а ещё — держи (это перед главой «Титолар. Самый простой. Книжный) — непосредственно — Лия „превращается“ в Чарльза Янсенна.
Оффтопик — Хочешь попробовать? – Рам протянул ей эйд, не дожидаясь, пока она выразит согласие вслух.
Лия уже привыкла к тому, как они считывают эмоции.
Сириус немедленно сотворил ей чашку и до краев наполнил Раджином. А потом, взяв со стола монетку, снова погрузился в транс — Виша, как и в первый раз, синхронно вздрогнула и замерла.
У эйда было алое ребро и бирюзовый лабиринт граней. На ощупь кругляш был мягким, напоминая бархат и мармелад — удивительно льнул к рукам, хоть и не был липким – не больно-то и выронишь.
Сначала она попробовала катать его в ладонях. Потом сжимать в одном и другом кулаке, считая до шестидесяти. Затем сразу в двух — складывая руки в замок и накрывая лодочкой в горсти. То есть со всем прилежанием копировала видимые действия альтеров, желая самостоятельно добиться эффекта. Альтеры не мешали. Результатов не последовало.
Лия повторила всё по второму кругу. По третьему. В четвёртый раз. И, наконец, созрела для совета.
— Так что с ним делать?
— Отказаться от себя, — Сириус, очнувшись, сначала ответил, и лишь затем с тяжелым вздохом отложил эйд в сторону и взял кружку с Раджином. А сделав глоток, забрал у Ильзы следующий.
— То есть?
— В тебе слишком шумно, — усмехнулся Рам, — ты не только находишься в состоянии радостного возбуждения, но и пытаешься угадать, что почувствуешь. Если представить эмоцию как колебание струны, то можно сказать, что ты играешь на ста арфах сразу. К тому же, они у тебя воображаемые и оркестр фальшивит — потому что ты не знаешь, что именно представлять. С твоей абстрактной какофонией ни одну симфонию не расслышишь. – Он взял очередной эйд, положил на свой знак альтера, и, прижимая его ладонью, закончил, — медитируй на пустоте.
— Ли, спокойно, он издевается, — Виша, внезапно выйдя из транса, гневно посмотрела на Имбера, рывком встала, отобрала у Сириуса эйд, и, пока тот с ошалелым видом лечился Раджином, вытащила Лию из-за стола.
Девушки перешли к самому краю платформы. На дощатом полу возник целый ворох подушек, на котором и устроились – юни села позади Лии, и, положив руку ей на голову, заявила: «Смотри на воду!».
— Но…
— Просто смотри.
Скрипнули доски – к ним присоединился Сириус.
Вода была обычная. То есть почти – спокойная, прозрачная, всех оттенков фиолетового. В ней отражались фонарики, деревья, Таруна и кусочек Монмонтс, на поверхности плавали листья, а в толще — рыбки.
Сто тысяч сверкающих рыбок. И откуда только взялись?!
— Сир!
Мастер-альтер, присев на корточки, окунул кисти в воду. И рыбки затанцевали.
Ярко-юрко замелькали,
поворачивая резко,
в частом ритме переменном,
с блеском близко-отдаленным,
разбегаясь и встречаясь,
по одной и косяками,
всевозможные фигуры,
формируя,
распадаясь,
венским вальсом из квикстепа замедляясь через танго,
завершая метрономом — чётко, медленно, все вместе,
три в минуту направленья,
что пульсировали мерно,
маскируясь темной спинкой, растворились в глубине.
Лия, завороженная совершенно, всё ещё сжимала в кулачке эйд. Он был ласково-тёплым, как и ладонь Виши. Щёку гладил пушистый ветер, на водяной ряби дрожал тёмно-бордовый листик – восьмипалая лапка – то ли клён, то ли каштан. На местный лад.
— Пожелай узнать, — шепнула Виша.
Лия, не совсем понимая, чего от неё хотят, пожелала. Ей было так хорошо.
