Комендант Транссиба часть 4

Часть вторая

Немного отдохнуть

Эшелоны растянулись от Слюдянки до станции Байкал на путях старинной Кругобайкальской железной дороги. После труднейшего перехода, с боями и потерями в Бердске, Кемерово, Тайге, Междуреченске, Новосибирске Набоков решил дать отдых бойцам. Почти два месяца они бились в Кузбассе с неизвестными злобными животными, перекрывшими путь на восток. По мнению ветеринаров и биолога, вскрывавших убитых зверьков, это были очень изменившиеся лисицы.

Лаврентьев припомнил, что когда-то, очень давно, в новосибирском институте цитологии с ними ставили эксперименты, пытались очеловечить, привить навыки общения с людьми. Сейчас они полностью властвовали на территории в четырёхугольнике Барнаул — Новосибирск — Юрга — Артышта. У них были даже свои фермы, где содержались захваченные ими животные. Их бывшие лисы откармливали, видимо, на убой. По всем признакам, на Земле появился новый разумный, но чуждый человеку вид. Но разбираться с ними было пока некогда.

Сейчас, в июне, на южном берегу Байкала, походники приходили в себя. Около двух сотен раненых в боях с лисицами грелись на солнце, успокаивали нервы. У всех проявились симптомы болезни, в марте описанной ханом Батырбаем — болели суставы, отекали руки и ноги. После многих исследований врачи конвоя пришли к выводу, что это симптомы чинги — зверовой цинги. Покусанных кололи антибиотиками, укутывали повязками, пропитанными содой. Про компрессы им подсказали абаканцы. В благодатной минусинской котловине, несмотря на соседство с опасными лисами, вполне процветали местные жители, и те, кто успел убежать к ним от боевых зверьков. Они нашли достаточно простой способ охраниться от них. Лисы не переносили электричество. Даже находиться вблизи от проводов и кабелей под напряжением они не могли. Лет пятнадцать назад, когда звери ещё только набирали силу, проволокой, с пропущенным через неё током, опутали границы. Поставки электроэнергии шли с Саяно-Шушенской ГЭС. Вообще, на востоке за адским квадратом Новосибирска шла вполне нормальная, спокойная жизнь. Походники даже позавидовали местной благодати.

В Красноярске им рассказали, что они было наладили общение с Братском и Иркутском, но последние года четыре оттуда никто не приходил. По мнению красноярцев, тамошние жители перебрались на Дальний Восток, поближе к океану. Такое мнение бытовало. После переговоров и они, и абаканцы, и тувинские нойоны дали добро на заключение союза с Евразией. Всего, по примерным подсчётам штаба Сибирской Экспедиции, здесь проживало около ста тысяч человек.

Чтобы не обременять их нежданным постоем, Набоков увел эшелоны в Иркутск. Сейчас, в прибайкальских сосновых борах, походники поправляли здоровье. Два «Фантомаса» пробежались до Улан-Удэ. Людей там, как и на линии Тайшет — Иркутск, не было. Везде царило полное безлюдье. Хотя следов пребывания человека было множество и сравнительно недавних. Вертолёты несколько раз проходили над южным берегом гигантского озера, но так никого и не заметили. Потом комендант запретил полёты, чтобы экономить топливо.

В конце июня решили заканчивать с отдыхом и собираться в путь. Двадцать поездов готовились к последнему, как полагали походники, маршруту на Дальний Восток. Первого июля «Кама», «Чёрный бык», «Фантомас-1», «Крупа-2», «Спальник-2» и «Мотор» выдвинулись на Улан-Удэ. Вечером к ним прилетели «Горыныч» и «Дракон». Остальные эшелоны должны были тронуться через неделю.

Разгром

Слева плескались байкальские волны, справа поднимались горы Хамар-Дабана. Свежий после ночного дождя воздух врывался в открытые окна эшелонов. Поезда шли рядом, по параллельным путям, проложенным почти на берегу Байкала, поэтому и потери стали практически двойными. Железнодорожные мосты взорвались, когда эшелоны проходили по ним. Стальные фермы, разорванные могучей силой тротила, разлетелись в стороны. На переезде от Байкальска до Мурино эшелоны попали в засаду. Справа сверху, с бывшей автострады «Байкал» внезапно обрушился плотный пушечно-пулемётный огонь. Снаряды безоткатных орудий корёжили вагонные бока, невидимые потоки пуль стегали по тепловозам, по бойницам. Грохот взрывов, дробный стук свинца о сталь разнеслись над Байкалом. Кусты, подлесок и множество ветвей на деревьях, отделявших трассы от железной дороги, мгновенно выкосило. Лес в одночасье стал голым. На эшелоны как будто дунул кто-то могучий и бросил на них бурю из обломанных веток, листьев, иголок, снарядов и пуль. Прижатые к озеру, лишённые всякого манёвра, составы оказались в тяжелейшей ситуации. На поезде тяжёлого вооружения «Мортира» бросились было к системе залпового огня «Прима», но командир закричал: «Всем залечь! Огонь!!!». Развернуть установку никто бы не успел, тем более спустить на землю «Тюльпаны». Артиллеристы прятались за вагонами, рельсами, камнями на берегу. Они попытались вести ответную стрельбу из автоматов, пулемётов, но были быстро подавлены превосходящей огневой мощью неизвестного врага. Спрятаться всем тоже не удалось. С близкого расстояния, сверху, их закидывали гранатами. Вскоре вагоны загорелись. Дважды раненный, в ногу и голову, Иван Иванович, командир «Мортиры», с трудом выбросившийся на насыпь, приказал всем бежать подальше. Его заместитель, самый старый артиллерист Евразии, мёртвый, лежал рядом. Взрывом гранаты ему оторвало руку по плечо. Пламя охватило вагоны с боеприпасами. Тепловоз, отброшенный взрывом тротила в озеро, тоже загорелся. Выскочить из него машинист с помощником и кинологом так и не успели.

Артиллерийские башни на двух «Фантомасах», четырёхстволки в их кабинах и пулемёты развернулись в сторону берега и открыли шквальный огонь по невидимому, скрывавшемуся в густых зарослях противнику. Их оранжевый собрат, лёгкий бронепоезд, получивший боевое крещение ещё зимой, под Кунгуром, валялся на боку. Фугас разорвался прямо под его средним вагоном. Немногие уцелевшие из экипажа пытались вылезти наружу, но были тут же скошены огнём.

Комброн «Урала» Сева Курилович, задремавший было в командном посту, пробудился от звонких ударов по бортам, будто в них лопатами кто-то быстро и много швырял гальку. Едва он открыл глаза, как кумулятивный снаряд прожёг дыру в дальнем конце вагона. Быстро подвинув в сторону окуляры перископа, Курилович скинул задвижку с бронелюка и высунулся наружу. Грохот, свист пуль и снарядов из безоткатных горных пушек, огонь. Командир рухнул вниз.

— Всем расчётам! — закричал он, отжав тангету громкой связи. — Пушки на три часа! Огонь по команде! Готовсь!!!

Артиллеристы ещё до этой команды уже зарядили двухсотмиллиметровые пушки и сейчас прокручивали стволы, наводя их в упор на лес, поливающий их огнём. Кумулятивные снаряды выжигали вагоны, дико кричали раненые и обожжённые. Чтобы бронепоезд не опрокинуло при такой стрельбе, когда пушки развёрнуты под углом девяносто градусов по ходу состава, необходимо было установить упоры, стальные укосины, но времени на это не осталось. Курилович ещё на миг выглянул в люк, увидел, что орудия смотрят в сторону гор, и прокричал в микрофон:

— Огонь!!!!!

Многометровое пламя вырвалось из пушечных жерл, громадные снаряды со спрятанной внутри чудовищной разрушительной силой помчались в сторону стоящих на берегу Байкала гор Хамар-Дабана. До них было всего сто-двести метров. Смятый выстрелами воздух мощно ударил по прятавшимся на берегу нападавшим. Почти всех их подкинуло на месте и разбросало. Тут же взорвались вонзившиеся в горы снаряды. От них рухнули земля, камни и лес вниз, на бывшую автостраду, засыпая неизвестных стрелков. И в это же время по берегу разнеслась ударная волна этого залпа «Урала», завершая разрушение. Стрельба на отрезке метров триста-четыреста затихла вовсе. Некому стало палить.

Но артиллерийские выстрелы в упор оказались гибельными для тяжёлого бронепоезда. Дружная отдача и почти одномоментная с ней ударная волна, отражённая горами, опрокинули его в Байкал. «Урал» горел — обстрел бронебойно-зажигательными снарядами сделал своё дело. Рядом с ним полыхал медицинский поезд «Таблетка». Выскочившие из него врачи тащили на себе пакеты, баулы, инструменты, кто что успел схватить. Они и раненые, могущие передвигаться самостоятельно, отбрели подальше в воду подальше от жара и брели в сторону Байкальска. Озеро бурлило от пуль и осколков, шедшие в нём то и дело падали, получая всё новые ранения.

