Часть VIII. Погоня. Четверг.

«Умение разведчика использовать в рукопашной схватке лопату, гранату, палку, камень нередко может обеспечить разведчику успех в борьбе с противником.

Удары малой лопаткой наносить с размаха, с полной силой, коротким и резким движением правой руки справа или слева, по лицу или по шее противника. При необходимости можно с помощью лопаты произвести захват оружия противника или отбить оружие противника; после этого немедленно нанести удар лопатой».

Физическая подготовка разведчика, К.Т. Булочко, Глава 4 «Приемы и способы ведения рукопашного боя»

Его разбудила среди ночи Елена Викторовна.

— Десять минут не могу тебя дозваться, — сердито заявила она. — Спишь, как убитый. Тут такие новости!

— Который час?

— Два уже. Игорь звонил тебе, а я не смогла тебя поднять. Короче, их всех арестовали. Несколько человек из управления по наркотикам, каких-то авторитетов, Лысого твоего и кучу мелких продавцов. По новостям уже передавали. В интернете пишут во всю.

На кухне зазвучала мелодия ночных новостей второго канала. Лена включила телевизор в спальне.

— Вот смотри.

Строгая ведущая новостей с нахмуренными бровями и жесткой складкой у рта сообщила:

— Экстренная новость. Сегодня в Москве, около часа ночи, в результате срецоперации была обезврежена крупная банда торговцев наркотиками, — на экране замелькали кадры задержания. — Группировка включала в себя сотрудников федеральной службы по контролю за наркотиками, криминальных авторитетов, — на экране мелькнула физиономия Лысого, которого ни Петр Иванович, ни Лена никогда не видели. — А так же распространителей. Злоумышленники пытались сбыть в нескольких московских ночных клубах крупную партию «Фентанила», синтетического препарата схожего по эффекту с героином, на сумму более одного миллиона долларов. В настоящее время задержанные дают показания. Задержание явилось следствием крупномасштабной операции в течение последних месяцев разрабатываемой совместно ФСКН и ФСБ России. Теперь о других новостях…

— Ты понял? — сияла Лена. — Игорь сказал, что охрана нам больше не нужна. Живите, говорит, как жили и ничего не бойтесь. Поблагодарил и пообещал не беспокоить.

— Ордена нам не обещал или премию?

— Этого не было, врать не буду. Любимый, все закончилось! Я мечтала только о том, чтобы все закончилось и мы снова были вместе. Я так тебя люблю. У меня есть бутылка шампанского и плесневый сыр. Не знаю, как это сочетается, но давай отметим наше избавление. Мы перенесли страдания и сохранили нашу любовь, а это главное. Как ты себя чувствуешь?

— Много лучше. Температуры нет и плечо болит меньше. А Ольга где?

— Она ушла часов в одиннадцать. Будем отмечать?

— Обязательно, Любимая.

— А завтра пойдем гулять. Я хочу просто пройтись с тобой и ощутить покой и свободу. Мы такие же, как и все. Никто нас не крадет и никого мы не ищем. Хочу ходить медленно и говорить, как раньше, о литературе, о старых советских фильмах. Пить на ходу пиво и плевать шелуху от семечек на асфальт. Шутка.

— Бутылки придется бросать мимо урны прямо возле лавочек.

— Это детали. Пойдем гулять завтра?

— Уже сегодня. Пойдем, Любимая, я еще не совсем хорошо себя чувствую, поэтому не могу также бурно радоваться, как и ты. Но поверь мне, я счастлив не меньше тебя и в первую очередь от того, что ты невредима и снова со мной.

* * *

Сегодня Леня проснулся в восемь утра и уже совершил пробежку, принял душ и готовил завтрак — овсяную кашу и творог. Накануне все материалы очередного номера ушли в печать, зарезервированное место спешно заполнили заготовленной заранее запасной статьей, а планируемую сенсационную статью перенесли на следующий номер. Торопиться в офис было бессмысленно. Он планировал подъехать туда часам к двум, вместе со своей девушкой, которая эту ночь провела в его квартире.

Кофеварка пробормотала что-то нечленораздельное, докладывая о выполненной работе, и пора было будить Снежану, когда его телефон зазвонил.

— Леня, привет, — бодро пробасил знакомый голос. — Статья готова я могу завести тебе домой. Ты дома?

— Дома, а почтой нельзя? Все равно в этот номер мы уже не успели. Теперь спешки нет. Давай по электронке?

— Не получится, есть фотки для сканирования. Я тут в Новогиреево, сейчас подскачу. Окей? Ты выйдешь?

— Давай. Позвони снизу, я выйду на лестницу.

Он решил повременить с побудкой подружки до передачи материалов. Ни к чему ей видеть кого не надо.

Буквально через двадцать минут зазвонил и оборвался вызов обозначенный в записной книжке телефона «Пузырь». Леня надел штаны и тапки, вышел из квартиры с голым торсом и остановился напротив лифта. Дверцы открылись и Пузырь улыбаясь шагнул на лестничную площадку.

— Привет! — услышал Козловский и сразу получил удар ножом снизу под ребра.

Следующий удар пришелся точно в сердце. Леня сделал шаг назад и, оступившись упал на лестницу ведущую вниз. Голова ударилась о бетон ступеней и издала глухой стук, который эхом разнесся по лестничному стояку. Пузырь прислушался, соседи не откликнулись на шум, все было тихо. Он наклонился к телу и за ноги втянул его в квартиру. Слетевшие с ног убитого тапки мягко шлепнулись на ковролин прихожей. Пузырь тихо закрыл входную дверь и снова прислушался. Из комнаты послышался скрип кровати и капризный женский голос промурлыкал:

— Лёнчик, я проснулась! Иди сюда!

Убийца не ожидал встретить в квартире еще одного человека, выдернул из тела нож, быстро прошел на кухню и осмотрел ее, потом вернулся в прихожую и на секунду задумался возле закрытой комнатной двери. Его цель была — компьютеры, накопители, диски, тетради и прочие носители информации. Относительно девушки разговора не было и ему не хотелось ее убивать, но как тогда обыскать квартиру? «Пропади оно все пропадом, — подумал Пузырь. — Всегда так».

