Шепард - это тайна. Шепард - это центр. Я хочу понять его и хочу быть с ним рядом

Миранда знала, кто олицетворяет эту силу. Понимала это очень остро и очень полно. Впрочем, знала, понимала это не только одна она, но и многие другие церберовцы. Олицетворением этой силы, внегалактической силы был землянин Джон Шепард. И Миранда знала, что должна, обязана попытаться развернуть эту силу против Жнецов, оккупировавших «Цербер». Тем более, что Шепард так или иначе знал о её, Миранды Лоусон, существовании, он виделся с ней, взаимодействовал с ней, он помог ей спасти Ориану из лап «так называемого отца». Она подозревала, что и Харпер понимает, насколько силён Шепард, насколько он мощен и потому способен ощутимо напакостить Жнецам, а значит, в первую очередь — «Церберу».

Прагийская проблема больно аукалась Миранде до сих пор. Возможно, вне «Цербера» разумные вполне обоснованно полагали, что некоторая информация действительно для большей части сотрудников является недоступной по самым разным причинам, но Миранда-то относилась, как принято выражаться в журналистской среде, к весьма информированным сотрудникам и уж она-то точно знала, что творилось на Прагии. А то, что об этом не знал Призрак — так это сказочка для бульварной прессы, так сказать, информация для внешнего употребления. Внутри организации, внутри «Цербера» если кому-то что-то было непонятно или неизвестно, до очень многого можно было докопаться, опираясь на знание общих принципов деятельности «Цербера» как структуры. А уж эти принципы для церберовцев не были тайной. Да и мало для кого они были тайной и вне «Цербера» — организации, созданной людьми-землянами и унаследовавшей все проблемы, свойственные людям, как расе.

«Цербер» как структура, если и брался за что-то, то делал всё, чтобы получить приемлемый результат. Приемлемый для него результат. Очень, знаете ли, морально с точки зрения простого землянина-обывателя, покупая в аптеке лекарство, не знать ничего о том, сколько мышек, кошек, собак, свиней, обезьян, другой живности, а также людей погибло при разработке этого лекарства. Потому если человечество в лице «Цербера», прикрываемого Альянсом Систем, влезло в биотическую проблему, то оно непременно захотело получить не просто там первый попавшийся результат, а самый приемлемый результат, то есть самый действенный результат. И естественно, за три десятка лет пришлось приложить к изучению биотики немало усилий и пойти на огромные жертвы — материальные, финансовые, экономические, даже людские. Да, да, людские. Сама Миранда могла судить о жертвах на ниве постижения биотики человечеством как профессионал-специалист, ибо в неё саму эту биотику вколотили сначала генетически, а потом уже, после рождения в биопроцессоре — физически вколачивали, развивая месяцами и годами. Не развивали бы — она бы не умела сейчас даже поджечь факел, висящий на стене в пяти метрах. А сейчас она могла пожечь биотикой трёхэтажный дом, стоящий от неё на расстоянии в полкилометра. И могла сделать биотикой не только это — настолько сильный биотический потенциал не только заложили в неё, но и заставили развить до предела. Не самыми, кстати, гуманно-моральными средствами и способами.

Проблема биотики была очень близка Миранде и, как выяснила Лоусон, она также была близка Шепарду. В его окружении, достаточно близком, кстати сказать, окружении, а именно — среди агентов Отряда были двое биотиков — лейтенант Аленко и та самая Подопытная Ноль, а ныне — мисс Дженнифер, сумевшая убежать с Прагии на захваченном ею лично челноке. Сейчас мисс Дженнифер успешно работала в Академии Гриссома, руководила подготовкой спецгруппы биотиков, можно даже сказать — детей-биотиков. Вот так вот повернулись обстоятельства: она, сама пострадавшая от неистовства и чрезмерного служебного рвения умников Прагийского спецмедцентра «Цербера», теперь учила достаточно жёстко, а временами даже жестоко ненамного более старших, чем она когда-то детей, обладавших незаурядными биотическими способностями, а главное — возможностями. Сам же Шепард, как считала Миранда, получавшая регулярно профильные отчёты разведки «Цербера», спокойно относился к биотике и полагал, что биотика станет обычным для людей явлением в ближайшее десятилетие. Что и говорить, хороший прогноз, если вот только удастся реально победить Жнецов и понести при этом не особо катастрофические потери. А пока однозначной победы над Жнецами не просматривалось даже в более-менее свободных прогнозах и потому следовало обратить внимание не на ожидание победы, а на проблемы, в том числе связанные с этой самой мисс Дженнифер. Биография у этой дамочки с точки зрения старшей Лоусон была весьма пёстрой после успешного побега с Прагии. Её, как оказалось, с распростёртыми объятиями приняли не законопослушные обитатели Галактики, а именно криминальные элементы. Ситуация повторялась один в один — сама Миранда, генетически запрограммированная на использование собственной мощнейшей биотики, развила эту свою способность ценой огромных жертв и потерь и что? Её, сбежавшую от отца, принял только признанный политиками Альянса террористической организацией «Цербер». А ведь биотика — это не только оружие, не только броня, это и средство для лечения многих заболеваний, и средство для создания пусть и короткоживущих, но всё же произведений искусства. Саму Миранду никогда не привлекала перспектива владеть биотикой только как оружием, да и её учителя — и нанятые старшим Лоусоном и те, кто занимался совершенствованием биотической подготовки Миранды в «Цербере» старались соблюдать баланс, некое равновесие между боевой и мирной биотикой. Дженнифер, попавшая в криминальное окружение, вынуждена была использовать свой огромный биотический потенциал прежде всего как оружие и только Шепард стал одним из немногих, кто вернул Подопытную Ноль в русло баланса, побудил, а не заставил Дженни вспомнить, что кроме войны есть мир. И биотика — совершенно не обязательно только оружие. Благодаря переданной Шепардом установке теперь мисс Дженнифер учит студентов-биотиков в прославленной многопрофильной академии. Учит не обычных студентов, а решивших заниматься в спецгруппе, выдерживать не обычную программу, а особую, связанную с повышенными, подчас — высочайшими нагрузками и постоянной угрозой травм и даже гибели. И Дженнифер, насколько могла судить старшая Лоусон из профильных докладов разведки «Цербера», вполне успешно справлялась со своими новыми обязанностями. Хорошо справлялась. Студенты её любят, руководство академии и факультета — ценит. Сама Дженнифер счастлива, она оттаяла.

Миранде было хорошо известно, что Дженнифер любит Шепарда. И только, вполне вероятно, то обстоятельство, что она постоянно находится не на Цитадели и не на борту «Нормандии» не позволяет ей слишком уж активно заявить свои права на то, чтобы стать уже третьей законной женой Спектра-капитана. Думая об этом, старшая Лоусон понимала, что в таком случае между ней и Дженнифер возникнет острая конкуренция. Именно потому, что Дженнифер и Миранда — биотики. Всё остальное — не столь существенно, даже то обстоятельство, что, по данным разведки «Цербера» с деторождением у Дженни было, в отличие от Миранды, всё просто прекрасно — эта вулкан-биотик была заряжена как минимум на восьмерых детей, большинство из которых при благоприятных обстоятельствах будут, конечно же, обладать немаленькими биотическими возможностями.

Ни Миранда, ни Джек не обладали лесбийскими наклонностями, поэтому на этом фронте Миранда могла за себя не опасаться, но она, как сильный биотик знала, что сам биотический потенциал зависит от чувств и эмоций, испытываемых носителем. Старшая Лоусон не могла со всей определённостью утверждать, что Дженнифер, не питавшая к «Церберу» никаких нежных или положительных чувств, однажды не попытается убить Миранду. В том, что Подопытная Ноль уже добралась — в том числе и благодаря Отряду и его синтетам — до самых засекреченных баз данных «Цербера» старший офицер Лоусон не сомневалась и не питала по этому поводу беспочвенных иллюзий.