Однако самоубийственные залпы «Урала» заметно ослабили огонь нападавших. К тому же они вызвали несколько небольших обвалов. Стрельба стала не такой активной.

Но тут начали рваться боеприпасы, хранившиеся на «Мортире». Куски вагонов, осколки снарядов, обломки рельсов, шпал, стальные колёса, всё это разлеталось на сотни метров. Взрывами разворотило берег и железнодорожные пути. Вода озера вскипала фонтанчиками. Куски металла выкашивали деревья и кусты. Место боя стало заволакивать чёрным удушливым дымом. Он лез в горло, обжигал глаза, выдавливая из них слёзы. Люди, отбежав подальше в воду, ныряли в неё, укрываясь от гибели.

Почти сразу за «Мортирой» взорвались боезапасы «Урала». Воды Байкала зашипели от падающих в них раскалённых осколков. Но этого никто не слышал, в ушах сражающихся стоял грохот и лязг.

Разрывы снарядов опрокинули один из «Фантомасов». Его стащило с путей. Один из дизель-вагонов продырявило, как сито. Броневагон с артбашнями смялся в лепёшку.

Через несколько минут после нападения заработали дымогенераторы конвоя. День был безветренный, и вскоре прибрежная полоса окуталась чёрными клубами. Сквозь них прорывались оранжевые всплески разрывов. Однако стрельба стихла не сразу, наоборот, в темноте очереди застучали чаще, но вскоре огонь прекратился. Неведомый противник тоже воспользовался завесой, понимая, что походники не видят их из-за дыма и под его прикрытием отступил, по возможности забрав своих раненых и убитых. Во всяком случае, стрелки, высадившиеся из «Спальника», десантники с других поездов, не нашли сначала ни одного тела из числа врагов.

Дождавшись, когда дым немного разойдётся, и утихнет канонада, бойцы бросились прочёсывать заброшенную автостраду и склоны гор, выходящие на Байкал. Но с этим пришлось повременить. Лес, спускавшийся к озеру, горел. Похоже было, что огню, возникшему во время боя, помогли разгореться. Деревья заполыхали широкой полосой. Уцелевшие поезда спешно откатывались в сторону Байкальска. Стрелки, спустившиеся вниз, на берег, к железнодорожным путям искать раненых, не выдержав высоких температур, отступили в озеро. Им пришлось зайти в воду почти по горло, так был силен жар.

Потери от внезапного, хорошо продуманного нападения были огромны. В строю остался только один лёгкий бронепоезд «Фантомас-4», погибли «Урал» и «Мортира» — основная ударная сила конвоя. Сгорел медицинский эшелон. В топливном составе оказались пробитыми четыре цистерны, вытекшие из них бензин и солярка загорелись, от этого вспыхнул один из поездов с продовольствием и снаряжением. Без повреждений оказались только «Спальник-1», «Киянка» и «Акбаст», шедшие последними. Из четырёх вертолётов, хранившихся разобранными на платформах «Клумбы», два были серьёзно попорчены. Погибли почти все расчёты артиллеристов, уцелели очень немногие. Они успели выбраться по воде, когда составы загорелись. После того, как подобрали раненых, уже на закате дня, эшелоны вернулись в Слюдянку.

— Здоровыми у нас осталось 429 человек, — итожил Набоков вечером. — Более двухсот раненых и триста погибших. И пятьсот наших в Улан-Удэ. Живы они? Или тоже в засаду угодили? Из четырнадцати составов здесь осталось восемь, пять из них повреждены. Разгром, что тут скажешь. Не меньше месяца — двух придётся в себя приходить, восстанавливать технику, ждать, когда люди поправятся. Кто же это был? Абаканцы, красноярцы, тувинцы или кто-то ещё? Надо круговую оборону занимать. Как бы зимовать здесь не пришлось. Ладно, сейчас главное, наших из Улан-Удэ вытащить.

— Я послал шесть разведгрупп осмотреть место боя, — начальник штаба Меньшиков провёл ладонями по щекам и откинув голову назад, устало выдохнул. — Пройдут до Мурино. Останутся в секретах. Вокруг стоянки выставлены посты.

— Иона, что с вертолётами? — повернулся к Заббарову Набоков. — Если не сегодня, то завтра с рассветом надо отправить хоть один в Улан-Удэ.

— Сделаем, — коротко ответил «вертолётный царь». — Ночи сейчас короткие, экипажи я отправил отдыхать, но к утру и «Ястреб» и «Юнкерс» будут готовы. Уже сняты с платформ, идёт сборка. Потом займёмся «Вороном» и «Центавром».

Раненых устроили в бывшей слюдянкинской больнице. Её трёхэтажное здание со следами синей краски на стенах находилось рядом со станцией. Во время месячной стоянки больницу немного отремонтировали, поэтому минимальные удобства у раненых были. Уцелевшие врачи сбивались с ног, занимаясь десятками тяжёлых ранений и повреждений. Было плохо и потому, что почти все лекарства и препараты сгорели в «Таблетке». Довольствовались тем, что собрали аптечки из всех вагонов каждого поезда и вытряхнули из них всё, что могло пригодиться.

По приказу Набокова постами перекрыли все возможные подходы к станции. На сопках у Слюдянки выставили наблюдателей.

Командиры обсуждали, что делать дальше. Склонились к мнению, что необходимо выяснить силы и возможности неизвестного противника. И узнать, кто это!!!

— Если это небольшая группировка, — начальник штаба Меньшиков посмотрел в глаза Набокову. — То мы с ней справимся и пройдём дальше, восстановив пути, тем более, что тщательность здесь не нужна. Поезда по-прежнему стоят на воздухе. Неизвестные существа ещё не покинули нас. Если же дорога окажется непроходимой из-за сопротивления противника, надо пробовать обход по БАМу, через Братск. С предварительной разведкой, конечно. Сейчас предлагаю создать здесь укреплённый лагерь, доставить пригодное вооружение с разбитых поездов, восстанавливать силы. Если же пройти на восток не удастся, вернуться обратно на Урал.

— Я думаю, что нашим в Улан-Удэ надо сообщить о возможности прохода к нам по БАМу, — прохрипел контуженный в шею комброн «Фантомаса» Адам Зейдлиц. — Будем надеяться, что противник не атакует их сегодня ночью.

— Всё ясно, командиры, — Набоков осмотрел присутствующих. — Принимаю решение. Распыляться не будем. Все остаёмся пока здесь. Ведём усиленную разведку, пешую и воздушную. Чиним пути. Если их не удастся восстановить в случае активного сопротивления противника, идём на БАМ. Завтра, кровь из носу, вертолётчики должны найти наших в Улан-Удэ. Пусть разведают ситуацию со своей стороны. Избегать столкновений, беречь людей! Если соединиться не получится здесь, тоже пусть прорываются на БАМ. Стрелков достаточно для охраны? — обратился он к начальнику штаба. — Если не хватит, командирам поездов выделить людей. Освободить от нарядов медиков, механиков, артиллеристов, пилотов. И ещё. Сергей, — он глянул на Меньшикова. — Возьми людей, надо могилы копать, — начальник штаба кивнул. Руслан потёр подбородок, помолчал секунду, поднял голову и спросил: — Вопросы?

Все промолчали, Руслан встал, за ним поднялись остальные и разошлись по своим эшелонам. Забот сегодня хватало у всех. Такого разгрома бывалые бойцы конвоя не испытывали давно. Надо было ободрить подчинённых и позаботиться о раненых, приготовлении пищи, обеспечении боеприпасами и заняться прочими военными делами. И рыть могилы, последний окоп для погибших товарищей.

После полуночи, Львова, как-то незаметно и даже естественно обосновавшаяся в вагоне Набокова, сообщила ему, забежавшему за табаком, сногсшибательную новость.

— Ты читал отчёт о первой беседе с Данияром, шаманом Батырбая? — спросила она.

— Вот была ты нормальным контрразведчиком, и вопросы задавала нормально, — Руслан усмехнулся. — А сейчас сразу видно, женщина домашняя. Начала нудить, читал, не читал. Знаешь ведь, что читал! Говори, что хотела, быстро только. Даже не говори, а докладывай!

Татьяна Сергеевна вздёрнулась, хотела сдерзить в ответ, но сдержалась. Набоков сразу её предупредил, что если возникнет хоть тень скандала или выяснения отношений, вылетит моментом, раз, распрощается с контрразведкой, два, и отправится домой, три.

— Короче, Рустик, — Львова улыбнулась. — Данияр тогда заявил, что у Манжуры нет души. К этому. Когда вернулись «Фантомасы», возившие Батырбая в Казань, и мы двинулись из Омска, мне передали почту. Разобрать я её не успела до конца. Потом не до этого было. Забыла. В общем, сегодня утром, когда только вышли из Слюдянки, я вскрыла пакет от моего казанского начальника.

Женщина вздохнула и нерешительно посмотрела на Руслана.

— Не раздражай меня, — усмехнулся он. — Мне что, угадывать надо содержимое пакета? Не хочешь, не говори, я пошёл, у меня дела.

