Варта

Ва'рта — м. Тот, кто рассказывает.

Тэшу начало казаться, что он уже сроднился с таким положением вещей и научился получать от него удовольствие. Опять утро — серое, зябкое, пробирающееся сквозь каменную кладку и щели в ставнях. Опять дождь — противная морось оттенка свинца, разбавленная давно уже не белым снегом. Опять шумел под ногами просыпающийся и готовящийся к новому дню «Гобелен».

И Мара, точно так же, как и десятки раз до этого, сидела на кровати Баата, проснувшись после долгого беспокойного сна. Всей разницы — в обилии пледов, так укутавших тонкую фигурку, что девушка напоминала оживший холмик. Поверх всех одеял лежала его, Тэша, куртка, ширины которой как раз хватало, чтобы целиком обхватить это многослойное сооружение.

Мара молчала, довольно и немного виновато. Изредка высовывала из своего кокона руку, чтобы утереть слезящиеся глаза или попытаться натянуть край одеяла на босую пятку. Тэш следил за движениями подруги из-под полуопущенных век, делая вид, что спокойно дремлет. Злости на безумную девицу уже не осталось.

Осталось — сочувствие.

За последнюю неделю Барриган появлялась на его пороге дважды. Первый раз с полдюжины дней тому назад, на рассвете, и Тэш, спустившийся узнать, что за идиот барабанит в дверь, ужаснулся виду девушки. От одного взгляда красных, явно заплаканных глаз, гном почувствовал, как охватывает его не направленный ни на что конкретное гнев, но тогда выяснить, что именно случилось, ему не удалось. Тэш понимал, что трактир — не место для больной, а лихорадить Мару начало почти в тот самый момент, как она переступила через порог «Гобелена». Доставить уже мало что соображающую девушку домой не составило особого труда, найти ей лекаря — тоже. Каждый день Тэш посылал одного из мальчишек справиться о здоровье своего партнера, и каждый раз почему-то медлил проведать ее лично. Возможно, из-за легкого отчуждения и мелких недомолвок, что возникли между ним и Марой в последний месяц, с тех самых пор, как началось ее обучение у Олмера.

И вот вчера, наплевав на все запреты целителя, она сбежала из-под строгой материнской опеки и на закате появилась у Тэша. В уже знакомом состоянии: мокрая, дрожащая, с блестящими от лихорадки глазами. Как ни в чем не бывало заявила, что устала отсиживаться дома, и прямо на месте рухнула в обморок. Неся на руках бессознательное тело подруги, гном даже ругаться не мог — настолько его ошарашил самоубийственный поступок девушки.

В итоге он всю ночь провел у постели Мары. Слава Демиургам, последствий удалось избежать, довольно скоро обморок Барриган перешел в неспокойный, но безопасный сон, а вздумавшая вернуться лихорадка отступила. Убедившись в этом, Тэш вызвал двух мальчишек и отправил одного из них к Барриган-старшей, а другого — к целителю за лекарствами. Гному хотелось, чтобы впредь обошлось без женских истерик и картинных падений в его объятия.

— Ты не спишь, — громко и хрипло произнесла Мара.

Тэш открыл один глаз, внимательно оглядел девушку и зажмурился обратно. На его действия Барриган отозвалась коротким смешком, тут же перешедшим в сдавленный кашель. Восстановив дыхание, она прочистила горло и повторила еще раз:

— Ты все равно не спишь, хватит притворяться.

— И по чьей это вине мне приходится ночи напролет дежурить у твоей постели, женщина? Порой мне начинает казаться, что ты решила таким образом свести меня в могилу и прибрать к своим цепким лапкам дело всей моей жизни.

— Больно надо! — резче, чем того требовала дружеская шутка, возразила Барриган и вновь зашлась кашлем.

Тэш понял, что продолжать обмен остротами сейчас не стоит. Мара не будет держать язык за зубами, а в ее нынешнем состоянии это означало только новые приступы, чего лекарь в переданной с посылкой записке советовал избегать. Так что, проигнорировав выпад подруги, Баат направился к низенькому столику, расположенному слева от кровати, и занялся лекарствами. Целитель оставил подробную инструкцию, и, придерживаясь описанных действий, гном за пару минут смешал все назначенные ингредиенты. После чего, продолжая не обращать внимания на заметно притихшую девушку, вылил получившуюся смесь в подвешенный над огнем котелок и от души плеснул в него из стоявшей тут же, на каминной полке, бутылки. По комнате мгновенно разнесся запах вина и лекарственных трав.

— Надеюсь, ты не собираешься травить меня этим?!

Не будь Тэш занят доведением до ума лекарства, он не оставил бы без ответа явно слышимую в голосе Мары панику. Но саркастичную реплику пришлось заменить лаконичным пожатием плечами, что Барриган все равно истолковала правильным образом:

— Тэш, милый, не надо, пожалуйста! Ты же знаешь, что со мной делает вино.