Так что взаимоотношения между Мирандой и Дженнифер, волей обстоятельств имевших намерение стать законными жёнами одного и того же мужчины не обещали быть ни простыми, ни бесконфликтными. Большей противоположности, чем она — офицер «Цербера» и бывшая закоренелая преступница Джек Миранда не могла бы себе представить, даже если бы очень захотела. Да, благодаря поддержке Отряда — старшую Лоусон не тянуло сейчас вспоминать детали — Дженнифер из психопатки и асоциальной личности, практически лишённой морально-нравственных тормозов, превратилась в весьма адекватную и разумно действующую особу. Тем не менее, уголовное прошлое Дженнифер никуда не делось и оно при случае перехватит управление и разумом и чувством Дженни. А объектом недовольства и ненависти Джек в почти исключительной степени станет она, Миранда Лоусон. И Дженнифер не будет сдерживаться. Она найдёт успокоение только тогда, когда убьёт Миранду. Физически убьёт. Просто потому, что убив старшую Лоусон в честном поединке, она докажет свою силу и свою состоятельность. Что ни говори, а на стороне Дженнифер уже сейчас два преимущества. Целых два: мощнейшая вулканическая биотика и способность безопасно и гарантированно зачать и родить не одного, а многих детей. По биотическому потенциалу Дженнифер уже сейчас превосходила Миранду и офицер Цербера вынуждена была это признать хотя бы внутренне, для самой себя. И совершенно превосходила Миранду эта размалёванная татуировками биотичка в чисто женском потенциале. Здесь Миранда тягаться с бывшей закоренелой преступницей, а ныне — элитным преподавателем спецгруппы биотиков престижной Академии Грисома не могла в принципе.

Самокритично оценивая свои шансы в противостоянии с Дженнифер, Миранда была вынуждена признать также, что не она, а именно мисс Дженни олицетворяла ту силу, благодаря наличию которой человечество теперь говорило со Старыми Расами как равное с равными. Правда, следовало признать и другое: Дженнифер действительно страдала, обретая эту силу своего биотического потенциала. Страдала тогда, когда в наибольшей степени должна была радоваться жизни и ощущать себя ребёнком. Дженнифер, пройдя через полосу страшных нагрузок, смогла стать одним из ведущих профессионалов-биотиков, которыми располагала к настоящему моменту времени человеческая раса. Только то обстоятельство, что земляне в короткие сроки сумели освоить биотику не только на бытовом, но и на профессиональном уровне, пусть и не всегда полностью и до конца, заставило сообщество Старых Рас Млечного Пути с большим уважением относиться к человечеству — расе-неофиту в Большом Космосе. Обвинение землян Старыми Расами в том, что те слишком быстры, слишком многочисленны и слишком активны родилось не на пустом месте, оно имело под собой серьёзные основания. Именно так смотрели на людей Старые Расы — хоть турианцы, хоть азари, хоть саларианцы. Неофиты-люди, думали они, будут робки, покладисты, трусливы. А получилось по-иному. Человечество ринулось в космос, стало основывать колонии на многих планетах одновременно, корабли землян, кстати, не только Альянса Систем, но и нескольких других стран — Кореи, Японии, Китая, России тоже стали достаточно известны в Большом Космосе, хоть и в разной степени.

Для того, чтобы наладить взаимоотношения, трёх десятков лет в масштабах галактики — слишком мало. Мало, как оказалось, даже несколько сотен лет. Последнее утверждение справедливо, если под теми, кому оказалось этого мало, понимать именно Старые Расы. Может быть, кому-то из них и хватило этого времени для чего-нибудь пристойного, но результат, как уверяли объективные, многократно перепроверенные данные, за правильность которых сборщики отвечали собственной жизнью, а не только здоровьем, всё равно оказался неприемлемо незначительным. Просто — никаким оказался. Галактика очутилась перед лицом внегалактического врага разделённой. А, как известно, «дом разделённый выстоять не сможет». Увы. Это известное землянам выражение, несущее в себе мрачный могильный смысл, оказалось известно и многим Старым Расам.

Человечеству, как понимала Миранда, очень не хотелось гибнуть. Ни тогда, во времена войны первого контакта с турианцами, возжелавшими вбомбить человечество в каменный век, но так и не успевшими, в который уже раз не успевшими, а точнее — просто не сумевшими вовремя это сделать, ни сейчас, во времена противостояния с Жнецами. Далеко не всем церберовцам хотелось становиться хасками. Всё же люди отличались просто природной, врождённой изворотливостью, а глупцов и тупиц в своих рядах «Цербер» не терпел изначально. Миранде временами казалось, что даже хаск-Харпер понимает — контингент подчинённых ему достался не самый покладистый. Да, можно воздействовать на нижестоящих по иерархии силой, но каков будет результат? Рано или поздно любой хаск просто пропадал, становясь пастой для строительства нового корабля. Рано или поздно он переставал существовать даже физически. И эта перспектива многих церберовцев заставляла изыскивать уже сейчас пути для того, чтобы попытаться, а если возможно будет — то и постараться избежать перспективы гибели — хоть в образе и подобии хаска, хоть в образе и подобии человека.

Потому-то Миранда очень рассчитывала на то, что проект «Галактическое Сопротивление» одержит победу над Жнецами. Если, конечно, во главе этого проекта или в составе его участников побольше будет таких разумных, как Шепард. Сама она очень рассчитывала поучаствовать в войне с Жнецами на стороне Сопротивления, пусть даже и не являясь его частью, пусть в качестве сочувствующей, но сочувствующей не словами, а делами. То есть активно помогающей. Старшая Лоусон понимала, что вообще-то она в том числе должна уплатить Шепарду за его помощь в деле спасения от загребущих рук «Цербера» в целом и старшего Лоусон в частности своей сестры Орианы. Уплатить реально, хотя, конечно, Шепард ни разу даже не заикнулся о какой-либо плате за эту помощь. Уж такой он человек.

Старшая Лоусон прекрасно понимала, что успех будет там, где будет Шепард. Только он способен остановить этого внегалактического врага, каким являются Жнецы, упорно и успешно наступающие на множестве фронтов и вербующие своих сторонников конвейерными методами с помощью индоктринации. Только Шепард способен покарать Жнецов, всю их организацию, всю их структуру, только он способен остановить круговорот Циклов, круговорот Жатв, раз за разом имевших самые печальные апокалиптические итоги для новых и новых рас, рискнувших развиться на просторах Галактики.

Над проблемой роли Шепарда в современной истории Галактики Миранда размышляла постоянно, едва только появлялась для этого малейшая возможность. Наверное, даже формально причислив себя к полулюдям, Миранда всё же опасалась сделать окончательный шаг и стать нечеловеком. А человеку и даже получеловеку так свойственно уповать на высшую силу. Такой высшей силой для Галактики, как была уверена старшая Лоусон, являлся носитель загалактических и внегалактических возможностей и способностей — Спектр Джон Шепард.