— Нет, нет, — Львова схватила его за рукав брезентовой, прожженной на плече куртки. — Дело в том, что Манжура не человек, а создание викингов.

Набоков оторопело посмотрел на неё. Но привыкнув ничему не удивляться, он положил руки на плечи Татьяны и усадил её на диван.

— Говори, — потребовал он.

В пакете, так поздно вскрытым Львовой, была информация о создании в лондонских лабораториях существ, идентичных людям с помощью объёмного принтера. Руслан тут же взял сообщение и прочёл.

— Думаешь, он этот, витапринт? — сморщившись, спросил он.

— Да, — ответила Львова. — И сегодня без него не обошлось. Это предположение, но оно верно на девяносто процентов. Его поведение об этом говорит. Равнодушие, желание быть одному, незнание своего прошлого. А в то, что его контузили чуды-юды, я не верю.

— А где он?

— Манжура с лошадьми в «Чёрном Быке» в Улан-Удэ. Данияр за ним присматривает.

Набоков как-то криво сел на диван, свесив руки с зажатой в пальцах бумагой. Усталость, гнев, ярость, злость от сегодняшнего разгрома забушевали в нём. Надо успокоиться, Руслан знал себя. Перетерпеть эмоции, не пороть горячку. Он отвечает за людей. Три сотни которых погибли сегодня, и по его вине, как командира.

— Завтра подумаем, нельзя по запарке решения принимать, — приоткрылись на секунду его сухие губы, он встал, сунул сообщение Татьяне и вышел из купе.

Чей вертолёт?

Солнце уже показалось, раскинув мягкий свет в прозрачном воздухе Сибири, когда «Ястреб» раскрутил винты и взял курс на восток. В кармане лётной куртки командира вертолёта лежал пакет с запиской Набокова пехотному начальнику Гилёву, командиру группировки в Улан-Удэ. Руслан вкратце сообщал ему о бое, потерях и велел аккуратно, очень внимательно и осторожно подойти к Мурино, и помочь в восстановлении железной дороги. Также там было распоряжение об установлении негласного контроля за Николаем Манжурой.

«Ястреб» шёл над Байкалом, примерно в километре от берега, вскоре справа показалось место вчерашнего боя, там ещё дымились обломки вагонов и тепловозов. Правый пилот вглядывался в разорванный взрывами берег, где-то там, он знал, скрывались разведдозоры. Но никого заметить не удалось.

— Хорошо маскируются парни, — он поднял взгляд и увидел невдалеке, над горным хребтом характерный силуэт вертолёта. — Опа! А что это наших туда занесло? Командир, справа кто-то из наших вертушек.

Командир «Ястреба» вгляделся в приближающийся вертолёт и щёлкнул кнопкой, переключаясь на внешнюю связь.

— «Клумба», «Клумба», я «Ястреб»! Я «Ястреб»! — забубнил он. — На траверзе Выдрино заметил вертушку, идёт к нам со стороны гор.

— «Ястреб», я «Горыныч»! — услышал командир в ответ. — Иду к вам, но по морю. С гор чужой вертолёт!

Слепящее восходящее солнце помешало пилотам увидеть «Горыныча», летевшего к ним навстречу. А с него прекрасно разглядели оба вертолёта возле Выдрино.

— «Ястреб»! Вас атакуют! — раздался крик по рации. — Наблюдаю сход ракет!

Не отвечая, командир «Ястреба», уже и сам заметивший вспышку и дымный след, начал отстрел тепловых ловушек.

— Делай «воронку», «Ястреб»! — «Горыныч» начал манёвр, когда вертолёты идут по кругу вокруг цели. По часовой стрелке, правыми бортами внутрь воображаемой окружности.

«Ястреб» набирал высоту, с концов его крыла, на котором пока бесполезно висели кассеты с НУРСами, беспрерывно сыпались раскалённые тепловые ловушки. Первый раз его пилоты видели, как они действуют. Несколько вражеских ракет ушли за ними вниз, к Байкалу, но одна всё-таки настигла вертолёт. Она воткнулась в хвостовую балку, но почему-то не взорвалась. «Ястреб» дёрнулся от удара и его начало медленно разворачивать. Ракета ещё не выработала топливо и толкала вертушку по кругу. Тут же броня кабины завибрировала под ударами пушечных снарядов. Неизвестные летуны подобрались на дистанцию беспромашного огня. Рулевой винт «Ястреба» остановился, вертолёт начало крутить в воздухе.

— Да что же это! — закричал командир, пытаясь удержать вертушку. Правый пилот и борттехник палили по врагу из носовой пушки и бортового пулемёта, когда тот попадал в зону обстрела. Толку от этого не было.

Но безнаказанный расстрел длился недолго. На неизвестную вертушку обрушились трассеры с подоспевшего «Горыныча».

— Уходи к берегу! — услышал командир «Ястреба».

— Что у вас? Я «Клумба»! Что происходит?!

— Сдохните, белые твари!

— Садись на берег, тяни, братан! На, получай, скотина!

— Вы сдохните, белые твари!

— Держитесь. Идите к берегу, к Мурино, туда вышел «Фантомас». Прикроет вас.

— «Ястреб», держись! Держись!

Повреждённая вертушка, размахивая хвостом, то приподнимаясь, то снижаясь, шла к берегу, на котором виднелись дома бывшего села Выдрино. Командир высматривал место, где лучше совершить посадку, если вообще она получится. Решил тянуть на берег речки, впадавшей здесь в Байкал. На левом берегу места вроде было побольше, вертушка, болтаясь, как пьяная, потащилась туда.

А за ним, над озером, сверкая бешено крутящимися лопастями в лучах восходящего солнца, бились вертолёты. У обоих с крыльев текли потоки тепловых ловушек; попавшие на них, как на крючок, стремительные хищные ракеты разрывались, исходя на осколки, валившиеся вниз и будоражившие спокойную гладь Байкала.

Трассирующие пушечные снаряды рисовали в прозрачном утреннем воздухе странные пунктирные узоры, перекрещиваясь меж собой и заканчивая полёт то в воде, то буравя берег. Иногда они высекали кусты искр из машин противника. Вертолёты содрогались, но надёжная броня держала удары. Однако защита, хотя и сработанная на совесть, имела пределы прочности. Пилоты пытались занять позицию со стороны солнца, чтобы ослепить врага, и постоянно маневрируя, постепенно уходили вдаль от берега и вверх. Командир «Горыныча» резко сбросил обороты, отчего вертолёт моментально просел вниз на пару десятков метров. Тут же круто задрал нос, и развернувшись градусов на сорок вправо, посадил на прицелы пушек брюхо врага. Но противник тоже был грамотным лётчиком. Как только «Горыныч» упал вниз, он ринулся вперёд и вверх, уходя на мёртвую петлю. Пушечная очередь прошла мимо. «Горыныч» потерял врага из виду, но помня железное правило «кто выше, тот и вернётся домой», пошёл в набор высоты. Борттехник из окна пассажирской кабины заметил противника, спускавшегося по пологой дуге сзади, заходя в хвост. Командир, получив от него сообщение, выругался. На разворот времени не было, и он погнал «Горыныча» на бочку. Вертолёты разошлись на несколько сот метров в разные стороны, при этом «Горыныч» оказался немного выше. Пытаясь нарастить преимущество, его командир начал подъём по спирали. Враг его не видел, и борттехник, опрокинув ствол пулемёта вниз, открыл огонь.

Подбитый «Ястреб» рухнул на землю, буквально в паре метров от воды, взбудоражив её вращающимся винтом. Посадка была довольно жёсткой, но самортизировали вмиг раздувшиеся резиновые подушки под брюхом, и никто из экипажа не пострадал. Но тут же кабину тряхнуло и повалило вперёд. Ещё работающие лопасти ударились о землю. Во все стороны полетели песок и галька. Пилоты невольно зажмурились, когда фонтаны грязи ударили в лобовое стекло. Переломанный винт ещё вращался, содрогая вертолёт. Экипаж быстро расстёгивал ремни, освобождаясь из кресел. Борттехник дёрнул за чеку пиропатрона, чёткий сухой взрыв, и дверь легко вынесло. Все, пригибаясь, выскочили из кабины, отбежали подальше и осмотрелись. Рулевой винт на отломившейся хвостовой балке лежал в воде. Пахло сильно разогретым маслом из разорванных маслопроводов. Оно тонкой струйкой сочилось в речку, расходясь по ней радужными пятнами. В прозрачной воде видно было, как любопытные рыбки сунулись к ним, но тут же развернулись и скрылись.

— Видимо, ракета эта всё-таки взорвалась при посадке, — правый пилот глянул на обломки лопастей несущего винта и качнул головой. — Вот и оторвала нам хвост.

— Ну что, техник, рванёт горючее? — командир прищурясь, посмотрел в сторону Байкала, где вдалеке едва виднелись поединщики. Потом перевёл взгляд на берег. Людей не было видно. — Как бы НУРСы не долбанули у нас. Чадит наша птичка.

