Опасное путешествие в Одессу

«Рукопашный бой с применением холодного оружия и без него во все периоды истории войн имел самое широкое распространение. Русские войска всегда отличались отвагой, несокрушимой силой и стойкостью в рукопашных схватках. От Александра Невского до наших дней пронесли русские воины славу своей непобедимости в рукопашном бою; войска Суворова пронесли эту славу на остриях своих штыков от Измаила через Карпатские горы до Берлина».

Физическая подготовка разведчика, К.Т. Булочко, Глава 4 «Приемы и способы ведения рукопашного боя»

Петр Иванович Басов любит просыпаться по выходным рано, часов в шесть, сварить кофе, покурить в окошко и почитать на кухне пока домашние спят. А через час он обязательно ложится и досыпает. В этом он находит для себя своеобразное наслаждение, объяснить которое можно, пожалуй, только желанием немного побыть одному с книгой, и, в большей степени, предвкушением возможности завалиться и спать дальше. Это то, что он не может себе позволить в будние дни. Вот и сегодня, в субботнее утро конца июня, его можно видеть с сигаретой в окне шестнадцатого этажа оранжевого дома на Нахимовском проспекте в Москве. Он и его жена с сыном от первого брака снимаю квартиру в этом престижном районе Москвы за немалые деньги уже больше трех лет, но ни разу не пожалели об этом. До центра близко, Ленинский проспект совсем рядом. Район спокойный и культурный. Дом, относительно современный и чистый. В подъездах цветы и стойки с бесплатными журналами, консьержи молдаване постоянно убирают лестничные площадки и прилегающую территорию. По периметру здания установлены камеры и случаи хулиганства или нападения на машины крайняя редкость. Бесспорно, тут гораздо цивилизованнее, чем где-нибудь на окраине Москвы, например в Ивановском, где когда-то жили они с матерью. До метро пятнадцать минут пешком. Выкупить бы однажды эту квартиру и можно на пенсию.

На спокойном и задумчивом лице Петра Ивановича блуждала мечтательная улыбка. Сегодня он почему-то проснулся счастливым.

— Нынче будет хороший день, — неторопливо размышлял он, щуря правый глаз, в который под очки попал дым. — Прохладно, нет, скорее свежо и солнечно. Ночью прошел дождь, зелень яркая и сочная, на улице почти никого нет и только ночующие машины тех, кто не имеет дачи, змейкой выстроились вдоль дороги. Вот и наши машины, помытые и красивые, стоят одна за другой, — он сбил пепел с сигареты и стал следить, как серый кривой цилиндрик медленно по волнистой траектории поднимается, увлекаемый восходящими потоками воздуха. — Никогда не мог себе объяснить: почему это в иной день просыпаешься несчастным, а вот сегодня счастливым? Открыл глаза и ощутил заполняющее счастье, — с душевным подъемом продолжал размышлять он. — Счастье ни откуда. Жена любимая тихонько спит радом. Дыхания совсем не слышно. Очень красивая она у меня, что там говорить. И все-таки, откуда взялось, интересно, это чувство? Собственно, с какой стати, мне быть вот так вот, уж, беспричинно счастливым? Давай разбираться. Жилья своего у нас нет, снимаем квартиру. Работа есть, в принципе, неплохая зарплата, но на квартиру точно не накопишь. Про ипотеку даже думать противно, только и вызывает, что раздражение эта отечественная, ипотека. Да и, вообще, думать о том, что творится в стране можно только непосредственно перед суицидом. Лучше не думать вовсе. Однако, на квартиру не накопить хоть думай о правительстве, хоть забудь о нем, — он выбросил сигарету в окно, ощущая, как счастье постепенно распадается и тает, как кусочек сахара в чае. Он высунулся в окно и проследил, как сигарета спланировала на газон. — Взять вот так и шагнуть вниз. И все, ни квартиры не надо, ничего. Ладно, хорош, пойду читать. Моя любимая верит, что откуда-то нам свалятся деньги достаточные для исполнения всех планов. А пока надо жить и получать удовольствие от жизни. Она у меня очень красивая и умная, моя Леночка, но деньги надо заработать мне.

Подсознательное беспокойство заползало в его мысли. Он подлил себе из кофеварки кофе, подрезал домашнюю брынзу, которую они привезли из недавнего путешествия в Украину, сел за стол и углубился в чтение «Тихого Дона». Постепенно сегодняшние проблемы отошли на второй план и он с удовольствием погрузился в начало прошлого века. Через полчаса кофе и брынза закончились. Петр Иванович оторвался от чтения и посмотрел в окно. Душевное равновесие так и не вернулось к нему полностью. Он поднялся и бесшумно вышел в прихожую, где достал из сумки маленькую синюю коробочку, перенес ее на кухню, открыл и выложил на стол сережки-гвоздики желтого золота с маленькими бриллиантами. Это был подарок жене на вторую годовщину их свадьбы. Для покупки драгоценностей он специально отпрашивался с работы и мотался в «Мегу» на этой неделе. То, что он купил в магазине «Якутские бриллианты» ему очень нравилось, да и жена хотела именно такие сережки. По календарю их следовало подарить вчера, в пятницу, но он решил сделать подарок сегодня вечером в ресторане.

Вскоре Петр Иванович почувствовал легкую истому и тяжесть в веках. Было около семи и квартира заполнилась уже дневным светом. Самое время повторно ложиться спать. Он тихонько пробрался на свою половину кровати, легко выдернул простынь из-под разбросавшей руки и ноги жены, примостился на краешке и закрыл глаза. На самом деле Петр Иванович очень хорошо представлял, что портит ему настроение последние несколько дней.

Дело было вот в чем. Где-то около месяца назад он проводил планерку по поводу очередного номера еженедельного журнала, в котором работал главным редактором. План номера не вызывал особых сомнений за исключением одного материала. Это была статья, подготовленная штатным репортером Леонидом Козловским, и посвященная деятельности фирмы «Стоун секьюрити БГ (Stone Security BG)». Описанное преимущественно темными красками в багровых тонах, охранное предприятие, объединившее бывших сотрудников спецслужб и представителей криминала, было создано в середине девяностых. В репортаже высказывалось предположение, что данная фирма занималась помимо охранной деятельности, крышеванием наркоторговли, а также выполняла деликатные задания на Кавказе и в Москве. В компании работали в разное время от 30 до 250 сотрудников штатно и по договору. Сегодня фирма уже не существует, как самостоятельное предприятие, но ее учредители Сергей Александрович Бесков (кличка «Бес») и Анатолий Семенович Горский (кличка «Толик Еврей») создали в конце девяностых строительную компанию «БГ Билдинг Ко (B&G Building Co)», которая включает в себя службу безопасности, где работают бывшие сотрудники «Стоун секьюрити БГ». Фирма получала заказы на строительство нефти— и газопроводов по территории московской области и на Кавказе. Из репортажа следовало, что компания «БГ Билдинг Ко» занимается незаконным контролем транспортировки газа и нефти, наркотиками и заказными убийствами. За последние десять лет компания выросла и окрепла. Ее основатели имели разную судьбу: Горский жив и здоров, управляет компанией, а Бескова похоронили в 2004-м. Он погиб при не выясненных обстоятельствах. Данная статья является актуальной в связи с информацией о том, что «БГ Билдинг Ко» принимает участие в тендере и, судя по поддержке Подмосковного правительства, должна получить федеральный заказ на строительство совместно с англичанами крупнейшего в Европе нефтеперерабатывающего комбината в Московской области. Сумма сделки не разглашается, но есть основания предполагать, что речь идет о сотнях миллионов евро. Кроме того, в статье недвусмысленно намекалось, что настоящие владельцы компании, это крупные действующие и отставные чины спецслужб, а также криминалитет, которые благодаря своим связям подготовили тендер на размещение этого заказа. Судя по всему, судьба тендера была решена процентов на восемьдесят в пользу данной фирмы. Основной упор в статье делался на наркоторговлю и, связанные с ней заказные убийства конкурентов.

Выслушав это сообщение, Петр Иванович распустил совещание и попросил Леонида задержаться. Он закрыл дверь своего кабинета и уселся в кресло напротив молодого журналиста.

— Леня, то, что ты предлагаешь напечатать это очень интересный и острый материал, и ты, я уверен, понимаешь, что тут затрагиваются интересы весьма серьезных и влиятельных людей. Предлагаемая тобой статья может иметь для нас трудно прогнозируемые последствия. Причем, как позитивные — увеличение подписчиков и розничных продаж и, соответственно, доходов от реализации и рекламы, так и негативные, о которых мне трудно даже гадать.

— Конечно, шеф, я отдаю себе отчет о масштабах возможного резонанса, но убежден, что статью необходимо напечатать.

— В материале много догадок, но и много фактов. Для того, чтобы это напечатать мы должны иметь неопровержимые доказательства того о чем пишем иначе нам крышка. У тебя есть, чем прикрыться? Я должен буду проверить каждый факт, который мы опубликуем.

— Такие документы у меня есть.

— Я должен с ними ознакомиться, иначе статья напечатана не будет. Пойми меня правильно, проигранный суд и огромный штраф нам ни к чему. Ответственность за журнал на мне…

— Материал забрал у меня хозяин. Он видел статью и сказал, что мы будем ее печатать в номере, который уходит в печать восьмого июня.

— Десятого нас сотрут в порошок. Я понимаю, что источник информации ты не раскроешь?

— Ты знаешь, у меня нет от тебя секретов, но в данном случае мне запретили это делать.

— Понятно. Не хочу показаться трусом, но учитывая специфику деятельности фирмы, о которой ты пишешь, не исключены и нестандартные методы воздействия на нас. В первую очередь на тебя, Леня, да и мне грешному может достаться.

— Да, ладно, не девяностые на дворе. Все будет нормально.

— Ну да, ну да, — покачал головой Петр Иванович. — Тебе жить, как говориться.

Отпустив Козловского, он позвонил учредителю и попытался убедить его не печатать взрывоопасный материал. Учредитель был непреклонен и, когда Петр Иванович официально заявил, что категорически против, он был отпущен в очередной отпуск на две недели в период с шестого по двадцатое июня включительно. Исполнять обязанности главного редактора в этот период должна была Юля Петровская, ответственный секретарь. «Делайте, что хотите, — пробормотал себе под нос Петр Иванович. — Видимо вам виднее». Он сразу написал заявление на отпуск, пошел и оставил его у секретаря.