Здесь она привычно одёргивала себя. Раз за разом одёргивала. Не пристало с таким трудом реабилитировавшему себя старшему офицеру «Цербера» Миранде Лоусон так исходить слюнями и сопливыми сновидениями при одном только вольном или невольном, словесном или мысленном упоминании этого мужчины. Да ещё и к тому же не принадлежавшего к числу «славных многими делами» церберовцев. Только вот эти одёргивания мало помогали. Раз за разом Миранда Лоусон представляла себя в объятиях Шепарда и раз за разом напоминала себе, что он женат, более того — дважды женат и имеет аж четверых детей — двух синтетов и двух органиков. На это обстоятельство, как понимала офицер «Цербера» Лоусон по прозвищу «Снежная Королева», можно и даже нужно посмотреть двояко. Первое — Шепард необычайно успешен как человек и как офицер, а второе — он не стремится направо и налево проявлять свои загалактические возможности и способности, которые у него, безусловно, имеются во множестве. Короче говоря — он не стремится прослыть «не от мира сего», проще выражаясь — прослыть монстром. Ибо его возможности велики, чему есть определённые свидетельства, может быть не заметные большинству разумных, но для внимательных и вдумчивых — предельно очевидные. А Миранда привыкла причислять себя именно к таким, способным увидеть невидимое для других разумных.

Привычно расставляя приоритеты, старшая Лоусон не останавливалась и не зацикливалась на дальних прицелах и высших уровнях. Она, как любое разумное существо, желала улучшить и свою собственную жизнь. А в том, что она может очень существенно улучшить свою собственную жизнь, если сблизится, насколько это возможно вообще, с таким человеком, как Шепард, она была не просто уверена — убеждена. Если уж от такой малости, как общение с Шепардом, многие разумные в короткие сроки кардинально менялись в лучшую сторону, то уж от близкого знакомства с Шепардом сама Миранда ждала не больше и не меньше, как обретения способности к зачатию, вынашиванию и рождению детей. Увы, она, как сама понимала, не была здесь оригинальна: одно дело — желать поражения Жнецам, а другое дело — желать избавиться от проклятия, наложенного на неё «как бы отцом»: и вроде выглядит, как женщина, даже не просто женщина, а само совершенство, а забеременеть и родить — не может, потому это не женщина, а полуженщина. Тело — женщины, а вот статус…

Да, возможно, моралисты и поборники высот нравственности сочли бы её, Миранды Лоусон, намерения относительно Шепарда, чрезмерно меркантильными. Пусть так, самой Миранде было прекрасно известно, что миром правят не идеалы, а именно приземлённые интересы — когда дальние, когда ближние. И потому Миранда Лоусон рассуждала просто и чётко: Шепард дважды женат, а там, где две жены — там и третьей жене место найдётся. То есть найдётся место рядом с Джоном Шепардом и ей, Миранде Лоусон. И для того, чтобы стать женой она, младшая Лоусон, готова идти на любые жертвы и преодолевать любые препятствия. Потому что близость к Шепарду и, чего там уже особо скрывать, физическая близость с Шепардом нужны не какому-то там хаску Призраку-Харперу, а ей самой.

Привычно охлаждая разошедшееся воображение и постоянно проявляющиеся всё новые и новые желания относительно Шепарда, Миранда Лоусон вспоминала, что к церберовцам любого уровня Шепард поистине беспощаден. И она знала причину этой беспощадности: пропажа возлюбленной, точнее — первой любви Джона — некоей Дейны. Известной и результативной спортсменки, достаточно цельной личности. Может быть, Шепард не имел определённых доказательств, точных доказательств того, что в пропаже Дейны виновен «Цербер», но Миранда привычно предполагала, что внутренне он догадывается, точнее — имеет список возможных причастных к такой ситуации структур. И в этом списке, как была не просто уверена, а железно убеждена Лоусон, «Цербер» занимает одну из самых верхних строчек. Не надо быть особой провидицей, чтобы понимать — явись сейчас Миранда к нему и попытайся хотя бы договориться о сущих пустяках — она уже не отделается легко: Шепард её просто уничтожит. В лучшем случае — арестует и заключит в Тюрьму Спектров на Цитадели. А оттуда, как хорошо знала старшая Лоусон, никому из церберовцев — хоть обычных, хоть хаскизированных — убежать ещё никогда не удалось. Не было таких церберовцев, которые оказались бы способны убежать с Цитадели из так называемого места лишения свободы.

Была у Миранды одна информация, которая доказывала, что Дейна, которую столь рьяно разыскивает по Галактике Джон Шепард, действительно находится в распоряжении одной из ячеек «Цербера». Только вот эта информация была похожа на искусную наживку, проглотив которую, Миранда проявила бы нелояльность, что дало бы возможность Харперу на законных основаниях уничтожить личность Миранды, подвергнув старшую Лоусон хаскизации. Полной хаскизации, к тому же. Нет, если она не даст хода этой информации за пределы «Цербера», ей в принципе ничего не угрожает — внутри «Цербера» циркулировали, использовались и хранились и не такие многозначащие пакеты данных. И изучать эту информацию сама Лоусон, как старший офицер, могла бы очень долго — столько, сколько сама захотела бы. А вот передать Шепарду или кому-то из её окружения… тут она сразу подписала бы себе смертный приговор, который с учётом происшедших в «Цербере» изменений означал бы, если просто выразиться, стирание личности Миранды Лоусон и замену этой личности на стандартного хаска — в меру глупого, в меру расторопного, но очень исполнительного и крайне послушного.

Общая информация о Дейне хранилась у Миранды на отдельном ридере и сама старшая Лоусон понимала, что этот ридер — не единственная копия этой информации. Далеко не единственная. Первый же файл способен был ввести Шепарда в неописуемую ярость: на вполне чёткой фотографии была запечатлена Дейна, обряженная в костюм «испытуемой» — стандартный закрывающий всё тело комбинезон, но — со странным приспособлением на голове. Миранде это приспособление было хорошо знакомо: с его круглосуточного декадного ношения начиналась подготовка захваченного разумного, чаще всего — человека, к прохождению «Линии Страданий», с которой сходили мстители и фантомы. Для их производства использовались преимущественно женщины и девушки, часто — обладавшие изрядной спортивной подготовкой. Дэйна, как профессиональная спортсменка, имела все шансы попасть в очень скором времени на «Линию Страданий» и стать фантомом — в этом Миранда была убеждена.

Дэйна на снимке, открывающем собрание файлов с материалами, выглядела послушной и даже покорной. По-иному и быть не могло — спецы и умники, работавшие в этом секторе «Цербера» были профессионалами и ошибок не допускали. Устройство в течение декады подавляло все центры, отвечающие за волю субъекта-носителя, глушили неуправляемые позывы к сопротивлению, ослабляли предельно те, которыми субъект мог хоть как-то управлять. Так что на конвейер «Линии Страданий» поступал вполне годный «материал». В последнее время нагрузка на этот конвейер по требованию Жнецов возросла — об этом старшей Лоусон было известно. Проверив логи конвейера, она убедилась в том, что тот код, под каким была зарегистрирована Дэйна, на входной портал конвейера не поступал. Менять такие коды в «Цербере» не было принято, значит, Призрак, знавший важность и ценность Дэйны для Шепарда, приберегал эту девушку для каких-то своих планов. А пока… Пока у церберовцев были десятки возможностей, чтобы держать Дэйну в повиновении — вплоть до круглосуточного многомесячного сна.

Миранда пересмотрела ещё раз все файлы этого ридера, повторно ознакомилась со всем их содержимым и в очередной раз убедилась в том, что в этом собрании отсутствуют ключевые данные, среди которых первенствующее значение имеет место содержания Дэйны. Даже Миранде, как старшему офицеру «Цербера» не была известна дислокация всех без исключения ячеек «Цербера», а ведь их были не десятки — сотни. И Дэйна с равной вероятностью могла содержаться на подземной, наземной, станционной околопланетной базе или вообще пребывать на борту одного из многочисленных фрегатов «Цербера», не выполнявших никаких боевых заданий и не вступавших в поединки с силами Сопротивления и тем более с Жнецами. Так что говорить с Шепардом было не о чем. А начать интересноваться тем, где именно держат Дэйну — означало расписаться в нелояльности и подписать себе смертный приговор. Во-первых, проштрафившейся относительно недавно и с трудом вернувшейся к прежнему уровню Миранде Лоусон никто бы не доверил такую секретную информацию — просто по факту подозрений в нелояльности, а во-вторых, сомнительно, что ей не дадут в руки дезинформацию.