Дверь резко распахнулась и на пороге появилась заспанная и улыбающаяся девчонка в одних трусиках. Она открыла рот, желая возмутиться присутствием постороннего мужчины, но не успела. На вдохе ее сердце пробил нож треугольного сечения, больше похожий на штык. Снежка рухнула на руки своему убийце и он уложил ее рядом с Леней.

Через пятнадцать минут у дверей многоэтажного дома появился молодой круглолицый парень с большой сумкой в руках и спокойной твердой походкой направился к машине, оставленной рядом с магазином «1000 мелочей» на улице Победы. В его облике не было ничего примечательного, кроме здорового румянца на обе щеки.

* * *

Когда утром они вышли из подъезда, температура у Петра Ивановича уже соответствовала норме. Плечо побаливало, но больше не гноилась. Он посмотрел на солнце, зажмурил глаза и глубоко вдохнул, подняв плечи. Жизнь опять казалась прекрасной. О пережитом напоминало ранение и большой складной швейцарский перочинный нож, который оттопыривал задний карман джинсов Петра Ивановича. Ему самому это казалось глупым, он никогда в жизни не носил ни ножей, ни другого оружия, но сейчас с ножом ему было спокойней. «Деформация психики, — поставил он себе диагноз. — Скоро пройдет… Наверное».

— Куда пойдем, Котенок?

— Очки тебе покупать новые. Пошли в «Черемушки» там оптика рядом есть. Пойдем медленно. Это прогулка.

— Ну идем, — он еще раз глубоко вздохнул и обнял жену. — Я очень тебя люблю и хочу сделать счастливой.

Они взялись за руки, как пионеры. Так они ходили всегда, он держал ее за маленькие пальчики словно ребенка.

— Странно, — задумчива проговорил Петр Иванович. — Кажется, что все это было во сне. Похоже на один из твоих удивительных снов. Вот мы проснулись и ничего нет. Ни преступников, ни стрельбы и погонь. Скорее всего, у меня это сотрется из памяти через пару недель. Словно мы с тобой играли по сети в одну из Данькиних компьютерных игр. Выключили компьютер и все закончилось. И ни следа не осталось. Только шрам.

Супруги миновали свой дом и проходили через двор соседнего.

— Но ведь все было, — продолжал Петр Иванович. — И твой плен и мое дурацкое путешествие и…

— Смотри! — Лена остановила мужа жестким рывком и втащила его за дерево. — Это тот Hummer и мужик какой-то в нем копается.

Действительно из багажника разрисованного автомобиля торчал круп гражданина, обтянутый спортивными брюками.

— Давай посмотрим, Котеночек, кто это там рыщет. Вообще это машина Анатолия, помнишь я рассказывал тебе…

— Тот, который сидел с нами в ресторане, подружился с тобой и потом на даче совещался.

— Точно. Его должны были арестовать. Кто же это там орудует?

В этот момент человек вынул из Hummer сумку и переложил ее в припаркованный рядом легковой автомобиль.

— Это Толик! Они его не арестовали или выпустили уже. Вот зараза! Он знает, где мы живем.

— Я бы его не узнала.

— Конечно, он здорово преобразился. Похож на дачника с доходом ниже среднего. И машина у него теперь… Кажется старенькая Almera. Любимая, гони домой, принеси ключи от Chevrolet. Думаю, надо последить за ним. Мне кажется он собирается уезжать. Он бежит и бросает свой Hummer даже не запертым.

Толик хлопнул крышкой багажника Almera, и, на ходу включив охранную сигнализацию, быстро вошел в подъезд.

Леночка пулей бросилась домой. Они договорились, что она подведет джип к закутку их двора. Скорее всего, если Толик поедет на машине, то проследует непременно через это место. Другая дорога была гораздо длиннее, и часто по ней было не разъехаться со встречным автомобилем. Лена перегнала Tahoe, а Толика все еще не было.

— Любимая, я думаю тебе следует остаться дома, — попросил Петр Иванович, когда они уже курили в машине. — Одному мне проще.

— А, что ты собираешься делать?

— Я хочу проследить за ним и сдать его милиции, — соврал Петр Иванович, который на самом деле понял маневр соперника. Тот хотел скрыться и это было объяснимо. С одной стороны у него были основания опасаться ареста, а с другой, как понял Петр Иванович из разговора на веранде, бандиты поручили ему дело с наркотиками и даже заплатили. Дело Толик провалил. Ему ничего не оставалось, как немедленно скрыться, исчезнуть навсегда. Снять где-то квартиру и тихо отсидеться там пару месяцев. Но однажды он мог вернуться… Петр Иванович собирался как-то избавиться от него по дороге или в любом другом месте. Он решил это спокойно и твердо и Лене совершенно необязательно было участвовать в очередном преступлении. — Останься, пожалуйста.

— Нет, я поеду с тобой. Без документов лучше если в салоне женщина. Меньше поводов для гаишников, — она решительно посмотрела на мужа и слегка заерзала на сиденье, как бы ввинчиваясь в него покрепче. — Больше я одна не останусь.

— Любимая, это не шутки. Ты должна сейчас выйти из машины и идти домой…

— Я сказала, нет! Смотри он выходит.

Действительно, Толик спокойно вышел из подъезда с двумя длинными досками и чемоданом. Чемодан он бросил на задний диван, а доски принялся прикручивать к багажнику на крыше.

— Нормальный такой дачник, — осторожно посмотрела Лена на разозлившегося мужа. — Красные тряпочки к концам доски привязывает. Ты поведешь?

— Да, пересаживаемся.

Они поменялись местами и тронулись за машиной с флажками. Больше Лена не говорила, не хотела нарываться на жесткое противодействие ее поездке. Высадит еще.

— Он едет, смотри в оба куда он будет поворачивать. Нам нельзя его упустить. Ну, Котенок, я тебе это припомню.

Лена упорно молчала. Almera с досками на крыше превратилась из незаметной в очень заметную и неповоротливую машину Толик свернул с Нахимовского проспекта направо после заправки BP.

— Он движется в сторону МКАДа, — предположила Лена. — Если на МКАД, то там пробка скорее всего.

Дорога была, относительно, свободна и, действительно скоро они оказались на МКАДе. Беглец повернул в сторону Рублевки и сразу они встали в пробке.