Ракеты, собранные в стальных пучках под крыльями, с одной стороны зарылись в песок. Подвесные пушки при посадке воткнулись дулами в берег, при этом крепления повредились и сейчас скорострелки, почти вырванные из замков, торчали почти вертикально из земли. Носовое орудие свернуло набок, да так, что искривился ствол.

Борттехник, не отвечая на вопрос, осторожно потянул носом, почесал верхними зубами нижнюю губу и залез обратно в кабину. Через минуту он выглянул и молча протянул пилотам автоматы. Те подошли и взяли оружие. Тут же техник сунул им разгрузки, набитые магазинами с патронами и гранатами.

— Надо пулемёт снять, — крикнул он изнутри. Правый пилот глянул на командира, тот кивнул и правак полез помогать.

«Горыныч» умудрился пробить броню противника удачной пушечной очередью, тот задымил и набирая высоту, понёсся к берегу, уходя из боя. Но «Горыныч» преследовать его не стал, у него в бою оказалось повреждено управление. Поэтому он, демонстрируя агрессивность и позицию победителя, выстрелил остатками ракет в сторону подбитого и сам потихоньку поплёлся в ту же сторону.

— Идёт, гад! — командир щёлкнул предохранителем и принялся выцеливать идущий на приличной высоте неизвестный, но такой задиристый вертолёт. На шум автоматной пальбы из кабины выскочили борттехник с правым пилотом. Но они пострелять уже не успели. Дымящая машина прошла над руслом реки, делившей посёлок пополам, и скрылась за горами.

Подрагивая, очень мягко и не спеша, «Горыныч» приземлился метрах в пятидесяти от разбитого «Ястреба». Лопасти остановились. Из кабины выскочил командир.

— Лихо он нас потрепал, — он сплюнул. — Вот паскуда! Связь есть? Рация у нас накрылась.

Борттехник «Ястреба» помотал головой.

— Рация вдребезги, — он тоже сплюнул. — Уходить надо.

— Это откуда он взялся? — командир «Горыныча» посмотрел в сторону гор. Развернулся к ястребовцам: — А чего вы вчера не прибыли? Нас и послали разузнать.

— А мы к вам потому и пошли, чтобы рассказать, — правый пилот «Ястреба» вздохнул. — Разбили наше войско вчера неподалёку отсюда. Вдребезги разгромили. Я такого с Самарской Луки не помню.

— Ну-ка, расскажи, — экипаж «Горыныча» подошёл к коллегам. — Как это разгромили?

Вдруг из посёлка донеслась стрельба. Кто-то лупил длинными очередями, не жалея патронов. Ухнул взрыв, другой, третий.

— Запускайся! — командир «Ястреба» глянул на коллегу. — Уходить надо.

Рядом вжикнули пули, в речку вонзилась граната, водой от взрыва окатило вертолётчиков. Те как очнулись, и бросились к «Горынычу».

На правом берегу речки, метрах в четырехстах от них появились фигурки людей — с автоматами в руках, пригибаясь, они бежали к вертушкам.

Ночные гости

Вертолётчики бросились к «Горынычу». Ситуация непонятная, а в таком случае надо уносить ноги, а разбираться в безопасном месте. Потом.

Бежавшие к ним люди замахали руками, но пилоты уже завели ещё не остывший движок вертолёта. Лопасти закрутились, кабина задрожала, и «Горыныч» медленно поднялся вверх и тут же, развернувшись, полетел над озером, уходя подальше от неизвестных автоматчиков. Быстро пройдя вдоль берега, вертушка вскоре приземлилась в Слюдянке.

— Вот это новость! — Набоков поцокал языком. — Вертолёт неизвестный, «сдохните, белые твари»! Да это, никак, чёрные викинги объявились. Надо базу у них искать, раз, и срочно связь с нашими в Улан-Удэ, два. Иона, когда «Юнкерс» вернётся?

— Вместе с «Фантомасом», — вертолётный царь, похудевший и очень усталый, сидел в мягком кресле салона «Акбаста». — Я как услышал про нападение, забыл, что они в Братск ушли, БАМ смотреть, вызываю их, команды даю, а они не слышат, потому что далеко.

Зейдлиц с повязкой на шее, отчего он не мог поворачивать голову, а разворачивался сразу всем туловищем, что-то просипел. Его не поняли. Он взял карандаш и написал на листе бумаги большими буквами — ПВО. «Фантомас» ушёл на Братск сегодня без командира, его знобило и трясло.

— А ведь точно! Спасибо, Адам, — Набоков сплёл пальцы. — Отвыкли. Значит, так. Немедленно всех оповестить о наличии у врагов, как минимум одного вертолёта. Быть бдительными. Оборудовать заставы противовоздушной обороны. Сколько у нас комплексов этих из Омска осталось?

Иона прищурился, вспоминая и наконец произнёс: «Тридцать шесть».

— Отлично, — комендант конвоя коротко и мощно выдохнул. — Значит, так. Серёжа, — обратился он к Меньшикову. — Прямо сейчас определи как минимум три-четыре поста ПВО. Зенитный комплекс, пулемёт, наблюдатель. Впрочем, ты в курсе, можайское побоище не забыл ещё, наверно. Иона, чини «Горыныча». Он вместе с «Юнкерсом» на Улан-Удэ пойдёт. Придётся нам здесь лагерь строить, видимо, хочешь, не хочешь. Попали нам не хмаринские бандиты и даже не лисички кусачие, а серьёзные враги. А наших-то как предупредить? Как до Омска хотя бы добраться? Через Кузбасс как то пробраться надо. Разберёмся, думаю. Ладно, мужики. Задачи на сегодня поставлены. Вечером, в десять собираемся здесь же.

Вечер принёс плохие новости. Экипаж «Юнкерса», прикрывавшего лёгкий бронепоезд, сообщил, что плотина гидроэлектростанции в Братске разрушена. Железнодорожные пути проходили как раз по ней. Путь на Байкало-Амурскую магистраль оказался отрезанным. Ближе к темноте пришли связные от разведгрупп, работавших в Мурино. По их словам, пройдя до Выдрино, они вступили в огневой контакт с подразделением чёрных викингов.

Когда на совещании Набоков довёл эту информацию до командиров, те даже не удивились.

— Идти дальше на восток без тщательной глубокой разведки не имеет смысла, — высказался начальник штаба Меньшиков. Он не спал уже вторые сутки, щёки впали, покрасневшие глаза часто моргали и слезились. — Надо переговорить с абаканцами и красноярцами. Нойонов тоже привлечь. Викинги ведь никого не пощадят.

Его поддержал ранее отмалчивавшийся на всех совещаниях командир топливного поезда Скоробогач. Оставшийся за Гилёва его заместитель Ершов, в неизменной белой кубанке на голове, стукнул кулаком по столу.

— Главное, наших из Улан-Удэ вытащить! — почти крикнул он. — Может, их в живых-то уже нет.

Завязалась дискуссия. Зейдлиц что-то сипел, остальные ругались в полный голос, выплёскивая усталость и злость. Вдруг у молчавшего Меньшикова упала на грудь голова, он покачнулся на стуле и рухнул на пол.

— Уснул наш начштаба, — здоровяк Скоробогач легко поднял худощавого Сергея, огляделся и уложил его на диван у стенки. — Пусть поспит, намаялся за два дня шибко он.

Все утихли. Набоков, смотревший, как укладывают Меньшикова, прикусил верхнюю губу. Потом поднял голову, набрал воздуха и шумно выдохнул.

— Вот что я предлагаю, — он придвинул к себе лист бумаги и начал писать. — Завтра «Спальник» идёт до Мурино. Высаживает там сорок человек. Они осматривают местность. Доходят до Выдрино. Это наш район. Укрепляемся там. За два-три дня мужики должны обшарить прилегающие горы и лес. Расставим везде наряды и секреты. После этого приступаем к ремонту путей. Дальше, завтра днём Меньшиков, — Набоков невольно глянул на спящего начштаба, — так вот, он на «Фантомасе» идёт в Красноярск. Их бойцы нам в этой ситуации не нужны, но надо, чтобы они были готовы к нападению. Викинги не шутят. Потом, «Горыныч» и «Юнкерс» идут на Улан-Удэ. Прямо с утра. Иона, проследи, чтобы отдохнули экипажи. Сейчас главное — соединиться с отрядом Гилёва. А потом уже можно строить планы. Замечания, предложения?

Контуженный Зейдлиц подтянул к себе бумагу и начеркал на ней: «В Мурино боеприпасы целые поискать надо. Не всё же сгорело и взорвалось». Набоков прочёл, кивнул и ознакомил с записью Ершова. Потомственный кубанский казак, которому завтра предстояло вести «Спальник», воскликнул: «Конечно! Само собой! Сделаем, Адам!»

На этом совещание кончилось. Все отправились отдыхать. Набоков вышел покурить. На берегу горело несколько костров, возле больницы постукивал генератор. Вот ещё забота, — подумал комендант. — Если тут застрянем надолго, топливо надо брать где-то. Или на зимовку в Иркутск идти? Там потеплее будет. Стоп. А ведь в Иркутске ГЭС тоже взорвана.

