Я не понимаю, что ты пытаешься до меня донести.

— Около месяца назад из зоны пропали трое домов.

— Какая жалость. Вам удалось их найти?

— Нет, но кое-кто сказал мне, что ты прячешь их в своём доме.

— Зачем вам вообще сдались эти домы?

— Они позорят наш род, поэтому как только мы узнаем насколько они бесполезны для нашего общества — сразу же избавимся.

— Домы такие же как и мы.

— Глупо так говорить, Шоэми, если только ты не прониклась к этой мерзости жалости, — произнёс Энуку, оттолкнув Шоэми в сторону.

— Обыщите особняк, — сурово произнёс мир.

Энуку недовольно осмотрелся. Он нетерпеливо скрестил руки и нервно постукивал по полу ногой, ожидая пока его компаньоны закончат осматривать особняк. Возможно, мир так бы ничего не нашёл, если бы не заметил дверь, которую по какой-то причине его подчинённые не проверяли.

— Что находится в этой комнате? — спросил Энуку, указав на дверь, за которой прятались домы.

— Обычная спальня.

— Тогда ничего страшного в том, что я проверю её? — лукаво спросил Энуку.

Шоэми ничего не ответила, но по ней было видно насколько сильно она нервничала. С самодовольной ухмылкой Энуку попытался открыть дверь, но это ему не удалось.

— Почему эта дверь заперта?

— Не вижу причин оставлять все двери открытыми.

— Тогда попрошу тебя открыть её.

— Зачем? В эта комната такая же как и все остальные.

— Ты же понимаешь, что этой закрытой двери хватит мне, чтобы обвинить тебя в укрытии домов?

Шоэми ничего не ответила, а лишь злобно посмотрела на Энуку.

— Открывай, иначе твоя жизнь оборвётся на этом!

Послышался скрип, и из комнаты вышли трое испуганных домов.

— Всё же это оказалось правдой. Но это неважно. Ты всё равно уже находишься под смертной, Шоэми.

— Эй, вы, немедленно идите себя! Я отыскал домов.

Подчинённые Энуку быстро вбежали в комнату и схватили недоумевающих домов. Указав на мира, который свободен, юноша произнёс:

— Вырежи ей сердце.

— Что?! — злобно воскликнул Отчаявшийся.

— Пусть грязь смотрит на то, что случается с теми, кто пытается им помочь.

Мир беспрекословно выполнил приказ. Ошеломлённые домы были вынуждены смотреть на то, как пол медленно окрашивается в красный. Всего спустя несколько минут сердце Шоэми уже было в руках Энуку.

— Его нужно отдать Леонардо.

Энуку уже собирался уходить, как вдруг почувствовал острую боль в ноге. Это был нож, который всадил ему Ласкал. Мальчик успешно выбрался из захвата подчинённого и схватил сердце.

— Что ты творишь? — воскликнул Энуку, хватаясь за ногу.

"Ты можешь загадать бесконечное множество желаний" — произнёс ласковый женский голос.

— Я хочу, чтобы сердце Шоэми билось вечно!

И действительно сердце, которое до этого по какой-то причине всё ещё стучало в руках Ласкал, забилось с новой силой, как будто бы Шоэми была жива.

— Я хочу, чтобы все миры исчезли! — воскликнул мальчик.