Рапорт 2.0.698 ВЛАДЫКА. Вторник

Необходима большая смелость, чтобы противостоять своим врагам, но гораздо большая, чтобы пойти наперекор друзьям.

Даже не помню, кто из тех двоих первым назвал меня Владыкой.

Наверное, это все же был Алан. Наглый, несносный предатель, которого рекрутер по доброте пустил в штаб. О, да, это было бы в его духе: протянуть с издевкой, стоя на коленях, в нейроошейнике. Когда пульт — у меня под пальцами.

Он вообще болтал слишком много для раскаявшегося врага. Стоял на коленях, даже голову был готов опустить, так, что непомерно длинные волосы серыми соплями загораживали лицо. Чтобы никто не видел его загнанной, нервной улыбки.

— "Рой"? Ты не звучишь как Рой.

Уже другой голос, рыжий.

Нелепо описывать звуки цветом, но так я видел это тогда. Единственный раз, когда со мной случилось нечто подобное. Когда рыжий новичок, взявшийся откуда-то вместе с колючим Аланом, заглядывал мне в лицо.

В нем все было рыжим. И голос, и взгляд. Я сразу решил, что от него не стоит ждать ничего хорошего.

— Уверен, что тебя так зовут?

— Других имен не слышал.

— Тогда я буду звать тебя Владыка.

Ни тени вопроса или просьбы. Наглость похлеще наглости Алана — тот хотя бы сознавал, что может по шее получить, и частенько уворачивался, а этот стоял открыто, а потом и вовсе сел, прижавшись к боку.

Слишком узкие в раздевалке лавки.

На этом тоже был нейроошейник. Из-под стального обода выглядывали ржавые полосы. Видно, использовали его не раз.

— Я Рубен.

Хотя никто его не спрашивал.

***

Старших Пернатых принято делить на отряды. В Южном штабе сейчас — тридцать отрядов, расставленных по уровню синхронизации. Первый — авангард штаба, его лицо, тридцатый — самый разлаженный и малоперспективный. Хотя все относительно, конечно — среди нас нет бездарей и оболтусов.

А в самих отрядах принято выделять командира и подчиненных-специалистов.

Один снайпер, один сапер, два разведчика и два оперативника. В поддержке — медик, связной и универсал, владеющий несколькими специальностями. И последний — лидер, тактик, который может владеть любой специальностью, но в основном занимается планированием и координацией команды.

Похоже на видеоигру. Красочную, но слишком тяжелую для забавной выдумки.

На голоэкране неспешно крутится модель какой-то стандартной имперской комнаты. Рядом так же неспешно проматывается материал очередного дела: следы взлома и подтвержденная кража, смерть мужчины со следами борьбы. Список из десяти имен. Имя, фото, специальность. Последняя строчка — "Рой Сенши, ЛИДЕР".

Эти глупые задачки дают всегда по вторникам. Не люблю вторники.

Очередная модель следствия. У этих задач нет единого решения, каждый командир решает ее по-своему, основываясь на представлениях о способностях своей команды, а рекрутер проверяет все лично, от первой до последней минуты, и выносит вердикт.

И все эти минуты раздумий, на самом деле, тоже записываются. Медлительность — не лучшая черта, но с этими заданиями я не могу иначе.

До меня быстро дошло, какие дороги следует перекрыть и где искать зацепки. И сомнений в том, что мне понадобится серая точка, Алан, также не было.

А я все равно прокручивал сценарий от и до.

— Ты слишком заморочился. Это просто домашка. Я ее за пять минут сделал, — зевнул Рубен над ухом.

— Заткнись.

— Ну, поищи в секторе на севере отсюда, а еще уровни ниже, в Приграничье...

— Заткнись, говорю! Сам знаю!

Пульт от нейроошейника все еще рядом, прямо в комме. Могу стрекнуть так, что мало не покажется, или вовсе парализовать. И за это мне ничего не будет — как командир, я отвечаю за "недоверенных" своего отряда. Если мне кажется, что его действия несут угрозу — могу хоть убить.

Могу. Но даже стрекать не хочу. И никогда не хотел.

— А еще командир, называется, — продолжал зудеть рыжий, норовя задеть холодными резонаторами руки или шею. Я только отмахивался и рычал, когда его птичьи, костлявые лапы заслоняли экран.

Командирам дано настоящее право выбирать. А делать выбор за других сложнее, чем может показаться.

Сейчас от меня зависит только, как расположатся на карте цветные точки. Через несколько лет, возможно, все это будет всерьез.

Взаправду.

***

Спертый воздух гудел от сжатого рыка.

Что свои, что чужие. Все были готовы к драке. Алан, уже изрядно потрепанный, все норовил выступить вперед, но остальные не давали ему шансa, тоже шагая следом. Никто не хотел уступать, когда напротив так же топтался Северный штаб.

С другими Пернатыми мы пересекаемся редко — нам вполне хватает своей тысячи, своей толпы. Единственный шанс столкнуться вот так, лоб в лоб, отряд к отряду — на сборах. Как сейчас.

Сердце колотится где-то в глотке.

Мне страшно?

Даже девчонки не боятся, подступая всё ближе.

Серьезно, страшно?

Алан недоверчиво щурится, слушая слова чужого командира.

Да, черт. Страшно. Так, что и шагу не ступить.

Нет времени думать и просчитывать, у меня лишь один шанс. Организаторы и Джулиус слишком далеко, да и не хочу я вмешивать чужих.

Шаг вперед, больше похожий на стойку. Это не нападение, но уже угроза.

— Стоять.

Голос сорвался. Слишком тихо, никто не услышал.

Алан обернулся. Под носом ржавеет крупный потек, он зол, как черт. Взгляды остальных прижаты к чужому командиру, детине, рядом с которым Алан выглядит мешком костей. Детине, который стоит сейчас слишком близко к Алану.

Едва заметный замах. Алан не видит. Рубен сжал зубы и рванулся в бой.

Спертый воздух душит похлеще удара под дых. Чужой кулак, квадратный и жилистый, едва помещается в ладонь. Я стою нос к носу с чужим командиром, Северным командиром.

Он даже дышит, кажется, холодно. Алан приподнялся на локтях, снова утирая кровь. Рубен удивленно сопит мне в спину.

— Мы уходим.

Я пытался звучать твердо, уверенно. Нельзя выдать слабость даже перед своими. Нет, не так — тем более перед ними.

Отряд должен верить своему лидеру и подчиняться так, будто его слова — их собственая мысль. В идеале, они должны совпадать, я должен чувствовать и понимать их.

Понимал и чувствовал, как никогда. Особенно сейчас. Каждый вздох Северного, рваный и жадный — как перестук зажигания. Раз. Раз.

Вхолостую.

Алан едва заметно удивляется, хватаясь за мою руку. Едва он снова стоит на ногах, я говорю опять: и теперь надеюсь звучать достаточно жестко.

— Мы уходим.

Меня трясет, да так, что на входе в спальню отряда никак не попаду по нужным кнопкам. Сбоку вдруг показывается костлявая ладонь Алана. Пальцы с вечно воспаленными суставами пробегаются по номеру. Разблокировано.

И лишь на пороге я осмелился обернуться.

Южный отряд толпился сзади, злой, переступающий с ноги на ногу, как застоявшийся вольверин. Улыбка выходит кривой и слабой, но Рубен отзывается почти сразу. Рыже, ярко. Кажется, даже новые синяки не омрачили его день. И от него усталой, вымученной улыбкой заражается весь отряд.