***

Люська сегодня ночью была чудо как хороша. И голова у неё не болела, и фантазии еротические, и стоны с причитаниями, сполнил Игнатий свой супружеский долг, да не единожды, угомонилась Люська, притомилась, тихохонько запосапывала. Сполз Игнатий с широкой супружеской кровати и тихо-тихо, чтоб не потревожить благоверную, вышел в сени, хлебнул ковшик квасу на бруснике настоянного, да и присел на лавку. Зелья поганого он уж почитай полгода не курит, как в бахаи подался, так и завязал табакурить, здоровьишко-то и поправилось, вона как Люську-то ухайдокал, а сам как огурец.

Тут призрак в сенях и материлизовался.

— Кыш, неупокоеный, почто маешься сам, да людей добрых пугаешь?

— Не кипишуй, Игнатий, я ж добра те желаю, как при жизни тя уважал, так и теперь уважу. Ваши-то чего удлиняют? Полковник там скаватору мочит, дон хитектора скрадыват, а ваши чего удлиняют?

— Так оно того и удлиняют, чтоб было. Там, слышь Иёти в лесу сповадился, ты его не встречал случаем, не наблюдал?

— Да не Йети это никакой, а вовсе те шустрики бодунские девок запрудных шугануть решили, больно им Юлька рыжая в душу запала, а просватать не решаются, да и куда им, баловство одно на уме. Как козёл-то окочурился, девки сукубские совсем шальные ходят, того и гляди, не те, так Йети до них домогнутся.

— Ну ты, призрак, смотри, чего углядишь, дай знать, мы медитацию устроим, мантры споём. Я вон давеча мудру из трёх пальцев складывать выучился, как Йети появится, я ему такую мудру из трёх пальцев сложу, враз коньки отбросит.

— А чё, Йети на коньках разве?

— Не, на ластах. Коньки отбросит, а ласты склеит. Ладно, призрак, иди уж, пособи дону хитектора скрадывать, мы тут и сами управимся, а то глянь, либидо, либидо, а как до дела, так без хитектора нивкудыть.

— Но ты тут тоже не больно-то со своим либидо, о то ведь враз материализуюсь невовремя.

— Проваливай, а то я те тоже мудру щас сделаю, материализатор ишь нашелся.

— Аааа! Клетчатый! – истошно завопил призрак и рассеялся в предутреннем тумане.