Комендант задумался. Он вспомнил, как в Красноярске ему говорили, что иркутяне пользуются гидроэлектростанцией. Что же тут произошло?

Вернувшись в вагон, Набоков вытащил карту и разложил её на столе. На Ангаре четыре ГЭС — Усть-Илимская, Богучанская, Братская и Иркутская. Двух уже нет. А если викинги пришли сюда по воде? Судов у них всегда было достаточно, и моряки они неплохие. Прошли северными морями до Енисея, там в Ангару. Взорвали плотины и поднялись к Байкалу. Новая напасть. Костры! Их отлично видно с воды.

Набоков выскочил из вагона и пробежался до конца поезда, где размещался штаб патрулей. Начальник караула получил приказ немедленно загасить все огни, а в больнице срочно завесить все окна. Пока Слюдянка не погрузилась во тьму, Руслан не зашёл в свой вагон. Он даже залез на крышу и внимательно осмотрел весь посёлок, укрывшийся в темноте. Сейчас ночного обстрела со стороны озера можно было не опасаться. Набоков умылся холодной водой, чтобы побыстрей уснуть и устроился на диване в салон-вагоне. Раздеваться он не стал, только стянул сапоги и завалился на диван, сунув под голову цветастую подушку. На соседнем диване беззвучно спал Меньшиков, иногда постанывая и покряхтывая.

Стрелки разошлись по вагонам, отдыхать, караульные заняли свои места на берегу, и подступах к Слюдянке. Боря Милютин вместе с контрразведчиком Рамзаном и волкодавом Грэем разместились под сооружённым днём навесом из старых досок и ржавых железных листов. Метрах в трёхстах справа и слева от них примерно в таких же убежищах сидели соседние секреты.

— Спи пока, Рамзан, — Боря уселся поудобней. — Я часика через три-четыре тебя подниму. Вдвоём-то таращиться толку нет, да и Меньшиков приказал по очереди отдыхать. Ты, поди, отвык в своей конторе по ночам не спать.

— У нас ночью самая работа, — многозначительно ответил напарник и умостился на притащенных днём из домов одеялах. — Только я могу захрапеть.

— Храпеть на посту не положено, — Милютин хмыкнул. — Придётся тебя тихо зарезать тогда. Чтобы месторасположение наше не выдать врагам.

— Какой ты серьёзный, — Рамзан помолчал. — Ладно, уговорил, не буду я храпеть.

— Спи давай, не болтай.

Сначала, сразу после наступления темноты, лёгкий ветерок тянул с Байкала, было зябко. Потом настала полная тишина. Боря поглядывал в небо, где среди повисших туч мелькали звёзды и прислушивался. Ноги затекли от сидения и бывший пограничник, не вставая, выпрямил их и принялся поочередно напрягать мышцы на них. Свернувшийся клубочком Грэй уловил движение и дёрнул хвостом — Боря не увидел, но почувствовал прикосновение шерсти к руке.

— Спи, собачка, спи, — прошептал он и начал тихонько двигать мышцами на спине, груди, покачивать головой в стороны. Растёр лицо руками и осторожно откинулся на дощатую стену, она чуть слышно скрипнула. Боря затих. Тишина стояла полная. Где-то вдалеке, в посёлке что-то быстро лязгнуло и внезапный звук резко ударил по ушам. Вскоре он растаял, и вновь всё затихло.

Вдруг до Милютина донёсся шорох воды на прибрежной гальке. Это шуршали песчинки, сталкиваясь меж собой в маленьких водоворотиках. Боря прислушался, наклонился вбок, высунувшись из-под навеса, послюнил пальцы и поднял их вверх. Никакого движения воздуха не было. А плеск набегавших волн повторился. Караульный протянул руку, нащупал тонкий провод, и аккуратно пару раз дёрнул за него. Он знал, что привязанный на другом конце колокольчик насторожит дежурную группу, располагавшуюся метрах в четырёхстах от берега. Зашевелился Грэй, учуяв волнение пограничника. Бесшумно сел на одеялах Рамзан. Боря в темноте нащупал его руку и пожал запястье — не двигайся!

Волна зашуршала по берегу, и что-то заскрипело на воде. Грэй напрягся. Донеслись едва слышные быстрые шлепки. И снова всё затихло. Захрустела галька, кто-то вышел из воды! Милютин, уже державший в одной руке ракетницу, другой подтолкнул волкодава вперёд и выстрелив вверх, тут же укрылся за бетонным блоком, служившим передней стенкой навеса. Зависшая на парашютике ракета высветила несколько застывших фигур на берегу. Белая молния Грэя свалила одну из них и сразу пёс, прокусив неизвестному горло, бросился в сторону. Умная собака знала, что сейчас здесь станет тесно от пуль. У приплывших была отменная реакция. Едва Боря задёрнул руку с ракетницей за укрытие, как по бетонному блоку ударила автоматная очередь. Рамзан бросил на берег гранату, в это же время кто-то из нападавших короткой очередью разнёс медленно снижающуюся ракету. Но Милютин успел заметить на воде, метрах в десяти от берега, ещё одну лодку, с которой прыгали в воду люди в чёрном. С момента выстрела из ракетницы прошло буквально несколько секунд и берег озарился яркими вспышками выстрелов. Грохот пальбы, визг рикошетов от бетона, железа, шумные всплески воды, взрывы гранат. Тут взлетели ещё две ракеты, потом ещё сразу штук пять. Прибрежную полосу осветило, как днём, ярким химическим огнём, заплясали, задергались на песке и гальке чьи-то тени. Стрельба стихла. Ударил свет двух прожекторов, установленных вдоль берега. Милютин осторожно высунулся из-под навеса. На воде покачивались три лодки, недалеко лежали несколько тел.

— Грэй, смотри! — скомандовал Боря. Появившийся неизвестно откуда пёс подскочил к лежащим и обнюхал их. На двоих он рыкнул и отскочил. Рамзан выскочил и схватив одного из них за ногу, оттащил в сторону. Быстро связал руки, потом также поступил с другим.

В свете прожекторов караульные собрали покойников, вытащили на берег лодки. Окончив работу, разошлись по своим местам. Боря глянул на часы — половина третьего. И тут с Байкала донёсся нарастающий шелест. Миг, и пограничник кинулся на землю, по пути сбив с ног Рамзана. Метрах в ста от берега поднялся фонтан выброшенной разрывом снаряда воды. Сразу погасли прожектора. Со стороны озера прилетело ещё несколько снарядов, не причинивших вреда никому, и обстрел закончился. Когда рассвело, водная поверхность была пуста.

Итогом ночного боя стали три раненых пленника. Двое были без сознания, один, со слепым пулевым ранением в шею, только морщился от боли. Глаза у него закатывались, идти он не мог, всё время валился набок. Контрразведчики унесли их сами. Трупы ночных диверсантов разложили на грузовом пандусе станции.

Где Гилёв?

На зорьке два вертолёта ушли в Улан-Удэ. Вернувшийся с Братска «Юнкерс» и срочно отремонтированный «Горыныч» шли на максимальной высоте, пилоты сторожко наблюдали за небом. Задача была — во что бы то ни стало прорваться к Гилёву и вернуться обратно.

Выставленные возле Выдрино заставы уже вступили в огневые контакты с викингами. Ершов не атаковал, а пытался выведать силы противника. Его бойцы сняли с разрушенного «Ястреба» пулемёты и другое вооружение. Восстанавливать же пути под огнём возможности не было. Набокова тревожило и то, что со стороны Улан-Удэ никто не подходил. Комендант предполагал, что группа Гилёва уже разгромлена, захвачена врасплох. Командиры конвоя сомневались в этом. Пехотный начальник был старый, опытнейший боец, и всегда настороже.

— Тогда почему он не послал лёгкий бронепоезд или любой паровоз к нам? — хмуро спросил Набоков на утреннем совете. — Ведь должен он предполагать, что беда какая-то произошла. Мы вовремя не пришли, вертолёт к нему не вернулся. Вполне достаточно оснований для беспокойства. Сутки ни слуху, ни духу. Ладно, узнаем скоро всё. Что пленные говорят? — он обратился к Львовой.

Начальник контрразведки встала, держа в руках несколько исписанных мелким аккуратным почерком листов бумаги.

— Викинги здесь уже четыре года, — Татьяна Сергеевна посмотрела на командиров, опустила взгляд на листы и продолжила доклад. — Их экспедиция имеет цель пройти на Тибет, где в ожидании друзей и соратников спит великий Конан-Амра, отец викингов. Флотилия пришла по Енисею из северных морей. Взорвали все гидроэлектростанции на Ангаре, прошли в Байкал. Предварительно высаживали десант, уничтожали на берегах местное население.

— Так вот почему в Иркутске пусто! — пристукнул кулаком по столу Скоробогач. — Они вырезали всех!

Львова кивнула, подтверждая, и продолжила.