О, да, Тэш знал. Даже слишком хорошо. Раз в год-полтора Мара напоминала ему, да он и при всем желании не смог бы забыть, сколь чувствителен организм девушки ко всему алкогольному. Она могла опьянеть с той порции, которой ему едва хватало промочить горло — и потерять всякий контроль с неполного стакана. Когда Барриган напилась в последний раз, от ее похмелья Баат страдал два дня. Почему-то Мара считала, что отлежаться в «Гобелене» менее постыдно, чем заявиться в подобном состоянии к собственной матери.

Естественно, Тэш не собирался устраивать повторение той истории, так что дождавшись, когда вино закипит, он наполнил кружку всего на четверть, после щедро разбавив горячей водой. Затем вручил лекарство притихшей Маре и не спускал с нее сердитого взгляда до тех пор, пока она не сделала первый глоток.

— Смерти ты моей хочешь, — едва слышно пробормотала девушка, прижимая нагретую кружку к щеке. — Мог бы просто выгнать на улицу, вместо того, что бы мучить.

— Выкладывай давай, сумасшедшая, — проигнорировав жалобу, Тэш опустился на кровать рядом с Марой и заглянул ей в глаза. Как всегда — немного снизу вверх. — Что случилось? Только полную версию, я не твоя мамаша.

Мара молчала до пугающего долго, рассеянно отхлебывая из кружки. По ее пустому взгляду было видно, как она собирается с мыслями, пытаясь выстроить в голове цепочку событий. Судя же по тому, что Барриган трижды открывала рот, намереваясь приступить к рассказу, но заговорила лишь с четвертой попытки, история обещала быть не из приятных.

— Меня бросил Олмер, — сжав уже пустую посудину, в конце концов призналась девушка.

Тэш кивнул. Взял из рук подруги кружку, наполнил ее новой порцией лекарства и отдал Маре вместе с собранной девицами с кухни тарелкой. С брошенными женщинами Баат уже дело имел, а вот с брошенными и пьяными ему связываться не хотелось.

— Да даже не бросил, — с каждым произнесенным словом девушка становилась все мрачнее и мрачнее. — Я ему призналась, а он… он сказал, что это осложнит мою учебу. Пр-роклятье! Я столько собиралась с духом не для того, что бы…

Мара не заплакала, взамен этого уставившись огромными блестящими глазами куда-то поверх головы Тэша. Гном терпеливо молчал, понимая, что девушке сначала надо выговориться, а потом уже слушать его утешения. Или не утешения — Баат еще не решил, что в данной ситуации сработает лучше. Раньше Мара не приходила к нему с проблемами такого сорта… собственно говоря, он вообще не был уверен, что эти проблемы у нее возникали. И даже не потому, что прежде ее не бросали, а потому, что у Олмера были неплохие шансы оказаться первым мужчиной в ее жизни. Шансы, которые маг предпочел упустить.

На короткий миг кольнуло сомнение: а не причиной ли этому беседа, в свое время состоявшаяся между учителем Мары и ее… другом? опекуном? партнером? Тогда Тэш не смог понять, кого в нем увидел Олмер. И если соперника… В этом случае невинное «Если с ней хоть что-то случится, я найду тебя по другую сторону моря» превращалось в неприкрытую угрозу.

Пока Тэш был занят невеселыми размышлениями, Мара продолжала свою исповедь. Гном слушал вполуха, сочувственно поддакивал, когда в монологе возникали паузы, и не мешал девушке костерить на все лады мужской род поголовно. Только после того, как она, подробно описав злополучную беседу с Олмером, перешла к своей ночной прогулке под непрекращающимся денветским дождем, Баат встрепенулся и сосредоточился на ее словах. Но эта часть рассказа получилась короткой, за что Тэш не преминул поблагодарить Демиургов, уберегших глупую девицу от неприятностей еще и в порту, и вскоре Мара умолкла, окончательно вымотанная долгим повествованием.

— Вот почему так, Тэш? — Крутанув чашку в руках, девушка сердито отбросила ее на другой конец кровати. — Что я сделала неправильно?

«Связалась не с тем парнем», — хотел было ответить гном, но удержался. Такую заботу о себе Мара пока не поймет, а избиение беззащитных в его планы не входило.

— Это отношения. В них никогда не знаешь, как правильно. Когда меня отвергла девчонка, в которую я был до смерти влюблен, я терзался ровно теми же вопросами, что и ты сейчас.

— Тебя? Отвергла?! Быть такого не может.

Сдержаться и не усмехнуться у Тэша не получилось — настолько Мара в этот момент была той самой Марой, к которой он привык. Не обиженная брошенная женщина, а любопытная девчонка, обладающая раздражающей, но полезной привычкой намертво вцепляться в объект своего интереса.

