Рам

Ра'м – ж. 1) Внезапное изменение; 2) Выражение недовольства.

Пушистые снежинки серой денветской метели долетали только до крыш. Чуть ниже они превращались в мелкие грязные капли дождя и уже в таком виде падали на землю, водную гладь и редких прохожих, бредущих вдоль набережной. Малочисленность случайных встречных создавала иллюзию одиночества, и Тэш, лишь краем сознания следя за знакомой дорогой, с самого «Гобелена» погрузился в невеселые размышления. Ему действительно было о чем подумать сырым и зябким утром двенадцатого дня нового года.

Мару Баат не видел уже две недели, и его это тревожило. Нет, поначалу никаких подозрений у него не возникло: накануне Дня смены года в порту замирала вся жизнь, не только торговая; а то обстоятельство, что Барриган предпочла отметить праздник в одиночестве… себе Тэш мог признаться, что от этого ему даже легче. Проще держать дистанцию и не позволять Маре совершить какую-нибудь глупость из числа тех, что она полюбила совершать в последнее время. Например, не дать ей снова повиснуть на его шее. Исходя из того, как сейчас вела себя девушка, рано или поздно это могло оказаться отнюдь не глупой шуткой.

Но ее ни чем не объясненная отлучка затягивалась. Личное личным, а Тэшу надо было вести дела, для чего «Баатар» требовались оба владельца. После пяти дней отсутствия Мары Баат отправил ей весточку с одним из своих мальчишек, на что получил невнятную отговорку, будто бы девушка приболела. На девятый день ответ был тем же самым, а потом Барриган просто отказалась впускать посыльных. Смышленые ребята проследили за ее домом и доложили гному, что на улицу Мара не выходит, а единственный, зато регулярный гость – молодой полуэльф из числа мелких контрабандистов, которыми вечно полнился порт. Получив такое сообщение, Тэш решил, что пришло время ему лично заняться возникшей проблемой.

Баат догадывался, что листоухий не просто так шастает к его партнеру, и не стал бы вмешиваться, когда не одно «но»: понимание того, что никакими чувствами здесь и не пахнет. Мара вряд ли это осознавала, но он видел, какие перемены произошли в девушке, и как на эти перемены реагировали окружающие мужчины. Достаточно было один раз посмотреть, как она ведет себя на переговорах (после обучения у Олмера Барриган стала совмещать свою магию с обыденным красноречием). Откуда-то взялась дразнящая раскованность, словно бы девушку ни мало не заботило, что месяцами пропадавшие в своих плаваниях морячки чуть ли не слюной капают. Даже себя Тэш ловил на том, что нет-нет, да бросит лишний взгляд на партнера. Мара нынче и выглядела по-другому – как только может измениться девушка, внезапно обнаружившая внутри себя взрослую женщину и не понимающая, что с этим делать.

Баат пытался ей помочь, как он себе представлял помощь в подобной ситуации: образумить и уберечь от неминуемых последствий. Проблема заключалась в том, что Мара грядущих неприятностей, равно как и изменений в своем поведении, то ли не замечала, то ли замечать не желала, списывая опасения Тэша на его разгулявшееся воображение. И на ревность. Гном не мог понять, шутит ли Барриган или говорит серьезно, сводя все его поступки именно к этому чувству. У него уже не хватало аргументов убеждать дурную девицу, что в его голове не укладывается сама мысль о том, что их отношения могу перешагнуть границу дружбы. Эта тема повисла между ними незаконченным разговором – одной из множества оборванных бесед, случившихся за последние месяцы. Постепенно ситуация сложилась таким образом, что единственной вещью, по поводу которой совладельцы «Баатар» могли прийти к общему мнению, стала их торговая деятельность. Все остальные обсуждения почти мгновенно сползали в бессмысленный, изначально обреченный на бесконечность спор.

Но сейчас не осталось и торговли. Шагая по раскисшей от дождей и снега дороге, Тэш думал о том, что в этом есть и его вина: не стоило так затягивать с серьезным разговором. Он же с самого начала чувствовал, что перемены в Маре – нечто опасней мимолетной блажи взрослеющей девушки, но побоялся взять на себя ответственность. Одно дело в шутку называть себя опекуном и приглядывать за безопасностью, другое – заняться настоящим воспитанием. Несмотря на прожитые тридцать семь лет, Тэш не считал себя достаточно взрослым для создания семьи и заведения детей, особенно таких беспокойных, как Барриган. И все же в итоге ему пришлось решать эту проблему – не так и не тогда, как он того хотел.