— Основные силы они высадили здесь, в Слюдянке, — контрразведчица водила взглядом по строчкам. — В пешем порядке и на привезённых автомобилях ушли по тракту на озеро Хубсугул. Флотилия выбрала стоянкой Усть-Баргузин. Одно из требований их командования не поднимать большого шума до обнаружения Конана. Поэтому они не занимались набегами, а несли исключительно сторожевую службу. На Тибет экспедиция ушла только в прошлом году, до этого возили кораблями припасы. Ну, и заодно резали всех, кто попадался на глаза. Основная база у них на Хубсугуле. Также припасы есть в Усть-Баргузине. Нас они засекли, как только мы показались возле Иркутска. Рассудив, что поезда пойдут дальше, устроили засаду на берегу и ждали. Сейчас принято решение уничтожить нас здесь, в Слюдянке и группу Гилёва в Улан-Удэ.

— Почему они Гилёва не расхлопали на переходе? — просипел Адам Зейдлиц.

— Решили, что тот никуда не денется, а гораздо заманчивей разбить основной конвой, — Львова подняла голову и посмотрела на комброна. Его всё ещё трясло, контузия никак не отпускала. Татьяна Сергеевна перевела взгляд на смотревшего мимо всех, в открытое окно Набокова, с закушенной нижней губой и стала читать дальше: — Сейчас в Усть-Баргузине четырнадцать кораблей. Четыре военных, «Вулверин» какой-то большой и ещё три, поменьше, остальные транспортно-пассажирские. Ночной набег имел целью вывести из строя все поезда. Также на сегодня у них запланировано уничтожение группы Гилёва. Доклад закончила.

— Так что же мужики из Красноярска не знали, что ли, что четыре года здесь чёрные болтаются? — вскипел Скоробогач. — Тут же рядом всё! И нам ничего не сказали!

— Что шумишь напрасно? Успокойся. Виноватых ищут бюрократы, а нам надо решать и действовать, — Набоков сморщившись, махнул рукой на горячего командира «Бочки». — К тому же от Красноярска до того же Братска тысяча километров. Кто туда поедет? И сам вспомни, когда обживаться сами начали, много мы соседями интересовались? Люди всегда живут своими внутренними проблемами и заботами, а что за забором творится, их не интересует. Если бы нас работорговцы, а потом чёрные не потревожили, тоже бы сидели на месте, не таскались бы по России и Сибири. Да и не важно это сейчас.

Набоков встал и начал медленно прохаживаться по салону, заложив руки за спину и покачивая корпусом. Залетевшая в окно оса прожужжала рядом, он не обратил внимания.

— Мнения какие есть? — спросил он, развернувшись к коллегам.

— Ардальона надо выручать, — откашлявшись, произнёс Заббаров. Он крепко сдружился с Гилёвым во время похода. — Прорываться через Выдрино, другого пути нет.

— Нельзя оставлять в тылу викингов, — возразил Зейдлиц. — У нас к тому же раненых не одна сотня. Да и железная дорога разрушена. Всё завалено. Это дня четыре-пять на очистку уйдёт. Да и бои там идут.

Командиры заговорили все враз. Ситуация была аховая. Враг был впереди, перекрыв Транссиб, враг был в сопках, окружавших Слюдянку, враг был на воде. Даже если прорваться дальше на восток, была опасность, что викинги опустошат Красноярск, Абакан и захватят всё пространство от Байкала до Кузбасса.

— Зря я приказал «Мотору» с Гилёвцым идти, без плавсредств остались. Сколько лодок у нас на ходу? — спросил Набоков у командира ремонтного поезда «Киянка» Степана Ушакова. — Вы в июне чинили моторы для рыбалки и те лодки, что здесь нашли.

Огромный, с промасленными, не отмывающимися уже руками Ушаков задумался и считая, пошевелил губами.

— Ну, исправных плавсредств где-то штук двадцать, это с моторами, — он не спеша поскрёб у себя под носом, задрав глаза на потолок. — Из них двенадцать маленькие и восемь баркасов. Мы их перед отходом в ангар сложили и движки законсервировали. Примерно человек сто они возьмут.

— Принимаю решение, — Набоков выпрямился. — От нас до Усть-Баргузина триста вёрст. Прямо сейчас спускаем лодки на воду. Они идут на север, и ночью нападают на флотилию викингов. Погода штилевая стоит, идти вдоль берега. Считаю, что нам необходимо вывести из строя корабли противника. Одной заботой станет меньше. Поскольку Ершов сейчас держит викингов у Выдрино, Меньшиков ушёл в Красноярск, командовать налётом поручаю тебе, товарищ Скоробогач. Думаю, что викинги не ждут нас сегодня, да ещё со стороны моря. Командиров прошу выделить людей. Степан, — он повернулся к Ушакову. — Своих механиков дашь в набег, может, удастся захватить целыми корабли. Задача ясна? Сейчас девять утра. В одиннадцать лодки должны уйти. Что с ранеными у нас? — Набоков глянул на главврача.

— Шестьдесят два нетраспортабельны, в тяжёлом состоянии, — устало ответил тот. — Прогноз по ним неясен. Остальные вроде поправляются.

— Поход прекращаю, — объявил Набоков внезапно. — Будем готовиться к зимовке. Первоочередные задачи — разгром вражеского флота, связь с Гилёвым, который, думаю, не пропадёт. Он просто права такого не имеет. Необходимо блокировать викингам выход на Байкал, а оттуда к северным морям. К тому же, не забывайте, где-то на юге идут конные калмыки. Поэтому, ставлю боевую задачу — сосредоточить все усилия на полном уничтожении вражеской экспедиции. И думать, как связаться с Омском или Батырбаем. Вопросы есть? Вопросов нет, исполняйте.

Ближе к полудню флотилия разномастных моторок вышла из залива возле Слюдянки. Восемь баркасов тащили за собой на буксире несамоходные лодки, заставленные бочками с бензином.

Вскоре вереница судов скрылась за мысом. Через несколько минут после этого, над Байкалом появились вертолёты. «Горыныч» и «Юнкерс» вернулись из Улан-Удэ.

Приземлившись, командиры вертушек немедленно побежали к Набокову. Они доложили, что группа Гилёва сегодня была атакована чёрными викингами. Эшелоны вынуждены отступить из Улан-Удэ на Читу. «Юнкерсу» удалось приземлиться и его командир встретился с Гилёвым. Пехотный начальник велел передать коменданту, что атаку он ждал. Но викинги, умелые и закалённые бойцы, сумели вытеснить его из города на восток. Он уходит в Читу, где и будет ждать конвой. Во время боя разбит поезд «Крупа-2», он оставлен в Улан-Удэ. Кроме того, утеряна связь с «Фантомасом-1», ушедшим на юг в разведку.

Выслушав доклад, Набоков приказал вертолётам, прижимаясь к берегу, не попадаясь на глаза противнику, сопровождать до наступления сумерек флотилию лодок, потом вернуться обратно.

Сходили прогуляться

За день до того, как на берегу Байкала неизвестные бойцы разгромили эшелоны Сибирской Экспедиции, в Улан-Удэ решили прокатиться до Гусиного Озера. Комброн «Фантомаса» Сергей Пустэко, наслушавшись разговоров Якова Седых о несметных запасах боеприпасов, хранящихся в арсеналах на его берегу, не выдержал и пришёл к Гилёву.

Пехотный начальник пил чай с луковыми булочками за откидным столиком в своём купе.

— Как вкусно пахнет, — принюхался комброн Пустэко. — Вроде и позавтракал, а снова аппетит проснулся. Здравия желаю, с добрым утром!

— Никакой дисциплины нет, — поморщился глава оперативной группы. — Сначала нюхается, потом приветствует. Почему сапоги не чищены? А где пилотка?

Лихой бронекомандир раньше, как и все, тихонько подсмеивался над склонным к жёсткой дисциплине Гилёвым. Но за два дня под его командой шутить уже разучился. Как-то ненавязчиво, но быстро тот сумел заставить уважать его требования.

— Виноват! — Пустэко вытянулся и прижал растопыренные ладони к бёдрам. — Можно обратиться?

— Можно Машку за ляжку, козу на возу, — Гилёв дёрнул носом, глядя на пародию стойки «смирно» и отпил из огромной кружки тёмного стекла. — В армии разрешения спрашивают.

— Виноват! — немного выбитый из колеи комброн замолчал, вспоминая, зачем пришёл.

Пехотный начальник кушал булочки, запивая их чаем и молчал. Его большая, наголо стриженая голова потихоньку покрывалась капельками пота. Гилёв сдёрнул со стенного держака зелёное полотенчико и промокнул им голову. На секунду замер в движениях, раздумывая, и вытер заодно и покрасневшее лицо. Опустошив кружку, он, прищурив один глаз, заглянул в неё, подумал и взяв алюминиевый двухлитровый чайник, из чьего носика шёл лёгкий пар, наполнил её вновь темно-жёлтым отваром шиповника.

— Разрешите мне съездить на разведку складов с боеприпасами, — наконец-то разродился Пустэко.