— В Москве полдень — везде пробки, — не выдержала Елена Владимировна. — Как это достало уже.

— Вот поэтому я и не хотел тебя брать. Сейчас будешь нервничать, потом в туалет проситься. Потом пить, потом спать.

— В туалет проситься не буду. Машина большая, углов свободных много. Отомщу врагам за вероломство. Пусть потом химчистку делают. Любимый, держись меня, — вдруг развеселилась Лена, поняв, что ее уже не высадят. — Со мной не пропадешь.

Петр Иванович посмотрел на искрящуюся озорным задором улыбку Леночки и отметил, как всегда, ее неповторимую красоту. Такому человечку можно все простить, наверное. Посмотришь на нее и душе приятно.

— Погоди радоваться, — притворяясь хмурым, ответил он. — Следи за клиентом.

— Слушаюсь, мой генерал. Давай музыку включим.

Она нашла радиостанцию «Такси», которую слушала последнее время.

— Вот теперь порядочек. Можно жить и работать.

Медленно-медленно они дотошнили до Сколковского шоссе.

— Не удивлюсь, если он собрался на Минку. Было бы логично. Приезжает в Минск и улетает оттуда куда угодно. Его братва тут ищет по всем вокзалам и аэропортам, а он из Минска отчаливает. Красавец! Пограничного контроля никакого, даже если в розыске, то можно спокойно проскочить. Пока они там раскачаются приметы и фотографии разослать на границы. Если мы его упустим, он уйдет и исчезнет.

— А если мы его догоним?

— Сдадим ментам. Погрузим в машину и оставим ее у ворот Петровки. Пусть принимают подарок.

— А если они его не ловят?

— Пояснительную записку на лобовое стекло прикрепим, метод Юрия Деточкина. Не убивать же его, в самом деле.

— Можно подумать ты способен убить.

— Я — нет. А ты?

— А, правда, ты мог бы убить человека? Ну, если он будет реально угрожать тебе или мне.

— Я не думал об этом. Не знаю… Скорее всего я не смогу убить. Нет, не смогу.

— Слава Богу! — с облегчением вздохнула Леночка. — Мне это было очень важно знать. Понимаешь, я думала об этом, когда сидела в плену на даче. У меня было время подумать. Я молила Бога, что бы он опять соединил нас в мире и покое. И самое главное, я просила его избавить нас от необходимости убивать своих врагов. Когда я увидела того человека в подвале, я испугалась. Ведь я собиралась врезать ему бутылкой по голове и сбежать, а он сам как-то навернулся. А если бы я его убила? Бутылкой можно убить?

— Такого кабана практически невозможно. Учитывая твою весовую категорию — вероятность ноль процентов.

— Это очень хорошо. Мы должны прожить жизнь не испачкав руки в крови. Мне всегда очень нравилась твоя интеллигентность и способность думать. Твоя совестливость. Я не утомила тебя?

— Нисколько. Говори.

— Я счастлива, что встретила такого человека, как ты. И это для меня очень важно. Стало важно, когда я думала об этом в подвале. Бог дал человеку жизнь и только Бог может ее отнять. Это хрестоматийная формула, но она не становится от этого спорной. Для верующего человека, это аксиома. И если каждый человек будет следовать этому принципу, жизнь станет счастливее.

— А, как же на войне? Церковь даже в старину благословляла войско на защиту веры и отечества. Александр Пересвет, вообще был монахом, иноком Троице-Сергиевского монастыря, участвовал в Куликовской битве и убил татарского богатыря Челубея. Как защититься от врага, если только не убивая его? Уговаривать и молиться пока он будет убивать?

— Не знаю, но чувствую, между богом и церковью есть какая-то разница. Водораздел какой-то. Христос согласился погибнуть на кресте, но не защищался. Хотя мог. Заповедь «не убий» для меня не содержит исключений. Может быть лучше самому погибнуть, но не замарать руки кровью. Наших детей воспитывают фильмы и компьютерные игры в которых убийство представлено, как геройство. Убийца это крутой парень, а вопросы совести и морали для него не существуют. Это насаждается в головы людей. Отсутствие угрызений совести становится отличительное чертой современного человека. Ладно, убийц наверное не так много, но сам принцип отсутствия угрызений совести оказывает влияние на все аспекты человеческой деятельности. Единственный сдерживающий фактор побежден и можно убивать, насиловать, бросать детей, красть … Можно все! Религия не действует в нашем обществе, а совесть отменена. Помнишь, ты как-то говорил, что не знаешь кто мы на самом деле? Что боишься узнать себя настоящего? Если бы с одним из нас случилось такое, убить человека, мы уже никогда бы не смогли жить вместе. Вообще бы не смогли бы жить… Смотри, он поворачивает на Минское шоссе. Как ты и предполагал.

— Это плохо. Сейчас движение в область не очень плотное. Он может нас вычислить.

Выступление жены потрясло Петра Ивановича. Он казался себе лжецом и подлецом. Но почему? Он дрался за жизнь и честь своей семьи. Своей жены. Собственная жизнь не была ему особенно дорога. Он же сделал все правильно, но она никогда бы не смогла ему простить этого. «Лучше было бы не бороться? — спрашивал он сам себя. — Тогда Котенка изнасиловали бы и убили, а сотни или тысячи наркоманов сегодня уже были бы мертвы. Или наркоманов не жалко? Меня тоже уже закопали бы. Данька остается сиротой. Мы и сотни других неповинных людей сейчас живы именно потому, что мне пришлось убить двух мерзавцев. Бандитов. Но за это меня не только никто не поблагодарит, мне нет оправданий и нет прощения. В том числе и потому, что у меня не было решения суда, признавшего их преступниками и приговорившего к смерти. Я убил людей, отнял у них жизнь по собственному разумению. Я возомнил себя Богом? Я просто защищался, даже не превышая пределов самообороны. Почему полицейскому законом разрешено убивать? Государству плевать на заповеди или оно выше Бога? Нет уж, Котенок, я сделал то, что должен делать мужчина и мне не о чем жалеть. Но ради твоего спокойствия я не скажу об этом никому. Можно подумать, что фундаментом нашего семейного счастья становится ложь. А можно вообще об этом не думать. Удивительное существо — человек, в рассуждениях святой, а в поступках дьявол. Наверное, по-другому в этом мире нельзя. Невозможно быть совершенным в несовершенном мире. Я люблю ее и это главное, а все остальное неважно. Произошедшее со мной скоро забудется».