Дом Мары располагался в самом тихом и спокойном районе Нового города, Тэш в свое время особо проследил за этим. Барриган делили жилище с еще одной семьей, пожилой бездетной парой, зарабатывающей на жизнь плетением и починкой рыболовных сетей. Из-за их дела небольшой внутренний двор был постоянно завален мотками веревки, мелким железным ломом, драными снастями и обрывками ткани. Неторопливо пробираясь через привычное нагромождение, Тэш заметил, что полностью освещено только одно окно дома, расположенное на половине стариков. У Барриган было почти темно: такой слабый, дрожащий свет могла давать разве что крошечная коптящая свечка. Словно бы поддерживая создаваемую ей атмосферу, с неба ударил полноценный, совсем не январский ливень.

Тэш не сразу обнаружил в вечно дырявых карманах ключи. Стучать в дверь, равно как и любым другим способом предупреждать Мару о своем визите, он не хотел, поэтому, выудив связку, почти минуту возился с заедающим скрипучим замком. В итоге Баату все же удалось проникнуть в дом, не издав не звука, и холодные улицы Нового города остались позади.

Крошечный коридорчик, в котором оказался Тэш, вел в комнаты Барриган. Стянув мокрую куртку, гном огляделся: на вешалке, представляющий из себя доску с вбитыми в нее гвоздями, висел абсолютно сухой плащ Мары, внизу стояли ее же ботинки, заляпанные потрескавшейся и частично осыпавшейся грязью. Больше ни чьих вещей не было. Баат помнил, что Барриган-старшая покинула город, но опасался застать Мару в компании ее контрабандиста. Посторонние при личном разговоре Тэшу были нужны в последнюю очередь, а тратить время на выдворение дружка своего партнера гном не хотел. Это попахивало дешевой пошлятиной, когда вернувшийся из долгого плаванья муж застает свою ветреную супругу в объятиях любовника.

Но дом был пуст, и это успокаивало. Миновав узкую боковую дверь, ведущую в спальню, Тэш остановился перед входом во вторую комнату. Сквозь щели в косяке проникал все тот же дрожащий рыжий свет, хотя звуков не было. Никаких шорохов, стуков или шагов – ничего, что могло бы выдавать присутствие хозяйки. Это молчание настораживало, но вместо придумывания логичных объяснений Баат толкнул дверь.

Первым делом в глаза бросилась непривычная захламленность комнаты. Мара никогда не отличалась аккуратностью, компенсируя этим беспредельную страсть своей матери к порядку, но такой бардак даже для нее был невероятен. Упавший прямо перед дверью стул, заваленный мусором пол, лоскуты пыли в углах комнаты и на полках. Несколько тарелок на и под столом, с чем-то засохшим и откровенно пованивающим. Раскиданная по стульям и дверцам шкафа мятая одежда. На узкой лавке под окном – скрученное в тугой ком драное одеяло. И бутылки. Пустые бутылки, которых только от порога Тэш насчитал более дюжины – слишком много для одной Мары, даже если она без остановки пила все эти две недели.

Среди хлама и грязи саму девушку Баат заметил далеко не сразу. Даже когда она, испуганная неожиданным появлением гостя, вскочила из-за стола и окликнула его, гном помедлил, прежде чем оторвать взгляд от разоренной комнаты и сосредоточиться на хозяйке дома.

Выглядела она ничуть не лучше своей комнаты. Тэш не мог не заметить обносков с чужого плеча, которые носила девушка (при этом рубашка была даже не его – с тем, что Мара с сорочьей манией любит «забывать» у себя вещи друга, гном смирился давно). Обратил он внимание и на давно не мытые волосы, скрученные в лохматый пучок, и на залегшие под глазами сизые тени. И на страх. Написанный на побледневшем лице Барриган ужас заставил Тэша обернуться, выискивая рукой приклад оставленного в «Гобелене» ружья. Но за спиной Баата никого не было, и пришлось с неохотой признать, что он сам явился причиной внезапного испуга Мары.

– И в честь чего такой прием? – повернувшись обратно, спросил Тэш.

– Так это ты… – облегченно выдохнула девушка. Страх из ее глаз до конца не исчез, но почувствовала она себя заметно свободней. – Я уже испугалась…

– Есть причины бояться?