Гилёв отхлёбывал чай и не моргая, смотрел на вспотевшего комброна. Тот немного расслабился и чуть ссутулился, ладони соскользнули с бёдер вперёд. Гилёв нахмурился. Пустэко вновь выпрямился и вдруг понял, что начальник ждёт от него разъяснения.

— На берегу Гусиного озера есть огромные арсеналы с боеприпасами, — чётко произнёс он, вжав пальцы в бёдра, чтобы они не болтались и не нарушали стойку «смирно». — Разрешите со своей десантной командой и взводом стрелков пройти туда и посмотреть, что к чему.

— Когда планируете вернуться? — Гилёв отставил кружку, и надев очки с толстыми стёклами, взял со столика записную книжку в синей обложке, листанул её: — Завтра в двенадцать часов планируется прибытие эшелонов. Простоим здесь до вечера и тронемся.

— Так мы вернёмся уже, — Пустэко расслабился было, но тут же снова выпрямил спину. — Так мы сегодня и обратно же.

— Даю добро, — Гилёв снял очки и аккуратно уложил в коричневую очечницу. — Когда намерены отправиться? Какой взвод берёте?

— Сабирова, — ответил комброн.

— Хорошо. Но. Перед отправкой зайдёте ко мне, в чистых сапогах, пилотке и доложите, что к чему. Ясно?

— Так точно, можно, то есть, разрешите мне идти?

— Идите.

Сергей вывалился из купе, аккуратно прикрыл за собой дверь, помотал головой, выдохнул и побежал к Сабирову — тот квартировал в соседнем вагоне «Спальника».

Гилёв согласился отпустить «Фантомаса» не за боеприпасами, он не верил, что там может быть что-то ценное. А разведка южной ветки железной дороги не помешает. Допив чай, он смёл крошки со стола на ладонь, вытряхнул их в открытое окно и высунув наружу голову, не торопясь осмотрел бивак своей группы. «Ипподром, звериная команда, а не военный лагерь», — печально подумал грозный командир. Всадники разминали своих лошадей, пуская их на обширном лугу возле поездов то рысью, то шагом. Под вагонами, скрываясь от жары, дремали огромные волкодавы. Меж них пристроился с десяток разномастных псов, взятых на борт в Екатеринбурге. Трёхцветная кошка («Богатка» — вспомнил её кличку Гилёв), вызывающе подняв хвост, не спеша прошла мимо дремлющих собак. Один из волкодавов открыл глаза, проводил ими Богатку и снова уронил морду на прохладные бетонные шпалы. Где-то в синем небе кружили коршуны, высматривая добычу. Одновременно с охотой, Гилёв сам распорядился, они присматривали за обстановкой и должны были предупредить в случае чего. Вскоре к нему зашли командир «Мотора», главный кинолог Никитин, Ирек Галимов и флагманский механик конвоя Николай Борисович со своими проблемами. На заглянувшего в двери Серёгу Пустэко Гилёв махнул рукой и тот, обрадованный, умчался. Через пару минут «Фантомас» двинулся на юг, к Гусиному озеру.

Истории Закидона

Пустые казематы пахли сыростью и застарелым холодом. Стрелки пробежались в подземельях и кроме обломков, отвалившихся от почерневших бетонных стен и проржавевших рельс, ничего не нашли. По углам ползали чёрные матовые жуки, питавшиеся, видимо, плесенью.

Выйдя на свежий воздух, мужики осмотрелись. Недалеко плескалось озеро. Лучи солнца дробились на его мелких волнах.

— Чего делать будем? — Пустэко подобрал палочку и счищал ею прилипшую грязь с сапог.

— Лучше чисти, — Сабиров закурил самокрутку. — Гилёв шутить не любит.

Стоявшие неподалёку Седых и Ринат ухмыльнулись. Комброн выругался и отбросил палочку.

— Маньяком стану сапожным скоро, — Пустэко вздохнул. — Чтобы мне обидно не было, заставлю своих обувь драить утром и вечером.

Слушавшие разговор десантники с «Фантомаса» переглянулись и глянули на свои сапоги.

— Вот, вот, — комброн повернулся к ним. — Что мне, одному страдать? Запомните, товарищи бойцы, чистая обувь — чистая душа. И никак иначе. Думаю, надо перекусить, порыбалить, да и обратно двигать. Никого здесь нет, дома в посёлке пустые, огороды заросли.

— Рыбалить, так рыбалить, — кто-то из десантников оглянулся на чёрный проём заброшенных арсеналов и быстрым шагом отправился к бронепоезду. За ним потянулись остальные.

На берегу озера горели костры, в котелках варилась уха, мужики наливали потихоньку по маленькой. На «Фантомасе», на той стороне вагонов, что обращена к солнцу, сушились две сетки-бредня. Хозяйственный Альбертыч, напросившийся в разведку, осмотрев их, качал головой, найдя несколько дырок — придётся опять штопать. По берегу бродили чайки, подбираясь к месту, где чистили выловленную рыбу. Заметив это, на них бросились два взятых с собой волкодава. Чайки взмыли в небо, покружились, и дождавшись, когда собаки вернутся к кострам, вновь приземлились на прежнее место, клевать выброшенные внутренности.

Вася Лицигер слопал двух варёных судаков, выпил около двух литров рыбной юшки с караваем душистого хлеба, закусил всё это кучкой свежезакопчённых окуней и прилёг отдохнуть на бережку, кинув под себя ватную, простёганную куртку.

— Вы мне рыбки ещё оставьте, — попросил он и задремал. Около одного из костров поддавший Закидон рассказывал о службе в армии в далёкие времена.

— Я в десантно-штурмовой бригаде долг Родине отдавал, — вещал старик, покуривая трубку. — В самоволку к подружке ушёл, возвращаюсь в часть, а там дежурный меня подпалил. Я бежать, он за мной. Я быстро тогда бегал, а он чемпион России по офицерскому многоборью оказался. Заловил меня этот капитан. Поскольку этот залёт у меня не первый был, и начальству я надоел, списали меня из ВДВ. Осталось полгода служить, и направили меня на флот. Угодил на подводную лодку атомную.

Слушатели, сидевшие на вросших в песок брёвнах, молчали, и верили Закидону. Никто из них не знал, как служили раньше и никогда не видели атомной субмарины.

— И попал я сразу, ещё форму морскую даже не успел получить, в автономное плавание, — продолжал заливать старичина. — А какая разница? У них тельняшки, у нас тельняшки. Так и потопал по морям. Идём мы на глубине двести метров в Саргассовом море, и вдруг, — Закидон взял паузу и осмотрел всех напряжённым взглядом, видимо, вновь переживая эпизод из своей юности. — Водоросли на винт намотались. Встала наша подлодка. Висим над глубиной Мирового океана. Конечно, если реактор работает, и продукты есть, то пару лет так провисеть сможем — и воды и воздуха хватит. Но. Надо выполнять боевую задачу! Обойти незаметно для американцев вокруг света. Вызывает меня к себе командир подлодки и ставит задачу. Ты, говорит, десантник, то есть безбашенный воин. И потому и Родина, и я, и вся наша страна ждут от тебя подвига. Ну, подвиги я любил. Чё надо, спрашиваю? В общем, одели на меня акваланг, дали топор и через торпедный аппарат, это такие трубы в подводной лодке, через них торпеды наружу выбрасывают, меня и протолкали. Я, как вылез, верёвкой привязался, чтобы не унесло куда подальше и к винту. А он весь в водорослях. Они плотные, толстые, американские. Я их топором разрубил, пару раз винт вручную провернул, потом за верёвку дёрнул, меня обратно затащили и двинулись мы дальше, боевую задачу выполнять. Мне за это значок дали «Отличник подводных войск». А потом американцы нас всё-таки засекли. Слышим, по корпусу снаружи что-то барабанит. А это они лучами специальными по нам стучали. Но это полбеды. Ушлые были эти американцы, сумели шум винта нашего засечь. А это всё, труба, никак не скажешь. Так и мотались несколько часов, как иголка с ниткой, куды мы, туды и они. Корабли специальные, противолодочные. Надо от них отрываться, конспирацию соблюдать. Подводные походы это, мужики, государственная тайна. Вот сейчас, говорите, есть государство снова, значит, и тайны тоже будут. Командир наш умный был мужик, прокоцанный такой, мама, не горюй! Он, как мне говорили, три года назад до нашего похода, тоже, под водой, подкрался на своей подлодке к американской субмарине, и снял с неё прямо на ходу перископ. Они его снаружи оставили, а наш не побрезговал. Ладно. Сейчас-то что делать? Командир мрачный такой сидел, сидел, потом вскочил и командует: «Глуши движок!». Ну, машину остановили. Подлодка встала, опять, значит, висим в Мировом океане. Американцы над нами стоят. А что им? Знают, что мы никуда не денемся. Ожидают, чтоб за нами по звуку винта пойти следом и секретную нашу боевую задачу вынюхать. Я смотрю, механики забегали по подлодке туда-сюда, трубы какие-то таскают, дрель проволокли. Что-то пролязгало, прошипело и вдруг по громкой связи: «Слушать в отсеках! Вёсла на воду!» Оказывается, механики из труб вёсла смастерили, дырки в бортах просверлили и наружу их высунули. Чтоб вода не попала внутрь, резиновые прокладки поставили. И мы так тихонько, тихонько на вёслах и ушли. Тяжело, конечно, под водой грести, подлодка тяжелушшая, сотни тонн весит, но надо. Надо, чтобы задачу боевую выполнить.