На войне как на войне. Внутренне смирившись с тем, что Дэйна рано или поздно попадёт на «Линию Страданий» (этот конвейер трансформационных установок в «Цербере» именовали по-разному, но чаще всего именно так — «Линия Страданий». Чего-чего, а страданий те, кого трансформировали на этом конвейере, на каждом из его постов испытывали предостаточно.), Миранда посчитала возможным не рисковать собой для реализации весьма призрачного шанса на спасение Дэйны из лап своих сослуживцев. Она также не захотела, чтобы Шепард связывал её, старшую Лоусон с тем возможным исходом, при котором поиски Дейны могут даже в случае передачи ему этой информации не увенчаться успехом. Пусть уж лучше продолжает поиски своей возлюбленной своими, стандартно-обычными для него средствами и методами. Скорее всего, Дэйну ожидает трансформация в фантома, для мстителя церберовцам нужны были несколько другие параметры «входного материала». Миранда с трудом представляла себе, что Шепард сорвётся вот сейчас с Цитадели на поиски Дэйны. Ему-то хорошо известно, что без точных координат поиски затянутся на декады, если не на месяцы.

Поняв, что не передавая Шепарду содержимое этого ридера, она облегчает себе не только нынешнюю, но и будущую жизнь, Миранда вернулась к размышлениям о том, что ей следует сделать, чтобы встать рядом с Шепардом. Встать на уровень законной жены, не ниже. Быть его любовницей, прекрасно помня и зная о том, что Шепард отличается предельной верностью и преданностью своим законным главным подругам, коих у него уже две и у каждой от него дети, старшая Лоусон отказалась наотрез и каждый раз, задумываясь о перспективах своих взаимоотношений с Шепардом подкрепляла этот отказ.

Обновление

Однажды всерьёз подумав о том, чтобы стать женой Шепарда, пусть даже третьей по счёту, Миранда критически стала оценивать себя, прежде всего озаботившись ответом на вопрос, что же в ней такого осталось от земной, обычной женщины, а точнее — девушки. Оказалось, что не так уж и мало.

Шепард любит умных собеседниц? Она достаточно умна, чтобы поддержать разговор на большинство обычных и многие необычные темы, не стремясь, между тем непременно самой захватить и надолго удержать инициативу в обмене мнениями. Шепард любит красивых собеседниц? Она достаточно красива, чтобы большинство обычных мужчин-землян постоянно сворачивали шеи, стремясь подольше смотреть на неё и исходили слюнями, представляя в мечтах, как они с ней, хм, общаются. Если уж азари способны влюбить в себя большинство землян-мужчин, приложив, конечно, к этому, некоторые усилия и использовав некоторые расовые возможности, то уж она-то, не будучи совсем уж инопланетянкой, сможет влюбить в себя Шепарда. Сможет, но не станет этого делать насильно, ибо понимает, что он такое не оценит положительно. Потому она просто постарается ему понравиться. Обычными, не экстремальными способами и методами. А средств у неё для этого хватит.

Конечно же, она следовала стандартным сценариям, примеряя себя на роль сначала близкой подруги Шепарда, а потом уже — законной жены. И прекрасно понимала, что Шепард ценит прежде всего высокоуровневое нормативное общение. Простое общение, лишённое налёта излишней сексуальности, позволяющее проявить личные качества собеседника, не переходя при этом опасной черты и не форсируя ситуацию и прохождение стандартного сценария. Миранда, используя возможности «Цербера» постаралась собрать как можно больше информации о капитане-Спектре, в том числе и о его психологическом портрете. Благо, «Цербер» отслеживал и изучал столь заметных личностей, намереваясь, конечно же, при случае, использовать их в своих интересах.

Да, Миранда прекрасно помнила, постоянно помнила, что сейчас уже надо планировать всё с учётом реально осуществляемого противостояния с Жнецами. И пусть «Цербер» управляется хаском Призраком, она уже приняла решение и от своего решения не отступит. Она не станет хаском добровольно, потому что… Потому что она просто-напросто не исчерпала ещё свой потенциал, как человек. Она очень хотела понять, почувствовать, осознать, что это такое — быть обычным земным человеком, ведь большую часть своей сознательной жизни она провела в совершенно нечеловеческом режиме существования, деятельности, работы. Теперь ей хотелось не вернуться в детство, которого, как она понимала, её лишил напрочь «так называемый отец», она хотела пройти дорогой, доступной любой взрослой девушке, уже получившей прекрасное образование, имеющей высокооплачиваемую работу и лишённой заскоков, свойственных ранней молодости.

Если Шепарду нужна не просто жена, а боевая подруга, способная рядом с ним участвовать в боевых столкновениях с Жнецами и их приспешниками, то все боевые возможности и способности Миранды, включая боевую биотику будут к услугам капитана-Спектра. Она прекрасно помнит, что Шепард не держит на борту кораблей отряда гражданских людей, не желает рисковать их жизнями. А Миранда Лоусон — воин. Она — старший офицер, постоянно тренируется с винтовками, пистолетами, гранатами, в целом — всем необходимым пехотным арсеналом, какой только можно достать на галактическом рынке за весьма круглые суммы кредитов.

И без винтовок и пистолетов она далеко не безоружна: её тело — совершенная боевая машина и она знает, что способна чисто физически уничтожить десяток весьма подготовленных мужиков, закованных в бронескафандры и прекрасно вооружённых, используя только силу и гибкость своего тела. А уж если она подключит биотику, то её боевая мощь резко возрастёт, даже если она не будет стрелять во врагов из пистолетов или винтовок, не будет бросать в противников гранаты. Так что… Она не будет обузой для Шепарда и сама в одиночку способна доставить врагам немало неприятностей. Почему-то даже сейчас она считала, что Шепард не будет разочарован, пожелав убедиться в её боевом военном потенциале. Старшая Лоусон всегда помнила простую максиму: подруга такого человека, каким являлся Шепард, должна быть готова разделить с ним всё время жизни, проще говоря — быть рядом с ним и вместе с ним и в военное и в мирное время.

Шепард отодвигает своих сокомандников себе за спину, если чувствует, что им угрожает малейшая опасность? Она не будет против подчиниться Шепарду, который, конечно же, будет не только видеть, но и чувствовать в ней женщину и потому будет стремиться особо оберегать её от неприятностей. В ней ведь так редко земляне, да и не только люди видели полноценную человеческую женщину. Чаще всего видели либо только привлекательное женское тело, которым хотели монопольно обладать, совершенно не интересуясь мнением на этот счёт самой Миранды, либо видели только чрезвычайно высокообразованного разумного, спорить с которым на большинство тем было просто бесперспективно — прошедшая суровую многопрофильную подготовку Миранда была готова вести дискуссии в круглосуточном режиме без всяких там перерывов на обед и на сон и использовать при этом свою поистине бездонную память, объёмы и содержимое которой землян, уже крайне неосмотрительно и, прямо сказать, неосторожно рискнувших с ней «зацепиться языками» просто повергали в ступор, а затем — в уныние.