Тщательно выбирая путь, Тэш обогнул кучу хлама при входе, поднял валяющийся стул и поставил его к столу. Мара смотрела на его действия с виноватым видом, но помощи не предложила и, более того, села обратно. Отвечать на полуриторический вопрос друга она тоже не стала.

– Рассказывай. – Расчистив немного пространства перед собой, Баат упер локти в столешницу и опустил голову поверх переплетенных пальцев.

– Что рассказывать-то?

Глаза Мара поднимать не стала, да и в голосе особого энтузиазма не слышалось. Теребя кончик веревки, которой была перехвачена ее рубашка (со своего места Тэш мог рассмотреть, что пуговицы там выдраны с тканью), девушка всячески избегала даже случайного зрительного контакта. Столь явное признание вины гнома скорее насторожило, чем успокоило.

– Для начала – почему мы с тобой уже две недели не виделись.

– Я приболела.

– Даю тебе вторую попытку, женщина. Попробуй соврать как-нибудь поубедительней.

Грубоватый, насмешливый тон дался Тэшу нелегко, слишком бросалось в глаза, что Мара либо пребывает на грани серьезного срыва, либо недавно эту грань переступила. Но Баат опасался, что сочувствие в данном случае окажется вреднее, ибо загонит девушку глубже в ее мрачную отчужденность.

– Я не вру. – Выдернув из веревки длинную нитку, Барриган принялась катать ее ладонью по столешнице, пока не получила маленький серо-бурый комочек. – Мне действительно нездоровится.

– И поэтому ты развела в доме помойку, гуляешь с мужиками и забыла о работе? Я слишком долго тебя знаю, чтобы поверить в такую чушь, не трать на это время.

Наконец Мара подняла голову, только посмотрела не на Тэша, а куда-то поверх его плеча, как догадался гном – в окно. Девушка размышляла, неосознанно теребя ворот рубашки – эта привычка появилась всего месяц назад, но уже успела разозлить Баата: слишком часто из-за нее клиенты отвлекались на Барриган во время переговоров. Придя к какому-то решению, Мара встала из-за стола и направилась к стоящей под окном лавке. Там девушка расправила одеяло и извлекала из его недр скрученные в трубку листы бумаги, после чего с тем же потерянным видом протянула их другу.

– Читай. Мама написала это две недели назад.

С мимолетным колебанием (совать свой нос в чужую переписку все же было не в его правилах), гном развернул листы. Крупный округлый почерк Лауры Барриган он узнал сразу, благо за последнюю дюжину лет они частенько обменивались записками, а вот в суть пришлось вникать. Мысли женщины скакали с одного на другое, успевая вместить в единое предложение погоду на юге, цены на овощи и соседских детишек-шалопаев, но главное Тэш все-таки вычленил: мать Мары не собиралась возвращаться в Денвет. Оказывается, еще до свадьбы они с Винсентом решили, что переедут в деревню и там заведут хозяйство, но сообщить об этом дочери лично Лаура побоялась. Теперь же, когда их разделяло расстояние в несколько десятков лиг – Барриган-старшая и ее новоиспеченный муж уехали встретить День смены года вместе с его родственниками – у нее хватило смелости сделать это. Не самый честный поступок, но понять мотивы женщины Тэш мог: Мара бы так просто эту новость не приняла.

– Сочувствую, – Баат кивнул, возвращая девушке письмо. – С ее стороны это было довольно… жестоко.

– Жестоко?! Да она бросила меня одну и даже не сумела сказать об этом в лицо! – С остервенением отшвырнув скрутившиеся обратно в трубку листы, Мара пнула ножку стола. – А я как дура возилась с этим домом, думала, они вернутся – будет сюрприз… И что теперь?! Моя мать променяла меня на какого-то мужика и деревенский навоз!

Тэш не ответил, его внимание зацепилось за один из упреков Барриган. Дом – вот что было истинной причиной ее бешенства. Не уложившись с покупкой и ремонтом к свадьбе, Мара уже ощущала себя опоздавшей, теперь же этот дом на храмовой площади стал для нее сродни мании. Баату была очевидна святая уверенность девушки в том, что успей она с подарком – и мать не стала бы переезжать из города в деревню. То есть, Мара глупейшим образом винила себя во всем происходящем. Тэш постарался представить, каково ему, с его честолюбием, было бы получить такой удар в свои двадцать пять… и растерял остатки праведного желания вправить Барриган мозги. Он молча слушал ее ядовито-болезненные обвинения, не пытаясь ни остановить, ни отвлечь девушку. Лишь когда она, окончательно выговорившись, села обратно за стол, гном подошел к подруге и положил руку ей на плечо.

