Летний дневной август стремительно приближался к своему несбыточному финалу, выходя на финишную прямую, словно тяжёлый и пыльный мешок картошки. В общем и целом, он выдался таким же пыльным, как последний в предыдущем предложении. Цветущие над городом Кукареполем тополя скребли потихоньку отвесными верхушками-великанами витающие в немыслимой дали сквернословные облачка и уже почти выполнили свою миссию по доведению всех жителей до белого каленья посредством аллергии на тополиный пух.
Не смотря на то, что аллергией на тополиный пух Вёдор благополучно не мучился без насморка и соплей, а на улице подобно доменной печи сталеплавильного завода шпарило солнце, располагающее к пешим прогулкам на свежем воздухе, Вёдер Пасынок лежал пролежнем, словно шестнадцатикилограммовая гиря, и находился в незабвенном уединении с комфортом своей старой сырой пафосной комнаты, перелистывая потемневшие от времени листы фолианта персонального карманного наладонника под своим собственным одеялом.
Вёдор тряхнул ведром… Пардон, головой, выгоняя из мыслей всякую пургу, звонкой бильярдной партией барабанящую по черепу изнутри, словно константа Больцмана, поэтично порхающая в броуновском движении кинетических частиц.
Небо медленно заволакивала чёрная массивная масса тяжёлых надменных и чёрных массивных туч, воздух густел прямо на глазах, неумолимо сжиживаясь до состояния жидкого азота и затвердевая мелкими летучими клочками. Назревала какая-то гроза. Предвещалось, предвиделось и прогнозировалось какое-то странное грандиозное и знаковое событие.
Неожиданно сквозь всю эту толщу и массу пробился откуда-то лунный свет, красноречиво полагая, что такая чернота может быть только в чёрное время суток. Где-то вдалеке раскатился раскатистый вой, не похожий на вой домашней чухуахуа. Да это и не была собака, то выли обращённые оборотни и кавайные смазливые вампирчики, и всякая другая фэнтезийная нечисть с сырым зелёным налётом плесени и лесного мха, страдающая хронической бессонницей и метерологической зависимостью от климатических условий, лунного цикла и спокойных магнитных бурь. А луна всё набухала и набухала, не думая сдаваться, освещая недвижимое вдали имущество чёрного леса.
Из-за чёрного-чёрного горизонта чёрной-чёрной сковороды морской глади, медленно, словно наркоман, тянущий постепенно вилку из розетки, всплывали заострённые острия острых верхушек чёрного обсидианового замка из чёрного-чёрного колёного обсидиана. Уютно расположившись на махровом пригорке, он на всю округу блистал красотой и сверкал своей изысканностью, особенно при свете восходящей луны.
Вёдор оглянулся головой. Среди могущественных грибов с левой и првой сторонами можно было слегка разглядеть странный приближающийся силуэт, похожий на большого кавайного чёрного брюнета с длинными кавайными чёрными волосами. Этот таинственный человек был одет в чёрное одеяние в виде плаща, на нём был чёрный костюм, состоящий из чёрного плаща и чёрных брюк, волосы его были чёрного цвета, кавайной стрижки, спускающейся по плечам из-под чёрного капюшона как у самой смерти росли его волосы. Человек этот был больше похож на магического препода, но в руках он почему-то совершенно не закономерно к такому случаю держал какую-то старую потрёпанную чёрную магическую методичку, где на чёрных страницах был напечатан чёрный текст чёрными буквами.
— Это Чёрный-Чёрный Препод! — медленно прошептала на ушко Троиона, почему-то предусмотрительно испугавшись.
Казалось, что Чёрный-Чёрный Препод спешил по направлению к Вёдору, Троионе и Дрону, чтобы устроить троим прибывшим ученикам будущей Манической Школы кардинальную трёпку с капитальным устным и письменным выговором. Казалось это до тех пор, пока не перестало казаться и оказалось, что так и есть: Чёрный-Чёрный Препод остановился прямо перед вывалившимися из ВШЭ тремями учениками и пригрозил в воспитательных целях им указательным пальцем.