И она всегда при этом использовала самые последние данные и не только из Экстранета — до многого она докапывалась сама, пользуясь развитым логическим и эмоциональным мышлением. Размышляя о личности Шепарда, Миранда постоянно приходила к выводу, что он-то точно способен оценить её всю, со всеми её возможностями, как телесными, так и интеллектуальными. И он не будет видеть в ней только красивое женское тело, не будет видеть в ней только заучку и зубрилу.

Ни бои, ни опасности не могут быть бесконечными. Так уж заведено в этом мире. И потому после того, как она и Джон вернутся куда-нибудь, в безопасное место, они смогут побыть наедине. Побыть рядом друг с другом. Совершенно не обязательно в постели, совершенно не обязательно занимаясь любовью.

Миранда, обладавшая многопрофильной информацией о капитане-Спектре, понимала, что он никогда не видел, не видит и не хочет видеть в женщинах и девушках только объект для реализации своих инстинктивных мужских желаний. Он способен уважать девушку, уважать женщину как целостную личность и восхищаться не только её телом, но и её умом. Восхищаться необидно. Шепард умеет нравиться женщинам и девушкам так, что они влюбляются в него десятками и сотнями — об этом Миранде было слишком хорошо известно. И она, старший офицер «Цербера» Миранда Лоусон имела возможность убедиться в непреодолимой привлекательности Шепарда для неё ещё тогда, когда он помогал ей защитить сестру.

Если даже предположить, что именно группа высадки под командованием Шепарда каким-то образом лишила её выполнить поставленную Призраком задачу в одной из колоний, то ведь и она и её коллеги остались в живых. А невыполнение задачи по независящим от неё обстоятельствам — вполне обычное явление, ведь даже Призрак понимает, что она — не всесильна. И потому она знает, что когда рядом с ней будет Шепард, она будет… счастлива. Ибо он — один из немногих землян-мужчин, способных полностью удовольствоваться малым, не заставляя партнёра, собеседника идти на крайности. Одно его присутствие рядом, в чём Миранда могла неоднократно убедиться, действовало на любую женщину столь многогранно и приятно, что продаться и отдаться Шепарду просто так, забесплатно, то есть даром, большинство женщин считали не просто возможным — необходимым. Теория Ключа Соответствия была хорошо знакома Миранде, она многое была способна пояснить в межличностных взаимоотношениях разумных органиков.

Возможно, Шепард почувствовал, понял, что Миранда тоже не совсем уж обычный человек. По-своему необычный. А необычные люди вынуждены объединяться с себе подобными, ибо для обычных они… опасны, непонятны, часто — непостижимы и потому — неприемлемы. Он — эн-семёрка, его подготовленность превышает подготовленность обычного земного армейского офицера, даже офицера ВКС большинства стран Земли в десятки раз. Уже это обстоятельство накладывает свой отпечаток на взаимодействие Шепарда с такими офицерами. Да, он умеет работать как обычный офицер, но он предназначен не для простых армейских операций, а для крайне сложных, исход которых часто предельно неоднозначен. Получившая ценой острых и глубоких страданий прекрасную многопрофильную подготовку Миранда в «Цербере» тоже быстро перестала заниматься обычными проблемами — Призрак стал назначать её на операции, требовавшие высокопрофессионального руководства и командования, при этом он учитывал, что и сама Миранда не просто штабной офицер, но и полевой воин и эти её возможности надо реально использовать.

Её внешность, её манеры, её поведение о многом говорили окружающим разумным, заставляя их вести себя с Мирандой осторожно. Не бережно, а именно осторожно — беречь окружающим приходилось не Миранду, а себя. Так что для Лоусон не было необходимости добавлять какие-либо явные обозначения — и такие внутри «Цербера» существовали, для внутреннего, конечно, употребления, к хорошо заметному «кристаллу» Цербера. Она сама своим видом свидетельствовала — лучше с ней не шутить, лучше с ней не задираться, ибо ответом может быть смертный приговор для посмевшего неудачно пошутить и пристать к офицеру «Цербера». А с Джоном она сумеет безобидно пошутить и поприставать к нему безопасно тоже сумеет. Ей это будет приятно сделать и не раз, ведь она примерно равна ему по возможностям, пусть и не в полной мере, но равна. А равные всегда найдут возможность приятно и полезно пообщаться между собой. Даже поиграть, подурачиться.

Ей совершенно не нужно, чтобы Шепард её непрерывно развлекал, чтобы он всё время, когда общается с ней, веселился, смеялся и шутил. Она вполне способна понять, что он тоже устаёт, что у него тоже могут быть опасения, страхи, упадки сил. Да мало ли в человеке такого, что он старается держать внутри себя, а если и показывает, то только самым близким людям. Миранда хотела стать для Шепарда близким человеком. Близким не только по формальному юридическому статусу законной супруги, нет. Но и по способности понять его без слов — ведь он, что бы там кто ни говорил, мужчина, а они в своём большинстве зациклены на том, что должны держать всё в себе — все проблемы, все вопросы, всю слабость свою. Обычную, человеческую слабость. Миранда была бы счастлива понять Шепарда вот так, молча и при этом — глубоко. Так понять, чтобы помочь ему своим пониманием. Иногда для мужчины очень важно не то, что женщина ему помогает чем-то вроде своих собственных действий или слов, а то, что она его понимает. Понимает, разделяя с ним его слабость, делая его сильным не потому, что он обязан быть сильнее и мощнее женщины круглосуточно и круглогодично, а потому, что она видит в нём обычного человека. Да, героя, да, силача, да, способного, если надо, горы свернуть и реки повернуть вспять. Но при этом — обычного человека. И помогать ему своим, женским потенциалом именно как обычному человеку. Не только и не сколько, как герою. Героем он может быть для других, а для неё — он обычный человек.

Выслушать и понять, выслушать и принять, выслушать и суметь сопереживать, выслушать и суметь поддержать. Простое искусство, но какое же оно сложное оказывается в реальности. От героя все окружающие ждут подвигов, ждут превозмогания, ждут преодоления. И мало кто из ожидающих понимает, что и герой нуждается в чём-то очень простом, приземлённо-обычном. Ему же чаще всего достаются только ожидания, а не нужная, подчас — необходимая ему поддержка. Точная поддержка. Миранда могла себе представить, могла понять, насколько Шепард не желает применять везде и всюду свои загалактические, внегалактические возможности и способности. Он применяет их, конечно, применяет, но применяет завуалированно, они чаще всего подпитывают, совершенствуют его обычные человеческие возможности и способности, которые у Шепарда в силу его судьбы, жизни и подготовки и без того немаленькие. А загалактические способности и возможности, которыми он, безусловно, щедро наделён, оттачивают его человеческие возможности и способности. Потому-то его очень многие разумные ценят, уважают и… любят.

По-разному любят. Но любят — это точно. Потому что такого человека, такую личность, как Шепард, нельзя не любить. Как минимум его нельзя не уважать. И его уважают даже враги. Уже сейчас большинству его возможных или реальных оппонентов ясно, что Шепард появляется там, где необходим перелом, кардинальный перелом ситуации, её развития в нужную, необходимую, оптимальную сторону. Шепард появляется там, где труднее всего, там появляется, где нужна победа. И он ломает ситуацию, переступает пределы и рамки, потому что знает, понимает и чувствует — так сделать необходимо и кроме него это сделать никто из разумных не может.

Потому он — Спектр. Спектр не только по званию и по должности, не только по статусу, но и по сути. Он действительно занимается, реально занимается проблемами галактической безопасности. И при этом он не стремится играть роль всемогущего бога… Хотя может играть эту роль, используя свои загалактические и немалые человеческие возможности и способности. Он понимает, что боги не могут вмешиваться в реальную действительность всегда, везде и всюду. Они чаще всего просто существуют и своим существованием заставляют обычных разумных быть ещё более разумными, стремиться стать лучше.