* * *

Беглец разогнался до восьмидесяти километров в час, занял правую полосу и спокойно двигался в направлении государственной границы. Справа проплывал огромный торговый центр «Город». По обе стороны шоссе дорогу разворотили ремонтники. Поток становился плотнее и вскоре они встали в пробке.

— Что будем делать, Милый?

— Ехать за ним, пока он не попросится в туалет, у него не кончится бензин или не проснется голод. Мы подъедем к нему и я его попробую скрутить.

— У нас у самих скоро кончится бензин. Эта громила — бочка с дыркой. Ты думаешь он не заметил большой черный внедорожник терпеливо едущий сзади? Как только мы свернем на заправку, он оторвется. Может даже бросить машину.

— Ты права. Нужно держаться от него дальше. Смотри внимательно, мы не должны его упустить. Думаю, он не заметил хвост. Если бы заметил начал бы ускоряться или замедляться, проверяя, а он едет ровно. Бензина у нас, наверное, хватит еще на сто километров. Будем надеяться у него меньше.

— Ты стал какой-то другой.

— Какой?

— Мне трудно объяснить. Жесткий какой-то. Любимый, я не хочу, что бы ты менялся. Останься таким, как раньше.

— Я тот же. Просто мне надоела уже эта история и ее придется закончить. Если он не остановится в ближайшие двадцать минут, я не знаю. Извини, Любимая, я должен придумать какой-то ход. Мы не можем его упустить, от этого зависит наша безопасность.

Внезапно на перекрестке со светофором и навесным пешеходным переходом пробка кончилась. По неровной, кое-как заплатанной дороге они продолжали преследование.

«Я не узнаю его, — Леночка вспомнила свой последний киношный сон, и посмотрела искоса на крепко сжатые, тонкие, как нитка губы любимого человека. — Как в том дурацком сне. Может быть, мне это кажется? Но как узнать? Только жизнь покажет. Как не хочется оказаться правой. Неужели опять? Нет, это я как обычно сама себя накручиваю. Поселится в голове такой вирус и начинается. Все. Прочь глупые страхи. Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо! Главное себя убедить в этом и мысли материализуются».

После восьмидесятого километра FM радио «Такси» стало хрипеть и прерываться. Петр Иванович вставил диск баллад «Gans'n'Roses» и сделал потише. Леночка не переносила тяжелую иностранную музыку.

Часы показывали 14-20, то есть уже два часа прошло с того момента, как они покинули пределы Москвы. Неторопливая Almera монотонно ехала, снижая скорость до шестидесяти в населенных пунктах и, разгоняясь до восмидесяти-девяноста вне их. Казалось, за рулем сидит робот-автопилот, не делающий ошибок. Супруги, уставившись в смазанный расстоянием силуэт машины с досками на крыше, молчали, каждый погрузился в свои мысли. Внешне можно было подумать, будто они слушают музыку. Отдельные реплики, касающиеся пейзажа за окном, иногда разряжали гнетущую атмосферу. Топливо неумолимо иссякало, а идей не было.

«Перегнать Толика и на посту ГАИ, — прикидывал Петр Иванович, проезжая как раз пост на сто двадцать седьмом километре от МКАД. — Попросить инспекторов остановить его и проверить. Нельзя. Как потом останешься в тени? Придется давать объяснения, а если полиция что-то найдет, то и протоколы подписывать. Не вариант. Приказать ему остановиться, поморгав фарами или прижав к обочине, вряд ли получится. Во-первых, он просто не остановится, а устраивать погоню, это опять привлечь к себе внимание властей, во-вторых, он может быть вооружен. Тяжелая партия, — размышлял Петр Иванович, сравнивая ситуацию с шахматами. — Сложный соперник. Всегда тяжело играть, когда оппонент не атакует и не рискует. Что же делать? Можно в какой-нибудь деревне толкнуть его в зад. Не остановится. Или забежать вперед и проголосовать? Он нас узнает. Можно попробовать кого-то случайного попросить. Даже если он остановится, в деревне, где люди, с ним сделать ничего нельзя. Котенок здорово связывает мне руки, — он взглянул на жену».

— Что, Любимый? — перехватила она его взгляд.

— Смотрю, какая ты красивая.

— Ты еще меня любишь?

— И очень сильно!

«Мне бы твои проблемы, — опять задумался он. — Нужно заправляться, а клиент спокойно прет по прямой. Потеряем его — жизни спокойной больше не будет никогда».

— Пора заправляться, — напомнила Леночка. — Догоним его быстро потом. А там посмотрим. Мне в туалет нужно.

«Действительно, — обрадовался Петр Иванович. — Если он нас не видит, то мы его сразу и догоним. А если не догоним, то вернемся и найдем. И мне в туалет хочется».

— Будем Лукойл искать?

— Естественно.

Очереди на заправке и в туалете не было. Вся процедура заняла не больше десяти минут. С чувством облегчения они продолжили погоню на скорости сто двадцать, и минут через десять-пятнадцать они должны были настигнуть беглеца.

— Любимая, смотри по сторонам, — попросил Петр Иванович. — Я смотрю вперед, а ты в стороны. Он может куда-то съехать по мелкой или большой нужде, например. Ничто человеческое негодяям не чуждо. Сейчас мы тебя догоним Толик, ты за все нам ответишь. Так, Котенок?

Дорога была хорошо размечена и имела по две полосы в каждую сторону. Пронесся мимо указатель «Мальцево».

— Стой! — выкрикнула Леночка. — По-моему только что мы проехали какую-то серебристую машину справа.

— Где ты ее видела? — Петр Иванович плавно затормозил.

— Вправо грунтовая дорога уходила. Там между деревьями в поле. Как здесь, только еще дорога.

Они стали сдавать задним ходом с включенными аварийками. Петр Иванович гладя назад через правое плечо неумело старался держаться одним колесом на обочине. Это был сто сорок четвертый километр минского шоссе.

