2 глава

2 глава

Марат

До отлета корабля оставалось примерно полчаса. Бус проводил меня в каюту, коротко проинструктировал и с чувством выполненного долга оставил в одиночестве. Новичкам, по его словам, было строго настрого запрещено выходить из кают и мешаться под ногами во время финальной проверки корабля перед стартом. Положив вещи в ячейку, я легла на койку и молча уставилась в потолок. Вот оно, наконец, свершилось.

Меня тревожило будущее. Кто его знает, как сложатся отношения с новой командой? Пока занятость не позволяет людям обсуждать последние новости, но после взлета, как только корабль ляжет на новый курс, а жизнь на корабле войдет в привычную колею, моя персона привлечет много внимания. Значит, истекают последние минуты покоя. Вскоре придется искать общий язык с незнакомцами, терпеть, если быт покажется не лучше чем у Сневедовича. Но ведь это работа. Законный контракт. Гораздо хуже навечно застрять в порту и зарабатывать чем придется. Это «чем придется» пугало гораздо сильнее туманных перспектив на корабле.

Мне было сложно объективно оценивать ситуацию. Весь мой жизненный опыт — пять лет якобы контрактной службы на борту у Сневедовича, человека жесткого, жадного и хваткого. На самом деле, договором там даже не пахло. Когда я захотела покинуть «Звезду Антаира», то узнала, что по всем документам считаюсь его собственностью. Имуществом.

Зачем вообще Сневедович меня купил, не знал никто: ни члены его команды, ни его приятели в портах, где мы останавливались на отдых, починку или разгрузку. Подобное приобретение — тайная, дорогущая игрушка для коллекционера, уместная в его доме, но не на борту калоши, где лишний рот настоящая обуза. Одно лишь обстоятельство, что восстановители давным-давно официально запрещены к производству и являются контрабандой, могло послужить источником серьезных проблем с законом.

Однако так как подпольное производство «игрушек» на продажу велось по-старому, взятки брались и давались, товар отгружался и все об этом знали, Сневедович страха не испытывал.

Приятель Сневидовича, тот, с которым он заключил сделку, почти ничего не знал о моем прошлом. Пока он пробивал несуществующий производственный номер по своим источникам, пытаясь узнать, где и когда меня восстановили, я набиралась жизненного опыта, слушала и обдумывала случайные крошки информации. Так и поняла ценность кукол. Кроме того, продавец допрашивал меня перед продажей, в надежде, что вернется утраченная память. Ничего не добившись, решил сбагрить первому же лопуху, необдуманно выбрав Сневидовича. За пять лет я убедилась, тот был кем угодно, только не дураком. Его и сгубила то досадная случайность.

После пары дней в порту, я всерьез подумывала о саботаже. Один из выживших, тип, которого стоило бояться до дрожи в коленях из-за пристрастной жестокости и извращенных вкусов, заговорил о праве на меня. Однако капитан позаботился о том, чтобы кукла была или его или ничья. Все документы Сневидович оформил идеально, не придерешься. Он всегда все просчитывал на пару шагов вперед. А для меня свобода оказалась горькой на вкус и весьма опасной на вид.

Хотелось бы понять, откуда такое любопытство? Где же я родилась и что такое важное знала до смерти? Спрашивать не у кого. Продавцу вскоре после отлета «Звезды Антаира» свернули шею. Послушать сплетни на станциях-портах того сектора, так гибель его была удивительно глупой. Почти уверена, руку к смерти старого хрыча приложил сам капитан, но теперь и он пал жертвой заразы.

Рассчитывать на чудеса на их месте я не стала бы. Причина моей смерти, скорее всего, насильственная и связана с травмой мозга. В таких случаях куклы ничего не вспоминают. Правда, капитан не терял надежды, потому его настроение менялось от добродушно ласкового, до злобно несдержанного. Не скажу, что стану скучать по нему. Определенно, нет. Я неплохо запомнила оплеухи и угрозы, в отличие от прочего. О чем я думаю? Если не осталось тех, кому интересно мое темное прошлое, тем лучше. Пусть команда «Астры» примет меня, и я буду счастлива как никогда.

В каюту заглянул Бус:

— Приготовься, через десять минут взлет.

Я вежливо кивнула. Его открытая улыбка ошеломляла искренностью. Один из тринадцати членов команды моего нового дома. Чертова дюжина. Интересно, суеверен ли капитан?

Поскольку выходить из каюты до взлета было запрещено, я решила использовать свободное время с толком и выспаться. Неделя выдалась напряженной, полной сомнений и тревог. И хотя таблетка могла вырубить на несколько часов, пока корабль не ляжет на нужный курс и не совершит первый гиперпрыжок, обо мне все равно не вспомнят, так что без разницы. Сунув под язык капсулу, я раздавила ее. В глазах немедленно появилось ощущение рези, руки и ноги потяжелели, стало жарко. Два-три-раз…все ухнуло вниз и мягко уплыло в темноту.