– Спокойней, женщина, это еще не трагедия. Да, история неприятная, но вместо того, что бы проедать себе плешь, лучше просто напиши матери. Расскажешь про этот злосчастный дом, они и передумают.

– Не передумают, – мрачно возразила Мара. Забравшись на стул с ногами, она притянула колени к груди и уставилась в окно невидящим взглядом. – Потому что им плевать на меня и на все, что я делаю. Всем плевать. Никого у меня теперь нет.

– Что за чушь ты несешь, женщина? Прекрасно же знаешь, что это не так.

Грубоватая попытка Тэша ободрить подругу эффект произвела противоположный задуманному. Вместо того, что бы успокоиться и прислушаться к смыслу его слов, она ухватилась за форму:

– «Не так»? – голос девушки зазвенел не только от сдерживаемых слез, но и от гнева. – Да кому я теперь нужна?! Портовая торговка с бесполезным домом в Старом городе, всей корысти – тугой кошелек… Бесполезное существо!

– Начнем с того, что ты нужна мне. И не как кошелек, а как друг и партнер.

Эти слова тоже не помогли. Переведя яростный взгляд с окна на Тэша, Мара уставилась в глаза приятеля и смотрела до тех пор, пока он не опустил голову. Баат сам не мог понять, почему сделал это – никакой вины он за собой не чувствовал и жалобы Барриган считал не более чем всплеском обиды. Но сквозившая в них злость… Слишком яркая, чтобы быть следствием реальных причин, и слишком всепоглощающая, чтобы считаться с действительностью.

– Тебе я нужна, да?! Наглый, самовлюбленный рыжий коротышка, вечно лезущий не в свои дела! Думаешь, купил меня, и я теперь твоя собственность?! Да я эти медяки десять лет как отработала! Я подыхаю, копаясь в поганых мыслях твоих дружков, а ты рад заграбастать еще и мои денежки! Да если бы не твоя клятая торговля, я бы уже выучилась и сейчас не в порту идиотам в мозги лазила, а настоящим магом была! Но нет, у меня, видите ли, долг перед рыжей сволочью, которая считает, что может купить все и всех…

Слушая короткие, сбивчивые обвинения, которыми Мара припечатывала его на все лады, Тэш ощущал вовсе не злость, а смесь удивления и понимания. Было очевидно, что так сорваться Барриган могла только при нем – своем единственном близком друге. И такими помоями поливать она могла тоже только его – единственного, кого досконально знала. Была еще мать, но тут в дело вступали внутренние ограничения, не позволявшие Маре увлечься обвинениями в адрес семьи.

Вылавливая в потоке слов среди привычных человеческих ругательств гномьи (Тэш и не подозревал, что за двенадцать лет успел так обогатить лексикон подруги), Баат видел в происходящем своеобразное проявление доверия. Не так, как ему того хотелось бы – отдельные обороты пробивали даже его загрубевшую в порту шкуру – но все же, все же… Это было лучше, чем отчужденность последних месяцев. Это хотя бы было искренне и вполне в духе той Мары, которую он знал.

Тэш позволил Барриган проораться достаточно, что б остыть, но терпеть сверх этого не намеревался. Дождавшись, пока Мара сделает паузу дабы глотнуть затхлого воздуха захламленной комнаты, гном ударил ладонью по столу. Сбитая с ритма девушка зло посмотрела на друга, но ничего не произнесла – Тэш счел это добрым знаком.

– А теперь послушай меня, женщина. Молча и внимательно.

Мара открыла было рот, но Баат ударил рукой еще раз, да с такой силой, что клепка на перчатке отколола от края столешницы длинную трухлявую щепку.

– Молча, женщина!

– Хорошо, – без особой радости прошипела Барриган, однако по ее глазам Тэш понял, что демонстрация силы произвела нужный эффект: Мара чуть испугалась и потому успокоилась.

– Вот и славно. Я сделаю вид, что всего того, что ты тут наболтала за последние пять минут, я не слышал – можешь даже оставить при себе извинения. Ты же немедленно приводишь себя в порядок, убираешь ту помойку, что успела развести, пишешь матери – и мы вместе отправляемся в «Гобелен», где вручаем письмо посыльному и закрываем тему как минимум до его возвращения. После чего начинаем работать, женщина. Работать! Если ты еще не забыла, на тебе висит треть моего дела, и, клянусь Демиургами, это достаточно веская причина, чтобы в случае сопротивления я за шиворот оттащил одну безумную девицу на ее рабочее место! Ты меня услышала?