Перед тем, как уйти домой он проверил личную почту на Яндексе. Кроме приглашений в магазин «Стокманн» на распродажу, там было письмо от неизвестного абонента. Честно говоря, совсем неизвестным его назвать было нельзя. Этот человек без пола и возраста регулярно бомбил рабочую и личную почту Петра Ивановича гнусными письмами на протяжении около двух лет, а именно с того момента как он женился на Елене Викторовне. Суть писем сводилась к тому, что ему сообщали, мол, его жена изменяет ему, причем она якобы всегда гуляла и продолжает делать это сейчас. По началу, Петр Иванович отвечал на эти письма достаточно резко и часто нецензурно. Потом он сменил тактику и притворился, что верит источнику и хочет с ним встретиться лично, но тот приглашения не замечал. Последняя стадия этого общения выражалась в полном игнорировании получаемой информации. В 2008-м году письма приходили регулярно дважды в неделю, потом частота получения стала снижаться и, начиная с 2011-го года, пришло всего пару писем. Злопыхатель утомился от бессмысленных действий. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что письма не были совсем бессмысленны. Они заронили зерно ревности в душу впечатлительного Петра Ивановича и долгое время являлись причиной его дурного настроения. Когда, однажды он рассказал об этом жене, она сделала вид, будто не знает, кто бы мог это быть, но на всякий случай они поклялись друг другу здоровьем самых близких людей, что никаких измен не было, нет, и не будет.

* * *

Вечером того дня, сидя в вагоне метро, Петр Иванович прокручивал разговор с Козловским, прикидывал возможные последствия выхода статьи для него лично и для его семьи и вспоминал «лихие девяностые» о которых упомянул Леонид. «Что этот мальчик может знать о том времени? — спрашивал себя он. — Понять происходящее можно, только если ты жил взрослым до девяностых, во время и после них. События те канули в лету, хотя и определили судьбу страны. У людей короткая память, иногда гибель сотен людей через неделю может заслонить новость о разводе поп-звезды. Мы ничего не помним и ничему не учимся. Не одно поколение будет расхлебывать последствия той эйфории».

Те времена Петр Иванович назвал для себя «третьей культурной революцией в России». Первая революция, по его мнению, произошла в начале восемнадцатого века под руководством Петр I. Помимо экономических, политических и церковных реформ, царь ломал вековые традиции своего народа и насаждал ценности западной культуры. В итоге Россия сделала огромный шаг вперед в экономике и потеряла свою национальную идентичность. Наверное именно с этих времен в патриархальном государстве, где до того сильны были влияние религии и традиций, стали появляться неудержимое пьянство, отход от Бога и половая распущенность.

Вторая культурная революция, по его мнению, произошла с семнадцатого по конец тридцатых годов прошлого века, и начало ей положил Октябрьский переворот. Опять сложившиеся традиции и уклад жизни людей были сметены, поменялась система ценностей, поменялись правители. К власти пришли фанатики и бандиты. Уничтожение дворянства, интеллигенции и зажиточного крестьянства, отмена религии, гражданская война способствовали полной деформации сознания людей. Теперь понятие «убить» заменилось на его облегченный эквивалент «шлепнуть». И снова повальное пьянство, государственный грабеж, разврат принесли в русскую культуру освободившиеся из тюрем преступники, деревенская нищета, не умеющая работать, и авантюристы всех мастей. Государство перестало выполнять основные свои функции, от которых зависит ежедневное существование граждан, — социальную, обеспечение населения нормальными условиями жизни за счет распределения налогов на пенсии, пособия и пр., правоохранительную, обеспечение в стране правопорядка, как обеспечение полного выполнения законов всеми без исключения гражданами и борьба с преступностью. На поверхность вынырнули все самые опасные представители общества. Разгул преступности удалось погасить только в начале двадцатых годов.

И вот в начале девяностых Россию захлестнула третья культурная революция, которой Петр Иванович был очевидцем и в некотором смысле участником. Советский Союз доживал последние годы. После смерти Л. Брежнева в 1982-м году на посту руководителя государства перебывали по очереди Ю. Андропов и К. Черненко. Стало очевидно для всех сверху донизу, что стране нужен молодой руководитель и назрела уже необходимость проведения реформ. Магазины опустели, страна стояла на пороге голода. Молодой генсек М. Горбачев в 1985-м году начал реформировать экономику и политическое устройство страны, бороться с пьянством, повышать качество продукции, совершая ошибки, и делая откровенные глупости, и ничего не реформируя по существу. В марте 1990-го года он стал президентом СССР. Потом появился из опалы Б. Ельцин и стал президентом РСФСР, а 19 августа реакционные чиновники создали ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению), ввели войска в Москву и попытались отстранить Горбачева от власти, заперев его в Форосе, а страну вернуть на прежний путь. Москвичи отстояли новый путь развития, ГКЧП судили, Ельцин, прекратив деятельность Коммунистической партии, стал символом новой России. В декабре 1991-го года в Белоруссии главы республик приняли решение о прекращении существования СССР, создании независимых государств объединенных в новое образование СНГ (Союз независимых государств), а вернувшийся из заточения Горбачев добровольно сложил полномочия президента уже не существующего СССР. Это был период романтического ожидания свободы и изобилия, который стал проходить с введением либерализации цен, отказом от государственного планирования, создания свободного рынка. Как и во время второй культурной революции, государство перестало выполнять те же функции. Страну опять захлестнула преступность, вседозволенность бандитов, воров и спецслужб, которые делили рынки, предприятия, банки и недра, насаждали свою культуру и язык. Отныне каждый был за себя, причем дела стало принято вести по понятиям уголовного мира. Для довершения картины необходимо упомянуть разгон Верховного Совета РФ в 1993-м, со стрельбой в Москве, гибелью мирных и военных граждан. Потом первую Чеченскую войну в 1994-1996 годах, теракты, дефолт 1998-го, вторую Чеченскую компанию, теракты в Москве и других городах. Это был период раздела всего, что можно делить, всеми доступными способами. Деньги превращались в бумагу, а людей убивали на улицах и в подъездах круглосуточно, во всех уголках страны.

Для тех, кому посчастливилось жить в стабильном СССР, с его вывихнутыми, но понятными законами и ценностями, было очень трудно пережить наступивший период, принять новые воровские законы, отказаться от иллюзорных надежд жить в правовом, процветающем и стабильном государстве…

Незаметно для себя Петр Иванович доехал от «Третьяковской» до своей «Профсоюзной».

«Ничего они не знают о своей стране, эти молодые таланты, — продолжал размышлять он. — Революцией, о которой снято множество фильмов и написано множество книг, они не интересуются. Это для них древность. Великая Отечественная война, о которой также существую тысячи километров кинопленки и тонны книг, им не интересна — и это древность. Многие даже могут перепутать их хронологическую последовательность. А про девяностые нет ни серьезных фильмов, ни книг. Десятилетие, которое, как ломом перебило хребет некогда могучей стране, все стараются забыть. Одни из чувства стыда, другие, что бы скрыть свои преступления. Нет, ничего они про себя не знают, да и знать не хотят, желая оставаться невежественными, но веселыми, и за это незнание им придется снова и снова заплатить страшную цену. Не сегодня, но в скором будущем». Петр Иванович расстроился от собственных мыслей, нацепил на голову наушники, включил грустный альбом Pink Floyd «Wish You Were Here» и медленно побрел вдоль Нахимовского проспекта домой.

Тогда информация о готовящейся статье немало напугала его, но потом чувство опасности притупилось, но тревога осталась. Маленький червячок тревоги время от времени появлялся и отравлял ощущение счастливой, в общем-то, жизни.

Лежа в постели, он прокрутил эту недавнюю историю и понял — не только она его беспокоила. Опасность конечно была, но не одна она лишала его покоя. Дело было в Диме — сыне от первого брака, который жил со своей мамой и отчимом, ее мужем. Петр Иванович сильно тосковал по мальчику, наблюдал непростые изменения в его характере, ревновал и расстраивался. Последние несколько месяцев, отходя ко сну, он всегда произносил молитву, своими словами стараясь попросить у Господа здоровья для близких. Вот и сейчас он, медленно подбирая слова, проговаривал в уме: «Господи, Боже, пошли здоровья…».

* * *

— Разрешите, товарищ генерал? — дверь просторного кабинета начальника московского управления Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков приоткрылась и в нее заглянул Виктор Сергеевич Ковтун, руководитель управления координации оперативно-розыскной деятельности. — Вашего секретаря нет сегодня, так, что я без приглашения. Доброе утро!

— Заходи, Витя. Какие приглашения раз я сам тебя вызвал. Садись, сделать тебе чайку, я только заварил?

— Не откажусь, спасибо.

Последние несколько месяцев суббота в управлении была рабочей и многие офицеры, одетые в штатское, находились в своих кабинетах и бродили по коридорам. Исключение составляли только уборщицы и секретарши, которых заставить работать в выходные не приходило начальству в голову.

Генерал поднялся, сделал несколько шагов и достал из шкафа еще одну чашку и дежурную вазочку с конфетами и печеньем. Виктор Сергеевич глядел на шефа — он ни за что бы не признал в нем генерала где-нибудь на пляже в Сочи. Невысокий толстячек с простым лицом, на котором выделялся короткий курносый нос и маленькие острые глазки под, вечно нахмуренными, крупными бровями. Обыкновенная походка, рабочие манеры.

Сам Ковтун казался противоположностью своего начальника. Выше среднего роста, ширококостный и подтянутый, он любил длительные лыжные прогулки и даже получил в свое время спортивное звание «Мастер спорта СССР» по десятиборью, о чем свидетельствовал значок, украшавший его китель. Люди, увлекающиеся этим видом спорта резко отличаются от остальных своей выносливостью, терпением, выносливостью и упорством. Достаточно бегло взглянуть на правила состязаний: в первый день они соревнуются в беге на 100 метров, прыжкам в длину, толкании ядра, прыжкам в высоту и бегу на 400 метров, во второй день — в беге на 110 метров с барьерами, метании диска, прыжкам с шестом, метании копья и беге на 150 метров. На лице Виктора всегда была улыбка, незаметно меняющая свое выражение от веселого до саркастического.

— Вот, угощайся, — генерал пододвинул к Ковтуну угощение. — Хотел поделиться с тобой радостью и беспокойством.

— Радостью? — улыбнулся Виктор. — Это я вовремя зашел. С тех пор, как вы меня в Москву вытащили, радостных новостей я и не помню, кроме разве своего досрочного звания, а с беспокойством перебоев не было пока.