«Я прячусь от кого-то, а может, напротив, преследую. То осторожно крадусь вдоль стен, выглядывая из-за угла, судорожно выдыхаю, пытаюсь совладать с бьющимся сердцем, усталостью и болью мышц, то бегу. Куда-то вперед, вверх, через заборы, по железным крышам. Быстрее, быстрее, нельзя останавливаться. В ушах стучат молоточки, в горле пересохло, невыносимо хочется пить. Мне не жарко, скорее душно, как перед грозой.

Нужно спешить. Залезть на крышу, аккуратно проскользить по гладкой поверхности. Я начинаю спотыкаться, заплетаются ноги, по вискам струится пот. Поднимаю голову вверх и смотрю на небо. Тяжелые грозовые облака красно-оранжевой пеной стремительно набегают на него. Темнеет, вокруг ложатся грязно-коричневые и бордовые тени. Немного, немного потерпи! Не проливайся сейчас, умоляю.

Каждый шаг дается все большим трудом. Я знаю, они где-то рядом, но у меня уже нет сил. Нога подворачивается, я падаю и начинаю скользить по скату крыши. Нет! Нет, нет, нет!

Цепляюсь ногтями, не чувствуя боли в ободранных пальцах, не слыша собственного сиплого, жалобного скулежа. Нет, нет! Я смогу, столько раз могла. Заборы, крыши, подвалы, улицы мелькают перед глазами как в калейдоскопе. Пальцы скользят, в глубине горла зарождается крик. Я понимаю — конец. Ноги уже в воздухе, а там, внизу, под ними камни и ничего больше. Нет, нет, нет, не может быть! Вижу протянутую ладонь и изо всех сил тянусь к ней. Ничего больше не существует. Хватаюсь за кончики пальцев, срываюсь, лечу…»

Я открыла глаза и молча лежала, смотря в потолок. Пальцы мелко подрагивали. Ненавижу сны. Ненавижу. Ничего не понимаю, не помню, кроме ощущения конца, беспомощности, темноты. Долбанный пламенный привет из неизвестного прошлого.

— Ну, надо же, кукла! Действительно. Настоящая.

Я повернула голову. Напротив, развалившись на койке, сидел здоровый рыжий парень.

— Табат, — поздоровалась я, чувствуя, что пересохло в горле. Побочка капсулы, не сон же, в самом то деле.

— Марат, — рыжий кивнул и прислонился к стене. — Я никогда не видел кукол. Эти волосы и глаза, странное сочетание. Они вправду белые?

Я кивнула, начала медленно выпутываться из покрывала. Руки плохо слушались, а тело и вовсе казалось деревянным. Марат с интересом наблюдал за моими потугами, не пытаясь помочь. Впрочем, враждебности с его стороны я пока тоже не заметила, спасибо и на этом.

— Бус попросил разбудить тебя и отвести к капитану. Сам он сейчас занят, проблемы в грузовом отсеке. Вставай, соня, — детина с наслаждением похрустел пальцами и вдруг спросил в лоб, — Кстати, правда, что у вас пупка нет?

Я промолчала. Определенно, мне придется выслушать немало таких вопросов. Но сейчас немилосердно драло пересохшее горло, душил кашель, а язык казался распухшим наждаком. Выпутавшись из фиксаторов, я напилась воды, достала капсулу с документами, и повесила на шнурок на шее. Вскоре перестала кружиться голова и стало полегче.

Под пристальным взглядом Марата трудно было расслабиться. Закончив дела, я выжидающе уставилась на него в ответном жесте демонстрации уверенности. Рыжий, ничуть не смущаясь, молча указал пальцем на дверь и вышел первым.

И вот, я семенила по коридору, разглядывая спину мужчины также беззастенчиво, как он меня несколько минут назад. Марат был высоченным детиной с бычьей шеей и крепкими ручищами, сбитым, но не толстым. Одет в удобный рабочий комбинезон, на ногах высокие синие ботинки с эмблемой «Астры». Такая же униформа как у меня.

Вдруг, рыжий остановился и резко повернулся. Первой моей реакцией было дать деру, остановило только выражение лица Марата. Заговорщицкое, но не злое:

— Послушай, Табат, я тут поспорил кое с кем, когда узнал, что в команде будет кукла. Ты поможешь мне спор выиграть? Покажешь, что у тебя, правда, пупка нет, одному остолопу, ага?

Я молча смотрела на него, не зная, как реагировать. Рыжий насупился:

— Ты чего? Я как-то задницу показывал, между прочим. Поспорили, есть ли у меня там татуировка. И ничего, заголился при свидетелях. Кира оценила. Не смотри такими глазищами, мелкая. Спорим мы часто, такие уж с Кобальтом. Это мой кореш, он повар на «Астре». Все на слабо проверять любим, иногда и заняться-то больше нечем. Вот и начинаем по глупости пари заключать. Ну, так, покажешь?

Я молчала, переводя взгляд то на него, то на свои ноги. Потом нерешительно кивнула, уже сомневаясь в принятом решении. Марат одобрительно хлопнул меня по плечу, отчего я едва не рухнула на пол, и пошел дальше.