— В семнадцать моя неотразимость была не столь совершенна.

— Не верю!

Слабая улыбка подсказала Тэшу, что он на верном пути. Травить байки он умел почти так же хорошо, как продавать и покупать, а хорошая байка стала бы для Барриган самым верным лекарством. Конечно, история потери Тэшем родового имени не могла не добавить пару трещин к его прежде безукоризненному образу, но это была приемлемая плата за возвращение Мары к жизни. Она была нужна Баату — как партнер по торговым делам, как друг и как человек, за которого он ощущал ответственность.

— Придется поверить, моя дорогая. Свидетелей у меня, конечно, под рукой нет, но ты сама поймешь, что выдумать такую историю я не мог — слишком уж она для меня наивна.

Зачин вышел удачный, Мара с требовательным любопытством уставилась на приятеля, ловя каждое его слово. Тэш ненадолго отвлекся смешать девушке новую порцию лекарства и, вернувшись, вольготно устроился в облюбованном еще накануне вечером кресле. После чего уже не прерывался.

— Ты давно просила меня рассказать, как я очутился в Денвете. Я молчал, потому что история эта напрямую связана с девушкой, трепать имя которой на каждом углу мне не позволяет совесть. И с моей глупостью, если о том пошел разговор.

Кивнув себе, Баат прикрыл глаза, воскрешая перед внутренним взором события более чем двадцатилетней давности.

— Все началось, когда мне исполнилось пятнадцать. Ничем не примечательный возраст для сына рядового торговца: я помогал отцу в лавке, постигал хитрую науку продажи дешевого хлама втридорога, завидовал сыновьям шахтеров, совершавшим свои первые спуски под землю — вопреки распространенному среди вас заблуждению, гномы живут в горах, а не под ними, — хулиганил с друзьями и, конечно же, заглядывался на девчонок. А надо сказать, что красавцем я тогда не был: высоченный, тощий, рыжий — настоящий саламандрыш, к тому же вечно в каких-то обносках: мать не успевала подгонять под меня одежду, так быстро я из нее вырастал. Особым успехом у девчонок я, естественно, не пользовался. Но и на вкус не жаловался: меня угораздило влюбиться в первую красавицу Гарвейра.

Тэш понимал, что не может контролировать расползающуюся по губам мечтательную улыбку. Он действительно в первый раз рассказывал эту историю целиком — и голова его полнилась образами из далекого прошлого.

— Она была по-настоящему прекрасна: юная Мавриша, дочь лучшего ювелира королевства. Плотненькая, изящная — я никогда больше не встречал таких изящных гномок, — с волосами цвета ветреного заката. За ней бегали все мальчишки города, достаточно взрослые, чтобы отличить парня от девчонки, а она играла с нами, не выделяя никого, но давая шанс каждому. И ради одного ее благосклонного взгляда совершались такие безумства, каких Гарвейр не видел с момента своего основания. Среди ее воздыхателей я не был ни самым ярким, ни самым рисковым; полагаю, Мавриша даже имени моего не знала. Что ей какой-то сын торгаша и будущий торгаш, когда за ней бегали сынки наших старейшин?

— Глупая женщина, — тихо выдохнула Мара.

Ее слова прозвучали случайно озвученной мыслью, но Тэш счел нужным возразить:

— О, нет, глупой она не была. Блеск ее ума не уступал блеску ее красоты, только главной целью этого искусного разума была выгода. Вы, люди, считаете, что для гномов это естественно — я не собираюсь никого переубеждать. Факт в том, что моя любовь к Маврише не имела ни единого шанса стать чем-то большим, чем бесплодные попытки привлечь ее внимание. Потратив без малого полтора года на завоевание достойного места в ее свите и не получив никакой отдачи, в какой-то момент я понял, что ослепляющее чувство ушло. Я по прежнему находил Мавришу прекрасной, но эта красота не трогала меня. Знаешь, как эти статуи на храмовой площади: слишком громоздки, чтобы тащить их к себе домой, и слишком ярки, чтобы любоваться ими с близкого расстояния.

— И тогда появилась Она?

Баат рассмеялся, услышав ясно прозвучавшую большую букву.

— Да, и тогда появилась она. Мирба — двоюродная сестра Мавриши, вдобавок старше меня почти на три года. Славная девушка — не такая ослепительная красавица, как ее сестричка, но с добрым сердцем и не слишком богатым папашей. Вот из этого могло хоть что-то получиться… Да почти наверняка получилось бы, когда не одно «но»: многочисленные «хитроумные» кавалеры Мавриши, пытающиеся пробраться к ней через Мирбу. Она рано уяснила, что для большинства представляет интерес только как ступенька к сестренке, и парням не доверяла. Ох, на что я только ни шел, чтобы доказать ей искренность своих признаний! Но чем убедительней и эффектней были мои поступки, тем меньше леди верила своему поклоннику. Порой начинало казаться, что завернись я саламандровым хвостом вокруг ее ног — и Мирба все равно решит, что мне нужна ее сестренка. Насколько сильно раньше я был влюблен в Мавришу, настолько же сильно теперь ее ненавидел!