Даже богам нужна поддержка. И Миранда была готова поддержать Шепарда всем, чем она может. А может она многое. Быть просто рядом с ним тогда, когда ему это больше всего необходимо, давать ему возможность быть самостоятельным, руководить, приказывать — тогда, когда это будет необходимо. Помогать ему одним своим присутствием, подпитывать его, давать возможность стать обычным человеком, отдохнуть от изматывающего груза ответственности и чужих ожиданий.

Миранда часто представляла себя сидящей рядом с Шепардом. Просто на земле, просто на полу коридора корабля или каюты. Сидящей и держащей его за руку. Вот так, чтобы пальцы переплетались. Пусть даже сидящей спина к спине с Джоном. Он молчит, он размышляет, думает. Ему не нужны сейчас слова Миранды, но ему нужно её присутствие. Просто присутствие рядом. Он рад чувствовать её тепло, её энергетику, её тело. Он не смотрит на неё, он смотрит в совершенно другую сторону, но он знает, что она изредка мягко посматривает на него своим уникальным широкоугольным чисто женским взглядом и этот ласкающий взгляд помогает ему. Она чувствует, как сжаты его зубы, как напряжены его губы, чувствует, что его думы — не самые простые и уж точно не самые приятные. И помогает ему справляться с размышлениями. Просто своим присутствием, своим чутким отношением, своим молчанием.

Его рука держит её руку. Держит мягко, в любой момент Миранда может расцепить пальцы и подняться, может уйти. Но она не уйдёт, не будет расцеплять свои пальцы с его пальцами, потому что знает, чувствует, понимает — она ему сейчас нужна. Он не может быть всё время одинок, хотя… он почти всегда одинок, как и любой разумный, знающий, понимающий и умеющий то, что абсолютно недоступно остальным его соплеменникам и соотечественникам.

Она прекрасно понимает, что для него, как для мужчины важнее всего дело, которому он будет отдаваться полностью и без остатка. Без такого дела мужчины… вырождаются. И для Джона таким делом является служба в армии, служба в ВКС. То, что он сейчас — Спектр Совета Цитадели — это только вариант службы, армейской службы. Он просто занят тем, что умеет делать лучше всего. А умеет он лучше всего воевать и командовать. Правда, командует он достаточно специфическим манером: он сам ходит в атаки, сам ходит на высадки, сам воюет, а не проводит часы и сутки над картами и планшетами, зная о боях только как о передвижении пиктограмм по экрану виртуализатора.

Он будет летать. Сейчас да, он на Цитадели и пробудет там год. А потом начнётся почти непрерывная полоса боёв и схваток, в которых Джон будет опять на острие. И обязательно будут минуты, когда он, капитан Шепард будет испытывать потребность повидаться с ней, подойти, обнять за талию, положить голову ей на плечо, мягко так положить, приятно и — замереть. И она будет знать, что ей самой его присутствие вот прямо здесь и сейчас — необходимо. Да, война будет продолжаться, она ведь никогда не прерывается. Только, возможно, затихает. Они будут смотреть в иллюминаторы на корабли, которые готовы отправиться в новое сражение, в новый бой, они будут смотреть на экраны, где эти корабли будут представлены простыми пиктограммами. Они будут смотреть на эти корабли на экранах и в реальном космосе и будут понимать, что эти минуты принадлежат прежде всего им двоим. Есть такие минуты, которые важны только для двоих разумных, что бы ни происходило вокруг.

Потом, через несколько минут… Все эти минуты, сколько бы их ни было у них двоих, хотя бы только одна, одна единственная — будут принадлежать только Миранде и Джону… Через несколько минут он уйдёт. Уйдёт не только руководить. Уйдёт воевать. Уйдёт, оставляя её позади, но понимая, зная, ведая, что она при случае тоже уйдёт в бой. И он, Джон Шепард должен будет отпустить её. Потому что… Потому что это — её бой. И она тоже должна чувствовать свою реальную, полную силу. Знать эту силу, уметь ею, этой силой пользоваться. Не на тренировке, не на полигоне — в реальном бою. С реальным врагом.

Она знает, что он будет рисковать. Без риска он не может. Таков он, Джон. Её мужчина. Рядом с которым она, Миранда Лоусон, чувствует себя женщиной. Она, конечно, будет волноваться, будет переживать, будет плакать. Тихо так, незаметно, беззвучно. Потому что будет знать — Джон достоин её слёз, достоин её волнений, достоин её переживаний. Он — достоин. Один среди множества мужчин. Он один — достоин. Он это доказал, доказывает и будет, как уверена Миранда, доказывать это и дальше, в близком и отдалённом будущем. Во всём будущем, которое они пройдут насквозь. Вместе и рядом пройдут. Он и она.

Да, она — биотик, а он — не биотик. Для него потому привычнее физическая сила, огнестрельное и холодное оружие. Возможно, кто-то из разумных сочтёт это существенным различием, а для Миранды — это возможность. Возможность дополнить Джона. Потому что он достоин этого дополнения, потому что он сам дополняет её.

Ей не нужен портет Джона — его образ она вполне способна хранить в памяти и в сердце. Сейчас, пока она здесь, в Цербере, это — лучшее решение. Незачем давать Призраку и его соглядатаям пищу для размышлений. И не только для размышлений — для вполне прогнозируемых и очень неприятных попоследствиям для неё, Миранды Лоусон, действий. Когда же она окончательно уйдёт к Джону, покинет Цербер, она, безусловно, сделает всё, чтобы у неё был портрет Джона. Хороший такой портрет. Ей вполне будет достаточно только лица Джона — остальное она в состоянии «дорисовать» мысленно сама. И она, когда Джон будет воевать где-то там, на высадке, будет смотреть на этот портрет, будет смотреть и помогать Джону своим взглядом. Она уверена: он будет тогда чувствовать этот её взгляд. И будет ему легче тогда. Легче воевать, легче побеждать врагов. А она будет смотреть и знать, что он стал сильнее, стал быстрее, стал лучше. Потому что она поддержала его, своего, достойного её мужчину. Поддержала так, как может поддержать только она, его женщина.

На этом портрете Джон будет обычным человеком. Может быть, он будет улыбаться, может быть у него будет приоткрыт рот — просто от изумления или от удивления. Пусть. Ей нравится, когда он реально освобождается от своего психопанциря, ведь рядом с ней он предстаёт обычным человеком. Рядом с ней. Одной из немногих своих женщин. Другие женщины, не принадлежащие к его ближнему кругу, могут десятки раз пытаться продать душу любой Высшей Силе — Джон останется глух к их потугам. А с ней он будет истинным, настоящим. Потому что она ценит естественность, ценит натуральность, ценит искренность, которых так мало в окружающем их обоих мире.