— Я понял. Странно, конечно, ехал себе, ни о чем не беспокоился и тут решил одновременно с нами отдохнуть. Странно…

— Да, я не уверена, что это он! Ты сам просил смотреть я и смотрела, — разозлилась Лена и с ненавистью посмотрела на мужа. — Если это будет не он, то я виновата, что ли, окажусь?

— Не шуми, никто не будет виноват, — не среагировал на выпад он. — Следи лучше, далеко еще?

— Подъезжаем. Вот, смотри сам, я не знаю.

В этом месте к шоссе примыкали справа и слева две дороги. Та, что уходила вправо имела асфальтированный участок метров двадцать пять переходящий в светло-коричневое покрытие из гравия и глины. Между двумя невысокими деревьями, метрах в семидесяти стоял Nissan Almera. По обе стороны от него простиралось поле. Вокруг было солнечно и безветренно.

— Похоже на него. Я проеду чуть назад, ты выйди подожди меня тут, около дороги. Тебе нечего там делать. Давай, быстро. Котенок, пожалуйста, некогда спорить.

Лена вышла из машины и, сев на корточки, закурила. Волны воздуха от поносящихся мимо машин пытались ее опрокинуть и теребили волосы.

* * *

С выключенными фарами, большой черный внедорожник медленно съехал с шоссе. Петр Иванович остановился в десяти метрах он Nissan. Машина было очень похожа, номера московские, и, даже багажник присутствовал на крыше. Доски лежали рядом, сброшенные кое-как. Это был Толик. Понять, есть кто-то за рулем или нет было невозможно. Заднее стекло чернело сильной тонировкой. Петр Иванович сидел неподвижно и раздумывая всматривался в деревья, окружавшие Almera. Он вспомнил, как в Белоруссии его застал врасплох боевик с узкими глазами. Больше так рисковать он не хотел. Вдруг двигатель Nissan запустился. Толик был внутри! Он собирался уезжать. Вперед? Назад ему путь был отрезан, значит только вперед. Нельзя его отпускать, сколько можно гоняться?

Петр Иванович пристегнул ремень безопасности, перенес ногу с педали тормоза на педаль газа и до упора утопил ее в пол. Chevrolet тронулся, долю секунды подумал и с пробуксовкой, как камень, выпущенный из пращи, прыгнул вперед. Перед глазами Петра Ивановича вспыхнули стоп-сигналы с огромной скоростью набегавшие на него. Потом тяжелый удар. Звук сминаемого металла и звон разлетевшегося стекла, гулко, как в барабане наполнил салон автомобиля, ремень больно ударил в грудь. «Подушки безопасности не сработали, — отметил он. — И хорошо». Подобно грейдеру, огромный джип тащил впереди себя маленькую машинку. Петр Иванович затормозил и, помедлив минуту, как будто не веря в дело рук своих, перевел селектор в положение «Р». Almera проползла на метр вперед и остановилась. Ее багажник приоткрылся и замер, показав небольшую щель. Петр Иванович вышел из машины и огляделся вокруг. Легковые и грузовые автомобили по-прежнему с шумом проносились по шоссе в обоих направлениях без задержки, Лена медленно с вытаращенными глазами и, как показалось ему, с обескровленным лицом тихо шла к месту аварии.

Открывая на ходу свой большой швейцарский нож с кучей разнообразных лезвий и инструментов, который давным-давно подарили коллеги, он подбежал к левой передней двери Nissan и заглянул внутрь. Толик сидел за рулем прямо, но казалось ничего не понимал. Он держался двумя руками за шею сзади. Подголовники были коротковаты и, наверное от удара повредился позвоночник в области шеи. Петр Иванович дернул дверь правой рукой, она стукнула, но не открылось. «Заклинило, вот зараза, не вовремя, — промелькнуло у него в голове. — Ну давай же, давай!» Он дернул еще раз сильнее. Дверь поддалась, но за что-то зацепилась деталями механизма замка. Петр Иванович видел, как Толик приходит в себя, наклоняется вперед и запускает руку под сиденье. «Пистолет? Это конец! Ну, откройся ты, ну, что тебе стоит?» — комок лихорадочных мыслей казалось жил своей жизнью. Дверь, видимо? решив, что сопротивление бесполезно, вдруг легко открылась настежь.

От неожиданности Петр Иванович потерял равновесие, отлетел на метр назад и завалился на спину. Толик, качаясь, как в замедленном кино, изящно выплыл из дверного проема, поднял правую руку и выстрелил. Пуля угодила Петру Ивановичу в правое бедро, которым он интуитивно пытался закрыться. Он громко закричал. В этом крике соединились боль, отчаяние, досада. Он закрыл глаза и, обхватив руками страдающую ногу, приготовился к смерти. Он слышал приближающиеся шаги Толика. Потом — звук удара. Кто-то охнул и завалился рядом. Петр Иванович открыл глаза и увидел расплывающийся образ жены. Она наклонилась к его ноге и пробовала закрыть ладонью рану.

— Я потерял очки, — растерянно проговорил Петр Иванович. — И нож куда-то отлетел.

— Вот очки, — Леночка наклонилась в сторону, подняла и протянула их ему. — Целые вроде, более-менее. Ножа не вижу. А, вот и нож. Держи.

— Привет, Котенок, что ты сделала?

— Оглушила его дубиной по башке, — она кивнула на увесистую палку под ее ногами.

— Вовремя, спасибо, с меня причитается, — Петр Иванович сквозь заляпанные стекла смотрел на жену осмысленными глазами. — Прости, кажется меня снова подстрелили. Нужно перевязать как-то.

Аптечка из Chevrolet осталась в Кратове и Лена заглянула в багажник Nissan. Там, находились чемодан на колесиках и небольшая сумка спортивного вида. В глубине лежала и аптечка, причем старого образца. Петр Иванович опустил штаны. Они обработали рану йодом, перетянули жгутом выше отверстия и наложили повязку. Кривясь от боли, Петр Иванович поднялся на ноги и сделал шаг.

— Ходить можно, — установил он. — Пошли отсюда.

Они очень медленно пошли к шоссе. Лена попробовала подставить ему плечо, но он мягко отстранил ее.

