ОффтопикТянучка укоризненно фыркнула и топнула копытом: замечтался. Правильно фыркнула. Из дома вышел отец, между старых яблонь, у калитки, показались шорник и кузнец с сыном, тоже на ярмарку. Вместе ехать и веселее, и безопаснее. А с Томасом можно поболтать в дороге — Саксу прям зудело рассказать про фейри на озере. Томас и сам встречал фейри — если не врет. Мол, зазвала его плясать, а потом не отпускала до самого утра. Может, и не врет. Сакс сам как-то видел — шел приятель на рассвете из леса, взъерошенный, без куртки, и рубаха развязана. Хотя, может, то и не фейри была, а вовсе мельникова сестра. К ней и сам Сакс ходил, отчего не утешить молодую да румяную вдовушку? Все одно ей замуж больше не выйти, баб по деревням много, а мужиков кот наплакал. Мужа мельниковой сестры забрали на службу в Зеленый легион пять лет тому, а прошлой осенью его однополчане привезли домой: с кошелем серебра, без глаза, немого и всего обожженного. Пожил он дома с месяц и к зиме помер.
Так сразу о фейрях поболтать не вышло, старшие велели Томасу править, Саксу приглядывать за лошадьми, а сами устроились на телеге спать. Потом старшие разговаривали о законном короле, Асгейре-Солнце и повстанцах, благо, поблизости никого не было, чтоб доложить мудрым о неподобающих речах. По словам отцов получалось, что по осени пора будет обоим парням уходить в леса, пока рыбники их не забрали. Да и самим отцам — тоже. Тяжело бросать родной дом, но когда дом пуст — он не дом.
Слушая эти разговоры, — не в первый раз, и не во второй, — Сакс хмурился, вспоминал братьев и прикидывал, куда бы пристроить летних жеребят. Если продать вместе с кобылами, нобли заподозрят неладное. В лес тоже не увести, сгинут. Разве что подарить кому. А огород? А сад? Бедная мама, ей оставить вишни с яблонями — что детей.
Томас тоже хмурился. Небось, думал о кузне. Повстанцам-то кузнец пригодится, но горн с собой не унесешь.
— Эй, будешь много думать, мхом обрастешь! — Сакс толкнул приятеля в бок.
Томас тряхнул головой, что твоя лошадь от овода, потянулся было вернуть тычок, но вовремя вспомнил, что держит поводья. Хмыкнул: мол, поменяемся — все припомню. И предложил:
— А ты расскажи что. Скучно ж.
— Это ты у нас мастер хрустальные сказки рассказывать, я-то что, я-то больше по зайцам. — Сакс пожал плечами и понизил голос. — Помнишь, ты про фейри говорил? Ну, с которой плясал?
— А то! — Томас оживился, глаза замаслились. — Хороша, так бы вот прям и… А чего?
— Да любопытно. Где видел-то?
— У Девьего озера. С той стороны, где холмы. — Томас прищелкнул языком. — Платье у ней зеленое было, и косы такие… ух!
— А вот… Я тоже видел.
— Иди ты!
— Сам иди! — Сакс фыркнул. — Точно говорю. Тонкая, беленькая, что фарфоровая кукла, купалась в озере. Нагишом. Такая вся… так бы и…
— Прям плавала? А ты чего?
— А ничего. — Вздохнул, пожал плечами. — Сорочку надо было хватать, а на том берегу ж… Ты эту свою видел потом?
— А то! К ним в новолуние надо. Они из холмов выходят — поплясать, значит. И чего, так ты ее и упустил? Вот раззява! — Томас хохотнул.
— Ничего не раззява. Что тебе, фейри — мельникова сестра? Она такая… да что ты понимаешь!
Фыркнув, Сакс спрыгнул с телеги, догнал Тянучку и похлопал по холке. Зря он Томасу сказал. Все равно не верит.
— Эй, — окликнул Томас. — Ты того, не обижайся! Чего пешком-то пылить? Ты скажи, что дальше-то было!
— Убежала она, — буркнул Сакс, не то Томасу, не то кобыле. — Посмеялась, рукой помахала, и в лес. А платье у ней было синее.