— Я был вчера у министра, ты, наверное, знаешь, на совещании. Главной темой было снижение незаконного оборота наркотиков по московскому региону. Нас, в моем лице, советник министра даже хвалил, причем долго, многословно и очень аргументировано.

— Здорово! Может быть, премии выпишут.

— Не шути, такая похвала хуже приговора.

— Не понимаю.

— Когда тебя в лицо хвалит твой враг или недоброжелатель, это с его стороны сигнал «Готовься к атаке». Был бы он поумней, не стал бы хвалить. А так, усыпляет бдительность, хочет отвести от себя подозрение в негативном отношении к нашей деятельности, расслабить, заставить на радостях выложить что-то такое, что ты не собираешься говорить. Короче, ты понял. Но дело, конечно, не в этой похвале. Что-то против нас мутят. Действительно, мы в разы сократили трафик, потери наркобизнеса миллионные и никто этого терпеть не будет. Люди все сидят на своих местах, а приходы денег упали. У тебя ничего не слышно?

— Есть некоторое необычное движение, товарищ генерал, но пока сложно что-то говорить.

— Опиши в общих чертах.

— Зачем-то вербуют новых продавцов в том числе из совсем конченных наркоманов, такого раньше не было. Ну какой с такими бизнес можно делать? Ходячие трупы. Плюс из регионов привозят людей, тоже непонятно. Объемы падают, а людей они берут. В некоторых каналах заменили наших осведомителей на этих новых, я подозреваю, что их раскрыли, хотя не трогают пока, дают мелкую работу. Убежден, что кто-то из управления сливает криминалу информацию. Как-то это все очень хитро выглядит. А самое удивительное, денег не жалеют. Снимают квартиры, покупают машины. С размахом все.

Генерал отпил из своей чашки и кивнул, приглашая Виктора, пить остывающий чай.

— Вкусный чай у вас, товарищ генерал, особенный какой-то, бодрит. С запахом. Что вы туда добавляете?

— Этой шутке уже сто лет. Во всех отделах одинаково шутите.

— Извините. Вот пока все, что могу доложить, не вдаваясь в детали.

— У меня аналогичные сведения. Оживление связано с приходом на рынок больших денег и все указывает на подготовку к чему-то серьезному, — подтвердил генерал. — Как думаешь к чему?

— Честно. Не знаю пока, товарищ генерал. Не могу понять.

— Ясно. А кто за этим стоит? Кто финансирует? Хотя бы рулит кто на местах?

— Упоминалась «БГ Билдинг Ко», наши старые знакомые, и конкретно Горский, но по существу кроме болтовни ничего на него нет.

— Это серьезные ребята и покровители у них не нам чета. Присматривай за ними.

— Мы присматриваем, товарищ генерал.

— Это понятно, теперь надо присматривать вдвойне. Бросай разработку разной мелочи, кроме действительно неотложных дел и переключи всех, кого можно на Горского и его окружение. Без команды ничего не предпринимайте. Только смотреть и фиксировать. Включайте прослушку и все, что надо, я посодействую.

— Думаете это так серьезно?

— Более чем, Витя. Поверь мне. Попил чай? Ну, давай, действуй, времени нет. Благодарить не надо.

Ковтун вышел, а генерал принялся расхаживать взад вперед вдоль окон. Это у него была такая манера думать, причем в эти минуты он напоминал сам себе Сталина, от чего душу наполняла смесь гордости и отвращения. Он оглядывал отделку своего, видавшего виды, кабинета. Деревянные панели в человеческий рост, встроенные шкафы, Т-образный стол и двойные двери, все требовало шкурки и лака. Тяжелые портьеры и тюль набрались пыли за десятилетия висения и уже не отстирывались. Он открыл маленькую дверь и оказался в санузле, умыл лицо и вернулся в свое кресло. День только начинался, а ему уже хотелось выпить...

* * *

Здоровый и крепкий субботний сон Петра Ивановича, проникая снаружи, стал распиливать какой-то отвратительный звук. Монотонное с визгом жужжание постепенно разбудило его. Не открывая глаз он стал представлять себе, как осторожно выходит на застекленный балкон, медленно отодвигает раму, вынимает из чехла бесшумную снайперскую винтовку, прицеливается, опустив ствол вниз, на дорогу… Чуть слышный хлопок! И человечек в оранжевом жилете навзничь, не выпуская болгарку из рук, падает на асфальт. От головы упавшего разбегается красная волна в виде короны. И тишина. Рама балкона закрывается, пахнущая дымом винтовка отставлена в угол. Можно спать дальше. Этот сюжет был уже не слишком интересен Петру Ивановичу, поскольку он представлял себе его всякий раз, когда с улицы слышал раздражающий шум. «Новый мэр ремонтирует дороги, это хорошо, но не обязательно начинать это делать в субботу в девять утра, — без злости думал Петр Иванович. — А с другой стороны оно может быть и к лучшему. Раньше поедем на тренировку, больше успеем и скорее закончим. Потом праздник».

Следует пояснить, что Петр Иванович Басов и его красавица жена Леночка каждую субботу с утра вместе ездили в тренажерный зал. Это была традиция, которую они прерывали крайне редко и только в исключительных случаях. В будние же дни Петр Иванович посещал тренировки самостоятельно рано утром перед работой. Для этого он просыпался в шесть утра, быстренько завтракал и бежал к метро. На работе он оказывался уже в десять часов.

Но сегодня был особый день. Сегодня исполнялось три года со дня их совместной жизни и два года, как они стали официально мужем и женой. Разумеется, что супруги отмечали этот свой семейный праздник ежегодно. И сегодня после фитнеса Петр Иванович собирался пригласить Елену в ресторан. Он зарезервировал столик на веранде итальянского заведения «Il Pittore» недалеко от дама, на углу Новочеремушкинской и Нахимовского проспекта. К вечеру ресторан обычно облепляли дорогие автомобили, так что в этом месте можно почувствовать себя артистом кино, акционером, расположившегося неподалеку, Газпрома или, как минимум, руководителем преступной группировки с образованием. Они часто ходили туда пить кофе и Леночке нравился этот ресторан с неоправданно высокими ценами, но неплохой кухней. Публика, вышедшая из дорогих машин и отфильтрованная, как раз ценами, вела себя всегда сдержанно и культурно и матерящаяся молодежь с пивом не могла отравить посещение этого места. Ничего не скажешь, действительно хороший московский ресторан. Плюс рядом с домом. В связи с появлением у них недавно дисконтной карты, они установили традицию — каждую пятницу вечером пить кофе на веранде за столиком девятьсот двадцать.

Одним словом, день обещал быть приятным. И даже совершенно ни кому не нужный ремонт дороги не испортил предвкушения череды счастливых мгновений наступившего дня. Трудно такой ерундой омрачить жизнь людям, которые относительно молоды, в общем-то здоровы и, в целом, не испытывают нужду.

— Любимая, ты слышишь противный звук? — тихо прошептал Петр Иванович, склонившись к самому ушку спящей жены.

— Слышу, Любимый мой. Жду вот, что звук прекратится и можно будет еще поспать, — так же тихо ответила маленькая красавица и улыбнулась. — Или ты уже готов подниматься и бежать?

— Да, думаю, чего вылеживать-то? День замечательный. Может быть пойдем завтракать и далее по распорядку? Кстати, я тебя люблю.

— И помнишь какой сегодня день?

Заспанная она переползла на плечо мужа и закрыла глаза.

— Помню и в этой связи имею честь пригласить Вас, сударыня, отметить его в известном Вам пункте общественного питания. Столик зарезервирован на шесть часов. Или шо?

— Та ни шо, — Леночка подняла голову. — Не шокай. До шести есть еще время выспаться, потом посмотреть на твое, то есть Ваше поведение и, подумав, ответить согласием.

— Доброе утро, Котенок.

— Доброе утро, Любимый. Мне под утро приснился дурацкий сон.

— В виде кинокартины, как всегда?

— Естественно. Но ты не смейся. Я даже не знаю, рассказывать его тебе или нет?

Около десяти лет назад, конечно еще до знакомства Леночки и Петра Ивановича, с ней произошел трагический случай — она попала в автокатастрофу. Физически она пострадала достаточно сильно — повредила нижний отдел позвоночника и неудачно ударилась головой о ветровое стекло. Врачи упорно боролись за ее жизнь. Ей грозила парализация и даже был момент клинической смерти, но она не только выжила, но и вернулась к полноценной жизни. Лена вновь обрела способность двигаться и спустя год уже посещала тренажерный зал. О перенесенной аварии напоминали только сильные головные боли при перемене погоды или давления, да появившаяся способность видеть длинные цветные сны и запоминать их на несколько дней. Возможно, новые способности стали следствием перенесенной клинической смерти, которую Леночка описывала, как путешествие по пресловутому туннелю со светом в конце. Дополнительно к туннелю ее сознание запечатлело картину, когда она лежит в реанимации, а смотрит на себя сверху, как бы из под потолка. Сны, в результате этих травм, получались теперь насыщенными удивительными событиями, и на пересказ их уходило иногда до двадцати минут.

— Конечно, рассказывать. Давно тебе не показывали ничего стоящего. Раньше помнишь? Раз в неделю обязательно, а теперь гораздо реже. В этом году я и не помню ни одного рассказа.

— Ну, хорошо, уговорил. Короче, приезжаем мы в «Европейский», ты, я и Данька. Паркуем машину на нашем месте, заходим в магазин, гуляем, я что-то смотрю, не помню что. Кажется туфли мне выбираем очередные, необходимые…

— Как обычно.

— Ага. Бродим, я захожу, меряю все подряд. Вдруг налетает ураган. Летят в разные стороны стекла, рекламные стойки. Я так ярко вижу молнии, дождь, почему-то внутри магазина, много воды, которая ударяется в стены. Ты куда-то исчезаешь, и мы с Данькой вдвоем прячемся за какой-то прилавок. Кругом народ мечется, кого-то уносит водой. Дождь усиливается и бьет как из поливальной машины в разные стороны. Мы сидим, дрожим от страха и холода, тебя нигде нет. Я зову тебя, но не слышу собственного голоса. Жуть! Как-то мы выбираемся на улицу и видим следы урагана повсюду. Слава Богу, машина цела и на месте. Я получаю от тебя сообщение, типа, все нормально, я дома, поезжайте домой. Я сажусь за руль Audi, хотя вроде мы приехали на Mitsubishi, не важно, и приезжаю домой. Тебя там нет. Я тебе звоню, но ты недоступен. Я начинаю приводить квартиру в порядок после урагана, по квартире были разбросаны ветром вещи.