Он был такой брутальный и кавайный, с мужественной горбинкой на носу, придающей сему предмету интерьера лица хищное выражение, что Вёдор не удержался и вдруг понял, что он не правильной голубой сексуальной гомо-ориентации в стиле яой известной больше в молодёжной среде как высоколитературный слеш с социальной и юридической составляющими. Чтобы никто вовремя не догадался, он кокетливо схватился за то место, которое грозило его выдать, и сделал страдальчески-невинные глазки.
— Гхе! — тут же откашлялась всезнающая Троиона, — Вёдор, тебе сколько лет? Не рановато-ли думать в этом возрасте о сексе?
Тщательно и как следует приглядевшись, можно было рассмотреть, что Чёрный-Чёрный Препод был высокого роста, более выше чем немного обычного или среднего, и широкий в плечах. А если не приглядываться, то было этого не видно, хотя луна на небе уже светила как раскалённый отопительный кирпич, горящий синим пламенем в геене огненной стеклопрокатного промышленного городского государственного комбината, а рядом ещё горели специальные ночные фонари искусственного освещения, чтобы всякая нечисть не выскакивала из лесу и не бросалась на людей.
У него был такой брутальный пронзительный голос, бархатистый, как крылья махаона и бездонные пожирающие миндалевидные глаза с ароматной горчинкой терпкой ягоды, что Вёдор не удержался и уже во всю начал представлять себя в своих эротических фантазиях с Чёрным-Чёрным Преподом, плёткой и цепями.
Неожиданно сквозь всю эту толщу и массу пробился откуда-то лунный свет, красноречиво полагая, что такая чернота может быть только в чёрное время суток. Где-то вдалеке раскатился раскатистый вой, не похожий на вой домашней чухуахуа. Да это и не была собака, то выли обращённые оборотни и кавайные смазливые вампирчики, и всякая другая фэнтезийная нечисть с сырым зелёным налётом плесени и лесного мха, страдающая хронической бессонницей и метерологической зависимостью от климатических условий, лунного цикла и спокойных магнитных бурь. А луна всё набухала и набухала, не думая сдаваться, освещая недвижимое вдали имущество чёрного леса.
Из-за чёрного-чёрного горизонта чёрной-чёрной сковороды морской глади, медленно, словно наркоман, тянущий постепенно вилку из розетки, всплывали заострённые острия острых верхушек чёрного обсидианового замка из чёрного-чёрного колёного обсидиана. Уютно расположившись на махровом пригорке, он на всю округу блистал красотой и сверкал своей изысканностью, особенно при свете восходящей луны.
— Это Чёрный-Чёрный Препод! — медленно прошептала на ушко Троиона, почему-то предусмотрительно испугавшись.
Казалось, что Чёрный-Чёрный Препод спешил по направлению к Вёдору, Троионе и Дрону, чтобы устроить троим прибывшим ученикам будущей Манической Школы кардинальную трёпку с капитальным устным и письменным выговором. Казалось это до тех пор, пока не перестало казаться и оказалось, что так и есть: Чёрный-Чёрный Препод остановился прямо перед вывалившимися из ВШЭ тремями учениками и пригрозил в воспитательных целях им указательным пальцем.
Он был такой брутальный и кавайный, с мужественной горбинкой на носу, придающей сему предмету интерьера лица хищное выражение, что Вёдор не удержался и вдруг понял, что он не правильной голубой сексуальной гомо-ориентации в стиле яой известной больше в молодёжной среде как высоколитературный слеш с социальной и юридической составляющими. Чтобы никто вовремя не догадался, он кокетливо схватился за то место, которое грозило его выдать, и сделал страдальчески-невинные глазки.
— Гхе! — тут же откашлялась всезнающая Троиона, — Вёдор, тебе сколько лет? Не рановато-ли думать в этом возрасте о сексе?
Тщательно и как следует приглядевшись, можно было рассмотреть, что Чёрный-Чёрный Препод был высокого роста, более выше чем немного обычного или среднего, и широкий в плечах. А если не приглядываться, то было этого не видно, хотя луна на небе уже светила как раскалённый отопительный кирпич, горящий синим пламенем в геене огненной стеклопрокатного промышленного городского государственного комбината, а рядом ещё горели специальные ночные фонари искусственного освещения, чтобы всякая нечисть не выскакивала из лесу и не бросалась на людей.