От его напора девушка абсолютно растерялась. Она смотрела на Тэша широко распахнутыми глазами, воспринимая от силы каждое третье слово друга, но общего настроя хватило, чтобы, придя в себя, Мара ответила Баату ровно с тем же пылом:

– Что ты о себе возомнил, нахал мелкорослый?! Думаешь, можешь вот так вот запросто управлять моей жизнью? Да я…

– И что у нас тут происходит?

Вмешательства постороннего Тэш не ожидал, и потому глупейшим образом уставился на замершего в дверях мужчину, вместо того, что бы взять инициативу в свои руки. Незнакомец был высок, худощав, имел длинные, характерно заостренные уши и по всем признакам не мог быть никем иным, кроме как нынешних ухажером Мары. У гнома совсем вылетело из головы, что в отсутствие Барриган-старшей кров с его партнером делил листоухий контрабандист. И не удивительно: в гневном монологе, посвященном своему одиночеству, девушка его тоже не вспомнила.

– Тирва?

Мара выдохнула это имя не только с удивлением, но и с опаской, будто бы испугалась эльфа. Тэшу захотелось узнать по какой такой причине – но он сомневался, что девушка станет говорить с ним об этом сейчас.

– Я. А вот кого ты привела в наш дом? И почему ведешь с ним столь пылкую беседу?

Тон эльфа был насторожено-холоден. Тэш понял, что в лицо его контрабандист не узнал (что весьма удивительно, учитывая специфику дела), а потому принять мог за кого угодно. Зная логику длинноухих обитателей порта, Баат без труда предугадал ход мыслей этого самого Тирвы. Он опасался, что ему дадут отставку, променяв на кого-то более успешного. Тем самым он потеряет не только персональную крышу над головой – привычку эльфов захватывать неиспользуемые склады и селиться там целыми родами Тэш досконально изучил еще в первые годы своей жизни в Денвете, – но и доступ к кошельку Мары. Жадность же бродячим представителям лесного народа была свойственна даже больше, чем гномам – сказывалась любовь к легкой жизни и отвращение к труду. Конкретно у того листоухого, что выбрала себе Барриган, эта жадность проявлялась трусливой агрессией в словах и позе: опасаясь угрожать Тэшу, он адресовал свои упреки во всех смыслах более слабой женщине.

И все же Баат был слишком зол, чтобы вмешаться в разговор Мары и Тирвы. Видя, как девушка откровенно заискивает перед своим сожителем, Тэш ощутил нечто вроде брезгливой жалости – чувство, не способствующее продолжению разумного диалога. К тому же задерживаться в захламленном доме, пропахшем отчаяньем и разлитым дешевым пойлом, гному было противно. Противно настолько, что, поднявшись из-за стола, он молча прошествовал мимо разглядывающей друг друга парочки и так же молча вышел в коридор. Уже затягивая последний ремешок на куртке, гном ненадолго вернулся в слабо освещенную комнату и бросил Маре:

– Что б завтра утром была у меня.

Слова прозвучали приказом: сердитым и не терпящим возражений. Таким, что у Тэша вполне хватило сил ни разу не оглянуться, даже после того, как он заметил мольбу во взгляде девушки. Гном понимал, что теперь на некоторые поступки Мары у него просто не хватает терпения.

Барриган объявилась в «Гобелене» раньше назначенного срока, только пришла она не к Тэшу. Когда засидевшийся за бумагами «Баатар» гном поздним вечером спустился в общий зал, его внимание привлек испуганный взгляд Пита. Бармен смотрел на неплотно прикрытую дверь кухни, но и без этого Тэш заметил полное отсутствие гобеленовой прислуги, если не считать самого Пита и десятилетней дочери одной из разносчиц. Умевший находить общий язык со своими работниками Баат удивился внезапному игнорированию еще оставшихся в зале клиентов, и не мог не заинтересоваться его причинами.

Причина обнаружилась как раз на кухне, в окружении женской половины «Гобелена». При появлении Тэша шумный до этого момента разговор утих, и на гнома уставилось семь пар испуганных глаз. Но только одна из этих пар, покрасневшая от недавних слез, помимо страха выражала еще и чувство вины.