— Плачешь…

— Естественно. Данька садится за компьютер и играет, а я не могу себе места найти. Ты почему-то звонишь и говоришь, что мол не жди меня сегодня, я срочно уехал в командировку в Одессу. Я немного успокаиваюсь и, не помню что делаю, когда ты заходишь в дом. Я спрашиваю, что значит звонок про Одессу, а ты объясняешь, что должны были улететь, но внезапно все отменилось. Но ты какой-то странный. Я точно знаю, что это ты, но внешне это не ты. И ведешь себя ты как-то не так. А я смотрю на тебя и ничего не понимаю. Ты ходишь по дому, а я как бы слежу за тобой и пытаюсь понять кто это. Вот и все.

— Мне понравилось, интересное кино с элементами катастрофы и мистики. А кровь была во сне?

— Да, была. У людей, которые в «Европейском» пострадали. У нас крови я не видела.

— Значит ничего страшного. Сколько тебе уже таких катастроф снилось и ничего. Ну, что будем завтракать?

Петр Иванович полюбовался на безупречную фигуру своей жены, на секунду задумался и пошел мыть голову. В дверях спальни он остановился и, повернувшись к жене, сказал:

— Прошу не медлить, поезд уходит ровно в одиннадцать часов.

Елена Викторовна закатила глаза и простонала:

— Господи, опять ты меня гонишь. Сегодня же суббота, я только проснулась, я девочка, в конце концов… Больше ни за что не выйду замуж за Водолея.

— Вот! Я так и знал! — мгновенно среагировал Петр Иванович. — Я так и знал, что все выходные пойдут насмарку из-за одной случайной фразы. Вечный парадокс. На некрасивой жениться не хочется, а на красивой глупо, потому что отобьют. Кто он?

— Ты, ты, ты единственный! Тебе кашу или бутерброд?

— Бутерброд.

Спустя двадцать минут они уже пили кофе.

— На Audi поедем или на Mitsubishi? — спросил Петр Иванович.

— Как хочешь, Любимый, — Леночка посмотрела на голого по пояс мужа. — Что-то ты раскачался последнее время, руки как у меня ноги и груди отпустил, а про спину я и говорить не хочу. Майк Тайсон позавидует.

— Ага, позавидует. Тем более я снова в супертяжелую весовую категорию перешел. Вешу уже девяносто три кило. Смотри на брюхо, — он пальцами сжал собравшиеся складки на животе. — На работу уже стыдно приходить.

— Почему?

— Скажут люди, главный редактор, а выглядит как ожиревший телохранитель.

— Не переживай, в одежде ты не такой страшный, как без. На джипе поедешь?

— Хочу на Mitsubishi, она с автоматом и я поведу. Дорогу я знаю.

— Ага, я пошла мыть голову.

— Иди мой, Котенок маленький и сладенький.

Может показаться, что нормальные супруги так не разговаривают, однако Петр Иванович и Леночка разговаривали именно так. По крайней мере в те дни когда не ссорили, а ссорились они крайне редко и чем дольше жили вместе, тем реже ссорились. Наверное, начав однажды так общаться, они уже не могли иначе и любое отклонение от, однажды выбранной, формы свидетельствовало о каком-то недовольстве или раздражении. Они всегда чутко реагировали на интонации друг друга.

Тренажерный зал находился на Рогожской Заставе. Это достаточно далеко от дома, но близко от места работы Петра Ивановича, который вот уже четыре года занимал там должность главного редактора.

* * *

Журнал «Время» поначалу, во времена романтической демократии, призван был продолжить идеи проекта братьев Достоевских, но постепенно превратился из литературно-политического в почти бульварный с криминальным направлением. Конечно, учредители и коллектив пытались сохранить хоть какое-то подобие острого аналитического издания, но, что поделаешь, реклама и спрос диктуют свои условия. Найти хорошую литературу за приемлемые гонорары гораздо сложнее, чем сенсации. Когда Петр Иванович пришел на эту должность, в издательстве уже была сложившаяся структура и главный редактор означал исключительно административные, хозяйственные и представительские функции. Строго говоря, Петра Ивановича никогда не интересовала жизнь звезд, тусовочная вакханалия и пикантные сессии увядающих примадонн. Криминальные расследования также не возбуждали его интереса. Главное, что он сумел сделать на этом посту, это продавить себе «правильную» систему мотивации. Зарплата его была достаточно приличной по издательскому бизнесу, и если ни кому не говорить где работаешь, то жить можно.

Вчера, в пятницу, на еженедельной планерке редакции Леня Козловский, молодой репортер со странной репутацией, опять преподнес сюрприз — зарезервировал для себя полосу на сенсацию, содержание которой он и сам пока не знал. Однако, время позволяло подготовить резерв, отправка в печать производилась по средам, и Петр Иванович подписал флэш-план номера с пустой клеткой. Вообще он хорошо справлялся со своей должностью и собственники были довольны ростом тиража после кризиса, рекламными контрактами и хорошим климатом в редакции. Не доволен был только Петр Иванович, но об этом никто не знал, кроме Елены Викторовны. Впрочем, он старался не распространяться дома о работе. Может быть за исключением анекдотических случаев, которых в его практике было не мало.

Так, например, около двух месяцев назад в редакцию пришел конверт на имя главного редактора. В конверте было рукописное письмо следующего содержания:

«Уважаемый господин Главный редактор! Совершенно случайно к нам попала подписка на Ваш журнал за прошлый 2010 год. Несмотря на довольно большое время, прошедшее со времени выпуска и до настоящего момента, мы относимся к журналам так бережно, насколько вообще возможно, так как этот журнал здорово раскрашивает нашу жизнь. Издание очень интересное и у нас практически нет замечаний по качеству фото и оформлению номеров. Спасибо Вам большое.

К сожалению, в Вашем журнале совсем не освещается жизнь заключенных. Мне кажется, что это очень интересная и полезная тема. Как говорится «от тюрьмы и сумы не зарекайся». Я бы мог заполнить этот очевидный пробел. Если Вам интересно это предложение, обращайтесь к начальнику колонии. Надеюсь, что наше сотрудничество поможет сократить мне мой срок, или заменить его на условно-досрочное освобождение, и я после освобождения смогу стать одним из Ваших обозревателей.

С выражением уважения и совершеннейшего к Вам почтения,

Осужденный Нурушев Андрей Геннадьевич. 457670, Челябинская обл., г. Верхнеуральск, ул. Северная,1.»

Автору письма, само собой, никто не ответил, а вместо этого письмо зачитывали в редакции и много смеялись. Посмеялись и дома. Часто Петр Иванович доставал двойной тетрадный листок и давал для улучшения настроения прочитать приходящим авторам и своим знакомым, заезжавшим в редакцию. Когда письмо стало ветшать, он решил заключить его в рамку и повесить в кабинете между грамотами за участие в семинарах по выработке миссии и целей компании. Вот так и висит оно теперь перед его глазами, выбиваясь из интерьера кривобокими буквами в спадающих вниз строчках. И, странное дело, Петру Ивановичу больше не смешно. Напротив, иногда он смотрит на рамку остановившимся взглядом и размышляет о судьбе писавшего, о собственной судьбе и вообще о жизни простого человека в этом государстве.

* * *

Леонид Козловский, криминальный репортер, начал работать в журнале «Время» пару лет назад. Появился он несколько необычно — его привел один из собственников и попросил Петра Ивановича выделить Леониду колонку в новостном блоке и разворот в основной части журнала. То есть, заявил об избранности нового сотрудника. Вот это уже было удивительно. Начинающий журналист, окончивший недавно соответствующий факультет в какой-то академии, то ли «экономики и туризма», то ли «менеджмента и управления», то ли «права и печати», без имени, без портфолио, сразу получает штатную должность, да еще собственные темы «клубная жизнь нашего города» и «криминал». Петр Иванович не имел привычки спорить с собственниками. Однако, ощущение странности у него сразу появилось. Справедливости ради, нужно отметить, что материалы Козловского были интересны и положительно сказались на тиражах. Он как-то умудрялся находить острую и даже рискованную информацию для своих разделов. Одним словом, несмотря на то, что Леонид был довольно средним автором и фотографом, но, учитывая мотивацию главного редактора «от тиража и рекламного бюджета», Петр Иванович был доволен появлением в редакции этого человека, а откуда тот доставал свои темы и пикантные подробности его не интересовало вообще. Главное чтобы все было достоверно, по возможности документально подтверждено и не опасно для журнала. Когда же материал представлялся опасным, его выход отдельно согласовывался с учредителем, который и брал на себя ответственность за последствия.

Пожалуй, не было ни одного человека в редакции, которому бы нравился Леонид. Его считали блатным выскочкой, недалеким подростком без образования, моральных принципов и совести, который гоняется только за горячим. Добавлял раздражения его внешний вид, отношение к дисциплине и, наверное, сплав молодости и самоуверенности.

Несмотря на свой достаточно юный возраст Леня Козловский уже более пяти лет жил один, вернее отдельно от родителей. Окончив школу он не попал в армию по причине врожденного порока сердца, которого он никогда не чувствовал, но который был официально установлен всеми соответствующими комиссиями. Экзамены в МГУ на факультет журналистики он решительно провалил, денег на платное отделение родители ему дать не могли, а размер официальной взятки для поступления на бюджет составлял около ста тысяч евро, плюс еще обязательные платные курсы. МГУ — краса и гордость нашего образования! Леня не расстроился, пошел работать и поступил на вечернее отделение непрофильного вуза, имеющего искомый факультет. Времена были хорошие, 2005-й год. Открывалось много журналов, в том числе и глянцевых, требовались обозреватели в интернет издания, гонорары в Москве были высокие. Леня много работал и смог сам оплачивать свое обучение. Кроме того, у него появилась девушка Снежана, которую водить к родителям в квартиру было немыслимо и он решил снимать свое жилье. Практически сразу, как только он принял такое решение он подобрал однушку, с хорошим ремонтом в Реутове, в новом доме за двадцать тысяч в месяц. Леня относился к тому типу молодежи, чье обличье и поведение совершенно не соответствовало внутреннему содержанию. Он периодически красил волосы в яркие цвета, носил серьгу в ухе и татуировку на правой руке от плеча до запястья. Его костюмы, состоящие из широченных джинсов, огромных кроссовок, длинных рубах, всегда дополнялись обязательными наушниками и огромной сумкой через плечо или рюкзаком.