Последняя фраза прозвучала чуть ядовито, и Тэш остановился, переводя дух. Воспоминания оказались… не болезненными, кончено, всего лишь неприятными, но было странно осознавать, что он способен испытывать столь сильные эмоции из-за событий своей юности.

— В общем, к девятнадцати годам даже до моего затуманенного разума дошло, что таранным ударом эту крепость взять не получится. В то время я уже кое-что понимал в торговом деле и знал, что если на прямое предложение тебе говорят «Нет», то следует убедить покупателя, что товар ему нужен. Вот я и стал убеждать Мирбу в своей… скажем так, «полезности». Если я не мог стать ее возлюбленным, то следовало для начала стать ее другом. К моему удивлению, сделать это оказалось проще и быстрее, нежели завоевать непокорное сердце. Демиурги, какие письма она мне писала, пока я с отцом уезжал по торговым делам! В какие передряги мы впутывались, переигрывая даже самых буйных мальчишек! Какие каверзы придумывались для незадачливых поклонников Мавриши, в число которых до недавнего времени входил и я сам; сейчас это смешно, но дружба с Мирбой приблизила меня к моей первой «пламенной любви» гораздо ближе, нежели полтора года самоубийственных подвигов. Я бы оценил иронию жизни, если бы все это хоть как-то помогало достигнуть цели… но продвижения не было. Став доверенным лицом Мирбы, я оставался все так же далек от от ее сердца, как и в самом начале пути.

— И что ты сделал?

Казалось, любопытство целиком охватило Мару. Она не вспоминала ни о своем несчастье, ни о болезни, ни о явно читавшемся всего час назад намерении от души порыдать на широком плече Тэша. В голову Баата даже закралось сомнение: был ли так уж нужен Олмер Барриган, или все ее выходки — следствие обиды, а не разбитого сердца?

— Ничего. В том-то и дело, что, тщательно продумав первый шаг, я не позаботился о втором, в итоге оказавшись в тупике. Мне оставалось только ждать, надеясь, что мою отупевшую от любви голову посетит божественное озарение, и я соображу, как поступить дальше. Но озарение не приходило, а мы росли. Отец поручил мне вести добрую половину своих сделок, и я считал небывалой удачей, если за месяц удавалось хотя бы на недельку заглянуть в Гарвейр. Родители же Мирбы нашли ей подходящего с их точки зрения жениха, и спорить с его кандидатурой моя ненаглядная не собиралась. Она была послушной девочкой, любила мать, никогда не перечила отцу… я понимал, что если отложу принятие хоть какого-нибудь решения еще на год-другой, то успею как раз к появлению первенца. В итоге я не придумал ничего лучше, как одним летним вечером надраться для храбрости, нарвать в соседском саду цветов (купить их у лавочника мне показалось слишком… приземленным) и снова признаться Мирбе в своих чувствах.

— И она тебе ответила?

— Ответила, о да… — Тэш с ностальгической улыбкой потер щеку. — Она хлестала меня этим веником до тех пор, пока я не приобрел такую же красно-зеленую расцветку. Твердила, что я ее обманул, что хуже всех известных ей предателей… подозреваю, за годы нашей дружбы она сама успела влюбиться в меня, вот и сходила с ума. Даже в тот момент в ее дивную головку не могла закрасться мысль, что я серьезен и чувства имею к ней, а не к Маврише. Увы, в своем не слишком трезвом состоянии я не смог молча переждать этот всплеск эмоций. В итоге мы всласть наорались и гордо разошлись, поклявшись поубивать друг друга при следующей встрече.

— Не мог ты такого сделать, — Мара нахмурилась, с явно читаемым сомнением в глазах смотря на Тэша. — Сколько тебя знаю, ни разу не слышала, чтобы ты угрожал женщине.

— Мне тогда было чуть больше двадцати, не забывай. И я думал, что упустил самую прекрасную девушку на свете. Так что да, сказано в тот вечер было немало. Слава Демиургам, на следующий день у меня хватило ума не только протрезветь, но и извиниться. Я написал длиннющее письмо, на сочинение которого убил часов восемь, и отправил его Мирбе вместе с новым букетом — уже оплаченным полновесным серебром. К моему удивлению, она согласилась встретиться тем же вечером; наутро мне надо было уезжать по торговым делам. Я не стал повторять прежние ошибки: пришел трезвым, собранным и с четким осознанием того, что делать и что говорить.

— Но?..