– Ко мне, – сухо приказал Тэш, понимая, что начинать какое-либо выяснение в присутствии оравы сочувствующих баб не только бессмысленно, но и опасно: одну Мару он еще мог вытерпеть, но в больших количествах истерящие женщины выводили его из себя.

Барриган с непривычной покорностью поднялась из-за стола и последовала за Тэшем. Гном чувствовал на своей спине неподъемную тяжесть полудюжины умоляющих взглядов, но держался ровно и не оборачивался. Лишь поднявшись на второй этаж и закрыв за Марой дверь комнаты, Баат позволил себе расслабиться и стряхнуть суровую маску. Играть спектакль перед явно одумавшейся девушкой Тэш считал бессмысленным.

– Тебя надо успокаивать, или сразу перейдем к сути?

В ожидании ответа Баат плеснул себе символическую порцию вина, не столько что бы выпить, сколько просто занять руки. Потерянно замершей рядом с огнем Маре он налил полный стакан воды; девушка взяла его не сразу, но, поняв, что ей предлагают, благодарно кивнула. Мелкими глотками осушив стакан, она сжала его и не отпускала до тех пор, пока не начала говорить:

– Я пришла извиниться. – Освободив руки, Мара провела ладонью по лицу, не столько отводя упавшие на глаза пряди, сколько взлохмачивая их. – Я… я была неправа насчет тебя, Тэш, и насчет твоего ко мне отношения. Прости. Мне не стоило говорить все… всего того, что я наговорила. Ты же понимаешь, что на самом деле я так не думаю, да?

– Понимаю, женщина, понимаю. Главное, что бы и ты понимала.

Барриган опустила голову еще ниже – совсем как провинившийся ребенок или нашкодивший щенок. Тэшу, в общем-то, большего и не требовалось: он достаточно уважал Мару, чтобы не унижать ее и не выжимать каких-то слов поверх уже произнесенных. Самым естественным завершением разговора гном видел незамысловатую дружескую шутку:

– Хотя пассаж про… как ты там выразилась, «наглый самовлюбленный рыжий коротышка»? Вот это мне даже понравилось. В твоем исполнении прозвучало весьма мило.

Девушка тихо хихикнула, но тут же испуганно зажала рот ладонью. Заметив это, гном насмешливо покачал головой: что бы ни происходило в ее жизни, Мара оставалась наивной девчонкой из порта, за двенадцать лет изменившейся разве что внешне – да и то не сильно.

– Спокойней, женщина, я тебя убивать не собираюсь! Все нормально, и вообще, у нас мир, да?

Барриган кивнула и с прежним сомнением во взгляде пожала протянутую ей Тэшем ладонь. Не удовлетворившись этим, Баат сделал полшага вперед и легонько похлопал девушку по плечу – более привычный для него знак примирения.

Мара дернулась, неожиданно попытавшись уйти от его прикосновения. Пара спутанных прядей зацепилась за пуговицу на рукаве гнома и взметнулась вверх, открывая взгляду Тэша широкое лиловое пятно на скуле девушки. Гадать о его природе Баату не требовалось, синяков на своем веку он повидал достаточно. Другое дело, что он как-то не привык видеть такие синяки на лицах женщин.

– Это еще что за…

Тэш не договорил. По виноватому выражению лица Мары, по собственным воспоминаниям об утренней встрече он уже сделал выводы, какие-то слова тут были излишни. Их и так в последнее время оказалось много – слишком много слов при недостаточном количестве действий. Исправлять ситуацию поздно… но остаться в стороне Тэш тоже не мог. Смерив девушку взглядом: от запачканных ботинок не по погоде до расширенных в болезненном ожидании глаз – гном сердито мотнул головой:

– Поживешь пару дней у меня.

– Но…

Баат не стал говорить ей очевидных фраз вроде «Никаких “но”» или «Возражения не принимаются», Мара поняла сама. Отступила на пару шагов, наблюдая за тем, как он надевает куртку, перекидывает через плечо ремень ружья… только когда Тэш остановился у каминной полки, выискивая отброшенные в гневе ключи, девушка еще раз попыталась его отговорить.

В ответ гном зарычал, едва сдерживая злость:

– Теперь, девочка, это моя проблема!

Затем вышел из комнаты. В голове Тэш держал только одну мысль – не проскочить бы мимо кухни и не забыть приказать спрятавшейся там прислуге попридержать Мару до его возвращения. Для всего остального ясный разум требовался в последнюю очередь.