Он совмещал чтение классической литературы, с компьютерными играми и старательно изучал английский. Леня редко обижался на людей, умел прощать, и ничего не боялся. Работая в контакте с преступниками и милицией, он всегда ходил по краю, но не воспринимал всерьез опасности своего положения. Он в принципе не мог поверить, что с ним могут что-то сделать. Как в сетевой игре ClanWars, которой он иногда посвящал целые ночи накануне рабочего дня. А может быть Леня в силу своей молодости и романтичности просто отрицал смерть, подсознательно считая себя предназначенным исключительно к счастью.

Пожалуй, единственным его недостатком можно было считать полное непонимание трудовой дисциплины в части опозданий на работу. Сколько его ни ругали, сколько ни штрафовали, он постоянно опаздывал, подстраиваясь исключительно под собственное понимание необходимости присутствия в редакции. Со временем на него махнули рукой, тем более, что он без звука оставался хоть на всю ночь, если надо.

Самому узкому кругу лиц в Москве было известно, что Леонид Козловский свою журналистскую деятельность совмещал с внештатной работой в Федеральной службе РФ по контролю за оборотом наркотиков, а именно, в качестве осведомителя Виктора Сергеевича Ковтуна. Виктор Сергеевич, умный и опытный офицер, подбрасывал Козловскому наводки на темы, помогая тем самым сделать карьеру, а тот в свою очередь придавал статьям, по возможности, нужную направленность или информировал о готовящихся материалах. Но это еще не все. Виктор Сергеевич помог Леониду сблизиться с достаточно крупными наркодилерами, (клубная жизнь у нас пока еще имеет отношение к наркотикам) и получить кое-какую информацию о московском трафике. Леонид был одним из многих добровольных помощников Ковтуна, вовсе не ключевым, но, благодаря такого рода помощи людей, ситуация с контролем за наркотиками в Москве в последние годы заметно улучшилась.

* * *

Серебристый Mitsubishi проехал проспект Андропова. Дорога была свободной и ехалось весело. Елена Викторовна надела дорогущие темные очки Roberto Cavalli, опустила солнцезащитный козырек и посмотрела на себя в зеркальце.

— Красивая? — ехидно улыбнулся Петр Иванович.

— Не знаю, — улыбнулась в ответ она. — Тебе виднее. Ты сейчас читаешь «Тихий Дон»?

— Да, больше половины прочитал.

— Нравится?

— Ну, вообще-то я уже читал эту книгу лет…

— Я разве спросила: «читал ли ты эту книгу раньше»?

— Виноват, Ваше превосходительство, — одобрительно закивал Петр Иванович. — Вопрос так не стоял. Нравится, конечно, хотя местами нудновато, особенно с четвертой книги. Зато описания природы просто завораживают, сильное произведение, кто бы его ни написал… Ты знаешь, я никак не могу отделаться от мысли… Практического значения это конечно не имеет, и все же…

— Что, Любимый, опять пришло в твою голову?

— Да, долго объяснять.

— Объясняй, ладно, ты ведь знаешь, как я люблю с тобой разговаривать.

Он благодарно посмотрел на жену. «Она ведь единственный человек, который может выдержать изложение моих путанных соображений, — подумал Петр Иванович. — Может и поспорить, готова и поддержать и никогда не станет высмеивать». Поправив очки, он начал:

— Боюсь, это получится бессвязно и покажется бессмысленно… Попробую объяснить, — все-таки решился он. — Мысль вот какая. Читая книги, касающиеся каких-то переломных моментов в жизни страны или отдельного человека, я часто сталкиваюсь с описаниями ситуаций, которые необратимо ломают характер человека. То есть, если бы такая ситуация не возникла, человек был бы другим и никогда бы не поступил так, как поступил после того как его сломала жизнь, то есть он сильно меняется. Эта мысль конечно не нова, я понимаю, но она ставит под сомнение искренность позиции и высказываний практически всех людей. Возьмем, например, современных немцев. Культурная нация. Осудили нацизм и Холокост. Нация гениальных писателей, философов, конструкторов и ученых. Хоть пример во всем бери с них и баста. Но, однако же, немцы-гитлеровцы уничтожали целые народы, памятники истории и культуры. В общем понятно. Так скажи ты мне, ради бога, ведь биологически те немцы не отличаются от современных. Так?

— Не отличаются. Отличается идеология. Было, своего рода, зомбирование, что ли.

— Согласен. Хорошо. С немцами, будем считать, разобрались. Идеологическое зомбирование. Правда как-то все очень просто получается. Давай посмотрим на соотечественников. Чьими руками проводились сталинские репрессии? Откуда такое количество палачей было в период гражданской войны, причем с обеих сторон? Вспомни «Доктор Живаго»? Правильно. Эпоха потребовала палачей и нормальные люди превратились в палачей, причем в нужном количестве. И стукачей Родина получила столько, сколько заказывала, а может быть и больше. Понимаешь? В каждом из нас живет другой человек. Герой или подонок, но до поры его не видно. Может быть, он и вовсе не вылупится. Тихая мирная жизнь совершенно не дает нам возможности разглядеть человека, а ему проявить себя. Вот, например, я читал то ли у Шаламова, то ли у Разгона, не помню. Ситуация такая. В лагере сидит бывший секретарь обкома по политической статье. Будучи секретарем, он, допустим, лопал икру ложками и морщился, не приносила она ему удовольствия. Был толстым, гордым, властным и надменным. Но, попав в лагерь, быстро похудел, потерял спесь и превратился в обиженного. Так ему проще было выжить. Забыл про изобилие и радовался, как ребенок найденной на помойке, раздавленной корке хлеба, которую прозевали другие доходяги. Перевоспитался под влиянием обстоятельств. Так скажи ты мне, пожалуйста, как можно осуждать кого-то, когда ты сам может быть еще хуже? Просто до поры обстоятельства не дают тебе себя показать. Вот мы говорим — чиновники воруют, гаишники взяточники и прочее, судить их надо и стрелять как в Китае. Ну, а мы-то лучше?

— Мы не берем, потому что не дают?

— Получается, что так. Как будто в нашем наборе хромосом есть одна, определяющая склонность к воровству, например. То, о чем я говорю и так всем понятно, и меня беспокоят в этой связи два вопроса. Вернее три. Первый. Кто я такой на самом деле? Честно говоря, даже страшно узнавать, хотя и интересно. А если когда-то я это узнаю, то захочу ли я жить таким и, захочешь ли ты жить с таким человеком? Второй вопрос, общий. Куда заведут нашу страну такой народ и такие правители? И третий вопрос. Почему так произошло, что послужило причиной и когда это началось? Пять вопросов получилось, и среди них нет ни «Кто виноват?», ни «Что делать?».

Их кроссовер съехал с третьего кольца к проезду Завода Серп и Молот.

— Любимый, куда тебя кидает опять? Головой подумай. Мы хорошо живем, мы счастливы. А то, о чем ты спрашиваешь нам не изменить и не предугадать, поэтому не нужно думать об этом. Совсем. Помнишь «Афоризмы» Шопенгауэра? Ну вот. А если думать, то чисто теоретически не прилагая выводы к нашей жизни.

— Конечно, ты права, но разве тебе самой не интересно получить ответы хоть на некоторые вопросы?

— Интересно, но ответов мы не получим. Могу сказать только, что не квартирный вопрос испортил москвичей и не москвичей.

— Будь он не ладен этот вопрос. Я с ума от него сойду когда-нибудь.

— Не надо. Все будет хорошо… Думаю москвичей испортило что-то гораздо раньше нашествия иногородних в Москву и, появления в ней Воланда и Булгаков об этом конечно знал. Только говорить не мог. Более точно ответить на твои вопросы я не могу. Извини за невежество. Додумаешься — расскажи. Только думать об этом нет никакого смысла. Тем более, что мы уже подъезжаем и надо настроится на тренировку.

Машина выехала на мост на Шоссе Энтузиастов и вскоре припарковалась возле фитнес-клуба. Петр Иванович чувствовал раздражение и разочарование от невозможности продолжать этот интересный, с его точки зрения, разговор. Он понял, что эта странная тема утомила его жену.

Супруги поднялись на лифте на четвертый этаж. Елена Викторовна, как всегда, попросила дать ей ключ от сто сорок четвертого шкафчика. Петр Иванович ключей не выбирал. Ему было все равно.

— Почему именно этот шкафчик? — задал он жене вопрос, ответ на который заранее знал. Вариант ответа был всего один: так удобнее, и, тем не менее, он задал этот вопрос, потому что по инерции язык хотел что-то говорить.

— Это рядом с сауной, Любимый, — ровно ответила Елена Викторовна.

* * *

Анатолию Семеновичу Горскому совершенно не нравилась эта затея, но он понимал, что скорее всего другого способа решить возникшую проблему нет. А самое главное — выбора ему не оставили. Большие деньги стояли на кону и действовать надо было быстро, причем часть работы предстояло выполнить ему самому. Только вчера прошла последняя встреча с Лысым, на которой они оговорили все детали. В его работе постоянно возникали нештатные ситуации, но такого как сейчас давно уже не было. Он ехал на своем Hammer со встречи в сторону юго-запада столицы и вспоминал разговор, произошедший около полутора месяцев назад, в День победы.

Тогда было тепло и солнечно, разгон облаков давал результаты. Ресторан «Чайхана №1» в Саду «Эрмитаж», как всегда в выходные оказался заполненным до отказа. На входе в веранду толпились посетители и записывались у администратора в долгую, до часа ожидания, очередь. Лева Черный, курирующий компанию «БГ Билдинг Ко» уже ждал его на веранде, потягивая душистый чай с чабрецом. Он сидел спиной ко входу, но Анатолий Семенович сразу увидел его лысую, обритую наголо голову. Твердой походкой, выдающей армейскую выправку, он прошел к столику и они поздоровались. Рукопожатия у обоих были крепкие и плотные. Собеседники были не голодны и кроме чая ничего не заказывали. Первым приступил к теме их сегодняшней встречи Лева:

— Дела, я слышал, пока идут нормально? Тендер за тобой? Кстати, почему ты для встреч это место выбираешь всегда? Соседство с Петровкой 38 возбуждает?