А когда бой окончится и наступит время передышки, Джон вернётся и засядет за документацию. Он ведь командир, работа с документами — часть его обязанностей. Да, он умеет работать с документами быстро и качественно, эта возня с файлами и ридерами не будет занимать у него много времени. Она обязательно будет приходить к нему и они вдвоём будут ещё больше ускорять эту работу. Джон обязательно будет посматривать на неё, ненадолго отвлекаясь от текстов и она будет чувствовать его заинтересованный взгляд. Таковы все мужчины — интерес к женскому телу у них заложен настолько глубоко… И ей этот взгляд Джона будет приятен, ибо она будет знать и чувствовать — даже сейчас она не только офицер и командир, но прежде всего — женщина. И ради того, чтобы почувствовать этот взгляд ещё и ещё раз, она будет держать себя на самых драконовских диетах, истязать в тренировочных залах, изводить на тренажёрах. Она знает — он не любит излишней косметики ни на женских лицах, ни на женских телах. И она, как оказалось, вполне соответствует этим его ожиданиям — ей не придётся напрягаться, не придётся ничего менять. Она способна обойтись совсем без косметики — только бы Джону было приятно. Она будет чувствовать его заинтересованный взгляд и знать, что она прекрасна, что она восхитительна, что она обворожительна. Взгляд такого человека, как Шепард, для любой здравомыслящей женщины дорого стоит. Ибо Джон такими взглядами, такими взглядами не разбрасывается. Чаще всего он смотрит на женщину просто и холодно. Держит себя в руках и в рамках. А Миранда постарается, чтобы она чувствовала на себе такие холодные и простые взгляды Джона как можно реже. Она сделает всё, чтобы никогда больше не чувствовать такие безразличные взгляды Шепарда.

Работа с документами не может быть бесконечной. Тем более, когда рядом — Джон. И они обязательно будут расправляться с этими надоедливыми ридерами очень быстро. Потому что они хотят быть вдвоём, быть рядом. После того, как Джон просмотрит, изучит последний файл в последнем ридере, Миранда увлечёт его за собой и они вдвоём перейдут на диван в мягкий уголок. Он сядет, а она устроится у него на коленях. Или рядом с ним сядет, взобравшись на диван с ногами и прижавшись спиной к Джону. Потому что ей так необходимо. Потому что ей так приятно. Джон обнимет её за талию, обопрётся рукой о спинку дивана, а она… она обопрётся рукой о его колено — он ведь тоже обязательно расслабится, тоже закинет хотя бы одну ногу на диван. Он любит так расслабляться, она помнит об этом. Она положит свою руку поверх руки Джона. Той самой руки, которой он обнимает её за талию. Он обязательно расскажет смешную историю и они будут смеяться, смеяться свободно и им будет весело. Она будет хохотать, раскрепощённо, открыто хохотать и даже дрыгать ногами. Ему будет приятна такая её непосредственность, он и сам будет тогда отдыхать. Ему нужен отдых и она постарается, чтобы рядом с ней он отдохнул хорошо и глубоко. Потому что она хочет, чтобы он был силён и… счастлив. Потому что она хочет, чтобы он помнил, что был счастлив рядом с ней, Мирандой Лоусон.

Они обязательно будут целоваться. Много раз целоваться, в самых разных местах, обниматься и целоваться. И для неё не будет иметь значение, есть ли вокруг них двоих другие разумные, потому что тогда, когда она будет обнимать и целовать Джона, только он будет реальным для неё. Только он — и никто больше. Они будут целоваться — и пусть весь остальной мир подождёт, когда они насладятся поцелуями и объятиями. Джону будет приятно, а для Миранды то, что будет приятно именно Джону — самое главное. И она сделает всё, чтобы Джону её поцелуи и объятия были приятны. Потому что ей будут приятны его поцелуи и объятия. Потому что они — вместе и рядом.

Если же не будет возможности поцеловаться и задержать поцелуй надолго — им ничто не помешает обняться. Просто обняться, так, как им обоим будет необходимо и приятно. Объятия для них будут не менее важны, чем объятия, соединённые с поцелуями.

Она будет обнимать Джона и смотреть в его глаза. Для женщины так важно смотреть в глаза любимого ею мужчины. Тогда она лучше, полнее, глубже понимает его. А для него важно, чтобы его любимая женщина понимала его. Без слов понимала. Мужчины не сильны в словесном выражении чувств, они предпочитают выражать приязнь и любовь к женщине действиями, делами. Джон будет обнимать её легко и нежно, будет смотреть на неё своим особенным взглядом, совершенно недоступным для посторонних женщин. А она будет ловить, чувствовать, выпивать этот его взгляд и ощущать, как её захлёстывает счастье. Пусть оно её захлестнёт с головой — она согласна, она не будет возражать. Потому что её любит Джон Шепард, достойный её любви. Миранда не сомневалась — она будет использовать любую мыслимую возможность, чтобы обнять Джона. Просто обнять. И просто заглянуть ему в глаза. Потому что он для неё столь много значит…

Когда же они будут наедине, только вдвоём, к объятиям будут обязательно добавлены поцелуи и тогда уже Джон не сможет удержать Миранду, потому что она… потому что она будет счастлива и обязательно захочет поделиться своим счастьем с ним, её Джоном. Это же так естественно для счастливой женщины — делиться своим счастьем с тем мужчиной, кто для неё предельно важен, ценен, дорог. Они будут обниматься и целоваться и Джон не сможет удержать Миранду от всё более и более жарких поцелуев и крепких, но нежных обьятий. Они будут смотреть друг на друга, будут ловить взгляды друг друга, будут так остро, полно и глубоко чувствовать друг друга, что их совместное счастье будет усиливаться, расти и развиваться, будет помогать им выстоять и выжить.

Джон строго уважает право своих подруг, право своих женщин на их собственную жизнь. И потому Миранда сможет изредка, настолько часто, насколько пожелает, уединяться. А уединяться она любит на природе. Особенно её привлекают водопады. Она может часами слушать их неумолчный гул и думать, глубоко, полно думать о чём-то своём. Для неё эти минуты раздумий под шум падающей воды сродни минутам раздумий в самой полной звенящей тишине. А на войне, особенно такой войне, как вот такая война, с Жнецами, полной тишины нет. Потому гул водопада вполне подойдёт в качестве заменителя. Если уж нет тишины, то падающая вода, основа жизни на материнской планете человечества — вполне нормальный заменитель. И Миранда будет думать наедине сама с собой, будет заглядывать внутрь своей сущности, своей сути, задавать вопросы и ждать ответов. На многие вопросы. На очень многие. Да, пока не будут побеждены Жнецы, она будет приходить к водопаду с оружием и какая-то часть сути будет находиться в боевом дежурном режиме. Что поделать, осторожность никогда ещё из разумных не вредила. Она будет думать о чём-то глубоко своём, личном и будет счастлива тем, что Джон не командует ею везде и всюду, не руководит её жизнью в мелочах. Он предоставляет ей желанную свободу и эта свобода для Миранды будет очень дорогой, потому что она будет знать: даже одна она — всегда под защитой Джона, который думает о ней, беспокоится о ней и заботится о ней. Хотя бы тем заботится, что даёт ей право на самостоятельность, уважает её право на автономность, право быть самой собой.

Возвращаясь из таких вот «самоволок», Миранда будет счастлива видеть, что её встречает Джон. Она будет подходить к нему, а он… он будет обнимать ей за плечи и прижимать её к себе так, что её голова спокойно и свободно ляжет на его крепкое плечо. И она успокоится, почувствовав, что Джон её по-прежнему любит и ценит. Пусть даже эти объятия и будут кратковременными, для неё и для него они будут очень важны и они оба никогда не будут стесняться перед посторонними разумными этих объятий. Это будет их, двоих, личное дело. А окружающие их в этот момент разумные… Они не важны. Главное — её встретил Джон. Конечно же, он не всегда и не везде сможет её вот так встречать — по-разному могут сложиться обстоятельства, но для неё тем более будт важны, ценны и необходимы именно такие встречи.