— Не было никакого «но». Я поставил на кон все: сразу заявил своей ненаглядной, что, если она не верит моим словам, пускай за меня говорят поступки. И сложил к ее ногам самое дорогое, что имел — родовое имя. У нас, гномов, каждый может попытаться основать новый клан; для этого нужно отказаться от имени своей семьи и начать с нуля, покинув родину. Ты уходишь никем, с мешком за плечами и парой золотых в кармане. И возвращаешься только тогда, когда выбранное тобой имя станет достаточно известно. Степень этого «достаточно» определяет совет при старейшинах, в состав которого входят главы самых уважаемых и самых закостеневших родов. То есть, этот путь настолько сложен, что пользуются им или отчаянные храбрецы, или идиоты, или те, кому уже нечего терять.

— А к какой категории принадлежал ты?

— Как бы ни хотелось себе польстить, но вынужден признать, что к идиотам. У меня даже хватило глупости попросить Мирбу выбрать для меня новое имя! И она не придумала ничего лучше, кроме как назвать мое безликое прозвище.

— Баат?

— Баат, то есть «рыжий». Я понимал, что к гному — да равно как и к человеку — с таким цветом волос вряд ли прилипнет что-нибудь интереснее, но в тот момент был разочарован. Мне хотелось чего-то более… моего. Но получил я то, что получил… что заслужил, наверное. Я же даже родителей предупреждать не стал, только написал официальное письмо в совет старейшин. И рванул из Гарвейра с такой скоростью, будто бы за мной гнались все подгорные саламандры.

Тэш немного помолчал, наслаждаясь тишиной и пустотой в мыслях. Оставалось лишь как-нибудь эффектно завершить свой рассказ, но в голове крутились только скучные общие фразы, выбрать одну из которых гном никак не могу. В итоге махнув на это дело рукой, он просто и буднично подвел итоги:

— Собственно, как видишь, свое обещание я сдерживаю до сих пор. Домой не суюсь, зарабатываю славу тем способом, который дается мне лучше всего, и определенно достиг в этом деле кое-каких успехов.

— А Мирба, она по-прежнему ждет тебя?

Баат фыркнул. Воистину, задать такой вопрос мог наивный ребенок, но никак не взрослая женщина.

— Мирба вышла замуж через год после того, как я покинул Гарвейр. Присылала приглашение на свадьбу, затем писала. Ее старшему сыну пятнадцать… исполнилось или вот-вот исполнится, я плохо помню даты. В общем, нормальная успешная жизнь, не то, что у чокнутого бездомного Рыжего.

— И ты никогда не хотел вернуться? — в голосе Мары слышалось предсказуемое недоверие. Тэш по природе своей был домоседом, и его подруге сложно было представить, что однажды он решился сбежать из дома.

— Поначалу не хотел — боялся отца, которому срочно пришлось искать себе и помощника, и наследника: братьев-то у меня нет, только две младшие сестрички. Потом стало не с руки, «Гобелен» занимал слишком много времени. А там ты появилась, следовательно, нужно было поставить на ноги «Баатар» чтобы закрепиться в городе. Возвращение стало смутной мечтой: всего, чего я добился в своей жизни, я добился здесь. Без торговых связей я снова гном без имени, вся разница в толщине кошелька, которая напрямую зависит от того, торчу ли я двенадцать месяцев в году в Денвете, или меня унесло неведомо куда. Путь до Гарвейра неблизок, примирение с семьей тоже займет не один день — если отец вообще захочет со мной встретиться, ведь по закону я больше не его сын. Два-три месяца, это в лучшем случае. Кто будет присматривать за делами и за тобой, если уж о том зашла речь?

— Я сама? — неуверенно предположила Мара.

— Ты смеешься надо мной, женщина?

Девушка смущенно дернула плечом. Всерьез такую возможность она, конечно, не рассматривала, да и Тэш ни за что бы в жизни не оставил Барриган без присмотра и с грузом всех дел «Баатар» на плечах. Он рассчитывал, что пройдет по меньшей мере еще дюжина лет, прежде чем Мара сможет вести переговоры самостоятельно.

В ситуациях, подобных нынешней, Баат считал такое положение дел за благо: по крайней мере во всех смыслах нездоровое состояние его партнера мало влияло на успешную торговлю. Тэш просто не заключал сделок с теми, чья честность вызывала у него сомнения, в остальном полагаясь на природное чутье и ту репутацию, которую успела создать «Баатар» Мара. Так что гном свободно мог дать Барриган пару недель, чтобы привести свою жизнь в порядок.

Чего Тэш не мог ей позволить, так это раскисать окончательно. Рассказ отвлек Мару от переживаний, и следовало как можно быстрее сосредоточить внимание девушки на чем-то еще, пока она не вернулась к прежней своей нелюдимой угрюмости.