Тянучка повела на хозяина глазом и сочувственно всхрапнула. А может, реку почуяла. За поворотом показался мост, а на мосту — стражники. Один тощий и узкоплечий, с бритой рябой рожей — похоже, луайонец. Трое — крепкие, что твои медведи, бородатые, явно свои, тейронцы. Все четверо с мечами и пиками, в коротких желтых плащах поверх кожаных курток с железными полосами и в круглых шлемах.
— Сакс, — тихо окликнул его отец. — Рот закрой и к коням.
Пока отец торговался со стражниками, — те норовили содрать с каждого коня не по медяку, а по два, — и пока(союз «а») стражники ворошили товар, Сакс держался позади, под руку не лез и молчал. Томас тоже молчал. И когда один из стражников сунул за пояс лучший нож из тех, что кузнец вез на продажу, никто слова не сказал. Лишь кланялись — своим, как чужакам.
Так же молча остановились на привал, принялись разжигать костер. Сакс взял ведра, пошел к реке — надо бы и похлебки сварить, и Тянучку напоить. И лишь у самой реки позволил себе выругаться. Тихо, но от души. Подумалось, среди тех стражников могли бы быть его братья, Марк с Грэмом. Ведь могли, а? Нобле сказал — они пойдут служить королю Бероуку, а не в Зеленый легион, не всегда же нобли врут…
Справа, в тростнике, зашуршало. Сакс обернулся, схватившись за нож.
— Не ругайся, — укоризненно сказали из тростника. Голос был красивый, звонкий и чистый, но говорила девица непривычно, не как оквудские. — Плохо, когда ругаются. Коробит.
Сакс опешил. Хотел ответить что-нибудь насмешливое, но все слова куда-то делись.
Тростник зашевелился, и оттуда показалась сначала рука — тонкая, совсем без мозолей, такие только у нобилек бывают. А потом — она. Фейри. Платье все то же, синее, и глаза синие, как нарисованные, а волосы рассыпались по плечам: светлые, как беленый лен, и камышинки в прядях застряли. Захотелось потрогать — мягкие?
Фейри склонила голову набок и улыбнулась.
— Я тебя видела. У озера.
Он тоже ее видел. В озере… Жар залил по самые уши, снова закололо ладони.
Сакс буркнул что-то невразумительное, опустил глаза — как раз, чтобы увидеть выглядывающие из-под мокрого подола ножки. Грязные, в тине. С поджатыми, как от холода, пальчиками.
Фейри хихикнула. По-девчоночьи. Шагнула ближе.
— Ты можешь сделать дудочку?
— Дудочку? Ага, — обрадовался он: дело понятное, правильное, не то что у озера. Тут же вытащил нож и принялся высматривать подходящий тростник. — А зачем тебе дудочка?
— Играть буду, — объяснила фейри и снова хихикнула.
Над ним, верно, смеется. И то — нашел, что спросить! Что с дудочкой делать, как не играть? А на деле хотел знать — зачем ей тростниковая, когда у фейри дудочки должны быть золотые.
С дудочкой он управился быстро. Мог бы и еще быстрее, но она все вертелась вокруг, рассматривала, словно он — диковина какая. Даже за косу дернула, и ойкнула, когда у него соскользнул нож. Чуть палец не отрезал.
Протянул ей дудочку, а когда брала — руку поймал, всего на миг, уж очень было любопытно, какая она? Оказалась прохладная и мягкая, как шкурка у новорожденных жеребят. А фейри и не подумала отнимать ладошку. Только показала на ведра и задрала голову, чтоб не в шею ему смотреть, а в глаза.
— Не решат, что ты утонул?
Сакс помотал головой. Он — и утонул? Смешно. Потянул ее к себе, другой рукой погладил по волосам. Тоже мягкие. И сама она такая… земляничная фейри. Только красных башмачков не хватает.
— Ты это… почему босиком, а?
— Были у меня башмаки, — пожаловалась и губки надула. — Красные, с пряжками. Оставила у порога, а их украл кто-то. Холодно теперь.
И на цыпочки поднялась. А Сакс сглотнул, шагнул к ней — согреть, верно, холодно же. Или на руки взять, чтоб ножки не наколола. Или… просто обхватить ладонью спину и попробовать, она только пахнет земляникой, или на вкус тоже — земляника?..