— Мой офис недалеко. Что ты прикалываешься, сам ведь знаешь, — Горский принялся привычно прокручивать кончик правого уса между большим и указательным пальцами.

— Что тендер?

— Надеюсь, что все будет хорошо. Есть тормозящие моменты, но мы с ними работаем. Времени достаточно, должны успеть. У тебя что слышно?

— Есть два момента, которые нужно с тобой согласовать. Потребуется твоя помощь. Сам понимаешь, кто нам ставит задачи. Косяков быть не должно.

— Без вопросов, я слушаю.

— Жена твоего друга числится в правлении компании?

— Числится.

— Она тебя знает?

— Никогда не видела, но возможно слышала от Сереги, а что?

— Дивиденды получает?

— Да, перечисляем ей, как и договорились. В чем проблема-то?

— Есть мнение, что когда мы получим этот контракт, придется перечислять ей неадекватные деньги, а это несправедливо.

— И что?

— Сам знаешь, что. Она должна исчезнуть.

— Это невозможно, она жена моего лучшего друга. Человека, который…

— Я же говорю, есть мнение. Толик, ты меня хорошо слышишь? Ты понимаешь то, что слышишь? Не заставляй меня дважды повторять то, что ты должен был понять сам. Ты не забыл?

— Я все помню. Но может быть пересмотреть соглашение с ней? Уменьшим ее долю и зафиксируем максимум. По-моему убирать человека это крайняя мера. Зачем нам лишние вопросы накануне сделки?

— Ты же знаешь, сколько твой друг увел из бизнеса. Деньги мы в итоге вернули, но компенсации не получили. Потом он пропал, к тебе претензий никто не предъявлял… Короче решение принято и нужно красиво его отработать.

— Понятно. Это все?

— Это еще не все. Кое-кто из наших друзей, хочет подправить нам репутацию перед тендером.

— Кто такие?

— ФСКН. Мы со времен покойной «Стоун секьюрити» никак с ними не договоримся. Есть оригинальная идея, как убить минимум двух зайцев одним выстрелом, и делать это надо тебе. В общих чертах план проработан. Наличность для обеспечения мероприятия ты получишь до конца недели.

— Что надо делать и когда?

— Слушай внимательно…

С этого все и началось. Около полутора месяцев ему потребовалось на подготовку, и вот сегодня операция должна была начаться. Прослушку на домашний и мобильный телефоны жены покойного лучшего друга установить не составило труда. Сегодня в ресторане она будет со своим новым мужем и Анатолий Семенович уже зарезервировал столик рядом. Один из его людей дежурит на своей машине рядом с рестораном и даст знать, если супруги придут раньше пяти или возникнут какие-то иные сложности. Звонков не было, значит все шло по плану.

* * *

Сегодня, в субботу, примерно в четыре часа дня, Леонид Козловский встречался с Виктором Сергеевичем в кофейне «Кофемания» на Большой Никитской, рядом с Консерваторией. Леонид сам напросился на эту внеочередную встречу, поскольку располагал важной, с его точки зрения, информацией. Они устроились в дальнем конце отделения для курящих, за перегородкой у окна. Козловский сразу оговорился, что в его распоряжении только минут десять-пятнадцать, но пообещал уложиться в это время. Ковтун не возражал.

— Леня, ты сам это слышал? — Виктор Сергеевич смотрел Леониду прямо в глаза, от чего у того по спине бегали неприятные мурашки. — Вспоминай скорее, как все было?

— Да, помню, мы отдыхали в клубе «Карантин» вчера вечером. Там были Лысый и еще один мужик, кто такой не знаю. Так вот мужик Лысому сказал, что ожидается большая партия какой-то дряни, типа «Фентанил», и велел подготовиться к распространению. Похоже, это будет в ближайшие дни.

— Странно, что они говорили это при тебе, — взгляд Ковтуна стал напоминать гиперболоид инженера Гарина, способный своим лучом прожечь отверстие на переносице Леонида. Кстати, если бы такое отверстие появилось, то через него можно было бы увидеть, как за спиной Козловского интеллектуальная женщина средних лет пытается на русском английском языке найти путь к сердцу немолодого полнеющего итальянца.

— В том-то и дело, что говорилось это для меня. Они какую-то «поганку заворачивают» с этой партией. Хотят резонанса в прессе. По поводу точек Лысый сказал лишних вопросов не задавать. Текст статьи они мне передадут, когда будет готов.

— Возможно и не в этот номер пойдет?

— Получается, что так, я на всякий случай замену подготовил. Надо ждать.

— Что еще известно по этой теме?

— Больше ничего. Сказали «подготовь место в своей газете и жди»… Газету с журналом перепутали, дебилы. Запретили кому-то об этом говорить, естественно. Что еще? Вроде все.

— Опиши мне этого мужика.

— Лысого вы знаете, кудрявый такой.

— Знаю, другого опиши.

— Особых примет нет. Рост не скажу, он сидел все время. По имени его Лысый не называл. Обыкновенный такой мужик, старый, лет, наверное, сорок-сорок пять, в очках, усы, как у батьки Лукашенко и вообще чем-то его напоминает. Короче, противная физиономия. По фотографии я его опознаю.

— Понятно. Ладно, если что еще вспомнишь — позвони. Давай прощаться. Ты иди, я еще посижу. О'кей? Ты мне список принес? — Ковтун просил принести ему список внештатных авторов журнала с адресами и телефонами.

— Конечно, чуть не забыл, — Леонид поднял с пола на колени свою большую холщевую сумку и начал выкладывать из нее последовательно фотокамеру Nikon D5100 Kit, кошелек, книгу, на потрепанной обложке которой было напечатано «Jerome David Salinger. The Catcher in The Rye» и, наконец, мятую принтерную распечатку на одном листе А4. — Ой, помялось, — произнес он извиняющимся тоном.

— Что это у тебя за книжка? — Виктор забрал листок, повернул кирпичик к себе и открыл по середине. — На английском?

— «Над пропастью во ржи», читаю потихоньку, учу язык.

— И как, интересно? Почему не электронный вариант?

— Интересно и читается легко, я специально бумажный вариант таскаю с собой. Незнакомые или забытые слова отмечаю, потом выписываю и заучиваю. Брал перед этим «Лолиту» Набокова, вообще невозможно читать, хуже Шекспира. Вообще-то мне пора уже…

— Спасибо, Леня, за важную информацию. Береги себя, не засветись, сам понимаешь, они очень опасные люди. Пока!

Трудно сказать, почему Ковтуну был неприятен этот Козловский. Понятное дело, что к сексотам в нашей стране отношение традиционно негативное, и все-таки…

Возможно, эту раздвоенность Леонида подсознательно чувствовал и Петр Иванович, а может быть имел место снобизм окончившего с отличием факультет журналистики выпускника МГУ перед пацаном с дурацким дипломом не понятно какой канторы. А может быть то и другое вместе, не известно. И чего было больше, вреда или пользы от журналистской деятельности Козловского Петр Иванович тоже не взялся бы определить.

Михаил Сергеевич проводил взглядом, проходящего через зал на выход, Козловского, чью тощую фигуру перекосила внушительная сумка, в которой, помещался редакционный фотоаппарат. «Надо же, голову зачем-то покрасил, — запоздало отметил он каштановые патлы информатора. — Не поймешь, о чем они думают, эти мальчики и девочки».

Леонид остановился на крыльце кофейни, посмотрел на чистое светлое небо, достал сотовый и позвонил.

— Снежка! Я уже освободился, ты далеко? И я тебя вижу…

* * *

Около пяти вечера Петр Иванович со своей ослепительной супругой уже парковали машину возле дома. Самое время описать внешность Елены Викторовны. Ленчик отличалась какой-то особой красотой: не высокого роста, можно сказать маленькая, стройная, с огромными серо-зелеными глазами, обрамленными невероятно длинными ресницами, её профиль напоминал античную скульптуру. В ней угадывались твердый характер и сильная воля, от чего лицо ее иногда казалось несколько жестким для тридцатипятилетней женщины. Однако улыбка полностью меняла ее — ничего равного этой улыбке Петр Иванович не видел в своей жизни. Описать это невозможно. Сказать, что улыбка красивая, это ничего не сказать. Это свет, это настроение, это чудо. Будучи в браке уже два года, он продолжал любоваться своей женой. Сегодня она была в легком коричневатом платье и в красных туфлях, ленты от которых овивали ее икры. Запястье левой руки украшали часы на красном ремешке.

Он восхищался и открыто гордился ее красотой. Она с удовольствием принимала его отношение к себе. С этим настроением они вошли на веранду ресторана, где знакомая им официантка указала на зарезервированный столик в ближайшем к входу углу зала, который оказался на две третьих уже заполнен публикой.

Погода совсем разошлась. Было солнечно и безветренно. Становилось даже душно. Вопреки ослепительному вечернему солнцу и ясному небу с небольшими облаками, в воздухе висело ожидание грозы, что заставило Петра Ивановича пожалеть о не взятом из дома зонте. Впрочем, беспокоиться было не о чем, веранда по краям была защищена прозрачной пленкой, а внутри работал кондиционер. В таких условия и в такой компании, дождь можно было бы и переждать.

Они устроились за своим столиком, закурили, и Лена, сидящая лицом в зал, углубилась в меню, сделанное в форме овальной палитры. Петр Иванович меню никогда не читал, он поручал своей жене делать выбор, тем более, что сегодня по сценарию на ценники смотреть не нужно. Как говорится «гулять, так гулять». Он рассматривал посетителей, повернувшись в пол-оборота к залу. Это было их излюбленное занятие в подобных местах: рассматривать посетителей и тихонько обсуждать их. Кто является супругами, а кто любовниками, у кого первое свидание и чем оно закончится.

Народ тихо разговаривал, играла легкая итальянская музыка. Многочисленные официанты с радио гарнитурами на голове сновали между столиками, принося блюда, унося посуду и меняя пепельницы.

Впереди за столиками вдоль края веранды сидело несколько компаний девушек и женщин, по два-три человека. В центре сидели разнополые пары. Слева, по близости, сидели два мужчины средних лет. Чуть дальше слева сидела семья, похоже из того же дома, где жили Петр Иванович и Елена Викторовна. В противоположном углу за сдвинутыми столами сидела компания кавказцев — толстые мужчины и женщины разных возрастов. Их дети бесцельно бродили между столиками и делали вид, что играют.