— Ладно, сказки сказками… Что ты намерена делать в ближайшее время? Не думай, я тебя не подгоняю, но мне нужен партнер. Наклевывается симпатичная сделка, сулящая нам до полутора тысяч дохода, и мне хотелось бы иметь хоть какие-то гарантии помимо моего непогрешимого чутья.

— Полторы тысячи?

Жадный огонек, стремительно возникший в глазах Барриган и разогнавший меланхоличную серую муть, Тэша удивил и позабавил. Особой склонности к стяжательству до этого времени гном за подругой не замечал, а в данный момент и вовсе не видел ни единой покупки, на которую Маре могла бы потребоваться мало-мальски солидная сумма. Но ее внезапный интерес был не худшим способом сменить тему.

— Да, если мы не будем медлить.

Баат заметил, как дернулись пальцы девушки — таким жестом, словно бы она уже держала в руках эти монеты и намеревалась пересчитать их. Тэш, увидав подобное рвение, мог только рассмеяться:

— Рассказывай, женщина, что ты там удумала! Я имею право знать, на что молодая девица может потратить в этом городе пару сотен золотых.

— Не пару, а полторы дюжины, — отмахнулась от вопроса гнома Барриган и с головой ушла в расчеты.

Тэш присвистнул. Подумал немного, присвистнул еще раз и перебрался с кресла на край постели.

— Женщина! Ты собираешься мне отвечать или нет?

Счастливая улыбка скользнула по губам Мары. Довольно посмотрев на крепко сжатый кулак, она тряхнула головой и произнесла одно-единственное слово:

— Хватает!

— Мара!

— А? Прости, отвлеклась. Ты что-то спрашивал?

Шутливо зарычав, гном четко, чуть ли не по слогам повторил свой вопрос:

— На что тебе такие деньги? Собираешься во что-то вложиться помимо нашего общего дела?

— Нет-нет, всего лишь покупаю маме свадебный подарок.

Баат растерянно мотнул головой, настолько неожиданно и странно прозвучало это заявление. На миг подумалось, а не перестарался ли он с разговорами — внезапный бред и нездоровый блеск в глазах подруги вполне могли быть симптомами рецидива. Отметать версию сразу гном не стал, но предпочел дать Маре шанс объясниться:

— Ты ничего не путаешь? Твоя мать…

— Собирается выйти замуж. За Винсента — лавочника с восточного рынка. Ты его наверняка видел, он уже лет двадцать торгует там картошкой. Мама всегда была без ума от того, что он помогает ей отнести мешок домой.

— Ага.

Тэш судорожно перебирал всю скопившуюся в голове информацию о торговцах Нового города, но имя «Винсент» ни о чем ему не говорило. Из этого факта Баат сделал вывод, что женихом Барриган-старшей являлся кто-то незначительный и неопасный. Больше гнома встревожило то, что о существовании у матери Мары поклонника он узнал так поздно и со слов самой девушки. Нет, конечно он не посылал кого-то их своих мальчишек шпионить за подругой в открытую; но ясно дал понять, что щедро оплатит любую информацию, касающуюся не известных ему сторон жизни Барриган. С тех пор, как Мара связалась с Олмером, объемы этой информации стали по-настоящему пугать Тэша.

— Они уже договорились о дате свадьбы и собираются уехать на месяц — лично пригласить родственников Винсента, — тем временем увлеченно продолжала рассказывать Мара. — Вот за это время я и надеюсь уладить все формальности — с твоей помощью, разумеется.

— Разумеется, — по инерции кивнул Тэш и только после этого спохватился: — А что я должен украсть для тебя?

— Почему украсть? Я честно заплачу… просто надеюсь, что твоими стараниями уплаченная сумма окажется несколько ниже назначенной продавцом.

— Это и называется грабежом, женщина.

— Ты всегда называл это удачной сделкой. Тем более, что в скидке заинтересованы мы оба: чем меньше я потрачу, тем больше оставлю в обороте «Баатар». Ты же понимаешь, такую сумму я не держу под матрасом.

— Тогда мне лучше действительно украсть этот подарок. О чем мы вообще ведем разговор?

— О доме в Старом городе. Том самом, на углу улицы Часовщиков и храмовой площади — помнишь, я показывала его полгода тому назад? Такой маленький, двухэтажный, с деревянными колоннами у крыльца. Кажется, тебе он тогда понравился, да?..

Тэш кивнул и продолжал кивать, пока Мара рассказывала ему об очаровавшем ее доме на углу храмовой площади. О Винсенте, едва не разругавшемся с ее матерью, когда он из третьих рук узнал, что дочь Барриган-старшей — девушка обеспеченная и со стороны брак мог показаться банальной охотой за наживой. О том, как сама девушка будет рада поменять свою нынешнюю лачугу в Новом городе, купленную десять лет назад с помощью все того же Баата, на настоящий дом — пускай не слишком большой, зато единолично принадлежащий ее семье. О нынешнем хозяине этого дома — хитром смешном старике, напоившем девушку отвратительным невкусным чаем, зато пообещавшим не искать других покупателей… Рассказывала давно уже охрипшим, но веселым голосом, порой взмахивая руками и напрочь позабыв о своем нездоровом состоянии.