Но Фейри отпрыгнула. Прижала пальчики к губам, а потом этой рукой ему помахала. И скрылась в тростнике. Тростник пошуршал и стих. А Сакс, толком не понимая, приснилось ему, или в самом деле чуть не поцеловал фейри, подобрал ведра, зачерпнул воды и пошел обратно.
Костер уже горел, попутчики жевали сухомятку и судачили о болезни короля Бероука. О королевской немочи уже два года весь Тейрон судачил(повтор): мудрые говорили, его колдуны прокляли, а народ шептался — мол, колдовское вино король пил, пил, да и занемог. Потому как честному тейронцу подобает пить честный тейронский эль, а не луайонскую отраву!
Отец, глянув на нерадивого сына, лишь покачал головой и протянул ему четверть хлеба с куском сыра. Объясняться Сакс не стал, чего уж там. Да и что тут скажешь? Встретил на реке фейри и сделал ей дудочку? Отец велит не сказывать хрустальных сказок и будет прав. Фейри вот уже двадцать лет не показываются около городов, боятся асгейровых слуг.
Молча забрал у отца еду и, жуя на ходу, принялся поить Тянучку. Хлебом тоже поделился, нельзя ж отказать малышке — она и фыркает, и тычется мягкими губами. Так бы всю четвертушку и съела.
— Хватит с тебя. — Сакс похлопал ее по морде. — Пей, девочка.
Лошадка укоризненно вздохнула, припала к воде. Осталось следить, чтоб не обпилась.
Подошел Томас. Постоял, помялся. Наконец, не выдержал.
— Ты чего так долго? Зайцев своих в речке ловил?
Сакс усмехнулся, пожал плечами.
— Не слышал, чтоб фейри на дудочке играли?
— А как же, играют, — охотно подтвердил приятель. — Сам не видел — дед рассказывал. Чего, опять тебе фейри из Хрустального города являлась?
— Нет. — Сакс так и не обернулся. — Не являлась. Просто послушать бы. Любопытно.
Под оффтопом много имхи, ниже — тоже. Надеюсь, что-нибудь вам да пригодится
Итак. С языком все в порядке — разок вычитать и будет гут. Вот с обоснуем, порядком и построением сцен — хуже. И гг еще. Нет он не никакой. Он просто не гг. Яркость мысли? Выдающаяся черта характера? Потрясающие цели (да хоть какие-нибудь цели у него есть?)? Интересная история? Тайна? Перспектива захватывающего будущего? (Положим, это дальше появится. А что у нас есть сейчас, в сухом остатке?) Вы либо это как-то переделайте, либо дайте еще один пролог, и обозначьте там что-нибудь из вышеперечисленного. И еще момент. Если начинаете с экшена, стройте сцены таким образом, что бы в них характер ГГ раскрывался наиболее полно(и, повторяюсь: сделайте характер запоминающимся). Из эпизода с ноблями, я понял, что ГГ, а) ненавидит ноблей, и для него это норма, что придает ненависти скучноватый оттенок б) не особо-то их боится, и я не понимаю почему в) у него нету цели, а для гг это смерть.
А! Вот еще, совет по композиции. Стройте главы по сериальному принципу, что бы кончалось на самом интересном. Ну как например с Лилей — сначала мистика, а потом неожиданный звонок. И во мне просыпается интерес: что за звонок, откуда лицо юноши, связано ли как-то гадание со звонком? Действие замирает на грани, и я трясусь, гадая: что же предпримет гг, куда повернет свою судьбу, что ждет его впереди?
Ну как-то так. Если еще что-нибудь стрельнет, добавлю )
Так сразу о фейрях поболтать не вышло, старшие велели Томасу править, Саксу приглядывать за лошадьми, а сами устроились на телеге спать. Потом старшие разговаривали о законном короле, Асгейре-Солнце и повстанцах, благо, поблизости никого не было, чтоб доложить мудрым о неподобающих речах. По словам отцов получалось, что по осени пора будет обоим парням уходить в леса, пока рыбники их не забрали. Да и самим отцам — тоже. Тяжело бросать родной дом, но когда дом пуст — он не дом.
Слушая эти разговоры, — не в первый раз, и не во второй, — Сакс хмурился, вспоминал братьев и прикидывал, куда бы пристроить летних жеребят. Если продать вместе с кобылами, нобли заподозрят неладное. В лес тоже не увести, сгинут. Разве что подарить кому. А огород? А сад? Бедная мама, ей оставить вишни с яблонями — что детей.