Елена Викторовна заказала себе какую-то хитрую рыбу, салат и «фокаччо» с чесноком. Петр Иванович позволил себе шашлык из свинины и салат «цезарь». По бокалу вина они попросили принести сразу. Венчать праздник должны были кофе «капучино» и пирожные, которые отменно готовили в этом заведении. Но это в конце.

— Поздравляю тебя, Любимый, с нашей годовщиной! — провозгласила Елена Викторовна, подняв бокал белого вина.

— И я тебя поздравляю, Котенок! — смущенно заулыбался в ответ Петр Иванович и достал из кармана пакетик с серьгами. — Это тебе. Надеюсь, понравится. Бриллианты в них какой-то невероятной чистоты. Мне продавщица объясняла, но я, естественно, забыл. Кажется, она говорила «два и два», на бирке должно быть написано. Коробочку пришлось дома оставить иначе сюрприза бы не получилось.

Елена Викторовна заворожено открыла пакет и приблизила глаза к подарку.

— Какая красота! — прошептала она. — Я именно о таких и мечтала. Гвоздики, дорогие наверное! Спасибо тебе Любимый! Господи, какая красота! Дай померяю.

Демонтаж старых сережек и монтаж новых заняли несколько минут. Когда старые сережки были уложены в пакетик и убраны в карман Петра Ивановича, Леночка встряхнула волосами и спросила:

— Ну, как?

— По-моему очень красиво. Блестят каким-то внутренним светом. При галогенках они просто горят…

— И у меня для тебя подарок, — загадочно улыбнулась Леночка и разжала руку. — Это тебе. Уже рука устала его прятать.

Она протянула ему красивый широкий браслет из толстой черной кожи, к которому, как звено была привязана золотая пластинка, шириной с ремешок. На внутренней стороне пластины Петр Иванович прочитал выгравированную надпись: «Любимому Петру Ивановичу Басову в годовщину свадьбы от жены. 24 июля 2011 г.».

— Вот это да! Красивая и стильная вещь. Ты же знаешь, я не люблю украшения, но это буду носить. Буковки какие мелкие, как это удалось такую длинную надпись тут уместить? А как оно крепится?

— Тут замок есть. Вот так. Ну, что угодила я тебе?

— Не то слово! Никогда не сниму. Спасибо, Котенок! Это будет талисман моего счастья.

Он перегнулся к жене и поцеловал ее в губы.

— Я в дамскую комнату, — поднимаясь, сообщила Леночка. — Посмотрю на свой подарок. Спасибо тебе, Сладенький. Я просто счастлива!

Вернувшись через несколько минут, она села и довольная уставилась на мужа, кокетничая, поворачиваясь к нему то одним ухом, то другим.

— Выпьем? — предложил счастливый Петр Иванович.

— Скорее, только можно я не буду бросать их в рюмку и потом вынимать губами.

Петр Иванович чуть заметно помрачнел, но заставил себя улыбнуться и произнес тост:

— Три года, как мы вместе, а сколько всего было. Лучше и не вспоминать… Спасибо тебе, что украсила мою жизнь и сделала меня счастливым!

— А почему это «не вспоминать»? — шутливо нахмурилась не понятливая красавица, сделав маленький глоточек. — Типа шутка, что ли?

— Это шутка, конечно. Вернее цитата из фильма, — Петр Иванович набрал воздуха и приготовился описывать сцену с Евстигнеевым из фильма «Берегись автомобиля», но в этот момент у Леночки зазвонил телефон. Она сказала, — «Это мама, как всегда вовремя», сдвинула панель своего Nokia 8800 Sapphire Arte и поднесла аппарат к уху.

— Да, мамуля, — громче обычного заговорила она. — Мы в ресторане, отмечаем годовщину знакомства… да, три года… а после свадьбы два, ты перепутала. Ах, ну конечно, тебя же не приглашали… Что? Да, у нас все хорошо, — она взглянула на Петра Ивановича, который с демонстративно скучающим видом закурил сигарету, и сделала извиняющее движение плечами. — Как у вас дела, как Данька? На море собираетесь? Как погода?

Проговорив около пяти минут, она передала приветы, попрощалась и положила телефон на стол.

— Тебе привет от мамы, — произнесла Елена Викторовна упавшим голосом.

— Что-то случилось? — заволновался Петр Иванович. — Почему ты сделалась грустная?

— Погоды у них нет, — принялась пересказывать разговор Лена и машинально посмотрела на небо, где медленно плыла большая и тяжелая, как наполненный водой пододеяльник, туча. — Данька кашляет, не слушается бабушку, не занимается английским. Она еле заставила его поехать с ней в Измаил. Теперь вот плачет. Ему уже шестнадцать. Я с семи лет в огороде пахала. Вчера он сказал ей…

Петр Иванович старался не перебивать жену в моменты, когда она делилась с ним проблемами. Он обычно молча слушал, воздерживался от оценок и комментариев и ждал момента, когда она сама спросит его о чем-то. Он очень дорожил ее настроением и знал, что это облачко, которое временно омрачило их праздник, скоро пройдет и Котенок опять будет веселым.

— Котеночек, ты же знаешь, что мамины слова нужно делить на два или даже на пять? — вдруг вырвалось у Петра Ивановича. Ленчик вскинула брови и повернула голову к мужу. Тот весело продолжал. — Данька хороший мальчик и прежде чем огорчаться следует выслушать и его, узнать, так сказать, диспозицию. Иметь объективную картину. Сравнить показания. Простроить мизансцену и проанализировать. Организовать очную ставку, в конце концов…

— Ну, понятно, — перебила Елена Викторовна и лицо ее приобрело мечтательное выражение. — Я позвоню ему сегодня вечером с домашнего и допрошу по данному делу. Кстати, — вдруг резко сменила она тему. — Вчера я разговаривала с Катей…

— ?

— Это туроператор, помнишь, я тебе рассказывала? Ольга через нее ездит. Кто такая Ольга тебе напоминать, надеюсь, не надо. Врач-реаниматолог. Так вот она говорит, Катя, то есть, что сейчас очень дешевые горящие путевки в Турцию. Может быть, нам двинуть на недельку-полторы в июле? Ты как? — последний вопрос Леночка задала из-под стола, где поправляла постоянно съезжавшие ленточки туфель.

— Насколько они дешевые-то, интересно бы знать?

— Да, не знаю я. Какая разница? В принципе ты хочешь?

— В принципе с тобой я готов на все. Даже поехать в Турцию.

Официантка принесла специальный столик, раскрыла его, поставила сверху тарелку и принялась препарировать запеченную рыбу «Волк». Заказчица излучала блаженство и аристократическое превосходство над всеми. Петр Иванович пилил свой тривиальный шашлык и глядел на супругу, как паж на королеву. Где-то недалеко прогремел гром и по тенту веранды забарабанили капли дождя. Сразу стало свежо и появилось ощущение беспомощности и оторванности от всего остального мира.

Ужин подходил к концу. Были съедены пирожные и только остатки кофе в их чашках напоминали о сегодняшнем торжественном застолье. Дождь прошел и оставил приятную прохладу на улице. Часть посетителей покинула ресторан, вернее уехала на своих роскошных авто. Давно уже покинула веранду семья кавказцев, поредели компании девушек, а из двух мужчин за соседним столиком остался один. На освободившихся столиках разместились новые гости.

— Как тебе понравилась рыбка, Кошачий человечек? — лениво развалившись в кресле, поинтересовался Петр Иванович, поглядывая на, украшавший запястье его правой руки, браслет.

— Вкусно, конечно, я объелась. Только после ресторанной еды у меня в животе тяжесть как всегда. Думаю, что салат был лишним. А ты как потрапезничал? Понравилось?

— Ты готовишь гораздо лучше. Это я могу свидетельствовать перед самым высоким кулинарным судом. Каждый раз даю себе слово больше не питаться в ресторанах. Шашлык не очень, цезарь надоел… В общем мне все очень понравилось. Ты же была рядом все время.

— Слушай, я тут подумала, давно мы к твоему отцу не ездили, может быть навестим на следующей неделе? Он обрадуется.

— Давай навестим в следующую субботу.

Петр Иванович подумал, что и в самом деле давно не был у отца в гостях. Вообще-то отец Петра Ивановича, Иван Иванович, был коренным москвичом и всю молодость, до брака с матерью Петра Ивановича, прожил на Волочаевской улице. Потом несколько лет они всей семьей жили в Ивановском. Обратно на Волочаевскую отец переехал с молодой женой из-за которой сын и не любил ездить к отцу. Несмотря на его преклонный возраст, он так и не смог полностью простить отцу уход из семьи и последовавшую вскоре смерть матери.

— Думаю нужно сходить помыть руки, припудрить носы и идти домой, — предложил Петр Иванович. — У нас есть непосмотренный еще боевичок с этим, как его, твоим любимым…

— Я первая пудрить, — поднялась Леночка. — Рассчитайся пока. Хорошо?

— Хорошо, Милая.

Петр Иванович подозвал официантку, сделал ей знак посчитать, взял со стола свой телефон и принялся рассматривать пляжные фотографии жены, которые он недавно сделал в Украине, куда они отвозили сына Леночки на каникулы к бабушке. Фотографии получились очень даже пикантные. Некоторые из них, снятые на телефон, показывать кому бы то ни было категорически запрещалось и Петр Иванович пролистывал их, оглядываясь по сторонам.

Спустя несколько минут вернулась Елена Викторовна, и Петр Иванович в свою очередь отправился в уборную. Управившись с туалетом, и проходя к своему столику, он почувствовал, что несколько опьянел. Это его расстроило. Вроде и выпили не так, что бы много. Он любил выпить вина, но не любил состояние опьянения. Размышляя о необходимости освежиться дома под душем, Петр Иванович возвращался через зал и вдруг встал, как вкопанный.

Жены на месте не было. Удивленный он подошел, к столику, на котором стояли две допитые кофейные чашки, пепельница с окурками, пачка сигарет с зажигалкой и его, повернутый экраном вниз, телефон. Телефон жены отсутствовал. Петр Иванович обвел глазами веранду. Посетители сидели там, где он их и оставил. Вокруг царило спокойствие под легкий бесконечный джаз.

«Не понял, — тупо отозвались в его голове мысли. — А где Котенок-то? Наверное, пошла в туалет повторно, — продолжая шутить сам с собой, решил он и сел в свое кресло. — Странно, что она свои вещи взяла, а мой телефон оставила, — ожидая, медленно соображал он. — Наверное, для того, что бы официантка не подумала, что мы ушли не расплатившись. Хотя вещей-то у нас не было. Только телефоны, ключи от дома и кошелек, который всегда со мной».