Об Олмере Мара забыла тоже. Лишь на заканчивающееся, по-зимнему холодное утро; уже вечером, все-таки уткнувшись в широкое плечо Тэша, девушка рыдала, не сдерживая крупные злые слезы жалости к самой себе — но это было позже и это было объяснимо. А пока гном слушал наивную, детскую болтовню Барриган, радовался никуда не девшемуся умению заговаривать зубы и наслаждался отчетливо домашним уютом.

С долей иронии Тэш еще думал о том, что почему-то частью этого уюта была бедовая девица человеческих кровей.

— Не тяни уже, рассказывай!

Мара, подкрепляя слова действиями, легко шлепнула Тэша по плечу. Гном усмехнулся, отвел ладонь девушки, но тут же получил симметричный удар с другой стороны. Так повторилось три или четыре раза, пока Барриган не поняла неэффективность выбранной тактики и не вернулась к дипломатическим методам:

— Ну Тэш, милый, пожалуйста! Расскажи, на чем вы сошлись?

Облокотившись на спинку стула, гном довольно улыбнулся. Скосил глаза, изучая свое отражение в зеркале: под дождем выбившиеся из привычного хвоста пряди вымокли и облепили щеки и лоб, прочертив темную кожу ярко-оранжевыми полосами. Мара выглядела не лучше, появившись в «Гобелене» незадолго до возвращения Тэша и тоже не успев обсохнуть; ее блестящие медные волосы вились по плечам металлическими змейками. Девушка ежеминутно отбрасывала их за спину, но ситуацию это не спасало, лишь усиливало живописный беспорядок.

— Тэш…

Интонации Барриган подсказывали, что скоро ей надоест упрашивать, и тогда… Что «тогда» — гном предположить не мог, последнее время Мара вела себя абсолютно не предсказуемым образом. Кажется, она сама не знала, что способна выкинуть в следующее мгновение, так что Баат решил не затягивать шутку. Тем более, что ему самому не терпелось поделиться с партнером деталями заключенной сделки.

— Полторы тысячи, женщина. И полсотни сверху, если ты захочешь выкупить оставшуюся от прежних жильцов мебель.

Сомнение, читавшееся в глазах Барриган, было объяснимо: накануне вечером Тэш потратил без малого час, доказывая, что купить дом на храмовой площади меньше чем за семнадцать сотен невозможно в принципе. Но договор, в реальность которого Баат и сам-то не сильно верил, лежал в его кармане с самого утра.

— Полторы тысячи?! Кого ты пообещал убить за это?

— Свой болтливый язык. Мне пришлось три часа убеждать престарелого параноика, что совладелица портового торгового дома — единственная, кому он не имеет права продать свой дом по назначенной цене, дабы не разгневать этим всех Демиургов скопом. Вдобавок, я так тонко намекал, что ты можешь оказаться не той, за кого себя выдаешь, что меня поняли даже подвальные крысы. Ты действительно уверена, что хочешь поселиться именно здесь? От Старого города до порта путь не близкий.

— Зато маме там понравится, а это главное. Нет, подумать только, полторы тысячи! — От наплыва чувств всплеснув руками, Мара радостно рассмеялась. — Тэш, я тебя обожаю!

— Ну разумеется, разумеется, — довольно проворчал гном. — И почему-то вспоминаешь об этом лишь тогда, когда я заворачиваюсь ради тебя саламандровым хвостом.

Мара уже не слушала. С мимолетным сомнением во взгляде осмотрев друга, она еще раз покачала головой и крепко его обняла. Тэш так и замер, с неловко вскинутыми руками и очередной не слетевшей с губ колкостью.

— Хватит, женщина, хватит, — минуту спустя прошипел Баат, — ты же меня придушишь. И откуда только силы взялись? Неделю назад мертвой валялась, думал гроб заказывать пора.

— Ты от меня так просто не отделаешься!

— Да даже и не мечтаю…

Мара все-таки отстранилась, хотя руки с плеч гнома не убрала. Продолжая рассматривать лицо приятеля, она попеременно склоняла голову то на один бок, то на другой, тем самым усиливая недоумение Тэша. Не то, что бы он находил такое поведение Барриган неуместным, но и ничего привычного в поступках девушки не было. А непривычное Баат, как и полагалось гному, не любил.