Томас тоже хмурился. Небось, думал о кузне. Повстанцам-то кузнец пригодится, но горн с собой не унесешь.
— Эй, будешь много думать, мхом обрастешь! — Сакс толкнул приятеля в бок.
Томас тряхнул головой, что твоя лошадь от овода, потянулся было вернуть тычок, но вовремя вспомнил, что держит поводья. Хмыкнул: мол, поменяемся — все припомню. И предложил:
— А ты расскажи что. Скучно ж.
— Это ты у нас мастер хрустальные сказки рассказывать, я-то что, я-то больше по зайцам. — Сакс пожал плечами и понизил голос. — Помнишь, ты про фейри говорил? Ну, с которой плясал?
— А то! — Томас оживился, глаза замаслились. — Хороша, так бы вот прям и… А чего?
— Да любопытно. Где видел-то?
— У Девьего озера. С той стороны, где холмы. — Томас прищелкнул языком. — Платье у ней зеленое было, и косы такие… ух!
— А вот… Я тоже видел.
— Иди ты!
— Сам иди! — Сакс фыркнул. — Точно говорю. Тонкая, беленькая, что фарфоровая кукла, купалась в озере. Нагишом. Такая вся… так бы и…
— Прям плавала? А ты чего?
— А ничего. — Вздохнул, пожал плечами. — Сорочку надо было хватать, а на том берегу ж… Ты эту свою видел потом?
— А то! К ним в новолуние надо. Они из холмов выходят — поплясать, значит. И чего, так ты ее и упустил? Вот раззява! — Томас хохотнул.
— Ничего не раззява. Что тебе, фейри — мельникова сестра? Она такая… да что ты понимаешь!
Фыркнув, Сакс спрыгнул с телеги, догнал Тянучку и похлопал по холке. Зря он Томасу сказал. Все равно не верит.
— Эй, — окликнул Томас. — Ты того, не обижайся! Чего пешком-то пылить? Ты скажи, что дальше-то было!
— Убежала она, — буркнул Сакс, не то Томасу, не то кобыле. — Посмеялась, рукой помахала, и в лес. А платье у ней было синее.
Тянучка повела на хозяина глазом и сочувственно всхрапнула. А может, реку почуяла. За поворотом показался мост, а на мосту — стражники. Один тощий и узкоплечий, с бритой рябой рожей — похоже, луайонец. Трое — крепкие, что твои медведи, бородатые, явно свои, тейронцы. Все четверо с мечами и пиками, в коротких желтых плащах поверх кожаных курток с железными полосами и в круглых шлемах.
— Сакс, — тихо окликнул его отец. — Рот закрой и к коням.
Пока отец торговался со стражниками, — те норовили содрать с каждого коня не по медяку, а по два, — и пока(союз «а») стражники ворошили товар, Сакс держался позади, под руку не лез и молчал. Томас тоже молчал. И когда один из стражников сунул за пояс лучший нож из тех, что кузнец вез на продажу, никто слова не сказал. Лишь кланялись — своим, как чужакам.
Так же молча остановились на привал, принялись разжигать костер. Сакс взял ведра, пошел к реке — надо бы и похлебки сварить, и Тянучку напоить. И лишь у самой реки позволил себе выругаться. Тихо, но от души. Подумалось, среди тех стражников могли бы быть его братья, Марк с Грэмом. Ведь могли, а? Нобле сказал — они пойдут служить королю Бероуку, а не в Зеленый легион, не всегда же нобли врут…
Справа, в тростнике, зашуршало. Сакс обернулся, схватившись за нож.
— Не ругайся, — укоризненно сказали из тростника. Голос был красивый, звонкий и чистый, но говорила девица непривычно, не как оквудские. — Плохо, когда ругаются. Коробит.
Сакс опешил. Хотел ответить что-нибудь насмешливое, но все слова куда-то делись.
Тростник зашевелился, и оттуда показалась сначала рука — тонкая, совсем без мозолей, такие только у нобилек бывают. А потом — она. Фейри. Платье все то же, синее, и глаза синие, как нарисованные, а волосы рассыпались по плечам: светлые, как беленый лен, и камышинки в прядях застряли. Захотелось потрогать — мягкие?