— Я сам, не надо, — извиняющимся голосом попросил Петр Иванович и остановился. — Любимая, думаю нужно сделать так: ты перейди трассу и попытайся остановить попутку. Лучше если это будет дальнобойщик — вопросов меньше. Скажи, мол, мы местные поехали гулять и твой муж, то есть я, поскользнулся, упал и сильно повредил ногу. Вести машину не может. Пусть довезет нас до ближайшего города. Мы заплатим, сколько скажет. До Кубинки доедем и там возьмем такси до Москвы. Хорошо? Ты ступай, а я вернусь приберу следы в машине и захвачу наши документы. Не стоит их там оставлять. Хорошо?

Елена Викторовна больше не собиралась спорить с мужем. Она кивнула и, не оглядываясь, поплелась к шоссе одна.

Петр Иванович вернулся к месту ДТП и первым делом подошел к Толику, который начал приходить в сознание.

— Как же ты мог, Толик? Друг называется, — бормотал тихо Петр Иванович. — Я тебе поверил, а ты что же? Ну, поворачивайся.

Он помог лечь Толику на спину, подтянул к себе ту самую дубинку и оглянулся на шоссе. Елены Викторовны уже не было видно.

— И что теперь прикажешь с тобой делать? — продолжал он. — Наказать? Я тебя строго накажу.

— Я хотел спасти твою жену… Я не думал, все должно было… — начал лепетать Горский, но Петр Иванович только разозлился от упоминания Леночки этим бандитом.

Он нешироко взял палку, которой Елена Викторовна только что свалила Толика, двумя руками и сильно надавил врагу на горло. Тот весь подобрался, встал на мостик и схватился за палку, но это было бесполезно. Петр Иванович навалился всем телом на руки и почти девяносто килограмм вбили кадык, лежащего, в позвонки. Толик покраснел, как помидор, захрипел, конвульсивно задергал руками, целяясь за кулаки, запястья и предплечья соперника. Глаза его вылезли из орбит, на губах показалась пена. Он очень хотел сделать жим лежа в узком хвате, но достаточных сил у него уже не было. Через несколько секунд он сдался и прекратил сопротивление.

— Надо было раньше тренироваться, брат, теперь уже поздно. Моя взяла, — не унимался озверевший победитель. — Только никому не говори, что это я сделал. Хорошо? Вот так! А теперь поехали, вставай.

Он подтащил труп к Chevrolet, взгромоздил его за руль и прикрепил к креслу ремнем безопасности. Потом торопясь прихромал к Almera и проверил содержимое багажника. В чемодане оказались тряпки. В спортивной сумке документы и ноутбук Apple. Это ему не нужно. В салоне было интересней. Маленький кожаный чемодан оказался достаточно увесистым. Кодовые замки не поддались, и Петр Иванович просто разрезал крышку своим ножом. Чемодан до верху был набит деньгами. В щель прорези смотрели доллары и евро.

— Ого! — сердце Петра Ивановича выскакивало от счастья из груди. — Это компенсация. Сколько же там? Целое состояние! На квартиру точно хватит. Спасибо, Господи! Ленка обрадуется… Пора уходить. Потом порадуюсь.

* * *

Дрожащими от зашкаливавшего адреналина руками он вынул из Tahoe сумку Лены с документами. Других вещей они с собой не брали. Двигаясь быстро, боль в ноге он уже практически не замечал, Петр Иванович выбросил ноутбук и документы из сумки на дно багажника, переложил в сумку деньги из чемодана и собрался уже протирать отпечатки пальцев, когда его осенило.

— Предать огню! — произнес он, как заклинание и полез за зажигалкой. Найдя ее, он повернулся к, висящему грудью на ремне, Толику и закончил. — Не говорите мне прощай.

Что-то дьявольское горело в его глазах.

Он собрал документы в багажнике Almera и, скомкав, бросил их в ее салон. Туда же он положил и дубинку, которой Лена защитила его и свой нож. Салон осветился изменчивым пламенем. В Chevrolet газет было достаточно и вскоре две машины уже разгорались, облизывая краями пламени свои крыши.

Петр Иванович вышел на обочину дороги с двумя сумками. Леночкина сумка была в его левой руке, а спортивная сумка висела за спиной, по диагонали пересекая лямкой грудь. На противоположной обочине, в двадцати метрах по направлению к Москве, красовалась красная Scania, из окна которой выглядывал молодой парень. Елена Викторовна стояла возле бампера тягача, мрачно курила и всматривалась в Петра Ивановича. Он помахал ей рукой и, оглянувшись налево и направо, хромая пересек дорогу.

— Кто инвалид? — поприветствовал водитель Петра Ивановича. — Ты инвалид? Залезешь сам?

— Я инвалид, — заулыбался тот в ответ. — Спасибо вам. Пропали бы тут и все дела. Молодец, Любимая, — повернулся он к Леночке. — Давно ждете?

— Что это за сумка у тебя, — тихо спросила она его. — Почему так долго?

— Поехали скорее, потом объясню. Помоги мне.

Лена подтолкнула мужа снизу и он, сгрузив сумки на колени, разместился на диване рядом с дальнобойщиком. Затем протянул руку жене и помог ей забраться в высокую кабину тягача.

— Довезете нас до этого… до Кубинки?

Они договорились о цене и водитель, равнодушно глядя на дорогу, надел наушники.

— Смотри только чехлы мне не заляпай, а то не рассчитаетесь, — громко прокричал он, не снимая наушников.

— Не боись, — тихо ответил Петр Иванович и улыбнулся.

— Что это в сумке? — Лена шептала ему на самое ухо.

— Котенок, мы богатые люди. Там деньги. Доллары и евро. Много. Теперь нам хватит на квартиру.

— Зачем ты их взял? Теперь этот…

— Толик?

— Да, не отстанет от нас. Они никогда не успокоятся, пока не найдут свои деньги. Ты же знаешь, кто за этим стоит. Это люди, которые пойдут по трупам.

Парень за рулем не переставая кивал в такт неслышной супругам музыке.