Насмотревшись, Мара выпрямилась во весь свой небольшой рост, но вести себя странно не прекратила. Проведя ладонью по еще мокрым волосам приятеля, Барриган осторожно отвела упавшие ему на лицо пряди. Баат понял, что вот это ему действительно не нравится — жест получился очень личным, почти интимным, и явно не вписывающимся в представления гнома о допустимом между друзьями. Тэш уже поднял руку, чтобы перехватить вновь скользнувшую по его волосам ладонь Мары, как девушка с прежним весельем в голосе заявила:

— Кошмар. — И после короткой паузы добавила: — Так дело не пойдет.

— Что ты задумала, коварная? — Баат опустил руку, вместо этого нахмурившись. Он решил, что то, что ему показалось неуместным заигрыванием, вполне могло быть очередной каверзной шуточкой Барриган.

— Немного повысить нашу репутацию в глазах покупателей. Думается, заключая сделки в таком лохматом состоянии, ты теряешь несколько довольно ощутимых процентов, не говоря уже о новых клиентах.

— Женщина, я торгую в денветском Демиургами забытом порту уже пятнадцать лет! И еще никого не интересовало, что у меня на голове. Вот за возможность заглянуть внутрь многие бы отдали пару десятков золотых…

— Ты разве не знаешь, что внешний вид — первое, по чему составляют впечатление?

— Где ты вычитала эти глупости? Это порт, тут…

— А ты — мой партнер. И я хочу, что бы ты не напоминал разворошенное огородное пугало!

Тэш призадумался. Не над словами Мары, разумеется — их он считал полнейшей чепухой, — а над тем, сколько сил и времени ему потребуется чтобы переубедить девушку. И не проще ли в очередной раз подыграть ей; самой же надоест первой, терпение — не ее добродетель.

— И что ты предлагаешь, женщина?

Барриган не ответила, вместо этого жестом указав Тэшу на стул. Убедившись, что гном, пусть и без особой охоты, последовал ее приказу, девушка принялась копаться в своей сумке. По очереди из нее были извлечены деревянный гребень, моток черных ниток и короткий ножик. Тэш подавил тяжелый вздох, про себя взмолившись Демиургам: судя по приготовлениям, эту каверзу Мара задумала давно и не бросит ее на полдороги.

Обстоятельные, неторопливые движения девушки укрепили подозрения гнома. Ему пришлось смириться и с острыми зубцами гребня, и с перебирающими его волосы пальцами, и даже с самодовольством Барриган, ощущавшемся почти физически. Девушке определенно нравилось ее занятие, в то время как Тэш мечтал лишь об одном: укоротить свой слишком длинный язык, доведший его до роли послушной куклы.

Он изобретал способы сделать это долго. Очень долго: и когда четверть часа спустя Мара начала насвистывать не знакомый Баату мотивчик, и когда еще получасом позже варианты в его голове кончились, и пришлось пойти по второму кругу. Больше всего Тэша нервировало то, что он не мог понять, что именно Барриган делает с его многострадальной шевелюрой: в видимом крае зеркала отражался один только противоположный угол комнаты. Определить же конечный результат по легким, но не слишком уверенным прикосновениям девушки у Тэша тоже не получалось.

Процесс закончился к середине следующего часа. Мара, напоследок снова перерыв сумку, повозилась еще пару минут, и с довольным видом встала перед Тэшем, любуясь на дело рук своих. Гном, поняв, что на этом издевательство над его персоной завершено, осторожно заглянул в зеркало.

Вся его до конца не высохшая грива была заплетена в аккуратные, тугие косички, тянущиеся от висков и лба до затылка. Там Мара собрала пряди в короткий хвост, перехваченный матово-черной лентой. Вдобавок, каждая косичка была закреплена отдельно, крепко стянутая на кончике ниткой.

— Вот так гораздо лучше, согласись.

Баат скосил глаза на стоящую за его спиной Мару. Девушка, подойдя, довольно подмигнула ему, затем сложила ладони на плече гнома и опустила поверх них голову. Неожиданно мягкая улыбка абсолютно не вязалась с тем ехидным образом Барриган, к которому привык Тэш.

— Второй раз так над собой издеваться я тебе не дам, женщина. — Проведя ладонью по волосам, Баат упрямо дернул головой. — Демиурги, почему мне кажется, что ты сняла с меня скальп?

— Зато теперь ты красивый.

Эти слова, а больше последовавший за ним жест: повернув голову, Мара едва ощутимо коснулась губами его щеки — заставили Тэша вздрогнуть. Словно бы что-то острое царапнуло грудь изнутри. Точно так же он вздрагивал, когда давало осечку ружье и на задворках сознания проносилось шальное: «Рванет?! Обойдется?..».

Баат еще мог понять реакцию своего организма. Но то, что он поймал себя на той же самой мысли, заставило крепко призадуматься. Тэш рассматривал их общее с Марой отражение и понимал, что его все происходящее не устраивает.

Абсолютно не устраивает.