Фейри склонила голову набок и улыбнулась.
— Я тебя видела. У озера.
Он тоже ее видел. В озере… Жар залил по самые уши, снова закололо ладони.
Сакс буркнул что-то невразумительное, опустил глаза — как раз, чтобы увидеть выглядывающие из-под мокрого подола ножки. Грязные, в тине. С поджатыми, как от холода, пальчиками.
Фейри хихикнула. По-девчоночьи. Шагнула ближе.
— Ты можешь сделать дудочку?
— Дудочку? Ага, — обрадовался он: дело понятное, правильное, не то что у озера. Тут же вытащил нож и принялся высматривать подходящий тростник. — А зачем тебе дудочка?
— Играть буду, — объяснила фейри и снова хихикнула.
Над ним, верно, смеется. И то — нашел, что спросить! Что с дудочкой делать, как не играть? А на деле хотел знать — зачем ей тростниковая, когда у фейри дудочки должны быть золотые.
С дудочкой он управился быстро. Мог бы и еще быстрее, но она все вертелась вокруг, рассматривала, словно он — диковина какая. Даже за косу дернула, и ойкнула, когда у него соскользнул нож. Чуть палец не отрезал.
Протянул ей дудочку, а когда брала — руку поймал, всего на миг, уж очень было любопытно, какая она? Оказалась прохладная и мягкая, как шкурка у новорожденных жеребят. А фейри и не подумала отнимать ладошку. Только показала на ведра и задрала голову, чтоб не в шею ему смотреть, а в глаза.
— Не решат, что ты утонул?
Сакс помотал головой. Он — и утонул? Смешно. Потянул ее к себе, другой рукой погладил по волосам. Тоже мягкие. И сама она такая… земляничная фейри. Только красных башмачков не хватает.
— Ты это… почему босиком, а?
— Были у меня башмаки, — пожаловалась и губки надула. — Красные, с пряжками. Оставила у порога, а их украл кто-то. Холодно теперь.
И на цыпочки поднялась. А Сакс сглотнул, шагнул к ней — согреть, верно, холодно же. Или на руки взять, чтоб ножки не наколола. Или… просто обхватить ладонью спину и попробовать, она только пахнет земляникой, или на вкус тоже — земляника?..
Но Фейри отпрыгнула. Прижала пальчики к губам, а потом этой рукой ему помахала. И скрылась в тростнике. Тростник пошуршал и стих. А Сакс, толком не понимая, приснилось ему, или в самом деле чуть не поцеловал фейри, подобрал ведра, зачерпнул воды и пошел обратно.
Костер уже горел, попутчики жевали сухомятку и судачили о болезни короля Бероука. О королевской немочи уже два года весь Тейрон судачил(повтор): мудрые говорили, его колдуны прокляли, а народ шептался — мол, колдовское вино король пил, пил, да и занемог. Потому как честному тейронцу подобает пить честный тейронский эль, а не луайонскую отраву!
Отец, глянув на нерадивого сына, лишь покачал головой и протянул ему четверть хлеба с куском сыра. Объясняться Сакс не стал, чего уж там. Да и что тут скажешь? Встретил на реке фейри и сделал ей дудочку? Отец велит не сказывать хрустальных сказок и будет прав. Фейри вот уже двадцать лет не показываются около городов, боятся асгейровых слуг.
Молча забрал у отца еду и, жуя на ходу, принялся поить Тянучку. Хлебом тоже поделился, нельзя ж отказать малышке — она и фыркает, и тычется мягкими губами. Так бы всю четвертушку и съела.
— Хватит с тебя. — Сакс похлопал ее по морде. — Пей, девочка.
Лошадка укоризненно вздохнула, припала к воде. Осталось следить, чтоб не обпилась.
Подошел Томас. Постоял, помялся. Наконец, не выдержал.
— Ты чего так долго? Зайцев своих в речке ловил?
Сакс усмехнулся, пожал плечами.
— Не слышал, чтоб фейри на дудочке играли?
— А как же, играют, — охотно подтвердил приятель. — Сам не видел — дед рассказывал. Чего, опять тебе фейри из Хрустального города являлась?
— Нет. — Сакс так и не обернулся. — Не являлась. Просто послушать бы. Любопытно.