Через десять минут Петр Иванович Басов стал заметно нервничать. Он попросил администратора проверить женскую уборную. Оказалось, что там никого нет.

Предчувствие горя вдруг поглотило его целиком. Подсознательно он ощутил, что в их жизни произошло что-то непоправимое. Начиная с этого мгновения, его любимая жена в страшной опасности, а сам он больше никогда не будет знать покоя. Пытаясь сосредоточиться, Петр Иванович застыл в неподвижной позе. Что же могло случиться? Мозг лихорадочно стал предлагать варианты.

«Кто-то написал мне провокационную смску, она ее прочитала, обиделась и ушла домой, — догадался он, посмотрев на оставленный телефон, и позвонил на домашний номер. Гудки вызова не прерывались очень долго, и Петр Иванович успел представить, как по пустой квартире разливается трель зуммера. Естественно никто не ответил. — Правильно, единственный комплект ключей у меня. Идиот! Она пошла побродить одна. Господи, я же могу ей позвонить! Совсем голову потерял, — Петр Иванович набрал телефон жены. Гудок-гудок-гудок… — Трубку никто не поднимает!»

В течение нескольких минут он названивал по ее номеру, но все было бесполезно. Он рассчитался и отпустил официантку. Мысли его, как табун диких лошадей, беспорядочно метались из стороны в сторону, а он безуспешно пытался их собрать. Надо успокоиться и думать, но, ни успокоится, ни думать он не мог. Петр Иванович повернулся к соседу, который сидел слева с самого момента их появления здесь, и спросил:

— Простите, ради Бога, вы, случайно, не видели, куда пошла моя жена?

— Видел, — доброжелательно ответил тот. — Она за пару минут до вашего возвращения пошла на парковку. Вон туда, — и он вытянутой рукой указал по направлению к Нахимовскому проспекту.

— Спасибо, извините, — обнадеженный этими сведениями, отозвался Петр Иванович и быстро пошел по заданному маршруту.

Как обычно на парковке было много машин. Петр Иванович, не найдя там жены, начал осматривать каждый автомобиль, заглядывая в салон. По мере продвижения осмотра, внезапно появившийся оптимизм угасал и уступал место отчаянью от неизвестности, необъяснимости происходящего. Ну, согласитесь, не пропадают люди вот так вот просто. Средь бела дня и в людном месте. Должно же быть какое-то объяснение. «Может быть это розыгрыш? — продолжал мучиться он. — Улыбнитесь, Вас снимает скрытая камера… Бред!»

Переходя от одной машины к другой, он добрел до, наглухо затонированного черного, Hummer H2, украшенного аэрографией в виде пламени на дверях и саблезубого тигра на капоте. В легких сумерках разглядеть салон через стекла не было никакой возможности. Петр Иванович дернул дверь и машина залилась многоголосой сиреной сигнализации. Из ресторана к машине быстро вышел усатый человек в очках. Это снова оказался сосед, у которого Петр Иванович узнавал по поводу жены.

— Уважаемый, зачем вы пристаете к чужим машинам? — крикнул он не без угрозы, но, узнав Петра Ивановича, спокойно спросил. — Жену ищете?

— Да. Ее нигде нет, а в этой машине ничего не видно, — растерянно пробормотал Петр Иванович.

— А я вам открою, — сосед нажал кнопку на пульте сигнализации и распахнул переднюю водительскую дверь. — Пожалуйста проверяйте, но уверяю вас, что ее здесь нет. Это мая машина. Похоже у вас проблема. Если хотите, после осмотра стоянки подходите к моему столику. Меня Толик зовут. Постараюсь вам чем-нибудь помочь.

Через несколько минут они уже познакомились и сидели вместе за столиком нового приятеля, который успокаивал Петра Ивановича:

— Послушай, Петр, я отлично помню, что вышла она сама. Она еще улыбалась. Взяла телефон и пошла на парковку. Никто ее не тащил и не гнал под дулом пистолета. Это я могу тебе гарантировать. Спокойно так прошла. Вы далеко живете?

— Рядом. Близко.

— Может быть она дома? Тут-то ее нет. Не знаю, нужно искать, звонить… Она обязательно объявится и все станет понятно. Не могла же она испариться…

— Ну, допустим, — нервно перебил его Петр Иванович. — Так куда она делась? Такого никогда не было. Ни-ко-гда! Понимаешь? Что мне сейчас делать? Где ее искать? Я позвоню в милицию.

— Думаю, что милиция не примет заявления спустя всего час после исчезновения человека, взрослой женщины, да еще от нетрезвого мужчины. Ты знаешь что-нибудь о нашей милиции?

— Только по сериалам…

— Тогда тебе придется поверить мне на слово. Сегодня это бесполезно. Советую тебе пойти домой, найти все возможные контакты твоей жены и обзвонить их, а в милицию лучше обратиться завтра. Главное не впадать в панику и не бездействовать. Пусть ночь пройдет, может она найдется. Да, запиши мой телефон, если потребуется моя помощь, я что смогу сделаю. Мы же видимо соседи. Я тоже из местных.

Толик продиктовал Петру Ивановичу свой телефон и заставил его перезвонить обратно. Пока тот принимал звонок, Петр Иванович отметил черный кожаный Vertu и механически подумал, что на подделку он не похож.

— Думаю, ты прав. Спасибо Толя. Я побежал домой звонить.

— Удачи, Петь, не отчаивайся и не пропадай.

Легко сказать «не отчаивайся». Петр Иванович всегда считал себя человеком способным принимать оперативные решения в пиковых, сложных и экстренных ситуациях. Теперь же он имел возможность убедиться в том, что перед лицом настоящей неожиданности, тем более грозящей, возможно, ужасными последствиями, он практически парализован. Он очень туго упорядочивал свои мысли и хорошо, что ему попался Толик, лицо постороннее, способное не поддаваясь панике, посоветовать хоть что-то. Подходя к дому, Петр Иванович уже знал, что сейчас он разыщет старый телефон жены, в котором наверняка много контактов ее подруг и друзей, сядет и начнет обзванивать тех, кого знает. Самообладание постепенно возвращалось к нему.

* * *

Когда потерявший жену Петр Иванович убежал домой, Анатолий Семенович Горский заказал себе еще коньяку и порцию карпаччо из говядины.

Да, первое действие этого спектакля он сыграл. Ему вдруг стало все безразлично, наступила желанная эйфория после выполненной тяжелой и противной работы. Когда-то они с Бесом были неразлучными друзьями, многим обязанными друг другу. Такими они оставались до самого момента исчезновения, а потом и смерти Беса. Произошло это в далеком 2004-м году, но все годы, после похорон Толик, каждый день вспоминал о единственном друге и спрашивал себя, мог ли он что-то сделать, чтобы предотвратить эту ненужную смерть.

Он познакомился с Сергеем Бесковым еще на службе в армии, работая в одном отделе на равных должностях. Знакомство быстро переросло в дружбу. С ним и нельзя было не подружиться — открытый, веселый, деловой, он притягивал к себе людей. Потом служба закончилась и началась совместная коммерческая деятельность. Именно Сергей порекомендовал кураторам Анатолия в качестве партнера, вновь создаваемой, охранной фирмы «Стоун секьюрити БГ», чем не только спас его в середине девяностых от полуголодного существования отставного офицера, но и обеспечил достаточно безбедное житье, возможность карьерного роста и, наверное самое главное, относительно чистые руки. Именно последнее обстоятельство определялось спецификой разделения направлений деятельности компании. Бесков отвечал за криминальное направление деятельности, а Горский за легальное. Позднее это деление сохранилось и в выросшей из «Стоун секьюрити» новой компании «БГ Билдинг Ко».

Учитывая профессиональные риски, они договорились, что их дружба не будет распространяться на семьи, и хотя они много знали о супругах и детях друг друга, личного знакомства избегали. Горский знал о существовании Елены Викторовны и даже видел ее фотографии. С годами совместной работы постоянно росли масштабы деятельности друзей, обороты компании увеличивались, и уровень необходимых связей поднимался все выше и выше. Рост был стремительным и, возможно, возникло нечто сходное с кессонной болезнью, только с противоположным знаком.

Декомпрессио? нная, или кессо? нная болезнь, которая возникает у водолазов при нарушении правил подъема на поверхность может привести к параличу и даже смерти. Работая на глубине, водолаз получает воздух под давлением, соответствующим глубине. При резком подъеме на поверхность он не проходит постепенно всех стадий снижения давления и, образовавшиеся в результате этого, пузырьки газа в тканях блокирует движение крови. Так и здесь, резкое увеличение масштабов деятельности и карьерный рост породили ощущение вседозволенности и безнаказанности. На свой страх и риск Бес вывел часть активов компании и вложил их в игорный бизнес. Об этом знал только Толя. Прибыль они делили пополам, причем, рисковал только Сергей. Через год кураторы вскрыли эти махинации, но Бес взял все на себя и вроде бы даже оправдался, вернув все уведенные деньги, но этого оказалось не достаточно, поскольку прибыль он скрыл. Вскоре Сергей пропал. Детали его исчезновения и позднейшего обнаружения тела Горскому не сообщались. Сам он, пройдя несколько жестких проверок, сумел вернуть к себе доверие.

В той среде, где работал Горский, девиз «пацан сказал — пацан сделал» был основным требованием к исполнителю. Нарушение слова всегда имело серьезные последствия и просто так словами никто не разбрасывался. Так вот Толик дал себе слово никогда не оставлять семью погибшего друга, поддерживать ее финансами и оберегать, насколько возможно, физически. До недавнего времени ему удавалось контролировать ситуацию и держать обещание, но с недавних пор расклады изменились. Сам куратор, Лев Черниченко, «Лева Черный», требовал сначала похитить, а потом и убить жену погибшего друга. С этим Горский согласиться не мог.

Он выпил коньку и положил в рот очередной кусочек говядины, глядя в пространство перед собой. Пришло время отдавать долг другу. Возможно, за это придется заплатить жизнью. Очень дорого приходится платить. Жизнь налажена и обеспечена, дети учатся за границей. Он не сразу пришел к решению защитить Лену, жену погибшего друга, любой ценой, но решив, сразу успокоился и стал готовиться к самому худшему.