— Толик без сознания, он не видел, кто взял деньги. Едва ли он вспомнит в кого стрелял, он качался как пьяный, к тому же я связал его и позвонил с его телефона ноль два. Объяснил, мол, грибник, тут авария, человек лежит, две машины разбитые. Приезжайте скорее. Где толком авария я объяснить не смог, пусть ищут, у них работа такая. Рано ли поздно найдут, но мы уже будем далеко. У него в сумке был ноутбук и куча финансовых документов. Теперь ему не отвертеться, — Петр Иванович вдохновенно врал, придумывая на ходу все новые детали. — Большую часть денег я оставил в машине — лишний повод к его задержанию. В том чемодане лежали, полный чемодан был. Менты деньги опишут и все. Никто их искать не будет, а то, что сумма не вся, так это они сами и взяли. А скорее всего они все деньги себе оставят. Согласись, глупо им оставлять баксы, когда они зарплату в рублях получают. Сопьются же, жлобы, а виноват я окажусь…

Лена смотрела на мужа и не верила своим ушам. Ей хотелось крикнуть в его, перекошенное от жадности лицо, сколько валюты на самом деле у нее на карточке. Этих денег хватит, на квартиру и машину. Чужих им не надо, не будет от них счастья, но она не могла ему признаться. «Он не знал о моих накоплениях, — с ужасом думала она. — Он делал все для нашего блага. Работал и подрабатывал. И эти криминальные деньги он взял только потому, что я не сказала ему о своих сбережениях. Петенька ни за что не взял бы чужое для себя, я знаю его. Ему самому вообще почти ничего не нужно. Но и на мои деньги он не согласился бы жить. Носки себе не хочет покупать, а мне серьги с бриллиантами не раздумывая дарит. Мне надо было сразу ему рассказать о своей карте. Чего я боялась? Почему не доверяла? Что же теперь делать? — она стало беззвучно плакать, отвернувшись к окну. — Я своими руками разрушила свой дом. Какая же я дура! Лучше бы я тогда умерла! Нет мне счастья».

— Ты не бойся, любимая! Нас никто искать больше не будет, — заметив, слезки на глазах любимого Котенка, расстроился Петр Иванович. — Мы купим квартиру и просто исчезнем. Если в мешке действительно много, а там немерено, то лучше всего уехать из страны. Поселимся себе где-нибудь в Италии или Австралии на берегу моря, там дома стоят дешевле, чем двушка в Москве, положим остаток в банк и будем жить на проценты. Море, отдых… И Даньке на учебу хватит. Все будет хорошо! Мы скоро будем счастливы, как никто и никогда!

* * *

«Совсем хозяйство разваливается, — размышлял Игорь Савельевич Гущин, управляя своим автомобилем ВАЗ шестой модели. — Да и кому оно нужно теперь. Мы с бабкой только и остались. Дети разъехались кто куда. Василий в Москве, Катька в Вязьму замуж вышла. Сдохнем, туда нам и дорога».

Сегодня Игорь Савельевич был срочно вызван на квартиру дочери, которая за неделю до предполагаемых родов легла в роддом на сохранение. Ее муж работал, а с годовалой внучкой нужно было сидеть, и поэтому было решено вызвать на подмогу дедушку. Дом остался без хозяев и приглядеть за ним было некому.

Действительно, за последние лет десять деревня Величково практически осталась без молодежи, а старики умирали каждый год. Народ разъехался кто куда. Наверное лет через двадцать этой деревни уже не будет на карте. Еще совсем недавно, рассматривая атлас России, Гущин подумал, что населенные пункты, разбросанные по полю карты напоминают ему звезды на небе. Наверное, при определенном знании астрономии можно было бы представить даже созвездия и галактики. Каждый год на этом небе гаснут звезды, а новые не появляются. Гаснет история страны и судьбы людей, ничего не оставляя после себя. Становилось грустно, хотя он сам всегда убеждал своих детей бежать отсюда и чем раньше, тем дальше. На сегодня убежали почти все, кто имел возможность бегать. Остальные ползали не удаляясь от своих гнезд.

Он всю жизнь проработал в колхозе, потом вышел на пенсию и работал кочегаром при больнице. Не спился и не сидел, и мог честно смотреть людям в глаза, но так не получалось. Мешала зависть к богатству, которое пришло некоторым удачливым ни с того ни с сего. В этом трудно было разобраться механизатору без высшего образования, но в душе он ощущал несправедливость произошедшего с ним и с другими. Как могло так случиться, что он едет помочь любимой дочери и ему не на что купить ей подарок к рождению сына? И бабке его не на что, хотя дочь живет с мужем хорошо и ни в чем не нуждается. Тем более, коляска и кроватка перейдут от старшего ребенка к младшему.

«И все-таки, — продолжал внутренний спор Игорь Савельевич. — Вот я работал-работал. В колхозе работал, собирал картошку и свеклу, на подсобном своем участке работал, выращивал свиней и птицу, по шесть коров держал, а с чем остался? Сбережения мои благодаря реформе пропали в 1991 году, — он подавил головокружение от подступившей слабости. Да было от чего закружиться голове. В 1991 году, в период с 23 по 25 января, со среды по пятницу, прикрываясь выводом из обращения фальшивых денег, председатель правительства Павлов ограбил страну. Президентом СССР в этот момент был Горбачев, который никогда публично не каялся за это преступление перед своим народом. Дело было так: 22 января Горбачевым был подписан Указ об изъятии из обращения 50 и 100 рублевых купюр и обмена их на более мелкие. На человека полагалось обменять по 1000 рублей, а через сбербанк не более 500 рублей. На все отводилось три дня. После поднявшейся паники наступил шок для многих бережливых и рачительных хозяев. Их снова раскулачили. За что боролись на то и напоролись. — За свой труд я собрал восемнадцать тысяч рублей, сдавал коров и свиней государству, сдавал молоко в колхоз. Думал, будут детям дома и машины, а потом раз, и ничего не осталось. Это как это так? Попробуй держать шесть коров».

Он не спился и не удавился. Проматерившись около месяца, подтянул пояс и снова взялся за работу. Нужно было все наживать по новой. И он наживал. Работал еще упорнее и тяжелее. Тем временем в результате приватизации в стране появились миллионеры и миллиардеры, окружавшие себя роскошью на глазах ограбленных людей.