И тогда вместе с миром — с альтерами, водой и спрятавшимися рыбками, с Монмонтс, небом, ветром и звёздами, со всем своим прошлым, настоящим и будущим, Лия Бриск взяла и исчезла.
Лия уже привыкла к тому, как они считывают эмоции.
Сириус немедленно сотворил ей чашку и до краев наполнил Раджином. А потом, взяв со стола монетку, снова погрузился в транс — Виша, как и в первый раз, синхронно вздрогнула и замерла.
У эйда было алое ребро и бирюзовый лабиринт граней. На ощупь кругляш был мягким, напоминая бархат и мармелад — удивительно льнул к рукам, хоть и не был липким – не больно-то и выронишь.
Сначала она попробовала катать его в ладонях. Потом сжимать в одном и другом кулаке, считая до шестидесяти. Затем сразу в двух — складывая руки в замок и накрывая лодочкой в горсти. То есть со всем прилежанием копировала видимые действия альтеров, желая самостоятельно добиться эффекта. Альтеры не мешали. Результатов не последовало.
Лия повторила всё по второму кругу. По третьему. В четвёртый раз. И, наконец, созрела для совета.
— Так что с ним делать?
— Отказаться от себя, — Сириус, очнувшись, сначала ответил, и лишь затем с тяжелым вздохом отложил эйд в сторону и взял кружку с Раджином. А сделав глоток, забрал у Ильзы следующий.
— То есть?
— В тебе слишком шумно, — усмехнулся Рам, — ты не только находишься в состоянии радостного возбуждения, но и пытаешься угадать, что почувствуешь. Если представить эмоцию как колебание струны, то можно сказать, что ты играешь на ста арфах сразу. К тому же, они у тебя воображаемые и оркестр фальшивит — потому что ты не знаешь, что именно представлять. С твоей абстрактной какофонией ни одну симфонию не расслышишь. – Он взял очередной эйд, положил на свой знак альтера, и, прижимая его ладонью, закончил, — медитируй на пустоте.
— Ли, спокойно, он издевается, — Виша, внезапно выйдя из транса, гневно посмотрела на Имбера, рывком встала, отобрала у Сириуса эйд, и, пока тот с ошалелым видом лечился Раджином, вытащила Лию из-за стола.
Девушки перешли к самому краю платформы. На дощатом полу возник целый ворох подушек, на котором и устроились – юни села позади Лии, и, положив руку ей на голову, заявила: «Смотри на воду!».
— Но…
— Просто смотри.
Скрипнули доски – к ним присоединился Сириус.
Вода была обычная. То есть почти – спокойная, прозрачная, всех оттенков фиолетового. В ней отражались фонарики, деревья, Таруна и кусочек Монмонтс, на поверхности плавали листья, а в толще — рыбки.
Сто тысяч сверкающих рыбок. И откуда только взялись?!
— Сир!
Мастер-альтер, присев на корточки, окунул кисти в воду. И рыбки затанцевали.
Ярко-юрко замелькали,
поворачивая резко,
в частом ритме переменном,
с блеском близко-отдаленным,
разбегаясь и встречаясь,
по одной и косяками,
всевозможные фигуры,
формируя,
распадаясь,
венским вальсом из квикстепа замедляясь через танго,
завершая метрономом — чётко, медленно, все вместе,
три в минуту направленья,
что пульсировали мерно,
маскируясь темной спинкой, растворились в глубине.
Лия, завороженная совершенно, всё ещё сжимала в кулачке эйд. Он был ласково-тёплым, как и ладонь Виши. Щёку гладил пушистый ветер, на водяной ряби дрожал тёмно-бордовый листик – восьмипалая лапка – то ли клён, то ли каштан. На местный лад.
— Пожелай узнать, — шепнула Виша.
Лия, не совсем понимая, чего от неё хотят, пожелала. Ей было так хорошо.
И тогда вместе с миром — с альтерами, водой и спрятавшимися рыбками, с Монмонтс, небом, ветром и звёздами, со всем своим прошлым, настоящим и будущим, Лия Бриск взяла и исчезла.