Стрелки завздыхали, понимая, как сложно было в старые времена справляться с противником. Стрелки на часах докатились до четырёх, практически все последовали примеру Васи Лицигера и прилегли отдохнуть. Слегка поддавший Данияр беседовал с Манжурой о смысле жизни. Тот зевал и скучал. Ему было всё равно, как и всегда. На озеро он поехал, когда шаман предложил ему прогуляться. Не так давно, пристально наблюдавший за Манжурой Данияр прямо заявил тому, что у него нет души. Николай только пожал плечами. После встряски на Камской ГЭС, когда он повстречался с камами, его эмоции пошли на убыль. Врачи и учёные, каждый день, за исключением тех, на которые выпадали боевые столкновения, наблюдавшие за ним, вынесли вердикт «эмоционально стабилен». Такой диагноз выставлялся сумасшедшим, равнодушным ко всему. Но Манжура не был таким. По мнению Данияра, душа Николая где-то запропала, а почему он живёт, неизвестно. Учёные пытались связать этот парадокс с появлением камов, но как, на каком основании, никто не понимал.

— Кама, это камская река, — говорил Данияр на одном из совещаний с учёными. — Они всегда переправляют по ней души. И вдруг, часть камов всё бросает и идут с вами. Они стали частично видимы, частично ощутимы. Почему? Зачем? То, что они разместились между железом вагонов и железом рельсов, неудивительно. Этот металл самый сильный в мире. И насколько мне известно, в реке Каме уровень железа во много раз выше, чем в других реках. Но почему они идут с нами? Почему Манжура без души, а живой?

Других учёных волновали вопросы практического использования камов, или чудо-юдов, как их прозвали сначала. Для подъёма тяжестей, для транспортировки грузов и так далее. Естественно, думали, как применить камов в военных целях. А слова Данияра про отсутствие души у Манжуры считали неподтверждённой гипотезой.

Сейчас, сонно щурясь на солнышке, шаман всё пытался выглядеть у своего подопечного хоть частичку души. У всех, кого он только не встречал в жизни, и людей, и животных, и даже рыб и деревьев, светлое свечение окутывало голову или верхушку. У Манжуры ничего не светилось. Данияр плюнул и побрёл к костру, где, воровато оглядываясь по сторонам, Яков Седых разливал по маленькой.

Выставленные часовые позёвывали, озирая окрестности. Пустэко решил выдвигаться ближе к темноте. С утра десантники с «Фантомаса» выставили в озере пяток мерёж. И чем дольше они простоят, полагал комброн, тем больше рыбы в них попадётся. Очень Сергей любил вяленую рыбку. Особенно он уважал синца. К тому же Пустэко не терял надежды, что главмех конвоя сдержит слово и соберёт пивоваренный агрегат. Николай Борисович просил помочь с чертежами, и потому комброн обшаривал все книжные магазины в попадавшихся на пути городах. Но нужной книги с инструкцией, как правильно сварить пиво, до сих ему не попалось. Однако, несмотря на это, пользуясь случаем, вяленую рыбу надо было запасать. А то вдруг пиво появится, а рыбы нет! Такого допустить было нельзя.

Сигнал в лесу

Полудремавший часовой вдруг краем глаза отметил какое-то движение. Он открыл глаза полностью и осмотрелся, вскинув голову. На северо-западе, над сопками падала вниз красная ракета. Она ещё не успела упасть в тайгу, как взвилась ещё одна. Пара красных ракет — давний сигнал тревоги, просьба о помощи. Часовой схватил переговорник рации и нажал кнопку вызова. Ожидая ответа, он воткнул в землю две палочки, отмечая направление, откуда взлетали ракеты.

— Задерживаться здесь я не имею права, — Пустэко посмотрел на Сабирова. — Но и оставлять без внимания эти сигналы нельзя. Ваши предложения?

Командир десантной группы и Сабиров были едины в ответе — надо проверить, кто там пускает ракеты. Комброн, поразмышляв, принял решение. Шесть десантников с «Фантомаса» и шесть стрелков под командой Рината отправятся на разведку. Сабиров с оставшимися бойцами будет ждать их здесь. Поскольку связи с Гилёвым нет, бронепоезд сейчас вернётся в Улан-Удэ, Пустэко доложит начальству и скорее всего, вернётся обратно сегодня же или завтра утром. Сабиров будет ожидать группу Рината в селе.

Добровольцы нашлись даже с избытком, пришлось выбирать. Рвавшегося в бой Васю оставили в селе, такому здоровяку тяжело ходить по сопкам. Через полчаса недолгих сборов группа Рината отправились в путь. Оставшиеся десантники сняли мерёжи, засолили пойманную рыбу в алюминиевых флягах, и погрузили их на бронепоезд. «Фантомас» отправился в Улан-Удэ, а Сабиров с бойцами принялся благоустраивать бивак. Может, заночевать здесь придётся, кто знает.

Дверь в скале

Группа Рината, куда вошли одни бывшие пограничники, привычные к переходам, шли к месту подачи по склонам сопок. На их удивление, тайга здесь была чистая, не замусоренная павшими деревьями, и кустов почти не было. Сторона, обращённая к Гусиному озеру, была вообще безлесной. Идти было легко. Только липла к лицам паутина, да ноги иногда провалились в мягкий мох. В одном из распадков бойцы спугнули стадо изюбрей, над головами одно время висели стрекотуньи-сороки, не боящиеся людей белки мельком поглядывали на них, и скрывались на ветках, занявшись своими делами. Через пару часов ходьбы группа поднялась на очередную сопку. Ринат решил немного передохнуть и сориентироваться. Снайпер Мортулов ловко влез на здоровенный кедр и оттуда осмотрелся. Спустившись, сообщил, что идут правильно, с направления не сбились. Примерное место, откуда взлетали ракеты, вроде уже недалеко. После отдыха группа разделились на тройки и не очень торопясь, бойцы пошли вперёд, не теряя соседей из виду. Взобравшись на гребень ещё одной сопочки, они вдруг остановились. Крайняя справа тройка подала сигнал. Внизу, в распадке текла речка с заросшими черёмухой и ивняком берегами. Тут же находился массивный, издали почти целый, довольно широкий мост через неё.

На той стороне к сопке, сплошь поросшей сосняком, подходила бетонная дорога. Давно заброшенная, с искрошившемся покрытием, кое-где с проросшими через него деревьями. Бетонка упиралась прямо в гору, перед которой была даже солидная площадка. Не приближаясь, Ринат осмотрел местность. Вдоль дороги стояли покосившиеся бетонные же столбы. Некоторые из них рухнули, разломавшись и обнажив ржавые арматурины своего нутра. Но на них сохранились остатки маскировочных сетей. Значит, с воздуха эту дорогу увидеть было раньше нельзя, да и сейчас, если не приглядываться, то увидеть можно только подойдя очень близко. Осторожно, по одному, бойцы по мосту перебежали на ту сторону речки и скрылись среди деревьев. Сразу рассыпались цепочкой и принялись осматриваться. Пусто и тихо. Старший разведгруппы выставил часовых и решил осмотреть место, куда вела бетонка. Вдруг один из патрульных, выставленных выше по склону, тихонько свистнул и поманил обернувшегося на звук Рината к себе.

Он показал ему потемневшую гильзу от ракетницы, со свежим следом бойка на капсюле.

— Внимательно всё осмотреть ещё раз, — велел командир и спустился вниз. — Если в горе что-то есть, обязательно должны быть вентиляционные шахты.

С одной из троек он вышел на площадку, где кончалась дорога. Перед ними была тёмные, со следами ржавчины высоченные ворота. Сбоку от них зияла прямоугольная дыра. Раньше её прикрывала стальная дверь. Сейчас она, распахнутая настежь, крепко прижалась к горе.

— Это, видно, вход тут раньше был, — сделал вывод пистолетчик Юсеф, а его всегдашний напарник Саня молча кивнул. Ринат и третий боец — Гоша принялись внимательно осматривать площадку, но никаких следов на ней, покрытой толстым слоем сосновых игл и шишек, они не увидели.

Ринат махнул рукой, к ним подошёл старший ещё одной тройки.

— Замаскируйтесь здесь, — командир говорил вполголоса. — Ждите нас. До утра не выйдем, внутрь не ползать, а немедленно назад, к Сабирову. Ясно?

Тот кивнул и поднялся обратно на склон выше ворот. Четверо осторожно, друг за другом подошли к проёму и растворились в таящейся в нём темноте.