И он, человек родившийся в 1939 году, в самый пик репрессий, переживший ребенком войну, всю жизнь честно работавший на свою Родину, бережливый и рачительный хозяин возненавидел страну в которой ему приходилось доживать остаток дней.

* * *

На обочине, привлеченные пожаром, остановились несколько автомобилей. Их пассажиры, жители окрестных деревень, опасливо толпились на проселочной дороге, не приближаясь к очагу. Все ожидали взрыва бензобаков, но взрыва не было. Они понимали, что ничем помочь не смогут, да и не сильно-то хотелось тушить огромный черный джип, который, скорее всего, принадлежал городскому мафиози и пострадал вследствие разборок. То, что внутри могут быть люди, также никого не интересовало. Такой человек сразу себе купит новый джип, еще дороже. А если он там сгорел, то туда ему и дорога. Огонь начинал стихать и один из зевак, пожилой мужчина, осторожно подошел к пожару. Он обнаружил, что за джипом догорает еще одна иномарка. «На эти деньги я смог бы купить, наверное, десять «Жигулей», как у меня, — с ненавистью прикинул он. — Ничего не жалеют, гады. Легко пришло, легко ушло». Он стал обходить слева автомобили и вдруг увидел, как что-то блеснуло в траве. Он наклонился и поднял предмет похожий на часы. «Золотые часы, неплохо, — дед оглянулся и сделал вид, будто что-то выбросил. — Начнут спрашивать потом, что, да почему». Обошел вокруг места происшествия и, незаметно сунув вещицу в карман, вернулся к остальным.

— Там две машины, оказывается, сгорели. Надо милицию вызывать. Есть у кого-нибудь мобильный?

С чувством выполненного гражданского долга Игорь Савельевич сел в свою шестерку и достал из кармана находку. «Это не часы, это брелок. Нет, браслет. Похоже на золото. Конечно золото! Ты их машины видел? — спросил он неизвестно кого. — Лучше бы, конечно, это были часы, но нас, как обычно не спросили. Так, тут что-то написано мелко, не разберешь. Это я сошлифую и подарю Катьке. А что? Хорошая вещь, дорогая, пусть носит, может вспомнит меня, когда помру. Напишу бормашиной «Катеньке с рождением сына». Вот и мне от их богатства кусочек отломился. Будем считать, поделились счастьем». Он включил двигатель и продолжил путешествие в Вязьму.

* * *

На часах в кабинете генерала стрелки расположились в одну линию вертикально, когда раздался вызов от секретаря. Валентин Алексеевич нажал кнопку селектора:

— Да?

— Товарищ генерал, вам Ковтун звонит. Соединить?

— Соединяй… Что хотел Виктор Сергеевич в конце трудового дня?

— Пришли первые результаты экспертизы с дачи в Кратове. Есть кое что интересное, даже удивительное. Разрешите зайти доложить?

— Давай.

Как всегда подтянутый и пахнущий дорогой туалетной водой Ковтун постучав, сразу вошел в просторный кабинет руководителя. Тот рукой пригласил его сесть на стул справа от своего кресла.

— Ну, что там?

— Эксперты проанализировали отпечатки пальцев в доме. Оказывается там перебывала куча народу, кое-кто есть в центральной картотеке.

— Кто бы сомневался, что за народ?

— Народ все больше известный. Самое главное, это Лев Черниченко.

— Ого, это серьезно.

— Да, потом, Анатолий Горский, учредитель «БГ Билдинг Ко».

— Ничего себе замес. Кто-то еще?

— Известный вам Лысый. Отпечатки всех троих нашли на кофейных чашках. Судя по всему, они собирались там и что-то обсуждали потому, что больше ни на чем они не наследили. Или чашки кто-то подкинул туда. Разбираемся. Но это еще не все. Есть еще пальчики рецидивиста Перфильева, разыскиваемого по обвинению в убийстве своей сожительницы. Вот его отпечаточки везде. Правда его самого след простыл.

— И это не все?

— С остальным более-менее понятно. Алексей Михайлов найден застреленным с ножом в печени в недрах уличного туалета. Остальные пальчики пока не идентифицированы.

— Давай теперь про удивительное.

— Есть момент, который выбивается из всей картины. В подвале, за закрытой снаружи дверью, найден труп боевика. Данные его пока не выяснены, но вот что удивительно. Он погиб от перелома шейных позвонков. Ему свернули башку, причем так профессионально, как умеют, только специально обученные диверсанты. Никто, кроме Горского, обладающего такими навыками, на этой даче не засветился, да и вообще таких ребят мало и они все наперечет. Похоже на действия Горского, он в прошлом служил в спецназе, был в горячих точках. Непонятно, правда, зачем ему убивать своего человека. Хотя, кто их разберет?

— Или кто-то действовал с третьей стороны.

— Я, честно говоря, уверен в этом, но фактами версия не подтверждается, да и как его искать, этого третьего не представляю. Конечно, это теперь не наше дело, мы свою работу закончили, но интересно, что это за фрукт.

— Согласен. Слушай, Виктор Сергеевич. Ты верно сказал, мы свою работу выполнили, дело передали куда следует. Давай отключайся от него, не ровен час и нам кто-то умелый что-нибудь открутит профессионально. Хорошо? Ты меня понял? Это приказ. А папочки оставь у меня и ступай домой к жене. Привет ей от меня.

— Обязательно передам. Валентин Алексеевич, я собираюсь рапорт писать. Хочу на пенсию.

— Я помню, ты давно уже собираешься. Давай позже поговорим об этом.

Ковтун козырнул и вышел из кабинета. Для него это дело было уже закрыто. Пора опять думать о счастливой пенсии, красках, кистях, холстах и вообще о счастье.

* * *

Пневмосиденья грузовика раскачивались на неровностях дороги и усыпляли. Елена Викторовна повернулась к мужу и долго смотрела на его исцарапанные руки. Потом опять отвернулась к окну и, глядя в даль на ломаный абрис леса на горизонте, на проносящиеся мимо деревни, прислонилась лбом к прохладному оконному стеклу. Добродушный молодой дальнобойщик на своем трейлере не спеша увозил их от старого счастья к новому.

23 июня — 4 сентября 2011 г