Иногда Джон будет неожиданно исчезать. Работа и служба у него такие — не всегда у него будет возможность предупредить её о том, что он улетает. Даже черкнуть несколько слов на ридере — и то времени у него может не быть. Он — мужчина, воин, для него дело — превыше всего. Эти разлуки… они могут быть очень длительными — декады, месяцы. И она… она будет ждать его. Будет вечерами выходить к иллюминаторам или к экранам забортной обстановки, будет вперять взгляд в мерцающую россыпь звёзд, будет вслушиваться в тишину затихающих после напряжённого рабочего дня постов и отсеков, будет слушать тишину успокаивающейся природы и будет безмолвно молить: «Возвращайся поскорее ко мне, Шепард!». И будет надеяться, что её зов, её мольбу Джон услышит — и вернётся. Вернётся к ней. Она будет всё это время ждать его, верить ему, верить в него и любить его. Ей никто другой, никакой другой мужчина не будет нужен. Ей будет нужен только Джон. Она будет хранить ему одному верность. Потому что он… потому что он достоин этой её верности. Он — достоин. И она будет верна только ему.

Разлуку сокращают и скрашивают письма. Обычные электронные письма. Миранда знает, ощущает, чувствует: она будет очень радоваться письмам от Джона. Даже самым коротким — в несколько скупых строчек. Она понимает, он не мастер красноречия, хотя может говорить так ёмко и так приятно, что она будет таять и тонуть в ощущении счастья и полноты жизни. А как она будет радоваться, проверяя по вечерам почту и видя в почтовом ящике значок письма от Джона. Она будет привставать, будет приближать лицо к экрану, чтобы убедиться, что да, действительно пришло письмо именно от Джона. Её рука дрогнет, а может быть — вздрогнет, когда она будет нажимать сенсор, отдавая команду на открытие письма. Её взгляд будет стремиться сразу схватить весь текст и окончательно убедившись, что это пишет именно Джон и пишет именно ей, она будет в приятной слабости опускаться в кресло, а глаза… глаза будут скользить по строчкам, заставляя её сердце трепетать в восхищении: он не забыл о ней, он помнит её и любит её, он нашёл время и нашёл возможность черкнуть ей, Миранде, своей Миранде всего несколько строчек. Как бы он ни устал, как бы он ни был занят, он написал ей письмо, понимая, что оно будет очень важным для его Миранды. Его Миранды, в верности которой он убеждён и уверен.

Она знает, что Жнецы — сильны. Очень сильны. И беспощадны. И знает, что обязательно будут моменты, когда Джон будет воевать с ними, а она останется в тылу. По самым разным причинам останется в тылу. Она знает, что у неё обязательно будут моменты, когда она будет чувствовать опасность, угрожающую Джону. Реальную, серьёзную опасность. Потому что Джон всегда рискует, всегда идёт до конца, всегда пробует достичь предела. Да, это опасно. Но он по-другому не может. А она будет чувствовать угрожающую ему опасность, чувствовать её приближение, чувствовать её дыхание и желать, страстно желать только одного — чтобы Джон выжил. Чтобы он остался жив. Чтобы он вернулся к ней. В любом состоянии, но вернулся. Она боится за него, она принимает на себя его боль, его страдания, потому что он ей важен, потому что он ей дорог, потому что она понимает — он рискует и действует, выполняя задачи там, где другие разумные просто гибнут. Потому что их подготовка недостаточна для достижения успеха, для достижения победы. Миранда знает, что её женская суть, пусть искорёженная «так называемым отцом», будет заставлять её бросаться на стёкла иллюминаторов, прижиматься к пластинам стёкол всем телом, прижиматься, чувствуя, как рискует там, далеко от неё, её Джон. Она будет терять сознание от нахлынувшего страха, отчаяния, боязни, будет страдать, разделяя страдания и боль, испытываемые её Джоном. Она знает, что будет не раз и не два, а столько, сколько потребуется, переживать за Джона. Такова участь женщины, любящей, верящей, ценящей своего мужчину. Миранда знает, что её богатое изощрённое воображение будет способно за доли секунды нарисовать самую апокалиптическую картину той ситуации, в какой оказался в очередной раз её Джон и понимает, что она должна будет «выпить» многоуровневое содержание этой картины, ибо только так она реально поможет Джону выстоять, выжить, вернуться.

Джон обязательно вернётся. Вернётся на борт корабля Отряда, вернётся, выйдя по обыкновению своему последним, позади всех своих коллег. А она… она будет стараться придти в ангар, куда прибудет челнок с Джоном и его коллегами пораньше. Придти, чтобы подождать, чтобы видеть, как прилетевший челнок на своей платформе откатывается на стоянку, как открываются салонные двери — обе сразу, ведь Джон уважает право своих сокомандников на то, чтобы как можно быстрее увиделись они со своими коллегами и друзьями и родственниками. Она будет ждать. Будет стоять скромно в сторонке, стоять в самом скромном из своих комбинезонов, непременно тёмной расцветки, стоять, ожидая, когда встречающие коллег Джона сокомандники насладятся встречей и она, выждав, когда все прибывшие покинут ангар, сможет подойти к привычно задержавшемуся у кораблика Джону, о чём-то разговаривающему с техниками и пилотами.

Она подождёт, пока он с ними наобщается, подождёт. Ей теперь некуда спешить и торопиться. Она видит Джона — живого, своего Джона и для неё сейчас это самое главное, самое основное. Джон непременно обернётся, его коллеги — пилоты и техники увидят, наконец, что он посмотрел на неё и поймут его и её правильно. Оставят их вдвоём. Чтобы она, прежде всего она, ведь она встречает его, а не он — её, чтобы она подошла к нему, чтобы она смогла к нему подойти как можно ближе. Подойти и обнять его. Молча тихо обнять. Он поймёт. Ему не нужны театральные эффекты, ему не нужна показуха. Он ценит искренность, ценит простоту. Они пойдут из ангара вместе и рядом, а она будет потом не раз вспоминать, как стояла и ждала его. Как смотрела на прибывший челнок и знала, что Джон видит её, скромно и тихо стоящую достаточно далеко от челнока. Стоящую и ждущую, встречающую его. Только его. Она будет вспоминать, как стояла, чуть склонив набок голову и скосив взгляд на двигающуюся транспортную платформу с тем челноком, на котором наконец вернулся, прилетел её Джон.

Люди сентиментальны. И Джон, как понимает Миранда — не исключение. Он просто держит свою собственную сентиментальность в большей строгости, чем другие земляне. Тем не менее, он уже дважды женат и он в своём инструментроне хранит снимки, на которых запечатлены Светлана Стрельцова и Аликс. Две его жены, две его главных подруги, две его супруги. Конечно, там же, в инструментроне хранятся и снимки его детей — Александра, Марии, Зары и Лекси. Для людей это — больше чем традиция, больше чем обычай, больше чем необходимость. Это для них предельно естественно и Миранда убеждена — она очень скоро подарит Шепарду свой портрет. Такой, какой он сам выберет. Пусть прежде всего снимок понравится ему, ведь он видит Миранду по-своему и она бывает очень разной. Пусть у него будет её снимок, она будет чётко знать, что её образ Джон хранит в своей душе и в своём сердце. А снимок — это важное, необходимое и приятное, но всё же дополнение к тому, что хранит память и суть человека.

А когда Жнецы будут побеждены и вся Галактика будет несколько дней, как минимум — декаду праздновать, она просто обнимет Шепарда, обнимет и поцелует его в губы. Один раз. И этот поцелуй и эти обьятия будут необходимы Джону. Потому что они — достаточны. Потому что Миранда была рядом с ним тогда, когда исход противостояния с полумашинами был не определён точно. Когда о безусловной победе над Жнецами не говорили, как о реальной возможности — только как о желанном исходе. Она поцелует Шепарда один раз, но этот поцелуй будет стоить сотни поцелуев. Тысячи. Потому что она и Джон были рядом и вместе. Потому что они знают друг друга очень полно и очень точно. Потому что они близки душевно.